Текст книги "Шерлок Холмс против Марса"

Автор книги: Мэнли Уэллман

Соавторы: Уэйд Уэллман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Джордж, не забывай, ты ведь спасал меня.

В его бороде, словно луч солнца в темном лесу, сверкнула улыбка.

– Твоя безопасность, Джесси, превыше всего. Не думай больше об этой маленькой неприятности.

Впереди показался зеленый луг с огороженным цветником. Челленджер повернул повозку.

– Остановимся здесь, – сказал он. – Бедный Даппл честно трудился, ему необходимо отдохнуть. Как и мне, впрочем. Итак, если нам обоим нужно отдохнуть, логично будет заключить, что отдохнуть не мешает и тебе.

– Может, поедем дальше, Джордж?

– Не стоит, право, иначе наша прекрасная лошадка не довезет нас до моря.

Она замолчала, зная, что спорить в мужем в подобных случаях было бесполезно. Профессор, с трудом переставляя затекшие ноги, выбрался из повозки и потрепал Даппла по холке. Ему ответило тихое ржание.

– Хорошо, что мы с тобой на дружеской ноге, – сказал Челленджер, выпрягая мерина.

Он привязал коня к колесу повозки. Даппл, недолго думая, тут же принялся объедать пышную июньскую траву.

– Мы с раннего утра не ели, Джесси. Приятный обед на открытом воздухе нам никак не повредит. Я поищу воду для Даппла.

Челленджер направился к цветнику. За ним виднелась крыша коричневого домика. Миссис Челленджер тем временем достала из корзинки скатерть в синюю клетку и расположила на ней две тарелки, несколько бутербродов и фрукты. Не успела она открыть бутылку бургундского, как рядом раздались грузные шаги Челленджера – он возвращался. В руках профессор нес два ведра, через мощное плечо была перекинута смятая темная ткань.

– Дом брошен, – сообщил он. – Умные люди – бежали, не дожидаясь приближения опасности. Я обнаружил колодец; вот вода для нас и Даппла.

– А это что?

– Пара одеял. Они сушились на веревке. Придется заночевать здесь, а ночь в это время года может быть прохладна.

Он отнес благодарному Дапплу ведро с водой, уселся на траве, скрестив ноги, и принялся с аппетитом уничтожать припасы. Миссис Челленджер не смогла заставить себя последовать его примеру; она лишь откусила кусочек бутерброда и проглотила несколько виноградин. Челленджер уговорил ее выпить вина.

– Тост, имеющий отношение к нынешнему положению дел, – провозгласил он, поднимая свой бокал. – Да будет наше путешествие счастливым, и пусть разброд и шатание постигнут непрошеных гостей!

Госпожа Челленджер молча потягивала вино, охваченная мрачными предчувствиями.

– Сколько уже произошло несчастий, Джордж, – тихо сказала она наконец. – Я все думаю о тех ученых, про которых ты рассказывал. Мистер Стэнт и мистер Оджилви умерли так ужасно. Я верю, ты также скорбишь, тем более что сейчас люди могли бы воспользоваться их знаниями и советом.

– Поскольку мы заговорили об их знаниях и советах, не считаю, что мир так уж обеднел вследствие этой потери, – задумчиво произнес Челленджер. – К научным достижениям и Стэнта, и Оджилви я всегда относился с безразличием, граничившим с коллегиальным презрением. Но ты была права, дорогая Джесси, напомнив мне, что я должен сожалеть об их смерти. Скверная смерть, уверяю тебя, и совершенно нелепая и ненужная.

Подобная снисходительность со стороны профессора, казалось, успокоила госпожу Челленджер; она доела свой бутерброд, съела второй – с жареной куриной грудкой – и выпила еще один бокал вина. Так они сидели, болтая, Даппл пасся у повозки, солнце клонилось к закату, и безоблачное небо над ними было спокойным и мирным.

В сумерках миссис Челленджер зевнула, прикрывая рот крошечной ручкой.

– Что-то меня в сон клонит, Джордж, – сказала она. – Странно, тебе не кажется? Прошлой ночью я почти не спала.

– Именно поэтому тебе и хочется спать. Дай-ка я устрою тебе постель. Погоди, нужно расстелить одеяла.

