Текст книги "Собачьи дни"

Автор книги: Мейвис Чик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Друзья восприняли известие о моем разводе с Гордоном как истинно деловые люди.

– Что ж, – сказала Ванесса, – тебя мы знаем дольше, чем Гордона, поэтому пошлем его подальше и будем дружить с тобой. Гордон возражать не будет.

Она была абсолютно права, но у меня захватило дух: почему я не могу быть столь прямолинейной? Уверенность в себе – вот продукт денег и успеха, если читателю интересно.

Именно комбинация эксцентричности и самоуверенности привела меня в «Жигонду» в компании незнакомого молодого красавца. Когда Гордон уехал по делам, мы с Ванессой договорились вместе поужинать.

– Выбирай место, – предложила она по телефону. – Тебе же придется позаботиться о няньке и всяком таком.

Я выбрала «Жигонду» – во-первых, близко от дома, во-вторых, иным способом мне туда не попасть, а между тем я устала слушать, как соседи одни за другими влюбляются в этот ресторан. Я бы тоже с удовольствием проронила при случае, что очарована стильной атмосферой и богатой кухней нового заведения. Короче, я решила не отставать от Джонсов хотя бы в пищевом аспекте: Ванесса расплачивалась за все, включая колготки и «Тампакс», золотой кредитной картой, и сумма счета практически не имела значения.

Однако утром того дня, когда мы собирались в «Жигонду», Ванесса позвонила с сообщением, что всю ночь промучилась с больным зубом, а утром врач сказал, что это абсцесс.

– Но отменять заказанный столик мы не будем, – заявила она. – Я пришлю тебе компаньона – очень приятный молодой человек, иногда я сама с ним хожу. Он, как Золушка, до полуночи будет вести себя прилично, а потом все зависит от твоего желания…

– Ванесса! – ахнула я. – Ты шутишь?

– Отчего же? Превосходный собеседник, красавец с безупречными манерами, к тому же ему уже заплачено. Машина заберет тебя в восемь, как мы и договаривались, просто за рулем буду не я, а он. Почему бы тебе не решиться, Патрисия? Поживи хоть немного полной жизнью. Он очень, очень хорош собой.

– Я не могу допустить, чтобы Рейчел с нянькой смотрели, как я уезжаю в компании незнакомого мужчины. Что скажет Гордон, когда узнает?

– Позволь напомнить, что ты разводишься с Гордоном и на следующей неделе переезжаешь в отдельный дом. Ты – свободная женщина, вправе делать все, что хочешь. Мне казалось, в этом и заключается суть твоих эволюционных преобразований.

– Да, но я еще не достигла стадии, когда перед носом бывшего мужа гуляют с наемными кавалерами.

– Это не эскорт-услуги и не мальчик-паж, Патрисия, – с нажимом сказала Ванесса. – Парню тридцать, и недалек тот день, когда он станет известным актером. Выдающимся. Божественным. Никто не повалит тебя на ковер прямо в коридоре, чтобы заняться страстной, сумасшедшей любовью, тебе просто составят приятную компанию за отличным ужином, поддержат беседу, выслушают, а к полуночи привезут домой. Или куда захочешь.

– Насчет последней фразы… Ты ведь шутишь, не правда ли?

– Не знаю, – ответила подруга с обезоруживающей прямотой. – Если любопытно, попробуй и убедись. Все, он заедет в восемь, о’кей?

Я издала протяжный вой в телефонную трубку, что в переводе означало: «Я не хочу задеть чувства Гордона, а с Рейчел случится истерика».

– Ох, ну ладно. Я не собираюсь больше спорить – зуб окончательно разболелся. Скажу парню ждать тебя в ресторане. Сможешь сама туда добраться? – Ванесса, похоже, забыла, что люди управляют автомобилями, ездят на автобусах и такси или даже, помоги им Боже, ходят пешком.

– «Жигонда» в десяти минутах ходьбы. Конечно, смогу.

– Отлично. Он будет там с восьми. – Ванесса не скрывала раздражения. – И еще, Патриция…

– Да?

– Ради Бога, не пытайся за что-нибудь заплатить.

