Текст книги "Дверь. Альбом"

Автор книги: Мэри Робертс Райнхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Он сидел на скамейке довольно долго, прежде чем его заметили. Сержант послал полицейского узнать, что ему нужно, но человек уснул, и его пришлось разбудить.

– Что с вами, старина? – спросил полицейский. – Проснитесь!

Человек посмотрел на него сквозь толстые стекла очков.

– Не знаю, – ответил он. – Кажется, я потерял память. Не могу вспомнить своего имени. – Речь его была культурной. Он добавил: – Знаете, память – это как сумка. Когда она переполнена, вещи из нее падают.

Полицейский внимательно посмотрел на него и вернулся к своему столу.

– Старик потерял память. Во всяком случае, утверждает это. Его нужно куда-то пристроить на ночь.

Сержант согласился. Не согласись он, эта история могла бы закончиться иначе. Когда его вели в камеру, полицейский заметил на рубашке старика пятна крови. Он остановил его и стал разглядывать пятна.

– Вы не ранены?

– Нет, со мной все в порядке.

Полицейский заинтересовался. В камере он попросил старика снять пиджак и поразился, увидев, что завернутые манжеты рубашки тоже сильно испачканы в крови. Старик с удивлением рассматривал эти пятна сквозь толстые стекла очков.

– Странно, – заметил он. – Где это я мог так испачкаться?

– Вы у меня спрашиваете? Случайно, свинью не резали?

Старик отрицательно покачал головой, а потом что-то вытащил из кармана брюк и передал полицейскому.

– Это не мое, – сказал он, заикаясь. – Не знаю, как это здесь оказалось.

Полицейский стал рассматривать полученный предмет, а потом произнес:

– Вы, кажется, играли Санта-Клауса! – улыбаясь, сказал он и отнес вещь сержанту.

Это была короткая седеющая бородка, которая держалась на подбородке с помощью проволочных дужек, надеваемых на уши.

Сержант заинтересовался бородкой и пошел в камеру, чтобы поговорить с задержанным, но тот спокойно спал на койке. Полицейские стали рассматривать пятна на его рубашке, но он не проснулся. Он все еще спал, когда час спустя в камеру пришел мистер Салливан. Он внимательно осмотрел неизвестного человека, прежде чем будить его. Человек был чисто одет, но не было никаких сомнений, что он не брился, по крайней мере, два дня. Одежда его была вся в пыли, а туфли исцарапаны, как будто он долго шел по каменистой и неровной дороге.

Салливан, у которого была прекрасная память на лица, сразу узнал его. Это был Дэниелс. Сам Салливан был усталым и плохо себя чувствовал, так как до этого осматривал содержимое ужасного сундука. Поэтому следующий его шаг можно оправдать. Он повернулся к сержанту и показал на пятна.

– Это и есть убийца, действовавший в поселке Полумесяц. Он симулирует. Даю вам пятнадцать минут, чтобы вернуть ему память. А я свяжусь с главным управлением.

Не знаю, что было потом. Знаю только, что когда в участок прибыли инспектор и Герберт Дин, старик лежал на полу. Салливан и Дин обменялись такими выражениями, что краска в комнате отстала от стен, как выразился инспектор.

В конце концов была вызвана машина скорой помощи, которая отвезла Дэниелса в больницу на Либерти-авеню. Дэниелс был без сознания. Герберт и Салливан сидели около него всю ночь. Оказалось, он потерял сознание не от того, что его били. Он просто очень испугался, был голоден и давно не пил воды. Они надеялись, что когда он придет в себя, то вспомнит, кто он такой. Но этого не случилось. Придя в себя, он отказался от воды и пищи, и им едва удалось заставить его говорить.

– Салливан считал, что Дэниелс все еще притворяется, – рассказывал мне потом Герберт, – но я был иного мнения. Это была или потеря памяти, или истерика. Во время войны я встречался с такими случаями. Это результат шокового состояния.

Они стали задавать вопросы, надеясь, что это приведет его в чувство.

– Послушайте, ведь вас зовут Дэниелс? Роберт Дэниелс?

– Дэниелс? – спросил он, немного подумав. – Нет, извините, но это не, мое имя.

Когда Герберт сделал предположение, что его зовут Джон Тэлбот, он замолчал и вскоре вообще потерял дар речи. Он неподвижно лежал на кровати и, казалось, потерял сознание. Его пытались привести в чувство, чтобы покормить, но безрезультатно. Среди ночи, однако, он пришел в себя и был очень взволнован, что-то бессвязно бормотал, пытался подняться с постели. Полицейский, сидевший рядом с ним в палате, с трудом удержал его. В конце концов его пришлось привязать к кровати. После этого ему сделали укол, и он стал спокойнее.

