Текст книги "Воспоминания еврея-партизана"

Автор книги: Мейлах Бакальчук-Фелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Безжалостными бандитами были они. Они шли по стопам разбойников средневековья. От современной цивилизации они ничего не взяли. В жестокости и разбое бандеровцы не отставали от гитлеровских палачей. Лозунг бандеровцев был: «Проти ляхiв, проти жидiв та проти червоних партiзан». (Против поляков, против евреев и против красных партизан.)

Почти все польские колонии и поселения, которые возникли за время польского господства, были взорваны, а семьи перебиты жесточайшим образом. В польскую деревню Загостье, недалеко от Сварыцевичей, ночью ворвались бандеровцы и вырезали все население. На следующий день мы вошли в эту деревню и застали в домах изрубленные и искромсанные тела мужчин, женщин и детей.

Немцы помогали бандеровцам убивать поляков. Это была своего рода солидарность с украинскими шовинистами в их жестоких делах. На одной опушке леса между Высоцком и Золотым мы нашли 12 трупов поляков, которые жили на польском хуторе в двух километрах от дороги. Жертвы лежали расстрелянные с головами в сторону дороги: трое мужчин, четверо женщин и пятеро детей. Это была работа немцев. Таким же образом они расстреливали евреев. Чтобы скрыть свое преступление, они для вида назначили следствие.

Бандеровцы жестоко расправлялись с партизанскими семьями. В одной деревне были изрублены гайдамацкими секирами четыре партизанские семьи. В деревне Пузня жила молодая крестьянка, которая при советской власти была избрана депутатом Верховного Совета Украинской ССР. Когда бандеровцы вошли в ее дом, у нее на руках был маленький ребенок, и они ее с ребенком искромсали на мелкие куски.

Был такой случай. В деревне жила семья. Муж был украинец, жена полька. Было у них трое детей. Ночью бандеровцы ворвались в дом этой семьи и приказали мужу изрубить гайдамацкой секирой свою жену и детей. Муж отказался, но они его так мучительно истязали, что он выполнил их приказ и изрубил свою жену и родных детей.

Тяжелые потери понесли евреи в лесу. В лесу графа Платера скрывалась в землянке большая группа евреев, свыше 30 человек. Это были беженцы из Домбровиц, Бережницы и Высоцка. Бандеровцы обнаружили укрытие и «ликвидировали» всю группу, применяя истязания и пытки. Только нескольким евреям удалось бежать к нам в Сварыцевичский лес.

В Сварыцевичский лес хлынули евреи из землянок в разных лесах и из укрытий в деревнях, где их прятали крестьяне. К нам же хлынули из деревень и хуторов поляки и партизанские семьи. Создалось паническое настроение и в наших партизанских рядах. Даже брянские партизанские отряды поняли, какой грозный и опасный враг появился в лице бандеровцев.

Также и отряды Ковпака оценили создавшуюся ситуацию и начали принимать репрессивные меры в отношении сел, поддерживавших бандеровцев. Партизаны стали поджигать такие села. Но это не помогло, а еще больше усугубило наше положение, так как целые семьи стали бежать к бандеровцам.

Бандеровцы стали для партизан врагом номер один. Немцы причиняли нам меньше потерь, чем гайдамацкие палачи, появившиеся в каждом селе, в каждом населенном пункте.

Глава 14
Немецкая облава

Март 1943 года. В лесу запахло весной, все напоминало о том, что приближаются пасхальные дни. Ветры сушили лужи, с каждым часом исчезали следы зимы. Солнце проникало в чащу леса, и кругом чувствовался приход весны. Каждый куст оповещал о возрождении и обновлении.

Наш Ворошиловский отряд был сконцентрирован в пределах Сварыцевичского леса, в ближайших деревнях – Броднице, Сварыцевичах и на хуторах под названием Вербы. Бандеровцы захватили много деревень нашей зоны. Они хозяйничали в Озерске, Замрученье, Вичевке, Золотом, Владимирце, находившихся всего в десяти-пятнадцати километрах от наших землянок.

