Текст книги "Воспевая бурю"
Автор книги: Мэрилайл Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Уилфрид был необычайно доволен неожиданными успехами и столь скорым осуществлением своих замыслов; лицо его, и так-то обычно красное, еще больше побагровело, что было заметно даже в жалком, полутемном закутке, едва освещенном коптилкой, поставленной на перевернутом ящике. Стоя в полумраке конюшни, на время превращенной в темницу, он наблюдал, как грубые руки кинули бесчувственного паренька в сплетенную из толстых прутьев клетку. Мальчишка лежал за решеткой, рядом с тоненькой и столь же неподвижной фигуркой – первой жертвой епископа, доставленной в Экли.
– Я вижу, Рольф, ты неплохо потрудился, опередив даже Торвина и оставив его на бобах! – Епископ не скрывал удивления, что этому недалекому простаку удалось одурачить тэна, но он был доволен. – Вот тебе в знак моей благодарности!
Блеск в глазах Уилфрида выдавал его истинные чувства. Деньги были наградой и за то, что заносчивого тэна оставили с носом, и за то, что епископу доставили мальчика, которого он так жаждал заполучить.
Когда небольшой мешочек упал в протянутую руку и монеты в нем зазвенели, Рольф ощутил необыкновенную гордость – хоть тут он обошел высокомерного Торвина.
– Ты, конечно же, отдашь своему другу его долю вознаграждения?
На самом деле, Уилфрид вовсе не ожидал от грубоватого воина подобной честности. Он задал этот вопрос лишь потому, что того требовала роль праведного, благочестивого священника.
– Ты получил бы больше, если бы исполнил это раньше.
Сложив пухлые руки на круглом, выпирающем животе, Уилфрид перечислил все то, что уже было обговорено прежде.
– Встретился бы со своим бывшим союзником, как это было намечено, но напал бы врасплох, неожиданно, чтобы добыть мне важнейшее орудие, необходимое для мести.
Щеки Уилфрида затряслись, когда он зашелся в холодном, сухом, почти лающем смехе.
Награжденный им воин кивнул в ответ и тоже злорадно ухмыльнулся.
Рольф уже научился бояться епископа и сейчас, когда тот подошел к громадным дверям сарая, жадно вслушивался в каждое слово Уилфрида, желая удостовериться, что не допустил никакого промаха. Боясь, как бы впоследствии не навлечь на себя ярость епископа, Рольф услышал его торжествующий голос:
– Теперь мне остается только дождаться рассвета, чтобы пополнить мою коллекцию последним недостающим в ней экземпляром.
Анья, чуть приоткрывшая глаза в ту минуту, когда к ней бросили Киэра, сквозь густые ресницы наблюдала за Уилфридом. Хотя у нее болела голова и все тело, девушка разглядела человека, облаченного в одежды епископа. Он захлопнул тяжелую дверь, слишком массивную для этой скромной постройки. Мало того, более светлый цвет досок указывал на то, что дверь была сколочена недавно, значительно позднее, чем стены сарая.
Анья тряхнула головой, отгоняя болезненные мысли, и ее тотчас же пронзила мгновенная острая боль. Девушка проводила глазами мужчину, выходившего из конюшни, узнав в тем того, кто сражался с Ивейном на мечах. Она не сомневалась, что оставшийся был епископ Уилфрид, тот, о ком с такой неприязнью и презрением говорил Дарвин. Мрачный персонаж многочисленных легенд и историй, в которых рассказывалось, как его жадность была побеждена мощью саксонцев и волхованием друидов. Да, это славное деяние свершилось объединенными усилиями двух саксонских илдорменов, одним из которых был отец Аньи, а заклинания творили ее прадедушка Глиндор вместе с Ивейном и его сестрой Ллис.
Слушая загадочный обмен репликами между епископом и воином, девушка попыталась разгадать угрожающий смысл слов Уилфрида – и это ей удалось без труда. Сомнений не было: последним, недостающим в его коллекции экземпляром, был Ивейн, которого он хотел захватить точно так же, как ее или Киэра. Столь же несомненно было и то, что епископ намеревался использовать их, как и Адама, мужа Ллис, чтобы отомстить…
– Ага, так ты, значит, очнулась?
Уилфрид не скрывал удовлетворения, глядя на заключенную в клетку девушку. Она ведь в конце концов происходит из рода могущественного и опасного чародея и, следовательно, заслуживает кары.
