Текст книги "Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма"

Автор книги: Мэтью Бжезинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Падение моральных устоев от гражданина до хама может начаться вполне невинно, с простой сигареты. Сколько раз мне приходилось видеть людей, прикуривающих сигарету со словами: «Я курю только в России». Сколько раз наши общие друзья покупали меха в России, а потом, собираясь навестить Штаты, оставляли их своим шоферам в аэропорту Шереметьево, чтобы их дома не забросали шариками с краской. В нашей сегодняшней компании насчитывалось уже три таких политически некорректных норки. То же самое относилось и к супружеской неверности – зачастую все начиналось (и заканчивалось) у ворот Шереметьево, где обаятельные и услужливые переводчицы встречали (и провожали) своих зарубежных боссов. За нашим столом был по меньшей мере один такой нарушитель.

На самом дне были те приезжие иностранцы, кто занимался «ловлей танечек на блесну». Этот процесс представлял собой поездку в небольшой городок вблизи от Москвы, например, в Зеленоград, с целью подцепить там какую-нибудь впечатлительную молодую женщину. В провинциальном захолустье не было конкуренции со стороны богатых москвичей, которые могли помешать иностранцам в подобных вещах.

Там, в провинции, на женщин все еще производили впечатление западный паспорт и мобильный телефон, они не дулись на тебя, если ты не спешил купить им автомобиль. Их легко можно было подцепить, как московских девушек в 1991 году. Теперь даже организовывались специальные туры по близлежащим городам, где юных барышень заранее оповещали, что поезд, полный привлекательных американских служащих, уже находится в пути. Организатор одного такого секс-тура уверял читателей «Москоу Таймс», что он гарантирует своим клиентам полное удовлетворение или возмещение расходов недовольным. На страницах «Экзайл», московского неугомонного еженедельника на английском языке, тема «ловли танечек» была предметом детального обсуждения и советов. Там, например, был такой совет: «Если она не хочет тебе уступить, выгони ее!» Так считал один ученый муж по поводу того, что делать с таней, которую вы пригласили в большой город в конце недели, где у нее нет ни денег, ни друзей и где она, стало быть, должна быть более уступчивой.

Еженедельник «Экзайл» заполнял собой моральный вакуум, который, казалось, образовался в Москве. Привлекательной стороной жизни приезжих иностранцев, несомненно, было то, что, с одной стороны, вы не обязаны были следовать местным нравам, а с другой – вас никто не принуждал придерживаться основных ценностей собственной культуры. Поскольку вы находились на расстоянии тысяч миль от дома, то могли позволить себе действовать подобно сынку богатых родителей во время весенних каникул где-нибудь в Тихуане, и сохранять в себе запас лицемерия для того времени, когда благополучно вернетесь домой.

– Что-то происходит с парнями, когда они начинают тут развлекаться, – произнесла Юлия, канадская служащая косметического салона, бывшая в тот вечер за нашим столом. Она часто жаловалась Роберте и Кристи на незавидное положение приехавших женщин-иностранок в страны Восточной Европы.

– Самым неожиданным для меня оказалось то, что здесь вообще никогда не существовало движения за освобождение женщин, а приехавшие женщины-иностранки ведут себя здесь так, как никогда не осмелились бы вести себя дома.

Роберта заметила, что в этом в равной степени виноваты и сами русские женщины. Прекрасные и исключительно хорошо образованные, они привычно унижают себя перед западными бизнесменами, обещая им готовить, штопать носки и помалкивать.

– Они задержались тут с освобождением женщины на пятьдесят лет, – часто ворчала Роберта.

Конечно, неприглядные делишки приезжих иностранцев бледнеют по сравнению с «подвигами» многих русских бизнесменов. В тот вечер наши соседи по ресторану выглядели пугающим стадом. Однако это тоже было одним из соблазнительных элементов жизни в России для приезжих иностранцев. Будучи в Третьем Риме, каждый иностранец, конечно же, хотел потолкаться в толпе «римлян». Сходство с Римом было и в том, что тут так же скармливали львам конкурентов по бизнесу.

