Текст книги "Разумная жизнь"
Автор книги: Мэри Уэсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 16
С того места на вершине скалы, где сидела Флора, было видно все. Исполосовав шрамами пляж, отцы соорудили целую систему замков, обнесенных рвами. По каналам шла свежая вода из плотин, перекрывших потоки, спускающиеся вниз по долине и растекающиеся ручейками по песчаному берегу.
Сняв куртки и завернув нижний край брюк, отцы работали босиком, в одних рубашках. Они трудились с энтузиазмом и фантазией, безропотно терпели своих детей, которые прыгали и скакали, путаясь под ногами.
Не обошлось без слез: один ребенок отважился зайти в озерки с морской водой у подножия скалы и плелся оттуда с целым ведром крабов и улиток. Он не мог понять, почему ему не разрешили поместить их в рвы с водой. Миссис Стаббс, услышав это, поспешила к дюнам, где уже разгорался костер, взяла ребенка за руку и повела его с ведром обратно к озерцу в скалах.
– Нехорошо вытаскивать этих маленьких бедных крабиков из их дома. Посмотри, они прячутся в любимых водорослях. Им было бы так плохо в этих рвах, которые делают папы. Им нужна соленая вода, дорогой.
Шесть или семь подростков играли в безумную игру – английскую лапту. Они вытоптали неровный круг на песке цвета бледного хаки. По мере того как волна отступала, Космо и Бланко вытаскивали песчаных угрей в долине.
А там, где кончалась линия прилива, миссис Стаббс и дети очистили песок от принесенного морем мусора, сложили его пирамидкой для костра. Все наблюдали, как он горит.
Ленч проглотили вмиг, едва усевшись. Некоторых после еды сморило. Ангус Лей спал, прикрыв глаза шляпой, Фредди Вард тоже спал, Ян Макнис читал книгу. Роуз и Милли, не ожидая предложения Стаббс, собрали остатки еды, мусор и бросили в костер, откуда тотчас пошел запах горелых апельсиновых корок и не слишком приятный запах от банановых шкурок. А теперь они сидели, повернувшись спиной к камню, защищавшему их от ветра, и болтали.
Джойс, увидевшая Мэбс и Таши, подозвала их и теперь показывала, как делать стойку на руках и колесо. Все три девочки надеялись, что к ним подойдет Феликс, но он вместе с Элизабет и Энн ушел в долину в поисках фермы, они хотели купить свежего молока для малышей, о еде для которых почему-то все забыли.
С высоты Флоре было все хорошо видно, и уж конечно, она заметила своих родителей, взбирающихся по скале, на вершине которой она сидела. Они уже добрались до укромного местечка, защищенного от ветра и удаленного от пляжа, оскверненного многолюдьем.
Теплое дыхание на затылке возвестило о появлении собаки кюре. Флора приласкала собаку, но та, увидев, что делается на берегу, галопом понеслась туда.
– Да, вот Тонтон тебя и бросил. До страсти любит компании. Настоящая пляжная собака. Со всеми в приятелях, как полагалось бы его хозяину. Ан нет. – Луис, сельский полицейский, подкрался к Флоре. – Кюре слыхал, что сюда приехали два битком набитых автобуса. Что тут творится?
– Да это английские семьи выехали на пикник, – ответила осторожно Флора.
– Английские? Ненавижу англичан.
– Но один английский папа генерал.
– Ненавижу генералов, – Луис опустился на камень возле Флоры.
– А есть даже голландский барон и голландские баронессы.
– Ненавижу голландцев. Они дали убежище кайзеру. – Луис вынул трубку из кармана и принялся ее набивать. – А почему ты не играешь с другими детьми?
Флора не ответила. Ниже, под собой, она видела, как ее родители остановились в укромном местечке. Луис чиркнул спичкой и раскурил трубку. Тонтон добежал до берега, теперь он радостно прыгал среди отдыхающих, виляя хвостом и подпрыгивая. Малыш, увидев собаку, отпрянул, и его отец замахнулся на Тонтона лопатой. Тонтон, весело отскочив и как бы прощая такое с ним обхождение, задрал ногу над чередой замков, вылепленных из песка, а Луис сдавленно хихикнул и заметил по-французски:
– Патриотический пес.
