Текст книги "Шерлок Холмс против Марса"

Автор книги: Мэнли Уэллман

Соавторы: Уэйд Уэллман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

В квартире Холмса слышались голоса. Голос Холмса, потом еще один, незнакомый. По всему громадному телу Челленджера, смывая усталость и безумие последних дней, прошла теплая волна облегчения и радости.

– Могу я войти? – закричал он во весь голос.

IV. МАРСИАНСКИЙ КЛИЕНТ
Джон Г. Уотсон, М. D

Популярное сочинение мистера Г. Дж. Уэллса «Война миров», вышедшее из-под пера известного радикала и атеиста, ближайшего сподвижника Франка Харриса[22]22
  Франк Харрис (1856–1931) – англо-американский литератор, журналист и редактор, автор скандальных мемуаров «Моя жизнь и любовь». В 1894-98 гг. редактировал лондонский еженедельник «Saturday Review», где печатались Дж. Б. Шоу и Г. Уэллс.


[Закрыть], Джорджа Бернарда Шоу и куда более одиозных личностей, изобилует фактическими ошибками и неточностями. В этой книге, полной безудержных преувеличений, Уэллс претендует на научные познания, которыми никак не обладает. Тем не менее, мужи науки и простые читатели осыпают Уэллса похвалами, тогда как блестящие дедуктивные труды Шерлока Холмса и профессора Джорджа Эдуарда Челленджера встречают лишь глумлением и насмешками.

Уэллс упоминает о великолепном и почти нетронутом экземпляре хищника, который сохраняется в спирту в Музее естественной истории, но по небрежности либо преднамеренно умалчивает об истории поимки, исследования и консервации этого экземпляра. Мало того, как в научных публикациях, так и в общедоступной прессе игнорируются поразительные выводы профессора Челленджера, который утверждает, что вторгшиеся на Землю захватчики были отнюдь не марсианами. Холмса, похоже, ничуть не беспокоит подобная несправедливость; но, посоветовавшись с ним, я решил изложить истинные факты, оставляя потомкам право судить.

* * *

Когда тем солнечным летом 1902 года началось вторжение, ужас охватил всех и каждого – всех, за исключением двух умнейших и лучших из людей, которых я когда-либо знал. Первый цилиндр, упавший в Уокинге, раскрылся утром в пятницу, 6 июня, изрыгнув свой экипаж безжалостных космических хищников. Помнится, в тот день я встал очень рано и немедленно выехал в Хайгейт, где в критическом состоянии лежал у себя дома бедняга Мюррэй, верный старый ординарец, спасший мне жизнь во время Второй Афганской войны.

Утренние газеты сообщили, что среди провинциальных городков Серрэя высадились невиданные существа с Марса, соседи Мюррэя взахлеб обсуждали последние известия, но я, по правде сказать, уделял всему этому мало внимания, так как нашел Мюррэя крайне ослабевшим и беспомощным. Почти сразу же я с горечью убедился, что спасти его невозможно, оставалось лишь облегчить его предсмертные страдания. Вечером, пытаясь сбить у него жар, я краем уха услышал, что марсиане атаковали в Уокинге беззащитную толпу любопытных.

Может показаться, что я едва отдавал себе отчет, какие драматические события происходили в тот день, а также в субботу и воскресенье; хотел бы еще раз напомнить читателю, что все мое внимание было поглощено несчастным Мюррэем. Жители дома пересказывали друг другу самые дикие истории, казавшиеся мне лишь паническими слухами: космические существа, дескать, полностью разрушили Уокинг и Хорзелл, разбили поспешно выставленные против них войска и двинулись к Лондону. К утру понедельника все соседи Мюррэя и обитатели близлежащих домов бежали; об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно. На всей улице не осталось ни единого человека, помимо меня и моего бедного пациента.

Разумеется, я и подумать не мог о том, чтобы уйти и оставить бедного Мюррэя умирать в одиночестве. День за днем я ухаживал за больным и делал для него все, что мог, заботясь о несчастном как врач и как друг. Вокруг царили страх и запустение, на улицах внизу клубились облака ядовитых испарений, которые позднее стали называть черным дымом.