Честно говоря, было бы лицемерием высмеивать бум, который, подобно мощному турбокомпрессору, подбросил вверх наши карьеры и сделал некоторых из нас очень богатыми людьми. Мы, журналисты, а многие из нас совсем недавно были просто внештатными корреспондентами, начали неожиданно проникать в высокие политические сферы. Мы могли влиять на рынки, опубликовав лишь одну статью в газете, и нам это часто удавалось. Мы хвастались такой публикацией в своем кругу, подчеркивая тем самым собственную значимость в этом мире. Перед тем как я оставил Канаду и хладный труп моей компании «Брешко», банк отобрал у меня автомобиль и кредитные карточки. Теперь ситуация изменилась, и вице-председатель «Ситибанка» позвонил мне в надежде, что я упомяну его банк в своих статьях. Когда я только начинал свою карьеру нештатного журналиста в Польше, я рассылал фотокопии своих статей в двадцать канадских газет и молился всем богам, чтобы «Эдмонд Журнал» или «Виннипег Реджистер» любезно согласились их опубликовать. Теперь я давал яркие комментарии для европейской редакции канадской «Эн-Би-Си» и горько жаловался на неудобства печатания на машинке ранним утром.

Я уже толком и не помню, с чего все началось и что мы такого обидного сделали сидевшему за соседним столом человеку. Возможно, он услышал пренебрежительные замечания Аскольда, а может быть, причиной послужили сам факт нашего вторжения на чужую территорию и английская речь в заведении, где русские чувствовали себя свободными от иностранцев, захвативших все дорогие ночные рестораны столицы. Не исключено, что я сам сказал что-то нелестное под влиянием выпитого.

– Заткнись, ты, дерьмо! – В нашем углу воцарилось молчание. Сказавший это был лысым мужчиной с расплющенным носом боксера и нависшими над шеей размером в двадцать дюймов большими складками кожи. Он сидел в нескольких футах от нас за длинным столом, уставленным различными блюдами и полупустыми бутылками водки и красного вина. Рядом с ним сидели пятеро крепких молодых людей в атласных рубашках и шесть удивительно красивых женщин в одежде из эластичных синтетических тканей. Были ли они банкирами, брокерами или обыкновенными бандитами, никто из нас сказать не мог, что почему-то обрадовало Аскольда. Он обещал, что постарается все уладить.

– Заткни свой поганый рот! – вновь заорал наш новый друг, ни к кому конкретно не обращаясь.

– О боже! Настоящий лингвист, – растягивая слова, сказала Гретхен, демонстрируя свое грациозное обаяние южанки.

Мы нервно усмехнулись.

Брошенная салфетка слегка задела затылок Гретхен. «Лингвист» стоял рядом, вены на его широком лбу вздулись. Он раскачивался на пятках, нахмурив брови в пьяном сосредоточении. Затем широко улыбнулся, как будто его внезапно посетила умная мысль.

– Сука! Я плевал! – повторил он, довольный своим расширенным репертуаром.

Теперь настал черед Аскольда:

– Сядь-ка, ты, неандерталец хренов!

Борис прыснул от смеха, очевидно успокоенный близостью своих телохранителей.

– Я выпью за Аскольда, – сказал он, – ведь Аскольд поддержал честь моей жены.

Мы подняли наши бокалы за рыцарство, а наш воинствующий сосед от расстройства отвернулся и придвинулся к своей пышногрудой соседке. Она успокаивающе положила руку на его большой лоб и стала кормить его маленькими кусочками, а он все время пытался болтать всякую чепуху с полным ртом шиш-кебаба.

Тем временем появился метрдотель, одетый в войлочную бурку, какие носили казаки на рубеже двух веков. Он раболепно поклонился нашим соседям и обменялся с ними несколькими словами, стрельнув в нашу сторону недоброжелательным взглядом.

Когда я ставил стопку на место, моя рука слегка дрожала. Однако рука Аскольда оставалась твердой и после того, как он опустошил свою стопку. Его двоюродный брат в свое время был полузащитником в команде НХЛ «Бостон Брюинс». Однако он был более известен своим джебом правой, чем умением владеть шайбой. Возможно, самообладание было наследственной чертой Аскольда. Кто-то предположил, что наш новый друг занимался выбиванием долгов или аналогичной доходной деятельностью, которая требовала от него особых «навыков общения с людьми».

– Ве-едь-ма-а! – заорал «лингвист», прервав наш обмен светскими остротами. Он вернулся и выглядел еще более злым, чем прежде.

– Я убью вас все-е-е-ех! – орал он, подпрыгивая на своих непослушных ногах, и разбил бокал.

