Текст книги "Люби меня в темноте (ЛП)"

Автор книги: Миа Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Что? Валентина не прибежала к тебе по первому свисту? – Она негромко смеется, пропустив новость о нашей бабке мимо ушей. – Ну и ну. Неужели мой старший братец утратил свой мужской шарм?

Одним молниеносным движением я сажусь на нее сверху и сжимаю ее пышные груди, щипаю за уже напрягшиеся соски, наказывая своей лаской и вырывая из ее тела стоны. Я опускаю голову и засасываю ее шею за ухом, наслаждаясь вкусом ее кожи и пота.

– Мне даже не нужно засовывать в тебя пальцы, чтобы узнать, мокрая ты или нет. – Я кусаю ее за губу, заставляя вскрикнуть от боли. – От тебя пахнет течкой.

– Ублюдок. – Она трется промежностью о мой член. Она до предела возбуждена и полностью в моей власти. Все, как я люблю. – Что ты хочешь, чтобы я сделала? – Тяжело дыша, она сглатывает.

– Чтобы ты полетела в Париж и вернула ее. Скажи, что я пропадаю. Заставь ее в это поверить.

– Каким образом?

– Не знаю. Придумай. Уверен, твоя хорошенькая головка на это способна.

– А сам почему не поедешь?

– Потому что она не хочет меня видеть. А еще предполагается, что я, как она и просила, даю ей пространство и время подумать.

Гвинет хмыкает.

– Ты совсем не понимаешь женскую душу, да?

– Что ты имеешь в виду?

Она вздыхает.

– Глупыш, ты должен поехать к ней сам. И показать, что страдаешь. Ты же знаешь, она никогда не могла перед тобой устоять. Ты ее криптонит. Включи обаяние, сделай красивый, трогательный жест, и она поверит тебе. – Гвинет улыбается, ее глаза насмехаются надо мной. – Плюс, если она до сих пор не вернулась, то, возможно, у нее появился другой…

– Это невозможно. – Я слезаю с нее и с кровати, мои руки уже скучают по теплу ее плоти. – Но я тебя понял, – говорю, направляясь к двери.

– Уже уходишь? – слышится за спиной ее окрашенный легким разочарованием голос.

Я закрываю дверь на замок, чтобы нам точно не помешали. Потом разворачиваюсь и оглядываю ее с улыбкой, играющей на губах. Между нами растекается молчаливое понимание, доказательство уз, которые нельзя ни объяснить, ни обосновать.

– Что ты делаешь? – садясь, спрашивает Гвинет и откидывается на изголовье. Шелк простыни, струясь, как вода, скользит вниз. Мой член напрягается при виде ее идеальных грудей – больших и тяжелых, совсем не таких, как у моей плоскодонки-жены.

– Пожалуй, я все же составлю тебе компанию. Ненадолго. – Сокращая расстояние между нами, я начинаю неспешно развязывать галстук. По моим венам толчками разносится похоть.

– О. – Гвинет улыбается – плотоядно, как кошка, готовая позавтракать бедной, ничего не подозревающей канарейкой. Откинув простыню, она без стыда раздвигает передо мной ноги. – Значит, решил все-таки присоединиться ко мне?

Оказавшись, наконец, рядом с ней, я наклоняюсь, накручиваю ее волосы на кулак, оттягиваю назад ее голову и заставляю посмотреть на себя. Питая своего внутреннего больного ублюдка, я впитываю ее страх, ее похоть, а потом впиваюсь в губы своей сводной сестры. Это грязный, жестокий, карающий поцелуй. В точности, как мы любим.

Когда поцелуй заканчивается, Гвинет шепчет мне в губы:

– Никто не целует меня так, как ты.

– Поправка. – Я медленно расстегиваю ремень, глядя на ее припухшие губы и раскрасневшееся лицо. – Никто не трахает тебя так, как я, дорогая сестрица.

 

Глава 21. Валентина

Я не видела Себастьена два дня. Но не провела ни минуты без него в моих мыслях. Ни минуты не тоскуя о нем. Каждый атом моего тела умоляет пойти к нему, но я даю ему необходимое время, пока решаю, каким будет мой следующий шаг.