Голос Уилфрида прервал размышления Аньи. Глаза девушки, до этого затуманенные, засверкали, точно смарагды, когда она подняли их на говорившего.
– Теперь, когда ты наконец пришла в чувства, надеюсь, ты объяснишь мне, для чего служат все эти вещи. – Он сделал ударение на слове «надеюсь», так что ясно было, что, если девушка не послушается, епископ не задумываясь применит силу, ради того чтобы получить ответ.
Анья поначалу никак не могла понять, чего этот странный человек требует от нее, потом удивилась, заметив в царившем полумраке какие-то свисающие с одной из балок предметы. Епископ протянул руку и, вытащил нечто из ее пропавшей котомки. Повернувшись, он подошел к Анье. В руке у него был маленький мешочек, похищенный вместе с лошадью и припасами.
– Скажи мне, какое предназначение имеют эти предметы в бесовских языческих ритуалах?
Зеленые глаза девушки уверенно, не мигая, встретили его взгляд, и радость Уилфрида слегка потускнела, сменившись досадой и раздражением. Бормоча что-то себе под нос, он просунул руку сквозь прутья и, перевернув мешочек, высыпал его содержимое на покрытый заплесневелой соломой пол. Мясистые пальцы скомкали, смяли мешочек и швырнули его в угол клетки.
Анья сознавала, что епископу хотелось бы увидеть ее у своих ног, и с трудом подавила в себе желание наклониться и подобрать драгоценные для нее вещи.
Уилфрид, казалось, разгневался не на шутку:
– Немедленно подними!
Девушка спокойно наклонилась и не спеша собрала пузырьки, кремень и камешек. Но когда она подняла также брошенный в угол мешочек, намереваясь сложить все свои мелочи обратно, раздался еще более гневный окрик:
– Нет! Скажи мне, для чего все это нужно!
Тонкие дуги бровей изогнулись в насмешливом изумлении, и Анья аккуратно, двумя пальцами, подняла первый предмет.
– Это кремень. С его помощью высекают огонь.
Епископ издал нечто вроде рычания, но девушка не обратила на это никакого внимания и спокойно продолжала, поднимая один за другим пузырьки:
– Это снотворное снадобье, а это – для скорейшего заживления ран и останавливания кровотечений.
В глазах Уилфрида блеснул огонек возбуждения. Вот оно – подтверждение его наихудших подозрений! Вот они перед ним – бесовские зелья, противные воле Господа. Пищу людям послал Всевышний, и какое-либо вмешательство человека в его промысел, без сомнения, является смертным грехом.
Анья застыла. Внезапная перемена в настроении епископа была подобна поведению жреца. Девушка могла ожидать этого от друида, но была совершенно не готова встретить такое со стороны своего тюремщика.
Покачиваясь с носка на пятку, епископ Уилфрид расплылся в широкой улыбке. После многих лет поисков он неожиданно обрел доказательства, способные оправдать его неустанные гонения на нечестивых язычников, виновных в таких святотатствах. Да, да, они заслуживают гонений и истребления – все эти друиды, все до единого, и все их проклятое семя. Он получил доказательства, но оставалось еще кое-что – еще одна вещь, которая – он по опыту чувствовал – была самой важной.
– А что это за кристалл? Анья застенчиво улыбнулась и прижала камень к щеке.
– Это подарок человека, которого я люблю, и потому он мне дорог.
Это была правда, хотя и не вся. И никогда она не признается в большем, после того как заметила дьявольский блеск в глазах того, кого – сама христианка – она стыдилась назвать епископом.
С привычным спокойствием девушка не спеша сложила все вещички обратно в мешочек. Затем привязала его на давно пустовавшее место – к тростниковому поясу.
Уилфрид знал, что она наполовину саксонка, и Матру, принц Гвилла, заверил его, что люди со смешанной кровью не могут приобщиться к познанию друидов, а потому он спокойно оставил Анье ее безделушки.
– Зловредное влияние друидов и их сторонников, – епископ, не в силах сдержать самодовольства, невольно высказал свои замыслы вслух, – скоро будет уничтожено, вырвано с корнем вместе с теми, кто его породил.
Потрясенная такой откровенной злобой, Анья тотчас же встала на защиту наследия, в полной мере принадлежавшего как ей, так и Ивейну.
– Вас просто пугает неведомое.
– Х-ха!
Уилфрид пришел в бешенство, руки его сжались в кулаки.