Вновь появился метрдотель. На этот раз он был в сопровождении двух охранников с автоматами. Поблескивающие синевой стволы АК-47 были направлены в сторону Аскольда и меня.

– Вы должны уйти – твердо сказал он. – Это русское заведение. Вы не можете себя вести здесь как американцы.

Существуют некие переломные моменты в жизни и в истории, о которых потом, глядя в прошлое, говорят: это была поворотная точка.

Необремененная дополнительными условиями продажа компании «Связьинвест» должна была стать для России именно таким событием. Вместо этого оно стало фактом разоблачения мошенничества, прикрытого идеей свободного рынка, на деле показало всем, насколько глубоко вросла в прежнем Советском Союзе практика блатного капитализма.

Оборотной стороной этого вида капитализма, которая объясняла, почему предприниматели в регионах тратили столько сил, чтобы спрятать все украденное за границей, было то, что все, что государство дало, оно всегда может с легкостью и отобрать.

Убедительным доказательством была Юлия Тимошенко. Через несколько месяцев после того, как я с ней встречался, в ходе внутренней политической борьбы на Украине созрел заговор против ее компании ОЭСУ, обладавшей активами в одиннадцать миллиардов долларов. Покровитель Тимошенко премьер-министр Лазаренко утратил доверие президента Украины Леонида Кучмы. Сильнейшее влияние Лазаренко на важный для всех энергетический сектор Украины и его тесная и, как утверждали, весьма прибыльная связь с ОЭСУ придали ему смелости начать кампанию по узурпации власти президента Кучмы. Выполняя эту задачу, Лазаренко совершил непростительный грех в постсоветской политике – он начал открыто претендовать на пост своего шефа. Это была ошибка, которую более опытный временщик Черномырдин старался не сделать в Москве.

Кучма, как и все посткоммунистические лидеры терпимо относившийся к коррупции в среде своих подчиненных до тех пор, пока они оставались ему беззаветно преданными, отправил Лазаренко в отставку «по состоянию здоровья» – стандартный советский предлог для увольнения.

Не успел Лазаренко спокойно устроиться в госпитале правительственной элиты для полного переливания крови, как врачи сообщили ему, что на Тимошенко обрушилась гора неприятностей. Около двухсот следователей прокуратуры, офицеров полиции и дознавателей из СБУ (так теперь назывался на Украине бывший КГБ) без всякого предупреждения нагрянули в штаб ОЭСУ в Днепропетровске. Наиболее доходная концессия по распределению природного газа была аннулирована, вся документация по сделкам изъята, а некоторым высшим менеджерам компании предъявлены обвинения в нецелевом использовании зарубежной помощи. Выяснилось, что для получения дополнительной прибыли компания ОЭСУ продала двести минивэнов «фольксваген», полученных Украиной от Германии. Компания также обвинялась в многочисленных валютных нарушениях и тайных отправках денежных средств из Украины. Муж Юлии Тимошенко был арестован. Сама Тимошенко была задержана в аэропорту с набитым долларами чемоданом, однако ей не было предъявлено какого-либо обвинения, поскольку она как депутат парламента обладала неприкосновенностью. (Остается только удивляться, как много предпринимателей в бывшем Советском Союзе чувствовали в себе призвание к общественной деятельности.)

– Все это ерунда! – раздраженно сказала Тимошенко, когда я ей позвонил из Москвы. – Для обвинений нет никаких оснований. Я являюсь просто мишенью в политической охоте на ведьм и в кампании по обливанию грязью противника. Мы создавали рабочие места и препятствовали закрытию предприятий. Что касается минивэнов, то мы их продавали по распоряжению правительства. Мы делали это в качестве оказания любезности правительству, нечто вроде благотворительной акции, и взяли себе лишь небольшие комиссионные.

Какая из сторон была права, не имело значения. Главным было то, что компания Тимошенко ОЭСУ, независимо от намерений и преследуемых целей, была выведена из бизнеса. Итак, третья крупнейшая компания, возникшая из пепла коммунизма, исчезла так же быстро, как и возникла.

Как разоблачение «книжных контрактов» от «Связьинвест» открыло глаза многим зарубежным сторонникам России, так и пьяный вечер в ресторане «Белое солнце пустыни» сорвал завесу с той жизни, которую мы вели.