После того, как той ночью он ушел от меня, я легла в свою пустую кровать и поняла, что идиллия кончилась. Пришло время очнуться и, как бы ни было тяжело, навести в своей жизни порядок. Я поступала нечестно и с Уильямом, и с Себастьеном. Они оба заслуживали лучшего отношения от меня. Но сомнения всегда следовали за мной по пятам. Всегда маячили за плечом. Шептали мне в уши. Заставляли переосмысливать каждый мой выбор, окрашивали мое будущее в цвета неуверенности и страха. Я ненавидела их голоса. Мне хотелось зажать уши руками, отгородиться от шума. Но ничего не работало. Я все равно слышала их. Ясно и четко.

Смогу ли я отбросить все это ради нескольких упоительных месяцев с Себастьеном? Нет. Я сойду с ума от бесконечных «что, если».

Я слышу стук в дверь. Открываю ее, вижу перед собой Себастьена, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы остаться на месте и не упасть ему в ноги, не взмолиться, чтобы он взял меня. До того, как в мой мир вошел Себастьен, я думала, что взлетов в моей жизни больше не будет. Но потом мне на мгновение показали жизнь, где счастье не было когда-то знакомым, но давно забытым переживанием. Оно было реальным. Ощутимым. Оно выглядело, как он. Пахло его опьяняющим одеколоном. Звучало, как его смех. Осязалось, как сила его объятий. Он показал мне, что значит быть до нелепости, безумно счастливой. Однако, пока я всматриваюсь в его до боли красивое лицо, меня разъедает страх, что все это пропадет.

И в этот момент я узнаю ответ на все свои вопросы.

Он, не говоря ни слова заходит. Я ощущаю свой пульс, слышу, как он бьется в груди. Закрыв дверь, я поворачиваюсь к нему, надеясь увидеть в его глазах тот же ответ.

– Привет.

Мы сталкиваемся. Разбиваемся друг о друга. Его твердое тело вминается в мою мягкую плоть. Кончики моих сосков покалывает от желания. Внутри все пульсирует. Он обвивает одной рукой мою талию, а ладонью второй обхватывает шею, притягивая меня ближе к себе.

– Я хочу быть нужным тебе так же, как ты нужна мне. Овладеть тобой, как ты овладела моими мыслями. Заполнить тебя без пощады и без стыда. Забыться в твоем теле и не возвращаться назад, – шепчет он сипло, а потом сминает меня в таких крепких объятьях, что из моих легких выходит весь воздух. Его поцелуй – отчаянный, жадный – заглушает все голоса. А потом, поскольку терять нам теперь нечего, мы прыгаем в бездну и падаем.

Какая прекрасная смерть.

Себастьен прерывает поцелуй первым.

– Прости меня за тот вечер. – Он наклоняется, прижимаясь лбом к моему лбу, берет меня в плен своих глаз. – Я потерял голову. Я думал, что… потерял тебя.

Я хватаюсь дрожащими пальцами за его футболку и внезапно чувствую, что сейчас расплачусь от счастья. Я больше не могу себе лгать. Знаю, все происходит стремительно быстро, но любовь не признает правил. Не признает ни времени, ни логики, ни границ. Любовь узнает недостающий кусочек мозаики, как только видит его. Как я вижу сейчас.

– По ночам, когда я совсем одна, я вспоминаю тебя, Себастьен. Вспоминаю начало. Середину. Момент, когда я поняла. Тебе не нужно просить меня выбрать, потому что я выбираю тебя. – Встав на носочки, я покрываю его лицо лихорадочными поцелуями, и сквозь него проносится дрожь. А может быть, сквозь меня. – Я выбираю тебя.

– Ты спросил тогда, чувствую я или нет. – Я беру его руку и кладу ее на свое сердце. – Почувствуй, как бьется мое. Для тебя. Снова и снова. Сегодня и завтра. Всегда.

– Боже мой, Валентина. Иди сюда, – прибавляет он, а после целует меня – страстно, иррационально и безрассудно.

Когда мы прерываемся, чтобы вздохнуть, я обхватываю его за талию и, запрокинув голову, смотрю, как он возвышается надо мной. Улыбаюсь.

На его губах тоже появляется мягкая улыбка.

– Что?

– Мне так нравится целоваться с тобой.

– Хорошо. – Он усмехается. – Потому что я планирую целовать тебя очень долго.

Протрезвев, я прижимаюсь щекой к мягкому хлопку его футболки.

– Я позвоню Уильяму сегодня же вечером, когда вернусь от господина Лемера.

– Ты точно этого хочешь? – Себастьен целует меня в макушку.