Когда я выходила, шел дождь, пришлось взять зонтик Гордона. Сердце кувалдой стучало изнутри по ребрам, словно я и вправду отправлялась на настоящее свидание. Даже Рейчел, когда я целовала ее на ночь, спросила, отчего я такая смешливая, что было неплохой интерпретацией моей нервозности. Как я могла позволить уговорить себя на такое, корила я себя, шлепая по лужам. Дойдя до ресторана, я едва не убежала домой, особенно когда сообразила, что не знаю, как выглядит мой спутник и как его зовут. К тому же я забыла дома очки. С другой стороны, не водружать же их на нос и не пялиться на все столики поочередно…

– О нет, о нет, – шептала я, следуя за надменным мужчиной в фуражке, украшенной витым шнуром.

– Миссис Мюррей? Ах да, – сказала еще более высокомерная девица за приемной стойкой. – Аарон вас проводит.

Проворно обогнув многочисленные столики в кильватере Аарона – оживленно жестикулировавшего толстенького коротышки, я оказалась перед столиком в углу, все еще держа под мышкой мокрый зонт (пальто у меня уже силой вырвали алые длинные ногти Мисс Надменность на входе).

Взору предстало прелестное видение: белоснежная улыбка, карие глаза, осененные шелковистыми ресницами, элегантный вечерний костюм. При рукопожатии я ощутила приятное тепло сухой ладони.

– Пол, – представилось видение. – Очень рад знакомству. Не желаете присесть?

Я неуклюже опустилась на стул, предусмотрительно поставленный на нужное место предупредительным Аароном, и сунула зонтик под стол.

– Патрисия, – сказала я. Собственное имя вырвалось наружу отрывистым стаккато, напоминающим серию рыганий.

– Я знаю, – улыбнулся молодой человек. – Счастлив с вами познакомиться. – Пауза, карие глаза прошлись по мне внимательным взглядом, и я чуть не умерла. Лишь салфетка позволила мне не испустить исступленное «о-о-о»: под столом я скрутила ее жгутом, подобно героине викторианской эпохи.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал Пол, усаживаясь. – Надеюсь, вы позволите мне сказать об этом?

Я готова была убить его, Ванессу и заодно себя, потому что невольно вспыхнула, опустила глаза и просюсюкала с ужасающим жеманством:

– О, благодарю вас.

В душе я желала, чтобы мне снова стало двадцать пять и я не была бы замужем или обладала внушительным состоянием, чтобы почаще платить за такие встречи.

Суть в том, что здесь вообще не было сути и смысла, поэтому вылазка и оказалась приятной, глупой – словом, сплошным удовольствием. Жаль, не могу ввернуть здесь смачную историю о том, что дело у нас дошло-таки до кувырканий на ковре в коридоре – это не так.

Золушка вернулась домой в полночь, все еще хихикая над шуточками, которыми перебрасывалась со слишком красивым и, по мнению Золушки, совершенно недоступным принцем крови. На пороге она насладилась прощальным теплым рукопожатием, войдя, заплатила няньке и отправилась в постель, ничего не потеряв праздничным вечером, за исключением зонтика Гордона – потеря легко восполнимая и не идущая ни в какое сравнение с хрустальной туфелькой – и малой толики неверия в то, что у Золушки есть будущее. Умело направляемая четырехчасовая беседа нон-стоп с незнакомцем в романтической обстановке чрезвычайно способствует повышению самооценки. Непривычно было представлять Ванессу в роли феи-крестной, но, поднимаясь по лестнице, Золушка с нехарактерным злорадством ликовала, как удачно у подруги разболелся зуб.

Теперь читатель понимает, почему зонтик Гордона, забытый в «Жигонде», мог стать проблемой: в дорогих заведениях помнят лица и имена клиентов, это особый шик и способствует коммерческому успеху. Удовлетворение Гордона, который и сам посетил эксклюзивный ресторан, и меня милостиво сводил, грело бы его весь вечер, перевесив сумму счета, при одном условии – уверенности мужа, что на эту территорию не ступала нога ни одного из нас. Гордону с лихвой хватило бы известия, что я посещала «Жигонду» с Ванессой; не хочется даже думать, что произойдет, если он узнает, что я развлекалась в компании мужчины, пусть даже всего лишь профессионального компаньона. Зачесав волосы на макушку, я надела самое контрастное платье, которое смогла отыскать, и нацепила очки, желая как можно меньше походить на себя же недельной давности.