Аскольд открыл своего рода моральный ящик Пандоры, который я, пока жил в Москве, уже не смог для себя закрыть. Он сделал окружающую нас действительность простой и очевидной, показав, что то, что мы принимали в России за признаки капитализма, наши сообщества отбросили еще сто лет тому назад как нечто несправедливое. Это усложнило мне поиск разумных объяснений российских крайностей. Например, в субботу мы с Робертой оказались в Санкт-Петербурге на праздновании сорокалетия одного из представителей ОСО, которое отмечалось в зале дворца XIX века, где стены и пол были изготовлены из тридцати разновидностей итальянского мрамора. Дворец освещался сотнями восковых свечей, музыканты нежно перебирали струны золоченых арф, пока одетый в белые перчатки обслуживающий банкет персонал разносил серебряные тарелки с блинами и икрой. А уже в понедельник я с трудом пробирался через грязь подмерзших полей к коллективной ферме крупного рогатого скота, чтобы побеседовать с беззубыми крестьянами, которые шесть месяцев не получали зарплату.

Конечно, я все еще хотел иметь ту самую яхту и продолжал живо интересоваться делами Роберты. Сделка по сахарному заводу продвигалась успешно, но ее проекту по строительству гостиницы «Хилтон» в Санкт-Петербурге кто-то постоянно ставил палки в колеса. Строительство таможенного терминала под Москвой началось, как это ни удивительно, в плановые сроки, и Роберта таскала меня туда, чтобы с удовлетворением посмотреть на работу экскаваторов, бульдозеров и бетономешалок. Генеральный подрядчик – хитрый азербайджанец, всегда имевший при себе несколько тысяч долларов, был привлечен к строительству терминала как миноритарный партнер проекта. Однако это не останавливало его в попытках увеличить стоимость строительства против ранее согласованных лимитов, и Роберте приходилось тратить много времени на борьбу с ним по этому поводу.

Строительство в России таило в себе множество сюрпризов. Один из них заключался в привлечении ОСО для обеспечения бесплатной аренды роскошных офисов, построенных по последним европейским стандартам для скупого и цепкого таможенного бюро России. Разумеется, это обернулось обычной для России практикой введения некоторого скрытого налога на западных инвесторов. Это была только одна из многих причин, по которым подавляющее большинство иностранцев уклонялись от прямого инвестирования. Как мне стало известно, Федеральная страховая корпорация депозитов США также требовала включения местных партнеров в перечень факторов риска для инвестиций в той части мира, где нет эффективной судебной системы для разрешения возникающих споров. И местные партнеры – типы, обладавшие нужными связями или достаточным количеством наличных денег для проведения достойной сделки, рано или поздно превращались в людей, с которыми вы не хотели бы иметь дело.

Партнеры Роберты по строительству таможенного терминала не были исключением из этого правила. Один был действующим генералом ФАПСИ – электронного всевидящего ока прежнего КГБ и аналога нынешнего американского Агентства национальной безопасности (АНБ). Другой был отставным полковником МВД, в прошлом инспектором системы ГУЛАГ, который провел свою жизнь, проверяя работу исправительных лагерей и заключенных, работавших на алмазных шахтах Сибири.

В этой сделке ОСО финансировало строительство. Генерал КГБ обеспечил землю около завода, которым он руководил, где изготавливались различная шпионская аппаратура и компоненты для разведывательных спутников, да и те самые мобильные телефоны с шифратором, которые продавались в розницу по семнадцать тысяч долларов. Полковник МВД обеспечивал силовую и юридическую поддержку проекта, чтобы защититься от нападок со стороны организованной преступности, особенно от чеченцев, которые контролировали этот удаленный пригород Москвы и брали от пятнадцати до двадцати пяти процентов от доходов любого находившегося там предприятия. Не беря в расчет официальную охрану, описанная выше защита предприятия в России называлась «крышей», без которой никакой бизнес в стране был невозможен.

Методы работы такой крыши мне объяснил один ненормальный канадец по имени Дуг Стиле. В Москве каждый знал Стиле как владельца двух диких ночных клубов «Голодная утка» и «Честерфилдс», а также как человека, который, как говорят, стремился к смерти. Стиле самым жестким образом познал на себе, что такое «крыша». Его первым предприятием в Москве был популярный паб «Оленья голова. Бар и гриль». Он открыл его в 1993 году, когда Москва была еще кулинарной целиной, фирменные «крылышки» буйвола в его пабе имели огромный успех, привлекая внимание приехавших иностранцев и российских бизнесменов, а также действовавшую в этом районе чеченскую банду, которая потребовала свою долю прибыли. Стиле не захотел иметь дело с чеченцами и начал искать крышу.

