Текст книги "Солдат"

Автор книги: Мэтью Риджуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Мне пришлось решить вопрос и о географическом раз-мощении органов ‘командования. Как я уже сказал, у пас было три главнокомандующих вооруженными силами – в северной, южной и центральной зонах Евро. :л. Главнокомандующий вооруженными силами централ*.мой зоны ЕЪропы был также верховным главнокомандующим во-оружейными силами НАТО. С принятием в НАТО Греции и Турции наш фронт растянулся на 6 500 километров от мыса Нордкап в Норвегии до Кавказа, где проходит граница между Турцией и Советским Союзом. Эта территория была слишком огромна, чтобы ее могло охватить одно командование, Я порекомендовал освободить командую-щего^^вшружеппымп силами южной зоны, штаб которого находился в Италии, от ответственности за Грецию и Тур-

цию. Зги две страны следовало передать в ведение главнокомандующего в чипе генерал-лейтенанта и в одной из них разместить его штаб. Тогда возникла новая проблема. Турки и греки – гордые нации, и ни одна из них не питала особой любви к другой. Никто из них не хотел, – чтобы штаб главнокомандующего размещался в другой стране. Тщательно обдумав положение, я выбрал Измир, находящийся в юго-западной части Турции на берегу Адриатического моря. В качестве главнокомандующего вооруженными силами юго-восточной зоны в Измир был направлен генерал-лейтенант Вайман, Для успокоения греков было решето, что в случае войны в Салониках будет создан передовой командный пункт.

Гораздо сложнее обстояло дело со щекотливой проблемой командования в центральной зоне Европы. Поскольку верховным главнокомандующим был американец, этот пост должен был занимать француз или англичанин. Но французы не одобрили бы назначения главнокомандующим англичанина, а англичанам совсем не улыбалось видеть на этом посту француза. Я потратил больше года, чтобы разрешить этот вопрос, и в конце концов добился согласия англичан на назначение французского маршала Жюэна на пост главнокомандующего вооруженными силами в центральной зоне.

Нелегко было решить и проблему единого командования Военно-воздушными силами НАТО. Мггого доводов было в пользу одного командующего всеми ВВС в Европе. Указывалось, в частности, что ценность авиации в ее мобильности, а дробление ВВС по отдельным зонам снизило бы эту мобильность. Однако этот довод не убедил меня. Я знал, что пресловутая мобильность существует только в теории, а на практике использовать все ее преимущества или трудно, или совсем невозможно. Попробуйте, например, перебросить турецкую эскадрилью в Норвегию или норвежскую в Турцию, если в Европе начнется война. Кроме того, я не мог себе представить современную полевую армию, которая не имела бы тактической авиации, готовой в любую минуту оказать ей непосредственную поддержку с воздуха.

Я рсфил, что у каждого главнокомандующего – в северной, южной и центральной зонах Европы—должны быть в подчинении авиационные части, которые он мог бы немедленно использовать в случае необходимости.

На себя я принял обязанности главнокомандующего всеми ВВС НАТО. При мне находился небольшой штат исключительно способных авиационных советников.

К тому времени, когда я вступил и командование вооруженными силами НАТО, характер проблем, стоящих перед верховным главнокомандующим, коренным образом изменился. Перед генералом Эйзенхауэром стояли главным образом политические задачи, а передо мной – военные. Он должен был все свое обаяние и силу убеждения использовать для того, чтобы объединить страны свободной Европы в коалицию длн совместной обороны и заставить их согласиться на единый план действий. Моей же задачей было заставить их выполнить то, что они обещали. Уместно сравнить Эйзенхауэра с красноречивым торговцем, убеждающим хозяйку подписаться на дешевые иллюстрированные журналы, а меня – с личностью в котелке и с. сигарой, которая в первых числах каждого месяца является за долгами.

Генерал Эйзенхауэр приехал в Париж в то время, когда во многих странах и особенно в США нс без оснований беспокоились, что Корейская война может оказаться прелюдией к третьей мировой войне. Все страны Запада ясно увидели, как плохо нам придется, если корейский конфликт перерастет в мировую войну. Поэтому генерал Эйзенхауэр решил созвать совещание глав правительств стран—участниц НАТО—и убедить их в необходимости заполнения громадного военного вакуума, который возник в результате опрометчивой демобилизации и поспешного ухода наших войск из Европы после скончания второй мировой войны.