Челленджер погрузил могучие руки в землю и принялся рыть, выбрасывая мягкие глыбы торфа; соорудив выемку по размерам ее тела, он стал собирать под деревьями, окружавшими луг, сухие ветки и принес сперва одну, затем другую охапку.

– Этого будет достаточно для небольшого костра, который прогонит ночной холод и при надлежащем наблюдении будет гореть до утра, – произнес профессор лекторским тоном.

– Ты разве не ложишься?

– Попозже, дорогая.

Она заползла под одеяла. Челленджер неподвижно сидел у костра, мурлыкая, словно колыбельную, свою любимую песенку о рождественских колоколах[19]19
  В оригинале Челленджер напевает «Ring out, wild bells, to the wild sky» – знаменитое рождественское стихотворение Альфреда Теннисона (1809–1892) из книги стихов «In Memoriam А.Н.Н.».


[Закрыть]; наконец он услышал, как она тихо и ровно задышала, засыпая.

Челленджер пододвинулся ближе к костру и глубоко задумался. Он сожалел, что оставил кристалл в Энмор-парке – и надеялся, что с кристаллом, как и с домом, ничего не случится, когда захватчики дойдут до Лондона. Будь Холмс здесь, они могли бы обсудить создавшееся положение; следовало признать, оно было незавидным. Челленджер стиснул зубы, вспомнив то последнее, что показал ему кристалл. Несмотря на все презрение к человечеству, которое он часто высказывал, мысль о страшной гибели этого незнакомого человека заставляла его кровь холодеть в жилах.

Затем он стал размышлять о письме Холмса. Тот предполагал, что безжалостные захватчики видели в человеке всего лишь животное; это предположение не давало Челленджеру покоя. Так что же, Холмс считает, что марсиане – более развитая форма жизни, возникшая благодаря эволюции существ, которые в прошлом походили на людей? Существуют ли гуманоидные формы жизни на других мирах, существовали ли они во вселенной в прошлом?

Челленджер долго сидел, сгорбившись у костра и терзаясь мучительными вопросами. Запела ночная птица. В этом мире, которому угрожала сейчас смертельная опасность, птичьи трели казались удивительно нежными. Как относятся марсиане к птицам? Он вытащил из корзины бутылку и выпил еще один бокал вина, затем ополоснул бокал в ведре и снова отправился за водой к колодцу во дворе домика.

Стрелки его часов подбирались к двенадцати, когда небо осветила зеленая вспышка, подобная следу падающего метеорита. Челленджер видел, как огненный след прочертил небосклон и исчез за горизонтом на западе. Несомненно, еще один цилиндр; вероятно, он упал в Серрэе, рядом с остальными.

Полночь понедельника, раздумывал Челленджер. Следовательно, это пятый цилиндр, остальные пять находятся на пути к Земле. Ко времени их прибытия передовые отряды марсиан будут торжествовать победу над крупнейшим городом Земли.

Наконец Челленджер лег на одеяла и уснул.

Профессор проснулся на рассвете, отряхнул бороду от росы и затопал с ведрами к колодцу. У дома остановился велосипедист. Челленджер разрешил ему напиться из ведра, и тот с жадностью припал к воде.

– Что происходит, друг мой? – спросил Челленджер.

Велосипедист рассказал ему, как бежал из Лондона и всю ночь без остановки крутил педали. Марсиане забросали Темзу и ее берега баллонами с черным дымом и убили толпы беспомощных людей, не успевших спастись бегством. Боевые машины марсиан, однако, оставались в Лондоне и не пытались продвигаться на восток.

– Может, они удовлетворятся Лондоном, – хрипло проговорил велосипедист, отирая с грязного лица пот.

– Лишь на время, пока не закрепятся в городе, – непререкаемым тоном произнес Челленджер. – После они направятся дальше.

– И что же они станут делать?

– Поспешные суждения, друг мой, не помогут нам предугадать их тактику.

Его собеседник вновь взгромоздился на велосипед и поехал прочь. Челленджер отнес ведра к лагерю и поставил одно из них перед Дапплом. Проснулась и миссис Челленджер; она заколола волосы и аккуратно сложила одеяла. При помощи ведра с водой и нескольких салфеток они кое– как умылись и позавтракали: хлеб, фрукты и консервированная сельдь. Миссис Челленджер вскипятила воду для чая в маленьком медном чайнике.

