Текст книги "Разумная жизнь"
Автор книги: Мэри Уэсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 37
– Вот это приглашение! Может, никогда в жизни не выпадет такого шанса. Мы должны ехать, дорогой. Это ведь не просто какой-то магараджа приглашает. – Вита с удовольствием щупала плотную бумагу. – Все позеленеют от зависти.
Денис подумал, как и раньше, что когда она вот такая оживленная, она просто сверкает.
– Тебе это очень полезно, – сказал он, – немножко развлечься и поднять настроение после всего пережитого.
– Но какая жалость… – вырвалось у Виты.
– Какая жалость?
– Да те новые платья, которые она везет. Как было бы хорошо взять их с собой в эту поездку. И новые туфли, и свежую туалетную воду.
– Ты всегда прекрасно выглядишь. У тебя полно нарядов.
– Но, увы, не новые. Так мы едем?
– Конечно.
– А что?..
– Не беспокойся, она и сама устроится. Она не ребенок. Ее встретят, привезут сюда. Ей и со слугами будет хорошо. Это же недолго. Я попрошу одного-другого проследить за ней, и я слышал, что к кому-то приезжает племянница, я узнаю. Она может покататься верхом. Я скажу конюху.
– Не на Робине?
– Нет-нет, на каком-нибудь из старых пони. Я не могу рисковать моим лучшим…
– Конечно, нет. Ну тогда, – улыбнулась Вита, – когда мы вернемся обратно, я уже не буду такой скучной и однообразной. У меня будут новые наряды, так или нет?
– Как скучный муж, я тебе снова скажу, что ты мне нравишься без них, – заявил Денис. Приятно видеть ее в таком приподнятом настроении. А то бесконечные уколы замучили ее. Но она держалась довольно храбро.
– Я принес несколько журналов, Вита, они пришли с сегодняшней почтой, – на веранде возник Алек. „Приятно, – подумал он, – что тебя не встречает рычание собаки“. Он наклонился и поцеловал Виту в щеку.
– О, Алек, спасибо. Как мило с вашей стороны, какая забота.
– Привет, Алек, садитесь, выпейте, – предложил Денис и крикнул посыльного. Волосы Алека, заметил он, на висках поседели, что придало ему оригинальности.
– Когда вы посмотрите „Джеографикэл“, вы сможете его вернуть мне? – Алек устраивался в кресле. – Обычно я отдаю его миссионерам. А другие оставьте.
– Ах, эти утомительные миссионеры, – вздохнула Вита, – и как вы только можете иметь с ними дело. Я немножко полистаю его, пока вы побеседуете с Денисом. Расскажи о приглашении, дорогой. Это восхитительно.
– Нас пригласили в гости… А, вот оно, – Денис протянул Алеку письмо магараджи. Вита, озабоченная тем, что ей надеть, переворачивала страницы журнала. География – не ее стезя.
– О, должен признаться, это здорово. Надо же, он получает бумагу от Картье, как и моя бабушка. Да, вам и впрямь повезло. Вряд ли еще кого пригласили. Должно быть, он наслышан о красоте Виты. – Алек взял стакан, принесенный посыльным, и усмехнулся про себя – этот поднос Денис выиграл в поло в Нью-Дели. – Ей-богу, я вам завидую.
Денис, не имевший титулованной бабушки, которая покупала бы бумагу у Картье, вежливо сказал:
– Поскольку вы там бывали, расскажите нам.
– Да, по долгу службы, а не как гость. Я был у своего хозяина. – Алек упорно называл губернатора своим хозяином. Он пил понемногу, сидя в кресле, откуда прекрасно была видна Вита. „Хорошенькая, – думал Алек, – хорошенькая и недосягаемая. И это меня вполне устраивает“.
Понимая, что за ней наблюдают, Вита переворачивала страницы, прислушиваясь к беседе мужчин.