Я слышал пронзительный вой боевых машин, перекликавшихся над крышами Лондона; порой, с опаской выглядывая из окна, я видел, как они с чудовищной скоростью проносились вдалеке, выбрасывая суставчатые ноги высотой не менее ста футов. Кажется, во вторник или в среду они ударили тепловыми лучами в соседние дома, превратив здания в пылающие факелы. К счастью, наше убежище уцелело.

Все эти дни Мюррэй пролежал в бреду. Он невнятно бормотал что-то о винтовках и патронах; думаю, затуманенное сознание рисовало ему картины сражений с афганцами. В поисках еды я обыскал все квартиры в доме. К утру восьмого дня, второй пятницы вторжения, он скончался. Только тогда я осознал, что за окнами давно стоит странная тишина.

Я поправил на постели тело несчастного Мюррэя и сложил его руки на груди. Склонив голову, я прошептал слова молитвы. Затем я вновь подошел окну, выглянул и впервые подумал о возвращении домой.

Вниз по холму сбегала улица, вся покрытая маслянистой черной пылью – остатками распавшегося на составные части черного дыма; я поблагодарил Бога за то, что местоположение Хайгейта помогло мне избежать соприкосновения с этим веществом. Глядя из окна и стараясь понять, что происходит снаружи, я разглядел одинокого пса, который неторопливо бежал по черному тротуару. Маслянистая пыль не оказывала на него никакого воздействия; я заключил, что дым, распадаясь, становился безвредным. Я собрался было выйти на улицу, но тут заметил вдалеке боевую машину – она неслась между домами, испуская из сочленений клубы зеленоватого пара. При свете дня, рассудил я, улицы были слишком опасны.

Я снова обошел квартиры, заглядывая во все кладовые и кухонные шкафы. Мои усилия были вознаграждены сушеным мясом, коркой черствого хлеба и бутылкой теплого пива. Я поужинал рядом с неподвижным мертвым телом бедняги Мюррэя.

Долгие июньские сумерки сменились темнотой. Я взял свой медицинский саквояж и вышел из дома, направляясь на юг.

По прямой до Бейкер-стрит было не более пяти миль.

Однако, пробираясь темными улицами в сторону Примроз-хилла, я внезапно увидел впереди широкие движущиеся полотнища зеленого света. В этот момент я находился у путей Лондонской и Северо-западной железной дороги[23]23
  Железнодорожная компания, существовавшая в Англии в 1846–1922 гг.


[Закрыть]; здесь, под насыпью, росли громадные пучки незнакомой мне ржаво-красной травы, которые могли послужить укрытием. Прячась за кустами, я различил в призрачном свете силуэты шести марсианских боевых машин – они стояли в ряд, словно в военном строю. Я понял, что оказался в непосредственной близости от центрального лагеря захватчиков, где собрались значительные силы врага. Дорога на юг была заказана, и я свернул на восток, стараясь держаться поближе к железнодорожной колее.

Крадучись, я обошел Примроз-хилл окольным путем. Впереди была благословенная темнота; я осмелился было выпрямиться во весь рост и зашагал вдоль насыпи, как вдруг совсем рядом раздался пронзительный вой сирены. С противоположной стороны полотна донеслось яростное лязганье металла. Обливаясь холодным потом, я упал ничком в небольшую ложбинку и неподвижно лежал в грязи, пока чудовище со страшным гулом бродило вокруг. Заметь меня хищник, я был бы обречен. Наконец марсианин, производя неимоверный шум и лязг, направился обратно к своему освещенному лагерю. Я вскочил на ноги и бросился на север, в темноту.

Не помню, где я бродил, испытывая невероятный ужас. Он гнал меня вперед; спотыкаясь, я пытался перевести дыхание, но не осмеливался остановиться. Я бежал по темным, узким проулкам, несколько раз пересекал открытые пространства между зданиями. Остановившись в полном изнеможении, я понял, что оказался в Кентиш-тауне. Дома вокруг были пусты; я не видел в окнах ни малейшего проблеска света, не слышал ни единого звука, помимо безумного стука собственной крови в ушах. Я присел на ступеньках ближайшего дома, но долго отдыхать не стал, опасаясь появления гигантского, лязгающего металлом преследователя. Я вновь тронулся в путь, пересек широкую улицу – Кэмден-роуд, решил я – и побрел дальше, теперь уже медленнее. Время от времени я останавливался и прислушивался. Меня никто не преследовал, но справа и чуть позади все еще полыхало зеленое сияние над Примроз-хиллом.

