Текст книги "Эта песня мне знакома"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

49

Благодаря своей работе Пэт Дженнингс, скромная секретарша из картинной галереи Уокера, стала почти что знаменитостью. Теперь, когда Питера Кэррингтона не только обвинили в убийстве, но и арестовали за попытку сбежать из-под залога и нападение на полицейского, все ее подружки жаждали услышать подробности, которые она могла рассказать им о каждом члене семейства Кэррингтонов.

Пэт, впрочем, подробностями не делилась ни с кем, кроме Триш, с которой они были лучшими подругами вот уже двадцать лет. В колледже их поселили в одну комнату в общежитии, и они были в восторге от собственной находчивости, когда каждая изобрела свою вариацию их общего имени – Патриция.

Теперь Триш трудилась в дирекции фешенебельного универмага «Бергдорф Гудмен», расположенного на углу Пятой авеню и 57-й улицы, всего в одном квартале от галереи. Раз в неделю подруги вырывались пообедать вместе, и Пэт под строгим секретом пересказывала Триш все слухи, которые до нее доходили.

Она поделилась с подругой своими подозрениями, что Ричард Уокер крутит шашни с очередной молоденькой художницей, Джиной Блэк.

– Он закатил в ее честь вечеринку с коктейлями, но народу собралось не слишком густо. Она частенько заходит в галерею, и сразу видно, он совершенно вскружил ей голову. Жаль мне ее: ничего путного у них все равно не выйдет. Его достаточно только послушать, и сразу понимаешь, что он всю жизнь подружек менял как перчатки. Даже женат дважды был, и оба раза чуть ли не сразу же развелся. Конечно, какой жене понравится, когда муж ухлестывает за каждой юбкой и спускает все деньги на скачках.

На следующей неделе Пэт перемывала кости Элейн Кэррингтон.

– Ричард рассказывал, что его мамочка большую часть времени живет в своей нью-йоркской квартире. Она считает, что новая жена Питера Кэррингтона, Кей, не хочет, чтобы она появлялась в особняке без приглашения, и это ее задевает.

Да и сам Ричард тоже не слишком часто бывает в Нью-Джерси, – продолжала она. – Он сказал мне, что понимает, как нелегко сейчас приходится Кей, ведь она знает, что, по всей вероятности, ее муж убил ее отца, пусть даже сам и не помнит этого. Ричард говорит, наверное, все получилось, как с тем полицейским, на которого Питер набросился с кулаками. Ну что тут говорить, мы обе видели ту запись по телевизору. Сразу видно, что Питер Кэррингтон там абсолютно не в себе. Просто кошмар.

– Да уж, – согласилась Триш. – Надо же, какое невезение: выйти замуж за мужика с кучей денег и обнаружить, что он псих. А как там у Ричарда на личном фронте, никого новенького, кроме той художницы, не наклевывается?

– Ну, есть кое-кто, только я не уверена, что она новенькая. Звонит тут ему одна, небось из бывших. Такая Александра Ллойд.

– Александра Ллойд? Красивое имя, – заметила Триш. – Если только оно не выдуманное. Может, она из шоу-бизнеса. Ты ее когда-нибудь видела?

– Нет. Я думаю, она художница. Как бы там ни было, он от нее прячется.

Три дня спустя Пэт, не в силах дождаться следующей недели, сама позвонила Триш.

– Ричард допрыгался, – зашептала она в трубку. – Проигрался в пух и прах. Сегодня утром к нему прикатила его мамочка. Когда я пришла на работу, они сидели у него в кабинете за закрытыми дверями, и что там творилось! Он твердил ей, что обязательно должен заплатить, а она орала, что у нее нет денег. Тогда он завопил что-то в том духе, что она прекрасно знает, где их взять, а она закричала: «Ричард, не заставляй меня разыгрывать эту карту!»

– Интересно, о чем это она говорила? – ахнула Триш.