– Магараджа прекрасно относится к британцам, – рассказывал Алек, – он и сам учился в Итоне и в Оксфорде, хотя нет, в Бейллиоле, в Крайст-Черч… и сохраняет дружбу с англичанами. Его отношение к Конгрессу? Ну, как сказать, сами знаете, как все они – совершенно равнодушно, да и к Европе тоже. Конечно, было и Монте-Карло, и „Ритц“ в Лондоне, и скачки в Аскоте. Да, типичный игрок. Да, разбирается в лошадях. Рестораны, ночные клубы. Очень любит машины. Охотится с герцогами, но дело не в деньгах, он поддерживает отношения с друзьями по школе. В журнале, который читает Вита, статья про одного из них, исследователя. Можно взять на минутку? – Алек наклонился к Вите, взял журнал, полистал. – А, вот она. Эта. Но сейчас я вспоминаю, только не напоминайте ему, он совершил бестактный поступок по отношению к Его Высочеству, так что воздержитесь от этой темы… – И Алек показал журнал Денису.
– Никогда о нем не слышал, – пожал плечами Денис. – А мог бы?
– Нет. Он пишет книги о путешествиях, они известны в определенных кругах. Это не ваш образ жизни, все немного поверхностно, никогда надолго не останавливается на одном месте, чтобы глубоко что-то изучить, и поэтому сомнительна правдивость его сочинений. Ходят слухи, что куда бы он ни приехал… он… ну, какая-нибудь женщина беременеет от него, и он сам едва ли знает, сколько у него разбросано по свету детей. Но, с другой стороны, – Алек засмеялся, – я слыхал, что холодность магараджи по отношению к нему нарушил мальчик, но Бог его знает, что тут правда, и я думаю, что он из тех, кто сам сочиняет легенды и который никогда долго не сидит на одном месте. – Алек вернул журнал Вите.
Переворачивая страницы, Вита держала в подсознании мысль о том, что она вызывает у Алека чувство восхищения; однажды, когда они танцевали, он пробормотал ей на ухо, что обожает даже землю, по которой она ступает. Тогда он довольно крепко выпил. Сейчас, рассматривая фотографию исследователя, Вита подумала, а мог бы быть толк от Алека с Флорой? Если бы он на ней женился, он бы остался рядом.
– А вы купили что-нибудь новенького из ковров? – Она вернула журнал Алеку. – Ничего интересного для меня, но большое спасибо. („Мужчина, если это был тот мужчина, неузнаваем“.)
– Коврики, – глаза Алека зажглись. – Ах да. Я заприметил сразу три, но старый черт просит слишком дорого, он знает, что я их коллекционирую. Кстати, во дворце магараджи вы увидите прекрасные ковры и кучу других сокровищ. У него к тому же повар-француз, так что получите удовольствие.
– О, обожаю французскую кухню, – пропела Вита.
– А тигры? – спросил Денис. – На них собираются? Что-то не слышно.
– О, собираются. Говорили с моим хозяином, но, вы его знаете, он ненавидит убивать. Подозреваю, Его Высочество раздражен, что от него ждут, что он уподобится герцогам. Ну а теперь, дорогие мои, мне надо идти. Большое спасибо за угощение. – Алек встал, наклонился и поцеловал Виту в щеку. – Желаю хорошо провести время.
– Спасибо, Ален, – Вита улыбнулась и помахала рукой.
„А случайно не увлекается ли Алек мальчиками“, – подумал Денис, провожая его к машине.
– Скоро приедет дочь Виты, – сообщил он, – вам надо с ней познакомиться.
– Буду ждать с удовольствием, – кивнул Алек. „Вот еще одна попытка меня женить“, – усмехнулся он, усаживаясь в машину. И сказал: – Не сомневаюсь, что все молодые люди будут роиться, как пчелы.
Вернувшись к жене, Денис сказал:
– Если ты воображаешь видеть Алека зятем, он, я думаю, не участник состязаний, дорогая.