– Что теперь? – сказала она. – Здесь так мирно.

– Еще в четверг в Энмор-парке также было относительно мирно. В путь, дорогая!

Он запряг Даппла и повозка вновь выехала на проселочную дорогу.

– Хорошая лошадка, – сказала миссис Челленджер.

– Даппл… имя вполне обычное, но в необычной ситуации наш друг показал себя самым необычным конем, – ответил Челленджер. – Он силен, старателен и послушен. По правде говоря, здесь и в самом деле много необычного.

– Что может быть необычного в коне, Джордж?

– Хороший вопрос, дорогая, – начал Челленджер очередную лекцию. – Способ мышления марсиан давно меня занимает. Пожалуй, я соглашусь с Холмсом в том, что человечество представляется им всего лишь расой животных. Так вот, лошади могут показаться им равной человечеству расой – конечно же, в пределах широкой категории низших созданий. Кстати, если наш Даппл так же выделяется среди лошадей, как я или, скажем, Холмс среди людей, он сослужит нам хорошую службу. Надеюсь, что до наступления темноты мы окажемся на берегу пролива.

На дороге появились экипажи; многие беженцы торопливо шли пешком, неся свои пожитки. Громадный серый фургон с грохотом пронесся мимо, заставив двуколку резко вильнуть, избегая столкновения. Глаза Челленджера грозно блеснули, но он взял себя в руки. Так они ехали несколько часов. По временам вдалеке открывалась главная дорога, проходившая севернее и заполненная людьми и экипажами.

– Как мудро ты поступил, Джордж, выбрав проселок, – сказала миссис Челленджер.

– Подобная мысль посещала и меня, – ответил он.

Около полудня они остановились во дворе опустевшей придорожной гостиницы и торопливо перекусили. Челленджер обошел гостиницу в поисках еды, но не обнаружил ничего, кроме двух бутылок эля, которые отнес в повозку. Он позволил Дапплу часок отдохнуть и снова взялся за поводья.

В послеобеденные часы движение на дороге поредело; теперь они приближались к скоплению домов, которые, как рассудил Челленджер, представляли собой северную оконечность Челмсфорда. Наперерез им выбежала кучка людей – они размахивали руками, будто пытались остановить двуколку. Челленджер придержал поводья.

– В чем дело? – прорычал он. – Что вам угодно?

Четверо мужчин сгрудились вокруг Даппла. Трое из них, широкоплечие и крепкие, своим видом и грубой одеждой напоминали рабочих. Четвертый, жилистый маленький человечек в сапогах и кепке, походил на жокея или конюха. Его остренькое лицо зубасто усмехалось.

– Комитет общественного питания города Челмсфорда, – объявил человечек. – Мы реквизируем эту лошадь, сэр.

Челленджер склонил к ним свое громадное тело.

– В самом деле? – угрожающе осведомился он. – И по какому праву вы предполагаете это сделать?

– По праву заготовки провизии, – сказал маленький, держа Даппла за уздечку. – Есть-то хочется. Но раз это ваш жеребец, так и быть, можете рассчитывать на кусочек.

– От французов мне доводилось слышать, что конское мясо является сочным и питательным, – сказал Челленджер. – К этому я мало что могу добавить, так как мой рацион до сих пор не включал конину. Тем не менее, милейшие, прекратите тешить себя иллюзиями: мы не откажемся от этого славного жеребца.

– А ну-ка стойте, как вас там, – процедил самый рослый из незнакомцев, подвигаясь поближе. – Мы серьезно говорим.

– Вот именно, – зловеще и весело отозвался Челленджер. – Я предложил бы вам, господа, заняться серьезными разговорами в другом месте.

С неожиданной быстротой профессор соскочил на землю и бросился на них.

– Пошли вон!

Челленджер ткнул маленького человечка в грудь, и тот отлетел на несколько шагов. Другие, нахмурившись, также отступили и сбились в кучу. Челленджер напряг плечи и согнул свои мощные ноги в коленях, словно готовясь к прыжку. Затем профессор медленно расставил руки и выставил вперед пальцы, изогнув их наподобие когтей.

– Чего с ним разговаривать? Бей его! – заорал маленький, который, похоже, был у них главарем. – Он только болтает – он-то один, а нас много.

