Текст книги "Только ты (ЛП)"

Автор книги: Мелани Харлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8

Нейт

В воскресенье утром я проснулся с намерением сдержать обещание держаться подальше от Эмми. Никаких сообщений. Никаких советов. Никакой помощи от нее. Мне нужно было сделать что-то самостоятельно, хоть я и поспал меньше пяти часов и не хотел ничего, кроме кофеина и сахара.

Пока Пейсли спала, я отправил электронное письмо своему боссу и объяснил ей, что мне нужно время для семейного отдыха. Она очень быстро ответила, написав, что надеется, что все в порядке и что проблемы не возникнут, пока кто-то заменяет меня на неделю. Однако попросила меня прийти в понедельник утром, и, если это возможно, все как следует организовать. Я ответил, что сообщу в конце дня, если не смогу приехать, а потом весь день волновался о том, как я это сделаю.

Возьму с собой Пейсли?

Я представил себя, идущим через вестибюль здания фирмы в костюме, галстуке и слинге. Лучше бы я провалился сквозь землю. Но так как некому было присмотреть за ребенком, я не знал, есть ли у меня выбор. Можно попросить Эмми, ведь она, вероятно, скажет «да», поскольку понедельник был ее выходным, но я не хотел.

После того, как Пейсли проснулась, и выпила свою бутылочку, я взял ее с собой в продуктовый магазин, который оказался гораздо большим испытанием, чем я ожидал, а я ожидал чертовски огромного испытания. Во-первых, в тележках в продуктовом магазине не было встроенных сидений для младенцев таких, как в тележках в «Babies «R» Us», и я изо всех сил пытался сбалансировать ее автомобильное кресло в переднем отсеке, где, по сути, должны были сидеть маленькие дети. После нескольких минут попыток, града пота и ругательств, меня спасла милосердная женщина, которая пожалела меня.

– Позвольте мне показать Вам, как это делается.

Когда автокресло Пейсли было в безопасности, я поблагодарил ее.

– Я новичок в отцовстве, – сказал я извиняющимся тоном. – Все еще учусь.

Все шло хорошо в течение следующих двадцати минут или около того, но у меня заняло целую вечность ходить по магазину, ведь я не мог оставить тележку, чтобы взять что-то, что я забыл два отдела назад, а я все время забывал (лишение сна – это не шутка). Я не мог сказать Пейсли: оставайся здесь, я сейчас вернусь, и снова отправиться в продуктовый отдел. Мне приходилось брать ее с собой каждый раз.

А потом, конечно, она решила обкакаться прямо между консервированным и овощным отделом. Ее лицо приобрело красный оттенок, похожий на измельченные помидоры, и она хмыкнула, словно поднимала груз в 200 килограмм. Другие покупатели, которые раньше останавливались, чтобы сказать мне, какая она милая, теперь избегали нас. Когда она закончила, куда бы мы ни шли, зловоние окружало нас, словно ядовитое облако. Это было так плохо, что я закончил короткую поездку по магазину и побежал к кассе, пропустив молочный отдел, хотя у меня не было яиц и молока. Затем, пока мы ждали, чтобы нас обслужили, она решила начать кричать абсолютно без причины, и не останавливалась.

– Извините, – сказал я кассиру. И покупателю спереди. И покупателю позади меня. И женщине в другой очереди. И всем, мимо кого я проезжал по дороге на парковку.

Сначала я посадил ее в машину, а затем загрузил пакеты с продуктами в багажник. По дороге домой я задавался вопросом, как я должен был отнести ее и все сумки с продуктами в свою квартиру без большой тележки.

– Как, черт возьми, люди делают это? – пробормотал я вслух.

В ответ она снова заплакала. Я не винил ее.

В конце концов, я дошел до своей квартиры, неся столько пакетов, сколько мог удержать в одной руке, и ее автокресло в другой. Затем я положил ее в коляску, отвез на парковку и загрузил еще. Сумки свисали с моих рук, и выпячивались на дне коляски, но мне удалось отнести все за один раз.