Эйзенхауэр великолепно выполнил эту задачу. Он за¹ жег воображение участников совещания, заставил их осознать опасность, стоящую перед ними, а также траги– * ческие последствия, которые явились бы результатом военного вторжения русских. На совещании было выработано соглашение по ряду до сих пор не решенных вопросов. Эйзенхауэр сумел добиться от представителей стран – участниц НАТО – обещания действовать.

Мне теперь нужно было напомнить им об их обещаниях, так сказать, долговых расписках, по которым они обязались представить для создания европейских вооруженных сил людей, оружие, самолеты, танки и деньги. Когда генерал Эйзенхауэр прибыл в Европу, он факти-

чески один представлял все НАТО, так как верховного политического органа, которому он подчинялся бы или от которого бы получал руководящие директивы, не существовало. Но в феврале 1952 года, то есть за три месяца до моего приезда, страны-участницы создали Совет НАТО – его верховный политический орган. Итак, когда я вступил па пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, обстановка в корне изменилась. Теперь имелся политический орган, и командующие войсками занимались своим прямым делом – военными вопросами.

К моему приезду энтузиазм, вызванный деятельностью Эйзенхауэра, несколько остыл. Время шло. Появилась надежда на заключение перемирия в Корее. Угроза мировой войны теперь не казалась такой реальной. Страны НАТО стали осознавать всю ответственность взятых па себя обязательств, и у них зародилось сомнение, не слишком ли опрометчиво они поступили, купив облигации на столь крупную сумму. Может быть, им и не стоило покупать облигации, на которые они подписались с такой охотой, а можег быть, этот долг был им не по средствам?

С самого начала службы в НАТО моей основной обязанностью было убеждать страны-участницы, что они поступили отнюдь нс опрометчиво, что до сих пор жизненно необходимо заполнить военный вакуум в наиболее важной зоне, центральной Европы, где Франция по своему географическому положению являлась краеугольным камнем обороны.

Мы добились больших успехов, всего за несколько лет создав огромные коллективные силы в Европе. Когда генерал Эйзенхауэр приехал в штаб НАТО в I960 году, фактически не было сил, которые могли бы противостоять продвижению Советов к Ла-Маншу. В 1952 году, когда я прибыл в Европу, наша армия существовала лишь в зародыше. На европейском континенте находились три механизированные разведывательные части, которые, даже вместе взятые, нс могли составить бронетанковой дивизии, а также 1-я дивизия. Эти силы поддерживались небольшими контингентами английских и французских войск и совершенно недостаточным количеством авиации и флота. А через три года, к моему отъезду, у пас уже было под ружьем 15 действующих дивизий, укомплектованных солдатами, только что призванными на военную

службу, и, кроме того, значительные резервы с разной степенью боевой готовности. Когда к своим обязанностям в НАТО приступил генерал Грюнтер, Североатлантический союз имел уже около 17 дивизий, в том числе. 6 американских, 5 французских, 4 английских и 2 бель-■ гийских. Все они, кроме английских и канадских частей, имели первоклассное американские оружие, в том числе и атомное. Теперь в 7-и американской армии, входящей в состав вооруженных сил НАТО, имеется несколько батарей 280-мм атомных пушок (всего около 30 пушек), а также дивизионы реактивных неуправляемых снарядов «Оност Джон» и управляемых реактивных снарядов «Капрал». Все эти части готовы к применению атомного оружия.

Такие силы и с качественной, и с количественной точек зрения гораздо меньше тех, которые нам необходимы, и все-таки это значительная потенциальная сила, способная сорвать агрессивные замыслы Советов. Сухопутные силы могут оказать противнику упорное сопротивление, а флот и авиация – нанести ему серьезный урон. Недавно французы сочли необходимым перебросить несколько дивизий в Северную Африку, чем, конечно, значительно ослабили нашу боевую мощь в центральной зоне Европы.