Анья заметила, как он разъярился, но продолжала стоять на своем:
– Без сомнения, только из-за ничем не оправданного страха перед неведомым вы пытаетесь всеми силами уничтожить друидов. Это столь же бесполезный – нет, достойный сожаления поступок, как если бы кто-то во мраке подземной темницы задул единственную свечу, опасаясь обнаружить там что-либо неприятное или обжечься.
– Я не испытываю ни потребности, ни желания обретать дьявольские знания язычников, – сурово провозгласил епископ. – Добрым христианам ни к чему подобные мерзости.
– Вы ошибаетесь. Существует неизмеримая пропасть между бесчисленными богами саксонских язычников и связью друидов с природными силами, – с жаром возразила Анья. – Я тоже христианка, но знаю, что друиды черпают свое могущество из того же источника, к которому прибегают и христиане. Одно не исключает другого.
– Нет, это ты ошибаешься! Друиды – злокачественная язва на незапятнанном теле церкви. Язва, которую следует безжалостно выжечь, пока эта зараза не успела распространиться! – Уилфрид побагровел и задыхался от ярости.
Недовольно поморщившись, Анья ответила:
– Вы намеренно путаете обязанности епископа заботиться об истинной вере и о ее чистоте с ненавистью к друидам, которые помешали вам удовлетворить вашу алчность.
Анья видела, что епископ кипит от ярости, но не хотела молчать, решившись высказать все до конца:
– Упорствуя в злобном намерении уничтожить все связи человека с природой, вы даже не сознаете, что делаете. Пользуясь своим саном и положением, вы разжигаете войну и всюду сеете смерть и нищету.
Епископ мог и не отвечать. Глаза его, пылавшие злобным огнем, яснее всяких слов подтверждали, что Анья права.
– Ради исполнения своих чудовищных замыслов вы, не задумываясь, погубите и меня, и Киэра. Да и как может быть иначе, если вы уже и раньше показали себя убийцей, уничтожив ни в чем не повинного юношу, к тому же монаха. Все знают, что десять лет назад вы отдали приказ убить брата Адама!
Некогда совершенное злодейство предстало перед ним вновь, словно призрак, явившийся с того света, и неуемная злоба Уилфрнда прорвала все преграды сдерживавшего ее благоразумия.
– Погублю тебя? Да! И не только тебя, но и всех твоих близких! – Епископ уже не мог сдержаться, хотя, ради того чтобы осуществить свои дальнейшие планы, ему бы лучше было не распространяться о них. – Несметные войска скоро вторгнутся в Трокенхольт, и там опять разразится великая битва. Только на этот раз победителем в ней буду я! И все твои близкие, все ваше семя, а также и все, обитающие в пределах скира, будут истреблены. – Он фыркнул от удовольствия, предвкушая победу.
Анье понадобилось все ее самообладание и мужество, чтобы боль, пронзившая ее при этих словах, не вырвалась горестным стоном.
– Потом наше войско двинется дальше, сметая все на своем пути, а ты и твои спутники послужите нам приманкой, и так будет, пока королевство Нортумбрия не перестанет существовать, погибнув в пожаре войны. Даже этому безмозглому миролюбивому Олдфриту придется вступить в войну, и тут-то ему и настанет конец.
Когда последнее слово растаяло в воздухе, как погребальный звон колокола, Уилфрид вышел из конюшни, оставив несчастную девушку в одиночестве.
Анья подавила в себе страх, стараясь не думать об опасности, угрожавшей Ивейну и ее собственному дому и близким. Девушка понимала, что только хладнокровие поможет ей сосредоточиться и найти какой-нибудь выход, придумать, как помешать епископу осуществить свои коварные замыслы. Во всяком случае, он допустил оплошность, оставив ей мешочек, и за это Анья была ему благодарна. Девушка достала пузырек с эликсиром, который останавливал кровь и затягивал раны. Она знала, что он обладает и еще одним, менее сильным действием, и быстро откупорила его. Киэр лежал на боку, скорчившись и не шевелясь, и Анья опустилась рядом с ним на колени. Надеясь, что обморок мальчика не очень глубокий и это нехитрое средство сумеет привести его в чувство, Анья осторожно провела пузырьком у него под носом. Дернувшись, Киэр открыл глаза и с удивлением стал разглядывать незнакомую обстановку, потом, повернувшись, взглянул на Анью.
– Ты помнишь, как попал сюда?– ласково спросила Анья, развязывая веревки, стягивающие запястья Киэра.