Единственная хорошая вещь в этот день состояла в том, что мне удалось помыть ее самостоятельно, не причиняя вреда никому из нас и не создавая слишком большой беспорядок на кухне. На самом деле ей, казалось, нравились вымытые волосы, и когда она была сухой и одета в чистую пижаму, я усадил ее на колени и впервые расчесал ее. Я не мог заставить ее лежать совершенно ровно, но это выглядело чертовски мило. Кажется, ей это тоже нравилось, хотя она продолжала пытаться вырвать расческу из моей руки. Закончив с ее волосами, я позволил ей поиграть с расческой, и она сразу же попыталась съесть ее. Пару минут я смотрел, как она грызет ручку, потом достал телефон и в первый раз сфотографировал ее.

Меня поразило осознание того, что я, вероятно, за всю свою жизнь собирался сделать тысячи ее фотографий, а это была самая первая из них. От этого немного подкатил ком в горле, хотя я бы никогда никому в этом не признался.

Конечно, следующее, что я хотел сделать, это послать кому-то фотографию, ведь что же хорошего в том, чтобы иметь симпатичного ребенка, если ты не можешь показать его всем? Эмми была моей первой мыслью не только потому, что она была единственной из моих друзей, кто знал о Пейсли, но и потому, что я искренне хотел, чтобы она увидела фотографию.

Если я ей напишу, это нарушит мою клятву? Но ведь я не прошу о помощи или о чем-то еще.

Отцовская гордость преодолела мое упрямство, и я решил отправить ее.

Я: Моя первая ванна. Мы выжили. Думаю, что ей нравятся мои безумные навыки парикмахера.

Я отправил сообщение и фотографию, надеясь на быстрый и дружелюбный ответ. Это заняло менее тридцати секунд.

Эмми: Боже мой! Это самая милая вещь на свете. Отличная работа! Сегодня дела идут хорошо?

Мне пришлось писать одной рукой, поэтому потребовалось пару минут, чтобы ответить.

Я: Да. Поход в продуктовый магазин был немного вонючим, но все хорошо. А как твои дела?

Эмми: О, дорогой. Вонючий? Я в порядке. Убираюсь в квартире, и готовлю спагетти с соусом и фрикадельками.

Домашний соус для спагетти с фрикадельками. Боже, это звучало хорошо.

Мой желудок заурчал от зависти. С тех пор, как приехала Пейсли, я выживал на таком дерьме, как шоколадные чипсы, сухие хлопья (так как у меня кончилось молоко), изюм, мясо быстрого приготовления и оливки для коктейля. У меня даже не было времени или сил, чтобы сделать полноценный сэндвич. Но я не хотел, чтобы она это знала.

Я: Звучит хорошо. Наслаждайся ужином.

Она не ответила. Я отложил телефон и вздохнул. Это ужасно, что я не мог быть с ней честным. Нам с ней никогда не приходилось обманывать друг друга, и мне это нравилось. Что я действительно хотел сказать, так это: «Как насчет того, чтобы ты принесла сюда спагетти и подержала ребенка, пока я наливаю тебе выпить?»

Но если она придет, я знаю, что произойдет. Я не доверял себе.

Пока Пейсли дремала на качелях, я несколько раз звонил по работе, а потом занялся стиркой. Я складывал некоторые вещи Пейсли (они были такими крошечными в моих больших руках, это выглядело нелепо) когда я подумал, нужно ли мне переехать в место побольше.

Бл*дь.

Я не хотел переезжать. Я любил эту квартиру. Все во мне думало об этом. За исключением… Я даже не знал, кем был на данный момент.

Старый я все еще существую? То, что я стал отцом, меняет все остальные части моей личности? Имею ли я право жить там, где хочу жить, не беспокоясь о том, подходит ли это ребенку? Как часто она будет здесь? Как будет выглядеть моя жизнь? Могу ли я по своему желанию переходить от старого Нейта к одинокому отцу Нейту? Быть одним, когда она со мной и другим, когда она не со мной?