На краю леса, недалеко от перечисленных деревень, вели мы бои с фашистскими бандами. Отряды нашего Соединения разбили свои палатки на Николаевских хуторах и в деревнях у реки Стырь. Сюда бандеровцы не добрались. Эти места лежали в пинском направлении, и бандеровцы не распространили свое влияние на белорусских крестьян.

Вся тяжесть боев с бандеровцами пала на наш отряд имени Ворошилова, в котором евреи составляли большинство и наиболее активную его часть. Евреев-партизан в отряде было около ста человек, неевреев – около 70–80. Как бандеровцы, так и немцы ставили перед собой задачу ликвидировать в первую очередь в Сварыцевичском лесу отряд еврейских «партизан-бандитов», а затем уже взяться за Соединение.

В один из мартовских дней мы заметили, что в небе происходит что-то необычное. Небо было покрыто облаками, и можно было заметить какую-то полосу, которая становилась все заметнее, словно хотела освободиться от сжимавших ее туч. Сначала в тучах над нашим лесом появился один самолет, затем выполз, как из-под одеяла, второй, а за ним третий. Все три самолета стали с оглушающим шумом спускаться все ниже и ниже над лесом, где мы находились. Это были немецкие свинцовые птицы, прилетевшие бомбить наши лесные базы. Несколько минут «Мессершмитты» облетали лес вдоль и поперек. Наши землянки были хорошо замаскированы. Мы всегда обращали много внимания на маскировку. Соснами, ветками лиственных деревьев мы тщательно покрывали наши жилые землянки, сараи, где содержался скот, лошади, хранились сани и повозки. Самолеты рыскали и разыскивали нас, «бандитов», но, казалось, ничего не обнаружили. Мы все укрылись в землянках и щелях. Прошло минут пятнадцать, и стали раздаваться взрывы. Землянки, весь лес стали от них содрогаться, затем самолеты улетели в сторону партизанского села Сварыцевичи, и у нас притихло. Вскоре мы услышали звуки сильных взрывов. Это самолеты бомбили село. Три четверти его было разрушено. Многие жители погибли.

Жители села, не зная, как себя вести во время бомбежки, увидев самолеты, побежали вдоль улицы в поле, чтобы достичь леса. Немцы этим воспользовались и стали преследовать и обстреливать их с воздуха. У партизан же в лесу потерь не было. Бомбы, сброшенные там, не попали в землянки. Также никто не пострадал из нашей охраны в лесу и на его опушке. Все члены штаба в Сварыцевичах побежали в сады и там легли на землю. Не помогли призывы штабистов к населению следовать за ними в сады. В панике и растерянности все село бежало, и летчикам легко было стрелять по бегущим и убивать крестьян партизанского села. Немцы потом хвастали, что они полностью разгромили «сильную крепость еврейских бандитов-партизан».

Через несколько дней после этой бомбардировки наши разведчики чуть было не натолкнулись на немецкий разведывательный отряд, шедший впереди большой карательной экспедиции. Они шли в сторону нашего леса, чтобы нас окружить.

Наши разведчики под командованием Алика Абугова вошли в новое село местечка Серники и уже было переправились через речку Стублу, отделяющую село от местечка, как сразу же у въезда столкнулись с немцами. Поднялась стрельба. Ввиду значительного численного превосходства немцев наши разведчики отошли и вернулись на свою базу в лесу. В то же время крестьяне с женами и детьми бежали из хат в лес, громко крича: «Нимцы, нимцы!»

Наши всадники помчались на дороги и к гребле, чтобы узнать, насколько велики силы немцев и в каком направлении они идут. Тревога нарастала с каждой минутой. Мы направили конное отделение на Николаевские хутора, где находился штаб Соединения.

Вскоре конное отделение вернулось с донесением, что сотни немцев движутся со стороны Городненской гребли в сторону Вичевки, а оттуда на Серники. В последнем донесении значилось, что немцы заняли Александровские хутора на самом краю леса и греблю, ведущую в Сварыцевичи.

У нас находилось тогда много раненых и тифозных больных. Из-за беспрерывных сражений с бандеровцами мы не могли соблюдать необходимые санитарно-гигиенические условия. Мы спали в одежде, не снимая даже сапог. Кроме того, ухудшилось снабжение, не было белья для смены. Это привело к тому, что сыпной тиф стал распространяться из землянки в землянку. Больных и раненых уложили на повозки, чтобы в любой момент тронуться в путь.