Весь следующий день, а это был вторник, полицейские пытались у него что-нибудь узнать, но ничего не добились.

– Поймите меня, мисс Холл, – говорил мне потом инспектор, – к тому времени мы уже знали, что он Джон Тэлбот. Дин послал телеграмму накануне, чтобы нам прислали отпечатки пальцев Тэлбота, и мы получили их. И мы знали, что с ним произошло, знали, что он убил женщину, был отправлен в сумасшедший дом штата для преступников, бежал оттуда много лет назад. Понимаете, как все это выглядело? Все это меня запутало. Интересно, что вы рассказали Дину, если он напал на правильный след? Ведь не микроскоп же помог ему!

Напрасно я уверяла инспектора, что ничего не говорила Дину, так как сама ничего не знала. Тем не менее Герберт Дин до сих пор уверяет меня, будто полиция считает, что ему удалось раскрыть это дело только благодаря мне!

Хотя они и считали, что в больничной палате под охраной находится настоящий убийца, все равно продолжали поиски Лиззи Кромвелл. Ее не было в доме сестры. Она просто исчезла из виду после того, как вышла из автобуса у местечка Холлитри.

Известно, что мили четыре она шла назад с чемоданом в руке. Ее видел мужчина, который сообщил об этом полиции. Он очень хорошо видел ее в свете фар проезжавшей мимо машины. Это была высокая худая женщина, которая сошла с дороги, когда проезжала машина.

– Фары осветили ее, а потом наступила темнота, – рассказывал он. – Но я хорошо разглядел ее. Она была в черном, а у горла приколота крупная брошь. А в руках – старый саквояж.

Он видел ее часов в десять вечера примерно в миле от того места, где находился дом, в котором были найдены ящики сундука и лужа с кровью. Где она провела время до того, как окончательно стемнело, никто не знал. Полиция полагала, что она просто пересидела где-нибудь под кустом в ожидании Дэниелса.

– Одно было бесспорно, – говорил инспектор. – Дэниэлс по уши завяз во всем этом. Мы привели в больницу того негра, надели на Дэниелса бороду, и он признал того человека, который помогал тащить сундук. Единственное, чего мы не знали: покончил ли он с Лиззи таким же образом, как с Лидией Тэлбот. Мы понимали, что если он Тэлбот, а в этом мы все были уверены, то он уже сходил раз с ума, и это могло с ним случиться снова.

Лиззи в то время так и не удалось найти, несмотря на тщательные поиски и точное описание ее внешности.

В полиции все, кроме Герберта, считали, что тайна наших убийств решена. Об этом писали во всех газетах. Сам полицейский комиссар сделал в этот день заявление для печати, хотя Герберт не советовал.

В заявлении комиссар отметил, что все преступления были совершены с тем, чтобы захватить золото, вынесенное из дома Ланкастеров. И хотя здесь он стал говорить несколько туманно, все же намекнул, что в преступлении участвовали дворник Дэниелс и Лиззи Кромвелл, которую все еще не могут найти, но скоро обязательно найдут. Где находится золото, пока не установлено, но и тут полиция надеется на скорые результаты.

Это заявление и распространенное описание внешности Лиззи Кромвелл дали некоторые результаты этой же ночью. Лиззи видели рано утром в понедельник. Рано утром женщина ее внешности, но без чемодана, зашла в центре города в дешевый ресторанчик, где позавтракала. За завтраком заплатила крупной купюрой и подождала, пока кассир разменял ее.

Выглядела она очень усталой, но одета была чисто и вела себя спокойно. Кассир заметил камею, которой был застегнут воротник ее платья.

Полиция с самого начала решила, что в чемодане находилась голова убитой женщины. И теперь к поискам Лиззи прибавились усиленные поиски чемодана.

Было уже поздно, но полицейские отправились выполнять задание. Они стали проверять все камеры хранения не только на вокзалах. Полицейским штата поручили побывать на всех близлежащих к городу железнодорожных станциях и пройти по путям и дорогам, ведущим к городу. Но чемодан, как помнят все, кто следил за развитием этого дела, был найден значительно позднее. Его нашли, когда с помощью землечерпалки углубляли канал под одним из мостов в нашем штате. В нем было полно песку и еще кое-что ужасное.

