Текст книги "Только ты (ЛП)"
Автор книги: Мелани Харлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Глава 14
Нейт
Вечер пока был идеальным – все, что я хотел для Эмми.
Я не мог оторвать от нее глаз. Она сияла в свете свечей: голубые глаза горели, красные губы манили. Каждый раз, когда она что-то откусывала, я следил за ее ртом, думая о том, как она использует его на мне. Я представил, как красная помада размазывается по моему члену, и так напрягся, что едва не попросил чек, прежде чем закуска закончилась. Но меня возбуждал не только ее рот.
Ее руки тоже отвлекали меня. Я смотрел, как они обхватывают бокал с коктейлем, или медленно намазывают маслом кусок хлеба, или просовывают между губами маслину из мартини, и на меня нахлынули воспоминания последних двух недель – ее кулаки, сжимающие мои волосы, ее ногти, царапающие мою спину, ее пальцы, впивающиеся в мои плечи, мои руки, мою задницу. Моя затвердевшая плоть скользит по ее ладоням, пока ее язык ласкает мою грудь, то, как бессовестно ее руки исследуют каждую часть меня, ее пальцы ищущие потайные места, заставляя мое тело дрожать, а зрение затуманиваться. С ней я испытывал самые сильные оргазмы за всю свою жизнь, а ведь я даже никогда не брал ее в постель. Во всяком случае, не должным образом.
Сегодняшний вечер изменит все это, даже если это будет всего на пару часов.
Не то чтобы мы с Эмми занимались только сексом. Это не так. И никогда не было. В каком-то смысле, мне было бы гораздо легче с этим смириться. Но каким-то образом, с самого начала – фактически еще до начала – я знал, что с ней все будет иначе. У нас с ней уже была связь, и она не была основана на сексе. Поэтому я не мог начать все с чистого листа и просто поддерживать отношения на физическом уровне, который для меня был поверхностным. В отношениях с Эмми никогда не было ничего поверхностного. Мы заботились друг о друге еще до секса. В этом была разница.
Это и пугало.
Потому что секс только укрепил первоначальную связь. Перерос в нечто большее. Я чувствовал к ней то, чего никогда ни к кому не чувствовал. Это было странно и чуждо, как будто не принадлежало мне, но в то же время глубоко укоренилось во мне. Каждый вечер, когда она возвращалась в свою квартиру, я чувствовал себя потерянным. Постоянно думал о том, когда я увижу ее снова, что мы будем делать, что я могу сказать, чтобы рассмешить ее. С ней было так легко, она так понимала мои переменчивые настроения и молчание, так свободно выражала свои мысли и чувства, даже когда я с трудом открывался ей. И она никогда не давила на меня слишком сильно.
Она заслуживала от меня большего, чем я давал, я знал это наверняка.
Но я понятия не имел, с чего начать.
***
После ужина я спросил ее, не хочет ли она отведать десерт в нашей комнате.
Ее лицо засветилось.
– У нас есть комната?
Двадцать минут спустя я отпирал дверь в наш временный частный оазис и придержал ее открытой для нее. Эмми сразу же подошла к окну, пока я вешал табличку «Не беспокоить» и поворачивал замок.
– О-о-о, – сказала она, положив ладонь на стекло. – Посмотри, какой вид на город.
Я подошел к ней сзади и обхватил ее за талию.
– Уверен, что это здорово, но сегодня мне плевать на город. И вообще на всех и вся за пределами этой комнаты. И единственный вид, который я хочу видеть, охватывает каждый сантиметр твоего обнаженного тела.
Она слегка рассмеялась, низко и глубоко.
– Возможно, ты изменишь свое мнение, когда увидишь, что на мне надето под этим платьем.
Я застонал, отодвигая ее волосы, чтобы поцеловать шею, и она наклонила голову. Ее кожа была теплой и атласно гладкой под моим языком. Мои руки двигались по ее груди, вниз по животу и вверх по бокам бедер, прежде чем расстегнуть маленький пояс на ее талии. Затем я проделал путь вверх по пуговицам на ее груди. Когда они были расстегнуты, она повернулась ко мне лицом, подняв руки. Я поднял платье за подол над ее головой и бросил его на стул у окна.