Когда над крышами Лондона начал заниматься ранний рассвет, я увидел, что очутился на незнакомых улицах. Видимо, решил я, это был Сток-Ньюингтон. Пошатываясь от усталости, я тащился вперед мимо захудалых лавок и убогих домишек. Фасад одного из домиков был разбит, дверь висела на одной петле. Я вошел и с радостью обнаружил кувшин с водой, однако еды в доме не было. Я выпил воду большими глотками, лег на потрепанный диван и заснул.

Спал я урывками, то и дело просыпаясь и выглядывая из разбитого окна. Боевых машин нигде не было видно, но раз или два я видел на мостовой и на стенах домов напротив какие-то быстро скользящие тени. Гораздо позднее я понял, что их отбрасывал летающий механизм, построенный захватчиками в целях передвижения в более плотной и непривычной для них атмосфере Земли. В кувшине оставалось несколько глотков воды; я допил воду перед тем, как субботней ночью снова отправился в путь, жалея, что воды было так мало.

Я шел на юг, время от времени останавливаясь, чтобы определить свое местонахождение. Судя по всему, я оказался где-то к востоку от Кингслэнд-роуд. Я с опаской пересекал улицы и содрогнулся, когда внезапно раздался человеческий голос.

Обернувшись, я увидел сгорбленную фигуру в отрепьях. Человек приблизился ко мне, и я смог разглядеть его в темноте: то был старик с грязным лицом, клочковатой седой бородой и горящими глазами.

– Думал, один я спасения сподобился, – просипел он. – Милосердие и благоволение Всевышнего, стало быть, пребывают и с тобою, брат мой.

– Милосердие Всевышнего? – удивленно повторил я вслед за ним: испытания последних дней никак не казались мне знаком небесного благоволения.

– Господни ангелы-разрушители покарали сей нечестивый град и огнем пылающим низвергли блудницу Вавилона, – продолжал старик. – Много лет читаю я Библию, внемлю пророчествам и проповедую недостойным. Судный день близится, брат мой, это точно. Мы с тобою, стало быть, во свидетельство спасены – воочию узрим, как судимы будут живые и мертвые по делам своим грешным.

Я спросил, видел ли он марсиан. Старик ответил, что в начале недели они рыскали по улицам, «души людские ловя на суд», но вот уже два дня он видел их лишь в отдалении. Он снова принялся уговаривать меня остаться с ним, но я решительно направился на юг. Я прошел несколько кварталов по восточной стороне Кингслэнд-роуд, повернул на запад и, обойдя обрушившийся дом, стал медленно и осторожно пробираться к Бейкер-стрит.

В полночь, приближаясь к Риджент-стрит, я увидел огни. Яркий свет был белым и никак не напоминал зеленое свечение марсианских механизмов. Ускоряя шаг, я заметил, что больше всего огней горело на Пикадилли. Не успел я подойти ближе, как в северной стороне что-то блеснуло, я уловил движение металлической башни – одной из боевых машин – и бросился к подвальной лестнице.

Там, страдая от холода и голода, я просидел до воскресного полудня. В покинутом людьми, порабощенном Лондоне стояла мертвая тишина. Я решился выбраться из своего убежища и, словно преследуемое животное – каким я и стал за эти дни – заторопился, поминутно озираясь, по Риджент-стрит и дальше на запад по Пикадилли.

Добравшись до Бейкер-стрит и не увидев никаких следов разрушений, я ощутил мимолетный прилив надежды. Я настороженно шагал по тротуару, готовый в любое мгновение броситься в бегство. Так я дошел до номера 221-6. Вокруг стояла тишина; знакомый дом показался мне затаившимся и чужим, будто я отсутствовал больше года. Я чуть ли не вполз вверх по лестнице и повернул круглую дверную ручку. Дверь была не заперта и тут же отворилась. Неверными шагами вошел я в гостиную – наконец-то я был дома.