– Просто… – Я закусываю губу. Тщательно взвешиваю ответ, но решаю быть честной. Довольно с меня недомолвок и лжи. Я хочу, чтобы все было открыто. Секунду я жду заслуженного чувства вины, но оно не приходит. – Просто я не могу больше лгать. Знаю, было бы правильнее закончить отношения с Уильямом лицом к лицу. Приехать и поговорить с ним, но пока сгодится и так.

– Хочешь, я отвезу тебя в Штаты?

Покачав головой, я мягко улыбаюсь ему.

– Спасибо, но я должна сделать это одна.

– Понимаю. – Он проводит ладонями по моей спине. Его тепло дарит мне силу. – Все будет хорошо. Вот увидишь.

– Обещаешь?

– Конечно, моя милая совушка.

 

Глава 22. Валентина

Вечером после работы я поднимаюсь на лифте к себе с головой, полной мыслей о скором свидании с Себастьеном. Мои руки машинально взлетают к губам, и я улыбаюсь. Мои чувства еще пропитаны теплом его ласк, его поцелуев, я порабощена воспоминаниями о них.

Выходя из лифта, я еще улыбаюсь, но застываю на месте, увидев, что на полу у моей двери сидит человек. Его плечи побежденно поникли, светлые волосы, обычно гладко причесанные, в беспорядке. Меня словно окатывает холодной водой.

Он поднимает лицо. Его взгляд полон боли.

– Здравствуй, Валентина, – печально произносит мой муж и встает. – Мы можем поговорить?

 

Глава 23. Валентина

Кивнув, я открываю дверь. Смотрю, как Уильям заходит в квартиру, и внезапно мне начинает казаться, что глаза обманывают меня. Ведь, хоть я и знаю, что передо мной – муж, он совершенно не похож на себя. Он кажется каким-то поникшим, пустым. Его обычное сияние исчезло и сменилось печалью.

– Что ты здесь делаешь? – Я закрываю глаза. Пол под ногами начинает шататься. – В смысле, зачем ты приехал в Париж?

– Чтобы увидеть тебя. Я соскучился по тебе. – Глядя вниз, он засовывает ладони в карманы джинсов. – Как ты?

– Нормально… а ты? – спрашиваю нерешительно.

– Я не знаю… – Он отрывает взгляд от пола и смотрит мне в глаза. – Без тебя все не так.

Я резко вдыхаю. Его слова будто пули.

– Уильям, я не знаю, чего ты ждешь от меня. – Внезапно комната вокруг начинает кружиться, и, чтобы устоять на ногах, я хватаюсь за столик. – Говоря откровенно, я даже не знаю, как воспринимать твое появление, учитывая, как долго ты не звонил и не писал.

– Тут виноват не я один, Валентина. Ты тоже перестала звонить.

Его обвинение как удар по лицу. Обжигает и ранит. И оставляет след на расползающейся по щекам горячей краске стыда.

– Прости, дорогая. Не стоило так говорить.

– Нет, я это заслужила. – Я скрещиваю руки, чтобы они перестали дрожать. Задеваю взглядом обручальное кольцо и вспоминаю принесенные Уильяму клятвы. Клятвы, которые, оказавшись здесь, столько раз нарушала. Присутствие Уильяма как молоток, который бьет меня снова и снова. Я пристыженно опускаю лицо и смотрю в пол.

– Присядешь?

Он молча отказывается.

Чтобы как-то отвлечься, я ухожу на кухню и наливаю себе бокал вина.

– Выпьешь?

– Нет, спасибо.

Он тоже заходит на кухню, и от его близости мой пульс начинает зашкаливать. Остановившись рядом со мной, он обнимает меня и крепко прижимает к себе.

– Прошу, не надо. – Не в силах посмотреть на него, я пробую оттолкнуть его от себя. Все внутри разрывается на куски. Он мой муж, говорю себе. Его объятья должны быть приятны. Но нет. Уже нет.

– Позволь подержать тебя хоть чуть-чуть, – просит он, голос охрип от эмоций. – Дорогая, прости меня. – Положив кончик пальца под мой подбородок, он вынуждает меня посмотреть на него. В его глазах – бесконечная печаль и мольба.

– Уильям… – Расскажи ему о Себастьене. Скажи, что все кончено. – Нам надо…

– Пожалуйста, возвращайся домой.

