Текст книги "В тени луны. Том 2"
Автор книги: Мэри Кайе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
Ни один из них не заметил, как подошел Алекс, и Винтер показалось, что при звуке этого голоса Кишан Прасад едва заметно изменился в лице; но через мгновение он снова был вежливо спокоен и голос его был так же любезен, как и голос Алекса.
– В самое подходящее время для похорон, по сути, – с усмешкой сказал Алекс. – Мне очень жаль, что пришлось вас разочаровать.
– Да? – тонкие брови Кишана Прасада приподнялись, и на его лице появилось озадаченное, но любезное выражение, как будто он посчитал, что Алекс использовал какую-то западную шутку, смысл которой ускользнул от него.
Винтер перевела внимательный взгляд с одного лица на другое; хотя на первый взгляд бессмысленное замечание Алекса было совершенно ясным для нее, она не могла понять, почему он сказал это. Предполагать, что Кишан Прасад мог участвовать в покушении на его жизнь, было нелепо, раз этот человек сам был обязан ему жизнью, и не было похоже, что он собирается забыть об этом. И все-таки она не считала, что Алекс имел привычку отпускать бессмысленные замечания.
Знал ли Кишан Прасад о том, что должно было состояться покушение на жизнь Алекса? Нет, конечно, это было невозможно!.. Или возможно? Она не могла быть в этом уверена, и, скорее всего, совершенно не была уверена, но внезапно почувствовала страх.
Алекс рассмеялся, но никак не пояснил своих слов. Вместо этого он сказал:
– Надеюсь, вы пригласите меня на вашу тигриную охоту Когда она должна состояться?
– Я не думал об этом, – серьезно сказал Кишан Прасад. – Это был не план, а только предположение.
Он спокойно встретил взгляд Алекса, задержавшись на нем довольно долго, потом все же ответил:
– Как-нибудь в жаркую погоду, скажем? С ними всегда легче иметь дело в жаркие месяцы, так как, вместо того чтобы разгуливать, где им вздумается, они будут держаться поблизости от воды и будут менее активны.
– На это я не хотел бы рассчитывать, – сказал Алекс, глядя на него из-под полузакрытых век.
Кишан Прасад пожал плечами.
– Конечно, нет. Разве я не сказал, что в этом всегда есть элемент риска? По этой причине и нужно быть особенно осторожным, если в охоте должны принять участие женщины. Но вряд ли многие леди пожелают принять участие в такой охоте в жаркие дни, и я не представляю себе, что миссис Бартон может быть с нами. Я уверен, что она переедет в более прохладный район, чтобы избежать самого сильного зноя. Я только что предупредил дам, что Лунджор может показаться им самым настоящим пеклом в те месяцы, пока не переменятся муссоны. Приехав из Европы, они имеют слабое представление о том, каким знойным может быть наше индийское лето.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить их в этом, – сказал Алекс.
– Я уверен, капитан Рэнделл, – с улыбкой сказал Кишан Прасад. – Хотя я опасаюсь, что ваши предупреждения будут оставлены без внимания. Те, кто еще не испытал на себе жары, уверены, что вы сильно преувеличиваете ее неудобства, а те, кто уже испытал, позабыли, как плохо они могут себя чувствовать. Так что вы и сами видите, как удачно я играю роль изменника по отношению к климату моей страны.
Делия сказала весело:
– Моди Чилтон провела в Лунджоре четыре сезона, она говорит, что лучше всего не думать о таких вещах, пока прохладно, а когда становится жарко, то с этим ничего нельзя поделать, и потом, когда жара проходит, о ней можно забыть до следующего раза.
Винтер не нашла ничего веселого в этом замечании, но и Алекс, и Кишан Прасад рассмеялись, но смех их показался ей несколько нервозным. Было похоже, тревожно подумала Винтер, что их небрежный разговор имел два разных значения, и каждый из них точно знал, на что намекает другой. Она посмотрела на обоих мужчин, и на мгновение ей показалось, что между ними есть странное сходство. Сходство, которое не имеет отношения к цвету кожи или чертам лица, но гораздо глубже, чем внешний вид.
Кишан Прасад поднялся при появлении миссис Коттар и спустя некоторое время отошел с Алексом, дружески обсуждая с ним предстоящую утиную охоту, и Винтер решила, что позволила увлечь себя воображению. В ту ночь она не оставила гостей по своему обыкновению рано. Она впервые осталась, наблюдая за Алексом и Кишаном Прасадом и уговаривая себя, что нет основания для подозрений. Что Кишан Прасад не делал Алексу никаких тайных намеков, и Алекс не воспринял так его слова.