– Представления не имею, – призналась Пэт, – но очень хотела бы узнать. Если я что-нибудь выясню, то сразу же позвоню тебе.

50

Сиделка, встретившая Николаса Греко на пороге спальни Глэдис Олторп, предупредила его, чтобы не засиживался слишком долго.

– Она совсем слаба, – сказала ему женщина. – Ей тяжело говорить.

Его бывшая клиентка лежала на больничной кровати, которую установили рядом с ее обычной широкой постелью. Руки ее покоились поверх одеяла, и Греко отметил, что на пальце у нее нет обручального кольца, которое она всегда носила не снимая.

«Она слишком похудела и кольцо перестало держаться на пальце или это последний протест против мужа?» – подумал Греко.

Глаза пожилой женщины были закрыты, но она открыла их, едва Греко приблизился к постели. Губы шевельнулись, но ее голос, когда она поздоровалась с ним, был еле слышен.

Греко перешел прямо к делу.

– Миссис Олторп, я не хотел вас беспокоить, но есть один момент, который мне нужно прояснить. Не исключено, что это даже имеет отношение к человеку, который, возможно, помогал Питеру Кэррингтону прятать тело Сьюзен.

– Я слышала полицейские сирены той ночью, когда его задержали здесь. Я заставила сиделку подвести меня к окну и видела, как его затолкали в машину… и… и…

Грудь Глэдис Олторп судорожно заколыхалась: ей не хватало воздуха.

К ним немедленно подскочила сиделка.

– Миссис Олторп, пожалуйста, не пытайтесь разговаривать. Просто дышите медленно.

«Не надо мне было сюда приезжать», – подумал Греко.

Он накрыл исхудавшую руку умирающей своей ладонью.

– Простите меня, пожалуйста. Я был не прав, что потревожил вас, миссис Олторп.

– Не уходите. Вы пришли по делу. Расскажите мне.

Греко понимал, что лучше всего говорить начистоту.

– Я очень хотел бы узнать имена лучших подруг вашей дочери, с которыми она вместе ездила на вечеринки, когда посол Олторп отправлял их с шофером.

Если эта просьба и удивила Глэдис Олторп, она не подала виду.

– У нее были три подруги. Они со Сьюзен вместе ходили в школу имени Элизабет Морроу.

Теперь женщина говорила совсем медленно, после каждого слова надолго умолкая, чтобы отдышаться.

– Самой близкой подругой Сьюзен была Сара Кеннеди. Она вышла замуж за Стюарта Норта. Двух других звали Верни Бауэр и Линор Салем. Боюсь, я не смогу…

Она вздохнула и прикрыла глаза.

– Мистер Греко, боюсь, я не могу разрешить вам задавать ваши вопросы дальше, – твердо произнесла сиделка.

Сьюзен сейчас было бы всего сорок, подумал Греко. Значит, ее подругам должно быть примерно столько же, плюс-минус год-два, а их родителям – от шестидесяти до семидесяти с чем-то. Он хотел узнать у матери Сьюзен, не переехали ли они куда-нибудь, но вместо этого коротко кивнул сиделке и двинулся к выходу. И тут Сьюзен Олторп снова открыла глаза.

– Все девочки были на похоронах Сьюзен, – произнесла она. Губы ее дрогнули в слабом подобии улыбки. – Когда-то они называли себя четырьмя мушкетершами…

– Значит, они до сих пор живут где-то поблизости? – быстро спросил Греко.

– Только Сара. Когда она вышла замуж за Стюарта, они купили соседний дом. Они до сих пор там живут.

Выходя из дома Олторпов, Греко подумал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Глэдис. С одной стороны, он корил себя за то, что отнял у нее эти пусть всего несколько, но последних минут. С другой стороны, чем дальше, тем сильнее грыз его червячок беспокойства, слишком уж аккуратно все укладывалось в общую картинку, и это наводило его на мысль, что самым важным частям головоломки еще только предстоит встать на свои места.