– Уильям, я не знаю, смогу ли. Произошло столько всего.

– Я знаю, но твоя жизнь – в Гринвиче. Рядом со мной. Ты нужна мне. Разве не видишь? Я существую только благодаря тебе… – Он поглаживает мою щеку костяшками пальцев. – До встречи с тобой я считал себя потерянным человеком.

– Я не верил в любовь. Не доверял людям. Я был островом – островом, до которого никто не мог добраться. Но однажды все изменилось. Я научился доверять и верить в любовь, и случилось это благодаря тебе. Я люблю тебя, Вэл... – Его руки с какой-то обреченной беспомощностью падают вниз. – И не знаю, что станет со мной без тебя. Наверное, отец был прав на мой счет…

– Не понимаю. При чем здесь твой отец? – Каждый раз, когда я спрашивала о его детстве, вспоминая свое, я словно упиралась в глухую стену. Он либо менял тему, либо заставлял забыть о ней с помощью поцелуев. В конце концов я научилась уважать его нежелание обсуждать прошлое, надеясь, что однажды он доверится мне и поделится этой частью себя.

– Я знаю, что никогда о нем не рассказывал. – Уильям делает паузу, чтобы тщательно взвесить следующие слова. – Тому есть причина. – Он криво усмехается. – Он, скажем так, вряд ли смог бы когда-либо претендовать на приз отца года.

Я непонимающе хмурюсь. В душе возникает какое-то зловещее чувство.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты видела шрам у меня на спине?

Я киваю, подготавливая себя к тому, что он скажет.

– Помнишь, как я объяснил его?

– Ты сказал, что ваша немецкая овчарка сорвалась с поводка и укусила тебя. Вырвала кусок кожи. Началось заражение, и ты долго лежал в больнице.

– Макс сорвался с поводка не случайно, – произносит он тихо с лишенным эмоций лицом. – Я пытался защищать мать и Гвинет, но это лишь распаляло его. Он избивал нас все сильнее, все чаще. Когда он умер, я был на седьмом небе от счастья. Я ненавидел его.

От боли за них струны моего сердца скручиваются и переплетаются так, что больше их не распутать.

– Я тонул в ненависти. Она отравляла мне кровь. Он часто повторял, что я не стою любви, и я верил ему. Я носил его слова и ненависть как броню. До тех пор, пока не встретил тебя.

– О, Уильям. – Я обнимаю его и притягиваю к себе. Мое сердце разрывается от жалости к нему и тому мальчику, которым он был.

– Вэл, ты нужна мне. Ты – тот клей, который не дает мне развалиться на части. – Он тоже обнимает меня, весь дрожа от отчаяния. – Я не мог ни думать, ни есть, ни спать. Я наказывал себя за то, что уничтожил наш брак – единственное хорошее, что есть в моей жизни.

Быть может, я ошибалась. В своей истории я изобразила злодеем его, но, возможно, все это время злодейкой была я сама.

И в этот момент на меня обрушивается чувство вины. Оно поглощает меня целиком, я тону в нем… Боже. Что я наделала? Я больше года держала измену Уильяма, как пистолет, прижатый его к виску. И чем занималась в это время сама? Теряла голову из-за другого мужчины.

– Каким же гребаным идиотом я был. Надо было сразу все отменить и поехать в Париж. Скажи, я опоздал? Ты столько раз давала мне второй шанс, а я не ценил этого. Но клянусь, если ты примешь меня, этого никогда больше не повторится. – Он целует мой лоб. – Я не могу потерять тебя… не могу, – бормочет он с жаром. – Дорогая, умоляю, прости.

С каждым прерывистым словом, слетающим с его губ, между мной и Себастьеном все шире растягивается бездонная пропасть. По мере того, как меня обступает реальность, он уплывает все дальше и дальше.

Пока мой взгляд мечется по дорогому лицу мужа, меня со всех сторон начинают обступать воспоминания о всех проведенных вместе годах. Перед глазами мелькает наша прежняя жизнь. Двенадцать лет… Неужели я правда думала, что могу вот так просто уйти от него?

– Знаешь, что такое настоящие чудеса света? – спросила я Уильяма, садясь на него верхом. Он обхватил своими большими ладонями мою голую задницу и прижал к своей эрекции.

– Да. – Он потерся носом о мою шею. – Одно из них – трахать мою жену.

Его поцелуи, щекоча меня, поднялись выше. Воспламеняя, заставляя стонать.