Стены давили, и я, закрыв глаза, опустился на диван. Мне было плохо. Мой мозг болел. Как я мог привыкнуть к тому, что ничто в моей жизни не будет прежним? Я не хотел этих проблем. Не хотел двигаться. Не хотел быть отцом.

Тогда я подумал об Эмми. Что она сказала мне в пятницу вечером?

«Если бы ты действительно был альфа-самцом, каким притворяешься, ты бы взял на себя ответственность за это, как взрослый мужчина, а не развалился бы, как мальчик, которого я вижу перед собой».

Нахмурившись, я снова поднялся на ноги.

Я, черт возьми, не притворяюсь. И я не развалюсь.

После того, как я сложил одежду Пейсли под пеленальным столиком и убрал свое собственное белье, я решил позвонить маме. Рассказ не будет веселым, но чем дольше я избегал этого разговора, тем более трусливым себя чувствовал. Мне нужно было сделать что-то, что заставило бы меня чувствовать себя сильным. Показать кому-то, что я принимаю ответственность как мужчина.

Тогда я мог бы рассказать Эмми об этом.

Я взглянул на Пейсли, которая мирно спала на качелях, поднял трубку и позвонил. Моя мама не ответила, поэтому я оставил сообщение с просьбой перезвонить мне, что, конечно же, она и сделала после того, как Пейсли проснулась, и начала плакать.

– Привет, мама, – сказал я, перекладывая кричащего ребенка на левую руку, чтобы я мог поднести телефон к правому уху.

– Нейт? Это ты?

– Да, это я.

– Алло? Алло?

Я закатил глаза и стал говорить громче.

– Привет, мама. Это я. Ты меня слышишь?

– Вроде того. Где ты?

– Я дома.

– А что это за шум? Твой телевизор включен? Ты можешь выключить его? Я плохо тебя слышу.

– Это не телевизор. Это ребенок, и я не могу его выключить, извини. Но я бы хотел.

Она молчала минуту.

– Ты сказал, что это ребенок? Что ребенок делает в твоей квартире? Чей ребенок?

Я сделал глубокий вдох.

– Это мой ребенок, мама.

Еще больше молчания на линии. Я представил, как она убирает телефон от уха и смотрит на него.

– Извини, что?

– Я сказал, что это мой ребенок, – ответил я громко и четко.

– У тебя есть ребенок?

– Да. Ей восемь недель, и ее зовут Пейсли.

– Восемь недель? Я не понимаю. У тебя в течение восьми недель был младенец, и ты только сейчас рассказываешь мне об этом? Боже мой. Боже мой, я должна присесть. Я плохо себя чувствую.

Спокойно.

– Нет, мама. Ей восемь недель, но я узнал о ней только два дня назад, – я ждал ответа, но его не было целую минуту, а затем раздался явный треск коричневого бумажного пакета, когда она вдохнула и выдохнула в него. – Мам? С тобой все в порядке? Послушай, я знаю, что ты испытываешь шок. То же самое было со мной. Клянусь, я понятия не имел, что она вообще существует.

Потрескивание остановилось.

– Как это возможно? Ты не знал, что ты… что кто-то забеременел?

– Нет, я не знал.

– Я не понимаю. Это была твоя девушка или что-то в этом роде? Почему она не сказала тебе?

– Это была не моя девушка. У меня нет девушки.

– Кто это был?

– Просто кто-то, кого я знаю.

– Ну и как ее зовут, ради Бога?

– Рейчел.

– Просто Рейчел?

Я поморщился. Мне действительно нужно было узнать ее фамилию.

– Я не знаю.

– Милостивый Иисус, Нейт! Она проститутка?

– Нет! Господи, мама. Она была просто женщиной, которую я знал, хорошо? Давай остановимся на этом.

– Так и где же эта женщина сейчас?

– Этого я тоже не знаю. Она оставила ребенка со мной и сказала, что ей нужно время.

– Так откуда ты знаешь, что она твоя?