Когда я увидел, что на ней надето, мои глаза чуть не вылетели из орбит. Мой член, уже твердый, возбужденно дергался в штанах.
– Боже мой. Ты такая чертовски горячая. Не двигайся, мне нужно включить свет.
– Я сама, – она подошла к лампе у кресла и включила ее, превратив свою кожу из слоновой кости в золотую, ее нижнее белье из черного в красное, а мое желание из горячего в расплавленное. Она снова подошла ко мне на своих каблуках. – Нравится?
Все, что я мог сделать, это кивнуть. У меня перехватило дыхание.
Она улыбнулась, дойдя до меня, и обвила руками мою шею, прижимаясь ко мне.
– Хорошо. А теперь давай не будем терять время.
Черт, было трудно не торопиться – зная, что у нас всего пара часов, мы стремились использовать каждую минуту. Клянусь Богом, она хотела, чтобы я был в ней каждую из них, она умоляла и просила, дразнила и искушала. Она использовала свои руки, рот, голос, грудь, бедра, волосы, даже свои маленькие пальчики с красным лаком, чтобы довести меня до исступления. Я сдерживался, сколько мог, потому что знал: когда я окажусь внутри нее, сдерживаться будет невозможно. И как бы отчаянно я ни хотел дать ей то, чего она хотела, чего хотели мы оба, я был полон решимости насладиться каждым мгновением. Я хотел замедлиться, запечатлеть все в памяти. Вид ее спины на белоснежных простынях. Ощущение кружева на моих губах. Звуки ее несдерживаемых криков, когда я доводил ее до оргазма, сначала пальцами, потом языком.
Она протестовала против второго.
– Нет, остановись, – задыхалась она, пытаясь подтянуть меня к себе. – Я хочу кончить вместе. Я чувствую себя так близко к тебе, когда это происходит.
– Так и будет, – пообещал я, целуя дорожку по ее внутренней стороне бедра.
– Нет, если потом ты сделаешь это ртом. Я не смогу кончить три раза.
– Хочешь поспорить?
Я устроился между ее ног, готовый испытать ее пределы своим мастерством. Для пущей убедительности я снова использовал руку, и она кончила через несколько минут, дико извиваясь подо мной на кровати, ее пальцы сжимали простыни.
– Нейт, – хныкала она, ее кожа была теплой и влажной, дыхание коротким и быстрым. – Пожалуйста. Пожалуйста. Мне нужно быть ближе к тебе.
Я поднял голову от ее бедер, ее вкус задержался на моем языке, и я двинулся вверх по ее телу. Я тоже нуждался в этом. Эмоционально, возможно, я не мог отдать ей всего себя, но физически я отдал бы ей все и даже больше. Мне хотелось делать для нее и с ней то, чего никогда не делал раньше, и, возможно, это было потому, что я чувствовал вину за то, что закрыл другие части себя, но, возможно, это был единственный язык, на котором я свободно говорил. Только так я мог убедить ее в том, что она для меня значит.
Я знал, что должен встать и достать презерватив, но не сделал этого. Я сделал паузу прямо перед тем, как войти в нее, и мы встретились взглядами. Она знала, о чем я спрашиваю.
– Все в порядке, – прошептала она. – Это то, чего я тоже хочу. И мы в безопасности.
Как бы безумно это ни звучало, я чувствовал себя в безопасности. В безопасности, сильным и могущественным. Защищенным и защищающим. И я понял, когда начал двигаться внутри нее, когда наши руки сцепились над ее головой, а ее ноги обхватили меня, что значит по-настоящему доверять кому-то. После детства я потерял способность доверять, а она вернула ее.
Чувства к ней переполняли меня. Пристально глядя на нее, я наблюдал, как она снова поднимается вверх по спирали, как она отдается всему, что чувствует, и всей страсти, которую она вызывает во мне. Я видел, как агония и наслаждение переплетаются на ее лице, чувствовал, как ее тело напрягается подо мной, слушал, как она произносит мое имя, сначала тихо, а потом все громче, громче, громче, пока она не стала кричать, задыхаться, и вырывать руки, чтобы притянуть меня все глубже и глубже, пока она не кончила, и я уже ничего не сдерживал, отдавал ей все, что у меня было, чувствовал, как это течет из меня в нее, мое тело, мое сердце, моя душа, мое доверие.