С этими словами он чуть отступил назад. Трое остальных двинулись на Челленджера.

В бороде Челленджера сверкнули белые клыки. Он снова сделал быстрое, резкое движение. Скользнув между нападавшими, он схватил громадными руками их главаря. Маленький человечек завопил от ужаса. Челленджер, ухватив главаря за пояс и за плечо, поднял его, закружил над головой и отшвырнул. Маленький, молотя руками и ногами в воздухе, врезался в двух своих товарищей и подкосил их на корню.

Челленджер развернулся к последнему из нападавших, еще остававшемуся на ногах. Это был грубый, будто сколоченный из досок детина, чье лицо щетинилось жесткими чалыми бакенбардами.

– Ах, так, – пробормотал щетинистый. Он вытащил из кармана огромный складной нож и со щелчком раскрыл его.

Миссис Челленджер вскрикнула, когда он бросился вперед. Челленджер поймал руку с ножом своей левой рукой, а раскрытой ладонью правой ударил нападавшего в лицо. Удар прозвучал громом револьверного выстрела. Щетинистый упал и покатился на траву у обочины. Челленджер наклонился и поднял нож. Он держал раскрытый нож в руке, обернувшись к остальным, которые как раз вставали на ноги.

Но все трое только таращились на него широко раскрытыми, испуганными глазами. Челленджер стоял неподвижно, точно грозный, приземистый, бородатый и смертельно опасный языческий божок. Как по команде, нападавшие бросились бежать и скрылись среди домов.

Челленджер проводил их взглядом, сложил нож и положил его в карман. Он поднял соломенную шляпу, упавшую в драке, и снова нахлобучил ее на голову, затем вскарабкался на повозку и взялся за поводья. Жена пристально, с неимоверным удивлением глядела на него.

– О, как ужасно, – выдохнула она.

– Ужас – именно то чувство, что я старался им внушить, дорогая, – довольно заявил профессор. – Но-о, Даппл.

Он оглянулся. Человек, которого он ударил, недвижно лежал на обочине.

– Надеюсь, Джесси, этот щетинистый джентльмен станет вести себя более осмотрительно, когда очнется, – сказал Челленджер. – Мне редко доводится пускать в действие те особые способности к физическому бою, которыми одарила меня природа. Но мальчишкой, в Ларгсе, и позднее, в Эдинбургском университете, я недурно показал себя в борьбе. Однажды мне также пришлось боксировать.

– Однажды? – по-прежнему тихо и робко спросила она.

– Да, моя дорогая, однажды. После того единственного случая никто из студентов больше не желал испытывать мое терпение.

Но его самодовольное настроение быстро улетучилось, когда правое колесо двуколки начало вилять и скрипеть. Челленджер спустился с повозки и осмотрел колесо.

– Я должен был это предвидеть, – несчастным голосом сказал он. – Человек, отличающийся внушительной фигурой, подобной моей, создает слишком большую нагрузку для легкого транспортного средства. Поменяйся-ка со мной местами, Джесси.

Какое-то время повозка шла лучше, но вскоре колесо вновь начало шататься и скрипеть. Челленджер повел Даппла шагом, чтобы жеребец не слишком перетруждался. К вечеру они добрались до Тиллингхема. Городок казался полностью вымершим, за исключением двух-трех маячивших вдали фигур – похоже было, они разыскивали еду в пустых домах. Челленджер въехал во двор покинутого коттеджа.

– На ночь останемся здесь, – сказал он. – Я лишь один раз бился из-за Даппла, но он ради нас много часов сражался с усталостью и теперь буквально истощен. Посмотри, здесь есть конюшня и, кажется, в кормушке имеется сено. Даппл сможет провести ночь в роскошной гостинице.

Миссис Челленджер робко поглядела через плечо, но он ласково погладил ее по голове и весело прищелкнул языком.

– Дорогая, пусть марсиане и бродят вокруг, их пока немного. Вероятно, они станут преследовать основную массу беженцев – к северу отсюда, на главных дорогах. Если они и появятся ночью, то пройдут мимо. Нам нужно лишь вести себя благоразумно и не привлекать их внимание.

