Текст книги "Солдат"

Автор книги: Мэтью Риджуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

было отвести душу, и они начали развлекаться, бросая друг в друга бутылки. Хозяйка, очень милая женщина средних лет, случайно оказалась между солдатами, и одна из бутылок угодила ей в голову.

Мое беспокойство о боевой готовности дивизии отнюдь не уменьшалось, пока мы плыли в Африку. Дивизия была погружена на три транспорта, и один из них, «Джордж Вашингтон», на котором находился я, то и дело останавливался из-за неполадок. Однажды, когда от побережья Африки нас отделяло всего несколько сот километров, я проснулся в середине ночи и обнаружил, что наша старая посудина снова остановилась, а конвой уже исчез за горизонтом. Я встревожился, так как не хотел чтобы дивизия высадилась на берег без меня. Пришлось послать командиру конвоя адмиралу Пфейферу телеграмму, в которой я заявил, что если наш транспорт к утру не сдвинется с места, я прыгну за борт, Тогда, чтобы подобрать меня, придется послать эскадренный миноносец, и, таким образом, я не отстану от конвоя.

Очевидно, моя телеграмма всех позабавила, но я не-шутил. К счастью, мне не пришлось осуществить свою угрозу. Задолго до рассвета мы снова двинулись в путь и нагнали конвой. Утром 10 мая вдали, на фоне голубого неба, мы увидели белые минареты Касабланки, ослепительно сверкавшие в лучах утреннего солнца.

ГЛАВА 5

Сицилии.

ИСПЫТАНИЕ ЛЮДЕЙ И ТАКТИКИ

После двенадцатидневного океанского перехода солдаты 82-й дивизии один за другим спускались по сходням на пристань в Касабланке. Гавань была сильно разрушена. Отсюда в 1942 году американские войска начали свое наступление против войск стран оси в Африке, сделав первый большой шаг по залитой кровью дороге от Рима до Берлина. В гавани до сих пор виднелись ржавеющие корпуса потопленных судов. Солдаты многих стран бродили по широким улицам между ослепительно белыми домами, а марокканцы в красных фесках охраняли пристани и товарные склады. Большие армейские грузовики, автомобили без двигателей, запряженные лошадьми, и повозки, запряженные ослами, машины, работающие на древесном угле и оставляющие за собой струи зловонного воздуха, наконец, велосипеды– это удивительное смешение всех видов транспорта ошеломило нас. Арабы-разносчики, похожие на голодных ястребов, своими костлявыми руками хватали парашютистов за рукава, умоляя их купить разные безделушки. На улицах было много закутанных с мог до головы женщин. Они проходили быстро, прижимаясь к стенам домов, и нс обращали внимания на мужчин. А солдаты с любопытством глазели на женщин, пытаясь найти в них сходство с теми гаремными красавицами, которых они видели в кино.

В Касабланке мы стояли недолго. Вскоре дивизия на самолетах, грузовиках и поездах уже двигалась на северо-восток в Уджду (Французское Марокко), где сосредоточивались парашютисты. Планерно-посадочные подразделения двинулись к Марнии близ * алжирской границы.

Места для занятий я выбрал сам во время моей предыдущей кратковременной поездки в Африку. После войны я с удивлением прочитал в истории 82-й дивизии «Сага о воздушиодесантных войсках», что выбор мест для занятий был сочтен неудачным.

«Место для лагеря,– писал какой-то безымянный грамотей,– было выбрано с тщательностью, принятой при разбивке американских учебных лагерей. По одну, сторону города расстилались красивые холмистые равнины, покрытые травой и сливающиеся на горизонте с прекрасными, расцвеченными множеством красок горами слева и с голубым Средиземным морем – справа. И вот лагерь был выбран по другую сторону города – в самом пыльном месте Африки, где каждый день ровно в полдень ураганный ветер поднимал тучи песка и пыли».