– Я провел переговоры с несколькими бандитскими шайками, – рассказывал он. – Некоторые из них даже советовались с представителями западных предприятий, которых «крышевали». Все переговоры происходили на весьма профессиональном уровне.

В результате Стиле остановился на местной группе из лиц славянского происхождения, возглавляемой старым и морщинистым «вором в законе» – так в уголовном мире называли авторитетов, коронованных еще в советских тюрьмах для разрешения споров между преступниками. Сделка была заключена под рюмку водки и церемониальный обмен стодолларовыми купюрами, что в уголовном мире было равнозначно подписанию официального контракта.

Все шло хорошо до тех пор, пока сотрудничающий со Стиле вор в законе не пал от пули снайпера во время Большой гангстерской войны между чеченцами и мощной группировкой «Солнцевское братство», представлявшей собой свободное объединение славянских банд. Следующим, что познал Стиле на себе, было похищение людей. Его похитили и жестоко избили, после чего силой заставили передать «Оленью голову» чеченцам. Он подлечился и через некоторое время решил основать «Голодную утку». Чеченцы захотели иметь долю и в этом деле. Однако на этот раз Стиле подписал с ФСБ соглашение о защите.

– У них к тому времени появился специальный отдел по защите, – сказал Стиле.

Месячная плата была жесткой и составляла 20 процентов от общего дохода, но, очевидно, игра стоила свеч, потому что после этого он уже о чеченцах не слышал.

– Это плата за ведение бизнеса в России, – сказал он, пожав плечами. – Вы должны играть по местным правилам.

Естественно, ничего подобного никогда не упоминалось в оптимистических брошюрах для банков и инвесторов, в которых с придыханием расписывались перспективы в России. В Гарвардской школе бизнеса не изучались также и данные о совместных предприятиях, подобных тому, в котором принимала участие Роберта. Тем не менее она отстаивала свое дело, говоря: «Лучше иметь дело с милицейской мафией, чем с бандитской мафией». Кроме того, она в спорах отстаивала ту точку зрения, что если мы ведем бизнес с русскими, то они со временем станут такими же, как и мы.

По сути дела, это была позиция администрации Клинтона по отношению к России, пропагандируемая заместителем госсекретаря США Стробом Тэлботтом и интеллектуалами-русофилами, как Роберта. В высших кругах американского Министерства иностранных дел такая политика получила название «помолвка». Она означала поощрение контактов и сотрудничества с посткоммунистическими официальными представителями власти России и лидерами бизнеса с выдачей им достаточных сумм денег в надежде, что они воспримут западный путь развития. Иное направление политической мысли выражала Вашингтонская оппозиция, возглавляемая уроженцем Польши, бывшим советником президента по национальной безопасности (пусть он останется безымянным), – изолировать и окружить Россию новыми независимыми республиками типа Казахстана или Украины, на установление тесных контактов с которыми и сосредоточить свои усилия.

Возможно, по каким-то генетическим причинам вся эта ситуация чертовски меня напугала, Роберта связалась с потенциально нечистой компанией, а я так или иначе был втянут в это дело. Когда она работала в МФК, то все же была под дипломатической защитой Всемирного банка. Сейчас же она была предоставлена только себе самой. И весьма скоро в ее бизнесе могли начаться отвратительные разборки. Например, аналитик Роберта наняла на работу полурусского-полуиракского курда по имени Миран Хусни, который через две недели исчез. Несколько бандитов похитили его около бара «Честерфилдс» и на неделю приковали цепью к радиатору, чтобы выбить из него предъявленный долг.

Пока Роберта была в безопасности, поскольку проект таможенного терминала находился в стадии финансирования и ее партнерам были нужны деньги ОСО. Всегда все шло хорошо, пока иностранцы вкладывали свои миллионы. Однако рано или поздно терминал заработает, и вот тогда-то для совместного предприятия проблемы и начнутся. Если бы меня спросили, что бы я стал в этом случае делать, то единственным выходом для меня было бы укрыться в гостинице «Рэдиссон».