Я упал на нее сверху, и перекатился на бок, увлекая ее за собой. Мы целовались и прижимались друг к другу, в голове у меня была сумасшедшая мешанина невысказанных мыслей, которые я хотел озвучить, но не мог. Было так много вещей, которые я должен был ей сказать. Но моя голова – она кружилась. Или это была комната? Мир? Вселенная?
Мне нужно было что-то, что могло бы закрепить меня в хаосе, в который превратилась моя жизнь. Мне нужно было почувствовать, что со мной все будет хорошо. Потому что эта комната, этот укромный уголок рая, не принадлежал нам. Мы должны были сдать ключ, когда уйдем, и мы должны были уйти в ближайшее время. А там, снаружи, ничто не было определенным. Я не знал, кто я. Не знал, что я делаю. Не знал, кем стать.
Я не знал, как позволить себе любить кого-то.
Но, возможно, пришло время попробовать.
***
– Который час? – прошептала она. Мы лежали на боку, лицом друг к другу на кровати, наши ноги все еще были переплетены.
Я поднял голову и посмотрел на цифровые часы на тумбочке позади нее.
– Почти 11.
Она вздохнула.
– Не хочу уходить.
– Я тоже не хочу.
– Но мы должны.
– Да.
Она начала вставать, и я положил руку ей на плечо.
– Подожди минутку. Я хочу тебе кое-что сказать.
Она снова вытянулась, положив голову на подушку, подложив руки под щеку.
– Хорошо.
На мгновение я запаниковал.
Как сказать девушке, что ты влюбился в нее? Что она – часть того, что меняет твой мир и тебя самого к лучшему? Что ты, возможно, эмоционально неполноценный, измученный адвокат по разводам и совершенно неумелый отец и парень, но на это есть веская причина, и ты будешь стараться изо всех сил, чтобы заслужить ее веру и доверие?
Нет. Это было нехорошо.
Мне нужно вернуться к началу.
Я потянулся к одной из ее рук, и взял ее в свою между нами, как она сделала со мной в первую ночь, когда осталась ночевать. В мою первую ночь с Пейсли. Она не бросила меня тогда, и я надеялся, что не бросит и сейчас.
– Я солгал тебе, – сказал я.
Она моргнула, выражение ее лица было пустым.
– Что?
– Я солгал тебе. О том, что у меня нет братьев и сестер. У меня был брат.
– Был?
Я кивнул, мое горло сжалось.
– Его звали Адам.
– Что случилось?
– Он умер, когда ему было 9 лет. Лейкемия. Мне было 12.
Ее глаза заблестели.
– О, Нейт.
– Это практически уничтожило меня. Это уничтожило всех нас.
Я вытер глаза большим и указательным пальцами.
– Конечно, уничтожило. Я не знаю, как можно пережить что-то подобное.
– Не знаешь.
– Вы были близки? – тихо спросила она.
Я кивнул, не в силах говорить.
– Лучшими друзьями, наверное. Как мои сестры и я.
Через мгновение я обрел голос, думая о боли, которая была не только у меня.
– До этого мы были совершенно нормальной, счастливой семьей. А после… у моей матери появились навязчивые страхи перед микробами, толпой и прикосновениями к вещам. Она винила их в смерти Адама – конечно, это была неправда. На самом деле она винила себя. Но она не могла с этим справиться. Она пыталась справиться с этим извне. Это был единственный способ справиться со своим горем и чувством вины. В конце концов, она растворилась в своих страхах. Матери, которую я знал, больше не существовало.
Эмми кивнула и вытерла глаза.
– А что с твоим отцом?
– Он запивал свое горе. Бросил нас эмоционально, если не физически. Он умер от болезни сердца три года назад, но того человека, которого я помню, как отца, не стало задолго до этого.
– А ты? – спросила она, из уголка ее глаза скатилась еще одна слеза. – Как ты справлялся? Ты же потерял всех?
У меня снова перехватило дыхание. Я сосредоточился на наших соединенных руках.
– Я пообещал себе, что больше никогда никого так сильно не полюблю.
– Конечно, ты это сделал.