– Будь серьезен.

Рассмеявшись, Уильям поднял лицо и нашел взглядом мой. Прошло несколько секунд тишины. Он стал задумчивым, посерьезнел. Легкая, дразнящая улыбка сошла с его губ.

– Мне плевать на здания и статуи. Это всего лишь материальные вещи. Вэл, мое настоящее чудо света – ты. Просыпаться рядом с тобой, заниматься любовью… – Он прижался щекой к моей щеке. – Всем хорошим и достойным в себе я обязан тебе.

Бомба воспоминаний попадает мне прямо в грудь. Взрывается, и струящийся в моих венах стыд выплескивается наружу.

– Но по-старому больше нельзя. Наши отношения должны измениться, Уильям.

– Дорогая, я знаю. Все изменится, вот увидишь. – Он осыпает мое лицо поцелуями. – Без тебя я ничто, слышишь меня? Просто ничто. Вэл, я так сильно люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – отвечаю, но эти слова обжигают язык, как кислота. Он наклоняется, ищет губами мой рот, но я не могу. Отворачиваюсь, и его поцелуй приходится в щеку.

– Отныне все будет хорошо, – произносит он. – Я докажу тебе это.

Его слова, вместо того чтобы стать для моего сердца бальзамом, окружают меня как стены тюрьмы.

– Давай улетим из Парижа.

– Что? – Я моргаю, словно очнувшись от сна. – Прямо сейчас?

– Да. Нас ничего здесь не держит. Вэл, давай вернемся домой, – умоляет он мягко.

Держит! Держит – меня!

Я киваю, все внутри скручено в узел. Неожиданно меня начинает мутить.

– Хорошо.

– Я прилетел на джете. Уверен, он может быть готов к вылету через час. Или тебе нужно больше времени?

Я онемело качаю головой.

– Столько достаточно.

– Ты еще пользуешься услугами того водителя?

– Пьера? Да. Ты хочешь, чтобы я его вызвала?

– Не надо. Дай мне его номер, и я договорюсь обо всем сам.

– Хорошо.

В спальне я беспорядочно швыряю в чемодан одежду, сумки и туфли и собираюсь за считанные минуты. Готовясь закрыть за собой дверь, я замечаю на тумбочке деревянную фигурку совы. Из слабости поддаюсь искушению и позволяю себе подумать о человеке, который вечером будет ждать меня у себя.

Мне становится больно. Так больно.

Хочется плакать, но слезы не появляются. Я не заслуживаю их. Вот они – последствия моих действий. Во всей их ужасной красе. Беспощадная карма наконец-то настигла меня, и ее наказание будет суровым. Но я знала, что от расплаты не убежать.

Больше не в силах смотреть на сову, я закрываю дверь. Ее щелчок за спиной звучит неумолимо, словно доказывая – это конец. Я делаю несколько шагов к гостиной, где ждут Уильям и Пьер, но на полпути передумываю. Я не могу. Не могу. Не могу. Развернувшись, я возвращаюсь за деревянной фигуркой – единственной вещью, оставшейся от прекрасного сна, который теперь стал всего лишь воспоминанием.

Выходя с подарком Себастьена в чемодане, я прихожу к осознанию того, что вытолкнуть его из души будет все равно, что попросить солнце погаснуть. Это невозможно. Он проник мне под кожу, въелся до самого мозга костей, и, если меня сейчас вскрыть, то внутри вы увидели бы переплетенные части меня, Себастьена и Уильяма. Но я могу сделать ради своего мужа одну вещь: никогда не оглядываться и выбросить Себастьена из головы. Мое сердце кричит, что эта задача невыполнима, душа плачет… Но я остаюсь глуха.

Я сделаю это ради Уильяма.

– Готова? – спрашивает он, поднимаясь с дивана.

Опустошенная, я молча киваю. Мы идем к выходу. Пьер открывает нам дверь, мы выходим. Я слышу, как сзади защелкивается замок, и этот звук – словно выстрел мне в спину. Я делаю шаг.

Второй.

Третий.

– Подожди. Нет. Я не могу.

Уильям оглядывается. На его лице замешательство.

– Прости, что?

– Мне надо… – Я разворачиваюсь. – Я должна попрощаться.

Он хмурится.

– С кем?