Денис и Вита целовались, Денис прижал Виту к себе, она обвила его рунами. Денис уткнулся в шею Виты и начал задирать ее платье кверху.
– Некоторые из англичан будут купаться, после того как переварят ленч, – сообщила Луису Флора.
– Надеюсь поглядеть. – Луис стал спускаться со скалы наискосок. – Месье кюре беспокоится насчет приличий. А моя работа – как раз смотреть, чтобы соблюдали закон, чтобы не было непристойностей.
– Я думала, что вы антиклерикал.
Луис объяснил ей этот термин как-то прошлой зимой, когда встретил ее с Тонтоном. Он тогда заявил, что ненавидит всех церковников, а кюре особенно. Вита уже снимала платье через голову и стаскивала панталоны. Флора была рада, что Луис со своего места не может видеть ее мать. Что за смешная поза у Виты. Она вспомнила, как Феликс и мадам Тарасова сидели босиком. Не слишком обожая своих родителей, Флора вовсе не интересовалась, что они там с себя снимают. Она сидит здесь для того, чтобы наблюдать за другими. Внизу, на пляже, Тонтон выписывал сумасшедшие круги, зажав хвост задними лапами. Луис на секунду задержался на спуске. Тонтон носился вокруг больших песчаных замков и, казалось, вот-вот прыгнет неловко, но он был аккуратен.
– Ну и клоун, – обернувшись к Флоре, ухмыльнулся Луис.
Денис и Вита уже лежали внизу, Флора подумала, что песок мокрый и холодный, но тут она увидела, что Тонтон остановился, поднапрягся и сделал свое дело прямо на песочное сооружение. Возглас Луиса прозвучал, как выстрел:
– Браво!
Отцы, строители замков, негодующе завопили, а дети принялись швырять в собаку мокрый песок, комья глухо стукались о мохнатые бока собаки. Флора свистнула и стала спускаться со скалы. Луиса уже не было видно, но она видела Феликса, Элизабет и Энн, шедших по дороге вдоль ручья с бидонами, полными молока.
Тонтон подскочил к ней с берега и тут же унесся следом за Луисом. Флора пошла навстречу Феликсу и его сестрам. Они поставили бидоны в мелкую лужицу, чтобы молоко оставалось холодным.
– Похоже, народ собирается купаться, – сказала Энн. – Скоро прилив. А ты будешь, Феликс?
– Вода, наверное, ледяная.
– Неплохо, если бы кто-то из нас был наготове, если что случится с малышами, – сказала Элизабет.
– Я не могу, – сообщила Энн вполголоса.
– Счастливая, есть солидная причина, – хитро улыбнулась Элизабет.
Флору смутил этот обмен репликами. Дети умоляли, чтобы им разрешили искупаться, срывали с себя одежду и размахивали купальниками.
– Долго не сиди в воде, – говорила мать одному.
– Выйдешь сразу же, как я тебя позову, – вторила ей другая.
Но в их голосах слышалось и сомнение. Заметив, как Феликс безропотно взял полотенце и плавки, Мэбс и Таши кинулись за камень переодеваться. Джойс уже в купальнике пританцовывала на длинных ногах, улыбаясь и демонстрируя все свои зубы.
– Воображала, – сказала Таши с завистью, увидев, как легко Джойс перескочила через песчаные строения.
Космо и Бланко не слишком повезло.
– Так мало угрей, что мы решили их отпустить, – печально сообщили они.
– Нет, купание – это не для нас. Холодно.
– Было бы приличнее, если бы ты поплавал, дорогой, – сказала Милли Лей. – Если нет, то отцы решат, что придется купаться им, кто-то ведь должен присмотреть за малышами.
– О Господи, – протянул Космо. – Что, я должен, да?
– В холодной воде с кем-то может случиться приступ, – настаивала мать.
– Ну ладно, хорошо, – нехотя сдался Космо. Он взял полотенце, протянутое матерью, и удалился за камень, к Феликсу.
– Вот теперь понимаешь, почему англичан считают сумасшедшими, – проворчал он. – Бланко, давай, хотя бы ты не бросай меня.
– Я надеюсь, матери не разрешат им долго сидеть в воде, – сказал Бланко и начал раздеваться.
