Текст книги "Шерлок Холмс против Марса"

Автор книги: Мэнли Уэллман

Соавторы: Уэйд Уэллман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Устремив глаза на страницу, Холмс громко прочитал вслух:

– Луны не было. В глубине черного неба трепетно мерцали звезды. Кто населяет эти миры? Какие там формы, какие существа, какие животные, какие растения? Мыслящие существа этих далеких вселенных больше ли знают, чем мы?

Могущественнее ли они, чем мы? Способны ли они видеть что-либо из того, что остается непознанным нами? И не явится ли когда-нибудь одно из них, преодолев пространство, на нашу Землю, чтобы покорить ее, как норманны пересекали море, чтобы поработить более слабые народы? [7]7
  «Орля» – новелла Ги де Мопассана, написанная в 1887 г., когда писатель уже страдал галлюцинациями и нервным расстройством. Приведенный Холмсом отрывок (пер. К. Локса) заставляет вспомнить, что двумя годами позднее Мопассан написал фантастический рассказ «Марсианин», в котором, опираясь на теорию «марсианских каналов», описал катастрофу марсианского космического корабля с крылатыми существами на борту над побережьем Нормандии.


[Закрыть]

Он снова поглядел на Уотсона.

– Согласитесь, Уотсон, суждение вполне здравое и рациональное.

– Если это – беллетристика, то самая высокопарная и вычурная, – упрямо возразил Уотсон. – Припоминаю, что в самом конце герой сжигает собственный дом. Ведь дом Мопассана сгорел, не так ли?

– Действительно так, но Мопассан никогда не признавался в поджоге, разве что в этой повести, – сказал Холмс. – Сочтя отрывок о пожаре признанием, мы будем вынуждены рассматривать всю повесть как отчет о фактических событиях.

– Допустим, история эта рациональна и основана на фактах, – сказал Уотсон. – Как вы думаете, Холмс, сумело бы такое создание, как Орля – существуй оно на самом деле – подчинить вас себе, как Мопассана или его вымышленного героя?

– Едва ли, – ответил Холмс. – Человек с достаточным интеллектом и волей сопротивлялся бы подобному порабощению. Такой человек, думаю, нашел бы способ победить.

Холмс заложил страницы машинкой для чистки трубок, вернулся к микроскопу и приник к окуляру.

– Это клей, Уотсон! – торжествующе воскликнул он. – Никаких сомнений, это столярный клей! Взгляните-ка на эти частицы!

Пока Уотсон фокусировал инструмент, Холмс рассказывал о шариках клея и кепи, найденном возле убитого полисмена.

– Подозреваемый отрицает, что кепи принадлежит ему, – сказал он. – Но наш подозреваемый – мастер по изготовлению картинных рам и постоянно пользуется столярным клеем.

Завершив таким образом расследование, Холмс налил себе еще одну чашку кофе и завел разговор о скачках. Уотсон, большой любитель конских ристалищ, сообщил немало интересного о великолепных конюшнях и скаковых лошадях Старого Шоскомба, а также о редких призовых спаниелях, которыми славилось старинное поместье.

Беседу прервал Билли, доложив о приходе Джона Мейсона – высокого и гладко выбритого скакового тренера, чей вид выражал крайнее волнение. Мейсон умолял Холмса приехать в Старый Шоскомб и разрешить загадку таинственных происшествий в поместье, в том числе странного поведения его владельца, сэра Роберта Норбертона. Холмс согласился заняться делом Мейсона; Уотсону не терпелось отправиться с ним. Еще до полудня они очутились в купе поезда, направлявшемся в Шоскомб. Багажная полка над ними была вся забита сачками, спиннингами и корзинами, так как Холмс и Уотсон решили выдать себя за любителей рыбной ловли на отдыхе.

Хватило и полутора дней, чтобы печальная история – включая смерть сестры сэра Роберта и его попытки спрятать тело – выплыла на свет[8]8
  Доктор Уотсон изложил эту историю в рассказе «Загадка поместья „Старый Шоскомб“».


[Закрыть]. Рослый и сварливый спортсмен дрожащим голосом давал объяснения и молил о снисхождении. Холмс холодно рекомендовал ему сообщить о случившемся полиции и надеяться на понимание властей.

Уотсон с беспокойством осведомился, сможет ли превосходный жеребец сэра Роберта, Принц Шоскомба, все же участвовать 21 мая в Дерби, расцвел и по дороге назад в Лондон сообщил Холмсу, что намеревается лично присутствовать на состязании и поставить значительную сумму на победу Принца.

