Текст книги "Люби меня в темноте (ЛП)"

Автор книги: Миа Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.

Миа Эшер

«Люби меня в темноте»

Автор: Миа Эшер

Название: Люби меня в темноте

Год: 2017

Автор перевода: Cloudberry

Перевод группы: http://vk.com/loveinbooks

Аннотация

Двое незнакомцев в Париже... Один страстный, сводящий с ума поцелуй.

Он был художником с дразнящей улыбкой и смеющимися глазами.

Он был дьяволом, приглашающим ко греху, зовущим меня танцевать в ярком свете луны.

Он был воплощенным желанием.

Когда он коснулся меня, мое тело запело, а душа ожила.

Но я принадлежала другому мужчине, и он не хотел меня отпускать.

 

Часть I

Пролог. Себастьен

Десять лет назад…

Я смотрю на дождь за окном, постукивая пальцами по подоконнику, когда чувствую, как меня со спины обнимают ее маленькие, теплые руки.

– Доброе утро, – хрипло произносит она, после чего целует меня в плечо.

Я накрываю ее руки своими, наслаждаясь ощущением ее прижатого ко мне обнаженного тела.

– Хорошо спала?

– Как сурок.

– Не знал, что сурки умеют храпеть.

Она кусает меня за плечо.

– Дурачок, – прибавляет шутливо.

Смеясь, я ловлю ее и ставлю перед собой.

– Привет. – Я целую ее в кончик носа. Ее лицо обрамляет ореол огненно-рыжих волос, подчеркивающих молочную белизну ее кожи и синеву ее глаз. Поппи Смит.

Мы познакомились два года назад, когда она «случайно» опрокинула мне на колени чашку горячего кофе. По словам Поппи, я был невежлив с ее коллегой в кафе, вот она и решила меня проучить. Забавно: сначала я вообще ее не заметил, но как только увидел ее стройную, подвижную фигурку в одежде несочетающихся цветов, ее облупленный маникюр и спокойные, но упрямые черты лица, я пропал. У меня не было ни единого шанса устоять перед Поппи и ее жаждой жизни.

– Привет.

Она отталкивается от меня и уходит обратно к постели. Пока я смотрю на ее идеальную задницу, представляя, что сделаю с ней, Поппи оглядывается и дарит мне полную обещаний улыбку – такую, которая может раньше времени свести мужчину в могилу. Я не знаю, за что мне так повезло, но спасибо тебе, Иисус. Ты мужик.

– Голоден?

Мое дыхание ускоряется, член пробуждается, и к нему толчками устремляется кровь. Воздух между нами густеет от страсти.

– Безумно.

Она ложится и раздвигает ноги. Ее пальцы начинают скользить к вратам моего чертова рая, на лице появляется завлекающая улыбка, и она бросает на меня дерзкий взгляд.

– Тогда почему ты до сих пор там стоишь? Иди сюда и позавтракай.

И еще раз – спасибо, Иисус. Я твой должник. Я в момент ложусь рядом с ней и, обняв, целую в изгиб, где ее шея переходит в плечо, в местечко, которое я считаю только своим.

Потом вспоминаю вчерашнюю новость.

– Подожди… – С чувством первобытного счастья и гордости я расправляю пальцы на ее округлившемся животе. – Здравствуй, приятель. Слышишь нас? Это твой очень похотливый отец, – шепчу я, покрывая ее лицо поцелуями. – Пора надевать беруши, малыш.

Поппи тихо смеется. Кладет мне на шею ладонь и, притянув к себе, трется бедрами о мой член – и я вспыхиваю, будто салют в небесах.

– Папочка, давайте-ка вы будете меньше говорить и больше…

Оставшиеся слова тонут в моих губах, когда я накрываю ее тело своим и заглушаю их своим ртом, своим языком, своим неистощимым желанием. Я не смогу насытиться ею, даже если мы проведем вот так, в нашей постели, целую жизнь – познавая друг друга, пока наши руки и ноги сплелись, как веревки, а на коже выступил пот. Даже если я проживу тысячу жизней, мне все равно будет мало.