Профессор распряг Даппла и отвел мерина в конюшню, где снабдил сеном и водой. Дверь коттеджа была заперта, но профессор сломал ее ударом плеча. Они вошли в скромную, опрятную комнату с кожаной кушеткой и стульями. На буфете стоял чайный прибор. Сквозь открытую внутреннюю дверь видна была кухня.

– Чудесно, – объявил Челленджер. – Просто чудесно.

Профессор сунул бородатое лицо в буфет.

– Хозяева предусмотрительно забрали с собой всю еду, но припасов для ужина у нас вполне достаточно. Вот спиртовка, мы можем вскипятить чай. Знаю, ты привыкла к более просторным комнатам, Джесси, но тебе будет удобней под крышей, чем под открытым небом.

Миссис Челленджер расставила на кухонном столе хлеб, консервированное мясо, чашки с чаем и несколько пирожков с фруктовой начинкой. Она все еще нервничала. Челленджер прилагал все усилия, чтобы ее ободрить; он отпускал шутки и сам же громко смеялся над ними.

– Жаль, нельзя развести огонь в камине. Любому проходящему мимо марсианину это может показаться приглашением, – сказал он. – Пойдем, я постелю тебе в этой маленькой комнате. Не правда ли, она напоминает будуар? Я лягу на кушетке в гостиной.

Но прежде он вышел проведать Даппла – нужно было убедиться, что мерина не тревожат голодные мародеры. В свете луны Челленджер также осмотрел поврежденное колесо двуколки; он лишь сокрушенно покачал громадной головой. Внося багаж в дом, профессор вспомнил о кристалле. Продолжая укорять себя за непозволительную забывчивость, Челленджер расстегнул воротничок, сбросил обувь и растянулся на кушетке. Пружины скрипнули под его весом.

Когда он проснулся, миссис Челленджер уже готовила чай на кухне. Челленджер надел крепкие альпийские ботинки и вновь отправился на осмотр повозки. Выводы оказались неутешительными: колесо он никак не мог починить своими силами. Профессор, однако, вскоре приободрился, заметив седло и уздечку, висящие на стене конюшни. Он принялся седлать Даппла, который воспринял это вполне благодушно.

– Ага, ты не только возил повозки, но и привычен к седлу, – сказал ему Челленджер. – Что ж, сейчас повезешь кое-кого, кто мне дороже всех на свете. Смотри, будь достоин этой чести.

Вернувшись в дом, он позавтракал вместе с женой и собрал оставшиеся припасы в салфетку. Затем он помог миссис Челленджер забраться в седло, велел ей держаться за переднюю луку и повел Даппла под уздцы через пустынные улицы Тиллингхема.

Пройдя не более двух миль, они обогнули высокий скалистый холм, на вершине которого стоял среди деревьев и кустов небольшой каменный домик. Сразу за холмом открылось море.

Берег изгибался дугой к северу и югу, синие волны накатывали на песчаный пляж прямо под ними, а справа, далеко на юге, поблескивали илистые отмели. Темная, движущаяся толпа людей заполняла весь пляж; на рейде они увидели огромное скопление всевозможных судов. Вдалеке Челленджер разглядел океанские лайнеры, грузовые суда и пароходы; ближе к берегу, словно стая отдыхающих морских птиц, колыхалось на воде множество мелких суденышек. Рыбачьи шхуны с парусами, свернутыми на мачтах, стояли рядом с паровыми катерами и прогулочными яхтами; у самого берега видны были шлюпки, ялики и легкие плоскодонки – вокруг них толпились люди, пытаясь забраться внутрь.

Челленджер помог жене спуститься на землю и повернул морду Даппла на запад.

– Иди, мой мальчик, – сказал он. – Не советую тебе появляться в Челмсфорде. В тех краях проявляют неблагодарное отношение к лошадям.

Говоря так, профессор хлопнул Даппла по пятнистому боку. Тот резво поскакал по дороге, огибавшей холм. Челленджер наклонился, поднимая саквояж и сверток с едой.

– На берегу довольно значительное количество людей, как я погляжу, и всем им нужны места на судах, Джесси, – сказал он. – Нам лучше поторопиться.