Комиссар, как обычно, выпил слишком много и в конце концов оставил карты, развалившись на диване в дальнем конце комнаты, положив руку на талию миссис Уилкинсон – в настоящее время майор Уилкинсон был не в состоянии противиться такому поведению, еще раньше набравшись портвейна.
Винтер посмотрела на грубое, разгоряченное лицо своего мужа с белыми выпученными глазами и обвислыми рыжеватыми усами и увидела, как он гладит пухлое обнаженное плечо Крисси Уилкинсон, шепча что-то ей в ухо, от чего она принималась хохотать. Она знала, что не должна оставаться и что даже не было нужды подыскивать предлог, чтобы удалиться, так как немногие из гостей смогли бы заметить ее отсутствие. Она сидела неестественно прямо, желтая шелковая ткань ее юбки расходилась в стороны от тонкой талии, как лепестки распустившейся розы, и на ее лице была та же застенчивая улыбка, которая была на ней в кошмарные часы, последовавшие за свадьбой.
Она не могла уйти, потому что там был Алекс, и вдруг ей стало достаточно просто того, что он находился в той же комнате, так что она могла видеть его лицо и слышать его голос и смех. Понимать, уже представив его мертвым, что он цел и невредим, и чувствовать мучения любви в сердце. Завтра или послезавтра, или позже он может встретиться еще с одним спланированным покушением или умереть от холеры или тифа, или лихорадки, или от любой другой смертельной болезни, опустошавших Индию. В такой стране жизнь стоила недорого, и человек, смеющийся за обеденным столом, в один прекрасный день, менее чем через двадцать четыре часа, может быть найден мертвым, и прежде чем солнце сядет еще раз, оно уже будет похоронено под шестью футами земли.
Смерть была здесь слишком частым гостем, и, как сказала Моди Чилтон о жаркой погоде, о таких вещах лучше всего не думать. Но были и другие, менее непоправимые обстоятельства, которые могли бы так же разлучить ее с Алексом. Его могут перевести в какой-нибудь другой район или вернуть к полковым обязанностям. Он может влюбиться и жениться на каком-нибудь прелестном создании вроде Софи Эбатнот, которая, обладая определенно большим здравым смыслом, чем Винтер, не стала терять времени на то, чтобы влюбиться в него. Или в кого-нибудь вроде Делии… Нет, конечно, не Делия! Он всегда был только любезен с Делией. Но сейчас он был с ней более чем любезен…
Винтер незаметно наблюдала за ним через комнату и подозревала, что он немного пьян. Его глаза были очень яркими, а густые темные волосы небрежно рассыпались, он, по-видимому, находился в отличном состоянии духа и не возражал против того, чтобы развлекать мисс Гарденен-Смит – или, коли уж на то пошло, миссис Джош Коттар. Джош Коттар, у которого была репутация человека, который может выпить больше всех и все-таки остаться трезвым, обсуждал какую-то сделку в дальнем углу комнаты с одним из индийских гостей комиссара, но полковник Маулсен, сидевший слева от Делии, по всем признакам начал терять самообладание.
Кишан Прасад ушел в полночь, но его уход не был сигналом к уходу для других гостей, так как вечеринка по вторникам редко заканчивались раньше трех, а иногда и четырех часов утра. Но как раз перед тем, как часы пробили час, комиссар, успешно прошедший через компанейскую, любвеобильную, драчливую и слезливую стадии опьянения, в итоге совершенно лишился соображения; и как будто он ждал этого, Алекс поставил недопитый стакан, бросил карты на стол и поднялся.
– Куда вы уходите, Алекс? – спросила миссис Коттар.
– Спать, – кратко ответил Алекс. – Как следовало бы и всем вам.
Невероятно, но он сумел избавиться от них. Винтер не знала, как он это сделал, но через четверть часа уехала последняя карета, и остался один Алекс. Он задумчиво посмотрел на храпящую тушу комиссара, потом на Винтер и спросил:
– Не нужна ли вам какая-нибудь помощь?
Винтер не была вполне уверена, что он имел в виду, но решила выбрать самое очевидное истолкование его и сказала несколько сдавленно:
– Вы не должны беспокоиться. Измаил поможет ему добраться до кровати.
Алекс едва заметно пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, когда она его остановила.
– Капитан Рэнделл…
Алекс обернулся.
– Миссис Бартон?
Винтер сказала:
– Вы знали о том, что сегодня должен прийти Рао-сахиб?
– Я слышал, что он может быть.
– Поэтому вы остались сегодня?
