Текст книги "После дождичка в четверг"

Автор книги: Мэтт Рубинштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Иоаннит оказался непробиваем; его хорошо обучили. Джек понял, что ему придется приоткрыть карты, иначе ничего не добиться.

– Значит, деньги им приносили не успехи в области алхимии?

Иоаннит в упор посмотрел на него, и Джеку вдруг показалось, что лица всех манекенов обратились в его сторону. На них играли легкие улыбки.

– Нет. Пожертвования Рипли.

– Уйма денег.

– Да, у Джорджа Рипли денег хватало всегда – его семья владела половиной Йоркшира. Он привык швырять их направо и налево, и все думали, что он открыл секрет философского камня. Только в старости Рипли признал, что так и не сумел превратить свинец в золото, и призвал сжигать его книги, если они попадутся кому-нибудь на глаза.

– Что, простите?

– Это случилось после того, как он вернулся в кармелитский монастырь в Линкольншире. Его книги сжигали или по крайней мере переставали им верить, потому что все в них было ложью. Рипли признавал, что нашел врата, но не сумел подобрать ключ.

– Какой ключ?

– Понятия не имею. В любом случае все это ерунда.

Они обменялись легкими понимающими улыбками, и Джек почувствовал некоторое облегчение. Иоаннит говорил об отречении Рипли с сожалением, как будто его собственные надежды были столь же велики, а разочарование так же полно. Джек почти готов был поверить в то, что собеседник пытается уберечь его от подобного безрадостного итога. История была трогательная, но едва ли правдивая. Иоаннит мог почерпнуть подобные сведения о госпитальерах и их нечестивом покровителе вовсе не из тех источников, о которых упоминал. Джек не мог ему доверять.

– И для чего предназначались эти деньги?

– Трудно сказать. Но как бы то ни было, они позволили рыцарям еще сорок лет прожить на Родосе, а потом укрепиться на Мальте.

Джек окинул взглядом манекены и, вспомнив рассказ Бет, как она чуть не утонула, историю о зыбучих песках и маленьких девочках, которые покоятся на дне, задумался, что все это может значить. Он не ошибся относительно манускрипта и связанных с ним опасностей, но чувствовал некоторое замешательство, потому что не понимал, каким образом все это соединено. Возможно, в тревоге о Бет он недооценил ее страхи, не поверил ей – или просто не захотел поверить. Он позволил врагам подобраться слишком близко. И теперь Джек понял, каким будет его следующий шаг.

Когда Фрэнк решил остаться в семинарии, братья выкупили его долю отцовской фермы – тысячу двести акров песчаной земли. Засуха сделала почву бесплодной, так что доля Фрэнка обошлась им недорого. Этих денег ему хватило на маленький домик в нескольких кварталах от церкви, которая впоследствии поглотила все его сбережения и время. Джек ехал медленно и нервничал не меньше, чем по пути в штаб-квартиру госпитальеров.

Это было простое кирпичное строение, старое, потемневшее, но неизменно аккуратное. Джек не раз приезжал сюда на обед или барбекю. Небольшой сад, гараж, беседка – очень милое местечко; Джек всегда охотно бывал здесь с Бет и наблюдал семейный спектакль, который разыгрывался ради него.

Со дня смерти Фрэнка прошло всего шесть недель, а место уже казалось заброшенным, хотя Джуди и заботилась о саде: сорняки между клумбами были повыдерганы, листья с дорожки сметены.

Джуди вышла к нему в своем обычном атласном халате, с минимумом макияжа; несколько прядей выбились у нее из прически. Она шагнула на крыльцо, скрестила руки на груди и тревожно окинула взглядом улицу.

– Джек? Все в порядке?

– Можно войти?

Джуди несколько секунд смотрела на него, и Джек впервые увидел, что выглядит она на столько лет, сколько ей на самом деле. Она придержала дверь за его спиной и, снова осмотревшись, прикоснулась рукой к плечу. Джеку показалось, что пальцы у нее ледяные и проникают чуть ли не в сердце.

