Текст книги "Собачьи дни"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Это ты согласилась, что важна стабильность. Я не соглашался.

Я чуть не расхохоталась на всю улицу. Бедный Гордон в своем репертуаре. В попытках противоречить и упираться где только можно он загонял себя в ситуации, из которых практически не было достойного выхода. В прежнее время я бы не упустила повода для ссоры, но сейчас не видела в этом смысла. Все, что мне было нужно, – все, что нам было нужно, – немного покоя.

– Все же отложим до выходных. Заберешь Рейчел в пятницу, как договорились, и приведешь в воскресенье после вечернего чая. Так девочке будет гораздо проще привыкнуть к расписанию.

– Э-э… – начал он, явно что-то замыслив.

– Гордон, – угрожающе сказала я, зная, что сейчас последует.

– Ну…

– Никаких «ну»! Если ты подведешь ее в первый же раз, я тебя убью.

Боюсь, я говорила всерьез.

– Дело в том, что меня попросили кое-что сделать в субботу вечером, и я хотел привести ее немножко пораньше…

– На двадцать четыре часа?

– Ты сама говорила, что мне нужно всерьез заняться личной жизнью!

– Я помню. Но я не утверждала, что ради этого можно пренебрегать единственной дочерью!

– Нельзя ли мне все же войти?

Мы говорили на повышенных тонах, по-прежнему стоя на пороге.

– Нельзя.

– Слушай, я не пренебрегаю Рейчел, я заберу ее на пятницу, как условились, и на всю субботу, а приведу около шести. Что тут особенного?

– Куда ты собрался ее приводить?

– Сюда, конечно.

– Даже не пытайся.

– Почему?

– Меня не будет дома.

У Гордона отвисла челюсть, но он тут же злобно уставился на меня:

– Куда это ты намылилась?

– Я не обязана тебе докладывать.

– Что, новый платный кавалер?

– Нет, конечно. Хотя я бы не возражала располагать достаточными средствами, чтобы оплачивать таких компаньонов… Просто меня не будет дома, вот и все. – Я начала уставать от всей этой драмы и вполне резонно добавила: – Почему бы тебе не поступить, как мы иногда делали, и не взять Рейчел с собой? Уложишь ее там спать. Ты же знаешь, с ней не бывает проблем, надо только дать ей книжку и несколько сладких батончиков.

– Да не могу я, черт побери, устраивать ее на ночь! Я собираюсь на вечеринку на речном теплоходе.

О Боже мой. Мне пришлось поспешно уткнуться лицом в розы. Мысль о Гордоне на вечеринке показалась донельзя комичной, хотя я и не совсем поняла почему.

– Да, это необычно, – выдавила я, прячась за дарами флоры.

– Студенты Майкла из музыкального колледжа устраивают ему торжественные проводы и…

– Майкл пригласил тебя?! После всего, что ты ему устроил с квартирой?

– Я объяснил, что некоторое время был не в себе, что, между прочим, правда.

– Так все и осталось, – сказала я, не успев прикусить язык.

– Пэтси, – начал Гордон, – ты не имеешь права держать меня на пороге и не позволять видеть дочь. Впусти меня немедленно!

– У меня есть все права. Кроме того, твоя дочь сейчас не дома.

Это была чистая правда.

– Где же она?

– Гуляет с Брайаном.

– С кем?!

– С собакой.

Твоим заместителем, хотелось мне добавить.

Как всегда бережливый, Гордон отобрал розы и, крепко сжав шампанское за горлышко, пошел к калитке. Там он задержался, слегка напрягшись и выпятив грудь.

– Так ты не хочешь изменить свои планы на субботний вечер?

Я покачала головой.

– Сука и шлюха, – просто сказал он.

– Козел, – нашлась я, и мне немедленно полегчало.

Он вышел на тротуар. Движимая внезапно улучшившимся настроением, я решила проявить великодушие.

– Попробуй позвонить миссис Помфрет, – окликнула я Гордона. – Если она свободна, то согласится посидеть с Рейчел, а потом уедет домой на своей машине.

– Какой у нее номер?

– Найдешь в «Филофаксе» среди прочих, которые, как я рассудила, могут тебе понадобиться. Например, мой новый номер телефона. – Я начала закрывать дверь. – Буду очень признательна, если впредь ты станешь звонить перед своими визитами.