Положение было критическим. На востоке находились бандеровцы, и мы поэтому не могли отойти в Озерские леса и в леса графа Платера на реке Горынь. Села на юге были также полны бандеровцами. С севера против нас наступали немецкие части. Была только одна узкая полоса – дорога на запад в сторону реки Стырь и затем – к пинским болотам и лесам.

Мы следили затем, чтобы эта дорога не закрылась для нас, иначе у нас не было бы выхода из вражеского окружения. Соединение нам в этом помогало. Как только наши конники доложили штабу Соединения о создавшемся положении, отряд имени Чапаева занял дорогу, ведущую на Дибровск, а отряд имени Суворова занял дорогу Серники – Иванчицы вдоль реки Стырь. Хотя мы, евреи, были недовольны тем, что единственную дорогу, которая могла нас вывести из вражеского окружения, доверили чапаевцам.

Отряд имени Чапаева нашего Соединения состоял из бывших полицаев. Получилось это так. Еще до немецкого воздушного налета явился к нашей охране полещук в лаптях и рваном кожушке и заявил, что у него имеется срочное письмо для штаба. Письмо, написанное на русском языке и запечатанное сургучной печатью, было доставлено в штаб в Сварыцевичи. Крестьянин остался ждать у костра охраны. В письме говорилось, что группа полицаев желает вступить в наш отряд. Учитывая опыт с высоцкой полицией, штаб проявил осторожность и ответил, что его представители готовы встретиться с комендантом полиции в одной деревне на реке Стырь. Был указан день и час встречи. Крестьянин письмо с ответом унес.

Представители штаба – Мисюра, Плужников и Ермоленко – выехали в назначенное время к месту встречи. Оно было назначено на пристани, где в мирное время пришвартовывались пароходы, курсировавшие между Пинском и Луцком. Когда представители штаба прибыли на место, их уже дожидался комендант полиции. Он сообщил, что с ним здесь 75 полицаев. Они находились в Березе Картуской и бежали в лес, так как не хотят больше служить немцам. Всего полицаев было 150, и все они в полном составе сбежали в лес. Половина полицаев ушла к бандеровцам, а вторая половина, которая с ним, направилась в сторону Сварыцевичского леса к партизанам. Фамилия коменданта Куницкий и, хотя он выдал себя за украинца, он был скорее всего поляком.

Куницкому предложили подождать в ближайшем лесу сутки, пока ему дадут ответ. В течение этого же дня представители штаба успели побывать в Николаеве и посоветоваться об этом деле в штабе Соединения. Штаб в Николаеве решил влить полицаев в партизанское соединение, сформировав из них отдельный отряд и присвоив ему имя Чапаева.

Сейчас же отправились к месту, где дожидались полицаи. Туда поехали представители штаба Соединения вместе с представителями отряда имени Ворошилова. Полицаи ждали. Все они были вооружены немецким оружием и имели два хороших пулемета. Без всяких колебаний полицаи вместе со своим командиром Куницким согласились стать партизанами на условиях представителей штаба. Политическим комиссаром к ним был назначен Кабанов, погибший впоследствии в боях с бандеровцами.

Вот на этот Чапаевский отряд и возложили задание по охране единственной дороги на запад, по которой, в случае необходимости, мы могли отступить. Это нас, еврейских партизан, заботило и беспокоило. Все же это полицаи, которые безусловно участвовали в мероприятиях по «ликвидации» евреев в самой Березе Картуской, а может быть и во всей окрестности[46]46
  В очерке В. А. Бегмы «Странички тех лет» (Сборник «Герои подполья». М., 1965, с. 290–292) последующая боевая деятельность отряда имени Чапаева (командиром которого согласно В. А. Бегме был назначен В. Кабанов, а его заместителем – Н. Куницкий) оценивается положительно, хотя поначалу у партизанского руководства и были сомнения, связанные с полицейским прошлым этого отряда.


[Закрыть]. Но приказ есть приказ.