Гостиница «Рэдиссон Славянская» возвышалась на набережной Москва-реки рядом с Киевским вокзалом и плавучим казино в псевдокитайском стиле, с фигурой огнедышащего дракона в носовой части и с деревянным трапом у борта, украшенным неоновыми огнями и флагами пива «Корона». По очертанию в плане здание гостиницы напоминало удлиненный, слабовогнутый, бледный полумесяц. Ее окна с дымчатыми тонированными стеклами смотрели через реку на большие желтые рекламные щиты бульонных кубиков из Словении, венчавшие собой дома класса люкс на Набережной улице.

Гостиница «Рэдиссон» была первым большим советско-американским совместным предприятием, договорные документы которого были скреплены президентскими печатями с обеих сторон в 1990 году. В те времена идеологического противостояния капитализм все еще был ругательным словом в Москве, и Горбачев медленно отпускал поводок советского бизнеса. Великолепная гостиница на четыреста тридцать номеров усиленно рекламировалась как символ сближения двух держав и являла собой блестящий образец наступления эры капитализма. Но уже к 1998 году она стала неким предостерегающим знаком и местом, которое ассоциировалось с убийством и темной стороной рыночной революции в России.

Даже с учетом сказанного гостиница «Рэдиссон» оставалась уникальным местом, люди приходили просто поглазеть на нее. Роберта и я обычно брали столик в кафе Моцарта в холле гостиницы, сидели на стульях из литого чугуна под навесом из сочных и пышных растений и развевающихся международных флагов. Потолочные неоновые светильники освещали полированный мраморный пол холла и входящих в него посетителей. Среди них были правительственные чиновники США, выглядевшие несколько потерянными и напряженными в их застегнутых на все пуговицы темных костюмах, западные туристы в армейских ботинках и пропотевших рубашках, странствующие торговцы со своими хорошенькими переводчицами и чеченские бандиты с телохранителями и любовницами.

Молодые, высокомерные и заносчивые бандиты-чеченцы вели себя как хозяева этого места, с важным видом расхаживали от стола к столу, сжимали в объятиях и трижды целовали в щеки своих друзей. Они были крупного телосложения, с широкой грудью, пышными гривами черных волос и с крошечными мобильными телефонами. Можно сказать, что они имели тягу к красивым вещам, начиная от стоящих у подъезда «мерседесов» с шоферами, часов от Картье, брюк от Версаче и кончая туфлями из черной замши с золотыми кисточками, которые стоили восемьсот долларов и после недельной носки по московской грязи становились негодными.

Персонал гостиницы относился к ним с сановной почтительностью и услужливо подскакивал к ним по первому щелчку пальцев, в то время как все мы, остальные, сетовали по поводу отвратительного обслуживания. Но мы не сердились и не придавали этому большого значения. В конце концов не так часто вы могли сидеть за столом рядом с хищниками и за стоимость супа или салата наблюдать их обычаи и привычки.

Все это было даже относительно безопасно. Только однажды в Санкт-Петербурге были случайно убиты двое британцев, когда представители одной из враждующих банд открыли огонь по бандитам из другой шайки, сидевшим за соседним с британцами столом. В гостинице «Рэдиссон» был всего только один случай стрельбы, да и то несколько лет тому назад, до того, как чеченцы установили полный контроль над ней. Теперь же они были столь многочисленны, что любой выпад против них в их собственном логове был равносилен самоубийству.

Чеченцы были наиболее жестокими и безжалостными изо всех московских преступных шаек. В столице находилось не более тысячи чеченцев, но они контролировали большую часть как подпольной, так и законопослушной экономики, и, как утверждали, имели на содержании многих политиков. Втайне я симпатизировал им, потому что эти гордые горцы Кавказа не напрашивались в состав Российской империи и были побеждены в жестоких войнах как царской, так затем и советской властью. Их столица город Грозный лежала в развалинах, а их народ был согнан в лагеря беженцев. Мне было трудно винить чеченцев за их желание хоть немного ответить тем же.

В гостинице «Рэдиссон» они держались вместе и много веселились, зачастую взрываясь хохотом при какой-либо шутке, да так искренне, что тряслись их золотые ожерелья, а испуганные постоянные клиенты проливали свой суп на скатерть. Когда их боссы ели, телохранители стояли в стороне, спокойно беседуя между собой или с широкоплечими охранниками гостиницы. Их подружки обычно сидели за отдельными столами, свои сумки с логотипами дорогих итальянских бутиков при гостинице, заполненные покупками и ювелирными украшениями, держали под столами.