Потратив остаток утра на то, чтобы удовлетворить наши тела, мы неохотно выбираемся из постели. Поппи уходит в душ, а мой взгляд останавливается на виновато сбившихся простынях. Очень хочется позвонить родителям Поппи и, придумав какую-нибудь отговорку, сказать, что мы не приедем, а потом присоединиться к моей девушке в душе. Но я останавливаю себя. Поппи скучает по ним, и ей давно пора съездить к ним в гости. Покачав головой, я вздыхаю, одеваюсь и спускаюсь по лестнице вниз. После того, как я под дождем заканчиваю паковать ее вещи в машину, мы становимся вместе на кухне и начинаем прощаться. Завтра я тоже приеду – после того, как завезу несколько картин в галерею, – и мы вместе посвятим ее родных в наши новости.

– Веди аккуратно, – говорю я, бросив взгляд за окно. На улице поднялся ветер, а дождь льет еще сильнее, чем раньше.

– До Кента недалеко. – Она обнимает меня за талию и склоняет голову мне на грудь. – Я могу доехать туда хоть с закрытыми глазами. Так что не беспокойтесь, сэр.

Я притягиваю ее ближе к себе, и внезапно мне становится страшно ее отпускать.

– Il n’y a qu’un bonheur dans la vie, c’est d’aimer et d’être aimé.

В жизни есть лишь одно счастье – любить и быть любимым.

– Добиваешься, чтобы тебе еще раз повезло? – С легкой улыбкой, играющей на губах, Поппи трется щекой о мою рубашку. – Потому что позволь сообщить: цитаты Жорж Санд определенно способствуют заманиванию в постель.

– Возможно. – Я наклоняю голову и зарываюсь в ее волосы носом. Делаю вдох, наполняя легкие ее ароматом. – А что, у меня получается?

– Ты даже не представляешь, как хорошо. – Она чмокает меня в грудь. – К сожалению, мама взяла с меня слово приехать на чай, и если не выехать прямо сейчас, я опоздаю. Питер приводит свою новую девушку.

– А куда делась Милли?

– Кто ее знает. Но завтра мы все наверстаем, окей? – спрашивает она, опускает руку и проводит пальцами по «молнии» моих джинсов. Медленно. Искушающе.

– Господи, женщина. Ты меня убиваешь. – Я со стоном закрываю глаза.

Хихикнув, она привстает и берет мои щеки в ладони.

– Je t’aime, мой страстный мужчина, – говорит, а потом, прижавшись губами к моим губам, вкладывает всю себя в поцелуй.

Моя женщина.

Моя жизнь.

Попрощавшись с Поппи и проводив взглядом ее машину, я иду в спальню. Пока я поднимаюсь по лестнице, мою грудь пронзает острая боль. Наверное, из-за индийской еды, которую мы ели на ужин, думаю я, кругами потирая середину груди. Когда боль затихает, я преодолеваю последние пару ступенек. В спальне подхожу к гардеробу, достаю оттуда старую обувную коробку и, открыв ее, нахожу то, что искал. Я вынимаю маленькую бархатную коробочку, которая содержит в себе мое счастье, и прячу ее в карман.

Завтра.

***

Спустя два часа…

Я вижу входящий звонок. Это Питер.

– Бонжур, засранец, – говорю в телефон, глядя на кольцо с бриллиантом у себя на ладони. Представив, как удивится Поппи, увидев его, я улыбаюсь.

Кто-то, возможно, может сказать, что мы слишком молоды для того, чтобы жениться и создавать семью, но, черт побери, что они понимают? Когда ты находишь ту самую женщину, с которой твоя жизнь обретает смысл, с которой ты становишься лучше, становишься человеком, достойным ее любви, ты не ждешь «подходящего времени». Ты прыгаешь. Ты бежишь. Ты летишь.

– Попс приехала? Она не берет трубку…

– Себастьен… тебе нужно приехать… – От его голоса у меня стынет кровь. – Мы в больнице. Поппи… она…

И мой мир в один миг погружается в темноту.

 

Глава 1

Вы когда-нибудь не узнавали себя в отражении зеркала?

На меня смотрит безупречная женщина. Ее длинные каштановые волосы с карамельным оттенком идеальными волнами лежат на плечах, а некогда пышное тело теперь стройное, подтянутое и одето в элегантный наряд. Она – женщина, достойная Уильяма Александра Фицпатрика IV.

Моего мужа.