Несмотря на то, что я знал, что вопрос был справедливым, и я тоже задавался им, он разозлил меня.

– Она моя, ясно?

Она снова вздохнула с хрипом и шорохом бумажного пакета, и я дал ей минуту, чтобы успокоиться. Моя мать была человеком, который мог сделать из мухи слона, а я только что перевернул ее мир с ног на голову.

– Мама? Ты там? – Пейсли взяла пустышку, и наконец успокоилась (пока что), и потрескивающий шум прекратился.

– Да. Я здесь.

– Хотела бы ты встретиться с Пейсли? Я мог бы подъехать на этой неделе. Я взял отгул.

– О Боже. Дорогой, я не знаю, что сказать, – ее голос был нервным и робким, как будто я спросил ее, не хочет ли она встретиться с королевой Англии вместо ее внучки.

– Скажи да. Она очень милая, и я привезу ее к первой половине дня, когда она не такая капризная. Вечером с ней трудно.

– С тобой было также, – сказала она, удивляя меня.

– Со мной? – мы не говорили о прошлом в моей семье.

– Да. Ты плакал и плакал, независимо от того, что мы с папой делали, чтобы успокоить тебя. И мы попробовали все: хлопья в бутылке, виски на деснах.

– Виски? Ты пыталась напоить меня, чтобы я уснул и перестал плакать? – пошутил я.

Она засмеялась, что было так редко, что я почти забыл, как это звучит. Мое горло немного сжалось.

– Это была всего лишь капля, клянусь, – сказала она. – Хорошие были времена.

– Неудивительно, что у меня появился хороший вкус к алкоголю, – я посмотрел на Пейсли и обдумал то, что сказала мама (а ведь отличная идея! – налить каплю виски на ее десны). – Думаю, обойдусь без этого. Кажется, ей нравится пустышка, и ей нравится, когда ее качают.

– Я давно не держала ребенка, – тихо сказала она. – Я всегда знала, что у меня будут внуки, но все вышло не так, как я планировала.

– Знаю, мам. Поверь мне. Я знаю.

К тому времени, как мы закончили, у меня уже был предварительный план приехать в следующую субботу утром в Гранд-Рапидс с Пейсли, в зависимости от того, как будет чувствовать себя мама. Я позвоню ей тем утром, и если она будет готова к гостям, мы приедем.

У меня было искушение позвонить Эмми и сообщить ей, как прошел разговор с моей матерью, но она, вероятно, уже обедала. Я не хотел ее беспокоить. Но часть меня не могла перестать думать о том, чтобы пригласить ее провести вечер со мной, поесть спагетти и фрикадельки, возможно, посмотреть фильм после того, как мы уложим Пейсли спать. Это была пытка. Клянусь, аромат соуса просачивался с ее кухни через весь холл в мою квартиру. Пейсли плакала, не останавливалась. Я был голоден и одинок, и мне было интересно, что, черт возьми, случилось с моей прекрасной жизнью, и тут раздался стук в дверь.

Когда я подошел, чтобы открыть, то надеялся, что это была она. Я знал, что у меня не хватит сил отослать ее.

Я открыл дверь, там стояла она, похожая на ангела, и держала в руках две сумки с продуктами.

– Привет, – сказала она. – Не была уверена, поел ли ты, но на всякий случай приготовила много еды и подумала, что ты, возможно, захочешь.

– Я хочу расцеловать тебя, – пошутил я, но в тоже время был серьезен.

Указывая пальцем на меня, она улыбнулась:

– Ха-ха. Это против правил. Мы друзья, помнишь? – но в ее глазах мелькнуло озорство, которого не было прошлой ночью. Это взволновало и напугало меня одновременно.

– Заходи, – сказал я. – Я не ел и голоден, но Пейсли на это все равно.

– Пейсли, как ты? – Эмми остановилась, чтобы поцеловать мою дочь в лоб. – М-м-м, ты так приятно пахнешь. И выглядишь очень мило с этой прической. Почему ты плачешь?