– Я хотел защитить себя. Думал, что, если я никогда никого так не полюблю, мне больше не будет больно. Мне не нужно было бы бояться.
Еще несколько слезинок вытекло из ее глаз.
– Вот почему я никогда не хотел заводить отношения. Почему я никогда не хотел жениться. Почему я никогда даже не думал о том, чтобы стать отцом.
Она кивнула.
– А теперь?
– Теперь есть Пейсли, – я вздохнул. – И с каждым днем я люблю ее все больше. Это как моя любовь к Адаму – чистая, простая и без усилий. Безоговорочная. Не знаю, какого хрена я делаю как отец, но я люблю ее, и стараюсь.
– Этого достаточно, Нейт, – она смахнула мои волосы со лба. – Ты делаешь больше, чем многие парни на твоем месте.
– Этого недостаточно. Этого никогда не будет казаться достаточным. Потому что это никогда не компенсирует тот факт, что я не хотел ее, – я зажмурил глаза. – Я чувствую себя чертовски виноватым за это.
– Прекрати, – она подперла голову рукой. – Ты не должен чувствовать себя виноватым за это. Ты бы хотел ее, если бы знал.
Я открыл глаза, и уставился на нее.
– Ладно, может быть, не сразу, но… – она снова взяла меня за руку. – В конце концов, ты пришел бы в восторг. Посмотри на себя сейчас, спустя всего две недели. Можешь ли ты представить свою жизнь без нее?
– Честно говоря, да. Это моя старая жизнь. Я чертовски скучаю по ней. Я имею в виду, я не хочу отказываться от дочери, но скучаю по старой жизни. Скучаю по себе, по тому, кем я был – я ничего не боялся. Я был на вершине мира. А теперь мой мир выходит из-под контроля, и я в полном беспорядке.
– Это не так, – сказала она яростно. – Для меня это не так.
Это заставило меня слегка улыбнуться.
– Нет?
– Нет, – она села. – Ты храбрый. И сильный. И сексуальный. Когда ты признаешь правду и говоришь о своих страхах, как сегодня, я хочу тебя еще больше. Ты хороший человек, Нейт Пирсон. Пейсли чертовски повезло, что у нее есть ты.
Я поднял на нее глаза.
– У тебя я тоже есть.
Пауза.
– Правда?
Я сел и взял ее лицо в свои руки, молясь Богу – если он есть – чтобы она поняла, что я ей говорю.
– У тебя есть я, Эмми.
Она повернула голову так, что одна щека легла на мою ладонь.
– Я тоже у тебя есть.
Я взглянул на часы, надеясь, что, вопреки всему, цифры не изменились, или, что еще лучше, пошли назад. Не повезло, но…
– Эй, – сказал я. – Посмотри, который час.
Она повернула голову и задохнулась.
– 11:11!
– Давай. Загадывай свое желание.
Она снова посмотрела на меня на мгновение, зажмурила глаза, как будто сосредоточилась, затем выдохнула и открыла их.
– Твоя очередь.
Я преувеличенно вздохнул.
– Я тоже должен?
– Да. Ты знаешь мое правило!
– Хорошо.
Я вспомнил первое желание, которое загадал в 11:11, вечером, когда мы были на моей кухне ровно две недели назад. В тот вечер я загадал, чтобы следующий человек, в которого Эмми влюбится, полюбил ее в ответ, как она того заслуживает, и сделал ее счастливой.
Теперь я смотрел на ее полное надежды, улыбающееся, красивое лицо и загадал другое.
Я хочу быть тем самым человеком.
Глава 15
Эмми
– Хорошо провели время? – Стелла подняла глаза от своего телефона с того места, где она сидела на диване, когда мы уходили. Марен сидела на противоположном конце и читала журнал.
– Да, – я блаженно улыбнулась. – Спасибо вам большое.
– Как она? – Нейт подошел к монитору на кухонной стойке и посмотрел на экран.
– Ангел, – сказала Марен, засовывая журнал в сумку, лежащую у ее ног. – Она немного засуетилась после того, как вы ушли, и она оказалась с двумя незнакомками, но в конце концов успокоилась и без проблем взяла свою бутылочку. Мы уложили ее спать в десять или около того.