Исчезли следы той сумасбродной девчонки, которой я когда-то была. Той, которая слишком много чувствовала, слишком громко смеялась, слишком много ела, разрываясь между работой и колледжем. Ее бедра были чуточку шире, чем нужно, рот – чуточку слишком велик, а волнистые волосы жили своей собственной жизнью. Ее квартира была размером с обувную коробку, и все-таки она была счастлива, а арахисовая паста, сэндвичи с джемом и дешевое вино из пакетов помогали ей оставаться сытой и в здравом уме.

Я невесело хмыкаю. Кроме грез, у меня почти ничего больше не было, но мне хватало и их. Потому что в этих грезах я заканчивала колледж и устраивалась на крутую работу, где мне платили достаточно денег, чтобы я могла позволить себе свою собственную квартиру, красивые туфли и дорогое вино. И еще я становилась следующей миссис Брэд Питт.

Я танцевала с раскинутыми руками под энергичную музыку жизни.

Я молила небеса о романтике, о приключениях, о неизведанном. Я хотела влюбиться до умопомрачения и любить. Я мечтала о потрясениях, о стрессе, о хаосе, о внезапных поворотах судьбы – о Буре и Натиске. И Господь услышал меня. Всемогущий, он воплотил мои желания в жизнь. И вот, сидя со своей лучшей подругой Сэйлор в кафе и всхлипывая над латте из-за своего последнего расставания, я повстречала его. На середине своей слезливой истории я услышала, как какой-то мужчина посмеивается, прикрывшись газетой.

– Прошу прощения, – оскорбленно произнесла я. – Что здесь такого смешного?

Мужчина опустил газету и положил ее на столик рядом с собой. При виде его красивого лица я почувствовала, как моим щекам становится жарко, и забыла, что именно меня оскорбило. Он встал с дивана и подошел к нашему столику. Старше меня, он шел как король, как император, и явно знал себе цену. Одетый в прекрасный костюм, высокий, с безупречно уложенными волнистыми светлыми волосами и еще более безупречными чертами лица, этот мужчина излучал богатство и власть. Я бы не смогла отвернуться даже если бы захотела.

Глядя своими ярко-зелеными глазами на мое залитое слезами лицо, он дал мне визитку.

– Если вы позвоните, обещаю не доводить вас до слез. – С этими словами он ослепительно улыбнулся, повернулся на каблуках и ушел, оставив нас с Сэйлор сидеть с открытыми ртами.

Я продержалась неделю, после чего сдалась и позвонила ему.

Это был головокружительный роман. Как в кино. Из тех, о которых мечтаешь маленькой девочкой. Нереальный, захватывающий, он происходил не с кем-нибудь, а со мной. В день, когда мне исполнилось двадцать два, у нас была грандиозная свадьба с празднествами, которые продлились несколько дней.

Я так и не получила работу, о которой столько мечтала. Вместо этого я попыталась стать идеальной женой. Выбросила все свои старые вещи и отправилась в «Бегдорф» за новой одеждой, достойной моей новой жизни с Уильямом. Если я иногда и скорбела о прошлом, то лишь до тех пор, пока не напоминала себе, что в настоящем для былой Валентины места попросту нет.

– Валентина?

Сквозь мысли я слышу голос Уильяма. Еле заметно киваю и оборачиваюсь к нему. Один-единственный взгляд на моего мужа, такого красивого в черных брюках и белой рубашке, и ко мне возвращаются сотни воспоминаний – хороших, плохих и уродливых. И любовь, которую я испытывала – и до сих пор испытываю к нему – снова омывает меня, как цунами. И как цунами, ее сильное течение продолжает тянуть меня вниз.

Как я влюбилась в него. В Уильяма Александра Фицпартрика IV. Лощеного красавца с родословной, которая могла соперничать с происхождением Кеннеди. Выпускника Принстона. Ходячую рекламу Ральфа Лорена. Виртуоза банковских сделок. Дитя трастовых фондов.

Он был всем, чем я не являлась, и он захотел меня. Он выбрал меня.

Меня.

Валентину. Простую студентку. Покупательницу сэконд-хендов и скидочных магазинов. Я была полностью удовлетворена своей жизнью, и все же то, что Уильям выбрал меня, и то, как безоговорочно он ответил на мои чувства, не могло не вызывать удивления. В мире, построенном на мечтах, он стал моей единственной истиной.