Шерлок Холмс сидел в любимом кресле, неторопливо набивая вишневую трубку табаком из персидской туфли. Он поднял худое лицо и улыбнулся.

– Слава Богу, вы живы, – с трудом пробормотал я и упал в кресло напротив.

В мгновение ока мой друг оказался на ногах и налил мне солидную порцию бренди. Я принял стакан с благодарностью и стал медленными глотками пить живительный напиток.

– Вы все это время оставались здесь? – спросил я, когда он снова уселся.

– Отнюдь, дорогой Уотсон, – беззаботно ответил Холмс, словно мы лениво болтали о каких-то мелочах. – В воскресенье вечером, как только стало понятно, что бедствие распространяется из Серрэя в Лондон, я отвез миссис Хадсон на вокзал. Сперва я думал, что отправлю ее в Норфолк одну, но толпы, осаждавшие поезда, оказались весьма буйными. Поэтому я поехал вместе с нею в Донниторп, где она когда-то жила. Родственники, управляющие сейчас местной гостиницей, с радостью ее приняли. Находясь в Доннитор– пе, я расспрашивал свидетелей и следил за развитием событий. В понедельник, как можно было заключить, основной поток жителей Лондона направился на восток, к побережью, в то время как марсиане преследовали беженцев. Затем воцарилось относительное спокойствие, Норфолк марсиане атаковать не пытались. В среду я, передвигаясь с большой осторожностью, вернулся в Лондон, часть пути прошел пешком. Собирался вас искать.

– Я был с беднягой Мюррэем в Хайгейте, – сказал я. – Он умер. Быть может, так лучше: умереть и не видеть весь этот ужас.

– Лично я оцениваю создавшееся положение несколько иначе, – заметил Холмс. – Итак, продолжим. На Бейкер– стрит я оказался вечером в четверг и с тех пор не оставлял надежды на ваше возвращение. Я также надеялся, что получу какие-либо известия от своего друга, профессора Челленджера. Но вы, должно быть, голодны, Уотсон.

Услышав его слова, я вновь ощутил муки голода. На столе я нашел галеты, тарелку с сардинами и бутылку кларета. Я принялся за еду, рассказывая тем временем о своих приключениях.

– Вы упомянули профессора Челленджера, – сказал я, проглотив кусок галеты. – Кто он?

– Один из самых блестящих зоологов Англии, о чем он никогда не забывает. Поэтому он не преминул бы сказать – самый блестящий.

– Похоже, самомнения ему не занимать.

– Не спорю, хотя в его случае это оправдано, – ответил Холмс. – Между прочим, Уотсон, припоминаете ли вы давешнюю журнальную статью, где рассказывалось о яйцевидном кристалле, в котором отражались странные пейзажи и диковинные создания?

– Конечно, ведь я прочел ее тут же после вас. По правде говоря, Холмс, сочинения мистера Уэллса меня ни малейшим образом не интересуют – прочел лишь потому, что в статье упоминался Джекоби Уэйс, ассистент-демонстратор больницы святой Екатерины. Если не ошибаюсь, он говорил, что кристалл куда-то подевался.

– И в самом деле, кристалл он не найти не сумел, – сказал Холмс, чему-то улыбаясь.

– Дайте-ка припомнить. Уэйс говорил этому писаке Уэллсу, что намеревался купить хрустальное яйцо в лавке древностей, однако его опередили – кристалл был приобретен высоким смуглым человеком в сером и бесследно исчез.

– Отлично, Уотсон! Скажите-ка, кого напоминает вам этот высокий человек в сером? – небрежно осведомился Холмс.

– Мне? Собственно, никого.

– Да что с вами, Уотсон? Вам ведь всегда нравился мой серый костюм от Синглтона.

Я едва не поперхнулся и отложил вилку.

– Хотите сказать, Холмс, что кристалл купили вы?