– Не могу выразить вам свою благодарность, – сказал Нейт, когда мои сестры встали и начали собирать свои вещи. Он ненадолго зашел на кухню и вышел оттуда с двумя бутылками вина в руках. – Это для вас.
– Это так мило с твоей стороны, но совершенно необязательно, – Стелла улыбнулась ему, надевая свитер.
– Пожалуйста, возьмите их, – Нейт протянул бутылки. – Вы даже не представляете, как я благодарен вам за эту услугу.
Потребовалось еще немного уговоров, но, в конце концов, каждая из сестер ушла с бутылкой вина подмышкой. Когда за ними закрылась дверь, он повернулся ко мне, и притянул меня в свои объятия.
– Большое спасибо, что организовала их приезд. Я так хорошо провел время сегодня вечером.
– Я тоже. Спасибо за идеальное свидание, – я обхватила его за талию и положила голову ему на плечо.
– Твои сестры замечательные.
– Да. То есть они могут сводить меня с ума, но я их обожаю.
– Как они сводят тебя с ума?
– О, как обычно это бывает. Стелла – самая старшая, поэтому она может быть немного всезнайкой. Кроме того, она психотерапевт, поэтому иногда относится ко мне как к пациенту и пытается анализировать мое поведение. Это так раздражает. А Марен может свести меня с ума всеми своими органическими продуктами, техниками медитации и духовным здоровьем. Я понимаю, что экологически чистая жизнь – это хорошо, но есть вещи, которые мне нравятся грязными, – я хмыкнула. – Например, мартини и секс.
– Слава Богу за это, – он поцеловал меня в макушку. – У кого из них парень – пчеловод?
– У Стеллы. Но я не уверена, что она действительно называет Уолтера своим парнем. Они даже не занимаются сексом.
– Не занимаются?
– Нет, для нас с Марен это совершенно странно, но они не занимаются. И она говорит, что ее это устраивает.
– А как насчет него?
Я пожала плечами.
– Полагаю, что он тоже не против.
– Не могу представить, чтобы какого-нибудь парня устраивали отношения, в которых нет секса. Но, может быть, это только я такой.
– Стелла всегда выбирает более интеллектуальных типов, потому что ей нравятся умные парни, но тогда между ними никогда не возникает физической связи.
– Я интеллектуал, – сказал Нейт. – Мне нравится секс.
Я рассмеялась.
– Но тебе не нравятся отношения.
– Ну, я никогда их не любил.
Я немного откинулась назад, и посмотрела на него.
– А сейчас?
– Сейчас есть ты, – он прикоснулся своими губами к моим. – Хочешь остаться у меня сегодня вечером? Рискую показаться похожим на Уолтера, но нам не обязательно заниматься сексом. Я только хочу быть рядом с тобой.
По всему моему телу разлилось тепло.
– Как я могу отказать? Просто позволь мне сбегать домой, и приготовиться ко сну. Я вернусь к тебе.
– Хорошо. У тебя есть ключ?
Я улыбнулась.
– У меня есть ключ.
После еще одного поцелуя я пошла в свою квартиру, переоделась из платья в маленькую белую камисоль и пижамные штаны, поверх которых накинула большой пушистый розовый халат. Сняв свои украшения, я умыла лицо и почистила зубы. Мои волосы были растрепаны и значительно менее объемны, чем когда я выходила из дома, но я оставила их в покое. Все равно мы собирались только спать. Босиком я поспешила через холл, чтобы вернуться в квартиру Нейта, где застала его кормящим Пейсли на диване. На нем все еще были парадные брюки, но сверху была только майка, а ноги были голыми.
– Она проснулась, да? – я опустилась рядом с ним, прижавшись к его боку и подогнув под себя ноги.
– Да, когда я поднялся к ней, чтобы переодеться. Но это очень вовремя – может быть, после этого она даст нам отдохнуть 4–5 часов.
Я поцеловала его плечо.
– Могу встать на следующее кормление, чтобы ты мог поспать всю ночь для разнообразия.
– Все в порядке. Я пригласил тебя не для того, чтобы ты помогла мне с ней. И я не против этого – это помогает мне чувствовать, что я компенсирую пропущенные первые два месяца ее жизни.
Улыбаясь, я посмотрела на ребенка у него на руках.