Грозное сопение моментально превратилось в обычный полноценный гнев, что меня ничуть не удивило, и я добавила, прежде чем захлопнуть дверь:

– Учти, она задешево не работает. С другой стороны, пора тебе учиться расставаться с деньгами…

Через щель я видела, как Гордон взвешивает «за» и «против», не запустить ли в меня шампанским. В конце концов он решил, что при пятнадцати фунтах стерлингов за бутылку это неразумно, и отвел душу, швырнув розы, после чего, слава Богу, ушел. Через несколько минут я справилась с дрожью и непринужденно вышла в садик.

– Кушать хочешь? – спросила я Рейчел.

– Умираю с голоду, – ответила дочь.

Устроив Брайана на одеяле в углу кухни, где он правдоподобно изобразил умирающего лэндсировского^[20] оленя, мы отправились в пиццерию. Если считать аппетит индикатором эмоциональной стабильности, Рейчел можно поздравить с непоколебимым душевным равновесием.

Первые выходные без мужа оказались запоминающимися. Сдав Рейчел с рук на руки папаше, я начала приводить дом в порядок, распаковывая коробки и словно заново обретая свои вещи. Заявив Гордону, что меня не будет дома в субботу вечером, я не кривила душой, хотя вполне могла взять с собой Рейчел, если б захотела. Джо, Лидия и я решили с толком использовать отсутствие Лидиного мужа Дутта и собраться у нее за бутылкой вина и кебабом из шашлычной. Может, звучит не как престижная великосветская тусовка, но именно этого мне хотелось. Учитывая, что до завтрашнего вечера я не собиралась показывать носа на улицу, казалось глупым мыться, одеваться и даже причесываться. Неряшливость есть временный отказ от общепринятых норм и – при условии, что это ненадолго, – лучший способ расслабиться. Когда часы в одной из коробок пробили шесть, волосы у меня были чуть запачканы вареньем и просыпавшимся чаем, ладони стали грязными от копания в картонках, светло-желтая хлопчатобумажная ночная рубашка покрылась разнообразными потеками и пятнами, а подошвы босых ног почернели от беготни по расстеленным газетам. Сии детали я довожу до сведения читателя, потому что, когда в дверь постучали, я и не подозревала, как выгляжу, довольная, как свинья в грязи, на седьмом небе от блаженства находиться у себя дома.

Глава 8

Пока я пробиралась через разнообразный упаковочный мусор из столовой в кухню, мне не приходило в голову, что в заднюю дверь может стучать посторонний. Лишь проходя мимо удачно притворившегося трупом Брайана (попутно ощутив прилив раздражения при виде столь полного отсутствия реакции на чужих), я поняла, что здесь что-то не так – с Флоризель-стрит в сад входа не было. За матовым стеклом маячили две тени. Как это странно, удивилась я, но бесстрашно открыла дверь – на дворе сентябрь, конец дня, и в любом случае одна из теней казалась тонкой, женской, а вторая, потолще, – приземистой, маленького росточка.

Одна из гостий оказалась чуть моложе меня и выглядела, можно сказать, моей копией в несостоявшемся браке с мистером Поунеллом: стройная, с балетной осанкой и благопристойной прической – прямые светлые волосы скреплены повязкой с бантиком а-ля Алиса в Стране чудес. Глаза дамы были яркими, щеки – здорового розового цвета, макияжем она не пользовалась. На лице гостьи застыла радушная улыбка, словно улыбаться было одной из ее обязанностей. Добавьте к этому темно-синее платье с рукавами-фонариками, застежкой спереди и не слишком пышной юбкой. Ногти на ногах, обутых в изящные кожаные босоножки, были чистыми и ненакрашенными.

Рядом с ней стояло существо, которое я могу назвать разве что пудингом, но не ребенком: девочка, не очень женственная, примерно двумя годами старше Рейчел и килограмм на пятнадцать тяжелее, с не по-детски самоуверенным и самодовольным выражением лица. Первой мыслью было – избалованная до испорченности; оглядев жирное тельце, упакованное в футболку с изображением Диснейленда, и толстые ноги в шортах-бермудах, я невольно подумала – выродок. Девочкины кроссовки – писк моды, с изображениями детей – стоили целое состояние, недавно мне пришлось отказать в таких Рейчел. В кулаке дитя сжимало два батончика «Марс», причем один – надкушенный. Найдя зрелище отталкивающим, я перевела взгляд на мамашу.