– А я уже заходил в воду, не глубоко, конечно, в феврале, – сообщил Космо. – Я тогда наблюдал за птицами, и пляж был совершенно пустой. – Он вспомнил Флору и дурную собаку с ней в тот день. Тогда все выглядело совсем иначе: песок мокрый, плоский, мерцающий, и Флора – крошечная фигурка у кромки моря. Он побежал вниз к воде вместе с Бланко, догнав Феликса и Фредди Варда, уже решившихся войти в воду. Впереди них прыгали малыши, за которыми бежали матери с полотенцами. Когда дети подошли к воде и попробовали, какова она, они взвизгнули и отступили, поднимая ногами тучи мокрого песка.
– Если вы собрались идти, идите, – сказали им матери. – А не стойте и не дрожите. Окунайтесь.
Фредди Вард и Феликс вошли в воду, нырнули и поплыли.
– Ой, а они смелые, – сказал Бланко. – Когда Феликс повернул обратно, Мэбс, Таши и Джойс, нашедшие камень в заливе, в тот же миг нырнули, надеясь, что Феликс увидит их и восхитится.
– А ты не собираешься плавать? – спросила Энн Флору, сидевшую над полоской мокрого песка.
– Нет, спасибо. – Она не собиралась признаваться, что не умеет плавать, а то миссис Стаббс еще вызовется научить ее.
Пловцы, рискуя умереть от холода, гонялись друг за другом вдоль берега, пока кто-то не заметил, что начался прилив и пора возвращаться.
Радостные малыши не хотели выходить, но матери кричали:
– Хватит! Выходите! Дай, я тебя разотру!
Феликс подхватил ребенка и посадил себе на шею, развел его руки в стороны, как крылья самолета, и вытащил на берег. За ним вышли остальные.
А на дюнах Ангус спичками разжигал костер, он потрескивал, плевался и разгорался. Пока все одевались, Милли и Роуз с помощью Элизабет и Энн принялись готовить чай. И только Фредди Вард где-то вдали от берега все еще плавал.
– Он что, сумасшедший? – спросил Космо.
– А ты разве не знаешь, он плавает круглый год, – объяснил Бланко. – Кто-то из его детей мне рассказал.
Теперь все стаскивали с себя липкие купальники и стояли вокруг костра с синими лицами, стуча зубами, пока матери вытирали их мокрые головы досуха. Ангус, наглядевшись на замерзших пловцов, даже сам за компанию вздрогнул и глотнул из фляжки.
Флора наблюдала, как подступает вода, брела по песку, а Мэбс и Таши, задержавшиеся, бросились бежать, и их фигуры казались почти черными против солнца. Вита и Денис снова появились в поле ее зрения, они торопливо карабкались по камням, поскольку задержались больше, чем было безопасно в том укромном местечке. „Если бы их отрезало приливом, они утонули бы“, – подумала равнодушно Флора. И чем дольше наблюдала, как они цепляются за скользкие камни, тем больше упивалась этой мыслью.
– Подожди, дорогой, проклятые камни режут мне ноги. Я надену туфли, – пожаловалась Вита.
– Я так люблю твои ноги, – Денис подал жене туфли, которые нес. – Я люблю в тебе все, каждую частичку тебя.
– Но ты не любишь нашего ребенка.
– Она не часть тебя.
– Было время, когда была. – Вита отряхивала песок со ступней. – Этот противный песок так прилипает.
– Я даже мысли об этом не выношу. – И Денис вспомнил некрасивый живот жены. – Сама мысль о том, что она часть тебя, отвратительна. – И он постарался все это выкинуть из памяти.
Вита зашнуровала туфли.
– Отвратительна? – ты никогда раньше этого не говорил.
– Но это же не ты, моя прелесть. Я не тебя имею в виду.
– Надеюсь. – Вита потуже завязала шнурки и взялась за вторую туфлю, которую он подал. – О, с меня хватит этого пикника, – сказала она, поднимаясь. – Мне опротивели все эти счастливые семьи. Знаешь, надо быть поосторожнее, а то мы намокнем.
– Кто-то же должен был предупредить о приливе, – проворчал Денис. – Это ведь очень опасно, мы могли оказаться в ловушке.
– Да, как с Флорой, – ответила сердито Вита.
– Когда ей исполнится семнадцать, мы отправим ее в Индию и избавимся. – Денис засмеялся и жена тоже. – Мне нравится твоя честность и то, что ты не лицемеришь, – похвалил он. – Я тоже пресытился этим обществом.