– Именно так. Мы с Челленджером изучали кристалл, и я оставил хрустальное яйцо у него для дальнейших исследований. Мы знали о подготовке марсианской экспедиции на Землю. Когда в позапрошлую пятницу в Уокинге упал первый цилиндр, я сразу поехал к Челленджеру в Вест-Кен– сингтон. Его жена сказала, что он отправился в Уокинг, где собралось множество ученых; я последовал за ним, но Челленджера не нашел. Боюсь, его убил тепловой луч, также как Оджилви из местной обсерватории и Стэнта, королевского астронома.

– Могу я войти? – прозвучал за дверью величественный голос.

* * *

Холмс мгновенно обернулся и распахнул дверь. Перед нами предстал грузный, приземистый человек с громадным торсом гориллы и волнистой черной бородой, вызывавшей в памяти каменные изваяния ассирийских царей. Ему было на вид около сорока; он был одет в помятые черные брюки и короткий, казавшийся мальчишеским твидовый пиджак. Мощная волосатая рука незнакомца крепко сжимала свинцовую коробку, в каких обычно продается отборный восточный чай.

– Дорогой Челленджер, – приветствовал гостя Холмс. – Мы как раз о вас говорили.

– Я был здесь дважды, Холмс, но вас не застал, – ответил тот, с некоторым сожалением поглядывая на остатки еды на столе.

– Должно быть, я наблюдал за марсианами либо занимался поисками провизии, – сказал Холмс. – Кстати, поскольку мы заговорили о провизии, вы можете воспользоваться нашими запасами.

– Искренне вас благодарю.

Челленджер пересек комнату, двигаясь легко и быстро, несмотря на свои размеры и тяжелые ботинки. Он уложил на галету несколько сардинок, раскрыл бороду и отправил свое кулинарное произведение в рот. Сверкающие серого-лубые глаза профессора оглядели меня с ног до головы.

– Средний рост, крепкое телосложение, – послышался гулкий голос. – Долихоцефал, выступающие скулы. Кельт, несомненно. Возможно, шотландец.

Он нанизал на вилку еще две сардинки.

– Как мило, Холмс, что вы по доброте душевной дали приют этому бедному бродяге.

– Нет, Челленджер, – ответил Холмс, возившийся с новой банкой сардин. – Это не бродяга, а мой бесценный друг и помощник, доктор Уотсон, чье имя несколько раз упоминалось в наших разговорах.

– Вот как? – спросил Челленджер.

Мне стало неудобно: в измятой одежде, весь покрытый грязью, я действительно напоминал бродягу.

– Мне следует побриться и надеть чистое белье, – сказал я, вставая. – Простите меня, джентльмены.

Я прошел к себе в комнату, смыл с лица пыль и грязь, соскреб с подбородка щетину и тщательно вымылся. Переодевшись в чистую одежду и чувствуя себя гораздо лучше, я вернулся в гостиную.

Челленджер, со всем удобством расположившись в кресле, жевал галеты и беседовал с Холмсом.

– В понедельник я достал повозку и отвез жену на побережье, – рассказывал он. – Там мне удалось посадить ее на корабль, отплывавший во Францию. Сам я пешком вернулся в Лондон.

– Разве на корабле не было места и для вас? – спросил Холмс.

– Да, я мог бы уехать с ней. Но мое присутствие настоятельно требуется здесь, – прогудел Челленджер. – Не исключаю, что мой интеллект – и в определенной, хотя и меньшей степени ваш – способен взять верх над захватчиками.

– До сих пор, марсианам удавалось подавить любое сопротивление, – заметил Холмс. – Однако же далеко не все шло так, как они предполагали. Один из марсиан был уничтожен снарядом в Серрэе. Такая потеря вносит существенный урон в их ряды, поскольку марсиан не может быть более пятидесяти.

– На побережье они также понесли потери, – сказал Челленджер. – Три боевые машины вошли в море, собираясь то ли преследовать, то ли потопить суда с беженцами. На них бросился военный корабль, закованный в броню, миноносец под названием «Гремящий». Корабль уничтожил две машины, прежде чем взорваться. Жаль, вы не видели это сражение, Холмс. Великолепная битва!

– Мне рассказывали о столкновении в заливе, – отозвался Холмс. – Поразительно другое: если марсиане, нисколько не колеблясь, ринулись в воду, вода должна быть им хорошо знакома. В кристалле, Челленджер, мы с вами видели на Марсе водный поток. Атака броненосного корабля застигла марсиан врасплох, и тем не менее они должны быть знакомы с принципом передвижения по воде. Быть может, на родной планете у них имеется что-то похожее на суда.