К счастью, когда мы поехали в ресторан, дождя не было, и я избавилась от участия в поисках Гордоном зонтика. Стоял прекрасный золотой сентябрьский вечер, совсем как двенадцать лет назад, когда я обрушила на будущего мужа новость о близком отцовстве. Тогда я не могла думать ни о чем, кроме защиты не рожденного еще дитяти; теперь мною овладела идея по возможности оставить Гордона в дружелюбном состоянии, чтобы отныне и впредь мы были приятелями – это существенно облегчит общение и пойдет на пользу Рейчел. Посвятить жизнь дочери, несмотря на Филидин совет, стало моим идефиксом: я упоенно мечтала о блаженном безбрачном существовании в качестве идеальной матери. Так обстояли дела: я искренне готовилась жить ради Рейчел.

Гордон посмотрел на меня как-то странно, когда я бочком пробиралась к столу, стараясь избежать встречи с мужчиной в фуражке с витыми шнурами. К моему облегчению, Мисс Надменность куда-то отлучилась от стойки.

Не пришлось столкнуться и с Аароном: наш столик оказался в зоне, которую он не обслуживал. В целом я могла облегченно выдохнуть и предоставить вечеру идти своим чередом, не забывая удерживаться от высказываний типа: «В прошлый раз я здесь ела омлет с трюфелями» – и памятуя, что нужно спросить, где женский туалет, а не идти туда привычной дорогой. Но когда Гордон взял меня за руку через стол и стиснул ее, сказав ни с того ни с сего: «Ты сегодня очень красива, если мне еще позволено говорить подобные вещи», я невольно начала отвечать, что он не первый, кто говорит мне комплименты в «Жигонде», и, не спохватись я вовремя, ходить бы мне со свернутой головой. Я ограничилась высказыванием: «Пожалуйста, говори, если хочешь. Спасибо». Я понимала, что это неправда и грубая лесть (в устах аполлоноподобного Пола это тоже было не более чем любезностью, но по крайней мере тогда я не была в очках); тем не менее это задало тон вечеру. Посчитав, что мы заслуживаем немного гармонии после долгих унижений, я с удовольствием расслабилась. Мы с мужем говорили о прошедших годах, вспоминали счастливые времена до того, как у нас все пошло наперекосяк, и тщательно избегали поисков виновных.

– Будь я автобусным кондуктором, – заявил Гордон, – этого бы не случилось.

– Если бы ты был кондуктором, мы бы вообще никогда не поженились.

– Не поженились?

– Нет, конечно. Автобусным кондукторам не предлагают оплаченных туров в Германию.

Гордон озадаченно взглянул на меня:

– При чем тут Германия?

– Рейчел была зачата в Германии. Помнишь?

– Конечно, помню, но при чем тут наша свадьба?

Я уже хотела сказать грубость вроде «о, хватит болтать чепуху» или «включи мозги», но почувствовала, что муж говорит искренне.

– Ты что, забыл, что мы поженились, потому что должна была появиться Рейчел?

– Это ускорило наш брак, но поженились мы не только из-за нее. – Гордон посмотрел мне в глаза. – Верно?

Неизвестно почему я промолчала, глядя на него.

– Я хочу сказать, что любил тебя, Пэтси. Любил тогда, любил потом, люблю сейчас.

В горле стоял огромный ком. Гордон не был пьян и не хитрил, абсолютно искренне признаваясь мне в любви. Я сняла очки, чтобы лучше видеть. В ярко-голубых глазах мужа читалось самое серьезное подтверждение сказанному. Во мне шла отчаянная борьба с потерей уверенности и ее извечным близнецом – страхом. Такого поворота я не предполагала в самых смелых ожиданиях. Внезапно стало понятно, что мы делаем в дорогущем ресторане: Гордон снова ухаживает за мной.