Они спустились к песчаному берегу. Челленджер подвел жену к кучке беженцев, которые, перебивая друг друга, яростно торговались с двумя моряками в спасательной шлюпке. Миссис Челленджер содрогнулась – ей показалось, что сейчас профессор примется расталкивать беженцев локтями и рычать, требуя пропустить его вперед. Но в это мгновение откуда-то издали донесся голос:

– Профессор Челленджер! Профессор Челленджер!

К ним бежал крепкий низкорослый человек с седыми бакенбардами, в капитанской фуражке. Челленджер обернулся.

– Клянусь небесами, – прогудел он, – это же мистер Блейк.

Он протянул свою огромную руку.

– Вы были помощником на борту «Пуансеттии» в 1892-м, во время экспедиции Британского музея. Припоминаю, я измерял тогда черепные показатели туземцев Лабрадора.

– Да, действительно, сэр, – сказал Блейк. – Теперь я капитан. У меня есть собственный корабль, вон там, профессор.

Он указал на серый, внушительных размеров паровой катер, который покачивался на мелких волнах и дымил трубой в некотором отдалении от берега.

– Последние шесть лет я возил товары и пассажиров во Францию. Сейчас ухожу в рейс. На борту есть еще место для одного – нет, для двоих, если это ваша леди.

– Дорогая, это мой друг, капитан Говард Блейк, – представил его Челленджер. – Давайте-ка спустимся к воде. Это ваша лодка? Похоже, никто не спешит в нее садиться.

– Я всем сказал, что места у нас нет, разве что для одного пассажира. Мы и так перегружены, – пояснил Блейк. – Но вы – совсем другое дело, профессор. Везти такой груз моряку редко в жизни выпадает.

– Куда вы направляетесь?

– В Кале, – ответил Блейк. – Мы часто ходили туда из Лондона. Море, слава Богу, сегодня спокойное. Вы совершите прекрасное путешествие, профессор. В других условиях оно было бы даже приятным.

Они остановились у лодки, где сидели, суша весла, два матроса. Челленджер сунул руку в карман.

– И какова же стоимость проезда?

– Просим десять гиней – золотом, учитывая обстоятельства. Но для вас…

– Здесь пятнадцать гиней, – Челленджер вложил в руку капитана монеты.

Он обернулся к жене и встретил взгляд ее больших черных глаз.

– Джесси, – сказал он тоном, не терпящим возражений, – ты отправишься с капитаном Блейком в Кале. Когда вы войдете в порт, он отвезет тебя к профессору Антуану Мариньи – мы вместе учились в университете и состоим во взаимно полезной научной переписке. Мариньи доставит тебя в Париж, к месье Жану де Кобьеру из Зоологического института. Если помнишь, мы как-то его принимали.

– Но Джордж, – вскричала она, – ты ведь не собираешься остаться?

– Не спорь со мной, Джесси, – ответил он. – Мое место здесь. Помимо прочего, я обязан выяснить судьбу ценного научного инструмента, который, в одну из тех редких минут нерадивости, что отнюдь не свойственны мне как ученому, я забыл взять с нами в дорогу. Я знаю, в чем состоит мой долг, и тебе это также следует знать. Ты не должна обо мне беспокоиться. Долг, о котором я говорю, есть долг, к исполнению которого я подготовлен и, бесспорно, чрезвычайно приспособлен.

Он вручил Блейку сверток с припасами и обнял миссис Челленджер.

– Итак, Джесси, – с улыбкой произнес он, – ступай на борт.

Проливая слезы, она покорно села в лодку. Он провожал лодку глазами, пока та не подошла к катеру капитана Блейка. Серый катер начал разводить пары. Челленджер продолжал молча стоять на берегу, пока катер не взял курс в открытое море. Тогда он повернулся и побрел по песку туда, где росла жесткая трава.

Худощавый человек, заложив руки в карманы, уныло глядел в сторону моря.

– Сэр, я видел, что вы вернулись, хотя могли уехать, – сказал он подошедшему Челленджеру. – Можно спросить, почему?

Челленджер посмотрел на говорившего. Тот был мускулист, с усталым, поросшим щетиной лицом; на нем была грязная армейская рубашка, бриджи и потертые сапоги.

– Вы забываетесь, мне кажется, – сказал Челленджер гулким басом, напоминавшим звук органных труб. – Тем не менее, я объясню вам, почему остался. Война будет идти здесь, и я собираюсь в ней участвовать. Думаю, этого достаточно.