– Ага… Я помню, как какой-то отвратительный негодяй навалился на меня сверху и заткнул мне рот кляпом, а другой, его помощник, связав руки, перекинул меня через плечо. И помню, как они разозлились, когда я пытался вырваться. Наверное, они ударили меня чем-то, чтобы я не рыпался.
– Наши недруги, похоже, весьма искусны в подобных делах. Меня тоже ударили, так что я потеряла сознание; наверняка, они сделали это, чтобы спокойно привезти меня сюда. – Анья ободряюще улыбнулась мальчику. – Ничего, сейчас я быстренько перережу веревку, а потом мы придумаем, как нам выбраться.
Узлы оказались чересчур крепкими, и девушка пустила в ход острый край кремня. Опасаясь, что дело затянется, она прилагала все силы, чтобы справиться побыстрее.
– Но где мы? – Киэр, прищурившись, с удивлением оглядывал мрачное помещение. – И как нам удастся отсюда вырваться?
– У меня есть план, – сказала Анья уверенно. Хотела бы она и в самом деле чувствовать эту уверенность. Пока что ей лишь однажды удалось воззвать к духам стихии и получить от них помощь, но получится ли это еще раз?
– Тебе как будущему ученику жреца предстоит в нем сыграть немаловажную роль.
Перерезая путы, стягивавшие руки мальчика, Анья рассказала ему об угрозах епископа. Как только Киэр освободился, потирая ноющие запястья, девушка убрала кремень и пузырек со снадобьем в мешочек у пояса. Затем, вынув кристалл, принялась перекатывать его в ладонях.
Заметив, что Киэр внимательно наблюдает за ней, Анья улыбнулась, почувствовав его желание – такое же горячее, как некогда у нее, – овладеть тайнами, доступными лишь посвященным. Род, из которого Анья происходила, и ее небольшие успехи вселяли в нее надежду, что, может быть, и она будет допущена в их число. Но Киэр? Сомнительно, хотя и он был наполовину лэт. Однако, напомнила себе Анья, она может точно так же ошибаться, как Ивейн, считавший и ее недостойной по тем же причинам. Киэру нужно дать возможность попробовать – и когда же, как не теперь, когда их положение так плачевно?
– Так вызывают духов природы, – объяснила девушка, перекатывая в ладонях белый шершавый камешек.
Киэр замер и тихо проговорил:
– Отец моей матери был жрецом.
Анья удивилась и перестала катать кристалл. За последние дни произошло уже столько событий, что она не должна особенно удивляться. Она кивнула мальчику, показывая, чтобы тот продолжил рассказ.
– Я никогда не видел его. Я еще не родился, когда их с бабушкой убили крестьяне, напуганные его волхованием.
Анья с печальной улыбкой заметила:
– Как грустно, что столь многие страшатся способностей, которых им не дано постигнуть.
Она с горечью вспомнила о разговоре с епископом.
– Такое случается и сейчас, поэтому всем друидам следует быть особенно осторожными.
Ты ведь уже слышал от Ивейна, что такая же судьба постигла и его родителей. Твоей маме еще повезло, что она ускользнула от гнева разъяренной толпы.
– К тому времени она вышла замуж и давно уже жила в другом месте. Но мне кажется, именно из-за этого папа боялся и не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о ее происхождении. И потому-то, наверняка, мама потребовала, чтобы я дал ей клятву никогда не рассказывать об этом кому-либо, кроме тех, кто общается с духами. Я сдержал клятву…
Киэр помолчал, пристально и серьезно вглядываясь в зеленые глаза Аньи, прежде чем с жаром добавить:
– Но я мечтаю постигнуть все таинства, какие были известны дедушке. И в глубине души я чувствую, что достоин!
Анья промолчала, но улыбка ее стала шире. Ей были понятны чувства Киэра, ведь и сама она томилась от той же жажды, слышала тот же безмолвный призыв. Оттого-то она так сочувствовала мальчику, оттого и не боялась поделиться с ним тайной друидов, просить его помощи.
– Нам обоим присуще желание познать тайны жрецов. Однако ты слышал, как Ивейн сказал, что только те, в чьих жилах течет чистая кровь лэтов, могут приобщиться к великому таинству связи с природой, так что ты понимаешь, что он верит в мои возможности не больше, чем в твои.
Мгновенная неуверенность, промелькнувшая в словах девушки, которая говорила о ее страстных, но обреченных стремлениях, тотчас же исчезла.
– Но Ивейн не знает, что мне уже удалось кое-что, так что, может быть, он ошибается.