В этом замечании есть доля правды: мы сознательно выбрали участок, который не был пригоден для полей и пастбищ. Совершенно верным является и замечание относительно ветра и песка. Мы тренировались, словно в адской печи: горячий ветер нес тонкую пыль, которая забивала нос, жгла глаза и резала горло. Сначала солдаты прыгали с парашютами днем, пока не исхудали от изнурительной работы на солнце. Поэтому обучение пришлось перенести на ночь, когда было прохладнее» но зато днем парашютисты не могли спать из-за страшной жары. Дизентерией переболели буквально все солдаты, но самыми опасными врагами для нас были сильный ветер и очень твердая поверхность земли. Даже з редкие безветренные дни прыгать с парашютом было небезопасно, так как землю покрывали камни величиной с кулак и даже с человеческую голову. Смертельные, случаи были редки, но серьезные растяжения жил, переломы и сотрясения считались у лас обычным явлением. Во время одного занятия, когда с самолетов прыгал целый батальон, 54 солдата получили сильные повреждения. В конце концов потери в людях стали такими большими, что пришлось сократить количество прыжков. Мы учили пилотов находить районы выброски, а прыгали с парашютами только инструкторы и по одному парашютисту с самолета.

Проведя шесть недель в этой пыльной, исхлестанной ветрами адской дыре, мы двинулись к Кайруану* в центральной части Туниса. Это место должно было послужить трамплином для выброски на Сицилии. Мы прибыли туда с целой коллекцией животных – собак, коз и одного осла, которого солдаты 505-го парашютного полка пытались сделать первым ослом-парашютистохм, чтобы он стал помощником при переброске грузов. Его карьера оказалась недодгой: при первом же прыжке он сломал ногу, и его пришлось пристрелить. С нами прибыли также два английских парашютиста, которые сели на поезд где-то в пути, привязались к нам и, вероятно, пошли бы с нами в бой, если бы английские военные полицейские не увидели их к не вернули в свою часть.

В Тунисе люди познакомились с войной. Здесь пустыня была усеяна изуродованными грузовиками и танками когда-то гордого африканского корпуса Роммеля, разбитого армиями Александера, Паттона и Монтгомери. В Тунисе солнце жгло еще сильнее, чем в Марокко и Алжире. В тени грушевых-и миндальных деревьев мы пытались найти хоть какое-то укрытие ст палящего зноя, но для тех, кому приходилось работать в бараках из гофрированного железа, спасения не было. Жить и работать приходилось, как в печи. Со стороны пустыни все время дуло горячее сирокко *, похожее на дыхание ада. В полдень термометр иногда показывал 60 градусов. Впервые нарушилась наша система снабжения, и довольно долго мы питались почти исключительно мармеладом и консервами. К моменту вылета на Сицилию людям настолько осточертела такая жизнь, что они готозы были прыгнуть хоть в огонь, лишь бы выбраться из Африки.

В то время я и сам был .взвинчен, но тут было виновато не одно только палящее солнце. Дело касалось некоторых мелочей, которые, однако, нередко оказывают серьезное влияние на отношения между союзными войсками. Во главе английских воздушнодесантних .зойе.к в то время стоял генерал-лейтенант Браунинг, находившийся в штабе генерала Эйзенхауэра в качестве советника по вопросам использования воздушнодесантных ^{15 войск; Он был пионером возДушиодесантного дела и благодаря своей инициативности, смелому и творческому мышлению считался в Англии признанным авторитетом во всех вопросах, касавшихся воздушнодесантных войск.}

Вполне естественно, что некоторым из нас казалось немного пренебрежительным его отношение к тем, кто обладал меньшим опытом использования воздушно-десантных войск. Для меня это не было неожиданностью. Я внимательно изучал историю первой мировой войны, слушал рассказы многих наших опытных офицеров и поэтому хорошо знал, что кадровые офицеры французской и английской армий сначала относилась свысока к своим американским коллегам. Они не слишком вы-соко ценили их боевые качества и еще меньше —их знания в области ведения современной большой войны.