Профессор собрался было уходить, но тут его собеседник поспешно затараторил, глотая слова.

– Война, сэр? Участвовать в войне? Мы не можем сражаться с ними, мы разбиты!

Челленджер воинственно вздернул бороду.

– Я был в Серрэе, – запинаясь, произнес незнакомец. – Нас разбили!

– Похоже, вы приняли это как окончательный факт, – холодно произнес Челленджер. – Помнится, один капитан флота, некий Джон Пол Джонс, сказал в подобной критической ситуации, что только начал сражаться[20]20
  Джон Пол Джонс (1747–1792) – первый герой американского военно-морского флота, сражался с англичанами в период Войны за Независимость. Цитируемые слова он произнес, находясь в весьма невыгодном положении во время боя с английским фрегатом «Серапис» (1779); 42-пушечный «Бонхом Ришар» Джонса и еще один корабль его эскадры в конце концов вынудили 44-пушечный «Серапис» сдаться.


[Закрыть]. Ваши речи и поведение, молодой человек, делают весьма мало чести форме, которую вы изволите носить.

Он выпятил грудь с самым решительным видом.

– Позволю себе сообщить вам, что вы беседуете с профессором Джорджем Эдуардом Челленджером.

Но на испуганного солдата это имя, казалось, не произвело никакого впечатления.

– Меня зовут Тоуэй, сэр, Люк Тоуэй, – в свою очередь сказал он. – Я служу – служил – в восьмом гусарском. Видел бой в воскресенье. Наша артиллерия успела подбить одного… только одного из них, снаряд угодил прямо в уродливый колпак, а потом они уничтожили всю батарею тепловым лучом. Я добрался до Лондона, сюда подвезли на телеге. Денег нет никаких, ни шиллинга, на корабль не сесть… Что же со всеми нами будет, – он умоляюще вытянул руки. – Марсиане убьют нас всех, всех мужчин, женщин и детей!

– Не всех, могу вас заверить. Мне удалось кое-что разузнать об их планах в отношении человечества. А теперь, Тоуэй, желаю вам самого удачного дня.

Он зашагал к скалистому холму, который они с миссис Челленджер проезжали утром. Тоуэй поспешил за ним.

– Сэр – говорите, вы профессор – у вас есть план? Вы же думали обо всем этом, верно? Скажите мне, что вы думаете?

– К вящему сожалению, мышление является процессом, совершенно незнакомым большей части человечества, – оборвал его Челленджер. – Мышление требует осознания явлений, понимания путей развития событий и их последствий и трезвого определения способа действий. Я нахожусь в стадии размышлений и был бы благодарен, если бы вы не прерывали мои мыслительные процессы.

Челленджер стал взбираться на холм. С одной стороны холма, прижимаясь к скале, шла крутая, но хорошо утоптанная дорожка. Он уверенно пошел по ней и добрался до вершины. Каменный домик среди деревьев был стар, однако отличался превосходной постройкой и, очевидно, использовался как загородный коттедж. Челленджер толкнул дверь, но так оказалась заперта.

– В таком случае, окно, – пробормотал он себе под нос. Фасадное окно со скользящей рамой также оказалось закрытым.

Челленджер возвратился к порогу, наклонился над железной решеткой для ног и выдернул ее одним мощным движением. Он подсунул конец решетки под раму окна и нажал. Защелки с треском поддались, и рама скользнула вверх.

Позади послышался шорох. Челленджер обернулся, подняв над головой решетку. Это оказался Тоуэй, гусар – он неловко переминался с ноги на ногу, но был настроен решительно.

– Я хочу остаться с вами, профессор, если не возражаете, – сказал он. – Может, вы придумаете какой-нибудь приличный план и мы оба спасемся. Только вот зачем сидеть здесь? Вы не знаете, на что способны марсиане. У них есть черный дым – убивает наповал, точно казнь египетская.

– Случилось так, что я кое-что слыхал о черном дыме, – сказал Челленджер лекторским тоном. – Рассмотрим метод применения и результат воздействия упомянутого оружия. Говорят, высота марсианских машин – примерно сто футов.

– Да, сэр, более или менее.