– Пенелопа Уэбб, – представилась та, протянув руку. Я хотела ее пожать, но в руке у дамы оказался фруктовый торт. – Решила зайти запросто, по-соседски, и поздороваться. Надеюсь, мы не помешали?

Сохраняя приветливое выражение лица, она не могла удержаться и мерила меня взглядом с головы до ног. Спохватившись, в каком я виде, я приподняла повыше репродукцию Роландсона, желая скрыть большую часть пятна от чая и всевозможные следы домашних занятий, украшавшие ночную рубашку спереди.

– Развешиваете картины, вижу, – весело начала визитерша, однако веселье несколько уменьшилось, когда она заметила, что я держу в руках. На мгновение ее челюсть отвисла, но гостья тут же справилась с собой.

– Не могла найти молоток, – поспешно объяснила я и для наглядности потрясла топором.

Леди немного отступила назад, что вполне естественно, а дитя, смотревшее на нас во все глаза, не переставая жевать «Марс», вытянуло толстый палец и провело по кромке топора.

– Элисон, – нервно сказала женщина, – не трогай, детка. Поздоровайся с новой соседкой.

Элисон молча и нагло взглянула на меня, затем ловко проскользнула в дом и потопала в кухню.

– Простите, не знаю вашего имени, – продолжала дама.

Я отчаянно разрывалась между желанием убрать соблазнительную картинку с глаз подальше и необходимостью прикрывать беспорядок в моем облачении. Оба действия неизбежно влекли за собой шок. Я беспомощно посмотрела на гостью.

– О, э-э-э… Меня зовут… – черт побери, как же меня зовут? – Патрисия. Патрисия Мюррей. Входите, пожалуйста, но, боюсь, я… – показав топором на свой наряд, я с ужасом заметила, что грязный желтый балахон заканчивается как раз над грязными ступнями, – я слегка неприбрана, как вы можете заметить, распаковываю вещи…

Гостья одарила меня новой яркой улыбкой – это у нее отлично получалось – и снова предложила принесенный торт. Исхитрившись взять одной рукой картину и топор, я приняла подарок.

– Как мило с вашей стороны, – поблагодарила я, теряясь в догадках, как они сюда попали, и пытаясь разглядеть через плечо гостьи, уж не появилась ли в заборе новая калитка.

– Надеюсь, вы не против, – сказала Пенелопа Уэбб, – мы пролезли через изгородь. Гибсоны не возражали. Они нарочно держали ее в таком состоянии, чтобы Булстрод свободно гулял.

– Булстрод^[21]? – переспросила я, неизвестно почему представив некое сказочное чудовище с рогами и хвостом крючком.

– Наш кролик, – пояснила леди. – Вернее, кролик Элисон. – И гостья перешагнула через порог.

Дитя уже водило перепачканным в шоколаде пальцем по моему холодильнику, мечтая забраться внутрь и исследовать содержимое.

– Перестань, Элисон, – автоматически сказала Пенелопа, на что дитя никак не отреагировало.

В этот момент леди внезапно вскрикнула и отступила назад с поднятыми руками, словно кто-нибудь навел на нее пистолет.

– Боже мой! – воскликнула она. – Да у вас пес!

– Он загрызет Булстрода, – сообщило дитя, приостановив отвратительное рисование пальцем.

– О, – неосторожно улыбнулась я, взглянув на неподвижную груду шерсти, имя которой Брайан, – об этом не беспокойтесь. Он у нас практически мертв.

Дети, как все мы знаем, очень интересуются смертью, и Элисон не стала исключением: она тут же подошла к Брайану и ткнула его ногой. Ее мать с ужасом взирала на происходящее. Брайан, которому подобное обращение, видимо, оказалось не в диковинку, открыл глаза и заскулил, отчего остолбеневшая от ужаса дама издала новый крик, схватилась за темно-синюю грудь и попятилась в сад.

– Он не мертвый, – разочарованно протянуло дитя.

– Это всего лишь метафора, – сказала я, подавив желание, в свою очередь, пнуть девчонку грязной босой ногой, и обратилась к мамаше, жавшейся у кухонной двери: – Я просто пошутила.