– Привет. – Я снова поворачиваюсь к своему отражению в зеркале и, вставляя бриллиантовый гвоздик в мочку левого уха, бесстрастно отмечаю, что мои руки дрожат. – Я думала, ты уже ушел.

– Ты забыла, что сегодня за день? – мягко спрашивает он.

– Понедельник? – Проверяя время, я бросаю взгляд на «ролекс» у себя на запястье. – Я опаздываю на завтрак с девочками. Они, наверное, уже в клубе.

– Валентина… – Уильям становится у меня за спиной, его ладони скользят по моим рукам, оставляя на коже мурашки. – Любовь моя, сегодня у нас годовщина.

Я поднимаю лицо, и при виде Уильяма во всем его мужественном великолепии моя нижняя губа начинает дрожать. Его зеленые глаза встречаются в зеркале с моими глазами, и я вижу в них грусть и печаль. И чувство вины. Так много проклятой вины. Странно, что мы до сих пор в ней не утонули.

Но так было не всегда.

В начале нашего брака мы страстно ссорились, страстно мирились, страстно трахались и еще более страстно любили друг друга. И когда наши взгляды встречались, я видела впереди жизнь, полную нежности, и светлое будущее.

Я не знала, не понимала, что в жизни все находится в равновесии, и счастье не может существовать без печали.

– О. Давай отпразднуем вечером? Я обещала девочкам, что…

– Останься, – просит он хрипло и, развернув меня, ставит лицом к себе.

Потом опускается на колени и покрывает мой живот неспешными поцелуями, которые выжигают меня изнутри. Мне до безумия хочется погрузиться пальцами в его волосы, ощутить их мягкость, тепло, но я не могу заставить себя прикоснуться к нему. Не сегодня. Его большие ладони ложатся на мои ягодицы и подталкивают меня к его рту. Он вдыхает меня. Поглощает меня целиком. Его губы пробуют через ткань моей юбки вкус, который принадлежит только ему. Я твое, я твое – кричит мое тело.

Но мое сердце забыть не смогло.

Как-то раз, незадолго до нашего десятилетнего юбилея, я решила сделать своему мужу сюрприз в виде импровизированного обеда в нашем городском особняке.

Я взяла суши из нашего любимого бара, купила цветы в магазинчике за углом и поспешила на Парк-авеню. Мой план был таков: позвонить ему и попросить встретиться со мной у нас дома. Я надеялась, что после обеда мы проведем оставшееся время в постели.

По моим венам струились радость и предвкушение, и мне было смешно, потому что я давно не совершала чего-то настолько спонтанного. Но это было неважно. Я чувствовала небывалый подъем.

Я была замужем за любовью всей своей жизни.

Мы любили друг друга.

Жизнь была замечательна.

Но вышло так, что сюрприз сделали мне. Там, на нашей новенькой кухне, стоял мой супруг, держа руки на голове своего интерна, которая брала у него в рот.

Мне бы очень хотелось сказать, что я развелась с его жалкой задницей, но это было бы ложью.

Я слишком сильно – слишком слепо – любила его, чтобы уйти.

Я отдала ему двенадцать лет своей жизни. Наш брак был для меня всем. Моим продолжением. Моей личностью. Дыхание Уильяма стало моим дыханием. Его мечты – моими мечтами. Его счастье – моим счастьем.

Кем была Валентина до Уильяма? Я больше не помнила, и сама мысль о том, чтобы узнать себя заново, пугала меня. И потому я сделала лимонад из лимонов. Простила его и попыталась жить так, словно ничего не случилось.

Но оно случилось, и забыть я не смогла – и не могу до сих пор. Прошел год с того дня, когда я осознала, что не у всех любовных историй бывает счастливый конец.

Моя тетя говорила, что обманутое доверие подобно разбитой тарелке. Как ни старайся склеить ее, она никогда не станет точно такой же, как раньше. И вот она я, держусь за осколки нашей любви – нашего брака, – пытаясь не порезаться ими.

Порой у нас все относительно хорошо. В другие дни меня переполняет ненависть и обида, и я не могу смотреть на него без отвращения. А иногда, когда Уильям ласкает меня, у меня получается притвориться, будто я все придумала. Но даже спустя все это время, когда он берет меня за голову, как в тот день делал с ней, я переживаю его предательство заново.

