Текст книги "Монах"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Мои вещи высохли, и я, пожалуй, пойду к себе. На сегодня мне хватит впечатлений.

Барток понимающе кивнул и налил ему еще напитка.

– Для девочки, – буркнул он и ушел к себе. Как только закрылась дверь, как послышался крик толстяка. – Тина, вставай! Я сейчас тебе кошмарную новость расскажу!

Клемент взял в одну руку одежду, в другую кружку и не спеша поднялся наверх. Его качало из стороны в сторону, от усталости или пережитого – кто знает? Думая, что Мирра заснула, монах, стараясь не шуметь, осторожно открыл дверь. Но девочка не спала. Она сразу же повернулась к нему и облегченно вздохнула.

– Почему ты еще не спишь?

– Я… боялась, что ты уйдешь ночью, оставив меня здесь одну.

– Как, даже не попрощавшись? – попробовал пошутить Клемент. – Кроме того, у меня осталась бы твоя накидка. Зачем она мне? Размер не тот.

Мирра продолжала пристально смотреть на него.

– Ты и правда, так обо мне плохо подумала? – огорчился монах. – Разве я заслужил такие мысли? Дать обещание и бросить тебя здесь – это было бы подло. Так поступают предатели, а на свете нет ничего хуже предательства.

– Прости меня. Просто мне сейчас очень страшно.

– Выпей это, пока горячее. – Он протянул ей кружку.

Девочка всего за пару минут расправилась с чаем, сделав несколько жадных глотков. Клемент накрыл ее еще одним одеялом, и присев на жесткую кровать, положил руку на лоб, проверяя температуру. Тот, к счастью, не был горячим. Это радовало, потому что сейчас, им только простуды не хватало.

– Ни о чем не беспокойся, – мягко сказал монах. – Первый человек, которого ты увидишь, когда откроешь глаза – это буду я.

– Хорошо, я тебе верю, – успокоено сказала она и тут же заснула.

Монах, предварительно помолившись, устроился на голом полу. Рукой он нащупал в кармане последнюю оставшуюся у него монету, хорошо, что серебряную, и тяжело вздохнул.

Закрывай глаза, не закрывай глаза – нет никакой разницы. Все равно видишь одну и туже картину – обугленные головешки, тонны пепла, берцовую кость, черепа и почему-то над всем этим всплывает лицо Рема… От этого нельзя уйти, нельзя избавиться.

Хорошо, что я не дал Мирре зайти в дом. Она бы не смогла спать. Девочке и так тяжело приходиться, а тут еще такой удар. У меня мурашки по коже бегают, что же говорить о ней?

О неугасимый Свет, что мне делать? Что? Как ты пустил подобную жестокость в наш мир, почему не остановил этих людей, не отвел их руку, несущую смерть через чистое ни в чем неповинное пламя? Ты всякий раз посылаешь нам новые испытания, но хватит ли у нас сил выстоять? Я спрашиваю себя и заглядываю в свое сердце. В последнее время его слишком часто терзали сомнения, и тот огонек, что всегда теплился в нем, теперь светит не так ярко. Этот огонек говорит мне, что я на правильном пути, что Свет мною доволен, что я стою на Белой стороне, но он тускнеет…

Дай же мне, Свет, везде быть твоим проявлением, чтобы я приносил в мире любовь всем ненавидящим. Прощение – обижающим и примирение – враждующим. Приносил веру сомневающимся, надежду – отчаявшимся и радость – скорбящим. Чтобы я приносил Свет во Тьму. Дай же мне, Свет, утешать, а не ждать утешения. Понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви. Потому что кто дает, тот обретает, кто о себе забывает – находит себя, кто прощает – будет прощен, кто умирает – воскресает для жизни вечной.

Помолился, и легче стало. Нет, камень на душе остался, слова молитвы его не забрали, а всего лишь немного приподняли, и теперь можно делать редкие вздохи без риска быть задушенным этой громадной серой глыбой. Жаль, что молитва не дает прямого ответа на поставленный вопрос, и никогда его не даст.

У меня есть два пути: продолжать мучить себя бесполезными размышлениями или собраться с мыслями и подумать, как выбраться из сложной ситуации, в которой я оказался. У меня нет денег, нет дома, нет друзей и знакомых. Рядом со мной девочка, у которой тоже нет ничего из вышеперечисленного. И в довершении, я не простой человек, а монах Света и это накладывает на мой образ жизни определенные обязательства. Признаюсь откровенно, я предпочитаю одиночество и не желаю кроме своих проблем развязывать еще и чужие. Я не думаю, что в состоянии взять на себя такую ответственность…Одно дело наставлять человека на правильный путь и совсем другое, насильно тянуть его туда за руку.