Пожав плечами, я нечаянно уронила торт, разломившийся на три куска. Пенелопа Уэбб приняла оскорбленный вид, хотя из глаз не исчез смертельный страх по поводу собаки, а Брайан осуществил показательное поползновение к общению: выполз на брюхе из своей коробки и обнюхал торт, правда, есть не стал, лишь немного сдвинул с места куски.

– О Господи! – сказала я. – Извините, пожалуйста.

– Терпеть не могу собак, – взвизгнула гостья, пятясь. За ее спиной я заметила большое белое животное, очень пушистое, жующее траву на моей цветочной клумбе.

– О, – обрадовалась я возможности сменить тему. – Это и есть Булстрод? Он просто пре…

Тут разверзся настоящий ад.

Дитя, унаследовавшее многие качества родительницы, издало оглушительный вопль и порысило подбирать удивленного кролика. Очутившись на руках хозяйки, Булстрод замер с самым идиотским видом, на которое способно живое существо с остатками зелени, налипшими вокруг подергивающегося носа.

– Скорее, скорее, Элисон, – торопила мать. – Унеси его домой. Скорее, пока пес не схватил…

– Вам совершенно не нужно волноваться насчет Брайана, – сказала я. – У него начисто отсутствуют любые инстинкты, и в первую очередь – охотничьи.

Пока я говорила, Брайан поднял голову, прервав обнюхивание остатков торта, превосходно сыграл преувеличенное внимание, словно актер в рекламе бульонных кубиков, опрометью кинулся в дверь мимо Пенелопы Уэбб, с грацией русской борзой подпрыгнул на уровень плеч Элисон и толкнул Булстрода лапами, прежде чем приземлиться на все четыре. Дитя рухнуло ничком, и я увидела, что кролик, в которого девчонка вцепилась как в добычу, превратился буквально в белый блин под ее весом. Морда бедняги раздулась так, что, казалось, вот-вот лопнет, глаза почти вышли из орбит. Оживший Брайан едва сдерживал нетерпение, с надеждой виляя хвостом и просительно переминаясь с лапы на лапу.

– Ты раздавишь его насмерть, если сейчас же не отпустишь, – крикнула я, отшвыривая топор и Роландсона и бросаясь на выручку Булстроду. Но, едва выбежав на дорожку, я вспомнила, что не обута, а гравий попался острый.

– Вот дерьмо! – вскрикнула я, ощутив, как что-то острое глубоко вонзилось мне в палец. – Ну дерьмо, вот дрянь!

Пенелопа Уэбб побагровела.

– Элисон, – ледяным тоном сказала она. – Отнеси Булстрода домой. Немедленно.

Даже дитя поняло, что мать не шутит, и послушалось, протиснувшись сквозь отверстие в изгороди, образованное двумя болтающимися планками. Кролик как ни в чем не бывало высунул морду над плечом хозяйки, которая тащилась прочь с перемазанными землей руками, в испачканной футболке и сбившихся кроссовках.

Брайан потрусил за ними, но тут его, видимо, охватило смущение: он вдруг остановился, обмяк, вновь опустил голову, сгорбился – осанка существа, потерпевшего очередное поражение – и поплелся на свой скорбный одр в углу кухни. Пенелопа Уэбб и я с опаской наблюдали, как пес прошел среди разбросанных кусков торта и улегся на одеяле.

Нога так болела, что разговор я продолжала в телеграфном стиле.

– Ничего страшного, – сказала я сквозь стиснутые зубы. – Извините, если Брайан вас напугал. Я просто в шоке – он никогда раньше не делал ничего подобного, никогда!

Пенелопа немного расслабилась:

– А давно он у вас?

– Неделю, – ответила я, не подумав.

Пенелопа, подобравшись, начала по стеночке двигаться к дыре в изгороди, говоря на ходу:

– Надеюсь, вы будете держать его на своем участке, потому что если он проберется к нам… – Ее передернуло. – Лучше вам принять меры, чтобы не пробрался.

Больная нога и ощущение явной несправедливости заставили меня ответить менее дружелюбно:

– Если не будете распускать своего кролика, проблем не возникнет.