Довольно.

Пока я продолжаю качать головой, Уильям расстегивает мою юбку и, когда она падает на пол, отодвигает край моих трусиков вбок. Комната начинает кружиться. Мои колени становятся ватными, и, чтобы не упасть, я прижимаюсь к зеркалу. Я хочу сказать, чтобы он перестал, что мне не хочется, чтобы он меня трогал, но заставить себя отказать ему я не могу. Онемевшая, я растворяюсь в чувственных прикосновениях его рук, безжалостно покоряющих мое тело. Моя воля отказывает. Он на коленях, я продолжаю стоять, но внутри обрушиваюсь с каждой минутой.

Любовь жестока, потому что она делает тебя слабой.

И Уильям наказывает меня за слабость снова и снова.

Проходят минуты, и весь мир, кроме нас, прекращает существовать. Уильям тянет меня вниз, на мягкий ковер. Его руки на мне. Язык двигается внутри меня вместе с жестокими пальцами. Чтобы не застонать, я до крови закусываю губу, но все равно и внутри, и снаружи чувствую только его – он повсюду.

Меня поглощает уничтожающий свет, и я кончаю с его именем на устах. Он встает надо мной на колени, зажимает свой член в кулаке, ласкает себя, быстро и сильно, и, когда из его груди исторгается стон, на мою юбку выплескивается его теплое семя.

Уставшие, мы лежим на полу, купаясь в посторгазменной неге.

Его пальцы поглаживают мое плечо.

– У меня для тебя кое-что есть.

– О?

Он поднимается, уходит к тумбочке возле кровати и достает что-то из ящика, потом возвращается обратно ко мне.

– Вот, – говорит он, протягивая белый конверт.

Меня тянет сказать, что не нужно так часто дарить мне подарки. Единственное, чего я хочу – чего я хотела всегда, – это его любовь. Я сажусь и скрещиваю ноги.

– А я ничего тебе не купила.

– Не страшно. – Он засовывает руки в карманы своих расстегнутых брюк. – Давай же, открой.

Последовав его указанию, я нахожу внутри ключ. Достаю его и начинаю рассматривать, поворачивая перед глазами.

– Что это?

– Ключ, – со сдержанным весельем отвечает Уильям.

– Я вижу, но от чего он?

– От квартиры в Париже.

– Мы поедем в Париж?

Кивнув, он наклоняется, чтобы тыльной стороной руки приласкать мою щеку.

– На следующей неделе я должен лететь туда по делам. И мне бы хотелось, чтобы ты поехала вместе со мной.

– Правда? – Мне ненавистен тот факт, что мой тон полон неверия и удивления, но припомнить, когда мой супруг в последний раз приглашал меня в деловую поездку, я не могу.

– Да, милая. Как только мои встречи закончатся, я смогу уйти в отпуск на пару недель, и остаток времени мы проведем, развлекаясь. Что скажешь, Вэл? Только ты и я. Вдвоем. Вдали от всего. Прямо как раньше.

– Как раньше… – Я даю словам задержаться на языке, заново открывая их вкус. – Думаешь, такое возможно?

– Не знаю, но мы можем попробовать. – Он садится на пол. Тянет меня на себя, и его всеобъемлющие объятья лишают меня воздуха, необходимого, чтобы дышать. Зарывшись лицом в мои волосы, он издает подавленный вздох. – Я хочу, чтобы наши отношения вновь стали такими, как до того… – Он откашливается. – До того, как я облажался.

– Ты серьезно? – Я боюсь открывать дверь в свое сердце и снова впускать его.

– Милая, послушай. Последние два года были дерьмовыми, но я люблю тебя. Хватит нам притворяться, будто все хорошо. Давай разберемся с нашими проблемами по-настоящему.

– Я хочу тебе верить, но… Уильям, мне страшно.

– Я понимаю. Давай сделаем вот как. В Париже начнем, а когда вернемся назад, черт, я даже схожу вместе с тобой на семейную терапию. – Его ладонь накрывает мой пустой, плоский живот. – И еще, возможно, пришла пора заселить нашу детскую.

– О, Уильям. – Мой голос срывается. – Ты правда этого хочешь?

– Да, милая.

Дрожащими пальцами я касаюсь его лица, и в моей душе начинает прорастать семя надежды.

