Текст книги "Разумная жизнь"
Автор книги: Мэри Уэсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 22
– Я думаю, заплыли уже слишком далеко, – повернувшись к другу, сказал Космо. – Готов сдаваться?
– Да, конечно. – Хьюберт поплыл за Космо к берегу. – И часто ты так?
– Никогда не заплывал так далеко вверх по реке. – Космо подтянулся, чтобы вылезти из воды, и, тяжело дыша, рухнул на траву.
– Я хотел узнать, – сказал он, – как далеко мы заплывем, прежде чем ты сдашься. Но мои ноги уже все. Дрожат.
– Мои тоже. – Хьюберт растянулся рядом с другом. – А сердце у меня прямо бум-бум-бум. О, любимая Англия, горячее солнце, ласковая вода, кстати, удивительно теплая, мягкая трава и стрекот кузнечиков, ну прямо рай.
– Но такое случается не часто.
– Тем более прекрасно, когда это случается. – Хьюберт закрыл глаза и вдыхал сельский аромат. – Вообще-то, это было хорошее испытание, – пробормотал он. – Течение обманчиво.
– Дело в глубине реки. Когда мы поплывем обратно, течение само нас понесет вниз.
– О, это прекрасно. – Хьюберт, растянувшись, слушал стрекот кузнечиков, стук дятла поблизости. – Надо не забыть наши плавки, когда пойдем обратно. Не можем же мы шокировать гостей твоей матери.
– Да, не годится. – Загородив глаза от солнца, Космо кивнул и прошелся рукой по своему голому телу, стряхивая капли воды. – А плавать можно только так. – Они оставили свои плавки дальше, вниз по течению.
– Хорошо побыть хоть немного одним. А как твой будущий зять?
– Хм, да, Мэбс для него подходящая партнерша.
– А тебе он нравится?
– Ну, он таков, каким его воспитали.
Хьюберт протянул:
– А-а, – и, не открывая глаз, добавил: – А она любит Нигела?
– Предполагается, да. А что? Не похоже?
– Ну, как сказать, не совсем.
– О?
– Может, я, конечно, ошибаюсь.
– Надеюсь, Бланко.
– Зови меня Хьюберт.
– А что ты имеешь в виду под „не совсем“, Хьюберт?
Космо поднялся на локте.
– Я вообще-то всегда придерживаюсь мнения, что аппетит приходит во время еды.
– О чем ты? – он посмотрел вниз на друга.
– Ну, она такая сексуальная штучка.
– А Нигел нет?
– Ну, если он и да, то хорошо скрывает.
– А почему ты думаешь, что Мэбс…
– Я танцевал с ней.
– Ну и я танцевал.
– Ну ты же брат.
– Конечно, я брат. Но и тебя она знает давным-давно, и ты ей вроде брата. О чем ты, Хьюберт?
Космо с интересом уставился на друга. В чем сомнение?
Хьюберт, притворяясь, что спит, отвернулся, плотно закрыв глаза и решив, что он причинит боль, если скажет Космо, что, танцуя с ним вчера вечером, она как бы нечаянно, случайно заблудившись, любопытными пальцами провела по его ширинке. И позабавилась, когда он отшвырнул ее руку. Он лег на бок, совсем отвернулся от Космо. Тот посмотрел на спину Хьюберта и увидел, как слепень пристроился на мокрую кожу, подождал, потом прихлопнул.
– Убил.
– Ну ты даешь, – Хьюберт повернулся.
– Он укусил тебя. Видишь – кровь и раздавленный слепень. – Он вытер руку о траву.
– Так в чем сомнение?
Хьюберт, открыв глаза, сказал:
– Тут не совсем уж такой рай, в конце концов. – И добавил: – Я танцевал и с Таши. Она не так сексуально-ритмична, как твоя сестра. – Он сказал в надежде, что Космо, который по натуре доверчивее его самого, не заметит обмана. Он сел, подтянув колени, и огляделся.
– Хорошие коровы, – сказал он, наблюдая за животными, величественно жующими, плавно двигающимися по высокой траве на другой стороне реки, медленно спускаясь вниз на водопой.
– Я думаю, Таши хорошая, легкая на ногу, – Космо тоже наблюдал за коровами, за их грузными движениями. – Я думаю, и Нигелу, и Генри повезло.