– И это ты говоришь мне после того, что мы сделали друг другу, после всего, что высказали, вытерпели, после…

Гордон прижал палец к моим губам:

– Я знаю, знаю… Но со временем я смогу загладить свою вину. Может, когда мы начнем жить раздельно, сможем взглянуть на вещи по-иному? Начнем сначала! Вы – моя жизнь, ты и Рейчел. Не представляю, что я буду делать без вас, ей-богу, не представляю… Единственное, о чем я прошу, – не закрывайся наглухо, Пэтси, оставь дверь приоткрытой хоть на дюйм. Пожалуйста.

Что говорят в таких случаях? Могла я сказать: «Ты опоздал лет на десять», или «Ты выбрал странный способ демонстрации любви», или хотя бы «Я тебе не верю, и твои слова меня не тронули»? Не могла. Гордон сидел напротив, такой серьезный, полный надежды, маленький и сморщенный, что устраивать холодный душ было бы жестоко, поэтому я ответила:

– Мне обидно за нас с тобой и Рейчел и жаль, что все кончилось так печально. Правда, жаль. Но я не вижу способа похоронить прошлое и начать сначала…

– Не уходи совсем – вот все, о чем я прошу. Не закрывай дверь навсегда, впусти меня с холода в теплый дом…

Есть огромная разница между подвыпившим Гордоном – слезливым нытиком и тем, каким муж был в тот вечер. Он был совершенно трезв, абсолютно искренен, и я чувствовала себя виноватой за то, что не смотрю в будущее с тех же позиций. Я-то не могла дождаться, когда закрою эту самую дверь, запрусь на два оборота и выкину ключ. С другой стороны, пришло мне в голову, это может оказаться не более чем кратким всплеском негативных эмоций. А вдруг после разъезда мы заново научимся ценить, что имеем, и построим на этом новые отношения? Я подавила гнев, зародившийся в связи с покушением на мою почти-свободу, приказав себе не слишком упираться и не надевать шоры. Не исключено, что Гордон прав. Большой мир может оказаться неприветливым. Старый дьявол лучше нового…

– Почему не закажешь бренди и сигару? Ты это заслужил, – улыбнулась я Гордону.

– Но не по этим же ценам, – начал он, но, взглянув на меня, остановился. – Ты права, я это заслужил. Точно так же, как ты заслужила это, – и он широким жестом обвел зал ресторана, – за все годы, когда я мог сводить тебя сюда и не водил. Я понял, деньги – это не все. Нужно было чаще тебя развлекать.

«Вот черт, – подумала я, – как соблазнительно звучит…»

Жест ввел в заблуждение нашего официанта, который как по волшебству возник у столика. Гордон заказал два заключительных аккорда для себя и «куантро» для меня. В ожидании заказа он сиял, счастливый и непринужденный, каким я не видела его много лет.

– Я не хотел делать тебя несчастной, – говорил муж. – Полагаю, я просто занял основное место на сцене, все время захватывал главную роль. Профессиональная болезнь – недостаток времени. Разрыв между чувствами мужа и отца и реальной жизнью окончательно вышел из-под контроля…

Меня уколола мысль, что выражением «окончательно выйти из-под контроля» муж обозначил наш разъезд и развод, но вместо этого я сказала:

– Благими намерениями вымощена дорога в ад.

– В ад? – радостно переспросил Гордон.

– Именно. Это был настоящий ад – все эти годы…

– Ну не знаю… – Официант принес заказ. Гордон откинулся на стуле, с удовольствием смакуя бренди и блаженно попыхивая сигарой. – Не такой уж и ад, а, Пэтси? Я считаю, ты немного преувеличиваешь.

– Возможно, – согласилась я, потягивая ликер и думая, что так оно и было, и сменила тему: – Как продвигаются твои записи?

Он пустился рассказывать.

Следующие двадцать минут Гордон распространялся, как всегда умел, о себе и своей работе. Я слушала с облегчением – все, что угодно, лишь бы не говорить о будущем, вышедшем из-под контроля, о нас и о слегка приоткрытой двери. Я была так позитивно настроена с утра… Выходило, что я не готова дать шанс Гордону или Рейчел. Я бы сменила дуговую лампу на что-нибудь с более мягким и приятным светом, и может быть – кто знает? – Гордон окажется прав. А вдруг я излишне категорична и эгоистична? Может, все уладится, и однажды мы снова будем вместе? Это очень многое упростило бы… До того вечера я не понимала, сколько страхов гнездится у меня в душе – страх не вырваться на свободу, страх свободы… «О, Гордон, – думала я, с тоской глядя на мужа через стол, – если бы ты и вправду изменился, стал ухаживать за мной и завоевал меня снова, – как это было бы удовлетворительно!» Я поспешно прогнала мысль, что слово «удовлетворительно» является вопиюще неромантическим.