В тот день я была не в курсе событий. Наш поселок погрузился в летаргию, граничащую с фатализмом. Прислуга паковала чемоданы, собираясь покинуть нас, а моя тетя Каролайн постоянно звонила нам по телефону, требуя, чтобы мы закрыли дом и приехали жить к ней в город. В полдень полиция попросила Маргарет Ланкастер установить личность человека, лежавшего в больнице. Отпечатков пальцев у полиции еще не было, а миссис Тэлбот наотрез отказалась встать с постели. Маргарет зашла к нам. Выглядела она как тень самой себя и очень старой.

Тогда я подумала, что Лора Дэлтон больше никогда не будет ревновать к ней своего мужа. Пришла она без шляпы, и я с удивлением заметила, что волосы ее, которыми я всегда любовалась, были крашеными, а теперь видны были их седые корни.

Я сама впустила ее в дом, так как Энни была наверху и паковала свои вещи.

– Я могу войти, Лу? – спросила она. – Мне нужно идти в больницу, и я хотела бы взять у вас альбом, который отдала твоей маме. Не понимаю, почему Эстер Тэлбот не хочет пойти туда. Это ее дело, а не мое. Если дядя Джон так изменился, что мог здесь работать многие месяцы и мы не узнавали его, как я могу узнать его сейчас?

Она хотела взять альбом, чтобы посмотреть старую фотографию Джона Тэлбота. Она могла бы взять эту фотографию с собой, и это помогло бы ей узнать его. Во всяком случае, она надеялась на это.

Я не знала, что мне делать. В это время в комнату вошла мама и сказала, что альбом находится в комнате, где я в детстве делала уроки. Его, конечно, там не оказалось. Около часа мы искали пропажу, но Маргарет пришлось уйти без фотографии.

Это был первый визит в наш дом в тот день. Вскоре последовал второй, цель которого была та же самая. Пришел Джордж Тэлбот, очень злой и выглядевший так, как будто не спал целую неделю.

– Мама хочет, чтобы ты отдала нам альбом, который Маргарет принесла твоей матери. Будь я проклят, если знаю, зачем он ей. И я должен принести его в том виде, в каком он был отдан, то есть завернутым в бумагу и завязанным шпагатом! Лу, даю тебе слово, что наш дом – это сумасшедший дом! Она не открывает дверь в свою комнату до тех пор, пока не услышит голос того, кто стучит. Я два раза приглашал доктора Армстронга, но она не впускает его. А чтобы поднять ее с кровати и установить личность этого бедного старика в больнице… Ведь он мой отец! Я сказал, чтобы за ним ухаживали как можно лучше.

– Значит, ты не веришь…

– Верю? Не будь дурочкой, Лу. Насколько мне известно, он жил той жизнью, которая его устраивала. У него были его любимые книги, работа. Если бы я знал, кто он такой! Представляешь, я каждый день проходил мимо него, иногда здоровался с ним, если было настроение. Ну ладно, где альбом?

Я сказала, что мы не смогли его найти, Джордж возмущенно посмотрел на меня.

– Черт знает что творится! – воскликнул он, поднимаясь со стула. – Сообщи мне, когда найдете. Там его фотография, и она хочет получить ее. Зачем это ей нужно, не понимаю!

Я стояла и смотрела на него, пока он шел к своему дому. И подумала: может быть, стоило рассказать ему правду – что полиция зачем-то взяла этот альбом. Но теперь я рада, что не сделала этого.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Эта ночь вспоминается мне, как страшный сон.

Началось с того, что в доме все смешалось. Мы обедали. Обслуживала расстроенная Энни. Вдруг мама решила, что мы должны ехать к тете Каролайн.

– Вы с Мэри можете остаться на ночь, – сказала она Энни. – Вы бросаете меня после стольких лет, поэтому я считаю, что тоже могу вас бросить.

Энни расплакалась и ушла, а мы стали быстро собирать вещи. Если мама отправляется в путешествие хотя бы за тридцать кварталов от своего дома, то она действительно отправляется в путешествие. И в течение часа или двух я лихорадочно паковала маленькие подушечки-думочки, ночные рубашки, кофточки и даже взяла фотографию отца в рамке, которую она всегда возила с собой.

Наши две служанки собрались раньше нас. Помню, как стучали о лестницу их сундуки, когда они спускали их вниз, помню, как я расстроилась, когда попрощалась с ними.

К тому же ночь была очень жаркой, собиралась гроза, вдалеке гремел гром. Когда около девяти вечера в дверь позвонили, я, спускаясь вниз, почувствовала, что нервничаю. Но это пришел Герберт Дин, и я впустила его.

– Уезжаете? Очень правильно делаете, дорогая. Я буду гораздо спокойнее.