Вечером, когда Холмс был у себя, вошла Марта.

– Ты один, дорогой? – прошептала она.

– Уотсон уехал к своему старинному приятелю Стэмфорду.

Она села напротив. На ее нежном лице было написано беспокойство.

– Дорогой мой, я вижу, что-то тебя тяготит. Это связано с каким-то делом, которое ты расследуешь?

– Случай самый необычный, Марта. Как всегда, ты прекрасно понимаешь меня без всяких слов.

– Никогда еще не видела, чтобы ты так погружался в дело, забывая обо все остальном. Конечно, я не стану просить тебя рассказывать…

– И это, любовь моя, всего только одна из тысяч твоих очаровательных черт. Скажем так, нынешний случай связан с событиями, которые происходят на большом расстоянии от нас.

Холмс старался говорить беззаботно и весело, но ее глаза расширились – явный признак того, что Марта не на шутку разволновалась.

– Я никогда не вмешивалась в твои занятия, – сказала она. – Позволь мне только спросить: уж не собрался ли ты в дальнее путешествие?

Холмс с улыбкой покачал головой.

– Нет, рискну предположить, что все наблюдения я смогу провести здесь, в Лондоне. Когда мне приходится бывать вдали от тебя, я всегда чувствую себя несчастным.

– И я, – она завладела его рукой. – Ты никогда раньше не говорил с таким чувством. Мой дорогой, люди почему– то считают, что с возрастом любовь слабеет, но наша горяча и постоянна, как никогда.

– Такой она останется всегда, – заверил ее Холмс. – Мы вовсе не стары, мы в самом расцвете сил. Мне сорок восемь, я старше тебя и на несколько лет моложе Уотсона – но старина Уотсон говорит, что в и сорок многие из самых сильных и атлетически сложенных мужчин уступают мне в быстроте и выносливости.

– Стало быть, ты согласен с медицинским заключением доктора Уотсона?

– Безусловно.

Он встал, и они обменялись нежным поцелуем.

– А теперь, – сказал Холмс, – разреши сообщить, что на прошлой неделе мне удалось разыскать бутылку отличного бургундского – прямо напротив, у Доламора. Предлагаю распить ее вместе и обещаю забыть на время о том необычном случае.

Несколько дней прошло в нелегких переговорах с чиновниками из Скотланд-Ярда, а также кредиторами и поверенными сэра Роберта Норбертона. Холмс настойчиво советовал кредиторам и полиции проявить сострадание к отчаявшемуся спортсмену. Прекрасный жеребец сэра Роберта, уверял Холмс, наверняка победит на скачках и принесет своему хозяину достаточно денег, чтобы тот смог расплатиться со своими огромными долгами. В конце концов это здравое мнение возобладало, на предложенных Холмсом условиях вопрос был улажен, и вечер ю мая Холмс проводил в приятном безделье. Он расположился в любимом кресле и наблюдал за Уотсоном – тот возился за письменным столом с какой-то рукописью.

– Еще один из ваших лестных отчетов о моих расследованиях? – спросил Холмс.

– Два-три примечания к записям по делу о поместье Старый Шоскомб и некоторые выписки по профессии, – ответил Уотсон. – Меня попросили провести семинар по тропическим болезням в Лондонском университете.

– Уверен, вы сделаете это блестяще.

Холмс потянулся было к томику Мопассана, но вместо этого взял свежий журнал. Он лениво листал страницы, как вдруг взгляд его упал на заголовок «Хрустальное яйцо».

Холмс со жгучим интересом принялся за чтение.

С год тому назад близ Севендайэлса еще можно было видеть маленькую закопченную лавку, на вывеске которой поблекшими желтыми буквами было написано: «К. Кэйв, естествоиспытатель и продавец редкостей»… [9]9
  Г. Уэллс, «Хрустальное яйцо» (пер. Н. Волжиной).


[Закрыть]

– Менее года тому назад, пожалуй, – подумал Холмс вслух.

– Что вы сказали? – переспросил Уотсон, подняв голову от стола.

– Я читаю рассказ мистера Г. Дж. Уэллса.

– Ах, Уэллс, – повторил Уотсон с ноткой презрения в голосе. – Писака, торгующий сенсациями, с подозрительно революционными взглядами.

Холмс улыбнулся.