– Ну теперь за Флорой присмотрят, а разве не ради этого мы поехали на пикник?
– Мы достигли своей цели, и нам необязательно болтаться здесь весь день. – Денис спрыгнул на песок и повернулся, протянув руку жене.
– Ну что ж, все хорошо, мы нашли укромное местечко и достигли, чего хотели… – Вита спрыгнула к нему.
– Да, мы сделали все, что хотели. – Денис обрадовался, что к жене снова вернулось чувство юмора. – Это великое ощущение – удовлетворение. Я сейчас могу даже выдержать матрону-распорядительницу, не больше нескольких минут. Вот, пожалуйста, она уже машет.
– Все к костру, пить горячий чай! – кричала миссис Стаббс. – И тогда никто не заболеет.
Фредди Вард, длинно взмахивая руками, приближался к берегу вместе с приливом. Матери усадили детей и раздавали сандвичи.
– Я даже не могу понять, кто предложил купаться. Ведь на дворе последний день апреля, – сказала одна мамаша. – Дома мы никогда бы не разрешили ничего подобного.
– Но мы не дома, а во Франции, – уточнила миссис Стаббс.
Флора прошла с другой стороны костра, чтобы разминуться с родителями.
– Я знаю, что мы во Франции, – фыркнула мамаша, поднявшая проблему купания.
Космо, Феликс и Бланко вышли из-за камня, переодевшись. Мэбс, Таши и Джойс присоединились к ним. Все натянули теплые свитера, но еще не обулись.
Тонтон, прыгая за Флорой, подтолкнул ее носом. Она обняла его за мохнатую шею. Она наблюдала, как Фредди Вард выходил из моря. У него была волосатая грудь, волосатые плечи, волосы пучками торчали из подмышек. Он обернул вокруг талии коврик и, извиваясь, вылезал из плавок. Подойдя к Ангусу Лею, он проговорил:
– Я бы не отказался от большого глотка из твоей фляжки, старик. Вода холоднее, чем дома. – Ангус протянул фляжку. Поддерживая левой рукой коврик, Фредди взялся другой за сосуд.
В этот момент откуда-то выскочил Луис. Никто и не заметил откуда. Он сдернул коврик, и Фредди Вард оказался у всех на виду – совершенно голый, с запрокинутой головой, пьющий из фляжки.
– У него был и впрямь непристойный вид, – сказал кто-то из участников пикника, вспоминая этот случай гораздо позднее.
Прирожденный Лидер быстро вернула коврик на место.
– Да, она выдернула коврик из рук сельского полицейского, уверяя, что ручается за порядочность вполне пристойного мужчины, но не это помогло.
– Могли быть серьезные неприятности, если бы Шовхавпенсы не знали французских законов и не объяснили нам, незнающим.
– Любопытно, что они использовали для этого ребенка – как ее там звали – в качестве переводчика. Ее отец еще служил в Индии, помнишь?
– Во всяком случае, мог произойти отвратительный инцидент, но все разрешилось вполне по-дружески, и помнишь, никто не улыбнулся до тех пор, пока полицейский не ушел своей дорогой.
– Но в тот момент было не до смеха.
– Католическая страна, конечно, эта Франция.
– Я думаю, дети никогда не видели голого мужчину. В те дни никто…
– Я вспоминаю, тот момент произвел какой-то очень странный эффект, все сгрудились вокруг костра со своим чаем…
– Я еще помню, что на следующий день мы все разъезжались по домам. И, кажется, тогда случилось всеобщая забастовка.
– Да, и был конец каникул.
Флора оказалась одной из тех, кто никогда не видел голого мужчину; ей стало так жалко Фредди Варда. Какой ужасный, огромный нарост был у него между ног. Неудивительно, что он его прятал. Она думала, Фредди очень мужественный – носить такое и делать вид, будто он нормальный человек, и никогда не жаловаться.
ГЛАВА 17
Когда Прирожденный Лидер объявила, что малышам пора домой, все втайне обрадовались. Маленькие, такие очаровательные, такие послушные в начале поездки, совсем раскапризничались, родители с радостью собрали корзинки, купальники, полотенца, ведра, лопаты, с охотой собрали водоросли и ракушки, пошли к автобусам. Они с нетерпением ждали, когда уложат детей в постель, выпьют что-то перед ужином и примутся спокойно упаковывать вещи к завтрашнему отъезду.