– Но если вы арестовали убийцу, как пишут в газетах…

– Дело еще не совсем закончено, – ответил он уклончиво. – Сейчас главное, чтобы с вами было все в порядке, во всяком случае до… до конца сентября примерно.

– Что случится в конце сентября? – спросила я его, чувствуя, что он немного расслабился.

– А разве я не говорил? – спросил он удивленно. – Наша свадьба. Я все время был очень занят, конечно, но не может быть, чтоб я сообщил об этом Хелен и ничего не сказал вам!

– Надеюсь, Хелен отказала вам от моего имени?

– Отказала? Боже мой, она была счастлива. И уточнила, что не может быть счастлива, пока вы будете стоять у нее на пути в их отношениях с Джимом.

Все это кажется невероятным на фоне того, что произошло позже, и я уже говорила, что это не любовная история. Но все так и есть. Именно так он сделал мне предложение, хотя сейчас утверждает, что все было совершенно прилично и что в ответ на его предложение я опустила глаза и скромно ответила «да».

А произошло это на следующий день в больнице на Либерти-авеню. Подходящее место, правда? В палате рядом Джон Тэлбот, будучи в полусознательном состоянии, словоохотливо давал показания, которые полиция записывала на диктофон и запись которых дублировалась стенографом, сидевшим за ширмой.

Первым звеном в событиях того вечера был мой рассказ Герберту о том, что два человека приходили за альбомом. Это произвело на него эффект удара током. Герберт попросил меня повторить наши разговоры как можно подробнее. Он был возбужден как мальчишка, когда я закончила рассказ.

– Мы уже близки к концу, Лу! – воскликнул он радостно. – И слава Богу, что есть такие девушки, как вы, которые не болтают лишнего. Однако сейчас вы должны сказать все, что знаете. – Он посмотрел на часы. – Послушайте, дайте мне минут тридцать. Через полчаса я вернусь, и тогда вы должны будете кое-куда позвонить по телефону. Сможете задержать здесь свою маму на полчаса?

Я решила, что смогу, и он уехал как всегда со скоростью ракеты. К счастью, к тому времени гроза была уже совсем близко, а мама боится молнии. Я нашла ее на втором этаже, собравшейся ехать, но несколько испуганной. Провозившись с упаковкой своих вещей еще минут тридцать, я спустилась вниз с сумкой.

В тот вечер дом был совершенно пустым, и я чувствовала себя несколько странно. Не помню случая, чтобы в доме совсем не было прислуги. Ветер, усилившийся перед дождем, удивительно странно завывал, когда я спустился в холл в ожидании Герберта. Я вздрогнула, услышав шум его машины, и впустила его в дом.

– Все в порядке, – сказал он тихо и протянул мне завернутый в бумагу и завязанный шпагатом альбом. – Теперь я снова уйду, но сначала вам следует кое-куда позвонить. А пока вы будете звонить, я открою кухонную дверь, хорошо? Хочу войти в дом, когда вы уедете.

Я согласилась, хотя и была несколько удивлена. Мне нужно было, как оказалось, позвонить Джорджу Тэлботу и Маргарет Ланкастер и сказать им, что я всетаки нашла альбом в комнате, где делала уроки. Я должна была также сказать им, что мы уезжаем и я отдам альбом только завтра.

– Начинайте звонить, – сказал Херберт, – когда такси уже будет здесь. – Он быстро поцеловал меня и убежал. На этот раз он вел машину не на такой большой скорости, как раньше.

Я сделала все, как он мне сказал, отнесла альбом в комнату на третий этаж и, пока мама собирала свои последние вещи, стала звонить по телефону. Она услышала кое-что из моего разговора и была недовольна.

– Луиза, – сказала она обиженно, – почему ты не сказала об этом мне? Я бы сама отнесла альбом Маргарет. Такси могло бы остановиться у дома Ланкастеров.

Я стала возражать ей, сославшись, в частности, на приближающийся шторм, и мне удалось посадить ее в такси без альбома. Она все еще чувствовала себя обиженной и очень волновалась, открывала сумки, проверяя, не забыла ли чего.

Поездка была не из приятных. Дождь полил как из ведра, и мама потребовала, чтобы мы поехали по переулкам, где не было троллейбусных проводов. Ко всему прочему, дворники на лобовом стекле машины испортились, и мы ехали черепашьим шагом.

Вдруг, когда мы уже почти подъехали к дому моей тетушки, мама вспомнила, что вынула портрет моего отца из чемодана и забыла положить его обратно!

Она потребовала, чтобы мы немедленно вернулись. С большим трудом мне удалось уговорить ее, чтобы она все же поехала к тете, а я на другом такси вернулась за портретом. Она дала мне свой ключ от парадной двери – у меня никогда не было своего ключа.