– И все будет как раньше, да?

– Нет. – Уильям улыбается той самой чарующей, ослепительной улыбкой, в которую я когда-то влюбилась. – Лучше, чем раньше. – Он наклоняется и целует меня. Нежно и долго. Сладко и медленно. Поцелуем, полным прощения и обещания новых начал.

Осколки льда, окружающие мое сердце, окончательно тают, и я, растворившись в его объятьях, снова впускаю его туда.

 

Глава 2

– Мадам, мы приехали, – говорит водитель с тяжелым французским акцентом.

Очнувшись от грез, я осознаю, что мы припарковались около очень красивого здания. На черных воротах – табличка с надписью «Авеню Фош». Я чувствую в животе порхание бабочек. Здесь мы начнем восстанавливать из пепла наш брак.

Пока я смотрю, как Пьер выходит из машины и идет к двери, у меня начинает вибрировать телефон. Я достаю его из своей «биркин» и вижу, что это сообщение от Уильяма.

Уильям: Ты уже в апартаментах?

Я: Почти. Захожу в дом. Он прекрасен.

Уильям: Рад, что тебе нравится. Очень скучаю.

Я улыбаюсь. Такие простые слова, но они дарят мне ощущение счастья. Знать, что он скучает по мне… что я ему дорога.

Я: Тоже скучаю. Приезжай поскорей.

Уильям: Я буду там завтра.

Я: Буду лежать голой в постели. И ждать тебя.

Уильям: Боже, Вэл, ты меня убиваешь.

Слегка покраснев, я усмехаюсь.

Я: Хорошо. Поспеши.

Уильям: Я продержу тебя в постели несколько дней, ты это знаешь?

Я: Ловлю тебя на слове.

Желание и наслаждение витают вокруг меня, точно пьянящий парфюм, пока Пьер открывает мне дверцу, и я выхожу из черного «мерседеса». Замерев на миг, я осматриваюсь. Через дорогу виднеется милый парк и жилые дома. С эмоциями, переполняющими меня, красота и романтика парижской архитектуры впечатляет еще сильней.

– Вы не могли бы занести внутрь мои чемоданы? – говорю я, передав Пьеру ключ. – Я хочу еще немного здесь постоять.

– Oui, мадам.

Проводив его взглядом, я вновь концентрируюсь на пустом парке через дорогу. Листья деревьев шелестят под порывами легкого прохладного ветерка. Завороженная, поглощенная их танцем и музыкой, я представляю, что они шепчут мне свои тайны, говорят, что мы поступаем правильно, что я приехала в нужное место. И во мне медленно-медленно, словно новый рассвет, распускается теплым светом надежда. Сделав глубокий вдох, я наслаждаюсь видом еще немного, после чего по-новому бодрым шагом захожу в дом.

Пьер отнес мои чемоданы в спальню и ждет моих следующих распоряжений. Я оглядываю апартаменты, арендованные Уильямом на неопределенное время, и любуюсь элегантным декором. Мебель и стены здесь – холодных белых и серых тонов. Все сочетается. Все услаждает взор.

Костяшками пальцев я провожу по сверкающей поверхности деревянного столика, стоящего в центре прихожей.

– Этот дом – просто нечто.

Пьер согласно кивает.

– Мадам, это все?

Я снимаю тренчкот.

– Да, большое спасибо.

Встав напротив, он протягивает мне визитную карточку.

– Вот мой телефон. Если я вам понадоблюсь, звоните в любое время. Ассистент вашего мужа нанял меня на все время вашего пребывания в городе.

– Обязательно позвоню. – Я забираю визитку и, негромко смеясь, провожу пальцами по прохладному кусочку картона. – Я ведь даже не знаю, где здесь продуктовые магазины.

Мы обсуждаем завтрашнее расписание, и когда он готовится уходить, я смотрю на часы. Увидев, что еще, в общем, не поздно, я понимаю, что не хочу сидеть дома. В конце концов, я в Париже. В Париже! Сквозь меня проносится радостное волнение, от которого мое тело начинает гудеть.

– Одну секундочку, Пьер.

С рукой на ручке двери Пьер бросает взгляд в моем направлении.

– Да?

– Думаю, я бы сходила поужинать.

Он отпускает ручку и поворачивается ко мне лицом.