Алекс посмотрел на нее, приподняв брови.
– Моя дорогая миссис Бартон, я был здесь сегодня, потому что ваш муж меня пригласил.
– Но вы бы отказались, если бы не подумали о том, что может прийти Рао-сахиб.
Алекс снова пожал плечами:
– Может быть. Почему вы спрашиваете?
– Зачем вы хотели его видеть?
Ленивый взгляд Алекса на несколько секунд задержался на ней, и потом он сказал:
– Потому что так получилось, что он интересовал меня. Для всего, что делает Кишан Прасад, есть причина, и это всегда одна и та же причина. У этого человека только одна мысль.
– Какая мысль?
– Моя дорогая девочка, – сказал Алекс с внезапным нетерпением, – вам это прекрасно известно, не хуже, чем мне. Однажды вы видели его лицо, когда мы проезжали мимо останков того транспорта. У него в жизни лишь одна цель: свергнуть правление компании. И чтобы достигнуть этого, он готов, если необходимо, своими собственными руками перерезать горло любому белому человеку в своей стране – с одним возможным исключением.
– Вы подразумеваете меня? Но вы считали, что он приказал тем людям убить вас. Вы так ему и сказали! Это вы хотели сказать, не правда ли?
Алекс покачал головой.
– Нет. Намеренно он не отнимет у меня жизни и не будет строить заговора против меня, потому что однажды я сделал серьезную ошибку и спас его жизнь. Но если за это возьмется кто-то еще, это будет совсем другое дело.
Винтер резко опустилась в кресло. Посмотрев на него, она спросила:
– О чем вы говорили? Это было похоже на обычный разговор, но это не так, верно?
Алекс опустился на диван напротив нее и засунул руки в карманы. Медленно он произнес:
– Не совсем. Я думаю, что он намеревался оказать вам услугу – или мне – и что он достаточно уверен в себе, чтобы позволить себе сделать это. Может быть, он прав.
Винтер сказала:
– Я не понимаю, – и Алекс взглянул на нее сквозь опущенные ресницы.
– Вполне допускаю. Вы собираетесь в горы эти летом?
– Нет.
– Я думаю, что вам следует поехать, и сделаю все, что в моих силах, чтобы вы так и поступили. Вы так стремитесь остаться? – Его взгляд обратился к дивану в дальнем углу комнаты, где лежал и храпел ее муж.
– Да, – сказала Винтер, смотря на его профиль в свете лампы.
Это ли имел в виду Кишан Прасад? Хотел ли он сказать, что в следующие месяцы в Лунджоре могут случиться волнения? Но если это было так, как она может уехать в горы, зная, что Алекс остается в Лунджоре?
Она почти неслышно сказала:
– Бывают времена, когда… так не хочешь, чтобы тебя отсылали.
Алекс неправильно истолковал двусмысленные слова. Он резко обернулся, его губы вдруг побелели.
– У вас будет ребенок? – спросил он.
Винтер не пошевелилась, но он увидел, как замерло ее лицо, и почувствовал содрогание, пробежавшее по ее телу, так же ясно, как если бы она прикасалась к нему, а не находилась в двух шагах от него.
Было бы нелепо сказать, что Винтер никогда не обдумывала такой возможности, потому что она часто представляла себя матерью детей Конвея. Но это было до их брака. С тех пор, как это ни удивительно, подобная мысль ни разу не приходила ей в голову; может быть, потому, что в подсознании ей не верилось, что она может зачать от того, кто вызывал у нее лишь страх и отвращение. Резкий вопрос Алекса заставил ее задуматься о том, что наполняло ее смертельным ужасом; как будто она была лунатиком, который, внезапно проснувшись, обнаружил, что балансирует на краю разверзшейся пропасти. Краска отлила от ее лица, оно приобрело желтоватый оттенок. Это не могло случиться с ней – не могло! Дети должны рождаться от любви…
Алекс сказал:
– Так что?
Его хриплый голос удивил его самого.
Винтер с усилием успокоила дрожь, слишком потрясенная, чтобы возмутиться этому вопросу.
– Нет.
Алекс резко поднялся и, подойдя к столу, на котором все еще в изобилии лежали карты и кости, поднял свой недопитый стакан. Бренди обжег ему горло, и он выпил его, будто страдал от жажды, и, снова наполнив стакан у столика рядом с дверью, вернулся, держа его в руке, и встал, глядя на нее.
– Простите. Наверное, мне не следовало спрашивать вас об этом.