Частично эти настроения, к сожалению, сохранились и к началу второй мировой войны. Когда мы впервые начали работать совместно, некоторые английские офицеры не скрывали, что они невысокого мнения о боевой готовности и опыте американских войск. Конечно, это раздражало американских командиров, которые были в-полне уверены в своих силах, в своей военной выучке и гордились своими частями.

Мелкие разногласия, возникавшие в период планирования, раздражали, словно соринка в гл«азу. Все транспортные самолеты для переброски войск были американские, но нам не хватало самолетов для минимального удовлетворения боевых потребностей американских и английских воздушнодесантных войск, которым предстояло высаживаться на Сицилии. Отдавая самолеты англичанам, я понимал, что моим солдатам придется вступать в бой, располагая меньшими силами. Мы непрерывно спорили с генералом Браунингом о том, как распределять самолеты между моей и английской 1-й воздушнодесантной дивизиями. Я чувствовал, что от Браунинга, находившегося при верховном главнокомандующем, в значительной степени зависело как выделение самолетов для* американских воздушнодесантных войск, так и их тактическое использование.

Однажды, например, одному из моих батальонных командиров сообщили, что на следующий– день для инспектирования его подразделения приедет генерал Браунинг. Естественно, мне это не понравилось, так как я не был поставлен в известность о поездке английского генерала. Уведомление не следовало посылать подчиненному офицеру непосредственно – его нужно было в форме просьбы направить сначала мне. Надо было спросить меня, удобно ли в этот момент инспектирование генералом данного подразделения. В другой раз я получил от генерала Браунинга телеграмму о том, что он собирается приехать ко мне для рассмотрения моих планов использования воздушнодесантных войск на Сицилии. Я довольно резко ответил, что никаких планов показывать ему не буду, пока их не одобрит мой непосредственный начальник генерал Паттон. До той поры никто не имеет права рассматривать их без разрешения генерала Паттона.

Паттону понравился этот ответ, и он одобрил мое намерение послать его. Однако в более высоких командных звеньях ответ был воспринят совершенно иначе. Когда несколько дней спустя я был в штабе генерала Эйзенхауэра в Алжире, начальник штаба Бсделл Смит сделал мне строгое внушение, несомненно, по указанию самого генерала Эйзенхауэра. Дело в том, что верховный главнокомандующий приказал обеспечить всемерное сотрудничество между английскими и американскими войсками. Всякий старший американский офицер, хотя бы слегка нарушивший это правило, мог сразу укладывать свои вещи и отправляться домой. Все это встревожило меня, ибо речь шла, как мне тогда представлялось, о том, отстаивать ли мне интересы своего командования или допустить, чтобы мною пожертвовали во имя согласия между союзниками. Вероятно, меня бы отправили домой или по крайней мере вынесли бы мне строгий выговор, если бы генерал Паттон не поддержал меня совершенно искренне и безоговорочно.

Эти незначительные разногласия не следует, однако, Преувеличивать. Как только мы доказали в бою, на что мы способны, все сомнения относительно наших боевых качеств, видимо, исчезли. Таким образом, необходимая предпосылка успешного сотрудничества – атмосфера чистосердечного взаимного уважения – была, наконец, создана. Мы с Браунингом вскоре стали большими друзьями. После войны, когда я был верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе, мы как-то встретились и разговорились о прежних боях.

Я высоко ценил богатейший боевой опыт Браунинга. По-видимо му, и он относился ко мне с большим уважением. .