Сдерживая волнение, она поспешно перевела разговор на незавидное положение, в которое они попали, и на возможность побега.
– Самое главное, что необходимо для овладения тайнами друидов, – спокойствие и терпение. Чтобы нам выйти отсюда, ты должен постараться вести себя именно так. И, хотя заклинание лучше творить на воздухе, гае никакие человеческие постройки не отделяют тебя от духов, к которым ты взываешь с мольбою, у нас нет выхода. Мы можем лишь надеяться, что жар наших слов преодолеет преграды.
Киэр понял, что она хотела этим сказать, так как слышал раньше подобные намеки от матери.
– Я не настолько уверена в своих знаниях, чтобы рискнуть научить тебя тайным словам заклинания…
Голубые глаза мальчугана так взволнованно заблестели, что Анья встревожилась, как бы это волнение не уменьшило силу мольбы. А потому она решила направить весь трепет и внутренний жар ребенка на достижение их цели. Если уж он не может оставаться безмятежно спокойным, то, может быть, сумеет сосредоточить все силы на том, чтобы достигнуть желаемого.
–Ты должен доверять мне, иначе нам нечего даже надеяться на успех.
Киэр с готовностью кивнул, и лицо его стало таким серьезным, что девушка сразу же успокоилась. Она закрыла глаза и сосредоточилась. Анья вновь принялась тереть белый кристалл, все быстрее перекатывая его в ладонях. Когда камень нагрелся, девушка затянула прекрасную заунывную песню из ритмичных, трижды повторявшихся строф. С последним ее звуком она приоткрыла ладони. Камешек лежал там по-прежнему, но теперь он сиял ослепительным светом.
Имея лишь отдаленное представление о том, что он может увидеть, Киэр раскрыл рот от удивления, и глаза его благоговейно расширились. То, что это млечное, рассеянное сияние исходило от шероховатого камешка, и то, что чудо это сотворила Анья, поразило мальчугана даже больше, чем ослепительный блеск, исходивший от обточенного, круглого кристалла на посохе Ивейна.
– Ты должен верить – верить всем сердцем, что то, что я скажу, непременно сбудется, – шепнула девушка, не отрывая глаз от сверкающего кристалла, страшась, как бы он не померк, пока она не добавит к словам заклинания необходимые объяснения и указания.
– С помощью этого заговора мы сможем выскользнуть отсюда незамеченными, так что нельзя усомниться и позволить его чарам рассеяться. Пусть кто-нибудь придет, чтобы открыть дверь темницы.
В душе Анья молилась, чтобы это случилось как можно скорее – она ведь совсем еще неопытна, и заклинание ее может потерять свою силу.
– Как только снимут засовы, ты должен тотчас же выскочить из клетки. Потом, если будет необходимо, откроешь наружную дверь. Я выйду сразу же за тобой, и мы убежим.
Желая придать еще большую силу своим горячим мольбам, Анья закрыла глаза. Губы ее шевелились, она вся сосредоточилась на творимом ею в безмолвии заклинании о прикрытии… и вовремя.
– Святый Боже!
Епископ, потрясенный, стоял в дверях опустевшей темницы, в ярости вопрошая немые стены.
– Что же это такое? Какой негодяй осмелился сделать это?
Уилфрид так побагровел, что, казалось, еще мгновение – и он лопнет от злости. Он бросился к клетке и принялся неуклюже возиться, неловкими пальцами отпирая многочисленные замки и запоры. Открыв наконец последний и уронив его на пол, Уилфрид бессмысленно уставился на него. Сомневаться не приходилось – все они и вправду были накрепко заперты.
Епископ вошел и, остановившись посредине, подбоченившись, медленно осмотрелся. Он не видел ни малейшей возможности ускользнуть… во всяком случае, для людей, не обладавших сверхъестественными способностями. Исчезновение пленников привело его в бешенство! Если ему еще требовалось какое-либо доказательство дьявольских сил, которые он желал истребить, оно было налицо.
Киэр, с удовольствием выполняя наказы Аньи, проскользнул мимо тучного священнослужителя, стоило тому лишь открыть клетку. Наружную дверь отворять не пришлось. Разгневанный епископ оставил ее приоткрытой, и оба пленника незаметно выскользнули в серую предрассветную мглу.