– Я тоже так думаю, – кивнул Хьюберт. – Они хорошие ребята, с хорошим будущим, хорошими домами в деревнях, которые унаследуют, с деньгами. Подходящие. – Он произнес это слово с такой интонацией, что Космо расхохотался вместе с ним, но со странным чувством, будто он каким-то неведомым образом предает кого-то или что-то.
– Ты и сам скоро будешь в Пенгапахе.
– Я не думаю, что мне удастся, – сказал Хьюберт, притворяясь, будто попался на удочку. – Эти помещичьи имения представляют собой обычный дом, разве нет? – уклонился он, не желая высказать своего мнения, что сестра друга скорее всего выходит замуж из-за денег или ставит на первое место земные сокровища Нигела, а не любовь. – А не вернуться ли нам? Не встретили ли Мэбс и Таши Флору на станции? И почему они не разрешили нам поехать встречать?
– Им хотелось быть самыми первыми, кто увидит, какой она стала. – Космо передразнил, как они сказали „самыми первыми“ возбужденно-восторженно. – А подходящий ли она объект, чтобы ею заняться?
Теперь Хьюберт в изумлении воскликнул:
– О!
– Да, люди должны подходить, – сказал Космо, как Мэбс и Таши.
„Особенно Мэбс и Таши“, – подумал Хьюберт.
– Давай, вернемся, – Космо встал и нырнул в воду.
Коровы, стоявшие по колено в грязи, испуганно убежали. Космо стряхнул воду с волос, проплыл немного, потом Хьюберт догнал его.
– Ты, может, этого и не понимаешь, – сказал он, когда течение подхватило и понесло, – но Мэбс и Таши воспитывались так, чтобы быть подходящими друзьями, чтобы заводить дружбу с подходящими ребятами. И что делать с неподходящими ребятами или мужчинами брачного возраста, они не знают.
– Ты уверен?
Хьюберт плыл рядом с другом, вспоминая бегающие пальцы, и подумал, что он мог бы взять на себя роль неподходящего.
– А как ты думаешь, они уже спали с Нигелом и Генри? Ну, пытались?
– О нет, нет. Они ничего про это даже и не знают. Только не эти две. Нет.
– На самом деле?
– Я полагаю, они очень интересуются, во всяком случае, я так думаю, но они, как и мы, невинны.
– Я помню, каким страстным жаром ты был полон в наши прыщавые отроческие годы…
– Конечно, я ужасно интересовался. И интересуюсь до сих пор. Но с кого начать, мне пока совсем не нравятся те, что появляются.
– Ну, не спеши, – сказал Хьюберт. – Оксфорд способствует сдержанности насчет девочек, это в школе возникает предрасположенность, сам знаешь к чему. К мальчикам.
– Я мальчиков не люблю.
– Я тоже, – сказал Хьюберт. – Слушай, а не оставили мы свои купальники вон за тем камнем? – Медленно гребя к берегу, Хьюберт с сожалением подумал о своем недавнем опыте в сексе: этот эксперимент ему дорого обошелся. Он не узнал ничего, чего бы уже не знал, а потерял что-то, чего не вернуть. Наблюдая за Космо, проворно взбирающимся вверх по берегу, он почувствовал острую зависть к неопытности друга. – Я было подумал, – сказал он, – что ты уже все про это знаешь.
– О чем? – спросил Космо, продолжая искать плавки, – а… вот они.
– О девочках, о женщинах, ты же обычно говоришь, что не можешь ждать. – Хьюберт натянул трусы, которые передал ему Космо.
– Проблема в том, что девочки как раз могут ждать. Девочки, которые меня привлекают – великие ожидательницы. Поцелуи – да. Но что-то большее – ничего подобного. Магазин закрыт.
– Подходящие девочки, – пробормотал Хьюберт и вспомнил Мэбс. – Так ты действительно веришь, что…
– Слушай. – Космо поднял руку. За поворотом реки плескалась вода, раздавались девичьи голоса и мужской смех. Космо рывком натянул трусы. – Давай, подкрадемся к ним. – Он вошел обратно в воду, за ним Хьюберт, и, держась ближе к берегу, они поплыли к излучине. В большом омуте плавали Мэбс и Таши. Мэбс в красном купальнике, Таши – в голубом, обе в белых шапочках. Обе подзуживали Нигела и Генри веселым криками, а те на другом берегу обсуждали, можно ли влезть на ветку дерева и нырнуть прямо оттуда.
– Ничего не стоит, если умеешь. – Космо стоял в воде, переступая с ноги на ногу. – Генри сумел.