Признаки упадка, которые он заметил снаружи, в доме были еще очевиднее. В раковине громоздились грязные тарелки, на столах и подоконниках в беспорядке стояли бокалы и бутылки, в пепельнице полно окурков. От всего увиденного Джеку стало жутковато. Он привык к равнодушию Джуди: неудачный брак сделал ее черствой и циничной. В подобное состояние может погрузить человека скорбь, но только не ее. Джек не на шутку испугался за ее психическое состояние – выглядела Джуди зловеще.

За столом она спросила о манускрипте, и на мгновение Джек подумал, что она все поняла. Если Фрэнк все-таки нашел эту книгу, если Джуди знала, во что манускрипт превратил ее мужа, вполне возможно, что ей известно об охоте госпитальеров и за ним… Джек отогнал эти мысли и вновь напомнил себе о цели визита.

Джуди, все это время тупо взиравшая на окружающий беспорядок, с вызовом посмотрела на него. Это было так неожиданно, что сбило Джека с толку. Джуди потянулась к полупустой бутылке виски.

– Хочешь выпить?

– Сейчас только одиннадцать часов.

– Я знаю, который час. – Она взглянула на Джека. – И это мой первый стаканчик сегодня.

– Тогда ладно.

Джуди не пыталась разыграть спектакль с чайником, и Джек ощутил легкое разочарование. Виски обожгло ему язык, огнем разлилось в желудке – все-таки для алкоголя еще рановато. Вскоре неприятные ощущения исчезли, и он почувствовал, как по телу разливается тепло, а сердце проникается неким сочувствием к Джуди.

– Как дела у Бет? – бесцветным голосом спросила она.

– В общем… я потому и приехал.

Джуди с раздражением взглянула на свой бокал, будто оскорбленная тем, что Джек появился вовсе не ради пары глоточков виски в ее обществе, но уже мгновение спустя вновь подняла глаза.

– Какой помощи ты ждешь от меня, Джек?

– Простите, что спрашиваю об этом. Но тогда, на катере, вы сказали, что у вас с Фрэнком были большие проблемы…

– Мне не следовало этого говорить! – зло оборвала его Джуди.

Возможно, всему виной виски, а может быть, она просто пребывала в дурном расположении духа. Джек вздохнул и принялся осторожно рассматривать облупившийся лак на ее ногтях.

– И все-таки, прошу вас, скажите: были проблемы? Поверьте, это очень важно.

– Конечно, были. У нас были проблемы! Мы тридцать лет прожили в браке. Я понятия не имею, какого рода отношения у вас с Бет, но если вы собираетесь провести вместе достаточно долгое время, то будьте готовы к тому, что и у вас они возникнут.

Он почувствовал, что краснеет. Оттенок презрения в голосе Джуди удивил его, и Джек понял, что совершенно не знает эту женщину. Несмотря на довольно продолжительное знакомство, они оставались друг для друга посторонними.

– Я понимаю, это не мое дело, но суть в том, что Бет пытается во всем разобраться. Ей необходимо знать все о жизни Фрэнка, до самого конца. Почему-то она думает, что с ним случилось нечто ужасное.

– Ты ведь ничего ей не рассказывал?

Он увидел страх в ее глазах. Что пробило брешь в обороне? Явно не манускрипт. Грязная посуда, груды нераспечатанных писем – во всем этом, в конце концов, была какая-то тайна, и касалась она Фрэнка и Бет. Может быть, Джуди каким-то образом пришла к тому же самому выводу, что и дочь, разбирая вещи Фрэнка либо наткнувшись на его дневник? Или она всегда знала?

– Мне кажется, вам следует с ней увидеться, – сказал Джек.

И вдруг уверенность покинула его. Оказывается, он совсем не знал Джуди; вполне возможно, она куда более опасна, чем можно было подумать. Если Бет все-таки права и Джуди способна подтвердить что угодно и облечь фантомы плотью, ему не следовало приходить сюда – это решение было страшной ошибкой.

– Что я должна ей сказать? Что у нас были трудности? – усмехнулась Джуди. – Да, мы на многое смотрели по-разному. Ничего особенно серьезного. Просто не хотели ее волновать и поэтому не делились некоторыми моментами наших отношений…

– Это правда?

Ее взгляд опять упал на грязную посуду, и на этот раз Джек понял, что это не стыд за разгром в доме, а нечто похожее на панику; охваченный сомнениями, он уставился в тарелку.