От моих размышлений веет пессимизмом…

Раз мне ниоткуда ждать помощи, значит, придется полагаться только на себя. На добрых людей рассчитывать нечего. За последние месяцы они показали свое истинное лицо, и я понял, что уповать на их добросердечие нельзя. В мире всем правят деньги, а денег у меня совсем немного. Придется как-то выживать.

Мирру я не оставлю, зря она волновалась. Без опекуна она сразу же пропадет. Детей-сирот, не попавших в приют и не состоящих в банде, за которых некому было замолвить доброе слово, часто продавали на юг в качестве рабов. Я бы очень не хотел, чтобы Мирру постигла подобная участь. И даже если этого не случиться, неизвестно еще переживет ли она грядущую зиму или нет. Поэтому, пока я не найду ей достойного пристанища, девочка будет под моим присмотром. Хоть ею я и свяжу себя по рукам и ногам, но что ж поделаешь?

Губы Клемента невольно разошлись в презрительной усмешке – Мирра будет под присмотром нищего беглеца-монаха. Нищего… А вот с этим надо было что-то делать… И срочно.

Мне, как и раньше, нужно попасть в столицу. Лучше всего пойти в Вернсток пока не началась зима, и дорогу не занесло снегом. До города путь неблизкий, но если поспешить, можно успеть до заносов, особенно если бросить путешествовать пешком и купить лошадь. А еще лучше – две. Для меня и девочки. И неважно, что мы плохие наездники. Я уверен, что ездить верхом – это несложно.

В Вернстоке первым делом я отправлюсь в резиденцию ордена – в Вечный Храм, чтобы рассказать им обо всем том безобразии, что у нас твориться. И о Плеске. Пусть они даже пойдут на крайнюю меру, и пришлют имперский карательный отряд. Главное, чтобы подобное не повторилось. Шутка ли – в селе жило наверно больше тысячи человек. Просто невероятно, что его удалось сжечь за столь короткий срок и… Это наводит на определенные мысли.

Какова же в таком случае численность проклятых поджигателей? А если это маги? Двадцать хорошо обученных магов – это уже целая армия. А здесь идет речь не о двадцати, а о числе намного большем. Это уже похоже на солидную организацию, которая непонятно почему дала о себе знать в нашем захолустье.

Если это маги, то Пелес прав. Наш край – настоящий рассадник этой мерзости, но ведь я не верю Пелесу. И Рем ему не верил. В таком случае, если это не маги, то кто?

Голова отказывается думать. У меня нет ни одной идеи.

Мирра беспокойно ворочается во сне, наверное, ей опять сняться кошмары. Надеюсь, она с ними справиться. Может, разбудить ее? Нет, лучше не стоит. Иначе она не уснет до утра и будет донимать меня своими вопросами. За эти дни я успел насытиться общением и новыми впечатлениями.

И почему меня бросает в крайности: то многомесячное затворничество, когда кроме книг и иллюстраций я не видел ничего другого, то путешествие по разным местам в компании совершенно незнакомого ребенка?

Интересно, каким я ей кажусь со стороны? Занудой? Наверное, она считает меня странным человеком. Монахов редко принимают такими, какие они есть. Людям не понятно, как можно отказаться от радостей жизни, как они их понимают. А радости у всех разные…

Хм, суждение детей, как правило, самое истинное, они еще не научились лгать, по крайней мере, самим себе. Правда, Мирра уже не ребенок. В ней еще сохранилась толика той детской наивности, но от пережитых невзгод она взрослеет прямо на глазах. Только бы ее душа не зачерствела, иначе путь к Свету для нее будет потерян.

Вот для этого и нужен я. В качестве наставника и опоры. Буду по мере сил и времени заниматься ее духовным воспитанием. У меня осталась всего одна монета – это знак, который говорит мне, что пора заработать денег. Не знаю, понадобятся ли кому-нибудь мои услуги в качестве монаха, или замечательного, не побоюсь этого слова, иллюстратора, по крайней мере, пока мы не доедем до Вернстока, но у меня всегда есть руки, чтобы заработать на хлеб и ночлег. В крайнем случае, буду колоть дрова, мести двор, и чистить конюшни. Но надеюсь, до конюшен дело все-таки не дойдет… У меня хорошие познания в сельском хозяйстве и лекарском деле – это тоже должно пригодится.