В связи с недостатком самолетов, о котором говорилось ваше, дивизия должна была перебрасываться на Сицилию по частям. Самолетов хватало лишь для одного усиленного полка 82-й дивизии, который должен был высадиться перед фронтом 1-й американской пехотной дивизии в западной части Сицилии, и одного полка английской воздушнодееантной дивизии, десантировав* шег-ося на восточном побережье перед английскими войсками. В первый эшелон я назначил 505-й полк Джеймса Гейвина, а во второй, который должен был высадиться следующей ночью,– 504-й полк Рубена Такера. Все до последнего патрона было подготовлено к выброске десанта. 10 июля после полуночи 505-й полк Гейвина и 3;й батальон 504-го полка выбросились с самолетов над западной частью Сицилии.

Это был первый массовый ночной парашютный десант в истории, испытание новой смелой формы войны, которую так блестяще применили немцы при штурме Крита. О подобной атаке с воздуха мечтало не одно поколение. Ведь эта идея возникла задолго до изобретения самолета. В 1763 году в Париже Бенджамин Франклин наблюдал второе в истории поднятие воздушного шара с пассажирами. Значение этого «великолепного эксперимента» не прошло мимо него. Через несколько недель он писал одному из своих друзей: «По-видимому, это открытие огромной важности, и оно, вероятно, станет поворотным пунктом в историческом развитии человечества... ибо найдется ли такой правитель, который сможет так покрыть всю свою страну войсками, чтобы успеть дать отпор 10 тысячам солдат, спустившихся с неба, прежде чем они во многих местах причинят безграничный ущерб?»

Франклин проницательно заметил, что в полете воздушный шар «встретился с противоположными течениями воздуха —обстоятельство, которое могут использовать будущие воздушные путешественники».

Противоположные воздушные течения, безусловно, интересовали и «воздушных путешественников» 505-го полка, когда они приблизились к побережью Сицилии. Неожиданно там поднялся -ветер силой свыше 18 метров в секунду, который сбил с курса и далеко разбросал подразделения полка. Парашютистов предполагалось сбросить кучно в небольшом районе близ городка Джела, между противником и плацдармами, где высадились войска 2-го корпуса генерала Брэдли, но они оказались разбросанными на большой площади.

Конечно, мы ожидали некоторого разброса, и поэтому всем командирам было объявлено: специальных самолетов с грузами не будет. Пилоты и парашютисты знали, что вместе с ними будет сброшено все их имущество. Если пилот и начальник парашютной команды при свете луны ire смогут определить свой район, то солдаты все равно должны будут прыгать, а затем пробиваться к. своим объектам по земле.

Как это часто случается на войне, то, что на первый взгляд представляется пагубной ошибкой, неожиданно оказываете^ выгодным. Парашютисты, выпрыгнув с самолетов небольшими группами на площади нескольких сот квадратных километров, вызвали у командиров немецких и итальянских войск страшное смятение. Когда с вершины каждой горы качали стрелять солдаты, естественно, создавалось впечатление, что атакует по крайней мере дивизия, а то и больше, тогда как в действительности это был только усиленный полк. В течение нескольких часов немцы и итальянцы нерешительно топтались на месте. Их беспокойство неудивительно: ведь каждая группа парашютистов, приземлившись, немедленно вступала в бой, всеми силами стремясь соединиться со своими товарищами. Некоторые парашютисты приземлились на восточном побережье, в районе действия английских войск, и сражались вместе с англичанами, пока бои не затихли и они не смогли вернуться в свои батальоны. Другие оказались в расположении 1-й американской пехотной дивизии и мужественно сражались в ее составе.

В подобном положении опознавание своих и вражеских солдат —дело чрезвычайно трудное. Не все части, находящиеся в данном районе, имеют одинаковый пароль. У нас с 1-й дивизией был общий пароль .{сейчас я не могу его вспомнить), а у англичан другой, так же как и у остальных американских дивизий в этом районе. Этот печальный опыт многому научил нас. Впоследствии во всех воздушнодесантных операциях дивизии, входя-щи€ в состав одного корпуса, имели одинаковый пароль. Однако это не решало проблемы для парашютиста, так как пароли менялись каждые 24 часа. Чтобы в Норман-дии мои парашютисты могли быстро опознать друг друга, я приказал выдать почти всем своим солдатам оранжевые нарукавные повязки. Это помогало до тех пор, пока немцы не стали снимать эти полоски материи с наших убитых солдат и надевать их сами.