– Портрет на кровати. Пусть таксист войдет вместе с тобой в дом. Так будет спокойнее. Поедешь на этой машине.

Я посмотрела на таксиста и решила, что никогда этого не сделаю. Тут я должна извиниться перед ним. Он мне очень помог в ту ночь. Но я знала, что в доме должен быть Герберт, чего не знала мама, и нужно сказать, что я даже обрадовалась поездке за портретом.

Однако вид темных окон дома, заливаемого дождем, несколько обескуражил меня. Таксист сидел, не двигаясь. Он протянул руку назад и открыл мне дверь. В остальном вел себя так, как будто меня не существовало. Вода стекала с крыши машины и с крыльца. Я едва успела подняться на крыльцо, как где-то рядом вспыхнула молния.

Я вошла в дом и щелкнула выключателем. К моему ужасу, свет отключили. Ничто не указывало на то, что Герберт в доме. Я ощупью добралась до библиотеки и нашла коробок спичек. Когда зажгла спичку, я несколько осмелела, прошла в столовую, где стояла свеча, и зажгла ее. Герберта нигде не было видно, и я тихонечко позвала его. Мне никто не ответил. Я стала волноваться. Вдруг ветром раскрыло кухонную дверь, свеча погасла, и не успела я сделать нескольких шагов, как оказалась в объятьях мужчины, который держал меня двумя руками за талию, как вазу.

– Черт возьми! – воскликнул он. Это был Джордж Тэлбот.

Думаю, он убил бы меня, но в это время в холле загорелся свет. Он отпустил меня, уставившись мне в лицо.

– Извини, Лу, – сказал он хриплым голосом. – Я думал… Послушай, Лу. Что происходит сегодня ночью в вашем доме? Уходи отсюда. Это я тебе говорю! О черт, свет опять погас!

Я все же успела заметить, что в руках у него клюшка для игры в гольф, и поэтому несколько успокоилась.

– Послушай, Джордж, здесь где-то находится Герберт Дин, и мы должны его найти. Если в доме есть кто-то еще и этот кто-то опасен, мне следует позвать сюда водителя такси. Он нам поможет.

В это время где-то наверху один за другим прозвучали четыре выстрела. Я услышала, как в темноте застонал Джордж, затем выбежал из комнаты и побежал по центральной лестнице. Я же бросилась в коридор к парадной двери. В это время сверкнула молния, и я увидела в дверях водителя такси. Потом опять стало темно, и из этой темноты кто-то набросился на меня сзади и сбил с ног.

Он переступил через меня, двигаясь с невероятной скоростью и не издавая никакого шума. Потом ктото закричал. Вспыхнула молния, и я увидела, что водитель такси борется с одетой в черное аморфной фигурой. Раздался еще один выстрел, зеркало в холле разлетелось на кусочки, и я потеряла сознание.

Я не слышала, как с лестницы сбежал Джордж Тэлбот, как он звонил в полицию. Не видела, как в библиотеке водитель такси связывал одетую в черное фигуру с черным лицом шнуром от занавески, а потом поднялся с револьвером в руках, нацеленным на эту фигуру.

Однако сирена прибывшей полицейской машины привела меня в чувство. Я сидела на полу в холле, когда через несколько минут на руках снесли вниз Герберта Дина, которому пуля раздробила ногу. Было видно, что ему очень больно, но он улыбнулся мне широкой улыбкой. Лицо его было белым как мел.

Я приехала к тетушке Каролайн только в полночь, а приходила в себя под охраной неизвестного мне полицейского, который, как и я, не понимал, что же произошло. Но я не уехала к тете до тех пор, пока в больнице меня не уверили, что Герберту Дину ничего серьезного не угрожает.

Вероятно, дворецкий тетушки Каролайн был сильно удивлен, когда увидел, открыв дверь, что меня доставил к ним полицейский. Но впустил меня в дом и провел в комнату, где я обычно останавливалась. Шляпа на мне сидела криво, лицо смертельно бледное, на щеке царапина. Падая, я ударилась об угол столика, стоявшего в холле. Мне казалось, что я не смогу уснуть. Но только положила голову на подушку, как погрузилась в небытие и проснулась только в среду днем.

Тетя Каролайн вместе с завтраком на подносе прислала мне утреннюю газету. И первое, что я там увидела, был огромный заголовок: «ТАЙНА УБИЙСТВ В ПОСЕЛКЕ ПОЛУМЕСЯЦ РАСКРЫТА».