– Пошли с нами, – сказал Космо Флоре. – Поможешь притащить сюрприз из автобуса. Ты же не сбираешься обратно в отель?
– Конечно, она не собирается, – сказал Бланко. – Она мне нужна, чтобы составить послание на русском языке кузену Типу. Она может продиктовать по буквам, так ведь, Флора?
– Я вообще-то не думаю, что это хорошо, – сказала она.
– А я не очень хороший человек, как и мой кузен. Но ты это сделаешь, потому что я тебя прошу. – Бланко схватил Флору за руку и готов был выкрутить ей руку, но, перехватив взгляд Феликса, шедшего по берегу, как по линеечке, воздержался и сказал:
– Ну как, Флора?
Она пробормотала:
– Хорошо, Хьюберт, – подумав при этом, что она может ему сказать что-то вроде: „Я надеюсь, вы счастливы и благополучны“, она знала эту фразу по-русски. А Бланко на догадается.
– Твои родители собираются ехать с малышней, – сообщил Феликс. – Но не забудь, ты обещала мне танец.
– Танец? – спросил Космо.
– A у меня есть граммофон. Я оставил его у шофера вместе с коробкой пластинок. Я подумал, что потанцевать было бы здорово.
– Отличная мысль, – кивнул Бланко. – Есть чарльстон?
– Конечно.
Флора наблюдала, как ее родители шли к автобусу.
– Мы могли бы забежать в казино перед ужином, напоследок, – сказала Вита, – иначе придется ждать до Калькутты, до зимы.
– А ребенок? – Денис оглянулся.
– Кажется, она остается. С ней будет все в порядке. Миссис Лей присмотрит за ней. Веди себя, как следует, – сказала Вита Флоре.
Флора не ответила, но выдернула свою руку у Бланко. Они стояли и смотрели, как Прирожденный Лидер, словно пастух, загоняла малышей и их уставших родителей в стадо, потом – в автобус. Вита и Денис, не ожидая, когда их тоже загонят, забрались на сиденье позади водителя, подальше от всеобщей свалки. Водитель завел автобус, и он с треском двинулся вперед. По мере того как он набирал скорость, дрожащие голоса его обитателей выводили песню:
Укажи мне путь в кровать,
Я устал и хочу спать,
в которой солировало сильное контральто Прирожденного Лидера.
– Твои родители получат удовольствие, – хмыкнул Космо. – А теперь пошли за коробкой с сюрпризом.
Вместе с Бланко он притащил картонную коробку, которую они привезли из Сен-Мало, Феликс тоже забрал свой граммофон и пластинки. Флора нырнула под автобус и вытащила свою плетеную корзинку, которую прятала в тени.
– А что там у тебя? – спросил Феликс.
– Лангусты.
– Что?
– Раки.
– Боже мой! Где ты их взяла?
– Жюль узнал про пикник и послал их мне.
– А кто такой Жюль? – спросил Бланко.
– У него кафе в Сен-Мало и… ее…
– Ее что?
– Мой друг, – сказала Флора, открывая корзинку, желая узнать, все ли там в порядке.
Феликс, Космо и Бланко восхищенно уставились на лангустов, покоившихся на подстилке из водорослей вокруг банки с майонезом.
– Какой прекрасный вклад в общий котел! – воскликнул Космо. – Какая умница эта малышка Флора!
Флора покраснела.
– Давай, я помогу тебе донести, – Феликс взялся за одну ручку корзины. – А твои родители знали?
– О нет, – сказала Флора. – Нет.
– А если бы знали, они бы остались, – хихикнул Бланко. Флора быстро посмотрела на него.
Вернувшись на пляж, Мэбс, Таши и Джойс снова разожгли костер, люди возвращались из долины, где собирали сучья дрока для костра, сухие палочки. Миссис Макнис положила картошку в золу, ее муж был занят серьезным делом: открывал винные бутылки. Элизабет и Энн придумали шомпол для цыплят Феликса и пристроили их жариться.
Все изумленно-одобрительно подняли брови, увидев лангустов, а Роуз протянула Флоре руку со словами:
– Садись рядом со мной, Флора. Выпей вина, ты его заслужила.