Перед лицом грозного врага мы считали целесообразным временно оставить Сварыцевичский лес, но штаб Соединения с этим не согласился и приказал нам организовать засады в болотах, растянувшихся вдоль гребли Городно – Серники, и заминировать дороги, ведущие к лесу. Пришлось выполнить и этот приказ, хотя это могло быть связано с большими потерями.

Еврейских партизан особенно беспокоила судьба еврейского семейного лагеря, где находилось около 350 человек, которые, будучи безоружными, могли попасть в руки человеко-зверей.

Оружия остро не хватало. Москва все не находила возможности послать оружие нашему отряду. То оружие, что нам удалось добыть в боях или взять у крестьян и лесных сторожей, было плохим и его было недостаточно для вооружения боеспособных евреев, находившихся в семейных лагерях; не хватало патронов, часто у винтовок стволы или затворы были ржавые. Набор оружия у партизан напоминал больше музей, чем вооружение боевой части: у кого – французская винтовка с длинным стволом, у кого – русская винтовка с коротким стволом, так называемый «обрез». Некоторые винтовки были собраны по частям и попасть в цель из таких винтовок было нелегко.

Понятно, что с таким оружием трудно было оказать сопротивление немецкой карательной экспедиции, вооруженной лучшими современными автоматами, пулеметами и другим оружием. Кроме того, немцев было намного больше, чем нас, и вместе с бандеровцами они представляли грозную силу.

И все-таки мы готовились вступить в бой с карателями. Была подобрана группа для минирования дорог, ведущих в лес. Другая группа устроила засаду на Александровских хуторах. Третья, более крупная группа имела задание внезапно напасть на врага в районе болот и трясин, находящихся вдоль гребли Городно – Серники. Эта группа состояла из 70 человек (среди них 50 евреев), хорошо ориентировавшихся в болотистой местности. Командовал этой группой Алик Абугов.

Время было весеннее. Луга и поля были залиты водой. Местами видны были только небо и вода. В этих условиях надо было уметь ориентироваться. Главное, надо было хорошо знать, где трясина и где твердая почва.

Группой под командованием Мойше Бромберга и Файвеля Глезера были заминированы все дороги. Группа, засевшая на Александровских хуторах, совершила дерзкое нападение на колонну немецких всадников. Первыми же брошенными гранатами были убиты несколько немцев вместе с лошадьми. После этого командир группы Нахман Зильберфарб и его товарищи бросились с криком «Ура!» на остальных немцев. Немцы в панике удирали на лошадях, неся при этом большие потери. Внезапное нападение на неприятеля с криками «Ура!» было тактикой партизан и часто вносило панику в ряды врага.

Ночью отправилась на задание группа под командованием Алика Абугова. В лесной темноте добрались до гребли Городно – Серники. Там, в канавах и болотах, окопались. Два дня и две ночи пролежали в засаде, выжидая момент, когда на дороге появится колонна. Наконец на рассвете третьего дня появились немцы – человек семьдесят. Они ехали на крестьянских подводах. Немцы миновали мост и двигались беспечно дальше, будучи уверены, что так рано и в таких болотистых местах партизан не может быть. Когда немцы отдалились от моста на большое расстояние и приблизились к залитой водой дороге, партизаны открыли по ним огонь. Немцы были ошеломлены и дезориентированы. Они побежали обратно к мосту, бросив обоз и убитых камрадов[47]47
  Камрад – от немецкого Kamerade – товарищ, приятель; в данном контексте это слово имеет саркастический оттенок.


[Закрыть]. В этот момент партизаны взорвали мост. Партизаны продолжали обстреливать немцев и вынудили их отступить в болота. Многих немцев поглотили болотные трясины. Партизаны вышли из своих укрытий и стали преследовать бегущих немцев. Некоторые немцы подняли руки вверх, желая сдаться, но тут же были расстреляны. Было захвачено много трофеев. Это была большая победа.

Немцы начали укрепляться в деревнях, окружающих Сварыцевичский лес. Особо мощные укрепления возвели они в Серниках. Вокруг местечка были вырыты траншеи, сооружены доты, огневые точки. Они применили здесь все средства фортификационной обороны, как на фронтовой линии. Немецкие дозоры разъезжали по деревням и по краям леса.