– Мы всегда любили друг друга, – сказала Джуди. – Это правда. Святая правда. Не следовало, конечно, тебе этого говорить, но я не хочу, чтобы Бет когда-либо сомневалась в нашей любви.

И вдруг Джека осенило, что горы грязной посуды вполне могли остаться после вчерашней вечеринки. Может быть, странность в поведении Джуди объясняется тем, что ей стыдно? Вечеринка всего через шесть недель после смерти Фрэнка… На тарелках остатки самой разной еды, но далеко не той, что обычно подают в праздники. Четыре тарелки, шесть блюдец, восемь бокалов; диссонансом среди четных предметов смотрелась лишь пепельница, набитая окурками. Тени как будто отступили. Это был безумный вывод, но Джек сосчитал снова и понял, что не ошибся.

– Джуди, можно мне воспользоваться вашей ванной?

Она сначала удивилась, потом подозрительно посмотрела на него, но в конце концов жестом указала в сторону коридора. Джек знал, что непременно обнаружит какую-то улику – например, забытую бритву или зубную щетку. Он обыскал шкафчик, корзину и полки. Если мужчина успел выкурить столько сигарет, значит, пробыл в доме достаточно долго и наверняка оставил что-нибудь еще.

Как ни странно, в ванной, кроме нового куска мыла, сухого полотенца и запасного рулона туалетной бумаги, ничего не обнаружилось. Здесь царила безукоризненная чистота, тогда как весь остальной дом зарастал грязью. Джуди его перехитрила – это была ванная для гостей.

Он затаил дыхание и прислушался. Мужчина и сейчас мог быть где-то в доме – в спальне, в кабинете Фрэнка; наверное, он здорово нервничал, пока Джуди пыталась спровадить гостя. Тишину нарушали едва слышные звуки – позвякивание льда в бокале Джуди, поскрипывание кресла. Она, должно быть, удивлялась, где это застрял Джек. У него появилось ощущение, что в соседней комнате кто-то есть – кто-то сидит там как изваяние и, боясь дышать, выжидает, когда гость наконец-то уберется.

А потом он услышал. Мягкий щелчок, потом еще один. Чирканье зажигалки. Дважды. Этот звук доносился не с кухни. Мужчина так волновался, что не устоял перед соблазном закурить; возможно, выпускал дым в форточку и пытался унять дрожь в руках. Джек потянул носом воздух и уловил запах дыма – он почти был в этом уверен.

Он спустил воду и вернулся в кухню. На секунду Джеку показалось, что он ошибся, что курила Джуди, но это было не так. Она заново наполнила свой бокал и опустилась в кресло, а потом протянула бутылку Джеку. Ее взгляд не вызвал в нем ничего, кроме отвращения и жалости.

– Люди не всегда понимают друг друга, Джек, – медленно проговорила она. – И не видят смысла что-то менять.

Он осушил свой бокал и поставил на стол. Больше эта женщина для него не существовала.

ГЛАВА 13

Джек ехал по переулкам, и ему казалось, что мир сделался ярче и четче – теней стало меньше, недостатки выступили на поверхность. В доме Джуди мужчина, а после смерти Фрэнка прошло меньше двух месяцев. Она намекнула на «проблемы», но Джек даже представить себе не мог, что дела обстояли настолько плохо…

Он остановил машину у самой кромки воды и уселся на край мола. Всего несколько дней назад он был здесь – после взрыва в лаборатории, когда ему казалось, что гавань пересохла и зыбучие пески тянутся до противоположного берега. Та иллюзия была следствием сотрясения мозга; теперь сверкающая вода возвратилась, и все стало понятнее.

Если Джуди встречалась с другим мужчиной и Фрэнк знал об этом – или если узы брака настолько перестали ее удерживать, что она смогла влюбиться за столь короткое время, – то, конечно, вполне мог заточить себя под церковными сводами. Только вот вернуться за кафедру так и не сумел, поскольку вера была поколеблена призрачными видениями, вызванными к жизни стремлением к познанию и чтением научных журналов, а надежда походила на некое здание, в котором не было ничего, кроме пыли. В подобной ситуации трудно ожидать милосердия от кого угодно, даже от Фрэнка.