Жаль звезд на небе не видно. Небо так затянуло тучами, что их холодный свет не радует моих глаз. А я бы сейчас посмотрел на звезды… Сосчитал их. Эти колючие серебряные гвоздики…

Следующим утром путешественники без всякого сожаления оставили «Вечного гуся». Весть о том, что случилось в Плеске, быстрее ветра разнеслась по постоялому двору. Клемент решил не дожидаться, пока его обступят новые желающие узнать подробности о пожаре, и поспешил скрыться. Мирра ни о чем его не спрашивала, ни об их конечной цели пути, ни о ближайших планах. Ей словно было все равно. Монаха всерьез начало беспокоить это пугающее равнодушие.

Небогатый, но все-таки имеющий свою повозку торговец, решил подвезти их до Крона, небольшого городка, через который пролегал тракт. Торговца звали Сайлз, это был гном, и он только в прошлом году начал собственное дело, чем и объяснялся его скромный достаток. Зная гномов, можно было с уверенностью сказать, что Сайлз скоро наверстает упущенное, и уже через пять лет о его состоянии начнут ходить легенды.

Что примечательно, Клемент неоднократно просил других торговцев-людей подвезти их, но никто из них так и не остановился. Все они требовали внушительную плату за проезд, и, узнав, что путникам нечем заплатить, пришпоривали кобылу. Видимо только гномы помнили о том, что значит бескорыстие.

Клемент посадил Мирру в повозку, а сам устроился рядом с возницей. Гном оказался любителем поговорить, и скоро Клемент помимо своей воли был втянут в разговор.

Время за беседой проходило незаметно. Внимание монаха привлек расшитый золотом синий эквит торговца. Сайлз заметил его полный любопытства взгляд:

– Интересуетесь? – он протянул эквит Клементу.

– Да, замечательная вещь. Очень искусная работа, – с уважением сказал монах, любовно проводя по узору пальцем.

– Конечно. Других не носим. – Сайлз усмехнулся и пригладил ладонью свою короткую коричневую бороду.

– А что этот узор означает? Я где-то читал, что на передней налобной пластине часто зашифровано какое-нибудь послание.

– Да, вы правы, – согласился гном. – Кроме вышитых исключительно для красоты языков пламени тут написано: "Беспамятство – бесценный дар богов".

– Странная фраза…

– Что же в ней странного? – пожал плечами Сайлз, перекладывая поводья в другую руку. – Это верно. Если бы мы помнили все, что причиняло нам боль, то дурные воспоминания давно бы убили нас. Вспомните, сколько в вашей жизни было светлых дней и сколько темных, подсчитайте количество обоих. А так мы их забываем и с легким сердцем снова надеемся на лучшее.

– Да, но помнить ведь нужно, чтобы не повторить прошлых ошибок.

– А я и не утверждаю, что нужно все забыть. Нужно не терзаться. Словно это случилось не с тобой. Тогда и помнить будет нечего.

Клемент так и не понял, что гном хотел этим сказать. По крайней мере, логики в его словах он точно не заметил.

– А боги? Вы же признаете существование многочисленных богов?

– Да… Никогда не нужно забывать, с кем разговариваешь. Монах – есть монах. Признаю, ну и что?

– Если я скажу, что это ересь, это прозвучит глупо? – спросил Клемент.

– По меньшей мере, – согласился Сайлз. – Признавать богов или нет – это вопрос веры. Вы же ставите превыше всего Свет, а что он есть, как ни главный бог?

– Это больше, намного больше, – с жаром сказал Клемент. – Он направляет нас и, и… Я не могу объяснить это другому, но если бы вы заглянули мне в сердце, то поняли, что я имею в виду.

– Я понимаю, – серьезно сказал торговец.

– Забавно, вот уж не думал, что мне захочется сейчас вести теологические диспуты, – Клемент вернул Сайлзу эквит и тот сразу же надел его на голову.

– С гномами бесполезно спорить – это же всем известно, – рассмеялся Сайлз, и, повернувшись к Мирре, подмигнул ей. – С монахами, конечно, тоже.

– А почему вы без охраны?

– Красть нечего. Разве что эту дохлую кобылку, – Сайлз кивнул на лошадь. – А за себя я постоять сумею.

– Мы ее не сильно нагружаем? – забеспокоился Клемент.