В течение двух недель совершали мы нападения на немцев из засад и каждый раз причиняли им большие потери.

У нас тогда было мало оружия. Большой недостаток испытывали мы и в патронах. Штаб Соединения посылал в Москву радиограмму за радиограммой с просьбой направить самолет с винтовками, автоматами, пулеметами и, главным образом, послать нам патроны. Но советскому самолету трудно было перелететь фронтовую зону. Немцы беспрерывно следили за полетами советских самолетов. Как только советский самолет перелетал фронтовую линию, за ним гнались немецкие самолеты. Но в Москве оценили серьезное положение партизан в Сварыцевичском лесу, находившихся в тисках двух сильных врагов, и направили к нам самолет «Дуглас». Он не смог приземлиться у нас, но сбросил нам ценный груз. Там было несколько автоматов, несколько десятков винтовок и много ящиков с патронами. Эта «скорая помощь» нас ободрила, дав нам почувствовать, что мы не одиноки в своей борьбе.

Тем же самолетом, который доставил нам оружие, прибыла к нам советская партизанка Маруся. Она высадилась на парашюте. Маруся, по специальности наборщица, была направлена в штаб нашего Соединения, чтобы помочь нам наладить периодическую печать. Она привезла с собою ручную печатную машину, бумагу и шрифты. Маруся была очень доброй женщиной. Где бы она ни встречала евреев, она их с сочувствием расспрашивала о пережитом. В лесу Маруся встретила еврейскую учительницу из Пинска Цилю Долинко, обутую в постолы[48]48
  Постолы – самодельная крестьянская обувь из грубой сыромятной кожи.


[Закрыть]. Она сейчас же вынула из своего рюкзака пару новых ботинок, выданных ей в московском штабе, и отдала их Циле.

Возможно, если бы немцы имели верную информацию о нас, они бы немедленно на нас напали. Крестьяне все время преувеличивали наши силы, и эти преувеличения принимались немцами за реальные цифры. Вот это и плюс наши дерзкие налеты удерживали немцев от немедленного наступления на партизанский лес. Наш гениальный Шолом-Алейхем[49]49
  Шолом-Алейхем (1859–1916) – еврейский писатель; настоящие имя и фамилия – Шломо (Шолом) Рабинович.


[Закрыть] писал в своих воспоминаниях, что каждое дерево в лесу казалось ему филистимлянином[50]50
  Филистимляне – народ, обитавший в библейские времена на юго-восточном побережье Средиземного моря; неоднократно воевал с иудеями. От слова «филистимляне» происходит название Палестина.


[Закрыть], вот так и немцы боялись леса, считая, что за каждым деревом скрывается партизан.

Немецкий комендант в Серниках хвастался перед крестьянами, что он доставит серниковских евреев из леса живыми и что будет в Серниках их линчевать. Он знал, что вооруженную борьбу в Сварыцевичском лесу организовали серниковские евреи, бежавшие из гетто. В одной из своих речей перед крестьянами в церковном дворе он выговаривал крестьянам за то, что они не уничтожили серниковских евреев еще до того, как гестаповцы прибыли для проведения «тотальной акции». Он без конца подчеркивал, что самые отчаянные «партизаны-бандиты» – это серниковские евреи, одновременно удивляясь, где эти «дерьмовые евреи» научились воевать. Свою речь он закончил словами, что не оставит Серники, пока не уничтожит всех партизан в Сварыцевичском лесу и пока не повесит пойманных там серниковских евреев на этих старых дубах в церковном дворе.

Глава 15
Партизанская конференция

20 марта 1943 года. Уже вечерело, когда к нам из Николаевского штаба прибыла группа всадников во главе с майором Повторенко и передала нам распоряжение направить от нашего отряда делегатов на партизанскую конференцию, которая состоится 21 марта в Дибровске, деревне недалеко от Николаевского хутора.

Немедленно собрался штаб и была сформирована делегация: Максим Мисюра, Никодим Ермоленко, Мейлах Бакальчук и Коля Плужников. С нами поехали медсестра Анна Расчучкина и еврейский партизан Берл Зильберфарб (умер в 1946 году в Германии в лагере для уцелевших евреев и других жертв фашизма). Я всю ночь составлял для конференции отчет о формировании первой группы партизан «из двенадцати» и обо всей проделанной работе.