С самыми маленькими уехали родители Флоры и семейство Стаббс, теперь пикник вступил в новую фазу. Он пошел как бы по второму кругу, все расслабились, стали более близкими. Темнело, сгрудившись вокруг костра, они съели вкусных лангустов, не слишком хорошо поджаренных цыплят, сосиски, паштет, салат, оставшиеся не занятыми уголки набили сыром и фруктами, потом стали загадывать загадки и рассказывать анекдоты. Пламя костра поблескивало голубым, пахло морем, а сухие ветки трещали и сыпали искрами. Все хохотали и веселились, когда Космо читал шуточные стишки и на них отвечала Джойс. А Флора, у которой после вина развязался язык, продиктовала Бланко письмо на русском языке, которое он написал на обороте конверта, данного ему Феликсом.
– Эй, послушайте! – закричали Таши и Мэбс (в памяти людей о том времени эти девочки слились воедино), – а что случилось с теми ужасными пирогами?
– С теми пирогами? Пирогами? – повторяли мальчики со смехом, будто сам этот вопрос был остроумной шуткой. – Пироги, какие пироги? – некоторые подростки были уже слегка навеселе и твердили это слово, находя его ужасно смешным и смелым.
– Вы знаете какими. Теми, которые Сахиб и Мемсахиб принесли из кондитерской. Те пироги. Мы еще подумали, что они будут хрустеть от песка. Что с ними случилось?
Никто не знал, и после всего съеденного это никого не волновало.
– А может, они их сами съели? Они же куда-то ходили одни, – сообщил мальчик, – ну кое-чем заняться за камнями.
– Хватит! – взревел Фредди Вард. – Здесь их дочка.
Ринувшись в образовавшуюся паузу, Ангус Лей закричал:
– Да она здесь! А теперь я расскажу вам анекдот про даму на балу у короля Египта. У нее было слишком откровенное декольте и очень большие, вы сами знаете что. Ты слышала этот анекдот, Роуз? Останови меня, если ты его знаешь.
– Ну вот, приехали, – застонали Мэбс и Космо. – Ну давай, давай.
– Ну что ж, ладно, когда ее представили Его величеству, она присела в низком поклоне…
– …И из платья выскочили роскошные груди, и король сказал…
– Мадам, ну разве можно скрывать такую красоту, – хором пропели Мэбс и Космо по-французски.
– Ах, паршивцы, – сказал, засмеявшись, отец, и Роуз, наклонившись к нему, проговорила:
– Мне кажется, вспоминаю: впервые я услышала этот анекдот от Джефа много, много лет назад. А он – от своего отца.
– Ах Роуз, когда-то мы были молодыми. Сейчас бы Джеф радовался такому пикнику. – Роуз и Ангус вспомнили ее мужа, Флора немного смутилась, а дети Джефа – Феликс, Элизабет и Энн, – посмотрев друг на друга, сказали:
– А нам отец никогда не рассказывал таких анекдотов.
Они так наелись и так смеялись, что наступило временное затишье: все умолкли, сидя или лежа вокруг костра, который уже догорал, вспыхивая красными угольками, из которых иногда высовывался язычок голубого пламени. А в нескольких ярдах от них, чуть в стороне, ворочался прилив, вздыхая, когда маленькая волна, что-то шепча, набегала на песок, и с каждым разом шум волны звучал все менее оптимистично, чем в предыдущий. А над морем повисла оранжевая луна, и все собравшиеся вокруг гаснущего костра в последний день апреля 1926 года, изумленно смотрели, как чудесно и таинственно менялась она, из оранжевой становясь золотой, потом серебряной, повиснув высоко в небе кобальтового цвета. Потом Мэбс и Таши, нарушив молчание, запели по-французски.
Ты из лунного света,
Мой милый воробышек,
Дай твое перышко, не пожалей,
Моя свечка погасла, темнота опустилась,
Дай твое перышко, не пожалей.
Годы спустя, в миг смерти, Феликсу почудятся эти молодые голоса, и воспоминания об этой непорочности и чистоте освободят его от страха, но в тот самый момент он закричал:
– А как насчет танцев?
Он завел граммофон, поставил пластинку, и вокруг костра на примятой траве начались танцы, а некоторые, самые безрассудные, танцевали босиком у кромки воды.