Ему не давали покоя некоторые обстоятельства, не вязавшиеся друг с другом. Он пришел к заключению, что кто-то должен был помочь Питеру Кэррингтону спрятать где-то тело Сьюзен до тех пор, пока полицейские не обыскали поместье с собаками.

А если Питер и в самом деле убил Джонатана Лэнсинга, кто-то должен был приехать вместе с ним на берег Гудзона, где он оставил машину Лэнсинга.

Да и номер журнала «Пипл», который лежал на столике в ночь гибели Грейс Кэррингтон, пропал не просто так. Греко подумал, что знает, как все могло быть. Нэнси Хаммонд видела, как Грейс вырывала из журнала страницу. Ее муж Джеффри утверждал, что ничего такого не заметил. Нэнси Хаммонд заявила, что внимание всех остальных гостей было занято Питером, который неожиданно вернулся домой. Она считает, что единственная видела, как Грейс вырвала из журнала страницу и сунула ее в карман.

Может, тот, кто потом забрал этот журнал, полагал, что та страница до сих пор на месте?

Если так, это многое объясняло.

Впрочем, тогда возникал еще один вопрос. Питер Кэррингтон ничего не знал о журнале. Все они: Элейн, ее сын Ричард, Винсент Слейтер и Хаммонды – в один голос утверждали, что, забрав у Грейс стакан со спиртным и отругав ее, Питер направился прямиком наверх.

Греко взглянул на часы; было уже пять вечера. Он вытащил сотовый телефон и набрал номер справочной службы. К счастью, вопреки его опасениям, номер телефона Стюарта и Сары Норт оказался указан в базе. В трубке послышался механический голос: «Производится набор номера 201-555-1570. Если вы хотите оставить сообщение…»

Трубку в доме Нортов сняли со второго гудка. Ответил приветливый женский голос. Греко торопливо представился и пояснил, что только что от Глэдис Олторп.

– Меня наняли повторно расследовать обстоятельства гибели Сьюзен. Вы Сара Кеннеди Норт? – спросил он.

– Да, это я. А вы, должно быть, тот самый детектив, который разыскал горничную. Посол рассказывал нам о вас.

– Возможно, моя просьба покажется вам неуместной, но я сейчас в машине перед домом Олторпов. Я знаю, что вы живете по соседству. Вы разрешите мне зайти к вам на несколько минут? Миссис Олторп сказала, что вы были лучшей подругой Сьюзен. Я очень хотел бы задать вам несколько вопросов о ней.

– Я действительно была ее лучшей подругой. Конечно заходите. Наш дом справа от дома Олторпов.

Три минуты спустя Николас Греко шагал по дорожке, ведущей к дому Нортов. Сара Норт уже ждала его, приоткрыв дверь.

Она оказалась похожей на спортсменку высокой женщиной с широко расставленными глазами и темно-рыжими волосами. На ней были простой свитер и джинсы. Ее приветливая улыбка, когда она пригласила его в небольшой кабинет, примыкавший к прихожей, казалась искренней. Дом, насколько Греко успел составить о нем впечатление, был обставлен дорого и со вкусом.

– Муж приезжает с работы не раньше половины седьмого, – пояснила Норт, усаживаясь на диван и указывая Греко на ближнее к нему кресло. – Он работает на Манхэттене и упорно желает ездить отсюда туда. В час пик, сами понимаете, на дорогу может уйти сколько угодно.

– Насколько мне известно, в начале двадцатого столетия Энглвуд считался спальней Уолл-стрит.

– Так оно и было и в некоторой степени остается до сих пор. Как дела у миссис Олторп?

– Боюсь, неважно. Миссис Норт, я отыскал горничную, показания которой могут помочь отправить Питера Кэррингтона за решетку, но я не удовлетворен. Некоторые факты не вяжутся друг с другом, и я пришел к выводу, что у него должен был быть сообщник. Меня интересует последний год перед смертью Сьюзен. Насколько мне известно, ее отец нанял шофера, в чьи обязанности входило возить ее и ее друзей. Но разве вы все не были достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно водить машину?