И все-таки причина могла таиться в манускрипте – он увлек Фрэнка и испугал Джуди, стал корнем бед или усугубил то, что уже было. Но Джек знал, что есть сотни куда более простых объяснений – например, тридцать лет брака.

Тайна разгадана, ответ страшен, но все-таки это не самый худший вариант. И хотя ему было жаль Фрэнка, и даже Джуди, из-за всех тех решений, которые она приняла или не приняла, он мог порадоваться за Бет, потому что человек на фотографиях был лишь плодом ее воображения. Они искали то, чего не существовало. Можно сказать, Джек их всех спас.

Он оставил машину на соседней улице и пошел через парк, то и дело оглядываясь. Когда он дошел до церкви, уже спустились сумерки. Джеку вспомнились манекены и приключение Бет на пляже. Стоит ли рассказывать ей о мужчине в доме Джуди? Может, лучше оставить все как есть? Все-таки знать, что Фрэнка предали, несоизмеримо хуже, чем гадать, почему он закрылся в церкви.

Бет сидела на ступеньках и со странным выражением лица наблюдала, как меняются цвета и очертания. На ней по-прежнему был рабочий костюм; руки стиснуты между колен. Джек присел на корточки рядом с ней.

– Забыла ключ?

– Нет.

Она чуть нагнулась к нему, подставляя щеку для поцелуя, а потом кивнула на запертую дверь:

– Я не в силах туда войти.

Он опустился на ступеньку, прислонившись спиной к старым доскам, и заметил мурашки на шее Бет. Джека не отпускало ощущение, что они не одни. Он осмотрел двор, улицу, низкий кустарник, и ему показалось, что там что-то мелькнуло. Вполне возможно, за ним все-таки следят.

– Пойдем. Ты совсем замерзла. Не нужно здесь сидеть.

– Я всегда боялась этого времени суток.

– Темноты?

– Нет, сумерек. Когда темно – это уже почти ночь. Но сумерки…

– Мне они тоже не нравятся.

– Когда я была маленькой, то боялась грабителей и чудовищ. Все мои ночные кошмары происходили в сумерках.

– Мои тоже.

Джек попытался обнять ее, но она поежилась от его прикосновения – что-то их внезапно разделило. Бет не трогалась с места. Джек держал руку в полудюйме от ее спины и чувствовал, как она дрожит от холода.

– Что-то связано с этим временем, с сумерками. Весь день эта мысль меня мучила, но я не могла в точности припомнить. Должно быть, это случилось именно в сумерки…

– Что?

– Мне было лет двенадцать или тринадцать. Я осталась здесь одна. Не знаю, куда ушли папа и мама. Не знаю, почему их здесь не было. Никого не было. Я пошла в туалет, прошла мимо исповедален, мимо кухни… Там было темно, очень темно, и казалось, что помещений так много…

В ее голосе уже не звучала неуверенность. Джек попытался по ее лицу угадать, что она скажет дальше, но его скрывала тень.

– И там был он. Внезапно появился. Сидел на выступе камня, долговязый, с острыми коленками, с таким жутким выражением на лице… что-то вроде неутолимого голода; мне сразу захотелось расплакаться и убежать.

Джек старался припомнить фотографии, которые она ему показывала, – тени, скрывавшие лицо незнакомца. Откуда взялось это «жуткое выражение»? Он ощутил неприятное покалывание где-то внутри.

– Все было так, как будто я действительно его знала. Как будто видела его, когда он околачивался поблизости – в парке, в церкви; как будто между нами действительно что-то было. А потом он… не знаю, как это случилось… но он… я помню, что…

– Бет…

– Я не знаю. Не знаю. Когда пришел папа, этот человек уже скрылся. Папа спросил, что случилось, но я только плакала и плакала, и он понял. Он ничего не сказал, просто опустил голову. Но он, конечно, все понял.

Глаза у нее горели, со лба не сходили морщины, но голос был твердым и губы не дрожали. Бет уже не стискивала руки коленями – теперь она сидела так, словно боялась о них испачкаться: локти в стороны, пальцы растопырены. Большинство клеток ее организма с тех пор изменили состав, сотни раз поменялась кожа, но собственное тело по-прежнему вызывало у нее отвращение. Это не могло быть правдой.