– Наш кролик, – с достоинством начала Пенелопа, наполовину протиснувшись в дыру в заборе, – никому не доставляет проблем. Подобного не случалось, когда здесь жили Гибсоны. В Лондоне люди не должны держать собак!

– А как насчет мерзких кроликов? – заорала я, делая прыжок в сторону дыры, в которую, как сказочная Алиса, успела протиснуться визитерша. – Их что, нормально в городе держать? Собаки по крайней мере отпугивают чужих, охраняют дом, а кролики только размножаться умеют!

Планки сомкнулись на месте бывшей дыры, и голос Пенелопы Уэбб, очутившейся в безопасности, заметно окреп:

– Если у нас будут хоть какие-то неприятности, если ваша собака снова нападет, я заявлю в полицию, и ее уничтожат!

– А если ваш Булстрод съест хоть одну травинку на моем участке, я… я… – Я огляделась в поисках подходящей кары, на глаза попался Роландсон и валявшийся рядом топор, и я нашлась: – То я отрублю ему голову!

Звук захлопнутой двери возвестил, что Пенелопа вне пределов моей досягаемости. Доковыляв до кухонной лестницы, я присела, чтобы осмотреть рану. Ступня выглядела ужасно: грязная, кровоточащая, залепленная грязью и уже нарывающая. Слезы катились по щекам, пока я сидела на крыльце, баюкая больную ногу, осторожно поглаживая ее и чувствуя себя совершенно разбитой. Я просидела там довольно долго, рыдая бурно, тяжело, трясясь всем телом, не имея сил остановиться. Я, наверное, выплакивалась сразу за все и решила себе не мешать.

В «Лэсси, вернись домой» собака бочком подошла бы к владелице, дружески тронув лапой за локоть, сочувственно поскуливая, и вылизала бы рану. Владелица погладила бы ее шелковистые ушки, приговаривая: «О, Лэсси, ты – мое единственное утешение», и смело утерла слезы, готовая к новой схватке с жизнью, вдохновленная поддержкой преданного друга отряда собачьих.

Брайан лишь попукивал в полукоматозном состоянии, всякий раз сворачиваясь калачиком, чтобы вылизать анус, валяясь форменным дышащим куском имбирного печенья «Кооп». Вот вам и еще один миф о собаках… С другой стороны, все не так плохо: Бог знает чем пес наградил бы меня через слюну, окажись правдой легенда о собачьей преданности. Мысль заставила меня улыбнуться сквозь слезы, а затем рассмеяться. Как же я дошла до жизни такой, чтобы кричать через палисадник лозунги в защиту собак? Особенно в защиту этого бесчувственного полудохлеца? Да еще о пользе собак в городе! Неужели я в самом деле такое сказала? Сторожевая собака – это Брайан-то! Представляю, какой прием он окажет ночному взломщику. «Заходи, – скажет пес, – только тихо, мне еще до утра коматозить. Хозяйка спит наверху. Если решишь ее изнасиловать, постарайся не очень шуметь. Кстати, ее единственная драгоценность хранится в голубом горшочке на каминной полке. Хр-р-р, хр-р-р, хр-р-р…»

Однако вечером мой рассказ вызвал взрыв смеха, когда мы всей компанией сидели у Лидии на ковре.

– Позор, – упрекнула практичная Джо, – разве можно с самого начала неправильно строить отношения с соседями? Помощь не бывает лишней, когда живешь самостоятельно.

– Нет уж, я, пожалуй, буду держаться подальше от таких людей.

– Все равно, – сказала Лидия, – порой соседи бывают полезны: принять бандероль, присмотреть за Рейчел в экстренных случаях и тому подобное.

– Я поняла, – сказала я, – но, если честно, дамочка не в моем вкусе…

Джо прыснула:

– Мы и не собирались предлагать тебе ложиться с ней в постель.

– Максимум – отвести к ней Рейчел, когда соберешься в постель с кем-то еще, – подхватила Лидия (к тому времени мы уже выпили бокала по два).

С оскорбленной ноткой в голосе я заявила:

– Могу вас заверить, ни при каких обстоятельствах я не планирую ничего подобного…

– Тьфу на тебя, – огорчилась Джо.

– Я серьезно. Аб-со-лют-но серьезно. Хочу сосредоточиться на жизни соло и как можно лучше воспитывать Рейчел. Достигнув гармонии в двух принципиальных вопросах, буду более чем довольна.