– Ты определенно проделал долгий путь с той ночи, когда упал в обморок при виде нее.
– Я не падал в обморок, – упрямо сказал он. – Я… упал от удивления.
– Думаю, это называется обморок, детка.
– Вовсе нет. Есть четкая разница.
Немного посмеиваясь, я похлопала его по ноге.
– Ладно. В любом случае, у тебя большой прогресс.
Он замолчал на минуту, наблюдая, как она пьет из бутылки.
– Иногда это все еще кажется нереальным. Что у меня есть ребенок. Дочь.
– Это было довольно сильное потрясение.
– Не думал, что смогу сделать это. Стать отцом.
– Знаю.
– И дело было не только в том, что я не знал, как о ней заботиться. Я не думал, что смогу любить ее так, как отец должен любить своего ребенка.
По моим рукам пробежали мурашки, несмотря на то, что я была завернута в свой огромный халат.
– А теперь?
– Теперь я потрясен тем, как быстро и полностью влюбился в нее. Я не думал, что это вообще возможно, что я могу испытывать такие чувства, тем более так быстро. Это шокирует меня, – он сглотнул, – и пугает.
– Уверена, что так. Учитывая то, что ты рассказал мне ранее, нелегко позволить себе любить вот так, без страха. Ты так долго защищал себя. Но Нейт, все это время ты также отказывал себе в радости любить кого-то. Да, любовь делает тебя уязвимым для боли, но она также делает тебя счастливым. Ты так не думаешь?
– Наверное.
Меня тревожила мысль о том, что любовь все еще была чем-то, чего он боялся.
– Разве ты не счастлив?
Он посмотрел на меня, и слегка улыбнулся.
– Когда я с тобой, счастлив.
Мое сердце забилось быстрее.
– Хорошо. Мне нравится делать тебя счастливым.
Он поцеловал меня, а затем снова посмотрел на Пейсли.
– Просто жизнь теперь такая другая, понимаешь? То, что делает меня счастливым, так сильно изменилось. Я едва узнаю себя.
Я обняла его и положила голову ему на плечо.
– Ну, мне нравятся изменения в тебе. Знаю, что ты, вероятно, чувствуешь себя чужим для самого себя, но думаю, что этот человек, способный на такую большую любовь, всегда был внутри тебя. Ждал, когда его освободят.
Он слегка рассмеялся.
– Представляю себе маленького безумца, который бегает в моем теле и разбрасывает повсюду сердечки.
Я усмехнулась.
– Именно. Ты наконец-то выпустил его из тюрьмы чувств. Он был заперт там годами.
– Тюрьма чувств, – покачав головой, Нейт поставил пустую бутылочку на журнальный столик и встал, переместив Пейсли на плечо. – Ты сумасшедшая.
– Но я права, не так ли? Разве не лучше позволить себе любить и быть любимым, чем держать себя в изоляции и замкнутости? Разве тебе никогда не было одиноко?
– Да, – признал он, потирая спину Пейсли. – Иногда так и было.
Моя челюсть упала.
– Вау. Не думала, что ты действительно собираешься признаться в этом.
– Я и не собирался, но маленький безумец чувств заставил меня это сделать.
Я взяла одну из подушек сзади себя и ударила ею по его ногам.
– Теперь ты просто издеваешься надо мной.
Он усмехнулся.
– Ничего не могу поделать. Не все во мне изменилось.
Через несколько минут мы погасили весь свет, и поднялись наверх, в постель. Это было почти, как будто мы были маленькой семьей, и эта мысль вызвала у меня теплое чувство внутри.
Может быть, когда-нибудь это случится.
В его спальне я сняла халат и штаны и проскользнула между одеялами. Потом я смотрела, как он укладывает свою дочь, ходя взад-вперед у изножья кровати и слегка покачивая ее. Сначала она суетилась, но в конце концов, держа соску во рту, затихла. Примерно через 5 минут он смог уложить ее спать.
Он на мгновение скрылся в гардеробной, а когда вернулся, на нем были только трусы. У меня свело живот при виде его голой кожи, при воспоминании о том, каково это – быть голой, и прижиматься к нему, осознавая, что он был во мне без защиты. Между нами ничего не было.