– Бет, ничего не произошло.

Что-то мелькнуло в ее глазах.

– Это было мое последнее посещение церкви. Больше я сюда не ходила. А потом папа запер ее и не хотел открывать – после того, что случилось, после того, что он видел…

Джек взял ее за руку. Она вздрогнула от прикосновения, но он не отпустил.

– Ты перестала ходить в церковь потому, что выросла. Только и всего. А церковь закрылась значительно позже, десять лет назад. Зачем бы тогда Фрэнку покупать ее, если все это случилось на самом деле?

Бет недоверчиво взглянула на него:

– Ты хочешь сказать…

– Ничего этого не было.

– Но к девочкам часто пристают незнакомые. В том числе в церквах.

– Я знаю. И это ужасно. Ты могла видеть, как приставали к другим.

– Но я помню…

– Что ты помнишь?

– Кое-что…

Джек услышал нехорошие нотки в ее голосе и отодвинулся.

– Раньше ты никогда ни о чем подобном не задумывалась. Ты красивая уравновешенная женщина, у тебя даже с аппетитом не бывает проблем.

– Я отчетливо помню его, этого мужчину. Здесь, в церкви, в темноте. Было холодно. Сквозняк…

– Ты просто ищешь объяснения всему случившемуся.

– Но ведь была причина…

Джек подумал о пропавших в зыбучих песках девочках, манекенах, женщине, утонувшей сто лет назад. Ее посмертную маску стали вешать на стены гостиных, а улыбку воспевать в стихах. И никому нет дела до тех девочек, чьи тела высыхают в пустыне и влага из их клеток испаряется, поднимаясь к небесам. И все потому, что однажды отца не оказалось на месте, чтобы спасти дочь. И теперь Бет смотрит на волны, пытаясь найти объяснение.

– Фрэнк купил церковь, чтобы запереть, – сказала она. – Он осознанно затягивал ремонт, чтобы только не открывать. Здесь случилось что-то ужасное, и папа обвинил себя. Он вообще не собирался кого бы то ни было сюда впускать.

– Тогда зачем он завещал церковь тебе?

– Не знаю. Не знаю…

По ее щеке скатилась слеза. Бет откинулась назад и вздрогнула, коснувшись спиной двери. Джек не выдержал.

– Дело не в этом.

Она взглянула на него:

– Что-то случилось?

– Может быть, и случилось, но не это.

– Тогда что?

Он закрыл глаза и увидел какие-то непонятные силуэты, озаренные тусклыми лучами света, а когда открыл – перед ним были только тени и обманчивые сумерки. Джек глубоко вздохнул.

– Что, если у твоей матери был другой мужчина?

Бет засмеялась, но в ее глазах промелькнула паника.

– У Джуди? Нет, это невозможно!

– И все-таки? Ну, может, поклонник?..

Бет молчала, но Джек почувствовал, как от нее будто повеяло холодом.

– Тем вечером, на катере, она сказала, что у них были проблемы, особенно незадолго до смерти Фрэнка. А сегодня я был у нее, и в доме находился посторонний.

По лицу Бет трудно было разгадать, какие чувства она испытывает: его черты как будто слились, сделались почти неразличимыми на фоне сумрака, но голос прозвучал ровно и спокойно.

– Ты уверен, что это был мужчина?

– Там было полно окурков. Джуди вела себя и говорила очень странно… А потом я услышал его и все понял.

– Но не видел…

– Нет.

– А что слышал?

– Он чиркнул зажигалкой. Дважды.

Бет подалась в сторону.

– Зажигалкой?

– Да. Дважды.

Она недоверчиво взглянула на него:

– Но это мог быть кто угодно!

– Я почуял запах дыма. А Джуди не курит!

– Она говорит, что не курит. Точно так же, как говорит, что не пьет. Но ведь мы знаем, как обстоит все на самом деле. Мне кажется, она скорее начнет курить, чем встречаться с другим.

Джек перестал тонуть, но все еще не мог нащупать дна. Он висел где-то посредине, не погружаясь и не всплывая.