Слабость потенциально мощной союзной армии заключается главным образом в большой протяженности обороняемого фронта, а также в том, что солдат у нас гораздо меньше, чем в русской армии. Но простое увеличение численности армии и количества вооружения не являлось моей главной задачей, когда я принял командование войсками НАТО. Первое, что нам :надо было сделать – я говорю «нам», так как требовалось общее и совместное напряжение сил всех стран НАТО,– это создать широкую и сложную систему снабжения и подвоза, необходимую для наших армий в случае войны. Прежде всего нужны были аэродромы, склады боеприпасов и военного имущества, бензопроводы для снабжения горючим и сеть линий связи, то есть все то, что связывает н один эффективный боевой организм разнообразные элементы, составляющие войска.

И в этой области мы неуклонно добивались успехов. На мой взгляд, значительно выросло и взаимопонимание между военными штабами правительств стран НАТО. Для нас стали яснее наши общие проблемы, общие цели,

общие трудности. Мы стали отчетливее понимать, в чем наша слабость и в чем наша сила. Так, мы заметили, что у.некоторых политических лидеров уже с самого начала стало появляться определенное стремление ослабить усилия и снизить темп подготовки, на котором настаивали военные ведомства.

Несмотря на эту тенденцию к снижению темпов, я был удовлетворен положением дел к концу своей службы в НАТО. Мы положили начало единой сложной военной организации в рамках политической коалиции – величайшей коалиции стран Запада, которая когда-либо объединяла усилия для создания военной организации, способной перенести вес тяготы войны.

В заключительном докладе Совету НАТО я постарался проанализировать возможности этой военной организации и дать ей объективную оценку.

Я указал в докладе, что задачей вооруженных сил НАТО является оборона всей Западной Европы и стран – участниц НАТО от нападения Востока, откуда бы и когда бы оно ни началось. Мы не знали, когда оно начнется, и нельзя было рассчитывать, что у нас останется время для подготовки. Армии, находившиеся в нашем распоряжении, в любой момент должны быть боеспособными. вооруженными, обученными и оснащенными для немедленных действий.

Здесь же мне хотелось бы упомянуть, что все наши дивизии были и остаются сейчас первоклассными боевыми соединениями. Чтобы разбить их, русским, если бы они наступали только в одном районе, пришлось бы сосредоточивать значительные силы, тем самым ставя себя под .удар атомного оружия, к которому мы, несомненно, прибегли бы. Но если бы красные начали наступление по всему фронту от Норвегии до Кавказа, мы оказались бы'в тяжелом положении. Мы смогли бы нанести им большие потери обычными, не атомными средствами борьбы, но если учесть громадные резервы русских, им; несомненно, удалось бы в нескольких местах прорвать нашу оборону. А позади частей первой линии у нас очень мало резервов.

Я прекраепб понимаю, говорил я в своем докладе, что расходы на военные нужды НАТО вызывают политические, экономические, финансовые и социальные трудности у страп-участниц, но им на эти трудности придется пойти, если они хотят достичь главной цели НАТО – держать готовой к бою армию, достаточно сильную для того, чтобы ес боялся агрессор.

Я сказал и о нашем военном активе, то есть о значительном улучшении структуры командовании, планирования операций и в боевой подготовки войск. Налажена также доставка горючего для реактивных самолетов и высокооктанового бензина для поршневой авиации, бензина и другого топлива дли танков, бронетранспортеров и самоходных установок. Мы можем ожйдать дальнейшего улучшения в этих областях. Весьма отрадным явлением был также некоторый, хотя и недостаточный рост численности сухопутных войск. Правительства стран НАТО сознают необходимость единой обороны, против общей опасности и в своей официальной политике исходят именно из этого.

Теперь о неблагоприятных для нас обстоятельствах. К ним прежде всего относится качественный, хотя и не количественный рост мощи Советов. Вооружение их наземных войск модернизировано, аэродромы удлинены и улучшены, а многие авиационные части оснащены реактивными самолетами. Военно-воздушные силы НАТО были самым слабым звеном в нашей обороне. Несмотря па некоторый прогресс, паша авиация пока не может должным образом выполнять свои задачи. Поэтому странам НАТО следует уделять больше внимания усилению авиации. В системе наших резервов тоже большие недостатки. Оперативные резервы сухопутных войск нс были достаточно подготовлены главным образом из-за короткого срока службы в армии, существующего в некоторых странах НАТО. Необходимо пересмотреть нашу систему подготовки резервов и обеспечить себя частями, достаточно подготовленными для успешной борьбы против профессиональных солдат противника.