– Если так, черный дым должен иметь крайне тяжелый состав. Таким образом, черный дым стелится по земле и не распространяется вверх; марсиане, управляющие боевыми машинами, пребывают в безопасности. Данный холм, имея приблизительно семьдесят футов в высоту, станет своеобразным убежищем. Я уверен, что марсиане ринутся в погоню за беженцами. Поэтому холм послужит также наблюдательным постом, откуда можно будет, ненавязчиво и со сравнительно близкого расстояния, изучить методы действий марсиан.

Тоуэй, пораженно слушавший эту лекцию, внезапно усмехнулся.

– Профессор, да это превосходно! – вскричал он. – Вы чемпион.

– Какой такой чемпион? – строго спросил Челленджер. – Как вам уже было сказано, я – Джордж Эдуард Челленджер. Сомневаюсь, что могу быть классифицирован в рамках подобных произвольных категорий.

Он величественно миновал деревья и остановился на склоне, глядя на берег. Там по-прежнему толпились тысячи перепуганных людей; лодки перевозили пассажиров к судам, ждавшим в открытом море. Челленджер вынул из кармана часы.

– Полдень, или около того, – сказал он Тоуэю, который только таращил глаза. – Посмотрим-ка, не оставили ли нам обитатели дома чего-либо съестного.

Они влезли в окно. Кухонные полки были пусты – очевидно, спасаясь бегством, хозяева забрали большую часть припасов. Челленджер нашел в кастрюльке несколько яиц, а Тоуэй, исследуя буфет, обнаружил зачерствевший хлеб и масло. На полу стоял бочонок с пивом, рядом валялся мешок лука. Тоуэй разжег огонь в плите и разбил яйца в сковороду, куда также отправил найденный в буфете кусок масла. Омлет он посыпал нарезанным луком. Утолив голод, оба снова вылезли наружу через окно. Челленджер взял с собой оперный бинокль, который нашелся на каминной доске.

К северу от холма располагалось беспорядочное скопление коттеджей, среди них стояла церковь с белыми стенами и высоким шпилем. Челленджер всмотрелся, затем сфокусировал бинокль. На колокольне он различил человеческую фигуру – кто-то еще наблюдал за побережьем.

Он повернул бинокль в сторону моря и долго рассматривал длинное, темное судно, сидящее низко в воде мили за две от берега.

– Эй, Тоуэй, это что такое? – спросил он, указывая на судно.

Тоуэй взял у Челленджера бинокль.

– Военный корабль, сэр, – сказал он через несколько секунд. – Я видел такие на морских маневрах. Их называют миноносцами. Этот, кажется, стоял на Темзе, когда я шел через Лондон. Кто-то сказал, он называется «Гремящий».

– И теперь он здесь, чтобы оказать помощь, я полагаю, – пробормотал Челленджер, возвращаясь к дому.

Обогнув здание, он увидел наклонную дорожку, которая сбегала к морю и вела к прибрежной дороге внизу. На дороге теснились экипажи и пешеходы, но их было гораздо меньше, чем на берегу. Челленджер вернулся на прежнее место и оглядел в бинокль море. Катера капитана Блейка нигде не было видно. Челленджер позволил себе облегченно вздохнуть.

– Вы спокойны, профессор, – сказал Тоуэй, стоя рядом.

– Первый спокойный человек, которого я вижу с тех пор, как начался весь этот беспорядок. Вроде как вы знаете, что делать.

– Я имел возможность наблюдать за марсианами, – сказал Челленджер.

– Не может быть! Как вам удалось?

– Сомневаюсь, что смогу объяснить это в терминах, достаточно простых для вашего понимания. Скажу лишь, что видел их вблизи и сейчас их действия и намерения становятся для меня все яснее.

– Разведка, самое то! – воскликнул Тоуэй. – Бог мне свидетель, профессор, как раз это-то нам и нужно. Если мы можем за ними наблюдать, то сумеем ними разделаться, правильно?

– Взгляд, конечно, довольно варварский, но верный, – ответил Челленджер.

Присев на толстый корень, выпиравший из земли у спуска к морю, он задумчиво наблюдал, как отплывали большие и маленькие корабли, до отказа заполненные людьми. Владельцы этих судов сейчас зарабатывали состояния, но что будут значить деньги, если падет вся человеческая цивилизация? Солнце склонялось к западу. Часы показали без нескольких минут пять.