– Конечно были, но если мы собирались на вечеринку куда-то далеко, посол настаивал, чтобы Сьюзен вез шофер. Мои родители, разумеется, были только «за». Они не хотели, чтобы мы ездили в компании с юнцами, с которых вполне сталось бы пропустить стаканчик-другой, а потом по пути домой устроить гонки. Разумеется, большую часть времени мы все находились в колледже и посол не мог контролировать, чем мы там занимаемся. Но дома все обстояло именно так.

– И все же в тот вечер, когда Кэррингтоны давали ужин, он позволил, чтобы Сьюзен отвез домой Питер Кэррингтон.

– Он любил Питера. И доверял ему. Питер был не такой, как все. Летом, когда мы все торчали в клубе, играли в теннис или в гольф, Питер в костюме с галстуком находился в офисе вместе со своим отцом.

– Значит, когда вас возил шофер, в машине помимо вас со Сьюзен были еще две девушки?

– Да. Сьюзен садилась на переднее сиденье рядом с Гэри, а мы с Верни и Линор ехали сзади.

– Гэри? – переспросил Греко.

Он не хотел, чтобы Сара Норт заподозрила, будто за сведениями именно об этом человеке он и пришел.

– Гэри Барр. Олторпы приглашали их с женой, когда звали кого-нибудь к обеду или к ужину. Он и вел машину, когда мы куда-нибудь ехали.

– Как он себя вел? По-дружески?

– Ну да. Сьюзен называла его приятелем.

– А вы не допускаете, что между ними могли сложиться… – Греко поколебался, – романтические отношения? Не могла Сьюзен, как это называли в мои времена, запасть на него?

– На Гэри?! Нет, это совершенно исключено. Она говорила, что ей с ним хорошо, но имела в виду безопасность, надежность.

– Миссис Норт, надеюсь, вы понимаете, что я задаю вам все эти вопросы, на которые вы, как подруга Сьюзен, вполне можете не захотеть отвечать, не из праздного любопытства. Но я просто-напросто не удовлетворен. Я полагаю, что Питер Кэррингтон не мог избавиться от тела Сьюзен без посторонней помощи. Вы можете рассказать мне о Сьюзен что-нибудь такое, что помогло бы мне понять, почему она той ночью ушла из дома после того, как сказала родителям, что вернулась?

– Я двадцать два года ломаю себе голову, пытаясь найти ответ на этот вопрос, – честно призналась Сара Норт. – Мне не верится, что Питер мог подбить ее на обман родителей. Вообще говоря, до той ночи, когда полиция задержала его во дворе у Олторпов, я сомневалась в его виновности. Но в ту ночь мы накинули халаты и выскочили на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Я видела полицейского, которого он избил. Бедняге досталось не на шутку. Возможно, примерно то же самое произошло, если он что-то сделал со Сьюзен во сне.

– Вы были на той вечеринке в доме Кэррингтонов?

– Мы все там были.

– И долго вы там оставались?

– До двенадцати тридцати или без четверти часа. Мне велели быть дома не позже часа.

– Но Сьюзен в тот вечер была Золушкой. Ей было сказано вернуться к полуночи.

– За ужином я заметила, что отец страшно зол на нее. Думаю, у него просто было дурное настроение.

– Почему?

– Не знаю.

– Сьюзен такое отношение отца расстроило?

– Да. Она вообще весь вечер была сама не своя. Хотя, конечно, чтобы заметить это, следовало хорошо ее знать.

– Посол – человек очень вспыльчивый, да, миссис Норт?

– В детстве мы называли его крикломатом. Он вечно кричал на Сьюзен и ее братьев. Неприятный тип.

– Вы никогда не задавались вопросом, как бы он поступил, если бы увидел, что Сьюзен тайком уходит из дома?

– Наверное, он бы ее убил. Нет, – спохватилась Сара Норт, – я, конечно, не в буквальном смысле.