Вита улыбнулась:
– Алек обожает меня, – подчеркнула она. И Алек, в сумерках ехавший на машине обратно в дом правительства, думал, как же ему нравится явная глупость Виты, ее тщеславие, ее страстность и эгоистичность, ее сексуальная привязанность к Денису, ее презрение к мнению других женщин. „Но я просто обожаю ее и восхищаюсь ею, – думал он. – Благодарю Бога за мой обет безбрачия“.
ГЛАВА 38
– Ну повернись ко мне, – попросил Хьюберт.
Флора лежала, слегка одурманенная, не совсем понимая, как они оказались в постели, в этой комнате в задней части отеля, обращенной окнами во двор. Несколькими этажами ниже женщины громко сплетничали, и их голоса долетали сюда, прованский акцент перемежался со взрывами веселья, и звуки, как бы фильтруясь, проникали через решетку, увитую виноградной лозой.
Флора лежала спиной к Хьюберту, как та девушка из мрамора на открытке и как она часто делала, мечтая об объятиях то Феликса, то Космо, то Хьюберта. Разница была лишь в том, что спиной и ягодицами и всем, что ниже, она чувствовала тепло. Пятки ее лежали на голенях Хьюберта, почти на коленях, а затылок упирался ему в подбородок.
– Ну повернись ко мне, – снова попросил он.
За столиком под платанами на Корс-Мирабо они ужинали, смеясь и вспоминая пикник в Динаре, песни, танцы, танго, костер, фейерверк, перемолвились о Коппермолте, что было ближе по времени и не так опасно. Она болтала, как и те женщины во дворе, рассказывала о школе, но ему почему-то не было скучно. Он даже смеялся над тем, как она подсмотрела отчет директрисы, где говорилось про нее: „За всем происходящим она наблюдает отчужденно и редко в чем-то участвует“, „создается впечатление, что для нее учение – проклятье“, „она любит мечтать, а не заниматься делом на уроках шитья“, „травяной хоккей явно предпочитает книге“, и над тем, как другие девочки, так непохожие на девочек из Коппермолта, были одержимы идеей замужества, принадлежности к классу, как большинство посмеивалось над меньшинством, чья манера произносить гласные, выдавала их с головой.
– А о чем ты мечтала, о чем думала? – спросил Хьюберт, наполняя вином бокал.
– Ну, о Пасхе в Динаре, о поездке в Коппермолт, – сказала Флора. Это так и было, ничего другого она не знала из настоящей жизни.
– О-о, – протянул Хьюберт, – настоящая жизнь, да. Но разве путешествие из Тилбури в Марсель не настоящая жизнь?
Она надеялась, сказала Флора, что настоящая жизнь обойдется без морской болезни, без предложений молодых усатых офицеров. А Хьюберт сказал:
– Сколько же длинных слов ты знаешь. Поедим фиников?
Они съели финики. До них – прекрасный сыр понги, а до него – зеленый салат, а еще раньше – салат с мозгами, а до того они хрустели редиской в ожидании мозгов и потягивали белое холодное вино. Лежа рядом с Хьюбертом, Флора с удовольствием вспоминала про всю эту еду.
Когда они наелись, выпили черный горький кофе, он сказал:
– Завтра я накормлю тебя замечательной рыбой с чесночной подливной и, если сезон не кончился, артишоками, и, конечно, попробуем рыбную похлебку и финики, еще вкуснее сегодняшних. – Наблюдая за гуляющими по Корс-Мирабо в темноте – уже стоял октябрь и солнце садилось рано, – Флора сказала, что он, похоже, не равнодушен к еде. Хьюберт ответил:
– Да, очень и очень…
И она вдруг почувствовала себя счастливой, глядя на этих гуляющих под луной, в свете уличных фонарей, в свете, льющемся из баров и кафе, стариков с видавшими виды собачками, любовников, глядя на семейные пары; их голоса модулировали, звучали то громче, то тише.
Хьюберт снова попросил:
– Ну повернись ко мне, – и его дыхание взъерошило ей волосы на затылке.