– Монастырь, – подытожила Джо. – Погоди-погоди, встретишь однажды кого-нибудь и – хоп! – стрела Амура…

– Чепуха, – отрезала я, изящно отпив из бокала и сурово глядя на собеседниц. – Хватит с меня Гордона. Основное время я посвящу заботе о Рейчел и домашним хлопотам. Кстати, я нашла работу.

Это заставило их замолчать. Я откинулась назад, с оскорбленным видом смакуя вино и слушая сдавленные вскрики, как нельзя более подходящие к ситуации:

– Что?!

– Как?

– Где?

– Когда?

– Самое важное – сколько платят?

Через полсекунды я отбросила удовольствие выглядеть таинственной и неприступной:

– Я – помощник контролера кредитов.

– О-о-о, – удовлетворенно выдохнули они.

– Нашла через агентство на Хай-роуд.

– Умный ход!

– Работа поблизости, в маленькой компании, торгующей компьютерами.

– Скукотища, зато солидно.

– Точно.

– А деньги?

– Четыре часа в день, пять дней в неделю, девять тысяч фунтов в год.

– Реальные деньги.

– Да, вполне реальные.

– Может, встретишь там кого-нибудь. Я имею в виду, мужчину, – сказала Лидия.

– Без шансов. Помощник контролера кредитов на самом деле – счетовод. Я делю кабинет с мистером Харрисом, бухгалтером постпенсионного возраста, у которого волосатый нос и – он похвастался передо мной на собеседовании – грудная жаба^[22].

– Боже мой, – сокрушалась Джо. – Кончится тем, что Пэт сойдется с продавцом компьютеров. – Она потрепала меня по плечу. – Ничего. Мы всегда рады тебя видеть.

– Я не ищу мужчину и не собираюсь сходиться, с кем вы думаете. Просто буду зарабатывать на жизнь – без Гордона, но с Рейчел, в собственном маленьком домике. Вот для чего это все, ясно?

Я смотрела на них с вызовом. Они смотрели на меня холодно.

– Все ясно, – вздохнула Джо.

– Значит, на мужчинах ставим крест, – уточнила Лидия.

Я кивнула.

– Разве что какой-нибудь Пол снова попадется мне на жизненном пути. По моим подсчетам…

– Уже с головой в терминологии, заметьте, – поддела Джо.

– …вероятность встречи примерно одна к четырем миллионам.

– Значит, Пенелопа Уэбб тебе не нужна?

– Именно.

– В любом случае, – фыркнула Джо, – ты всегда можешь оставить Рейчел у меня, когда припрет.

К счастью для нее, я уже допила дешевое «Сов», поэтому переворачивание бокала на голову Джо не причинило ей физического ущерба.

Вернувшись, я немного побродила по дому, упиваясь свободой и удовольствием от прекрасного безмятежного вечера в компании подруг.

– Чего еще желать? – спросила я у Брайана.

Пес приоткрыл один глаз и зевнул, попав своим намеком в самую точку.

Глава 9

Я была совершенно счастлива одиночеством и отсутствием секса, чувствуя, что после многих лет эмоционального насилия, ставшего особенно заметным, когда я переехала от него подальше, не могу рисковать своим счастьем и счастьем Рейчел, позволив себе даже самый невинный флирт. Гордон, напротив, связался с кем-то чуть ли не на следующий день после развода, отчего я испытала громадное облегчение. Гордон-Казанова казался гораздо предпочтительнее Гордона Отвергнутого.

Когда в первую субботу папаша привел Рейчел домой – часа на два раньше условленного, – я поняла: что-то произошло. Гордон вошел с видом кота из басни и не отпустил ни одного неодобрительного замечания, когда я показывала ему дом. Не столько первое, сколько второе заставило предположить, что случилось нечто, сделавшее Гордона непривычно довольным.

Мы выпили по чашке чая в кухне, пока Рейчел в соседней комнате упражнялась на пианино. За чаем все и выяснилось.

– Ты что-то рано, – сказала я обвинительным тоном. Не хотелось портить и без того натянутые отношения, но я не желала, чтобы Гордон счел, что может сокращать время, как ему заблагорассудится.

– Да, – признал он. – Прости.