– Вы недолюбливаете его точно так же, как Мопассана.

– Ни в коем случае, – решительно покачал головой Уотсон. – Я уже говорил вам, что личная жизнь Мопассана достойна всяческого сожаления. Уэллс позволяет себе открыто осуждать нашу цивилизацию и наше правительство. О его личной жизни я ничего не знаю. Вероятно, лучше будет не расследовать эту область жизнедеятельности мистера Уэллса.

– Не расследовать? – повторил Холмс, улыбаясь еще шире. – Человек моей профессии не может слышать такое спокойно. Что ж, не буду вас больше отвлекать.

Уотсон вновь заскрипел пером. Холмс углубился в чтение «Хрустального яйца». Уэллс, показалось ему, задался целью представить публике художественное произведение; в то же время, в рассказе мелькали упоминания о Кэйве и Уэйсе, говорилось и «высоком смуглом человеке в сером костюме», который исчез с кристаллом. Было понятно, что ни Темплтон, ни Хадсон не осмелились назвать имя Холмса.

Несколько дней Холмс неотрывно размышлял о кристалле. Ему не хотелось тревожить Челленджера дальнейшими расспросами. Вероятно, изучение кристалла за последние месяцы не продвинулось ни на йоту, если только марсиане не ответили на сигналы. Холмс предполагал, что понимание Марса как всего лишь более развитой по сравнению с человечеством культуры – подобной европейскому городу в сравнении с деревней дикарей – может оказаться не в меру оптимистичным; предположение это в свое время привело профессора Челленджера в ярость. Но Холмс все сильнее укреплялся в мысли, что человечество являлось расой существ, которые стояли на низшей ступени эволюции и далеко отстали от марсиан в своем развитии.

Марсианская загадка была сложной и неприятной. Один он никак не мог ее решить. Утром 13 мая, по-прежнему погруженный в тягостные размышления, Холмс сидел за завтраком. Уотсон расположился напротив, развернув газету.

Внезапно Уотсон перегнулся через стол.

– Что вы об этом скажете, Холмс? – спросил он, указывая на газетный лист.

Под заголовком «Необычайное извержение на Марсе» была напечатана короткая заметка:

Обсерватория на Яве сообщает о громадном взрыве раскаленного газа, происшедшем на планете Марс около полуночи. Д-р Лавелль, сравнивая данное явление с вспышкой пламени, каковая вырвалась из марсианских недр точно «снаряд из орудия», сообщил по телеграфу, что спектроскоп обнаружил массу раскаленного водорода, движущуюся к Земле с ужасающей быстротой. Поток огня перестал быть видимым приблизительно через пятнадцать минут.

– Необычайное явление, – с трудом проговорил Холмс, стараясь сохранять спокойствие.

– Мне тоже так показалось. Простите, не хотелось бы опоздать на семинар.

Уотсон поспешил распрощаться. Холмс тут же связался с Челленджером.

– Собирался вам телефонировать прямо сейчас, – раздался в трубке величественный рык Челленджера. – Не могли бы вы приехать ко мне? Я пригласил Стэнта, королевского астронома. Думаю, пришло время ознакомить мир с нашим открытием.

Холмс схватил шляпу и выбежал в прихожую. Здесь он натолкнулся на Марту.

– Тебя что-то тревожит, – сказала она.

– Нет, дорогая, просто я спешу. Увижусь с тобой за обедом.

У дома он остановил хэнсом и вскоре оказался в Энмор– парке. Дверь открыла миссис Челленджер.

– Надеюсь, вы сумеете успокоить Джорджа, – прошептала она дрожащим голосом. – Он разъярен, поссорился с гостем – сама не знаю, почему.

Холмс прошел в кабинет. Посреди комнаты, грозно нахмурившись, стоял Челленджер. Профессор топал ногами и раскачивался из стороны в сторону, точно обезумевший слон.

– Стэнт! – воскликнул он. – Как подобного дегенерата могли назначить королевским астрономом? Даже мне этого не понять! Не удивлюсь, если здесь не обошлось без политических интриг. Подумайте только, он отказался поверить моему…

– Вы виделись со Стэнтом? – прервал его Холмс. – Думаю, что так, судя по вашим словам.