Он никак не был готов к тому, как она себя поведет с ним. Это просто редкостная удача, что все обернулось так хорошо. Он боялся причинить ей боль. Он слышал, как легко вызвать у девушки отвращение болью, особенно у девственницы, какой, несомненно, была Флора. „Спасибо Господу за Джойс, – подумал Хьюберт. – Если бы ее не было, я бы все делал не так“. Удивительная девушка Джойс, веселая, не эгоистичная, стольному его научившая, видимо, поднабравшись у своего мужа (глядя на Эрнеста, даже в фантастическом сне невозможно себе представить, на что он способен…) и, конечно, у других, потому что муж для Джойс был бы ничто, если бы его некем было разбавить. В темноте, рядом с Флорой, свернувшейся калачиком и сопевшей во сне, Хьюберт подумал, что, может, именно сейчас, в этот момент его друг Космо обучается чему-то новому под руководством Джойс, ну и дай Бог ему удачи, удачи ему.
Но Хьюберт и впрямь не был готов к тому, что произошло. Он был осторожным, пытался не спешить, не быть грубым и вести себя так, чтобы не забыться, но, когда вдруг эта тихая, робкая, маленькая Флора завопила: „О, как здорово!“, – это был сюрприз.
Интересно, обратила ли она внимание, подумал Хьюберт, что три нижних этажа и двор, где болтали женщины, затихли, а потом женский голос прокричал: „Браво!“
Хьюберт трясся от смеха, когда в свете луны, проникавшем сквозь ставни, увидел, что Флора открыла глаза и ее губы шевелятся.
– Что? – спросил он шепотом.
– Мы делали то, что делали мои мать и отец, а я увидела, и люди в том кино, в борделе, так отвратительно и смешно.
– Это не отвратительно и не смешно, если не смотришь со стороны.
– Я про это не подумала. Вот спасибо, что сказал. – И она отвернулась, тесно прижавшись ягодицами к самому низу его живота.
ГЛАВА 39
Было рано, воздух был свеж, солнечные лучи косо падали через платаны, и от этого тротуар стал пятнистым, они освещали скатерти в кафе. Хьюберт ушел, когда Флора спала на животе, зарывшись лицом в подушку. „Боже мой, что я буду с ней делать, – подумал он. – Ей же только семнадцать“.
Официант принес кофе и поставил на стол тарелку с хрустящими булочками и блестящим маслом. „Не хочет ли месье газеты?“ – „Да, пожалуйста“.
Намазывая маслом булочку, Хьюберт смотрел, как жирные голуби сновали между столиками в поисках крошек, которые более шустрые воробьи склевывали у них из-под носа. Порыв страсти, вырвавший его из безопасной скуки работы и заставивший проехать через всю Францию, чтобы перехватить Флору, улегся. Овладев ею, он теперь не знал, что с ней делать дальше. „Она прилипнет ко мне, – думал он, наливая себе кофе и выпив залпом, – она ведь может и забеременеть и станет ждать, что я женюсь на ней. О Боже! Попался в ловушку собственной похоти. А мне нужна свобода, я еще столько хочу сделать“. Он угрюмо жевал булочку, а потом наперекор этим мыслям ему вспомнилась предыдущая ночь, и укол желания пронзил тело. Волна огромной нежности захлестнула его.
Официант, молчаливый и наблюдательный, принес газету. „Посмотрим, что творится в мире, что там Гитлер и Муссолини и эти напуганные коммунистами британцы, какими они представляются в глазах французов? – Хьюберт тряхнул газету, раскрывая. – Я не думаю, что Рамсей Макдональд прав, когда говорит, что война выйдет из моды, – подумал Хьюберт, – воинственность свойственна человеческой натуре“, – и он налил себе еще кофе.
Краем глаза он увидел, как из отеля вышла Флора, перешла через улицу и исчезла за дверями аптеки. Что-то заболело? Что случилось? Не он ли виноват? Волнение скрутило все внутри. Флора снова вышла, перешла через дорогу и подошла к нему.
– Привет, – сказала она. – Доброе утро.
Хьюберт встал и выдвинул стул для нее.
– Хочешь позавтракать? Кофе и булочки очень хороши.