– Восхитительно, Холмс! – воскликнул Челленджер и зааплодировал, тогда как Холмс заявил, что вывод был вполне элементарным.

– Как бы то ни было, они выказали излишнюю самоуверенность, – продолжал Челленджер, воинственно выпятив бороду. – Уничтожены трое из пятидесяти. Потери составляют шесть процентов, в то время как возместить их захватчикам не так-то легко. Друзья мои, мы еще можем уцелеть, можем дать им бой.

– Как нам сражаться с ними? – воскликнул я. – Их научные достижения оставляют нашу науку далеко позади. Они сумели преодолеть миллионы миль космоса. Их арсенал бесконечно превосходит любое наше оружие.

– Все это так, – сказал Холмс, снова набивая трубку. – Но подумайте, Уотсон: марсиан, как я уже говорил, немного. С собой в космическое путешествие они могли взять лишь относительно простые приспособления. Их можно сравнить с охотничьей партией, преследующей стадо бабуинов. У охотников имеются только винтовки – ни тяжелой артиллерии, ни взрывчатых веществ. Бабуины, с другой стороны, находятся на знакомой территории. Они могут сбрасывать на врагов со скал громадные камни, устраивать засады и нападать из-за угла. Мне доводилось слышать о подобных случаях. Да, животные не раз сражались и побеждали людей. Крысы избегают ловушек, лисы спасаются бегством и способны перехитрить скачущих на лошадях охотников…

– Чудесно, Холмс! – восхитился я в свою очередь, ибо его невозмутимые рассуждения зажгли во мне теплый огонек надежды.

– Элементарно, – заявил Челленджер, опередив на сей раз Холмса. – Позволю себе напомнить, что недостаточно лишь констатировать очевидные факты. Задолго до этой беседы мне приходило в голову, что захватчики отнюдь не всемогущи. Я раздумывал над этим на побережье. Их механизмы уверенно зашли в воду, но затем оказались в неблагоприятном положении.

Челленджер с силой выдохнул воздух, его борода зашевелилась.

– Наблюдая за битвой, я заключил, что им незнакомы азы боя на море, а это может означать, что они недостаточно подготовлены к иным трудностям, с которыми могут столкнуться на Земле. Марсиане растерялись, когда «Гремящий» полным ходом пошел на них. Они не были готовы к подобной атаке. Они медлили – и двое были уничтожены. Помимо относительно слабого оружия, которым располагает человечество, одолеть их может и нечто другое. Остается лишь путем простейшего научного анализа установить, каким именно должно быть данное воздействие.

Приняв внушительную позу, он налил себе вина и выпил, явно довольный собой.

– Начнем с того, – вновь заговорил Челленджер, – что раз и навсегда запомним – они уязвимы.

– Марсиане ни в коей мере не всемогущи, – добавил Холмс, по привычке соединив кончики пальцев. – Заметьте, джентльмены, что все мы в последние дни бродили по Лондону, однако ни один из нас не угодил в их сети. Но, должен признаться, я едва спасся.

– Мне также с большим трудом удалось спастись, – сказал я, с содроганием вспоминая, как близок был к гибели.

– Между тем, поведение марсиан свидетельствует, что они не намерены уничтожать человечество, – заметил Холмс.

– Зачем им проявлять милосердие, если они хотят завоевать наш мир? – спросил я.

– Честь ответа на этот вопрос по праву принадлежит мне, – вмешался Челленджер. – Марсиане напали на Лондон, крупнейший город человечества, именно потому, что имеют практические виды на людей. Минувшей ночью, когда я находился неподалеку от Риджент-стрит, кто-то зажег там огни. Я видел множество людей: они танцевали и пили из бутылок. То была настоящая сатурналия. Затем, когда уже начал заниматься рассвет, гигантская машина набросилась на безумцев и принялась ловить щупальцами одного за другим. Полагаю, было поймано около сотни; захватчик посадил их в клетку.

Чувствуя тошноту, я вспомнил огни и на улице и поджидавшее в засаде чудовище.