Он лег в постель, и я прижалась к нему, положив голову ему на грудь. Его руки обхватили меня.
Мы лежали так в тишине несколько минут, и я подумала, что он заснул, но потом он тихо сказал в темноте.
– Поехали со мной завтра.
Сначала я не могла понять, что он имеет в виду.
– Куда?
– В дом моей матери. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Я облокотилась на его грудь, и посмотрела на него сверху вниз.
– Ты уверен?
– Да, – он погладил меня по плечам. – Быть там всегда трудно. А с тобой все становится лучше.
Мои пальцы на ногах поджались.
– Хорошо. Я поеду с тобой.
– Спасибо.
Я опустила свои губы к его губам и задержала их там на мгновение.
– Спасибо, что попросил меня.
– Возможно, ты не будешь благодарна, когда мы приедем туда. Моя мать… странная.
– Все в порядке. Я еду не ради нее, а ради тебя. Чтобы поддержать тебя.
Он откинул мои волосы с лица.
– Я не заслуживаю тебя.
– Может и нет. Но у тебя умелые руки и большой член, и очень удобно, что ты живешь прямо напротив.
Он тихо засмеялся.
– Я так рад, что ты здесь.
– Я тоже, – я снова опустила голову и закрыла глаза. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Я заснула под мягкое прикосновение к его груди и не менее мягкое поглаживание его руки по моей спине.
***
– Что ты больше всего любил делать в дождливый день, когда был ребенком?
Было несколько минут после 10, и мы сидели в машине по дороге к дому его мамы.
Хорошая погода испортилась, и дождь барабанил по ветровому стеклу, собирался под эстакадами на шоссе, и затруднял вождение. Стеклоочистители в шикарной машине Нейта работали непрерывно, но я все равно не понимала, как он может видеть. Не то чтобы я возражала против медленной езды. В салоне его машины было тепло и уютно, Пейсли дремала на заднем сиденье, а дополнительное время, проведенное вместе, было идеальным для разговора. Я была рада, что он попросил меня поехать с ним сегодня, и рассматривала это как прекрасную возможность узнать о нем больше.
– Наверное, «Лего». У меня было около миллиона деталей.
– И что ты собирал?
– Города. Мы с братом строили целые города из «Лего» – небоскребы, дома, гаражи для наших машинок размером со спичечный коробок. У нас была огромная комната в подвале, посвященная «Лего». Мы постоянно играли там в дождливые дни.
– А когда было солнечно?
– Если не было дождя, мы всегда были на улице. В нашем районе было много детей, и мы устраивали эпические игры в «Горох и морковь», что в основном было прятками.
Я засмеялась.
– Почему «Горох и морковь»?
– Понятия не имею, – сказал он, оглядываясь через плечо, когда менял полосу движения. – Но мы всегда так ее называли. Как только ты прятался на своем месте, ты должен был кричать «горох и морковь», чтобы дать тому, кто водил, хотя бы подсказку, где ты прячешься, потому что дома были такие большие, и дворы тоже. А дерево за нашим домом всегда было целью, – он замолчал на мгновение, а потом рассмеялся. – А еще я был одержим Бэтменом, когда был маленьким, и всегда носил плащ, как у него. Я даже спал в нем.
– Правда?
– Да. Носил его поверх пижамы с Бэтменом.
– Пожалуйста, скажи мне, что у тебя до сих пор есть пижама Бэтмена.
Он усмехнулся, и покачал головой.
– Извини. Но, если ты действительно этого хочешь, я как-нибудь приду к тебе в постель в плаще.
Я хлопнула в ладоши.
– О-о-о, пожалуйста, сделай это. Голый, кроме плаща. И думаю, тебе стоит надеть маску с острыми ушами. Так сексуально.
Он потянулся, и положил руку мне на ногу.
– Все для тебя, детка. Рад узнать, что у тебя есть пристрастие к супергероям. Мне это нравится.
– А как насчет твоего брата? – спросила я. – Был ли он Робином для твоего Бэтмена?
Нейт убрал руку.
– Да.
Последовало неловкое молчание, во время которого я корила себя за то, что испортила легкое настроение. Мышцы шеи Нейта напряглись, и он помрачнел.