Когда принесли счет, я пристально следила за мужем. Дергая кадыком, он принялся скрупулезно проверять цифры, в точном соответствии со своими привычками, но вскоре, поняв, что за ним наблюдают, неожиданно швырнул счет на тарелку, вытащил невероятных размеров комок десятифунтовых банкнот и воскликнул с веселой беззаботностью:

– А, была не была! В конце концов, это всего лишь деньги. Много денег, ничего не скажешь, но ты стоишь каждого потраченного пенни. – Он потянулся через стол и сжал мою руку. – Каждого пенни, дорогая Пэтси.

Я попыталась изобразить улыбку, растянув рот до ушей.

Из-за стола я поднялась с ощущением, словно что-то забыла. Я вошла в ресторан цельной женщиной, а теперь будто раскололась на части. Гордон предупредительно отодвинул стул, когда я поднялась, нежно поддерживал под локоток, ведя к выходу, воркуя и квохча, как чудесно он провел вечер: «Надеюсь, дорогая, и тебе понравилось в «Жигонде», нам следует чаще уделять время подобным развлечениям, дай мне шанс завоевать тебя заново, словно незнакомку…» Я лишь кивала с приклеенной улыбочкой, как марионетка, пока у гардероба мы ждали пальто. Мне ничего не оставалось делать. Я не могла оспорить ни один довод мужа. Флоризель-стрит внезапно показалась далекой, несбыточной мечтой… Кто-то помог мне надеть пальто – я охотно приняла помощь, Гордон любезно придержал дверь, и мы уже выходили на улицу, когда за спиной послышалось:

– Ваш зонтик!

Мы обернулись. Толстый коротышка Аарон, очень довольный собой, протягивал мне аккуратно сложенное яблоко раздора. Я машинально протянула руку за зонтом, но Гордон, берясь за ручку двери, сказал:

– Это не наш.

– Нет, ваш, – упорствовал Аарон. – Миссис Мюррей, ведь это ваша вещь? – Запыхавшись, он отдувался, выпуклая маленькая грудь ходила ходуном.

– Ну, э-э-э… – сказала я, не зная, что предпринять, надеясь, что мы все внезапно резко изменимся внешне или произойдет еще что-нибудь.

– Мы не брали с собой зонтик. Боюсь, вы ошиблись, – весело и уверенно ответил Гордон.

Аарон не желал принимать обвинения и придвинулся ближе. Зонтик почти касался моей протянутой руки.

– Вы оставили его здесь на прошлой неделе, миссис Мюррей, – торжествующе заявил официант, – верно? – Он успокаивающе посмотрел на Гордона.

– Типичный случай путаницы из-за внешнего сходства, – отмахнулся Гордон, не сомневаясь в своей правоте.

– Ничего подобного, – возразил Аарон, сделав то, чего я и опасалась: отвел спицу и расправил клин плащовки, на котором было вышито имя Гордона.

– Не иначе я спятил, – удивился муж, подходя и разглядывая зонт. – Действительно мой.

Аарон посмотрел на меня. Гордон посмотрел на меня. Даже заменяющая Мисс Надменность дама задержала на мне безразличный и достаточно высокомерный взгляд.

– Да, – сказала я. – Это твой.

– Надеюсь, – добавил Аарон с легким поклоном, – сегодня обед понравился вам так же, как на прошлой неделе, миссис Мюррей?

Почему, ну почему воодушевленной и восторженной после чудесного вечера в компании Пола мне понадобилось останавливаться и долго и грубо льстить Аарону, прежде чем отчалить с платным кавалером? Я вздрогнула. Очень цветистые комплименты у меня получились – размякла, должно быть, и пришла в лирическое настроение. Неудивительно, что Аарон, будучи профессионалом, запомнил, кто я и чей это зонтик. Я обрушила ливень похвал достаточной силы, чтобы его маленькая официантская душа купалась в блаженстве несколько лет.