В тоне не прозвучало ни малейшего раскаяния, лишь непривычная покладистость – ну просто сахар медович.

Я видела, что Гордона распирает желание что-то мне сказать.

– Как вела себя Рейчел? – спросила я.

– Прекрасно, – ответил он. – Похоже, она стоически относится к происходящему. Малышка вся в меня.

Это было уже слишком.

– Надеюсь, ты покормил ее ленчем?

– Конечно. Мы зашли в кафе, где продают гамбургеры. – Гордон предостерегающе поднял ладонь, призывая меня не перебивать. – И не начинай брюзжать, что я кормлю ее дерьмом. Я, знаешь ли, не настолько безмозглый, Рейчел и моя дочь. Полуфунтовый гамбургер с салатом и чипсами я считаю полноценным ленчем.

С этим я спорить не стала.

Гордон лукаво посмотрел на меня и добавил:

– Вряд ли можно сказать то же самое о клубничном молочном коктейле и шоколадно-ореховом мороженом, но я сказал Рейчел: для моей маленькой девочки я сделаю все.

Хвастовство требовало серьезного разбирательства – синдром папочки-Санта-Клауса не заставил себя ждать. Это раздражало, и мне очень захотелось сказать Гордону, как это называется. Подняв глаза, я увидела, что муж выжидательно смотрит на меня. Разгладив нахмуренный лоб, я улыбнулась, очень хорошо зная этот взгляд, взгляд терьера, надеющегося затеять драку. В качестве альтернативы я подбросила вопрос на другую тему:

– Как вчерашний вечер? Ты приглашал миссис Помфрет?

Я сразу угадала ответ по огоньку в глазах Гордона, проступившим желвакам и сразу подобравшемся животе. Кто-то пробудил в нем Тарзана.

– Да, – отозвался он. – Спасибо. Кстати, – пауза для глотка чая, заполненная очень милым треньканьем Рейчел «Арии» Баха, – вечеринки и правда отличное лекарство от невзгод. Представь путешествие по реке в дивную сентябрьскую ночь: чудесный закат, угасающий золотой свет, медленный восход луны…

Господи, неужели это говорит мой муж? Или это Шелли пролез за стол, пока я отвернулась? Угасающий золотой свет? Да еще и восход луны?..

– Как ее зовут? – спросила я.

– Миранда, – злорадно сказал Гордон. – Тебя это задевает?

– Ну, я не собираюсь гоняться за тобой по саду с зонтиком, крича «гребаная шлюха», если ты это имел в виду.

– Я сожалею о том случае, – снизошел он до извинений.

– Нет, я нисколько не задета, – искренне ответила я.

Во взгляде бывшего мужа прибавилось лукавства.

– Она студентка, оканчивает университет. Ей двадцать один год. Неплохо, а? – Гордон откинулся на спинку стула, очень напоминая вконец обнаглевшего Чеширского кота.

– Как посмотреть, – хмыкнула я, из последних сил сдерживая желание съездить ему по носу. – В этом возрасте бывают сальные волосы и прыщи.

– О, уверяю тебя, у нее нет ничего подобного. Она красавица.

Я поверила.

– В любом случае, – продолжал он, – я заслуживаю своей доли удовольствий. – Если бы он на этом встал и ушел, я бы еще могла проникнуться сочувствием, но в омерзительной потуге на юмор Гордон прибавил: – А еще говорят, старого пса новым фокусам не выучить!

Я представила Брайана с лицом Гордона, и мне сразу полегчало. В связи с псом я кое-что вспомнила и улыбнулась возникшей идее.

– Гордон, – ласково спросила я, – хочешь тортика?

У него даже рот приоткрылся от удивления.

– Э-э, да, спасибо…

Подойдя к лавке, я взяла пакет с заметенными остатками фруктовой экстраваганции Пенелопы Уэбб (мусорное ведро было уже переполнено и pro tem^[23] не желало вмещать в себя торт). Выбрав самый большой кусок, я, стоя спиной к Гордону, помяла его пальцами, стараясь придать прежнюю форму, и сняла с него собачью шерсть и крошки садовой земли. На тарелке кусок выглядел вполне презентабельно. Я повернулась к гостю и вручила ему угощение. Удовольствие от зрелища Гордона, пожирающего торт, куски и крошки которого Брайан повозил носом по полу, было огромным. Если бы не необходимость поддерживать гармоничные отношения ради дочери, я бы сразу открыла, в чем подвох, как только Гордон прикончил торт. Острота ощущений уступала злорадству Титуса, потчевавшего Тамору блюдом из мяса ее отпрысков^[24], но в данных обстоятельствах мне и этого хватило.