– Ну разумеется, – кивнул Греко и поднялся, собираясь уходить. – Вы были очень добры. Можно позвонить вам, если у меня возникнут еще какие-нибудь вопросы?

– Конечно. Думаю, нам всем не будет покоя, пока мы не узнаем правду о смерти Сьюзен и ее отца.

– Ее отца?! Вы хотите сказать, отца миссис Кэррингтон?

– Ну да. – На лице Сары Норт отразилось смятение. – Мистер Греко, Кей Кэррингтон приходила ко мне. И задавала примерно те же вопросы, какие задавали вы. Я обещала ей никому не говорить, что она была здесь.

– Даю вам слово, что об этом никто не узнает, миссис Норт.

По пути обратно к машине Николас Греко поймал себя на том, что ему очень не по себе. Ему не давали покоя два вопроса, которые он всегда задавал себе в процессе расследования дела: «А если?» и «А вдруг?».

А если Питер Кэррингтон абсолютно не причастен ни к одной из этих трех смертей?

А вдруг это кто-то другой, кто-то близкий к семье Кэррингтонов, настоящий убийца? Что предпримет этот кто-то, если узнает, что молодая жена Питера Кэррингтона задает вопросы, благодаря которым правда может всплыть наружу?

«Может, Кей Кэррингтон и откажется со мной разговаривать, но я с ней увижусь, – решил Греко, усаживаясь в машину. – Ее необходимо предупредить».

51

Сообщение о том, что я жду ребенка, обрадовало и огорчило Питера одновременно.

– Это чудесно, Кей, но тебе теперь нужно больше отдыхать. Постоянное напряжение, в котором ты находишься, может повредить и тебе, и малышу. О господи, ну почему все так вышло? Почему я не могу быть дома вместе с тобой и заботиться о тебе?

Кроме того, он решил, что избранная им линия защиты поможет объяснить нашему ребенку про его отца.

– Кей, когда наш малыш станет постарше, я хочу, чтобы он или она понял, что все преступления, в которых я, возможно, виновен, были совершены, когда я абсолютно себя не контролировал.

Он принялся наседать на адвокатов с требованием подать ходатайство, чтобы его обследовали в центре изучения нарушений сна. Он хотел получить документальное подтверждение тому, что он в самом деле склонен к приступам лунатизма и что в таком состоянии он не отдает себе отчета в своих действиях.

Этот вопрос стал яблоком раздора между ним и его защитниками.

– Объявить на открытом судебном заседании, что вы при защите намерены ссылаться на свой лунатизм, – все равно что требовать оправдания на основании невменяемости, – попытался урезонить Питера Коннер Бэнкс. – С таким же успехом вы можете пойти кричать на каждом углу, что вы виновны. «Да, я это сделал, но я могу все объяснить».

– Подавайте ходатайство, – требовал Питер.

Это означало необходимость в очередной раз предстать перед судьей Смитом. Когда моего мужа снова ввели в зал суда, скованного по рукам и ногам, я положила ладонь на живот, пытаясь найти утешение в крошечном существе, растущем внутри меня.

Прения открыл Коннер Бэнкс.

– Ваша честь, – обратился он к судье, – я понимаю, что дело, которое мы рассматриваем, выходит за рамки обыденности, и не отрицаю того, что мистер Кэррингтон покинул пределы своего поместья, что формально является нарушением условий, на которых он был выпущен под залог.

Винсент Слейтер сидел рядом со мной; я знала, что он был против подачи ходатайства.

– Однако же, ваша честь, – продолжал Бэнкс, – даже в полицейском отчете недвусмысленно отражено, что при задержании Питер Кэррингтон пребывал в ошеломленном состоянии. Последующие проверки не выявили в его организме никаких следов алкоголя или наркотических веществ. Для избранной нами линии защиты необходимо, чтобы мистера Кэррингтона надлежащим образом обследовали в клинике по изучению нарушений сна при больнице Пэскак-Вэлли. Для этого ему потребуется провести в клинике одну ночь; за это время будет проведен мониторинг структуры сна.