Я трясу головой. И без объяснения ухожу. Отчаяние подгоняет меня, заставляет перепрыгивать через ступеньки, и наконец я оказываюсь на его этаже. Я даже не знаю, что собираюсь сказать. Но знаю, что должна увидеть его еще один раз. И может, попробовать объяснить…

Я поднимаю руку и стучу, стучу… Но ответа нет.

Ну же, Себастьен. Открой чертову дверь.

Я снова стучу и жму на кнопку звонка. Давай же. Еще. Давай же. Еще. Ничего.

Медленно-медленно свет начинает тускнеть, пока не остается ничего, кроме тьмы. Забавно, что сердце, разбившись на миллионы осколков, все равно продолжает биться в груди.

Я жду минуту, другую, еще. Но Себастьен не подходит к двери, и его не привозит волшебное звяканье лифта.

Перед глазами все расплывается. По щекам начинают течь слезы, а из груди вырывается всхлип. Я кладу на прохладное дерево двери ладонь и прижимаюсь к ней лбом.

– Быть может, в следующей жизни мы встретимся снова и сможем быть вместе. Но что бы ни случилось, ты навсегда останешься моим единственным идеальным воспоминанием, моей единственной идеальной мечтой. Я люблю тебя, прекрасный мой человек.

Я беру полминуты на то, чтобы взять себя в руки, и, вытерев слезы, спускаюсь обратно.

Заметив меня, Уильям прячет телефон в задний карман и откашливается.

– Все хорошо?

– Извини. – Скользнув взглядом по Пьеру, я замечаю в его глазах понимание и печаль и чуть было не теряю остатки самоконтроля. – В соседней квартире очень мне помогли. Вот я и подумала, что должна… – я делаю вдох, – попрощаться.

– С кем? – Он хмурит брови. – Может, мне тоже поблагодарить его?

– Нет, все нормально. Это не он, а она. Та женщина, о которой я тебе говорила. Которая приглашала меня на вечеринку, – лгу я с ощущением, что меня вот-вот вырвет.

Уильям, похоже, поверил мне на слово, и я с облегчением выдыхаю.

– Когда мы вернемся домой, я попрошу своего ассистента прислать ей цветы. – Он берет меня за руку, и мы начинаем уходить от квартиры к лифту.

***

Глядя в окошко на расплывающиеся пятна машин, я вспоминаю о подаренной Себастьеном картине. Отчаяние вызывает желание вернуться за ней, но уже слишком поздно. И тогда я наклоняюсь вперед и спрашиваю у Пьера, не сможет ли он зайти завтра в квартиру, забрать оттуда картину и отослать ее в Гринвич.

– Конечно.

– Огромное спасибо, – говорю я, ощутив взрыв благодарности к Пьеру. – О цене не волнуйтесь. Я переведу, сколько понадобится, на ваш счет.

Он кивает и останавливается на красном сигнале светофора.

Тут я вспоминаю о господине Лемере, и меня окатывает новой волной чувства вины.

Я бросаю взгляд на сидящего слева Уильяма. Он разговаривает по телефону с пилотом, обсуждает детали нашего перелета.

– Пьер, я хочу попросить вас об еще одном одолжении, – тихо говорю я, подавшись вперед.

– Oui, madame.

– Можете заехать к господину Лемеру, извиниться перед ним за меня и объяснить, что мне пришлось уехать домой?

Пьер кивает, и я даю ему адрес цветочного магазина.

– Вы не вернетесь в Париж? – спрашивает он. Наши глаза встречаются в зеркале заднего вида.

Оцепенение. Немота. Пустота.

– Нет, Пьер, – качаю я головой. – Думаю, не вернусь.

 

Глава 24

Когда шасси самолета касаются взлетно-посадочной полосы аэропорта Уэстчестера, солнце уже два часа как взошло. Я откидываюсь в кожаном кресле и закрываю глаза, эмоционально опустошенная, словно вернулась с войны. Но пришел новый день – и новый шанс начать все сначала. Поэтому я беру себя в руки и запираю всю боль, все обиды, Себастьена, Париж в самом дальнем и глубоком уголке своего разума.

Пока джет ведут к терминалу, я концентрируюсь на мокром асфальте, который покрывают радужные пятна бензина. Наконец самолет останавливается, и жизнерадостный голос пилота, объявляющий о том, что мы прибыли, выводит меня из транса.

Уильям целует меня в лоб.

– Дорогая, вот мы и дома.