Двигаясь сквозь зеленый лесной полумрак с посохом в руке и с Нодди, трусившим чуть-чуть позади, Ивейн чувствовал, что опасность затаилась где-то рядом. И ощущение это, омерзительное, как темная жижа, шло не только от сухопарого, худого саксонца, идущего впереди. Этого-то жрец и ожидал, когда согласился пойти за Клодом в почти наверняка расставленную ловушку. Тревожась за Анью, попавшую в руки негодяев, уже пытавшихся ее однажды похитить, и уверенный в собственных сипах, друид решил, что спасение возлюбленной – да и мальчика тоже – стоит любого риска, что бы там ему ни грозило.
Улавливая издалека малейшие шорохи, Ивейн подавил раздражение: ему то и дело приходилось убавлять шаг, подстраиваясь к неестественно медленным шагам Клода, продираясь сквозь заросли и перебираясь через поваленные деревья. Клод, выбрав этот самый неудобный и трудный путь, пытался затянуть путешествие, чтобы подгадать к намеченному заранее часу. Без сомнения, подумал Ивейн, когда эта минута настанет, он окажется в окружении… Но пусть только эти невидимые и неведомые враги посмеют заступить ему путь и выйдут с ним сразиться лицом к лицу – они узнают, что друида не так-то легко поймать в западню.
Нескладный верзила, прокладывавший путь Ивейну, вышел из чаши на маленькую лесную прогалину. Бледный предутренний свет пробивалось здесь ярче, лаская хрупкие, нежные венчики цветов, склонившихся над рваными клочьями стелящегося над землей тумана. Ивейн на мгновение отвлекся, зачарованный красотой, и не услышал, как в воздухе просвистел камень – жрец не ожидал такого удара.
Но Торвин был поражен еще больше, когда тот, кого он считал своим пленником, неожиданно рухнул на землю, как подкошенный. При виде Рольфа, появившегося из полумрака чащобы с рогаткой в руках, Торвин пришел в ярость. Этот неуклюжий болван не только без всякой надобности напал на того, кто и так уже был в их руках, но еще и с оружием, приличествующем скорее ребенку, чем воину.
– Дубина! Как тебя угораздило? Как могло это прийти в твою безмозглую голову?
– Х-ха! Ты столько времени провел рядом с этим жрецом и так и не понял, что он обладает невероятной, магической силой. Он чувствует, когда враги близко, поэтому невозможно захватить его врасплох, чтобы сразиться лицом к лицу.
Торвин прищурился, глядя на говорившего: он знал, что тот не настолько умен, чтобы самому додуматься до этого.
– Какая коварная лиса придумала этот план?
Тряхнув слипшимися от грязи рыжеватыми волосами, он сам же и ответил на свой вопрос:
– Впрочем, что же тут спрашивать! Здесь, без сомнения, чувствуется рука нашего набожного епископа!
Рольфа разозлило, что Торвин считает его неспособным додуматься до такого (хотя это и вправду было так), и он сердито добавил:
– Чтобы справиться с этой его необычайной силой, я вспомнил наши детские игры, которые ты так презираешь. И именно мне пришла в голову мысль использовать в качестве оружия рогатку; только она могла помешать ему пустить в ход волшебство – ведь нападающему при этом не обязательно приближаться.
– И ты хвастаешься умением управляться с этой детской игрушкой?
Презрение Торвина еще более обострило их взаимную неприязнь. Рольф притворился, что не слышал обидных слов и продолжал говорить с усмешкой, снисходительным тоном, зная, как разозлит это тэна.
– Да и не лучше ли мне самому доставить друида в руки его врагов? И самому получить награду?
– Ты не получишь этой награды! Выпрямившись во весь рост и нависая над приземистым Рольфом, Торвин прорычал:
– Друид уже был у меня в руках, когда ты неизвестно зачем превратил его в бесчувственный тюк, так что теперь вообще непонятно, как переправить его в Экли.
– Может быть, он и был у тебя в руках…
Ни за что на свете Рольф добровольно не признал бы себя побежденным; на этот раз заносчивому тэну не удастся его обойти.
– Но ты потерял его – он теперь мой! И я достаточно силен, чтобы взвалить его на спину и отнести в аббатство.
Торвин угрожающе шагнул к сопернику и прохрипел:
– Этого не будет, пока я жив!
– Прекрасное заявление, достойное высокомерного наглеца, и я с удовольствием принимаю вызов!
Швырнув рогатку в кусты, Рольф выхватил меч и шагнул навстречу противнику.
Зазвенела сталь. Они схватились, не обращая внимания на простертое на земле бесчувственное тело друида. Борьба была яростной: они давно уже не терпели друг друга, теперь же эта враждебность вылилась в открытую ненависть.