Мы отправились на конференцию затемно. На одной подводе ехали я и Коля Панченков, а следом в тарантасе – Мисюра, Ермоленко, Плужников, Зильберфарб и Анна Расчучкина.

Кругом чувствовалась весна, все кругом обновлялось, но на сердце было тяжело. Положение с каждым днем становилось труднее. Передо мною вставали сцены кануна «акции» в гетто, и теперь сопровождали меня те же самые знаки гибели, только с той разницей, что теперь есть возможность погибнуть в борьбе. Какой-то странной представлялась мне эта конференция в тот момент, когда лес мог быть окружен врагом.

С большой настороженностью мы выехали из леса и пустились в направлении Серниковской гребли. В любой момент могли мы встретиться с немцами или бандеровцами. Из-за любого дерева, из любого куста могли в нас полететь вражеские пули. Мы должны были проехать мимо хутора, где находились немцы. У них там был опорный пункт. К тому же немецкая разведка часто выезжала на эту дорогу.

Ехать быстро было невозможно – гребля была полна выбоин и луж. Местами – совсем залита водой. Вдоль гребли течет река Стубла, в весеннюю и осеннюю пору она разливает свои воды по дорогам, лугам и болотам. Весной неширокая Стубла становится полноводной и заливает переправы. Эта гребля покрыта вязкой грязью, не засыхающей даже летом, при малейшем дождике она превращается в сплошную жижу. Колеса часто глубоко погружались в эту грязь, и наши лошади еле вытаскивали повозки. Только изредка мы выезжали на песчаную и твердую почву. Такие места возвышались, как острова. Дорога петляла, поэтому не было видно, что делается впереди, в особенности в местах, где у дороги рос густой кустарник или высокий камыш. За каждым кустом мог скрываться враг.

Наиболее опасным местом была развилка дорог. Одна вела в Серники, другая – в Зелень и Дибровск. Много лет на этой развилке стоял крест, украшенный расшитыми полотенцами и рубахами. Вблизи развилки находился хутор, где разместилась немецкая разведка, и в любой момент у нас могла произойти нежеланная встреча.

Мы свободнее вздохнули, когда заехали в лес вблизи деревни Зелень. Небо начало сереть. Этот лес был мне хорошо знаком. Мое родное местечко находилось всего в каких-нибудь 10–12 километрах от него. И я вроде бы даже забыл, куда и зачем мы едем. Мне хотелось, чтобы без конца в памяти проносились картины моего детства вместе с милыми мне образами людей, которые многие годы шагали по этой дороге.

В десять часов утра подъехали мы к деревне Дибровск, разместившейся на треугольной поляне, окруженной со всех сторон лесом. Эта деревня строилась в течение многих лет. Корчевали лес и строили дома. Молчаливы и суровы дибровские крестьяне. До сих пор на их лицах лежит печать предков – лесных жителей.

Конференция проходила в большой крестьянской хате, над крышей которой реяло красное знамя. В соседней хате регистрировали делегатов, записывали имя, фамилию, делегатом от какого отряда кто является и выдавали делегатские удостоверения. Хата была переполнена делегатами-партизанами. Их заросшие лица свидетельствовали о ночах, проведенных в землянках и у костров. Вся обстановка напоминала мне советский клуб. Стены были украшены портретами Ленина и Сталина и других советских вождей и разными лозунгами, на стенах были вырезки из газет «Правда» и «Известия» за январь 1943 года и развешаны иллюстрированные стенные газеты, написанные от руки или на пишущей машинке. Такие стенные газеты издавались почти в каждом партизанском отряде.

21 марта 1943 года в 11 часов утра открылась эта сказочная конференция. Все члены штаба Соединения заняли места в президиуме. Они явились аккуратно одетые, побритые, чистые, как будто жили в первоклассной гостинице, а не в крестьянской халупе или землянке. Генерал Бегма был одет в новенький гражданский костюм, будто только что полученный от портного. Полноватый блондин, он выглядел внушительно, как важный правительственный уполномоченный; фактически он и был им.