Таковы были в то время мои соображения, и они в значительной степени относятся к сегодняшнему дню. Как военный руководитель я имел цель: во-первых, сделать армию достаточно сильной, чтобы устрашить потенциальных агрессоров, и, во-вторых, успешно защитить страны НАТО, в случае если мир будет нарушен. Армии НАТО до сих пор удавалось предотвратить агрессию, и это способствовало уменьшению страха и тревоги у многих стран. Ряд стран начал менять военные программы: вместо быстрого перевооружения они переходили к планированию па длительный срок, причем на это толкали, к несчастью, действия нашего собственного правительства.

Это очень опасно, говорил я в докладе. Уже само ослабление наших совместных усилий могло открыть путь агрессору. Строительство вооруженных сил НАТО за два прошлых года привело лишь к относительному улучшению военного потенциала НАТО по сравнению с военным потенциалом Советов. И этот все еще существующий разрыв в уровнях военных потенциалов свидетельствовал о слабости объединенных войск союзников в Европе. Они нс смо-гли бы выполнить свою задачу в случае нападения всей армии Советов. В пашей обороне все еще было много брешей, которые нужно было ликвидировать как можно скорее. Пока существуют эти бреши, странам НАТО всегда будет угрожать опасность полного военного разгрома со всеми его катастрофическими последствиями.

В своих выводах я указал, что нам следует усилить паши сухопутные войска, уделить больше внимания военно-воздушным силам, улучшить снабжение вооруженным сил всеми видами военного довольствия. Нужно улучшить и боевую подготовку. Это очень существенно, ибо самые храбрые в мире солдаты, с самым лучшим вооружением и оснащением ничего не стоят, если они плохо обучены. И, наконец, нам необходимо квалифицированное, верящее п свое дело руководство, так как оно является краеугольным камнем всего военного здания.

Если бы мпс как американскому гражданину пришлось критически оценивать военный потенциал НАТО сегодня, через два года после того, как мною были сделаны приведенные выше выводы, я бы добавил следующее.

В Западной Европе—районе, жизненно важном для Соединенных Штатов,–нашей опорой должна оставаться коллективная оборона, осуществляемая всеми вооруженными силами НАТО. Если на каком-либо участке этого района вспыхнет война, сражаться, п сражаться единым фронтом, должны армии всех стран – участниц bfATO.

Этот' «единый фронт» чрезвычайно раздроблен, и для отражения советского наступления армиям НАТО придется сражаться на различных его участках: в северной Норвегии, в Дании, на просторах Северо-Германской низменности, в северной Италии, в греческой Македонии и

Фракии, в турецкой Фракии и в самом сердце Турции – на Анатолийском плато.

Все эти районы грядущих боев необходимо оборонять, ибо с ними связаны надежды стран НАТО. Оборона каждого из них важна для выполнения общей задачи —обороны территории стран НАТО в Европе не только с чисто тактической точки зрения, но и в равной степени по серьезным политическим, психологическим и экономическим соображениям. Крупные успехи противника в любом из'фланговых районов, то есть в Скандинавии или в греко-турецком районе, соответственно затруднили бы оборону жизненно важных районов в центре – на территории, включающей*Францию и Нидерланды.

Это самая длинная линия фронта в мире, и каждая нация в отдельности не сможет защитить ее своими силами. Одна авиация тоже -не в состоянии защитить ее. С помощью одного атомного оружия или только живой силой организовать оборону этого радона невозможно. Чтобы отразить угрозу, следует соединить все эти средства, причем в достаточном количестве. Если бы при теперешнем состоянии международных отношений мы забыли об этом и ослабили нашу боеготовность, железный занавес опустился бы над всей Европой, и этот великий оплот свободного мира был бы потерян. Примером ослабления нашей боеготовности являлся, по моему мнению, отвод наших войск из Австрии. Этот шаг нисколько не затронул русских, но чрезвычайно ослабил нас.