– Для чего же им люди?

– Пища, – кратко отвечал Челленджер.

Я выпрямился и издал протестующее восклицание.

– Других захватили в плен на берегу, – продолжал Челленджер, отпив глоток вина. – Я видел это после того, как посадил жену на корабль. Дважды, при посредстве кристалла, я наблюдал процесс питания марсиан. Один раз это происходило в первой воронке, в Уокинге, а позднее в главном лагере, который находится, видимо, к северу отсюда, на Примроз-хилле. Холмс сказал, что вы были поблизости, доктор Уотсон.

– Верно, я чуть не наткнулся на их лагерь, – сказал я. – Однако, я и предположить не мог…

Я замолчал, охваченный ужасом.

– Они считают нас съедобными, – сказал Челленджер, поглаживая бороду.

– Да, – тихо проговорил Холмс. – Не может быть никаких сомнений. Говорите, вы это видели, Челленджер?

– Во всех подробностях. Должен заметить, весьма любопытный процесс. Жертв удерживают щупальцами небольшие механизмы. Я видел, как открывались рты пленников, словно они кричали от страха. Марсиане собираются вокруг несчастных и погружают в их вены металлические пипетки. Свежая кровь поступает прямо в тела марсиан – они высасывают кровь, как мы пьем через соломинку. Вероятно, в организмах захватчиков кровь становится частью системы циркуляции.

– Ужасно! – невольно воскликнул я. – Ужасно!

Челленджер поглядел на меня без всякого выражения.

– Позвольте сказать вам, что те пьяные глупцы, которых я видел минувшей ночью, не составят большой потери для респектабельной части человеческого общества, – загромыхал профессор. – Что же до ужаса, доктор Уотсон, разрешите спросить, как восприняла бы нас разумная свинья – нас, с неприкрытым аппетитом пожирающих плоть ее соплеменниц? Со страхом и отвращением, можете быть уверены. Тем не менее, способ питания марсиан, равно как и определенные факторы земной жизни, могут подсказать нам действенный метод борьбы.

– А именно? – спросил Холмс.

– Предположим, – медленно произнес Челленджер, – что мы подсунем им больных жертв и заразим их организмы.

По моей спине вновь пробежал холодок страха.

– Вы ведь не предлагаете отдавать им людей на съедение?

– О, я не говорю о здоровых особях, подобных нам троим, – заверил Челленджер. – Я также не имею в виду разумных особей, тогда как каждый из нас троих в той или иной степени обладает интеллектом. Такие действия лишь повредили бы кампании, о которой я говорил, да и в любом случае люди, подобные нам – хотя их, по моему предположению, сравнительно немного – смогут принести больше пользы нашему делу, если сумею т не попасть на обеденный стол к марсианам. Холмс, ваш друг что-то побледнел. Разрешите, я налью ему немного этого превосходного кларета.

– Я выпил уже достаточно, благодарю вас, – запинаясь, проговорил я. Вино в бутылке, показалось мне, приняло цвет крови.

– Тогда стаканчик для вас, Холмс, – сказал Челленджер, наливая Холмсу вино. – Итак, пришло время подробно рассмотреть и затем осуществить план контратаки.

Челленджер говорил так, словно военная кампания против наших врагов давно началась и была теперь в самом разгаре. Я вопросительно взглянул на Холмса.

– Уотсон – единственный ветеран войны среди нас, – сказал Холмс. – Вероятно, он поддержит мое предложение. Нам следует поступить так же, как марсиане: в первую очередь захватить одного из них в плен и изучить этот экземпляр.

– В точности такие действия рекомендовал бы и я, – кивнул Челленджер. – Осмелюсь предположить, что с помощью некоторых средств, к которым мы можем прибегнуть, мы в скором времени сумеем захватить одно из этих существ.

– Осмелюсь предположить, что ничего подобного не произойдет, – резко возразил я. – Когда они гонятся за человеком в своих машинах, лучшее, на что можно надеяться – это бежать как можно скорее. Мне повезло, поскольку я ни разу не попался им на глаза. Встреча с марсианином означает верную гибель.