– Телефонировал ему еще утром. Меня подтолкнуло к этому решению извержение на Марсе. Сами понимаете, я

не мог поступить иначе. Я сообщил ему, что располагаю сведениями, которые поразят весь мир – по меньшей мере, ту его часть, что способна осознать последствия великого открытия. Он явился, а затем…

Челленджер расправил плечи и стал похож на кобру с раздутым капюшоном.

– Я показал ему кристалл, наш кристалл, друг мой! И что, как вы думаете, заявил этот несносный осел?

– Не дождусь услышать, – сказал Холмс.

– Он заявил, что это некий механический трюк! Упомянул имена сценических иллюзионистов – Александра Германа, Робер-Гудена[10]10
  Знаменитые фокусники и иллюзионисты середины XIX – начала XX вв.


[Закрыть] и этого новейшего персонажа, Келлара[11]11
  Псевдоним прославленного Гарри Гудини (Эрика Вайса) составлен из фамилии Робер-Гудена и имени Келлара, Гарри.


[Закрыть], – Челленджер судорожно сжимал и разжимал кулаки. – Затем ухмыльнулся и поздравил меня с забавным экспериментом по отводу глаз. Еще он нес какую-то чушь о ярмарочных балаганах и волшебных фонарях. Когда я стал протестовать, мистер Стэнт ушел – нет, практически убежал. Он повел себя низко, но что ожидать от человека со столь ничтожным интеллектом и с таким наглым, злопыхательским, завистливым характером!

– Говорите, вы стали протестовать?

– Естественно. Я даже встал из-за стола.

– Вы угрожали ему? – предположил Холмс.

– Не исключаю, что у него могло возникнуть такое впечатление, – могучие плечи Челленджера поникли. – Все это лишь подтверждает мое мнение. Холмс, мы не можем доверить наш секрет ни единому ученому педанту.

Холмс подошел к письменному столу. Там, испуская мягкое сияние, лежал кристалл.

– Трудно понять, как способен кто-либо остаться равнодушным при виде марсианского пейзажа.

– Пейзаж этот надутый профан, честно говоря, так и не увидел. В кристалле возникло совершенно иное изображение, нечто похожее на внутреннюю комнату или камеру. Глядите сами.

Челленджер и Холмс сели за стол и задрапировали головы тканью. Челленджер начал осторожно поворачивать кристалл.

– Можете убедиться.

Светящаяся дымка рассеялась. Перед Холмсом предстало тускло освещенное помещение. Очертания комнаты едва проступали среди теней, угадывалась ребристая переборка, вдоль которой выстроились сложные механические приспособления. Некоторые механизмы показались Холмсу знакомыми по прежним наблюдениям. На полу помещения, напоминавшем корабельную палубу, растянулись несколько марсиан. Обрадовавшись, что может рассмотреть марсиан вблизи, Холмс внимательно изучал обитателей чужой планеты. Их мягкие, пузырчатые тела были коричневато-серыми и походили на мокрые кожистые мешки.

– Обратите внимание на влажность тел марсиан, – сказал Холмс.

– Полагаю, это пот, – предположил Челленджер.

– Вероятно, но не является ли данная жидкость иной секрецией их кожи? Марсиане невероятно отличаются от нас по своему физическому строению. Мы не знаем, как устроено их пищеварение и выделительные функции.

Марсиане лежали без движения, но глаза их были открыты и ярко блестели. Холмс подумал, что марсиане, должно быть, никогда не спят. Щупальца одного из марсианских существ покоились на замысловатом устройстве с многочисленными рукоятками и клавишами.

– Итак, аппарат для связи, который ранее находился на крайней мачте, был перенесен в другое место, – заключил Холмс.

– Очевидно, – сказал Челленджер.

– Мы наблюдаем купе либо каюту некоего транспортного средства.

– Несомненно, – Челленджер зашевелился под тканью. – Холмс, все понятно. Они находятся на движущемся корабле или снаряде, они направляются к Земле, и они взя-ли с собой кристалл, чтобы тот указывал им путь. Но вы еще не изложили мне собственные выводы.

– У вас имеется своя теория?

– О да, но рассказывать о ней я пока никому не готов. Ясно одно, в настоящий момент они пересекают космическое пространство и направляются к нам.

Голова Челленджера показалась из-под ткани.

– Мне казалось, этот факт абсолютно очевиден, даже для самого убогого ума. Впрочем, я недооценил степень недоразвитости мистера Стэнта.

Холмс также сбросил ткань и поднялся из-за стола.