– «Для избранной нами линии защиты», – прошептал Винсент мне на ухо. – Завтра же эти слова будут во всех газетах.

– Мы настоятельно просим вашу честь разрешить провести это обследование и выражаем готовность внести залог в сумме двадцати пяти миллионов долларов в случае, если такое разрешение будет получено. Мы сознаем, что в обязанности шерифа не входит конвоирование заключенных в подобных случаях, поэтому готовы возместить государству затраты на оплату рабочего времени полицейских, которые будут охранять его. Кроме того, мы готовы заключить договор с частной охранной фирмой, в штате которой работают вышедшие в отставку полицейские. Они задержат мистера Кэррингтона в случае попытки к бегству, которой, заверяю вас, не произойдет. Ваша честь, каждые пять человек из тысячи страдают лунатизмом. Обычные люди не осознают потенциальную опасность, которую такой человек представляет для самого себя и для окружающих. Думаю, не многим в этом зале известно о том, что лунатиков не допускают к службе в Вооруженных силах США. Это делается из опасения, что они могут причинить вред как себе, так и окружающим, поскольку имеют доступ к оружию и транспортным средствам и в состоянии лунатизма не отдают себе отчет в своих действиях.

На последних словах Коннер Бэнкс возвысил голос и произнес их особенно твердо. Когда он после непродолжительной паузы заговорил вновь, голос его звучал тише.

– Позвольте Питеру Кэррингтону раз и навсегда установить, что это электрическая активность его мозга сделала его жертвой лунатизма. Дайте ему этот шанс.

Лицо судьи Смита было непроницаемо. Я не знала, чего ожидать. Но чувства Питера были мне ясны: он был доволен. Он заявил о своей позиции вслух. Сделал первый шаг к тому, чтобы защищать себя в прессе.

Бэнкс и Маркинсон явно волновались. В перерыве, который объявили после того, как ходатайство было подано, они подошли поговорить со мной.

– Судья не удовлетворит наше прошение, а мы уже раскрыли свои карты. В этом зале нет ни одного человека, который не считал бы, что это просто защита ссылкой на невменяемость на новый лад.

Вернулся судья. Начал он с признания в том, что за два десятка лет на посту судьи по уголовным делам ему ни разу еще не приходилось иметь дело с ходатайством, отягощенным подобными обстоятельствами. Хотя обвинение опасалось возможности побега, прокурор не стала оспаривать полицейский рапорт, в котором было отмечено, что мистер Кэррингтон в момент задержания перед домом Олторпов находился в полубессознательном состоянии. Судья сказал, что при условии постоянного нахождения при обвиняемом члена адвокатской команды и частных охранников, готовых задержать Питера при малейшей попытке к бегству, ему разрешается двадцатичетырехчасовое пребывание в центре по изучению нарушений сна.

Питер расценил решение судьи как свою победу. Адвокаты так не считали. Я понимала, что даже если эксперты подтвердят наличие у Питера склонности к лунатизму, это не изменит вердикт присяжных. Так что в этом смысле говорить о победе нельзя.

Мне хотелось переговорить с Бэнксом и Маркинсоном, и после того, как заседание было окончено, я попросила их подъехать ко мне домой. И снова мне позволили навестить Питера в камере для подсудимых, пока его не увезли.

– Я знаю, ты думаешь, это пиррова победа, Кей, – сказал он.

– Нас устроит только одна победа, Питер, – горячо ответила я ему. – Мы хотим, чтобы ты вернулся домой. Так оно и будет.

– Ох, милая, ты у меня прямо как Жанна д'Арк. Только меча не хватает.

На миг лицо Питера озарила нежная улыбка, и он сразу же превратился в того Питера, каким я помнила его в наш медовый месяц.