– У меня было такое ощущение…

Бет резко поднялась.

– Ты говоришь, что у моей матери есть любовник. Чтобы поверить в это, мне нужно нечто большее, нежели твое ощущение и два щелчка зажигалки.

Наступала ночь. Джек не мог понять, что с Бет. Он боялся, что его открытие может ее огорчить, но никак не ожидал, что Бет ему не поверит. Очень жаль, что он не поговорил с Джуди в открытую и не выяснил правду. Бет достала ключ, открыла дверь и вошла в церковь.

– Прости меня, – сказал Джек.

ГЛАВА 14

У Джека никогда не было интрижек, и других женщин он замечал, только если на них указывала Бет. «Посмотри, она красивая?» «Тебе нравится ее платье?» Он отвечал «да» или «конечно», потому что Бет ждала от него именно этого.

Он, конечно, знал, что мужчины далеко не всегда ограничиваются одной возлюбленной, а женщины заводят многочисленные романы, но не понимал таких людей и был уверен, что среди его знакомых их нет. Назовите это самонадеянностью, высокомерием или доверчивостью, но Джек не умел ревновать. Он никогда не стал бы спрашивать у женщины, где она была.

Бет, судя по всему, его понимала, потому что ни разу не заподозрила его в измене и знала, что он не заподозрит ее. Но Джек выдвинул серьезные обвинения в адрес ее матери, и хотя скорее всего он прав, не следовало рубить сплеча. Бет замкнулась и даже утром ушла, не сказав ни слова.

Вечером Бет не испугалась открыть дверь, невзирая на то что, по ее мнению, произошло в этой церкви, и Джек увидел, как она складывает фотографии в коробки и убирает обратно в исповедальни. И непонятно было, что это значит.

* * *

Макс и О’Рурк снова возились на крыше. На полу играли пятна света и тени, утренний шум сменился полуденной тишиной. Макс наверху непонятно чему смеялся и что-то рассказывал – колкие сочетания согласных чужого языка витали под сводами церкви. Джек снова прокручивал русский фильм.

Солнце поднималось над заброшенной рыбацкой деревушкой. Соль сверкала, и тени, которые тянулись от самого моря, поползли назад, к корабельным остовам. Мужчина и женщина стояли поодаль друг от друга и наблюдали, как пустыня озаряется светом. Они начали молиться вслух, вместе: «Отче наш».

По крайней мере здесь не нужно было особо возиться с субтитрами – достаточно лишь выбрать перевод; предположим, Библию короля Иакова. Но спустя минуту Джек заметил, что дуэт распадается. Кто-то из них упорно произносил не те слова. «Дождь наш насущный дай нам днесь». Помощи от сценария ждать не приходилось – там приводился стандартный текст молитвы, на который актеры – или сумасшедшие – не обращали никакого внимания. Джеку предстояло либо писать субтитры, либо, признавая свою несостоятельность, выражения типа «Понятия не имею», «Черт знает что», «Да чтоб мне пусто было!».

Возможно, они задались целью снять фильм, не поддающийся переводу, – необъяснимая русская гордость, наследие «холодной войны». Он хотел было позвать на помощь Макса, но вспомнил, что так и не сумел найти с ним общего языка. Джеку почему-то казалось, что его история была просто выдумкой.

Память напомнила об иоанните. Джек надеялся, что не слишком много разболтал. Госпитальеры, вне всякого сомнения, охотились за манускриптом, а Джон солгал или просто не знал правды. Джек был разочарован, когда узнал, что алхимик Рипли, так ничего и не добившись, отрекся от своих взглядов. Что произошло? Может быть, в манускрипте по-прежнему недостает какой-то части? Джеку так не казалось. Семь дестей пергамента, семь языков – манускрипт был полон. Ключ таился где-то еще, возможно, в другом документе. Рипли вернулся в кармелитский монастырь в Линкольншире, чтобы изучать манускрипт и писать свой последний труд – или чтобы искать ключ? «Я искала его, и не нашла его».