Я последовал за Эмми на кухню, где она поставила сумки на кухонный остров, и повернулась ко мне.

– Хочешь, чтобы я приготовила тебе тарелку сейчас или положить все в холодильник на потом?

– Ты уже поела? – спросил я, фиксируя Пейсли на руках.

– Нет, но мне не обязательно есть здесь. Я могу подержать ее, пока ты будешь есть, а потом пойду домой на ужин.

– Нет, не делай этого. Останься. Поешь со мной. Она уже давно проснулась, мы уложим ее и спокойно поужинаем. Посмотрим фильм или что-то в этом роде, – я не нарушал обещание. Она пришла сюда сама, я не звонил ей.

– Разве ты не устал? – она начала вынимать еду из пластиковых контейнеров: спагетти с соусом, фрикадельками и салатом. – Ты выглядишь очень уставшим.

– Спасибо, – сказал я, у меня потекли слюни при виде пакета с замороженным чесночным хлебом. – Думаю, что именно так я и выгляжу сейчас. Я в порядке.

Она засмеялась, и включила духовку, чтобы разогреть хлеб.

– Извини, он заморожен. Я не особо хороший пекарь. Больше повар.

– Я и не думал жаловаться, все это выглядит потрясающе. Мой живот весь день урчал.

– Бедняжка, – она похлопала меня по руке, когда прошла мимо, чтобы добраться до шкафов, где я держал миски и тарелки. – Сейчас это исправим.

– Могу я предложить тебе выпить? – спросил я. На самом деле в тот момент я хотел попросить ее переехать ко мне, выйти за меня, никогда не бросать меня. Но напиток был, вероятно, лучшей идеей.

– Конечно.

– Бокал вина?

– Идеально.

Я вытащил бутылку красного из холодильника и поставил ее на стойку, но, поскольку у меня на руках была Пейсли, Эмми открыла ее, достала два бокала из шкафа и налила вино. Пока она это делала, я взял маленькую детскую расческу с дивана, где ее оставил.

– Я рассказал маме о ней, – бросил я, садясь за один из барных стульев у стойки, отделяющей кухню от гостиной. Я зафиксировал Пейсли на одной ноге и дал ей расческу, которую она сунула прямо в рот. По крайней мере, это успокоило ее.

– Что? – Эмми посмотрела на меня через плечо и поставила спагетти в микроволновку. – Как все прошло? Она была расстроена?

– Да, но почти все расстраивает мою маму. Надеюсь, что после того, как шок пройдет, она будет рада, что у нее есть внучка, над которой придется суетиться. Думаю, это отвлечет ее.

– А твой отец?

– Он умер несколько лет назад. На самом деле, прямо перед тем, как я переехал сюда.

– Мне жаль, – она перестала двигаться и встретилась со мной взглядом. – Вы были близки?

– Не очень, но папа есть папа, – мне хотелось рассказать ей больше о своей семье, но слова застряли у меня в горле. В последнее время я итак достаточно обременял ее своим дерьмом.

– Это тот самый момент, когда нужна поддержка сестер. Жаль, что у тебя их нет.

– Да.

Или брата, – подумал я, желая в миллионный раз, чтобы Адам остался в живых. Сейчас ему было бы тридцать, как и Эмми. И у него, вероятно, было бы такое же большое сердце. Он подошел бы ей лучше, чем я.

– Хочешь одолжить одну из моих? – она подарила мне улыбку, ставя хлеб в духовку. – У меня их две, и одна из них бесила меня сегодня утром. Я бы отдала ее по дешевке, может даже бесплатно.

Я слегка рассмеялся.

– Какую из них, психолога или учителя йоги?

– Психолога. Что, кстати, принесет тебе пользу. Ты вообще думал об этом? Чтобы помочь тебе разобраться во всем?

– В течение двух дней я не думал ни о чем, кроме сна и детских какашек, иногда переключаясь на работу и паническую атаку.

И, конечно же, иногда воображая тебя голой.