Они следили, как двое мужчин забрались на дерево и нерешительно шли по ветке. Нигел, никак не скажешь, что ловко, неуклюже нырнул. Генри – следом за ним, и очень аккуратно.
– Эффектно! – закричала Мэбс. – Еще раз!
Хьюберт схватил Космо за руку, показывая на что-то.
Над ними на берегу раздевалась Флора.
– Флора, давай сюда! Так здорово! Поторапливайся! – кричала Мэбс.
Флора сняла платье и стояла спиной к Космо и Хьюберту в одних панталонах. Она держала конец большого полотенца, защищаясь от взглядов купальщиков, сняла панталоны, окружив себя полотенцем. Потом натянула купальник. Она делала все это медленно, не переставая наблюдать за дурачащимися купальщиками. А потом опустила полотенце, завязала сзади волосы и, сделав три шага, нырнула. Космо и Феликс наконец выдохнули.
– Лучше немного подождать, – сказал Космо. – Она может догадаться, что мы ее видели.
Хьюберт, припав к берегу, кивнул.
ГЛАВА 23
Флоре было спокойно сидеть в конце длинного обеденного стола у Леев, есть что предложат, наблюдать за соседями, определять, какой вилкой или ножом пользоваться. Она сразу почувствовала облегчение, обнаружив, что порядок мало чем отличается от того, что за обедом у родителей в Индии. Она сидела между Нигелом и Генри, они говорили друг с другом, перегнувшись через нее, или с Мэбс и Таши, сидевшим по бокам от них, и их необремененность хорошими манерами избавляла ее от необходимости говорить. Она надеялась, что за ужином не испортит платье Мэбс и не схлестнется взглядом с Космо и Хьюбертом, сидевшими напротив. Ее вполне устраивало остаться незамеченной и прийти в себя после напора Мэбс и Таши, встретивших ее на станции.
В Индии она старалась держаться подальше от родителей и жила со слугами, в Италии и Франции ей было скучно с гувернантками, последние пять лет в школе были вообще бесполезны, поскольку она проводила время с людьми, которые ей абсолютно не нравились. Она ничего не знала о внешнем мире, и очень краткое знакомство с семейной жизнью в Динаре выветрилось из памяти, и она не готова была встретиться в реальной жизни с людьми, о которых мечтала, и была удивлена их любовным и доброжелательным отношением друг к другу и к ней, а также той непринужденностью, с которой они включили ее в свой круг.
Потягивая маленькими глотками вино, она старательно пыталась не смотреть через стол, чтобы не встретиться глазами с Космо и Хьюбертом, боясь, что, если такое произойдет, она покраснеет или смутится. Хотя она и знала, что встретится с Космо и, возможно, Хьюбертом, оказаться лицом к лицу с ними было неожиданностью. После того как она нырнула второй раз, они схватили ее, проплыв под водой излучину и неожиданно вынырнув так, что она оказалась зажатой между ними.
– Моя добыча! – Космо сказал это или Хьюберт? – Она моя! – Флора не знала, но их тяжелые тела придавили ее в воде и испугали интимной близостью, они возбуждали, когда ее бедра или груди касались их. Космо поцеловал ее в губы, когда она открыла рот, чтобы закричать, а Хьюберт – в шею, ударившись зубами. Флора надеялась, вспоминая за ужином купание на реке, что они не заметили ее первую реакцию, когда ей тоже хотелось поцеловать их, но вместо этого она бешено забилась, освобождаясь.
Приплыв к берегу, Флора догнала Мэбс и Таши, они достали термосы, приготовили сандвичи для пикника. Жуя сандвич и запивая чаем, она заметила, как изменились Космо и Хьюберт. Феликс ей показался ниже ростом, когда он пригласил ее на ленч, а Космо и Хьюберт из мальчиков превратились в мужчин, стали крупнее. Нос Хьюберта довлел над всем. Его брови почти срослись и в сочетании с черными глазами придавали ему зловещий вид. Лицо Космо стало тоньше, волосы – более жесткими, на подбородке пробивалась щетина, она почувствовала ее, когда он целовался, и рот стал строже. „Ничего особенного они не имели в виду, – решила Флора, прислушиваясь к их разговору. – Они вели себя просто в духе всеобщей атмосферы доброжелательности и веселья такого красивого места“.