– Спасибо. – Она села, улыбаясь. Она выглядела прекрасно.
Хьюберт заказал кофе и булочки.
– У тебя все в порядке? – спросил он.
– Надеюсь, что да.
– Я видел, как ты заходила в аптеку, ничего не болит?
– Нет. – Она улыбнулась официанту, принесшему кофе, молоко и булочки.
– Может быть, мадам предпочитает рогалики?
– Нет, спасибо. Она вполне довольна булочками. – Она удивленно прикусила язык от того, что ее назвали мадам. Хьюберт все еще с тревогой наблюдал, как она ест. С аппетитом у Флоры было все в порядке.
Позабыв о крошках, голуби-самцы уже преследовали самок, торопливо сновавших в лабиринте ножен столов и стульев. Самочки недовольно хлопали крыльями, желая уклониться от внимания к себе.
Флора пила кофе и ела булочки.
– То, что мы делали сегодня ночью, это то самое, что делают супруги? – Она смотрела на улицу, туда, где старая леди медленно шла со шпицем, так медленно, чтобы он мог остановиться, понюхать, задрать ногу, чтобы ему не мешал поводок. Это был такой же шпиц, как и у Ирены Тарасовой, Князь Игорь, но другого цвета. – Помнишь шпица мадам Тарасовой, ну того, давнего?
– А, того паразита, помню. Но, отвечая на твой вопрос… – Хьюберт взмок, – так сказать… да, хотя, как я знаю…
Флора повернулась к нему, глядя большими темными глазами.
– У нас в Оксфорде был преподаватель, который без конца повторял „так сказать“, и это звучало очень солидно… да, женатые люди занимаются этим, и… гм… и любовники тоже. Люди, которые любят друг друга или… – Хьюберт заколебался и умолк.
– А ты собираешься на мне жениться?
– Нет! Да, я хочу сказать, что… гм… – у него вспотело под мышками и в паху. – Я… я…
– Потому что я – нет, – сказала Флора.
– Что „нет“?
– Не хочу выходить за тебя замуж. Ну, в общем-то, и не могу. – Не может же она объяснить ему, что еще есть Космо, есть Феликс, хотя Феликс, оказалось, уже женат. – Я не могу, – покачала она головой. – Извини.
Почувствовав, что гора свалилась с плеч, но и ощутив странную ярость, Хьюберт раздраженно проговорил:
– Какого черта нет?
– Я слишком жадная.
– Но в прошлую ночь ты…
– А, это было прекрасно, – сказала Флора, – замечательно.
– Тогда почему…
– Ты сказал, что этим занимаются женатые люди или любовники и те, кто просто любят друг друга. Так они же не все женаты, поэтому…
– Поэтому ты…
– Да.
– Но, предположим, у тебя будет ребенок, ты легко его можешь заиметь, – его уже охватило беспокойство: ей же должно было хотеться выйти за него замуж, привязать его к себе законными узами навсегда.
– А я не собираюсь заводить ребенка, – хмыкнула Флора. – Поэтому я и пошла в аптеку, чтобы купить, ну… в общем… лечение, – сказала смущенно Флора. – Всякое бывает.
– О, дорогая, – Хьюберт взял ее за руку. – А у тебя все в порядке?
– Конечно, все в порядке. (Ну, немножко саднит, но она ни за что не скажет ему об этом.)
С порога кафе официант смотрел в темноту зала, где за своим столом сидела хозяйка. Она вздернула подбородок, сардонически усмехаясь. Она заметила их раньше и слышала то восклицание Флоры „О, как здорово!“
Флора несколько трогательно заявила:
– Может, я ничего не знаю про ночные клубы, но я кое-что почерпнула из основ биологии.
– О, дорогая, но иногда вмешивается судьба. Она дает нам возможность быть разумными.
Флора, не совсем поняв, спросила:
– Так как мы поступим?