Это были русские или украинские женщины, великолепные блондинки или рыжие, с пухлыми губками и ангельскими лицами. Мы часто могли слышать их телефонные разговоры, когда они звонили по мобильным телефонам своим подругам, матерям или няням, оставшимся с детьми:

– Тебе нужно что-нибудь купить в магазине? Как себя чувствует отец? Не беспокойся, мама, я говорила тебе, что прошлой ночью меня не было дома.

Чеченцы собирались в гостинице «Рэдиссон», потому что ею управлял молодой чеченец приятной наружности, уроженец Грозного, по имени Умар Джабраилов, известный в Москве просто как Умар. Даже в местных газетах его называли просто по имени, как обычно принято называть известного футболиста или ведущего певца в рок-группе. Офисы Умара располагались на седьмом этаже бизнес-центра гостиницы «Рэдиссон», и спустя несколько недель после обеда в ресторане «Белое солнце пустыни», в середине мартовских ид, я договорился с ним о встрече.

Дверь лифта открылась, и я наткнулся на человека ростом шесть футов и пять дюймов и весом примерно в триста фунтов. Это был один из девяти телохранителей Умара. Извинившись, я объяснил цель моего визита. Отрывисто-грубым голосом мне было предложено подождать, пока человек-гора что-то говорил в свой рукав. У него был наушник с проводами, уходящими куда-то за воротник, как у агента спецслужбы.

– Сюда, – пробормотал он, передавая меня другому гунну, стоявшему около боковой стеклянной двери. По дороге в приемную меня, как эстафетную палочку, передали еще двум плоскоголовым, которые сопровождали меня по бокам, когда мы молча шли к офису Умара. В приемной меня встретила поразительно красивая секретарша, которая удивила своим безупречным английским языком.

– Господин Бжезинский, – приветствовала она меня, вставая из-за стола с компьютером, – хорошо, что вы пришли. Устраиваетесь поудобней, – и она показала на элегантный кожаный диван с ямочками. – Могу я вам что-нибудь предложить? Что-нибудь выпить? Минеральной воды? Умар скоро будет. Не хотите ли пока посмотреть его газетные вырезки?

Я был весьма удивлен, что Умар имеет портфель с вырезками криминальной хроники из российской желтой прессы и, более того, демонстрирует его посетителям. Имя Умара часто упоминалось в статьях после высокопрофессионального убийства его партнера из Оклахомы Пола Татума – основателя гостиницы «Рэдиссон». Эти двое были вовлечены в серьезный спор относительно прав собственности на гостиницу до тех пор, пока Татум не был свален одиннадцатью пулями в голову и шею в конце 1996 года.

История Татума была хорошо известна в Москве. Впервые он посетил Советский Союз в конце 1980-х и был поражен ненасытной тягой населения страны ко всему западному. Он обратил особое внимание на отсутствие в стране приличных гостиниц, что вынуждало зарубежных гостей останавливаться в убогих гостиницах «Интуриста», в номерах которых стояли скрипучие узкие кровати и плохо работающие устаревшие телефоны, а телефаксы у персонала вообще отсутствовали. У Татума возникла идея построить в России первую гостиницу международного класса со всеми видами сервиса и современным бизнес-центром. Прирожденный бизнесмен, он уговорил Рэдиссона, чтобы тот разрешил использовать его имя как бренд в названии предполагаемой гостиницы, заставил одержимый шпиономанией «Интурист» выделить участок земли на берегу Москва-реки и заключил контракт с югославскими строителями, чтобы воплотить свою мечту в реальность в 1990 году.

Вначале все шло хорошо. Гостиница представляла собой роскошный оазис с искусственным климатом, который привлекал сюда целые орды бизнесменов: богатых русских – в свои рестораны европейского типа и первоклассные магазины модной одежды, а представителей зарубежных СМИ, например таких, как «Эн-Би-Си Ньюс» и «Ройтерс», – возможностями своих помещений, оборудованных волоконно-оптическими каналами связи. Президенты США Буш и Клинтон останавливались в номерах этой гостиницы, Шерон Стоун плавала в ее бассейне. В конце недели публика заполняла первый в Москве американский кинотеатр при гостинице. Татум был всеобщим любимцем в городе, посещал столичные казино и ночные клубы, разъезжая на «мерседесах» его компании и ведя холостяцкую жизнь в городе, который мог предложить состоятельным холостякам всевозможные развлечения.