С момента, когда Мэбс и Таши встретили ее на станции, налетев, точно ураган, она встречала здесь только дружелюбие. Если девочки буквально ошеломили ее своим проявлением доброты, то и встреча с хозяевами явилась сюрпризом. Милли, целуя, воскликнула:
– Дорогая моя! Ты стала такой хорошенькой! – она произнесла это так, как будто испытывала неземное наслаждение, и передала ее на попечение улыбающейся горничной Молли. Молли отвела ее в комнату, распаковала чемодан, приготовила ванну, а после того как Флора вернулась с реки, помогла переодеться, причесала ее и отправила вниз в гостиную.
Ангус, сильно поседевший, вышел навстречу с явным удовольствием, раздувая усы, и напомнил ей о лангустах на пикнике, поинтересовался родителями, представил гостям, имен которых она не могла вспомнить, кроме очень худенькой мисс Грин.
– Это мисс Грин. – Он предложил шерри, Флора отказалась, но почувствовала себя так легко, что спокойно могла наблюдать за появлением других гостей, которых встречали очень добродушно и Ангус, и Милли.
Это был большой прием – девять обитателей дома и одиннадцать, приехавших на ужин.
– Я думаю, тебе понравится игра в сардины или в убийцу, поиграешь после обеда, эти игры, кажется, сейчас самые модные, – сказала Милли. – А может, все захотят танцевать. Ангус не против того, что молодежь делает, если это не слишком шумно. В гостиной мы ничего такого не позволяем, здесь – граница. Если хочешь избежать чего-то, знай, что есть такое место. Но я думаю, ты не захочешь. Хотя…
„Она как будто не со мной говорила, – думала Флора. Дворецкий объявил ужин. – Милли смотрела поверх моей головы“. Она еще никогда не играла в убийцу или сардины, но в школе девочки говорили про эти игры. Впервые она оказалась в гостях в загородном доме, и контраст со школой и ее обитателями опьянял. Она не хотела ничего пропустить. А за ужином чутко прислушивалась к разговорам.
Мэбс и Таши дружески поддразнивали Нигела и Генри, за столом обсуждали фермерские дела, дискутировали о судебных порядках. Какой-то гость сказал:
– Отчет в „Таймс“ прекрасен, и я думаю, он совершенно честный. Кто-нибудь знает автора? Надо последить за этими журналистами, никто не знает…
– А ты читаешь газеты? – Нигел вдруг вспомнил о хороших манерах и внимательно-ласково повернулся к своей соседке Флоре. – Ты вообще следишь за тем, что происходит?
Флора сказала:
– Мы в школе не читаем газет. У нас бывает что-то вроде „Текущих событий“, но это так скучно, что я никогда не слушаю.
– Но, я думаю, за каникулы ты наверстаешь упущенное, – добродушно сказал Нигел.
– А я провожу каникулы в школе.
Нигел попал в затруднительное положение.
– О? – Флора почувствовала, что ей следовало бы извиниться за эту весьма эксцентричную выходку, но Нигел опередил ее: – Тогда один из способов это обойти – самой покупать газету. Когда я учился в Итоне, я читал „Таймс“ и никогда не выглядел глупо в каникулы.
Флора пожала плечами:
– Да, я себя чувствую глупо.
Нигел признался:
– Вообще-то мой главный интерес – скачки. Слушай, а что такое там происходит? – Флора проследила взглядом за Нигелом, во главу стола. Ангус Лей все свое внимание сосредоточивал на леди справа. А сейчас он обратился к мисс Грин, что слева. Мисс Грин, как и Флора, надеялась промолчать весь ужин, она заикалась, была незамужем, но далеко не глупа. Она дружила с Вардами и гостила у них.
Когда перед ужином ее представляли Хьюберту, Флора слышала, как она сказала:
– Ф-фредди с-сказал, что я должна с-сидеть рядом с нашим хозяином. О ч-чем я буду г-говорить с ним? Ты можешь мне п-предложить тему? В-вообще ненавижу все эти разговоры.
– Попытайтесь поднять тему Лиги Наций или Стэнли Болдуина, – посоветовал Хьюберт. – Обычно это производит приятное впечатление.
Сейчас наступила полная тишина, как в середине ветреной ночи перед настоящей бурей. Мисс Грин, воспользовавшись советом Хьюберта, взглянула на хозяина.