ГЛАВА 40
Ангус Лей, подстригшись у Трамперса, быстро шел через пари в свой клуб на Пэлл-Мэлл. Он бы там полистал газеты, выпил шерри и в одиночестве посидел за ленчем. Хотя бы ему повезло и никто не докучал бы ему в клубе, чтобы не пришлось изображать любезность. Но, пройдя мимо Сент-Джеймского дворца, он повернул на Пэлл-Мэлл и сразу увидел Фредди Варда и Яна Макниса, которые направлялись туда же. Он замедлил шаг, а когда они отошли подальше, юркнул в „Хардис“, где, осматривая все прелести, находившиеся там, боролся с собственной совестью. Старина Фредди и Ян пока еще не были уж совсем скучными, но находились на пути к этому. И всегда жаждали общаться с ним.
– А вон та самая, я еще не видел такую. Нет-нет, я не могу больше покупать. У меня и так всего полно.
– Ну да, может, и так, как вы говорите, да, мой сын рыбачит и зять тоже, интересно узнать, что они думают…
– Да, если бы вы это мне прислали, спасибо. До свидания.
Выходя на холодную улицу, внутренним слухом он услышал не „до свидания“ продавца, а слова Милли: „Больше никаких рыболовных снастей. Ну правда, дорогой! Ты никогда не в силах пройти мимо этого магазина, разве нет? Дом битком забит всем этим“. И так далее, и так далее…
– И так далее и так далее, – шумно вздохнул он и столкнулся с девушкой на тротуаре.
– Генерал Лей, – сказала она. – Привет.
– Привет, моя дорогая. Какая встреча! – Ангус с радостью узнал ее. – Ты как раз то, что мне надо. Можешь помочь? У тебя есть полчаса?
– И то и другое, – сказала Флора.
– Я накупил всяких дорогих ненужностей, и, чтобы оправдаться, мне надо купить что-то для Милли. Понимаешь?
– Да, – кивнула она. – Понимаю.
– Умница. Так куда мне пойти?
– Во „Флорис“?
– Ого!
– Или „Фортнум“?
– Или в „Фортнум“? Почему бы и нет?
– Шоколад?
– Разумеется. – Ангус просунул руку Флоры себе под локоть. – Пошли.
– Слушай-ка, это не Ангус ли, – указал Макнис, глядя из окна клуба, – с девушкой?
– Точно, – сказал Фредди Вард. – Его дочь?
– Да не похожа на дочь. Его дочь светлая.
– Ах, они уже завернули за угол, – сказал он.
– Ты с кем-нибудь идешь на ленч? – спросил Ангус, когда они выбрались из „Фортнума“ на Жермен-стрит.
– Нет.
– Так, может, со мной? Ты можешь вот это понести?
– Да, пожалуйста.
– Может, было бы лучше зайти еще и во „Флорис“, – сказал Ангус. – Тогда бы мы позавтракали в „Куаглиносе“. Знаешь это место?
– Нет.
– Тогда пошли, скажешь мне, что ей купить во „Флорисе“. И у меня будет совершенно чистая совесть, и я с наслаждением поем в твоей компании.
Флора рассмеялась.
„Она думает, что я у жены под каблуком, – подумал Ангус, глядя, как Флора выбирает Милли масло для ванны. – Она выросла, ничего не утратив из прежнего очарования. Интересно, что она делает сейчас. Что в ней всегда так привлекало? Сдержанность? Тайна? Все пытались отгадать, и, я думаю, даже мальчики; а если они не обращали на это внимание, то они дураки“.
– Мне очень повезло, что я на тебя натолкнулся, – сказал Ангус, когда они уселись за столиком в „Куаглиносе“. – Я собирался завтракать в одиночестве в клубе, где еда очень скучная. Я бы повел тебя туда, если бы можно было, но нет. („Со старым Яном и Фредди, которые будут пялиться и сверлить нас глазами, чтобы я им ее представил. О Боже, нет“.) —…Итак, что мы будем есть?