Напустив на себя святую невинность, я подняла глаза на мужа и воскликнула:

– О! Ха-ха-ха! Разве я не говорила, что была здесь с Ванессой на прошлой неделе? Ха-ха-ха!

Святой невинности хватило, чтобы пробудить проблеск полуверы в глазах Гордона и обеспечить себе краткое ощущение одержанной победы, но поганый маленький официант с чувством добавил: «Ах, ваш компаньон, какой очаровательный молодой человек!» – уверенный, что возвращает комплимент за гастрономическое славословие, которым я столь безрассудно его осыпала.

Гордон взял зонт, с силой стиснув ручку, и решительно вышел на свежий ночной воздух. Не придержанная им дверь едва не съездила меня по лицу, и я испытала облегчение. По крайней мере привычная обстановка…

На следующее утро Рейчел сказала:

– Не получилось, да?

– Что? – не поняла я.

– Ну чтобы вы с папочкой стали друзьями?

– Ну… Э-э-э…

– Я слышала, как вы вернулись.

Я обняла ее за плечи.

– Некоторое время вчера мы были друзьями. А остальное время не были. Пожалуй, с этим ничего не поделать. У вас с Кэти тоже иногда случаются ссоры, верно?

– Да, – согласилась Рейчел. – Но я не бегаю за ней по саду, пытаясь побить зонтиком.

– Твой папа очень вспыльчивый, – терпеливо объяснила я, – но отходчивый. Ты же видела, утром он был в порядке.

– Когда мы переедем, будет лучше, – заявила дочь.

– Будет, – согласилась я.

– Сегодня мы забираем Брайана, – забеспокоилась Рейчел. – Это же не отменяется?

– Нет, конечно. В четыре пополудни Брайан наш.

– А грузчики придут носить мебель завтра?

Я кивнула.

– Мам?

– Да, любовь моя?

– Когда мы уже переедем…

– М-м-м? – «Все, что угодно, – думала я, – будет тебе все, что угодно».

– Можно Брайану спать на моей кровати?

– Ну как бы тебе сказать, не знаю, разумно ли это…

– Оп-па! – огорчилась дочь. – А я-то надеялась на какую-нибудь компенсацию. Ребенок просит сущую малость…

А ведь и правда, учитывая остальное.

– Ладно, – сдалась я. – Первую неделю он может спать на твоей кровати, а затем переберется вниз, в кухню. О’кей?

– О’кей!

– Марш в школу.

– Слушаюсь. – Рейчел понесла тарелку в кухню. На ее мордашке можно было разглядеть крошечную искорку удовольствия и торжества.

– Рейчел, – предупредила я ее. – Я еще раз повторяю: одну неделю. Семь дней, и все.

– Конечно, – легко согласилась дочь, принимаясь завязывать шнурки. Нагнув голову, пряча лицо, она продолжала: – Мам?

– М-м-м?

– Что такое «грёбаная шлюха»?

– Объясню, когда подрастешь, – сказала я, подталкивая Рейчел к выходу.

Брайан спал на ее кровати неделю, вторую, месяц, а потом я об этом забыла. С позиций тактического преимущества не всегда разумно добиваться от детей выполнения некоторых условий, верно?

Глава 7

Я видела себя в роли постепенно стареющего матриарха, посвятившего жизнь воспитанию драгоценной дочери. Ответственная задача полностью поглотит мое время, избавив от поисков иной цели существования. Я была совершенно счастлива этой перспективой. Для чего мне личная жизнь? Это накладно – одежда, билеты на концерты, оплата няньки – и к тому же таит в себе угрозу. Откуда известно, что где-нибудь не сидит новый Гордон, которому не терпится испытать атаку крабовой клешни на свой нетронутый пах? Необходимо быть бдительной. Если непредвиденный и маловероятный инцидент повлек за собой двенадцать лет унижений, где гарантия, что приглашение в гости или прогулка не приведут к аналогичному результату? Я нервничала, даже когда водила Рейчел смотреть на приливный барьер Темзы^[19], боясь, что упаду в реку и меня выловит какой-нибудь красавец плейбой.