– Поняла. Ну, в любом случае, есть над чем подумать. Мы все ходили к психологу, когда мои родители развелись, и мой папа оказался геем, – она пожала плечами. – Думаю, что это помогло.

– Звучит так, будто этого было слишком много, чтобы справиться ребенку.

– Ну, мы были подростками.

– Это все еще должно было повлиять на вас.

Она пренебрежительно махнула рукой:

– Не знаю. Может быть. Во всяком случае, мои родители теперь намного счастливее. Твои родители жили вместе?

– И да, и нет, – я переместил Пейсли на другую ногу. – Они не были официально разведены, но после… – я остановился, не желая раскрывать это. Некоторые раны должны оставаться закрытыми.

– После чего? – подсказала она, разложив салат по тарелкам.

– Был момент, когда мои родители решили, что они больше не могут жить вместе. Или не хотят. Кто знает? – я сосредоточился на маленьких ручках Пейсли, сжимающих расческу. – Я тогда тоже был подростком. Никто из них не говорил со мной.

– И никаких братьев и сестер, верно?

Я тяжело сглотнул.

– Никаких братьев и сестер.

Пока Эмми заканчивала готовить ужин, я дал Пейсли ей смесь на ночь наверху в своей комнате, где было темно и тихо, а затем уложил ее спать. Это заняло у меня около двадцати минут, но она не сопротивлялась, когда я положил ее в кроватку. Я поцеловал кончики пальцев, прижал их к ее голове и молча дал ей обещание в темноте.

Я буду лучше, чем он.

Я любил своего отца, но я любил его, потому что он был моим отцом, а не из-за того, каким отцом он был. Хотя я не виню его, ведь обстоятельства были вне его контроля, горе было слишком непостижимо. Никогда не хочу, чтобы Пейсли страдала, потому что я не ставлю ее на первое место – над собой или над кем-то еще.

И я никогда не желал, чтобы Эмми страдала, что наверняка произошло бы, если бы она возложила на меня свои романтические надежды.

Но когда ужин был готов, вино выпито, и шли титры из фильма «Казино Рояль» (спасибо за то, что она принесла ужин), я не встал и не включил свет, как должен был. Я остался прямо там, лежа на спине на одном конце кушетки, вытянув ноги к Эмми, которая была на другом конце, а ее ноги были вытянуты в мою сторону. Они почти прикасались к моему животу.

Она зевнула:

– Уже поздно.

Я выключил телевизор, оставив нас в полной темноте.

– Больше полуночи.

– Во сколько она снова проснется?

Закрыв глаза, я положил руки за голову.

– Кто знает? Возможно, скоро.

– Почему бы тебе не остаться здесь и не поспать? Я пойду наверх, и когда она проснется, то позабочусь о ней. Мне не нужно рано вставать или что-то в этом роде, но сегодня, из-за работы, последняя ночь, когда я могу помочь.

Боже, она слишком хороша, чтобы быть правдой.

Любовь к ней нахлынула на меня, и я открыл глаза. Было темно, но я прекрасно ее видел. И отчаянно хотел ее.

Это делало меня слабым.

– Думаешь, я смогу спать здесь, зная, что ты в моей постели?

Она перестала двигаться.

– А ты не сможешь?

– Нет, – я покачал головой.

– Думала, мы договорились прошлой ночью…

– Я знаю, что мы договорились. И мы были правы.

– Так ты… ты все еще думаешь, что это будет ошибкой?

– Ага. Но это не значит, что я этого не хочу.

– Нейт.

– Не значит, что я не думал об этом всю ночь.

– О Боже.

– Не значит, что я смогу не трогать тебя, если ты останешься на ночь. На самом деле, уверен, что не смог бы.

– Так… так что, мне пора? – она была смущена, и я не винил ее.

– Черт возьми, ты должна идти.

Она медленно кивнула, неохотно опуская ноги на пол.

– Но я хочу, чтобы ты осталась.

– Нейт, – прошептала она. – Скажи мне, что делать.

Я потянулся к ней.

– Иди ко мне.