Флора заказала устриц и камбалу в винном соусе. Ангус тоже выбрал устриц, но предпочел жареную рыбу, изучил карту вин и сделал заказ. Пока они ждали, Ангус разболтался, излагая ей новости про Милли, Мэбс и Нигела, которые теперь живут в Лондоне, что она и сама знала, о собаках, о бедняжке Бутси: она все еще жива, но невозможно древняя, тявкает на всех. О лошадях, о том, как Космо готовится к поприщу адвоката. Нынешний год был хорош для сада, и новый молодой садовник, кажется, соображает. Трудновато стало после того, как потеряли дворецкого, Гейджа, он заразился большевистскими идеями, занесенными Хьюбертом. А помнит ли она Хьюберта Виндеатт-Уайта? Флора кивнула. О, такая потеря, такой был дворецкий. Милли теперь уверяет, что лучше иметь дело с горничной, которая прислуживает за столом; он был просто незаменим и работает сейчас где-то в Лондоне, поближе к Молли. А помнит ли она Молли? Хорошая была девушка. Теперь она служит у Таши и Генри, помнит ли Флора их? Флора сказала, что помнит.
Появились устрицы. Он смотрел, как Флора их ест и запивает вином.
– А что сама ты сейчас делаешь? – Ангус проглотил устрицу.
– Я веду себя разумно, – сообщила Флора.
– Разумно? – он был озадачен.
– Да.
– Я подумал, – сказал Ангус, вспоминая, – ты ведь собиралась поехать к родителям в Индию? Они в порядке, надеюсь?
Он что-то слышал от Мэбс или Милли. Что-то там насчет бешенства.
– Все в порядке было, – сказала Флора, – когда я в последний раз слышала о них.
– Значит, ты едешь в Индию.
– Я решила не ехать. Это было бы неразумно. – Флора наблюдала, как официант снова наполнил ее бокал. – Ангус присвистнул сквозь усы. – Они меня не любят, – сказала она. – Я всегда это знала. Я им только помеха. Они поглощены друг другом. Они засунули меня в эту школу на семь лет. Единственный раз, когда я оказалась за ее пределами, это когда ваша жена пригласила меня в Коппермолт. Но теперь я взрослая. Они послали список одежды, которую надо заказать, оплатили и прислали билет в Бомбей. План их ясен – я должна выйти замуж и развязать им руки. Я все это знала, но еще яснее поняла на корабле. – Флора потянулась к бокалу и залпом выпила. – Ну, я так много говорю, а вам, наверное, скучно.
– Продолжай, – сказал Ангус.
– Честно говоря, – призналась Флора, – я тоже их не люблю. – Брови Ангуса поехали вверх. – Вот я и сошла с корабля.
– Бог ты мой! Где?
– В Марселе.
Воображаемые сцены запрыгали в голове Ангуса.
– А когда это случилось и что ты делаешь с тех пор?
Флора ухмыльнулась.
– В октябре. С тех пор я наверстываю упущенное. Взрослею, – ее голос звучал совершенно спокойно.
Казалось, она была довольна. Ангус пыхтел в усы.
– И что сказали твои родители?
– А я не слышала. Я им написала, но у меня-то нет адреса. Они получат свой сундук. Я взяла с собой только самое необходимое, вот этот костюм, например. Хороший, правда?
Она смеялась над ним, передразнивая Мэбс, это она так говорила о тряпках. Уже почти Рождество. Ангус думал, какого черта она делала с октября.
– Что ты им написала?
– Я поблагодарила за образование, которое они мне дали, и все такое. Я сказала, что теперь сама стану зарабатывать на жизнь и не буду им мешать и им не о чем беспокоиться.
– Бог ты мой! – Ангус всегда получал какое-то удовольствие от всего того, что выходило за рамки обычного. – У тебя есть характер.
– Да они не будут волноваться, – сказала Флора. – Они обрадуются, даже очень.
– Да, у тебя есть характер.
– Надеюсь, что есть, – согласилась Флора.