Самую правильную оценку воздушнодесантной операции на Сицилии, мне кажется, дал генерал Джеймс Гейвин в своей превосходной книге «Воздушнодесантная война» ¹, изданной в Вашингтоне в 1947 году.

«Сицилийская операция,—пишет он,– была экспериментом и для личного состава, и для штабов 82-й дивизии. Ночных парашютных операций до сих пор никогда еще не проводила ни одна армия, и поэтому в процессе подготовки к ней пришлось решить много новых вопросов». Мы полагали, что парашютист не может благополучно приземлиться при скорости ветра более 9 метров в секунду, однако на Сицилии прыгали при скорости ветра 18 метров в секунду. В ходе этой операции при-, шлось преодолевать неисчислимые непредвиденные трудности ночного боя на вражеской территории, когда' за каждым кустом мерещатся, а часто и на самом деле оказываются солдаты противника.

Сложнее всего оказалось быстро собрать парашютистов. Без боевого опыта трудно было определить, в какой мере можно пожертвовать безопасностью ради скорости. Бои научили нас, что сбор и перегруппировка проводились с излишней осторожностью. Они показали, какое снаряжение должны иметь при себе парашютисты. После потери большого количества тяжелых контейнеров с грузом было решено, что каждый парашютист должен иметь при себе как можно больше оружия, чтобы затем быстра воспользоваться им на земле. В частности, парашютистам требовалось больше гранат и меньше продовольствия. Для сбора ночью нужно пользоваться простыми паролями, а не специальными приспособлениями вроде лампочек.

На Сицилии парашютисты 82-й дивизии впервые ис-

пытали, что значит ночной прыжок с самолета. Оки поняли, что жизнь их целиком зависит от их физических качеств и умственных способностей, а также от боевого снаряжения, которое они берут с собой. И все-таки после Сицилии стали рассуждать так: «Только бог нам поможет».

Таковы наши ошибки и наш опыт. Об эффективности наших действий лучше всего может судить такой специалист в этих вопросах, как генерал Карл Штудент – самый большой немецкий авторитет в вопросах воздушно-десантных операций. В 1945 году, находясь в английском лагере¹⁶для военнопленных, он заявил на допросе:

«Воздушнодссантиая операция союзников на Сицилии имела решающее значение... Я думаю, что если бы союзные воздушно-десантные силы не преградили путь танковой дивизии «Герман Геринг», эта дивизия загнала бы войска первого эшелона морского десанта обратно в море. Я приписываю весь успех операции союзников на Сицилии тому, что немецкие резервы были задержаны до тех пор, пока с моря не высадились силы, достаточные для того, чтобы оказать сопротивление контратакам со стороны наших войск».

Как показывает это заявление, парашютисты 82-й дивизии, высадившись на территории, занятой войсками Гитлера и Муссолини, действительно причинили тот «безграничный ущерб», возможность которого пророче– ски предсказывал Франклин.

Так как две трети моих войск все еще Находилось в Африке, я не стал прыгать вместе с солдатами Гейвина, а утром, в первый день операции, направился, как это предусматривалось планом, на командный корабль генерала Паттона. Как только рассвело, мы высадились на берег, и я немедленно отправился искать командный пункт Терри Аллена, надеясь получить там какие-нибудь сведения о своих парашютистах. Я нашел его метрах в двухстах от берега. Терри был очень весел и доволен, хотя заметно хромал из-за сильного приступа какого-то . кожного заболевания. Нога у него была забинтована. Он объявил мне, что о парашютистах ничего не знает: ни одного из них не видел и ничего не слышал по радио. Он был уверен, что перед его войсками парашютистов нет,