– Мне подождать вас, пока вы будете собираться?

– О, нет-нет, не нужно. На самом деле, мне бы хотелось немного осмотреться самостоятельно. Я просто хотела спросить, не могли бы вы посоветовать мне какое-нибудь место поблизости? С живой музыкой и хорошей едой. Не хочу заблудиться в первый же день.

– Конечно. Здесь рядом есть приятное место. Там хорошая кухня. Иногда по выходным у них бывает и музыка.

– Идеально.

– Оно прямо на этой же улице. Вы его не пропустите.

После того, как Пьер, записав название ресторана, уходит, я прыгаю в душ с головой, уже переполненной мыслями о восхитительном ужине. Затем, закончив с волосами и макияжем, выбираю короткое облегающее белое платье с капюшоном и босоножки.

С клатчем в руке я оставляю апартаменты позади и выхожу в ночь. Я вся – комок нервов, и безумного возбуждения, и, возможно, чуточку страха.

***

Я нахожу ресторан без проблем. Это непафосное, но стильное место, в янтарной дымке внутри плавает аромат масла и трюфелей. Люди, увлеченные разговорами, подпитываемыми вином и хорошим времяпрепровождением, элегантно одеты. Слева от меня, рядом с окном от пола до потолка, музыканты играют приятный джаз. Я улыбаюсь. То, что нужно.

Я нахожу взглядом хостесс – гибкую молодую брюнетку, которая разговаривает с супружеской парой. Она говорит по-английски, слышу я, пока жду своей очереди. Слава богу. Когда пара отходит в сторону, я подхожу к ее стойке.

– Здравствуйте. Я хотела спросить, есть ли у вас столик на одного.

– Bonjour, – вежливо отвечает она и смотрит на монитор. – Столик освободится приблизительно через час.

После того, как она записывает мое имя, я благодарю ее и иду в бар, который оказывается так же переполнен людьми, как и сам ресторан. У стойки нет ни одного свободного табурета, а вокруг баррикадой толпится народ. Вздохнув, я вспоминаю, что видела по соседству открытую галерею. У меня в голове возникает более приятная мысль. Может, получится скоротать время там?

Едва ступив внутрь, я немедленно понимаю, какую большую ошибку я совершила. Похоже, я только что вломилась без приглашения на вечеринку или на открытие выставки. Куда ни глянь, всюду стоят разодетые в пух и прах люди, между которыми снуют с подносами, заставленными напитками и закусками, официанты и бродит скрипач, играющий какую-то изумительную мелодию – кажется, Моцарта.

Я уже собираюсь уйти, но тут мой взгляд падает на висящую слева картину, и я, словно загипнотизированная ею, сразу же останавливаюсь. Все во мне требует, чтобы я рассмотрела ее вблизи. Я колеблюсь, помня, что у меня нет приглашения, но в итоге решаю, что если быстренько посмотрю на нее и не буду ничего пить или есть, то никакого ущерба не нанесу.

Когда я становлюсь напротив картины, шум затихает. На ней изображен цветок мака, он вдавлен в землю, а вокруг падают капли дождя. Цвета темные и насыщенные, мазки кисти размашисты и сердиты. Картина заставляет меня задуматься о скоротечности жизни. Сегодня ты молода и прекрасна, а завтра, умерев в одиночестве, лежишь, всеми забытая, в холодной земле.

Еще увлеченная разглядыванием картины, я чувствую за спиной чье-то присутствие.

– Excusez-moi, – обращается ко мне женский голос далеким от дружелюбия тоном.

Черт.

Со страхом, оседающим в животе, я медленно оборачиваюсь и вижу перед собой стройную женщину в черном. И – да, я угадала. Она взбешена.

Я хочу было извиниться, но тут женщина начинает фонтанировать обвинениями на быстром, разгоряченном французском. Она возмущается все громче и громче. Краем глаза я замечаю, что мы теперь в центре внимания. Даже скрипач перестал играть. Самое время полу раскрыться и поглотить меня целиком.

– Извините, – нервно бормочу я и, примирительно подняв руки, на секунду закрываю глаза, проклиная себя за то, что не знаю французский. – Извините, – повторяю с чувством неловкости и стыда. – Я не понимаю, что вы мне говорите, но я уже ухожу. Еще раз простите.