ГЛАВА 29

МОНТГОМЕРИ, ЧЕРЧИЛЛЬ И КОРОЛЕВА

В качестве верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО мне приходилось сталкиваться главным образом с военными проблемами, но все они, как я скоро обнаружил, имели сильный политический привкус. Вскоре после прибытия в Европу я нанес официальные служебные визиты главам государств, премьер-министрам, министрам обороны и начальникам штабов вооруженных сил всех стран – участниц НАТО. Во время переговоров с ними чисто военные проблемы всегда неразрывно переплетались с политическими, экономическими и психологическими факторами, причем некоторые из них выходили за рамки моей компетенции солдата.

Однако я должен был изучить, проанализировать и понять их как можно лучше, ибо в современной войне все эти факторы нельзя игнорировать. Они вставали в каждом разговоре с руководителями НАТО. Мы тщательно н откровенно обсуждали их, а когда затрагивались политические проблемы, я принимал решения с помощью своих советников из государственного департамента. *

Во время службы в штабе верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе мне необыкновенно везло в том отношении, что моими политическими советниками работали чрезвычайно способные люди. Первым был Дуглас Макартур – кажется, племянник генерала Макартур а. Он превосходно разбирался во всех оттенках чувств, которыми руководствовались европейцы во взаимоотношениях друг с другом и с нами, и я находил его советы очень ценными. Это был преданный и неутомимый работник с необычайными способно-

стями к анализу сложных проблем и к строго логическим заключениям. Когда он был отозван в Вашингтон, чтобы работать с государственным секретарем Даллесом в новом правительстве, его преемником, па мое счастье» стал наш теперешний посол в Индокитае Райнгарт. Оба они были так же преданы мне» как любой армейский офицер, и я широко пользовался их советами на протяжении всей службы на посту верховного главнокомандующего. Находясь в Японии и Корее, я с неменьшим доверием полагался на Сиболда, который сейчас стал заместителем помощника государственного секретаря по Дальнему Востоку.

Кстати, здесь мне хотелось бы разоблачить предвзятое мнение о том, что сотрудник государственного депар_: тамента – это праздношатающийся хлыщ в полосатых штанах. Мне приходилось знать многих сотрудников дипломатической службы, и я могу без преувеличения сказать, что они столь же преданные и трудолюбивые государственные служащие, как л все другие.

Мне пришлось работать с сотрудниками государственного департамента еще в то время, когда я был молодым капитаном, и я глубоко уважаю их. С середины 20-х годов в государственном департаменте у меня всегда был какой-нибудь преданный друг, к которому я мог обратиться за советом, и в течение 30 лет я широко пользовался этой возможностью. Я считаю крайне вредной и опасной мысль о том, что существует непроходимая пропасть между дипломатом и военнослужащим, что они говорят на разных языках и поэтому нс понимают друг друга. Мы работали вместе так, как могут сотрудничать только люди, испытывающие друг к другу взаимное уважение.

В Европе я и мои политические советники столкнулись с такой серьезной проблемой, как недоверие, которое многие малые нации испытывали к своим более сильным соседям. Эти подозрения имели глубокие корни в истории, и европейцы выражали их вполне откровенно. Они заявляли совершенно открыто, что у французов пег ии желания, ни материальных ресурсов для обороны соседних небольших стран и что французские войска укроются за Рейном при первых признаках затруднений. Открыто высказывалось мнение о том, что англичане устремятся к портам через Ла-Манш, а американцы удерут за Пиренеи, как только начнется стрельба.

В Голландии и Бельгии – странах, наиболее подверженных опасности агрессии,– особенно укоренилось мнение о том, что мы действительно не собираемся вступать в серьезную борьбу в случае нападения. Пытаясь рассеять эти страхи, я в течение 45 минут выступал перед голландским кабинетом министров па неофициальном заседании, на котором обе стороны говорили без обиняков. Я заявил, что мы полны решимости защищать каждый метр европейской земли, но оборонять неукрепленные позиции до последнего человека не собираемся. Наши людские ресурсы слишком ничтожны для этого. Сражаясь, мы будем отходить под давлением превосходящих сил противника, ибо потерянную территорию можно возвратить, гто потерянных солдат—никогда.

В духе полной откровенности я изложил голландцам, бельгийцам, норвежцам и датчанам наш план действий, указал па наши слабые и сильные стороны и объяснил, какой помощи я требую от них. К моему великому удовлетворению, ни одно из этих чрезвычайно секретных сведений не стало достоянием общественности, хотя на закрытых заседаниях, где они были оглашены, присутствовало много людей. Это убедило меня в том, что европейские государственные деятели лучше умеют держать язык за зубами, чем наши собственные государственные деятели. А может быть, их журналисты просто менее предприимчивы?