– Скорее всего, он ожидал увидеть ландшафт Марса, который вы описывали. Эта скучная комната, без движения или признака жизни, куда менее убедительна. Вы все ему объяснили?

Челленджер откинулся на спинку кресла, пружины жалобно застонали.

– Не успел. Мы с ним едва вступили в дискуссию. Не вспомни я вовремя, что пользуюсь репутацией человека уважаемого и сдержанного – пожалуй, самолично вышвырнул бы его на улицу.

– Но в чем может заключаться цель марсианской экспедиции? – спросил Холмс.

– Мне видятся две возможности. Вспомним, что марсиане относятся к нам так же, как цивилизованные европейцы – к наиболее диким племенам мира. Поэтому можно предположить, что они либо собираются даровать нам свет цивилизации, либо намерены нас завоевать и поработить. Насколько могу судить, что тот, что другой план действий поставит человечество в тяжелое положение.

– Позднее я изложу вам собственную теорию. В настоящий момент я склонен согласиться, что намерения у них враждебные. Каким образом мы можем предупредить мир о грядущей опасности?

– Это невозможно, – загрохотал Челленджер. – И случай со Стэнтом – тому подтверждение.

– Я убежден, что другие ученые мыслят более здраво.

Челленджер поднялся на ноги и принялся грузно расхаживать по кабинету.

– Дорогой Холмс, разрешите поведать вам прискорбную правду. Так называемые научные авторитеты веками цеплялись за свои замшелые теории и презирали новые истины. Галилей, под угрозой ужасного наказания, принужден был отречься от своей гелиоцентрической системы. Теория эволюции Дарвина подверглась нападкам как пример отъявленного богохульства. Над Пастером, который показал, что болезни вызываются микробами, издевались в течение долгих лет. И следующий я! – Челленджер развел руками, словно отстраняя трех великих конкурентов. – Мне уготована судьба других первопроходцев науки! Я должен кротко сносить насмешки духовных лилипутов, подобных Стэн– ту, королевскому астроному!

– Мы могли бы посоветоваться с Уотсоном, – предложил Холмс. – У него много знакомств среди ученых. Он мог бы предложить какую-нибудь разумную кандидатуру.

– Еще не время, – резко произнес Челленджер. – Поведение Стэнта – малый образчик того, какой прием нас ожидает.

– Марсиане уже в пути, – сказал Холмс. – Они послужат лучшим доказательством.

– И нам остается лишь надеяться, что они придут с миром. Если так, они будут заинтересованы в общении с нами. Как вы думаете, кто именно обладает достаточным интеллектом и владеет необходимыми научными методами?

– Вы хотите, чтобы я номинировал вас?

– Скромность, увы, запрещает мне называть самого себя, однако я принимаю ваше предложение.

– О предложении говорить пока рано, – заметил Холмс. – Никак не хочу оскорбить вас, дорогой Челленджер, однако сомневаюсь в возможности общения с марсианами.

– Будущее вскоре даст нам ответ. Предоставьте остальное мне. Я непременно уведомлю вас о любом достойном внимания событии. Согласны?

– Согласен, – ответил Холмс.

В ту ночь астрономы опять заметили огненную вспышку на Марсе. На следующие сутки ровно в полночь была отмечена очередная вспышка, за нею еще извержение.

Холмс вновь посетил Энмор-парк. Они с Челленджером разглядывали кристалл под самыми разными углами, но в нем упорно проступало одно только помещение с ребристыми переборками. И вдруг, покуда они всматривались в кристалл, из синеватой дымки возникло лицо марсианина. Круглые блестящие глаза неотрывно следили за ними, встречая их собственные пристальные взгляды.

– Марсианин стремится нам что-то сообщить, – предположил Холмс.

– Сообщить? Что именно? – требовательно осведомился Челленджер. – У вас появилась какая-то теория?

– Скорее, игра воображения, – сказал Холмс. – Допустим, что я купил кристалл и принес его к вам, находясь под неким внешним влиянием… Не это ли пытается сказать марсианин? Возможно, мыслительные волны проникают через кристалл; тогда, вероятно, я ощутил их воздействие в антикварной лавке.

Марсианин исчез.

– Его лицо было лишено выражения, по крайней мере в человеческом смысле слова, – сказал Холмс. – С другой стороны, их наконец-то заинтересовали наши реакции.