Где бы они ни находились, мне нужно было отыскать их. Поэтому я попросил у Терри сержанта, который сопровождал бы меня как автоматчик, и вместе с ним и с моим адъютантом Д. Фейсом, отважным молодым офицером, впоследствии за участие в Корейской войне посмертно награжденным Почетным орденом конгресса, отправился в самую опасную в своей жизни прогулку. Вскоре мы миновали передовые позиции дивизии Терри и, пройдя еще несколько сот метров, приблизились к полоске земли, засаженной арбузами, на которой, видимо, уже похозяйничали патрули. Однако впереди земля была зловеще спокойной и пустой, молчаливой и пугающей, словно поверхность луны. Мы чувствовали себя довольно одиноко. По крайней мере такое чувство испытывал я сам. Все же мы продолжали двигаться вперед. Выйдя из укрытия, я ползком взобрался на вершину голого, покрытого низкой травой холма, чтобы оглядеться во* круг. Сержант с автоматом прикрывал меня слева, а Фейс остался позади справа, чтобы выручить меня, если я попаду в засаду или под огонь снайпера. Впереди местность казалась совершенно пустынной, и я уже собрался двинуться вперед, как вдруг раздался оглушительный грохот. Прямо над нами, на высоте не более 50 метров, показался мессершмитт. Я ничком бросился в грязь, по самолет пролетел мимо, не открыв огня.

Мы снова двинулись вперед и вскоре подошли к шоссе. По-прежнему кругом было пусто—ни солдат, ни крестьян, ни даже какой-нибудь коровы. На обочине шоссе мы на минутку остановились, чтобы решить, как нам быть дальше. Вдруг далеко впереди мы увидели машину и бросились в сторону, в заросли кактуса. Приглядевшись, я увидел, что это один из наших виллисов, а в нем, черт возьми, мой старый друг Тэд Рузвельт! Я поднялся и окликнул его-, Мы дружелюбно обругали друг друга, как это всегда делают старые знакомые, неожиданно встречаясь при столь необычных обстоятельствах. Я спросил, какого дьявола он, заместитель командира I-й дивизии, шляется здесь один, без всякого оружия, с одной тросточкой. Тэд и мне задал такой же вопрос, хотя в руках у меня была винтовка.

Он тоже не видел парашютистов, и поэтому, с удовольствием поболтав с ним еще немного, я со своими спутниками двинулся дальше, все еще продолжая искать

подразделения 505-го полка. Наконец, мы вошли в сад, и там под смоковницей я увидел человека с капитанскими нашивками на плечах. Я подошел достаточно близко, но он продолжал сидеть, и это показалось мне странным.

– Кто вы?–спросил я.

– Капитан Фоллмер,– ответил он.

– Что с вами случилось?

– Мне кажется, я сломал лодыжку, когда приземлялся,– сказал он.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? —снова спросил я..

Описывая Нормандскую операцию, я уже говорил, что тогда первым из встреченных мною парашютистов тоже был капитан Фоллмер.

Вскоре после встречи с Фоллмером я наткнулся на несколько груйп парашютистов, собравшихся вместе после того, как их далеко разбросало при выброске накануне ночью. Установив с ними связь, я вернулся на командный пункт Терри Аллена и сообщил ему о присутствии парашютистов перед передним краем его дивизии. Кроме того, мне надо было связаться по радио с 504-м полком, который находился на аэродромах в Тунисе, со-. бираясь выброситься на Сицилии в эту ночь.