Нет, нет. Чай с другими матерями школьных подруг Рейчел, светские пересуды, пока я ожидаю ее у Браунис, одинокое посещение домашних вечеринок у Джо или Лидии – именно этим я занималась в течение первых недель незамужней жизни. Отнюдь не миф, что разведенная женщина менее желанна и не так легко адаптируется в социальной жизни, как разведенный мужчина. Вспоминались праздничные обеды и приглашенные друзья: каким-то образом мужчины прекрасно вписывались в обстановку и находили себе пару, даже если их оказывалось больше, тогда как, к своему стыду, я всякий раз видела расстроенную женщину, оставшуюся без кавалера. Оживленно общаясь со знакомыми, я мило щебетала, что в связи с разводом у меня масса хлопот, и большинство не самых близких дружеских связей засохло на корню. Полагаю, некоторые были способны поддерживать приятельские отношения, лишь пока мы оставались семейной парой. Меня такой поворот вполне устроил: сама мысль удвоить усилия в области светской жизни вызывала отвращение. Пропуск в дальнейшее существование мне давала Рейчел: дочь была, по сути, единственной причиной, вследствие которой я оказалась в настоящей ситуации. Пусть другие роли мне не удались, но эту я твердо решила исполнить с честью. Терять упомянутые шапочные знакомства оказалось не особенно обидно, тем более в отсутствие подчеркнутого пренебрежения: никто не плевал мне в глаза и не переходил на другую сторону улицы, завидев меня вдалеке; правда, уже не все приятели останавливались поболтать. Общение свелось к сухим взаимным приветствиям: привет, как дела, хорошая погода, ну все, пока.

Отчуждение началось задолго до переезда на Флоризель-стрит, но, опять-таки, можно ли винить бедолаг? Представьте, каково им пришлось, пока мы с Гордоном оставались под одной крышей. Предположим, кто-то захочет пригласить меня на ужин и позвонит, а трубку поднимет Гордон? Или кто-нибудь зайдет в гости, а Гордон окажется дома – он часто торчал дома, – и о чем же мы будем говорить? О погоде? Это все равно как пить чай в зале, где стоит гроб с покойником, притворяясь, что никакого гроба нет. К тому же у меня не нашлось достаточно веской причины для объяснения нашего разрыва. Казалось, мне не с чего облачаться во власяницу и посыпать голову пеплом. Если бы Гордон заводил интрижки на стороне, вел двойную жизнь или жестоко обращался со мной – вот это было бы самое оно, но я не могла предложить собеседникам ничего похожего. Люди недоумевали, на какой же гвоздь им, так сказать, вешать шляпу – на мой колок или Гордона, а ведь никому не хочется ошибиться. В результате я столкнулась с явным осуждением моего поступка: по мнению знакомых, мне было не на что жаловаться. Гордон считался глубокоуважаемой частью сообщества соседей, тогда как я была всего лишь скучной домохозяйкой. Все выглядело так, словно я самонадеянно отказываюсь от блестящего брачного приза – завидного мужа. Большинство людей считали за честь принимать у себя оперного певца; что бы они стали делать с его ничем не примечательной женой?

Кроме сложностей с нейтральной территорией, уменьшивших число моих друзей, вскрылась и другая причина, возможно, величайший убийца дружбы всех времен и народов – зависть. Тоненький демпфер, крошечный амортизатор – «с какой стати она ведет себя иначе, чем другие, чем все мы?». Конечно, знакомые дамы не признавались в наличии недобрых чувств – бесились молча, за исключением тех, кто сам лелеял подобные замыслы, но зависть ощутимо присутствовала. Мне безмолвно давали понять, что я – своенравная пария, поставившая себя выше других, претендуя на – да как она посмела? – свободу. Да, свободу! Но я понимала, что мне с самого начала придется ревниво оберегать обретенное сокровище, поэтому будто по команде установила несколько линий обороны за несколько часов до того, как стала полноправной хозяйкой дома с крошечным коридором и витражом на входной двери.