Джек снова переключился на мужчину и женщину, которые перестали молиться и теперь сидели на песке под ржавым корабельным остовом и разговаривали, как показалось Джеку, с нотками отчаяния в голосе. Он не мог разобрать ни звука из того, что они говорили. Их беседа началась очень тихо, несколькими словами, которых он не знал, – возможно, это были диалектизмы. Затем непонятных слов стало еще больше, и вскоре речь утратила всякий смысл. Джек уже начал сомневаться, правильно ли он понимает сюжет фильма: так, например, он думал, что эти двое – муж и жена, но не исключено, что на самом деле они брат и сестра или вообще только что встретились.

Пески темнели, когда облака заслоняли солнце. Джек видел достаточно. Он остановил фильм, выключил телевизор и отправился в «Кладезь веры».

Библиотека выглядела так, как будто ее разграбили – половина полок пуста, книги сложены в груды на полу. В воздухе витала пыль, на книгах лежали рваные полосы солнечного света. Сэнди сидела на ковре и разбирала желтые карточки каталогов. Ее лицо было покрыто коричневой пылью. Джек наклонился к ней:

– Что происходит?

Сэнди взглянула на него:

– Это какой-то кошмар! На выходные назначен аукцион, а мы понятия не имеем, сколько здесь вообще книг. Их просто море. Над составлением каталога работают целые бригады.

Джек окинул взглядом груды томов. Как всегда, битва между хаосом и порядком. Сэнди права: слишком много книг – это неразумно. Слишком много неверных шагов, слишком много открытий. И наверное, слишком много веры.

Сэнди тоже созерцала разгром.

– Остаться за бортом не самое худшее – вот что я себе говорю.

– Никто не собирается оставлять тебя за бортом.

– Меня берут, пролистывают и ставят обратно. Я – библиотечная книга, даже хуже – журнал или газета.

– Однажды кто-нибудь решит тебя не возвращать.

– Наверное. Как поживает наша последняя надежда?

– Ничего себе.

– Как дела у Бет?

Сэнди пыталась с ним шутить, но по ее глазам было видно, что ей вовсе не до шуток. Эту экзотическую красавицу всегда отличала уверенность и сила, но порой она пускалась блуждать по голым равнинам, где не было никого, кроме нее и Дэва. Джек не понимал почему: Сэнди так привлекательна, добра и энергична. Возможно, существовало нечто важное, во что она сама не могла поверить. Чего-то она ждала от него – от них всех, – но Джек ничего не мог ей дать.

– Мне нужна литература по кармелитам, – сказал он.

– Я не знаю в точности, где что теперь лежит. Эти книги могут быть где угодно.

– Скажи хотя бы, где они стояли?

Она махнула рукой:

– Внизу, под лестницей.

– Спасибо.

Там царил хаос. Одни полки стояли пустыми, в то время как другие ломились от книг. На некоторых недоставало каждой третьей книги, и так далее. Здесь были представлены все мировые религии, евангелия и сутры, ревнивые и щедрые боги, великое множество богов…

Джек нашел старую фотографию горы Кармель, высоко поднимающейся над Средиземным морем и долиной Звулун. Он прочел, что отшельники и пророки жили там с тех самых пор, как Илия победил жрецов Ваала, но орден кармелитов возник лишь во времена Крестовых походов. Они покинули Святую землю до того, как та была окончательно захвачена сарацинами, и с успехом обосновались в Англии. Но в конце XV столетия, когда Джордж Рипли вступил в их ряды, кармелиты уже пришли в упадок; вскоре после смерти Рипли орден, как и многие другие в Англии, был распущен Генрихом VIII, а все монастыри разрушены или перестроены.

Полки поднимались все выше, и проход между ними становился все уже, по мере того как Джек пробирался в глубь «Кладезя». Из недр хранилища доносились голоса, снизу и сверху раздавались шаги. Он то и дело упирался в тупик и вынужден был возвращаться. Свет постепенно мерк, и ему приходилось нагибаться, чтобы взглянуть на корешок, и глотать пыль.