Флора почувствовала, что сейчас никто не будет смотреть в ее сторону, и наконец рискнула поднять глаза. Все обедающие затихли. Напротив сидел Хьюберт с вежливым видом. За стулом хозяина стоял дворецкий, обратив глаза к потолку, а генерал Лей с пылающим лицом вопрошал:
– Что-о? – и смотрел на мисс Грин, которая почти неслышным, невнятным голосом повторяла:
– Н-неужели, г-генерал Лей, вы не считаете, что Л-лига Н-наций это хорошо? И ч-что вы д-думаете об отношении к ней Болдуина?
– Это клуб французов и восточных коммунистов, – громко заявил Ангус. – И от нее ничего хорошего ждать не приходится. Она способна только ввергнуть всех в катастрофу. А этот Болдуин притворяется, что он с нею, а сам втайне презирает ее. Я презираю ее открыто. Лига так называемых Наций – международная мафия с дурной репутацией, в ней сошлись завсегдатаи дансингов и коммунисты, которых содержат за чей-то счет. И кто собирается платить по счету за всю эту чушь и надувательство, мисс Грин? Скажите мне?
– Ангус, дорогой, – обратилась Милли со своего места, которое было в середине стола, рядом с Фредди Вардом, – пожалуйста.
– Британские налогоплательщики платят. Вы и я. – Ангус не обращал внимания на жену. – Я думаю, вы платите налоги, мисс Грин?
– Конечно, – кивнула та.
– Тогда, мисс Грин, или вы в ответе за то, что эти невыносимые большевики-иностранцы строят Дворцы мира в Женеве на ваши деньги, или никогда больше не приходите в мой дом.
– Я не приду, – тихо проговорила мисс Грин.
– Ангус! Извинись! – голос Милли перекрыл шум бури. – Немедленно!
– Я извиняюсь, – сказал Ангус неизвиняющимся тоном.
– Ты ведь знаешь, это кто-то из детей выставил ее на это, посмотри на их лица! – кричала Милли. – Мисс Грин – наша гостья, ты ее оскорбил, это злая шутка, дорогой.
Ангус посмотрел на жену.
– Кто-то из детей? Я думал, они уже достаточно взрослые. Они что – большевики? Все большевики выйдите отсюда!
Космо и Хьюберт оттолкнули свои стулья и поднялись. Мэбс, Таши, Генри, Нигел и Флора тоже встали. Девушка, сидящая между Космо и Хьюбертом, смутилась. Дворецкий дал сигнал горничной открыть дверь.
– А вы слышали об Адольфе Гитлере? – на этот раз мисс Грин не заикалась.
– Нет. А он тоже из Лиги Наций? – подозрительно спросил Ангус.
– Нет. Он немец.
– Тогда расскажите мне об этом разумном парне. О, возвращайтесь все, не смешите! – закричал Ангус вслед удаляющейся молодежи. А потом повернулся к мисс Грин. – Вы должны простить меня, мисс Грин.
– Какой спектакль! – восхитилась девушка между Космо и Хьюбертом, когда они снова уселись на свои места.
Хьюберт перехватил взгляд Флоры и улыбнулся. Нигел и Генри наклонились к ней.
– А что ты думаешь о Лиге Наций, Флора?
Но Флора отвечала улыбкой Хьюберту и вспоминала встречу на реке.
– А этот малый, Гитлер, из того сорта парней, о котором мы еще услышим? – выспрашивал Ангус у мисс Грин.
– Вполне возможно, – ответила мисс Грин.
ГЛАВА 24
– Ну как, ты уже почувствовала атмосферу Коппермолта? – Мэбс и Флора лежали под кроватью на четырех ножках. Молодежь выбрала игру в сардины, пока старшие засели за бридж. Мэбс легла поудобнее. – Ложись между мной и наружной стороной, если Нигел найдет нас, он не сможет… – дальше Флора не расслышала.
– Что? – прошептала она.
– Да он немного недотепа, вот и все. Ну, а теперь, давай, расскажи мне, что…
– Как же платье… – Флора сомневалась, устроиться ли ей рядом с Мэбс.
– Не обращай внимания на платье. Тише.
Флора легла, как ей велели.
Кто-то, в темноте невозможно понять кто, открыл дверь, крадучись прошел по комнате, бормоча:
– Нет, здесь нету, – и снова закрыл дверь.
Флора расслабилась.
– Ну, я спрашивала тебя о первых впечатлениях, – снова начала Мэбс. – Какие они?
– О, любовь, доброта, доброжелательность, щедрость, все такие…
– Кто это? – подпрыгнула Мэбс. Кто-то рассмеялся.