Как теперь всем известно, эта выброска связана с одной из самых трагических ошибок второй мировой войны. Самолеты с солдатами 504-го полка оказались над флотом союзников как раз в тот момент, когда заканчивался налет немецкой авиации. Артиллерия • нашего флота, не разобравшись, открыла огонь пб медленно и низко летящим самолетам; береговые батареи тоже включились в стрельбу. Этой ночью мы потеряли 23 самолета и 97 человек. Многие солдаты успели выпрыгнуть из объятых пламенем самолетов и спастись. Еще'долго будут горячо спорить о ток, кого винить в этой трагической ошибке. Утверждают, что авиационное командование не уведомило флот о маршрутах, по которым должны были лететь самолеты, но дело нс в этом. Командующий флотом знал о десанте, а вот были ли своевременна уведомлены орудийные расчеты на всех кораблях– неизвестно. Во флоте были не только военные, но и транспортные суда, укомплектованные во многих случаях моряками торгового флота, Возможно, именно по*

этому система передачи приказов была налажена плохо. Наиболее же вероятно, что артиллеристы, возбужденные сильным налетом авиации противника, забыли о назначенном на этот час воздушном десанте и продолжали стрельбу, приняв свои транспортные самолеты за вражеские бомбардировщики, делающие очередной заход.

Урок был печальный и горький. Но такая ошибка больше не повторилась. Впоследствии при каждой выброске десанта стрельба запрещалась на всем пути полета транспортных самолетов. Вдоль этих коридоров наземные и морские части не имели права вести огонь даже по бомбардировщикам противника.

Мало-помалу нам удалось собрать большую часть дивизии: два парашютных полка, дивизион 75-лш вьючных гаубиц и некоторые артиллерийские подразделения 9-й дивизии, приданные нам для оказания артиллерийской подтержки. Теперь ми могли вести бой как легкая пехота. Прежде всего мы должны были занять район к западу от расположения 1-й дивизии Терри Аллена, а затем перейти в наступление и очистить от противника западную часть острова.

Впервые части дивизии вступили в настоящий бой, который немедленно выявил все се недостатки. Самая заметная ошибка, на мой взгляд, заключалась в излишней осторожности передовых подразделений. Попадая под огонь, они сразу же останавливались и начинали раздумывать. Постепенно я пришел к выводу, что наилучший способ заставить их двигаться вперед – это мне самому находиться среди них, постоянно быть вместе с ними, в авангарде. Именно там я был во время наступления в западной части острова.

Как-то мне передали, что генерал Паттон, глядя на развернутую перед ним карту, сказал одному из офицеров^ своего штаба: «Этот чертов сын Риджуэй развернул свой командный пункт там, где должны находиться его аванпосты. Скажите ему, чтобы он отодвинулся назад».

Эти слова Джорджа Паттона, который отнюдь не склонен был укрываться в тылу, когда вокруг идет стрельба, прозвучали для меня скорее, одобрением, чем упреком.

В своем продвижении на запад дивизия не встретила сильного, сопротивления. Нам .приходилось сражаться с итальянцами, а не с немцами, и задача наша была не

слишком трудной, поскольку итальянцы после кратковременного боя отходили. День за днем повышался боевой дух парашютистов и возрастала их уверенность в своих силах. Вскоре даже в самых опасных местах мне уже не приходилось уговаривать своих солдат продвигаться вперед.

Передовые подразделения теперь не останавливались, попадая под слабый огонь. Блокируя очаги сопротивления противника, они продолжали двигаться вперед. В нескольких километрах от г. Трапани сопротивление итальянцев неожиданно усилилось. По обе стороны дороги начали густо падать снаряды. Находясь в авангарде, я вдруг увидел рядом с собой генерала Максуэлла Тэйлора, командующего артиллерией моей дивизии, Он стоял, спокойно бросая иа разрывы артиллерийских снарядов оценивающие взгляды артиллериста. Одновременно Макс занимал должность заместителя командира дивизии после того, как его предшественник, заместитель командира дивизии генерал Кирекс, пропал без вести ночью в первый день операции, когда наша же артиллерия сбила 23 самолета 504-го парашютного полка. Я считал, что Максу незачем быть в авангарде, так как один снаряд мот поразить нас обоих, и тогда дивизия осталась бы без командира. Поэтому я предложил Максу вернуться в тыл и находиться там, пока я не пошлю за ним. Я говорил с Тэйлором довольно резко, ибо знал, что, не страдая недостатком мужества, он предпочитает находиться на переднем крае. Однако кому-то надо было остаться иа командном пункте, и уж, конечно, сам я не собирался возвращаться. Одна из привилегий командира заключается в том, что он может быть там, где сочтет наиболее целесообразным. Я всегда полагал, что мое место там, где идет самый ожесточенный бой. Г1е вмешиваясь в действия командира, подразделение или часть которого вели бой, я внимательно следил За ходом событий и помогал командиру чем только мог. В данном случае я решил, что лучше всего смогу поддержать подразделение, послав вперед несколько орудий. И вот Макс быстро вернулся назад, попросил у 9-й пехотной дивизии батарею 155-л*,и гаубиц и выдвинул их вперед. Вскоре мы выбили итальянцев с их позиций и двинулись в Трапани.