– Поддерживая мыслительный контакт с нами, они обязаны заключить, что мой интеллект является уникальным для этой планеты, – произнес Челленджер с серьезной миной. – Ваш разум, конечно, в своем роде также достаточно исключителен и мог удостоиться их признания. Глубоко сожалею, что с нами нет профессора Мориарти – единственного достойного соперника, с которым вы встретились на протяжении вашей дедуктивной карьеры.

Кристалл потускнел. Они остались сидеть, погруженные в размышления.

– Нам остается только ждать их прибытия, – сказал Челленджер.

Каждую полночь, с равномерными промежутками в двадцать четыре часа, обсерватории по всей Европе регистрировали новые вспышки на Марсе. В газетах высказывались гипотезы о марсианских вулканических извержениях, подпочвенных взрывах и падении метеоритов; как-то промелькнуло предположение, что строители каналов при помощи вспышек подавали сигналы на Землю.

Уотсон, который читал эти сообщения с жадным интересом, на время отвлекся от марсианских событий: 21 мая доктор, как и собирался, поставил на эпсомском Дерби значительную сумму на Принца Шоскомба и громко аплодировал, когда жеребец пришел первым. Уотсон ночевал вне дома той ночью и на следующий день.

Утром 22 мая газеты сообщили о десятом взрыве на Марсе. Больше вспышек не отмечалось. Челленджер несколько раз связывался с Холмсом, но не мог сообщить ничего нового. В кристалле по-прежнему виднелась лишь тускло освещенная комната с лежащими на полу марсианами.

– Мы можем только ждать наших гостей, – кратко резюмировал Челленджер.

Первого июня Холмсу пришлось заняться небольшим расследованием, которое он успешно завершил к четвергу, 5 июня.

В пятницу утром Холмс поднялся рано, однако Уотсон опередил его и уже застегивал медицинский саквояж.

– Я должен немедленно ехать, Холмс, – сказал он, надевая шляпу. – Бедняга Мюррэй – преданный ординарец, что спас мне жизнь в Афганистане – лежит в критическом состоянии у себя в Хайгейте. Я обещал приехать и позаботиться о нем.

Во время завтрака Билли принес Холмсу телеграмму. Сэр Перси Фелпс из министерства иностранных дел писал:

ОГРОМНЫЙ ЦИЛИНДРИЧЕСКИЙ СНАРЯД УПАЛ УТРОМ ВОЗЛЕ УОКИНГА

УЧЕНЫЕ СООБЩАЮТ ЖИВЫХ СУЩЕСТВАХ ВНУТРИ ВЫ ДОЛЖНЫ СОПРОВОЖДАТЬ МЕНЯ ВЕЧЕРОМ НЕОБХОДИМА ВАША ПОМОЩЬ

Холмс торопливо собрался и вскоре был в Энмор-парке. В дверях его встретила перепуганная миссис Челленджер.

– Джордж спешно уехал в Уокинг, – сказала она. – Там собирается множество ученых. Не знаете ли, в чем дело, мистер Холмс?

– Я сам отправляюсь в Уокинг, – ответил Холмс. – Вскоре все прояснится.

Дверь его гостиной оказалась открыта настежь. Марта бросилась в его объятия.

– Сэр Перси звонил? – спросил он.

– Я случайно прочла телеграмму… Сэр Перси заезжал сюда и пригласил тебя пообедать с ним у Симпсона. Шерлок, дорогой мой, прошу тебя, это может быть опасно…

– Моя обязанность – находиться там, Марта, – ответил Холмс, потрепав ее по плечу. – Этого просит правительство.

– Там может быть опасно, – повторила она. – Не забывай о себе, любовь моя. Будь осторожен. Случись что с тобой, я стану самым потерянным и одиноким человеком на свете. Помни об этом.

– Я никогда об этом не забываю, – сказал Холмс. – И на сей раз не намереваюсь.

Он провел большую часть дня, разбирая бумаги. Холмс встретился также с несколькими публицистами, чьи перья и дарования были отданы прогрессу науки. Ученые авторы без конца говорили о цилиндре, упавшем в Уокинге, выдвигая одну скороспелую теорию за другой.

В шесть вечера, после раннего обеда у Симпсона, Холмс и Фелпс сели в поезд на вокзале Ватерлоо.

Холмс был тих и задумчив. Сэр Перси, напротив, сиял счастливым возбуждением.

– Люди с Марса! – восклицал он. – Как нам их встретить, Холмс?

– Я предложил бы сперва посмотреть, чем они встретят нас, – мрачно отвечал Холмс.