– Нет, по-моему, ей все равно. Она из такого особенного вида лошадей, которые качаются от ветра сами по себе, даже когда стоят налегке. Но как ни странно, если ее основательно нагрузить, она этот груз безропотно потащит.

– Тогда ей цены нет.

Но гном был явно другого мнения на этот счет.

– А куда вы путь держите? Крон – конечная остановка?

– Не совсем. Скорее небольшая передышка. А почему вы спрашиваете?

– Да так, – пожал плечами гном, – есть у вас в глазах что-то такое… Беспокойство, что ли. Оно всегда появляется у тех, кому предначертана длинная дорога. Уж я-то знаю.

– Я направляюсь в Вернсток.

– В Вечный Храм? – спросил Сайлз и когда монах кивнул, он продолжил. – Я бы тоже хотел там побывать. Древний город, куда ведут все дороги – он стоит того.

– Так в чем же дело? Езжайте.

– Э… Вы не знаете?

– Чего?

– С ума сойти! Где вы были все это время? Гномам, эльфам и прочим не людям, нужно платить пошлину в тройном размере за право въезда. А она, смею сказать – немаленькая. Но вы не беспокойтесь, это решение ордена и поэтому монахов в город пускают практически бесплатно.

– Но почему? – удивленно спросил Клемент, который впервые слышал об этой несправедливости.

– Почему бесплатно? Потому что Вернсток – город паломников и…

– Я не об этом, – перебил его Клемент. – Я о тройной пошлине.

– Вы же знаете историю жизни Святого Мартина? Болван, кого я спрашиваю… Конечно, знаете.

– И что?

– Орден раскопал какие-то подробности его убийства. Выходит, что тем магам, которые приложили к этому руку, помогали гномы. Деньгами, разумеется. И теперь на нас везде смотрят косо. На севере конечно ничего не изменилось – там мы были и остаемся главными, но вот в центральных землях и на востоке ситуация несколько иная, – Сайлз вздохнул. – Я вообще удивился, когда вы обратились ко мне за помощью. До того как заняться торговлей я успел поездить по миру и всякого насмотрелся. Хорошо, что у гномов крепкие кулаки и отличая сталь, люди в нас нуждаются. Если бы не это, то наша участь была бы незавидна.

– И как давно это случилось?

– Без малого – двести лет назад, – Сайлз усмехнулся. – Где же вы провели все это время, что такая новость прошла мимо вас? Вы местный?

– Местный.

– Да, этот край удивительным образом еще не затронут. В глубинке можно встретить хороших людей.

– Даже если гномы и замешаны в убийстве нашего святого, но эльфы и остальные за что пострадали?

– А их вина в том, что эльфов и прочих никогда не любили. Просто удобный повод подвернулся.

– Но поставить всему народу в вину то, что случилось восемьсот лет назад? Это несправедливо!

– Вы не ставите под сомнение результаты расследования ордена? – торговец удивленно приподнял бровь.

– Нет, как можно? Ему виднее, – ответил Клемент и запнулся. – Хотя… Я не считаю, что обвинять всех – это правильно. Это в корне неверно.

– Официально нас никто ни в чем не обвиняет, во всяком случае, пока, – заметил гном. – Но вот на отношении обычных людей к нам это сильно отражается. С нами еще ведут дела, но что-то радостных лиц в последнее время становится все меньше и меньше. Ходят слухи, что в крупных городах появились специальные отряды, которые ловят ночью на улицах и казнят тех, кто не принадлежит к человеческому роду. Ужас, верно? Можно подумать, нам обычных бандитов было мало, которые убивали всех без разбора.

– Я ничего не знал об этом, – растерянно сказал монах. – Не понимаю, почему орден допускает такое. Разве он не может попросить городские власти навести порядок?

Сайлз внимательно на него посмотрел.

– Орден – это и есть власть. Другой нет. Вы действительно такой бесхитростный или проверяете меня? На вас коричневая ряса, но кто знает, может под ней скрывается еще одна – серая?

– Что вы! – нахмурился Клемент. – Я не имею никакого отношения к Смотрящим. Не говорите мне о них. – Он снова вспомнил о печальной судьбе своего монастыря и погрустнел.

– Я вижу, вам уже приходилась с ними сталкиваться.

– Приходилось, – Клемент почувствовал внезапный приступ откровения и сказал, – один из Смотрящих послужил причиной смерти моего близкого друга.