Официант убрал тарелки с пустыми устричными раковинами, подал Ангусу жареную рыбу, а Флоре – такую же, но в винном соусе. Он наблюдал, как она прошлась по спине рыбы ножом и отправила в рот полную вилку, улыбаясь ему, потом вытерла рот салфеткой. „Как бы мне ни хотелось, но я должен ей сказать“.
– Если бы ты была моя дочь…
Но что бы он сделал, если бы Мэбс на самом деле?.. Флора наблюдала за ним.
– И думать нечего, что такое могло бы случиться с Мэбс, – покачала головой Флора. – Вы, Леи, любите друг друга. А у нас этого нет. Вы ведь помните моих родителей в Динаре? Вам они тоже тогда не понравились, я это заметила. Да Господи, когда сундук до них доедет, моя мать будет без ума от тряпок – мы же одного размера, и она написала, что купить. Они сочинят что-нибудь правдоподобное, чтобы объяснить всем, почему я не приехала.
Ангус сказал:
– Никогда в жизни не слыхал ничего такого. Это все неправильно.
– О, да бросьте… – как бы забавляясь, отмахнулась Флора. – Всю жизнь люди убегают из дома.
– Мальчики, – подчеркнул Ангус, жуя рыбу. – А ты девочка.
– Да, согласна.
– Девочки не могут убежать без…
– Ну да, не попав в беду.
– Точно.
– Девочки могут еще кое-что выбрать, кроме замужества и проституции.
– Я не думал…
– Да, подумали. Марсель – это клоака и не место для девушки, вот о чем вы подумали.
Принимая ее насмешку, Ангус сказал:
– Так что ты собираешься делать? И что ты делаешь сейчас?
– Я живу с другом.
„Она не сказала с кем, – подумал Ангус, наблюдая, как она быстро уходит вверх по Бьюри-стрит, – она даже не намекнула, где живет“. И почему-то, когда они ели рыбу, стало совершенно невозможно спросить ее. Она умело отклоняла его любопытство, когда он делал заходы, чтобы выяснить, где она живет с тех пор, как спрыгнула с корабля. С кем? Есть ли у нее деньги? Почему она так не расположена к замужеству? И как может зарабатывать себе на жизнь? Это она засыпала его вопросами. Что он думает о безработице? О развале Лиги Наций. О Национальном правительстве. Он попался на крючок, подумал Ангус, печально наблюдая, как Флора растворяется в дали. Он оседлал своего любимого конька и не слезал с него, пока они не доели камбалу, не съели пудинг и не выпили кофе. Он распространялся о Рамсее Макдональде, разбил в пух и прах Национальное правительство, посмеялся над паникой Уинстона Черчилля по поводу разоружения, не забыл о восхождении Гитлера и, наконец, о позоре университетов, набитых пацифистами и „больши“.
Она дала возможность выговориться. Она читала газеты, много знала, все схватывала на лету и была куда интереснее, чем Мэбс в ее возрасте, в семнадцать лет, и даже сейчас. Она подбадривала его, льстила, и он продолжал. Умная маленькая сука, подумал Ангус, когда Флоры уже не было видно, она сделала из него мартышку.
Мог бы он пригласить ее в Коппермолт? – подумал он, переходя через Кинг-стрит, чтобы выйти на площадь Сент-Джеймс. Приняла бы ее Милли радушно? Ах, какой дурацкий вопрос! Ангус вспомнил, как этот ребенок в том черном вечернем платье шокировал всех. Они еще тогда думали, знает ли она что-то о жизни. Она мило поблагодарила его за ленч, позволила ему коснуться ее щеки усами, потом, уходя, быстро обернулась и бросила через плечо:
– Кто знает, может, я пойду в горничные.
Неся пакет из „Флорис“ и „Фортнума“, Ангус подошел к клубу.
В холле он наткнулся на Яна Макниса и Фредди Варда, уже выходивших.
– Мы тебя видели с очень хорошенькой девушкой.
– Да, этакое разумное созданье, подруга моих детей. – Он удержался и не сказал, что она помогала ему покупать подарки для Милли. Мужчины вроде Фредди и Яна сделали бы глупые выводы.