В президиум были приглашены командиры отрядов. На длинных скамьях расселись делегаты-партизаны в самой разнообразной одежде. Одни были одеты в красноармейские шинели, другие – в шубы, третьи – в полугражданскую одежду, а некоторые ходили во всем немецком. На шапках или папахах почти у всех были пришиты красные звездочки. Многие партизаны опоясали себя лентами с патронами и навешали на пояс гранаты.

Конференцию открыл Бегма. Он зачитал две радиограммы, только что полученные из Москвы – одну от Никиты Хрущева, председателя Совета Министров Украинской ССР, а другую – от начальника Украинского партизанского штаба. В обеих телеграммах передавались приветствия партизанской конференции. Бегма доложил о положении на фронтах, подробно рассказал о Сталинградской победе, а также о том, как Москва оборонялась, когда немцы были на ее подступах. Бегма подчеркнул, насколько Советское государство заинтересовано в развитии партизанского движения.

О рейде брянских партизан докладывал полковник Федоров – о том, как проходили сотни километров по тылам врага, пока добрались до лесов и деревень Полесья и Волыни. Дополнил его комиссар Кизя, он рассказал о тяжелых боях, проведенных брянскими партизанами на переправах через Десну, Днепр и Припять.

Затем были заслушаны интересные доклады о тактике и стратегии партизанской борьбы, о пропаганде среди населения, а также о вопросах организации и дисциплины. Была подтверждена тактическая линия в партизанском движении – основное внимание уделять диверсионной работе и избегать прямых сражений с неприятелем, чтобы не нести потери. Указывали, что тяжелые бои начнутся, когда приблизится Красная Армия. Основная задача партизанского Соединения – уничтожать коммуникации, сжигать мосты, взрывать немецкие объекты, склады.

Затем были заслушаны доклады отдельных отрядов. Доклад об отряде имени Ворошилова был сделан мною. Я доложил, как была создана первая партизанская группа, как евреи голыми руками добыли себе оружие, как группа вела бои с немцами, полицией и фашистскими бандами. Я подчеркнул, что при отряде существует еврейский семейный лагерь, где имеются старики и дети, и что боеспособные люди в лагере не вооружены из-за недостатка оружия.

После моего доклада отчитывались делегаты отрядов Бати. Они рассказали о своей диверсионной работе и о том, какими методами они пользуются. Мне запомнились интересные моменты из их докладов.

Их диверсия в одном из местечек начиналась так. Немцы нуждались в киномеханике и не могли его найти. Об этом узнали партизаны в лесу и разыскали у себя киномеханика. Он явился к немцам в местечко и предложил свои услуги. Немцы охотно приняли его на работу. Киномеханик работал добросовестно и хорошо. Однажды немцы устроили в киноклубе большой вечер. Из Берлина прислали специальный фильм, был организован буфет, должны были состояться танцы. На этот торжественный вечер были приглашены фольксдойче с женами и детьми, а также украинская знать из местечка и окрестностей. Киномеханик заранее заложил в центре зала под полом бомбу с часовым механизмом. Он показал фильм и исчез. Когда собравшиеся танцевали и пировали, механизм сработал. Бомба взорвалась, и все присутствовавшие были уничтожены[51]51
  Эта или подобная диверсия описана в книге Г. М. Линькова «Война в тылу врага».


[Закрыть].

В результате другого диверсионного акта был взорван мост на реке Пина. Двое партизан переоделись в одежду полещуков и погрузили на подводы кувшины с кислым молоком, пару кувшинов со сметаной, несколько фунтов масла и корзины с яйцами. На дно повозки положили они бомбу и накрыли ее соломой. Партизаны подъехали к мосту. Немецкая охрана у моста всегда задерживала подводы, обыскивая их. И на этот раз немцы задержали подводу. Увидев масло, яйца, сметану, молоко, немцы обрадовались, прогнали партизан, а повозку вывезли на мост, чтобы взять оттуда все добро. Они сняли кувшины, корзины с яйцами, затем стали рыться в повозке. В это время бомба взорвалась, и мост вместе с немцами взлетел на воздух.

От делегатов отрядов Бати я узнал также об исключительном героизме одного еврея – Аврума Гиршфельда.