– Всего-навсего я. Я был за занавеской. Двигайся, Мэбс. – Хьюберт прополз по ногам Флоры и лег рядом с Мэбс. – А кто тут у тебя? – Он протянул руку через Мэбс и нащупал голову Флоры, прошелся пальцами по волосам. – Я думаю, это Флора.
– Конечно. И заткнись, Хьюберт! Флора, продолжай. Все такие – какие? Какие мы, кроме того, что любящие, добрые, доброжелательные, щедрые? Продолжай.
– Ну вот отец твой за обедом…
– Я так и подумал, что вы здесь, – Космо отогнул подзор кровати и втиснулся к ним. – Я же не выходил отсюда, когда закрыл дверь.
– Хитрая бестия, – сказала Мэбс. – Это же мошенничество.
– Я бы ушел, но вы начали разговаривать. Двигайся, – он толкнул Хьюберта. – Давай, Флора, выкладывай первые впечатления. Что ты собиралась сказать об отце?
– Говори, – велела Мэбс, – говори.
Флора нерешительно произнесла:
– Он казался таким… ммм… сердитым на Лигу Наций, ну и то, как он взорвался.
– Хьюберт, ну ты получишь от мамы, – сердито проворчала Мэбс. – Она и так беспокоится о его давлении, иностранцы – красная тряпка для отца.
– Так я уже извинился. Я выразил соответствующее случаю раскаяние. Мисс Грин – кто она, кстати, – смотрела недоверчиво.
Смутившись, Флора сказала:
– Но…
– Иностранцы, – вступил в беседу Космо, – это люди, с которыми надо бороться. Всякие союзы иностранцев не входят в реестр отца. Он их не любит и не питает никаких добрых чувств к ним. – Космо взял Флору за шею и притянул ее голову к себе на плечо. – Он к ним добр только в редких исключениях, но даже и тогда подозревает, что они запятнали…
– Я понимаю, что на нее произвел впечатление папин гнев, – сказала Мэбс. – Мы, Леи из Коппермолта, не такие, какими кажемся на первый взгляд, правда, Космо?
Флора ждала, что скажет Космо, не упомянет ли он Феликса.
– Но во Франции ваш отец хорошо относился к людям, разве нет?
– Так это отельные слуги, официанты, хозяева магазинов, – подал голос Хьюберт.
Лежавший рядом Космо хихикнул.
– Но он был очень добр к Шовхавпенсам, – запротестовала Флора. – И вы даже сидели за их столом.
– Ну, титулованные исключения не противоречат его правилам, – заметил Хьюберт.
Космо откровенно расхохотался.
– Честно, Бланко, это ведь ты? – скорее уверенно, чем вопросительно заявила Мэбс.
Дверь снова открылась и вошла девушка.
– А кто-нибудь смотрел под кроватью, Нигел? У Мэбс еще с детства есть привычна прятаться под кроватями.
– Есть кое-что поинтереснее, что можно сделать на кроватях, – сказал Нигел, входя за девушкой.
– А ну, посмотрим, – она подняла подзор. – Я права, вот ноги. И узнаю туфли Мэбс.
– Нет места, нет места, – проговорил Космо.
– Тогда давай ляжем над ними, под стеганое пуховое одеяло, – предложила девушка. – Или ты будешь ревновать, Мэбс?
– Нет, – сказала Мэбс, – делайте что хотите.
Нигел и девушка, хихикая, залезли на кровать.
– А там есть ночная ваза? – спросил Нигел. – Коппермолтские ночные горшки всем известны. У моего будущего тестя – серебряный, коллекционный, знаешь про это?
Девушка захихикала.
– Как ты думаешь, он подарит его нам на свадьбу, дорогая?
– Он пока еще не твой тесть, – объявила Мэбс.
– Ого… послушай-ка, что она там говорит, – Нигел подпрыгнул на кровати.
Действительно, Мэбс и Нигел не казались особенно влюбленными.
Космо прошептал Флоре на ухо:
– Очень глубокий юмор.
– Выходите, выходите. Вы так громко разговаривали, что мы услышали вас в коридоре. – Генри открыл дверь, включил свет, а остальные столпились у него за спиной.
– Давайте сыграем еще раз, – предложила Таши, – только сейчас совершенно честно, всем держаться отдельно и в полной тишине. Как я рада, что ты надела платье Мэбс, а не мое, – искренне вырвалось у нее, когда Флора выползла из-под кровати. – Так что не мошенничать, начнем с холла; по двое не ходить, темнота должна быть абсолютная.