Бланко танцевал чарльстон с Джойс, которая так легко подпрыгивала и извивалась, что не было и секунды обратить внимание на ее зубы. Ангус танцевал с Роуз и женой, Феликс с Мэбс, Таши, Элизабет и Энн. Космо – сам с собой, не желая подвергать риску ногу.
У Феликса были пластинки с чарльстоном, быстрым и медленным фокстротом. Танцевали все. Потом, еще раз покрутив граммофон, Феликс поставил пластинку с венским вальсом, который умели танцевать только старшие, и они продемонстрировали это перед своими детьми, которые в изумлении стояли и аплодировали.
Феликс схватил Флору за руку и сказал:
– Ты обещала мне танец. – Он подтащил ее к себе, маленькую и легкую, и велел:
– Обними меня за шею. – И закрутил ее вдоль кромки воды, пока не кончилась пластинка, и тогда он поставил ее на песок.
– Хорошо было, правда? – Но Флора ничего не сказала. А как могла она? Она сперва подумала, что он забыл о ней, но нет, он все помнил.
И когда все решили, что танцы кончились, Феликс взял свое концертино и заиграл танго.
Сидя вокруг костра все слушали и тихонько подкидывали в огонь веточки дрока и, запыхавшись от танцев, старались дышать в ритме музыки. А потом Фредди Вард и Ян Макнис встали и молча вышли на плоское место пляжа и начали танцевать танго. Они держались очень прямо, надев шляпы, как их носят мужчины на улицах Аргентины, и как-то задушевно, мужественно, самозабвенно закручивая удивительно грациозные па. Они как бы сбрасывали с себя годы войны, работы, любви, заполнившей их жизнь и соединявшей сегодняшний день с молодостью, когда они работали и подружились в Южной Америке, и как бы возвращали мгновения той жизни. Когда музыка кончилась, их жены и дети, с восторгом на них глядевшие, сидели молча, боясь нарушить тишину аплодисментами. Луис, сельский полицейский, скрывавшийся в тени на полпути к скале, завопил:
– Браво, браво, еще, месье, еще!
– После этого, – сказал Космо, с уважением вручая каждому исполнителю по бокалу вина, – вряд ли кто осмелится. Так что надо перейти к фейерверку.
Фредди Вард и Ян Макнис, несколько глуповато улыбаясь, спросили:
– Фейерверку? А что, у нас для него все есть? Так вот значит, что было в вашей таинственной коробке. Как здорово! Прекрасно! Какой сюрприз!
Много лет спустя люди вспоминали, как все удивились. Еда, вино, лангусты Флоры, шутки, пение Мэбс и Таши, граммофон Феликса, танец Фредди и Яна, взошедшая луна и наконец ракеты и огненное колесо.
…Мы забыли, что нам надо было идти в школу, мы забыли о всеобщей забастовке, и, конечно, на следующий день пошел дождь. Мой Бог, какой это был ливень! Мы садились на катер под проливным дождем, и тот любопытный ребенок – ну как ее звали? вы не помните? – она стояла на берегу залива без плаща, со слезами, она не плакала из-за своих родителей, у них никогда не было на нее времени, они так были поглощены друг другом, что, можно сказать, вообще ее не замечали. Некоторые так и говорили. Было как-то странно видеть так горько рыдавшего ребенка.
Флора наблюдала, как тяжело пыхтя под проливным дождем катер уходит в Сен-Мало, она плакала из-за Космо и Бланко, уезжавших на нем, из-за Феликса, уже отбывшего в своем автомобиле, из-за ужасного открытия, которое она сделала: она влюблена сразу в троих.
В старости Флора постоянно забывала имена людей, не помнила случившееся неделю назад, названия книг, все мимолетное, но она блестяще помнила, как стояла на берегу залива в Динаре под проливным дождем, наблюдая отплытие катера.
Пассажиров было очень много – все ринулись домой до начала забастовки, – и понадобился дополнительный катер, а два катера, совершенно перегруженные, сидели очень низко в воде. На всех пассажиров не хватило кают, папы стояли плечом к плечу, подняв воротники и надвинув шляпы на нос. Космо и Бланко неловко пытались открыть зонтик, но он выворачивался на ветру. Хозяйка зонтика протестующе закричала, а они рассмеялись, и ветер подхватил и унес их смех.