Когда грузчики ушли, я осталась наедине с рогом изобилия потаенных удовольствий: чайными коробками, которые забыла надписать, разномастной мебелью, казавшейся нереальной и неуклюжей в непривычной обстановке, и Рейчел с Брайаном, сидевшими в садике, как бедняки у трейлера в «Лэсси, вернись домой». Я ощутила один из благословенных моментов счастья: мурашки пробежали от макушки до кончиков пальцев. Я гладила стены, выглянула в каждое окно, открывала краны, неторопливо и методично обошла дом, заполняя каждый дюйм своим присутствием, делая жилье своим. Выглянув из окна комнаты Рейчел, я весело помахала дочери. Она, все еще с красными от утренних слез глазами, в наушниках плейера, махнула в ответ с улыбкой, говорящей, что маленькому сердечку утром нанесли рану, но не разбили. Затем она подняла бескостную лапу Брайана и помахала ею. Пес пристроил морду на колено маленькой хозяйки, свесив язык набок, и в его глазах не замечалось радости от достигнутой цели.

– Собака, – пробормотала я через оконную раму, – если ты не оживешь, смотри, скипидаром натру.

Ибо не за горами время, когда Рейчел поймет, что у нее нет ни замены папочке, ни толкового друга, только Брайан, который, за исключением естественных функций самой восточной и самой западной своих точек, совершенно мертв. Раздумывая над этим, я с удовольствием озирала окрестности из верхнего окна, когда к дому подъехал Гордон с большим букетом роз и бутылкой шампанского.

Не веря своим глазам, я открыла дверь. Всего несколько часов назад его фургон свернул на верхнюю дорогу, а мой – на нижнюю, мы протащили Рейчел через колесование настоящего разъезда, – и вот бывший муж нарисовался на пороге, причем с таким видом, словно у него есть полное право тут быть. Да еще сжимая в руках дары, которые прежде удавился бы, но не купил.

– Я подумал, заскочу ненадолго, – сказал Гордон с сияющей улыбкой, удовольствия лицезреть которую я была лишена несколько лет, если вообще когда-нибудь муж мне так улыбался. – Посмотрю, как вы здесь устроились.

– Гордон, – сказала я, не позволяя ему пройти, – так неправильно. Это мой дом. Некоторое время мне нужно здесь пожить и освоиться, прежде чем я начну приглашать гостей.

Усилием воли я удерживалась, чтобы не огреть Гордона по голове бутылкой шампанского и съездить противными оранжерейными розами по носу.

– Это еще и дом моей дочери, – сказал он, по-прежнему улыбаясь, но уже не так радостно.

– Да, я помню. Но ничего хорошего не выйдет, если сейчас взвалить на Рейчел новый эмоциональный груз.

– А как же я? – не без оснований спросил Гордон. – Я уже скучаю по ней. Ты хоть представляешь, что такое разлука с ребенком?

Старое доброе чувство вины, верный друг, обдало сердце жаром, и уверенность поколебалась: какое у меня право не позволять мужу видеть дочь? Но недавний знакомый, здравый смысл, влез между мной и чувством вины и посоветовал не складывать оружия, если не для себя, то ради Рейчел и будущего статус-кво.

– Понимаю, это тяжело, – сказала я. – Да, тебе стало бы лучше, повидайся ты с ней, но, честно говоря, Рейчел от этого легче не будет. Она только-только начала оправляться после утреннего зрелища разъехавшихся в разные стороны мебельных фургонов.

– А я даже не начал оправляться, – настаивал Гордон.

– Знаю. Я, между прочим, тоже. Но мы взрослые и можем рационально подходить к проблемам.

– Это ты можешь, – заявил муж. – Ты умеешь рационально смотреть на вещи и депрограммировать чувства, потому что полностью их лишена.

Злость – плохой помощник, но я поклялась, что если Гордон еще раз скажет, что я лишена чувств, пока я считаю до десяти, – прибегну к карам. В конце концов, раз он считает меня архетипом бессердечной стервы, отчего не вести себя именно так?

Я ответила как могла ласково:

– Дай ей несколько дней. В конце концов, дочь приедет к тебе на целый уик-энд. Не путай ее с самого начала, изменяя расписание. Мы ведь согласились, что стабильность очень важна…