– Таш обожает правила, – заметил Генри.
– Моя очередь прятаться, – заявил Хьюберт.
– Да ну?
– И вовсе нет, не его, – загудели все.
– Нет, моя! – упорствовал Хьюберт.
Не привыкшая к дому, Флора подумала, что лучше останется на первом этаже. Осторожно она ступала по холлу. Если бы найти лестницу, она бы схитрила и всех обманула – заперла замок, а сама бы села на ступеньки. На ощупь прошла мимо дубового шкафа. Она вспомнила, что их было два, и на каждом – по весьма внушительной вазе, не разбить бы их. Как удивительно темно и тихо. Таши заставила всех разуться и взяла с каждого слово не произносить ни звука, даже шепотом. Пытаясь понять, где она, Флора замерла, прислушиваясь. По щеке пробежал ветерок, как будто где-то открыли и закрыли дверь. Из гостиной донеслись громкие голоса, там старшее поколение сражалось в бридж. Потом среди звона рюмок и шипения сифона – голос Ангуса:
– Что ты сказала, дорогая? Я не расслышал.
– Я сказала, что она хорошенькая. Я ожидала увидеть толстые ноги и прыщавое лицо.
Флора, пытаясь понять, где она, шла дальше вдоль стены.
– Ты сама себя в этом убедила, моя любовь. Выпьешь?
– Нет, спасибо. Фредди хотел бы виски. Это же твоя закадычная подруга Роуз вынудила меня. Я надеюсь, что Космо…
– О, похоже, уже даны указания, – Ангус хихикнул, – у мисс Грин есть что-нибудь? Просто лимонад? Хорошо. Добрая старая Роуз. Ну тебе же достаточно намекнуть – и все.
– Я бы чувствовала себя очень подло, – сказала Милли совсем близко. – Так это для мисс Грин? Я ей отнесу. Спасибо, дорогой.
– Ну ничего, оправишься, – весело сказал Ангус.
Теперь Флора знала, где она, и если пойти вдоль стены направо, то доберется до лестницы и сядет, только надо поосторожней со вторым дубовым шкафом. А вслед ей несся голос Милли:
– После того, что тогда едва не случилось с Феликсом…
– Это все твое воображение, – Ангус уходил, – из этого ничего не вышло.
– Но я не хочу, чтобы Космо…
При упоминании о Феликсе Флора навострила уши и собралась было идти обратно, к двери гостиной, но чья-то рука схватила ее, а чей-то голос прошептал:
– Шшш, – ее потянули в стенной шкаф и, крепко держа, закрыли дверцу.
Это был Хьюберт. Он пробормотал:
– Отступи немного назад. И стой тихо, я сейчас все устрою.
Было жутко темно, еще темнее, чем в прихожей. Хьюберт держал ее одной рукой, другой разбирал кучу пальто и макинтошей, оказавшихся между ними и дверью.
– Здесь нас никто не найдет. – Он держал ее перед собой, обняв обеими руками за талию.
– Хьюберт, Бланко.
– Да?
– Ты меня испугал. – Ее сердце бешено колотилось от страха. Флора хотела спросить, о чем это говорили Леи, но она удержалась, а то он подумал бы, что она подслушивает. А потом совсем забыла про Леев, потому что Хьюберт принялся гладить ее по спине. В шкафу было влажно и душно, пальто, висевшие вокруг них, пахли лошадьми, землей, табаком, виски, маслом для волос, рыбой и собаками. Веллингтонский сапог привалился к ее ноге, и когда она высвободила руку, чтобы отодвинуть его, в этот момент почувствовала, что ловушка захлопнулась. Хьюберт что-то бормотал, не отнимая руку от ее спины.
– Я видел, как ты раздевалась у реки. Я еще тогда хотел этого. – Он терся подбородком о ее макушку, прижимая к себе Флору еще теснее.
– Я слышала, как в гостиной что-то говорили о Феликсе. Миссис Лей показалось… Хьюберт, что случилось? – Она сгорала от любопытства.
– Да это старое дело. Его пригласили погостить. А Мэбс была полна решимости на его счет. Ты, может, не помнишь, как они с Таши бегали за ним в Динаре, будто ненормальные.
– Помню.
– Да? Ну, может, и помнишь. Во всяком случае, генерал пригласил его, а Мэбс сделала стойку и вела себя по-дурацки, миссис Лей, конечно, испугалась.
– Почему?