Ее родители нашли себе место в каюте на первом же судне, их не было видно, когда Флора смотрела, как катера качались на воде, погружаясь все ниже в неспокойные воды. Махнули ли они ей рукой на прощанье? Группа носильщиков, которая притащила багаж пассажиров из отелей, загородила ей часть панорамы. Они стояли и сплетничали, подсчитывали чаевые, в то время как Мэбс и Таши, забыв, что они совсем взрослые, будто снова вернулись в детство – размахивали зонтами и пронзительно вопили на ветру:
– До свидания! До следующих каникул!
Теми же зонтиками полчаса раньше они так же махали Феликсу и Элизабет:
– Приезжайте к нам в Англию. Почему бы вам не приехать и не пожить у нас? Да-да, приезжайте!
Как и где раздобыли они эти яркие зонтики – редкость по тем временам, у Мэбс – зеленый, у Таши – голубой, – неизвестно. Потом, когда Феликс скрылся из виду, они попросили у Джойс Виллоубай, которая уже была в школьной форме, ее адрес, будто они стали задушевными подругами в эти каникулы.
Флора шла со всеми до залива и смотрела, как они садились на натер. Джойс оттеснили от матери, и она оказалась рядом с Леями. Космо подал ей руку, помогая подняться на судно. Может, ее родители мимолетно и попрощались с ней, но Флора не могла вспомнить. Она слышала про ужасную катастрофу с перегруженным катером, все утонули, и она не хотела, чтобы такое повторилось сегодня. Ни Космо, ни Бланко не помахали ей на прощанье, а почему они должны были? Она ведь держалась так незаметно, не желая, чтобы они увидели ее заплаканное лицо.
В старости, вспоминая это, она снова чувствовала, как тогда горячие слезы смешивались с холодными каплями дождя. Это она прекрасно помнила. И помнила печаль, смешанную с отчаянным гневом, со страстью, которая потрясла все ее существо, пока она стояла под дождем.
Когда катера пропали из виду, исчезли за сплошной пеленой дождя, она повернулась и побежала по мокрым улицам на пляж, к холму, мимо казино, мимо поворота на рю де Тур и к дому, где жила мадам Тарасова, прямо к полупоезду-полутрамваю, который, подняв пары перед выездом на маршрут через побережье к Сен-Энога и Сен-Бриак, уже пронзительно свистел и начинал крутить колесами. Тяжело дыша, она вскарабкалась на площадку вагона и, измученная острой болью, задыхаясь от нестерпимого желания избавиться от невыносимой утраты, внезапно осознала, и это потрясло ее: она влюблена в Феликса, Космо и Бланко сразу – и во всех одинаково.
В старости Флора улыбнется, вспомнив девочку, верившую, что любовь должна быть только к одному человеку и навсегда, на все счастливые времена.
Кондуктор, идя вдоль вагона и раскачиваясь, говорил:
– Ну так, месье и мадам, ваши билеты, пожалуйста.
Он чуть не поймал ее, поскольку у нее не было денег. Она пробиралась впереди кондуктора вдоль поезда. Так как у вагонов не было боковых стенок, можно было высунуться и зацепиться за перекладину, как это делал кондуктор, перейти в следующий – пока не дойдешь до первого, за паровозом, который тащил весь поезд, – присесть, пусть поезд идет (он никогда не ходил быстрее, чем пять или шесть миль в час), а потом оказаться за спиной у кондуктора. Флора видела, как отчаянные мальчишки поступали так, но сама, боясь разбиться, никогда не пыталась. Но в тот день, расхрабрившаяся от печали и отчаяния, она пошла на риск, к изумлению пассажиров и к раздражению кондуктора. Хотела бы я, чтобы у меня сохранилась та ловкость, подумает она в старости. Прибыв в Сен-Бриак она, прихрамывая, побрела через мыс, чувствуя усталость от того, что ее сердце отяжелело и, превратившись в кусочек свинца, застряло где-то в солнечном сплетении. Ее твидовая юбка промокла до нитки, и подол больно натирал под коленками.
Прилив смыл вчерашние следы, смахнул все песчаные замки, заполнил водой выкопанные рвы. Ручей в долине вытянул через песок свою ледяную пятерню туда, где волны ударялись о берег, шлепая и шипя накатывала волна прилива.