– Вовсе нет, – ответил Холмс, вытряхивая пепел из трубки. – Два дня назад я в поисках еды забрел в какой-то трактир. Боевая машина разнесла всю стену, ворвалась и чуть на меня на наступила.

– И вы спаслись! – воскликнул я.

Он улыбнулся и покачал головой с дружеским сарказмом.

– Нет, Уотсон, – иронически произнес он. – Я не спасся. Марсианин схватил меня и сожрал до последней крошки.

– Присутствие мистера Холмса среди нас демонстрирует, что он спасся, – укоризненно загрохотал Челленджер. – Ничтожнейшая попытка мыслить логически убедит вас в этом.

– Заднюю дверь я нашел открытой, – принялся рассказывать Холмс. – Марсианин шарил щупальцами по залу, но я нырнул в подвал. В задней части подвала находился ящик для угля. Я вылез через люк в потолке и оказался в темном переулке. Миновав задний двор соседнего дома, я пробрался в галантерейный магазин, вышел на другую улицу и благополучно добрался домой. К счастью, я не растерял собранные припасы. В ближайшие несколько дней они нам весьма пригодятся.

– Дорогой Холмс, вы проявили удивительное самообладание, – сказал я.

– Скорее, удивительную гибкость, – улыбнулся он в ответ на комплимент. – Люк оказался довольно узким, протиснуться в него было нелегко, но остальное не составило труда.

– Вам посчастливилось, – сказал Челленджер, оглядывая худощавую, мускулистую фигуру Холмса. – Однако, ваш подвиг оказался бы не под силу человеку с более солидными, хотя и более внушительными пропорциями. Поразительно, что все мы сумели избежать пленения, как уже заметил Холмс. Каждый из нас прошел много миль по городу, который – как, по всей видимости, считают марсиане – находится в полной их власти.

– По крайней мере, мое приключение показывает, что на знакомой нам территории мы обладаем некоторыми преимуществами, – сказал Холмс. – Вы рассказывали, Челленджер, что и сами сумели скрыться от марсиан.

– О да, я проделал это блестяще, – Челленджер раздулся от самодовольства. – Их механизмы дважды пытались вломиться ко мне в дом. Я бежал – весьма хитроумным способом, замечу – в то время как их щупальца шарили по комнатам. К счастью, никакого серьезного ущерба они не причинили. Тепловой луч также не применяли.

– Возможно, они искали в доме нечто ценное, – предположил Холмс.

– Приму ваши слова как комплимент, – улыбнулся Челленджер, склоняя громадную бородатую голову. – Как вы знаете, самомнение мне чуждо, но же мне кажется вполне очевидным, что высокий интеллект марсиан признает исключительно важное положение, занимаемое мной в иерархии человеческого разума.

– Каким образом, разрешите спросить, марсиане могли сделать подобный вывод? – обратился я к нему.

– Встретившись со мной лицом к лицу, – ответил Челленджер. – Я много раз наблюдал за ними в кристалле – и они наблюдали за мной.

– Говоря о том, что они искали в доме нечто ценное, я подразумевал кристалл, – вмешался Холмс. – Итак, вы наблюдали за марсианами, Челленджер. Мне хотелось бы узнать в деталях, как они выглядят. Удалось ли вам рассмотреть их, когда они вылезали из своих железных машин?

– Конечно. Я смог разглядеть их довольно подробно, – ответил Челленджер. – Сейчас, попробую нарисовать.

Челленджер пошарил в нагрудном кармане, извлек вечное перо и конверт и набросал на бумаге овальное тело, на одном конце которого находились круглые глаза; рот в форме латинской буквы V располагался между двумя пучками похожих на кнуты щупальцев.

– Напоминает осьминога, – заметил я.

– Имеется некоторое внешнее сходство, – согласился Челленджер. – Но это любопытное строение организма, мне думается, указывает на то, что практически все тело является гигантским вместилищем мозга. Наблюдая за марсианами, я заметил ритмические сокращения их тел – вызванные, по всей видимости, пульсацией легких. Здесь, сзади, – он заштриховал часть изображения, – находится нечто, похожее на барабанную перепонку, хотя в плотной атмосфере нашей планеты слух их не должен отличаться остротой.