– Опять иностранцы. Лучше пусть канал отделяет ее дочь от иностранцев, и не важны ни деньги, ни титулы.
– О!
– Но ей незачем было волноваться. Феликс не обращал на нее внимания и все время проводил со мной и с Космо на рыбалке. Мне нравится Феликс.
– И мне.
– А почему ты говоришь о Феликсе? Мы играем в сардины. Придвинься, Флора. В этом весь смысл игры.
Флора отпрянула.
– Дурацкая игра. Зачем это? А Феликс не хотел на ней жениться?
– Ну, как ты, наверное, заметила, – нет. Смешной парень Феликс. – Хьюберт притянул ее снова. – Сардины – это такая игра. Кто-то прячется, кто-то ищет, а когда найдут друг друга, все валятся в одну кучу. Она мне больше нравится, чем убийца.
– Убийца?
– Когда играешь в убийцу, все ходят, бродят, пока убийца не схватит кого-то за горло. – Он обхватил руками шею Флоры. – И тогда тот кричит. Да не кричи ты, глупая! – Флора задыхалась. – Я хочу, хочу прикоснуться к ямочкам над ключицами – Флора не дергалась, но ей становилось страшно. – Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю. – Хьюберт отпустил ее шею и снова положил руки на талию.
– Я не боюсь. – Его руки на шее показались ей огромными. Потом Хьюберт сделал такое, чего она никогда не ожидала: задрал платье и положил руки на ягодицы, а средним пальцем провел между половинками.
– Когда я увидел тебя у реки, мне очень хотелось и вот этого, – прошептал он, – ужасно хотелось.
Флора вырывалась.
– Нет, нет, нет, не надо, пожалуйста, не надо, моя мама, мама… – задыхаясь, в слезах, она вспомнила, как смотрела вниз со скалы тогда, в Бретани, и видела, как ее отец вот так же задрал платье матери, та натянула его на голову, легла на песок и раздвинула ноги…
– Эх, бедняжка-малышка. Давай я тебе вытру слезы, – Хьюберт нашарил в кармане носовой платок. – Меньше всего я хочу заставить тебя плакать. Я всегда считал, что твоя мать – это самое большое несчастье. Мэбс и Таши никак не называли ее, кроме как норова, потому что она не покупала тебе даже платьев.
– Да, – проговорила Флора. – Она и есть корова. Я ее ненавижу. Бланко, я не могу тебе это объяснить.
– Тогда не пытайся. – Хьюберт вспомнил Дениса и Виту, поглощенных друг другом, отгородившихся от всех, они совсем не походили на обычных родителей. Он нежно обнимал Флору одной руной, а другой прижимал носовой платок к ее щекам.
Флора прислонилась к нему и прошептала:
– Положи обратно.
– Что?
Она нащупала его руку и вернула ее на свою талию.
– Это потому, что я вспомнила свою мать, – сказала она.
– И?
– И моего отца. Они были… такие… тогда, на пикнике, ну когда вы плавали, и все это…
– Да?
Флора шепотом рассказала ему, что видела с вершины скалы, как ее родители…
– Я думала, они сошли с ума, – сказала Флора, – они делали что-то смешное. Я подумала, что если бы другие их увидели, то они бы тоже хохотали. А как ты думаешь, что они делали?
Не убирая руку с ее талии, Хьюберт трясся от смеха.
– Ох, Флора! О-хо-хо-хо! Ха-ха-ха! – в смехе он зарылся в ее волосы. – Ох, Флора, ох!
– Я так и думала, что ты будешь смеяться. И это я и вспомнила, когда ты… – Она разозлилась.
– Я смеялся не над твоими родителями, правда нет.
– Смеялся.
– Ну, чуть-чуть. Я думал, что они малость сексуально озабоченные. Я смеялся над тем, где они устроились, там же холодно. „И смеялся потому, что немножко ошарашен, – подумал он. – Ну, больше, чем немножко, просто ошарашен“.
– Устроились для чего? А что значит – сексуально озабоченные?
– Ну, этих слов тебе не следует употреблять. А что касается устроились… ну, этот шкаф – мы в нем тоже устроились. – Хьюберт уткнулся Флоре в шею, – ты так вкусно пахнешь, как несоленое масло. Ну что ты делаешь? Чего ерзаешь?
– Я поправляю свои панталоны. Ты их снял. И мне неудобно. – Хьюберт снова захохотал. – А в этом шкафу воняет, – обиженно сказала Флора, когда поправила платье.