Мне так хотелось рассказать ему, что я по крупицам восстанавливаю заново обстоятельства, окружавшие гибель Сьюзен и моего отца, исходя из предположения, что именно разговор неизвестного мужчины со Сьюзен я невольно подслушала в тот роковой день в часовне. Но я понимала, что, высказанные вслух, эти мысли приведут к обратному эффекту: Питер лишь начнет беспокоиться обо мне.

Вместо этого я сказала ему, что все свободное время провожу на третьем этаже особняка.

– Питер, эти комнаты – более изысканный вариант чердака в доме у Мэгги, – сказала я. – Кто из твоих родственников коллекционировал картины?

– Наверное, это была моя бабка, хотя и прабабка тоже приложила к этому руку. Все сколько-нибудь стоящие полотна развешаны по стенам внизу. Отец давным-давно оценил всю коллекцию.

– А кто собирал фарфор? Там его просто уйма.

– Большую часть приобрела моя прабабка.

– Там есть совершенно роскошный сервиз из лиможского фарфора. Он так и стоит в ящике. Я распаковала несколько предметов. Красота изумительная. Я хочу, чтобы это был наш парадный обеденный сервиз.

В дверях появился конвойный.

– Миссис Кэррингтон.

– Да-да. – Я взглянула на Питера. – Разумеется, если он тебе не понравится, найдем какой-нибудь еще. Там есть из чего выбрать.

Когда я проходила мимо конвойного, он проводил меня сочувственным взглядом. С таким же успехом он мог бы прокричать во все горло: «Глупышка, ему светит есть с этого фарфора не больше, чем мне». Жаль, он не произнес этого вслух. Я пообещала бы ему пригласить его на праздничный обед в честь возвращения Питера домой.

Когда Винсент высадил меня у особняка, Коннер Бэнкс и Уолтер Маркинсон уже ждали меня внутри. Сам Винс в качестве представителя Питера должен был присутствовать на собрании совета директоров «Кэррингтон энтерпрайзис», которое должно было состояться ближе к вечеру. Теперь Питер именовал Винсента Слейтера не иначе как «мои глаза и уши». Права голоса он, разумеется, не имел, зато держал Питера в курсе всего, что происходило в его разветвленной корпорации.

Джейн Барр, как обычно, провела адвокатов в столовую, где я их и нашла. Я решила поделиться с ними своей крепнущей уверенностью в том, что Сьюзен, возможно, и была той самой женщиной, которую я подслушала в часовне двадцать два года назад.

Они ничего не знали о той моей детской проделке, однако, когда я обо всем рассказала, их реакция ошеломила меня. Они пришли в ужас.

– Кей, вы сами понимаете, что говорите? – спросил Бэнкс.

– Я говорю, что, возможно, в тот день слышала в часовне Сьюзен и что она, вероятно, шантажировала кого-то.

– А вам не пришло в голову, что она могла шантажировать вашего мужа? – рявкнул Маркинсон. – Вы представляете, что может сделать с этой информацией прокурор?

– О чем вы? – с искренним недоумением спросила я.

– Мы о том, – мрачно произнес Коннер Бэнкс, – что, если ваше предположение верно, вы только что огласили мотив для Питера убить Сьюзен.

– Вы когда-нибудь рассказывали Питеру, что пробрались в часовню и подслушали тот разговор? – спросил Маркинсон.

– Да, рассказывала. А что?

– Когда это было, Кей? – насел на меня Бэнкс.

У меня возникло такое чувство, будто я нахожусь под перекрестным допросом двух строгих прокуроров.

– Я рассказала ему об этом на благотворительном приеме по сбору средств на борьбу с неграмотностью. Моя бабушка споткнулась и упала. Питер поехал вместе со мной в больницу, убедился, что она не пострадала, а потом отвез меня домой. Я пригласила его зайти ненадолго, и мы с ним разговорились.

– Тот прием был шестого декабря, насколько я помню, – сказал Маркинсон, сверившись со своими записями.

– Верно, – слегка ощетинилась я.