– Мне жаль, – сказала я. – Не хотела расстраивать тебя, говоря о нем. Мне было просто любопытно.
Ему потребовалось мгновение, но в конце концов напряжение покинуло его тело, и он разжал челюсть.
– Все в порядке. Я просто не привык говорить о нем, – он снова положил руку на мою ногу и удивленно продолжил. – Как будто в моем детстве было две эпохи. До – идиллические годы и после – агония. И никто никогда не говорил ни о чем из этого. Мы похоронили прошлое так же, как похоронили моего брата.
У меня в горле образовался комок, и я взяла его руку в обе свои, надеясь, что он продолжит говорить. Он продолжил, хотя и не сразу.
– Уверен, мы все думали, что поступаем правильно, страдая молча, избавляя друг друга от необходимости говорить об Адаме и нашей жизни до лейкемии или даже о нашем горе после его смерти. Но это было так трудно. Я помню, как разрывался между желанием вспомнить о нем вслух и желанием, чтобы его вообще не было. Я испытывал сильное чувство вины из-за этого.
– Боже, это, должно быть, было так ужасно для тебя, – я сжала его руку.
– Так и было. И не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом. Моя мать тонула в собственном горе и чувстве вины, отец прикладывался к бутылке в поисках утешения, а мои друзья не знали, как помочь справиться с такой огромной потерей – как это делает двенадцатилетний мальчик?
– Тебе нужна была терапия, – сказала я. – Не могу поверить, что никто не предложил.
Он пожал плечами.
– Возможно, кто-то и предлагал, я не помню. Но мои родители были не в том состоянии, чтобы организовать это, и я, вероятно, все равно бы отказался идти. Разговоры об этом не вернули бы моего брата.
– Нет, но это могло бы немного облегчить твое чувство вины. Помогло бы тебе пережить потерю и не дать тебе снова бояться заботиться о ком-то.
Он пожал плечами.
– Может быть.
– Ты хочешь поговорить о нем сейчас? О тех годах, я имею в виду? Я бы хотела узнать о нем, – на мгновение я испугалась, что зашла слишком далеко, но потом он начал говорить.
– Он любил бейсбол. И шведскую рыбку (мармелад). И шутки про тук-тук. У него была целая книга, и все они были ужасны, – Нейт улыбнулся. – Он любил подлавливать людей шутками из этого сборника, особенно девушек.
– Что еще он любил делать?
– Все, что я делал. Он вечно таскался за мной. Спал у изножья моей кровати, как щенок. А когда он стал слишком большим для этого, он спал на полу в моей комнате.
– Оу. Держу пари, он боготворил тебя.
– Да, – он сделал паузу и тяжело сглотнул. – Он был хорошим ребенком. Я скучаю по нему каждый день.
Я поцеловала тыльную сторону его руки.
– Спасибо, что рассказал мне о нем.
После этого мы некоторое время слушали радио – и обнаружили, что нам обоим нравится «Эта американская жизнь» на канале NPR – но прошло совсем немного времени, прежде чем Пейсли проснулась. Поскольку до дома мамы Нейта оставалось еще около часа, мы решили съехать с дороги и покормить ее.
– Ты голодна? – спросил Нейт, когда мы съехали с шоссе. – Хочешь перекусить?
– Конечно, – сказала я. – Мне подойдет любое место.
Мы оказались в «Кони Айленд», где нас усадили в большую угловую кабинку. Я сняла с себя куртку и распустила волосы, которые были влажными от дождя. Нейт установил автокресло Пейсли в кабинке, сел рядом с ней и расстегнул ремни.
– Можешь развести смесь в бутылочке для меня? – спросил он, передавая мне сумку для подгузников. – Мне нужно ее переодеть.
– Почему бы мне не отнести ее в дамскую комнату и не переодеть? Там наверняка есть пеленальный столик.
– А в мужском туалете его нет?
Я пожала плечами.
– Обычно нет.
Выражение лица Нейта было сердитым.
– Это кажется несправедливым. Они просто полагают, что отцу никогда не понадобится менять подгузник?
– Наверное.
– Это чушь, – он встал. – Дай мне сумку для подгузников.
Я протянула ему сумку, он перекинул ее через плечо и пошел в сторону уборной с плачущей Пейсли на руках.