Я киваю и, проглотив комок в горле, заставляю себя посмотреть на него.

– Да.

За мое отсутствие наш дом остался нетронутым. Меня встречают те же картины на стенах. Те же большие колонны по краям ведущего к лестнице холла. Знакомые запахи дерева и лимона. Все точно, как раньше, и в то же время совершенно не так.

Пока Уильям помогает мне снять пальто, я обвожу взглядом холл. Кажется, будто в последний раз я была здесь целую вечность назад. Когда его пальцы задевают мою шею, по моей спине бежит дрожь. Я сглатываю и на секунду закрываю глаза.

Вдали от Парижа стало труднее не обращать внимание на реальность. Теперь каждый наш жест, каждая фраза – нерешительны. Тщательно взвешены. Осторожны. Вспомни все, что нас связывает. Мы ведь любили друг друга. И продолжаем любить. Ты причинил мне боль. Я тебе тоже. Прости меня. Ты тоже прости. Не отрекайся от нас.

– Вэл… – шепчет он и, остановившись у меня за спиной, бережно обхватывает пальцами мои плечи.

Жар его рук проникает под кожу, и я делаю прерывистый вдох. Где-то внутри меня, глубоко-глубоко, есть дом, построенный на наших с ним жизнях. Со стенами, сделанными из наших воспоминаний, из надежд и любви, из боли, красоты и страданий. Я слышу, как Уильям стучит в его закрытые двери, умоляя впустить его внутрь.

Я колеблюсь, и Уильям чувствует это.

Он мягко разворачивает меня. Я всматриваюсь в его лицо. Он Уильям, мой муж. Но мое вероломное сердце продолжает молчать.

Отпустив меня, он нежно берет мои щеки в ладони. Я накрываю его руки своими.

– Во время разлуки… – Уильям наклоняется и целует мои брови, скулы, мой рот. С каждым его прикосновением дверь сотрясается, фундамент дрожит. – Я думал, что потерял тебя навсегда. Я потерял способность дышать. Моя жизнь… – Его голос надламывается, ласки становятся более отчаянными, более собственническими. – Без тебя в ней нет смысла.

И тогда я задаю тот вопрос, который обещала себе не задавать, потому что он может открыть ящик Пандоры. Но мне нужно знать. Нужно услышать ответ от него самого.

– Почему ты так долго не приезжал?

Уильям делает вдох. В его глазах на мгновение вспыхивает колебание.

– Я собирался, но ты попросила дать тебе время, и я подумал, что после всей боли, причиненной тебе, обязан как минимум проявить к твоим желаниям уважение. Не самый умный поступок с моей стороны, но я не знал, что еще сделать. – Он берет меня за руку. – Вэл, мне было дьявольски больно. Но я получил бесценный урок.

Его объятья становятся крепче. И мне, пока я смотрю на неприкрытую боль в его взгляде, хочется ударить себя, пустить себе кровь. Он страдает из-за меня. Чувство вины за то, что я сделала, превращается в крест на плечах, который тянет к земле.

– Мне потребовалось чуть не потерять тебя, чтобы осознать, как сильно я нуждаюсь в тебе. Как сильно люблю. – Он подносит мою руку к губам, целует ее. – Бывали дни, когда я приказывал себе послать твою просьбу дать время к чертям, полететь к тебе и умолять вернуться назад. Но я так боялся.

– Чего именно?

– Что ты построила жизнь без меня. Да, ты имела на то полное право, но я бы умер, если б узнал, если б увидел, что больше не нужен тебе. Что ты счастлива без меня… – Он на мгновение закрывает глаза. – День за днем я все ждал, ждал и ждал, пока однажды не понял, что должен увидеть тебя.

Я утопаю в раскаянии, потому что именно этим и занималась – строила жизнь без него. В Париже, пока я была опьянена Себастьеном и заманчивой неизвестностью, думать, что я смогу уйти от Уильяма, было проще. Болезненные воспоминания сгладились. Уныние и скука ушли. Внезапно жизнь снова стала прекрасной. Все было новым. Волнующим. Ярким. И простым, очень простым.

Но оказавшись от всего этого вдалеке, я осознаю, какой наивной была. Любовь – это лишь одна из составляющих брака. И его суть не в том, чтобы считать, кто чаще совершает ошибки, а в том, чтобы работать над ними. Брак держится на обязательствах и умении прощать – причем искренне, по-настоящему.