– А поженились вы с Питером Кэррингтоном восьмого января, менее чем через пять недель?

– Да, – Я поймала себя на том, что злюсь и досадую одновременно. – Будьте так добры, объясните мне, к чему вы клоните?

– Мы клоним к тому, Кей, – вступил в разговор Коннер Бэнкс, и теперь его тон стал серьезным и сочувственным, – что мы все недоумевали по поводу вашего головокружительного романа. Теперь все встало на свои места. Если в тот день в часовне была действительно Сьюзен Олторп и она шантажировала Питера, в ту минуту, когда вы рассказали ему об этом, вы стали для него угрозой. Он не мог допустить, чтобы вы проговорились об этом эпизоде кому-нибудь, кто сложил бы два и два. Не забывайте, прием состоялся сразу же после того, как в журнале «Суперстар» напечатали большую статью о нем. Заставив вас так скоропалительно выйти за него замуж, он исключил вас из числа потенциальных свидетелей на тот случай, если его привлекут к ответственности. Это давало ему возможность в суде сослаться на право супруга отказаться отвечать на вопросы о сообщенной другим супругом информации, и, кроме того, он, очевидно, рассчитывал, что вы влюбитесь в него и будете на его стороне.

Пока я слушала эту речь, я так разозлилась, что, окажись у меня под рукой что-нибудь тяжелое, я запустила бы в них. Вместо этого я закричала:

– Убирайтесь! Проваливайте отсюда и больше не возвращайтесь! Да я предпочту, чтобы моего мужа защищал прокурор, чем такие адвокаты, как вы! Вы не верите, что, даже если он действительно убил Сьюзен и моего отца, он сделал это, не отдавая себе отчета в своих действиях. Теперь вы утверждаете, что он женился на мне исключительно по расчету, только ради того, чтобы заткнуть мне рот. Катитесь к чертовой матери, вы оба!

Они поднялись.

– Кей, – тихо произнес Бэнкс, – если вы идете к врачу и он обнаруживает у вас рак, но говорит вам, что у вас все в полном порядке, он лжец. Мы не сможем защищать Питера, если не будем знать обо всех возможных факторах, способных оказать влияние на присяжных. Вы только что извлекли на свет божий бомбу, которой мы, к счастью, не обязаны делиться с обвинением, потому что это мы ее раскопали. Мы должны сообщать прокурору лишь о том, что планируем использовать в качестве доказательства защиты. Понятно, что эту информацию мы задействовать не станем. Только, ради всего святого, никому больше не говорите о том, что только что рассказали нам.

Из меня точно выпустили воздух.

– Я уже рассказала, – произнесла я. – В тот вечер, когда Питер вернулся домой после предъявления обвинения.

– Вы рассказали кому-то о своих подозрениях, что та женщина в часовне могла быть Сьюзен? Кто слышал, как вы об этом рассказывали?

– У нас в гостях были Элейн с Ричардом и Винсент Слейтер. Но я не утверждала, что думаю, будто это была Сьюзен. Наоборот, я сказала, что не знаю, кто была та женщина. Элейн даже пошутила, что это вполне могли быть они с отцом Питера, потому что они весь день препирались из-за денег, которые она потратила на вечеринку.

– Это радует. Но больше о своем визите в часовню не рассказывайте никому. Если кто-нибудь из гостей заведет речь об этом сам, твердите, что вы понятия не имеете, кто были те мужчина с женщиной, потому что на самом деле вы этого не знаете.

Я заметила, как адвокаты переглянулись.

– Нам нужно обсудить это с Питером, – сказал Бэнкс. – Нужно отговорить его от этой затеи с клиникой сна. Единственная его надежда не окончить жизнь в тюрьме – недостаток улик.

Я призналась адвокатам, что жду ребенка. На прощание Маркинсон сказал мне:

– Возможно, теперь, когда он знает, что скоро станет отцом, он позволит нам самим выбирать линию защиты и попытаться добиться его оправдания.