Из всех, с кем я беседовал, датчане, по-видимому, чувствовали себя в самом безнадежном положении. Они видели, что войска НАТО находятся слишком далеко и нс смогут прийти к ним на помощь, если русские атакуют их из своей оккупационной зоны Германии. Кроме того, там нет никаких естественных преград, которые задержали бы их продвижение.

Я откровенно признал, что положение датчан действительно опасно, и еще раз заявил о своей решимости всеми имеющимися в моем распоряжении силами защи-щать любую страну, которая подвергнется нападению. Так же откровенно я указал, что самое лучшее для них – эго приложить вес усилия, чтобы самим защитить свои собственные дома. Если они создадут такую силу в пределах своих возможностей, это намного облегчит нашу задачу. Предложенная мною линия понедсния была принята как вполне обоснованная, но я думаю, что датчане уже претворили ее в жизнь. Они даже не позволили нам разместить нашу авиационную эскадрилью на. датской базе, чтобы в случае необходимости помочь и.г в обороне. Насколько я знаю, мы еще не получили разрешения разместить там наши самолеты Г

Во время моей поездки по странам Европы было много таких срывов. И все же я почему-то в душе не мог порицать этих высокопоставленных лиц, которые в тяжелые послевоенные годы руководили своими народами. Я знал, что они просто выражали страх, апатию и недоверие своих народов, Ко многим из них я стал испытывать чувство глубокой привязанности и искреннего уважения. С Плевепом, например, я вскоре смог работать на основе полного взаимного доверия и понимания. Когда бы ни возникал какой-нибудь вопрос, я немедленно приезжал к нему или он ко мне, и мы наедине с полной откровенностью обсуждали все серьезные проблемы.

Я чувствовал также, что пользуюсь дружбой и поддержкой мистера Черчилля, с которым у меня было несколько неофициальных встреч на Даунинг-Стрит, 10/ Первую из них я хорошо помню. Около 11 часов утра меня провели в увешанный прекрасными картинами кабинет, где меня ожидал премьер-министр.

– Добро пожаловать, генерал, – сказал он, протягивая руку.– Угощайтесь виски.

Для виски было рановато, но я не стал отказываться, а Черчилль, стараясь создать непринужденную обстановку, затронул близкий моему сердцу вопрос о воздуш-нодесантиых операциях во время второй Мировой войны. Мы разговаривали на эту тему, вероятно, в течение получаса, и я был поражен тем, как глубоко знает Черчилль операции не только английских, но и американских воздушнодесантных войск.

Последним визит я нанес ему тоже утром, перед отъездом в Соединенные Штаты ввиду назначения меня на– ³¹

•пальником штаба армии. Он приветствовал меня как й _ч8 первый раз. Но теперь я отказался от предложенного им виски, объяснив, что через несколько минут мне нужно будет проститься с ее величеством королевой. Он возразил, что ее величество ничего не будет иметь против. Но все же я отказался.

– Ну что ж, я выпью один, – сказал он и выпил.

Во время нашего разговора он выразил надежду, что я не буду возражать, если во время моей службы в качестве начальника штаба он будет писать непосредственно мне. Я ответил, что это было бы прекрасно, а затем подумал о реакции, которая могла бы последовать, если бы стало известно о частной переписке по военным вопросам американского начальника штаба с английским премьер-министром. Когда я уходил, он проводил меня до двери и снова подня.-цэтот вопрос. Тогда я попросил его проинформировать президента Эйзенхауэра о своем намерении писать мне. Черчилль обещал непременно поставить президента в известность.

Он ни разу не написал мне.

Я всегда буду помнить небольшой ужин на Даунинг-Стрит, 10, на котором я был вместе с женой. На вечере присутствовали фельдмаршал сэр Гарольд Александер с супругой, семья Черчиллей и новозеландский генерал сэр Бернард Фрейиберг, заслуживший блестящую боевую репутацию во время двух войн.

Когда мы уселись за круглым столом, лакей подал премьер-министру блюдо с кормом для собаки. Черчилль поднялся, отнес его к камину и поставил перед своим пуделем.