– Очень вкусно, – похвалил Гордон. – Все, мне пора. Спешу на свидание. – Он подмигнул.

У меня появилась веская причина быть благодарной этой Миранде без прыщей: первое прощание Гордона с Рейчел прошло куда менее эмоционально, чем могло бы. Расцеловавшись в прихожей, они наскоро обняли друг друга, очень естественно и легко, и Гордон вышел, насвистывая, помахав на прощание.

Рейчел сказала:

– Вы оба кажетесь счастливее, чем раньше. Хорошо бы причина была не в том, что теперь мы живем в разных домах.

– Я знаю, – согласилась я. – Но по-другому уже не получится.

– Миссис Помфрет сказала, что я счастливее голодающих детей Индии, чьи родители продолжают жить вместе.

– Пожалуй, она права.

– Она уже говорила это несколько лет назад, когда я потянула щиколотку, катаясь на роликах.

– Ну это она так проявляет сочувствие.

– Миссис Помфрет разрешила мне не ложиться спать и посмотреть с ней телевизор.

– Вот видишь, – сказала я. – Есть же и компенсации.

– И эта – самая лучшая, – сказала она, опускаясь на колени перед Брайаном. – Не представляю, как стану жить, если он тоже уйдет.

По спине пробежали мурашки. В тоне дочери звучала глубокая убежденность, в связи с чем я заключила, что к делу необходимо отнестись серьезно. Я могу считать волглого паршивца отвратительным, но для Рейчел пес был поистине лапой помощи, протянутой в трудную минуту. Починка изгороди вышла на первый план. Отполированная скрабом кожа Пенелопы Уэбб и невинная повязка с бантиком скрывают железный характер – я знала таких людей. Возможность, что Брайана насильно заберут и усыпят, разбив сердце Рейчел, не на шутку пугала. Насколько я видела, дочь приняла новый образ жизни как данность, с которой волей-неволей приходится мириться, и при отсутствии дальнейших коллизий все обещало наладиться. Бог знает что принес ей этот недоделанный дурачок из Бэттерси – освобождение от части любви, которую Рейчел питала к Гордону и не могла отдать, потому что отца нет рядом? Существо, которое можно жалеть, ибо ему еще хуже, наподобие маленьких голодающих индийцев миссис Помфрет? В любом случае это было хорошо, и это следовало сохранить.

Тем же вечером, когда Рейчел была в ванной, я рассказала ей, что произошло у меня с соседями Уэбб.

– Девочка из вашей школы? – спросила я. – Я ее раньше не видела.

– Нет, она ходит в частную. Между прочим, так нечестно: я уже учусь, а у нее еще неделя каникул!

– В этом и состоит разница между государственной и частной школой. Платишь больше, а времени в ней проводишь меньше.

– А можно мне перейти в частную?

– Разумеется, нет, – ответила я. – А откуда ты столько знаешь о соседке?

– Мы говорили через изгородь. У нее есть кролик.

– Да, – вздохнула я. – Я знаю.

– Она сказала, что ненавидит собак.

– И что ты ответила?

Рейчел недобро засмеялась:

– Сказала, что крольчатина – наше любимое блюдо.

Мне льстит мысль, что остроумие и находчивость дочь унаследовала от меня.

– Она сказала, если наш пес заберется в их сад, они его застрелят. Но они же не имеют права? Или имеют?

– Нет, конечно.

– Но ведь собак убивают, если они кусают людей или овец, так?

– Да, – согласилась я, – но кроликов им кусать не возбраняется.

– Лучше давай как можно быстрее починим изгородь, – сказала дочь.

– Я так и собираюсь.

– И обещай в мое отсутствие присматривать за Брайаном, чтобы с ним ничего не случилось.

Я заверила дочь, что глаз с него не спущу.

Почему, ну почему в качестве замены папочке она не выбрала канарейку? Вариант гораздо более подходящий, учитывая его профессию.