Он чуть не заплакал, когда прочел о распаде ордена. В 1534 году Генрих отправил настоящую комиссию во главе с Томасом Кромвелем по монастырям и аббатствам, чтобы переписать церковное имущество, а вскорости захватить или разрушить все, чем владели клирики. Самая страшная участь постигла монастырские библиотеки – с книг срывал и богато инкрустированные обложки, в пергамент оборачивали подсвечники, начищали им сапоги. Какое-то количество книг Генрих присоединил к своей личной коллекции, а остальное просто погибло; десятки тысяч манускриптов были утеряны. Джек прислушался к голосам сотрудников и услышал зловещее эхо. Слава Богу, Рипли не дожил до тех времен, когда в его манускрипты стали заворачивать рыбу или использовать для растопки печей.

И все же некоторые книги уцелели. Монахи утаили Келлскую книгу и прочие сокровища, и даже комиссия Кромвеля кое-что прихватила для себя. Джек ощутил некоторое облегчение. Уцелевшие книги, – возможно, десятая часть – в большинстве своем осели в огромных университетских хранилищах. Манускрипт, должно быть, спрятали под рясой или камзолом и тайно перевезли в одну из самых надежных библиотек – в Оксфорд или Кембридж – вместе с ключом, если Рипли, конечно, его нашел.

Джек услышал какой-то шорох, поднял глаза и встретился взглядом с Дэвом. Ребенок опирался на полку, а в свободной руке держал «Конкорданс» Стронга. Его комбинезончик был весь в пыли и паутине.

– Ты что тут делаешь? – спросил Джек.

Дэв вздернул пухленький подбородок:

– Ter shopal tikim…

Дети способны воспроизводить любые фонемы, в том числе с прищелкиванием и свистом. Но на этот раз Джек услышал нечто непохожее на обычное бормотание Дэва, и у него кровь застыла в жилах. В глубине его сознания начало вырастать что-то темное, но он никак не мог понять, что именно, и изумленно взглянул на Дэва.

– Owal lekim, – произнес тот.

В ушах Джека раздался громовой аккорд. Как будто запел огромный хор. Джек буквально примерз к полу. Он не мог понять, что случилось и почему бормотание Дэва кажется ему таким знакомым.

Малыш начал проявлять признаки беспокойства.

– Owal lekim.

И тогда до Джека дошло. Те же самые слова он сказал Дэву в церкви, и от них ребенок впал в истерику. Он терялся в догадках. Как малыш мог их запомнить? И почему они так странно звучат в устах ребенка – серьезно и предостерегающе? Джек вздрогнул и понял, что в библиотеке стоит тишина – все ушли. Он взял мальчика на руки.

– Пойдем-ка лучше к маме.

* * *

У стола стоял Питер в своих темно-синих брюках и тяжелых ботинках. Полицейскую фуражку он держал в руках. Сэнди взяла ребенка и отряхнула от пыли.

– Вот ты где. А я подумала, что тебя тоже внесли в каталог.

– Бет сказала, что ты здесь, – произнес Питер. – Мы просмотрели видеозапись с камер наблюдения в лаборатории. Похоже, взрывчатку оставили эти двое.

Он протянул Джеку несколько сложенных листов – распечатанные кадры пленки. Двое мужчин в рабочих комбинезонах возились в небольшом саду под окнами лаборатории. Камера запечатлела их под углом, лица оставались в тени. Один из них был не то темнокожим, не то просто загорелым, а второй – бородатым.

– Вы их уже поймали? – спросил Джек.

– Нет. Мы даже не знаем, кто это. – Питер лукаво взглянул на Сэнди. – Но мы подумали, что, может быть, Сэнди с кем-нибудь из них ходила на свидание.

Она посмотрела на снимки.

– А что, они холосты?

Оба мужчины выглядели как самые обычные садовники и не напоминали террористов. Джек присмотрелся внимательнее и увидел, что на запястье у каждого татуировка в виде извилистой линии. Рассмотреть как следует было трудно, но Джек узнал этот рисунок.

– На скамейке, прямо за дверью, спит какой-то тип. Наверняка он тебе понравится, – продолжал Питер. – Невозмутимый, как черепаха. И вдобавок любитель свежего воздуха.

– Как смешно.

Безголовая змея, пунктирная линия, ζи Ċ.Джек счел оба значка взрывными согласными, би д, когда думал, что манускрипт представляет собой текст на идеальном языке. Теперь же он терялся в догадках, что они значат и почему изображены на запястьях террористов.