– Собака всегда должна получать пищу из рук своего хозяина, – сказал он.

Для дам это был довольно скучный вечер, ибо, как вспоминает миссис Риджуэй, которая сидела справа от мистера Черчилля, мужчины, едва сев за стол, начали разговор о войне и продолжали его целый вечер. Мы оба не забыли, с каким глубоким чувством вспоминал премьер-министр о военных годах. Когда он заговорил, го–лос его задрожал и слезы потекли по щекам, розовым и гладким, как у ребенка.

В другой раз я тоже был поражен абсолютной естественностью сэра Уинстона, его способностью постоянно быть самим собою. Однажды меня попросили выступить

4

с речью на ежегодном собрании общества Пилигримов – одной из старейших и почетнейших англо-американских организаций. Мистер Черчилль, который тоже должен был выступать, сидел справа от меня. Когда было подано главное блюдо – насколько я помню, фазан,–премьер-министр взглянул на него и проворчал, повернувшись -к лакею:

– Уберите это и принесите мне ростбиф.

На вечере на Даунинг-Стрит, 10 большое впечатление на меня произвел генерал Фрсйнберг, которою я до сих пор не встречал. Он был известен своим спокойствием и прямотой. Здесь я услышал, как резко он осуждал Черчилля за то, что он в свое время нс обратился к войскам с посланием после их мужественных, но безуспешных попыток удержать Крит.

– Мы сделали все, что было в наших силах, – заявил он премьер-министру. – Вы могли бы по крайней мере обратиться ко мне с посланием.

Премьер-министр ничего не ответил.

Пока Фрейнберг говорил, я вспоминал о многих моих старых товарищах из состава английских вооруженных сил —о Монтгомери, Демпси, Браунинге, Болес и Гейле, Все они были великолепными солдатами и обладали ценнейшими качествами откровенности, прямоты, честности. Никому из них не была свойственна та косность и напыщенность, которую карикатуристы так любят приписывать английскому генералитету.

Одна из наиболее деликатных проблем, стоявших передо мной как верховным главнокомандующим вооруженными силами стран НАТО в Европе, состояла в том, чтобы пресекать склонность к откровенным высказываниям моего старого дру^а и нынешнего моего заместителя фельдмаршала Монтгомери. Я тесно сошелся с фельдмаршалом во время второй мировой войны. Впервые я встретил его накануне вторжения в Нормандию, когда я командовал 82-й воздушиодесантной дивизией. Впоследствии, когда мой корпус дважды переходил в его подчинение, наше знакомство переросло в теплую дружбу. В послевоенные годы мы встретились и возобновили эту дружбу. Во время моей службы в Военпо-штабном комитете он приехал в Соединенные Штаты с визитом и был у меня в гостях.

Став верховным главнокомандующим, я попросил

272

фельдмаршала посетить меня. Во время нашей дружеской беседы я сказал ему, что своей новой военном должности я не домогался, но и не имел возможности отказаться от нее. Мне известно, продолжал я, о том высоком положении, которое занимает он как полководец, в о той славной репутации, которой он столь заслуженно пользуется. Поэтому я хорошо понимаю, что ему, вероятно, трудно быть заместителем у офицера значительно моложе его по возрасту и ниже по опыту, к тому же у офицера, который некогда находился в его подчинении. Поскольку Монтгомери знал, с каким уважением и восхищением я относился к нему, я хотел, чтобы между . нами было полное взаимопонимание. Его взглядам, заявил я фельдмаршалу, всегда оказывалось должное внимание. Такое внимание будет уделяться им и впредь. Но во главе вооруженных сил НАТО должен стоять один человек, и его решения должны выполняться беспрекословно.

Монгомери ответил, как подобает великому солдату. Он заверил меня в своей лояльности и неоднократно подтверждал ее, пока я был верховным главнокомандующим. Но Монтгомери – человек крайне самоуверенный. Он привык высказывать свои взгляды откровенно, совершенно свободно, независимо от того, каких мнений придерживаются правительственные чиновники, премьер-министры и военачальники. В результате этого иногда возникали затруднения, если мой заместитель с присущей ему дружеской бесцеремонностью выражал взгляды, совершенно противоположные моим.