В Ленино, местечке возле Пинска, все еврейское население было собрано в концентрационный лагерь и там уничтожено. Оставили только несколько мастеровых, которые были вывезены в специальный лагерь для специалистов под Слонимом. Там оказался часовой мастер Аврум Гиршфельд. Так как не всегда у него была работа по специальности, его временами посылали работать на железную дорогу и шоссе.

В одно утро Гиршфельда на работу не послали. Его вызвали в комендатуру, дали ему завтрак: полбуханки хлеба, кофе и молоко. Аврум забеспокоился, чувствуя, что здесь что-то неладно. «Раз немцы пригласили меня к себе, вдруг угостили завтраком, значит, произошло что-то нехорошее». После завтрака в комендатуру пришли фельдфебель с жандармом железнодорожной станции, по-дружески заговорили с ним и спросили, разбирается ли он в электротехнике. Он сказал, что разбирается, и если ему вернут семью и создадут нормальные условия жизни, он сможет что-то сделать в этой области. Гитлеровцы пообещали выполнить его просьбу и повели его к железнодорожной линии, остановились у рельса, и жандарм сказал ему: «Вот здесь, гражданин Гиршфельд, под рельсом лежит мина, снабженная электродетонатором. Если вы удалите эту мину, то мы вам вскоре возвратим семью, которую мы вывезли, и вы будете вместе с женой и детьми, как в мирное время. Если же вы мину не удалите, вам уже семья не нужна будет… Я полагаю, что вы мою мысль поняли».

– Да, я хорошо понимаю, – ответил Гиршфельд, покрывшись холодным потом, – но вы должны отойти в сторону. Это ведь мина, она может взорваться, и вы погибнете.

Гитлеровцы отошли в сторону. Гиршфельд остался возле рельса, где находилась мина. Он при этом понимал, что мина, безусловно, заложена партизанами, и сделано это не для того, чтобы он, Гиршфельд, ее разобрал, и решил потянуть шнур, чтобы мина взорвалась. В то же время промелькнула мысль, что в случае невыполнения требования немцев обезвредить мину, жена его Эмма и сыночек Эдик будут расстреляны. Он стоял так, колеблясь, не зная, что делать.

Издали стояли гитлеровцы и наблюдали за Гиршфельдом. Фельдфебель сказал своим двум камрадам, что из этого ничего не получится. Вы обещали ему вернуть семью, в то время как она давно расстреляна. Тогда один гитлеровец сказал: «А почему не обещать человеку, когда у него на руках билет на тот свет. Мы ведь уже потеряли двенадцать немцев при попытках разобрать подобные мины. То же самое произойдет с ним».

Гиршфельд приступил к разборке мины по следующим соображениям: во-первых, мина уже обнаружена немцами и не представляет для них секрета, поезд не будет пущен по линии, и взрыва эшелона все равно не будет; во-вторых, мину все равно обезвредят. Гиршфельд осторожно приступил к работе. Целых два часа возился он с миной. Он изъял электрический узел детонатора и обезвредил мину.

После этого Гиршфельд подозвал фельдфебеля и его камрадов, крикнув им, что мина безопасна. Гитлеровцы подошли и увидели, что провода отделены от мины.

В тот вечер немцы угостили Гиршфельда хорошим ужином и сказали ему, что с этих пор он у них будет инструктором, сапером. Ему выделили хороший продуктовый паек, но семью вернуть ему гитлеровцы не могли.

Однажды перед вечером Гиршфельд стоял во дворе возле своего жилья. Евреи проходили с работы в поле. Он заметил, как один еврей отвернулся от него, когда Гиршфельд его приветствовал. Это очень обидело Гиршфельда. Он понял, что евреи считают его предателем. Стоя так задумчиво и огорченно, он заметил, как из рук одного еврея выпала грязная тряпка. Он поднял ее и раскрыл. В тряпке была смятая записка, адресованная Гиршфельду: «Дорогой Аврум! Ты, кажется, поступил на должность к гитлеровцам, и за это тебя стали хорошо кормить. Только знай, что мы твои действия рассматриваем, как прямое предательство… Ты, вероятно, знаешь, что наши семьи давно расстреляны!.. Давид».