Будет ли глупо снова принять его? Я не знаю. Но я не могу отбросить наше общее прошлое ради прекрасной мечты. Себастьен был не просто мечтой, кричит мое сердце, но я его игнорирую и прячу свою любовь в место, куда Уильяму никогда не добраться; в место, которое принадлежит Себастьену и только ему одному; в место между раем и адом, блаженством и мукой. Я концентрируюсь на Уильяме, который привязывает меня к настоящему, к этой жизни. Несмотря на разочарование и обиды, он мой муж. Человек, которого годы назад я полюбила. Да и кто я такая, чтобы судить его? Ведь я поступила нисколько не лучше. Тетя говорила, что живущим в стеклянном доме не стоит бросаться камнями. И потому я беру свои грязные камни и прячу обратно в карман. Я сдаюсь. Открываю двери и впускаю его.

Взяв Уильяма за подбородок и заставив посмотреть на себя, я прощаюсь со своим солнцем и прекрасной мечтой.

– Теперь все это в прошлом.

– Обещаю, я все исправлю, – с жаром клянется он, после чего целует меня, и на сей раз я не отворачиваюсь. Он стирает воспоминания о поцелуях другого мужчины и заменяет их на свои. Мое сердце кричит, что это неправильно, что мне нужны другие руки, другие губы, но я игнорирую эту мольбу, эти крики и пытаюсь забыться во вкусе его рта. И когда Уильям начинает раздевать меня и ласкать мое тело, не противлюсь ему.

Он раздвигает мне ноги и, устроившись между ними, входит одним быстрым толчком, и я разрешаю ему заполнять меня снова и снова, делать своей до тех пор, пока не перестаю думать и чувствовать. Он кончает в меня, и я падаю в темноту.

Больше нет смеха. Нет музыки.

Я делаю все, чтобы от воспоминаний и боли осталось одно онемение. Но ничего не выходит.

Каждая частица моей души рвется к другому мужчине.

О, Себастьен…

 

Часть II

Глава 25. Валентина

Уже ночь, но свадебный прием едва начался.

Воздух напоен изысканным ароматом цветов, играет оркестр, певец чарующим голосом мурлычет старые хиты Тони Беннета. Пространство перед загородным клубом превращено в волшебный лес, освещенный тысячами мерцающих огоньков. Радуйся, Валентина! – говорит внутренний голос. Но я не могу заставить себя почувствовать хоть что-нибудь.

Вокруг столько людей, столько жизни, но мне одиноко как никогда. Порой я чувствую себя маленькой рыбкой, которую уносит течением в бескрайнее море. И чем больше я с ним сражаюсь, тем труднее мне плыть. Я тону, и улыбаться – это единственное, что я могу делать.

Я пью вино и смотрю, как невеста танцует со своим красивым супругом, одним из школьных товарищей Уильяма. Он наклоняется и, кружа мизинцем по ее плечу, что-то шепчет ей на ухо, а она, откинув лицо, заливается смехом. Я надеюсь, что фотограф успел запечатлеть этот прекрасный момент. Я надеюсь, что они будут счастливы еще долго…

– О, привет, – слышу я женский голос, и меня подталкивают плечом.

Я оглядываюсь и, увидев подругу, впервые за долгое время искренне улыбаюсь.

– Джиджи! Привет.

Мы целуемся в щеки и глядим друг на друга.

– Не могла пропустить свадьбу года, – прибавляет она саркастично.

Я хмыкаю.

– Как будто тебе не плевать.

Пока она смотрит на жениха и невесту, ее взгляд становится мягче.

– На самом деле я люблю свадьбы. И любила всегда. – Джиджи поводит плечом и подносит к губам бокал с белым вином. Потом снова переводит внимание на меня. – В общем, я услышала, что ты вернулась.

– Угу, – небрежно бросаю. – В Париже было приятно, но пришло время вернуться домой.

Она выгибает свою идеальную бровь.

– Ты уверена?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. – Но я понимаю. Я понимаю.

– Может быть… о, даже не знаю, – она ведет кончиком пальца по трещине на балюстраде, – одного божественного француза?

И вот она снова. Привычная боль. Которую не успокоит и не заставит забыть никакое количество алкоголя. Я прячу ее за фальшивой улыбкой, но мое сердце помнит каждый момент. И сколько бы времени ни прошло, иногда мне больно так сильно, что становится трудно дышать.