Раздраженно показывая то на меня, то на дверь, она привлекает внимание пары очень серьезных и хмурых мужчин – по-видимому, сотрудников службы охраны. Когда они начинают быстро шагать в нашу сторону, я, спотыкаясь от страха, пячусь назад.

– Я уже ухожу. Нет необходимости выпроваживать меня силой. – Господи, надо выбираться отсюда.

Когда я разворачиваюсь, вокруг моей талии неожиданно обвивается чья-то рука. Не успеваю я понять, что происходит, как оказываюсь прижатой к крепкому телу. Поднимаю лицо, и сквозь меня проносится шок. На мне сконцентрировались самые яркие голубые глаза, которые я когда-либо видела, и от их взгляда меня охватывает странная слабость. Я стою, не дыша, неподвижно, плененная в прямом и переносном смысле этого слова. Руки мужчины, будто стальными тросами стянув мою талию, притягивают меня ближе к нему, и я ахаю, ощутив своей мягкостью его твердость. И когда наши взгляды встречаются, жаркий румянец окрашивает мои щеки в малиновый цвет.

– Красавица, вот ты где, – произносит он на безупречном английском с едва ощутимым французским акцентом, потом улыбается легкой, лукавой улыбкой, и я будто падаю, падаю, падаю… – Я искал тебя.

Э-э?

Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Просто подыграйте мне.

– Что…

Он завладевает моим ртом в поцелуе, который я чувствую каждой клеткой своего существа. Мои глаза изумленно распахиваются. Я пытаюсь его оттолкнуть, но он, отпустив мою талию, погружается пальцами в мои волосы и притягивает к себе с такой силой, словно хочет сплавить нас воедино. Он вжимается губами в мои, поцелуй становится более глубоким и жадным. Его язык, готовый покорять и брать, брать, брать, проталкивается за мое сопротивление, и когда он бесстыдно, неумолимо сплетается с моим языком, я не могу больше двигаться. Я не могу больше думать. Шок и злость медленно тают. Этот человек, насилующий мой рот и мои чувства, превратил меня в безвольную куклу. Где-то внутри моей головы слабый, но мудрый голос призывает меня остановиться, потому что это неправильно, просит прервать поцелуй, пока он не поглотил меня.

Но я его игнорирую.

Потому что, пока рот незнакомца продолжает терзать мои губы, меня охватывает желание, шокирующе сильное, необъяснимое, острое. Я понимаю, что тоже целую его, что хочу большего… Пока он не отстраняется, словно я его обожгла.

– Черт меня подери, – произносит он. Яркий взгляд блуждает по моему лицу, по губам, щекам и глазам. Подняв дрожащую руку, он проводит ею по волосам. Потом, словно вдруг вспомнив, где мы находимся, медленно усмехается, забрасывает мне на плечо свою руку и поворачивается к оравшей на меня даме.

Пытаясь собраться с мыслями, я ошеломленно моргаю. Это что сейчас было?

– Марго, – обращается он к женщине в черном и, подмигнув мне, снимает с моих плеч свою руку. Вот она – возможность сбежать. Однако не успеваю я сделать и шага, как он, препятствуя моему отступлению, по-хозяйски приобнимает меня за бедро.

– Даже не думайте, – шепчет он, после чего наклоняется и проводит губами и кончиком носа от моего уха и до плеча. От его ласки я покрываюсь мурашками, все мое тело начинает звенеть.

– Вижу, ты уже встретилась с моей спутницей, – говорит он Марго, голос звучит уверенно, ровно.

Она складывает руки на груди – так, что золотые браслеты на ее тонких запястьях впиваются в кожу – и что-то отвечает ему на французском.

Пока я смотрю на своего французского кавалера, то, ошарашенная, потрясенная до глубины души, делаю пренеприятнейшее открытие: он чрезвычайно хорош собой – хотя своей смуглой внешностью походит, скорей, на злодея, чем на рыцаря в сверкающих доспехах. Его лицо не должно быть столь грешным, а тело столь мужественным. Все в нем – от широких плеч до носа с горбинкой и чувственных губ – создано для того, чтобы ставить женщину на колени, чтобы до беспамятства ее совращать. Он – опасность, приглашающая тебя поиграть, и его приглашение может принять только дура. Или, наоборот, только дура может его не принять.