Гарнизоном этого города командовал итальянский адмирал Манфреди. Бед излишних проволочек он сдал

мне город с 5000 солдат и офицеров. Я отобрал у него шпагу и бинокль – превосходный бинокль, который я впоследствии подарил Марку Кларку. Позднее я вернул адмиралу его шпагу, и этот жест он, видимо, высоко оценил.

Трапани расположен на высоких скалах, нависших над морем. Там находится маяк, который направлял моряков еще во времена Гомера. Задолго до рождества Христова Трапани был греческим аванпостом, а еще до греков служил центром финикийской торговли. Для пас Трапани представлял большую ценность, так как через его гавань мы могли доставлять грузы морем. Было известно, что порт сильно минирован, однако адмирал Ман-фреди весьма решительно и, конечно, по-своему справедливо отказался передать нам план минной обороны. Мы так и не получили этого плана, и я не знаю, с какими трудностями Столкнулись наши моряки, очищая порт от мин.

Передышки между боями часто остаются в памяти солдат дольше, чем воспоминания о самих боях. По-моему, все парашютисты 82-й дивизии вспоминают уход из Трапани с чувством сожаления. Они плавали в голубом море, мылись, чистили одежду и оружие, а изредка выходили на шлюпках принимать капитуляцию небольших итальянских гарнизонов, находившихся на близлежащих островах.

В своем движении на запад дивизия за шесть дней прошла 250 километров и захватила 15 тысяч пленных. Мы передвигались пешком такими темпами, что удивили даже генерала Паттона. В ходе кампании, помню, произошел один инцидент, который позабавил всю дивизию. Когда мы двинулись на Палермо, пришел приказ освободить дороги и пропустить вперед 2-ю бронетанковую дивизию, которая должна была нанести удар по этому крупному городу на северном побережье Сицилии. И вот мы сошли с дороги, а 2-я бронетанковая дивизия с грохотом пронеслась мимо нас в Палермо. Но в городе танкисты встретили не противника, а парашютистов 82-й дивизии. Они уже несколько часов находились в городе и успели вином промыть себе горло. Стоя на тротуарах, они с издевкой аплодировали танкистам. 2-я бронетанковая дивизия, разумеется, была не в восторге от такой встречи. Парашютисты и танкисты обменивались достаточно резкими репликами.

Вся кампания длилась недолго и для 82-й дивизии была больше всего похожа на маневры, чем на настоящую войну, хотя 9-я дивизия Мантона Эдди и 3-я дивизия генерала Траскотта вели довольно упорные бои на северо-востоке. Когда американцы вышли к северному побережью в западной части острова, англичане и канадцы очищали от противника его восточную часть. К концу месяца сопротивление врага было окончательно сломлено. Итальянцы спокойно поглядывали на своих победителей из-за колючей проволоки, за которую они были посажены, а остатки немецких войск поспешно спасались через узкий Мессинский пролив. Битва за Сицилию закончилась. По словам Уинстона Черчилля, война здесь оказалась «не началом конца, а концом начала».