Винтер не подняла глаз выше стакана в его руке, и, заметив напряжение ее взгляда, он криво улыбнулся:
– Нет, боюсь, я не пьянею. Это не относится к числу моих недостатков, так что я не могу сослаться на этот предлог. Мне показалось, что вы подразумеваете это, а в таком случае вам еще более необходимо уехать из Лунджора на жаркие месяцы.
Винтер не смотрела на него. Она сказала:
– Я только имела в виду, что не сбегу.
– От чего?
– От… чего угодно.
– Нет, – сказал Алекс задумчиво, – я не верю, что вы сбежите.
Он снова сел и, вытянув ноги перед собой, положил голову на спинку дивана, и молчание затянулось и медленно наполнилось тихими звуками: шумным дыханием комиссара, тиканьем часов, чириканьем гекконов и монотонным порханием большой ночной бабочки, которая прилетела откуда-то из ночи и билась в стекло большой масляной лампы, отбрасывая дрожащие тени на стены и высокий белый потолок.
Винтер сидела без движения, ее тело все еще не могло прийти в себя от шока.
Она не видела лица Алекса на золотистом фоне высокой спинки дивана. Она смотрела на руку, держащую стакан: смуглую, тонкую, нервную, с длинными пальцами; руку, обладающую неожиданной силой и равно неожиданной нежностью; и ей виделись рядом с его рукой влажные, толстые, шевелящиеся пальцы человека, за которого она вышла замуж. Тогда она поняла, что не может родить детей Конвею. Сделать это значило бы совершить величайшую непристойность. Она поедет в Лакноу, как он предлагал. Не в тот дом, который принадлежал ее отцу, но в тот, что был ее единственным домом. В Гулаб-Махал. К Амире, которая все может понять, а даже если и не поймет, то все равно будет ее любить. Если бы только она могла возвратиться в Гулаб-Махал, она стала бы многое видеть яснее, она могла бы отойти и посмотреть на все происходящее как бы со стороны.
Она не могла сделать этого, пока Алекс был здесь и она так сильно нуждалась в нем. Пока здесь был Конвей, и ее мучительное отвращение к нему наполняло ее таким головокружительным отчаянием. Она вернется домой…
Она видела, как расслабилось тело Алекса, и стакан, который он едва держал в руке, наклонился. Он все еще молчал, но его молчание было так же лишено напряжения, как и его тело, и знакомое чувство безопасности и уверенности от его присутствия постепенно успокоило смятение в голове Винтер. Напряжение отпустило и ее, и она устало привалилась к спинке пушистого плюшевого кресла, чувствуя, как тревоги последних двадцати четырех часов медленно отступают.
В гостиной стоял спертый воздух, перемешанный с запахом сигарного дыма и спиртных напитков, увядающих роз и тяжелых фиалковых духов миссис Уилкинсон; мебель все еще была отодвинута после карточной игры. Комната выглядела неопрятной и пустынной, как бывает, когда праздник окончен и гости разошлись, но несмотря на разгром, она все же была странно мирной. Алекс всегда мог дать ей это ощущение спокойствия и надежности, и, глядя на его погруженное в себя лицо, Винтер подумала, как это странно, что он до сих пор оказывает на нее такое действие. Конечно, теперь, когда она открыла, что любит его, она должна чувствовать смущение, робость или стыд в его присутствии. Она была замужней женщиной, и для нее было совершенно неприлично позволить себе влюбиться в другого мужчину. Ей должно быть стыдно. Но ведь она не позволяла себе влюбляться в Алекса. Она лишь обнаружила это, когда было уже поздно что-нибудь предпринимать. У нее даже не хватило ума понять это, когда он поцеловал ее. Был ли это лишь внезапный порыв, рожденный романтической красотой мягкого лунного света и мелодией сентиментальной песни? Или, в конце концов, он немного любил ее? Она знала, что он чувствовал ответственность за нее и что это чувство раздражало его. Она также знала, что оно не умерло с ее браком. В тишине и молчании она наблюдала за его спокойным лицом, желая прочесть его мысли.
Алекс не думал о Винтер. У него редко было время на это, или, скорее, он редко позволял себе думать о ней. Мысли теснились в голове. Так много нужно было сделать, и всегда не хватает времени на обдумывание…
Так, значит, Кишан Прасад должен быть одним из хозяев утиной охоты – Кишан Прасад, который никогда ничего не делает, не имея на то причин. Что же тогда скрывалось за этой охотой в Хазрат-Баге? Мог ли быть какой-то тайный мотив у подобной затеи? Или его целью было лишь еще больше убедить старших офицеров и чиновников в безопасности и вселить в них веру в добрые намерения местных крупных землевладельцев? А еще это означает, что большую часть дня военный лагерь будет практически пуст без британских офицеров, ведь в большинстве своем они будут принимать участие в охоте. Может быть, есть план устроить что-нибудь в их отсутствие? Арсенал?.. Вещевой склад?..
Нет, это абсурдно. Кишан Прасад говорил о жаркой погоде. Он не стал бы говорить, если бы это было неправдой, действительно, жаркая погода не начиналась раньше второй половины апреля – первой недели мая. Или он играет в двойную игру? Это на него похоже. И все-таки… Нет, он именно это имел в виду. Он мог ненароком передать Алексу эту информацию, легкомысленно считая, что никто другой в нее не поверит.
Сипаи… Они просили сипаев помочь поднять птиц. Зачем, ведь они могли бы получить эту помощь от крестьян? Скрывалось ли что-нибудь в этом? «…это сойдет для крестьян, но окажется бесполезным для сипаев. Для них это должно быть что-то такое, что бьет глубже и касается каждого человека. Они уже как трут, но еще не было искры. Неважно, мы ее отыщем…» Нашел ли Кишан Прасад искру, о которой говорил? Что вселило в него такую уверенность, чтобы он стал предупреждать их, – ибо это было предупреждение…
«Я должен утром увидеться с Пэкером, Гарденен-Смитом и Маулсеном, – думал Алекс, – хотя никто из них не поверит ни единому слову. Однако они готовы поверить, что полк сипаев прогнил, и это может подействовать. Они, разумеется, должны знать, что их сипаи подкуплены. Какой тайный смысл скрывается за этой проклятой утиной охотой? Там есть что-то. Я сердцем чувствовал это задолго до того, как узнал, что в этом замешан Кишан Прасад. Мейнард говорит, что полиция настороже. Интересно. Боже мой, почему они не пришлют еще британских офицеров – чтоб эти штатские убрались подальше от армии вместе со старичьем в погонах!..
Уильям был совершенно прав, когда сказал, что в том возрасте, когда офицеры получают звания майоров и полковников, они уже не способны выносить лишения военной службы в Индии. Взять хотя бы то, как арсеналы и склады были оставлены без охраны. Если в Лунджоре будет восстание, кто будет удерживать склады, если они все в этом участвуют? Благодарение Богу, у нас небольшой арсенал! Но есть арсенал в Сутрагуни: винтовки, порох в достаточном количестве, чтобы взорвать половину Индии, и только один Королевский полк против трех местной пехоты и одного кавалерийского, если когда-нибудь дойдет до… Ох, что пользы думать об этом! Это не мое дело…»
Его мысли покинули широкие просторы и вернулись к более близким заботам о благополучии его собственного района.
Часы на каминной полке пробили два часа, Алекс опустил задумчивый взгляд от потолка и, повернув голову, заметил Винтер. Он медленно произнес:
– Извините… Я не хотел так задержать вас. Едем сегодня утром?
– Да.
– Куда?
– Куда угодно. К кургану Пэрри?
– Отлично. Тогда в шесть часов.
Они улыбнулись друг другу, их лица были спокойны и ясны, Алекс допил свой стакан и встал. Винтер поднялась, зашуршав шелком, и вместе с ним вышла в холл, где сонные слуги, кивая головами, сидели на корточках у дверей в столовую.
Алекс вежливо сказал:
– Пошлите к сахибу его слугу.
Слуга вскочил на ноги и поспешил в темноту, а Алекс обернулся к Винтер и протянул руку:
– Спокойной ночи. Или доброе утро. И, кажется, я должен поблагодарить за приятный вечер.
– Он был приятным?
Алекс задумался, все еще не отпуская руку, которую она вложила в его ладонь. У него была привычка обдумывать вопрос, прежде чем отвечать на него, а не отделываться пустым ответом.
– Поучительным, во всяком случае. И, полагаю, в чем-то занимательным.
Он как будто хотел добавить что-то еще, но передумал и молчал несколько мгновений, глядя на Винтер и не улыбаясь, но черты лица его стали неожиданно мягкими, а взгляд нежным. Потом он поднял ее руку, которую держал, и, повернув ладонью вверх, поцеловал легко и медленно и, сжав ее пальцы после поцелуя, отпустил.
В этом жесте не было ни малейшей страсти: он мог бы сойти за молчаливое извинение или успокоительную ласку ребенка. Потом он повернулся и вышел в ночь, Винтер слышала, как он сказал что-то слуге на крыльце, и ждала, стоя в молчаливом холле, пока в темноте не стих звук его шагов.