– Сочувствую. Уверен, что он был хорошим человеком, – кивнул гном. – Знаете, мне только что пришла в голову одна занятная мысль: количество хороших людей в нашем мире – число постоянное, а вот население его неуклонно растет. Это наводит на определенные размышления.

– Да? Может так оно и есть. Я уже ни в чем не уверен.

– Вот уеду на север, сколочу небольшое состояние, женюсь, и займусь каким-нибудь нескучным делом себе по душе, – мечтательно сказал торговец. – Вернсток, конечно, хорош, но шкура дороже. Нечего мне делать в чужих краях.

– Вы когда-нибудь видели живого мага? – неожиданно спросила Мирра.

Девочка выбралась из-под одеяла, которым она была укрыта и тихонько подкралась к ним.

– Ты не спишь? – проворчал Клемент, который испугался от неожиданности.

– Нет. Я уже давно слушаю, о чем вы говорите.

– Да, видел, – кивнул Сайлз. – Три года назад в Ракоше. Как раз перед казнью.

– А на кого он похож?

– На самого себя. Человек среднего роста, обычной внешности. Ему перебили пальцы, чтобы он не мог колдовать, и постоянно держали с кляпом во рту, по той же причине.

– А что он плохого сделал?

– Обвиняли его во многих злодеяниях, а что он сделал – не знаю, – Сайлз вздохнул. – А вот и город.

Показались первые покосившиеся домики и караульный пост. Они подъезжали к Крону. Близость к городу пагубно сказалась на состоянии тракта. За дорогой никто не следил, и в период осенних дождей он была в ужасном состоянии. Телега основательно завязла в грязи, и мужчинам пришлось толкать ее.

– Как хорошо, что вы вместе со мной, – натужно пропыхтел гном, борясь с непокорным колесом. – Один бы я не справился.

Они миновали опасный участок и сдвинули телегу на сухое место.

– Спасибо, что подвезли нас.

– Вы могли бы и не помогать мне, – заметил гном, пожимая монаху руку на прощание. – Крон – вот он, а что будет со мной, это уже не ваша забота.

– Это было бы непорядочно, – покачал головой Клемент.

– У вас есть деньги? – неожиданно спросил гном.

– А что? – рука монаха невольно потянулась к поясу.

– Простите, глупый вопрос. Держи-ка! – Сайлз насильно сунул ему в руки тряпицу, кивнул Мирре и взялся за поводья. – Свет и покой тебе, брат мой.

– Свет и покой… брат.

– Что там? – спросила Мирра, когда торговец уехал.

– По нашим меркам – целое состояние. – Клемент развернул тряпицу и покачал головой. – Пять серебряных монет. Этого нам хватит на первое время, пока я не найду работу.

– Почему он тебе дал их? – удивленно спросила девочка. – Ведь это же он нас вез, а не мы его.

– Не знаю. Честное слово – не знаю.

– Мне всегда говорили, что гномы очень жадные. Наверное, это какой-то неправильный гном.

– Должно быть, ты права и так оно и есть, – Клемент тоже не находил объяснения подобной щедрости. – Спасибо ему.

– Кем ты будешь работать? – спросила девочка, пытаясь стряхнуть с сапог налипшую на них грязь.

– Крон – довольно большой город, не меньше нашего. Работа найдется.

На самом деле назвать Крон городом – это оказать ему честь. Это поселение словно не определилось, чем оно хочет больше быть – городом или деревней. Да, дома были каменные, трехэтажные, с красными крышами, крытыми особой черепицей. И вместе с тем на каждом шагу попадались грязно-белые куры, тощие коровы и слышалось блеяние коз. Многие жители Крона продолжали держать скот и домашнюю птицу.

Город произвел на монаха неприятное впечатление. Ему не понравилась его тягостная атмосфера, запах старого подгорелого масла, которым был пропитан Крон и скрежет давно несмазанных дверей петель. Несмотря на гордое название, которое носил город: Крон переводиться с вилтского языка как корона, в нем не было ничего величественного.

Горожане, озабоченные вечной нехваткой денег, ходили с хмурыми лицами, попрошайки и мнимые калеки приставали к прохожим, вымогая у них монеты и одновременно пытаясь срезать кошелек, стражники, ничего не замечая, с задумчивым видом плевали на мостовую. Тоска, да и только.

Но Клементу выбирать не приходилось. С ним был ребенок, которому было необходимо найти крышу над головой и сносное пропитание. Сам бы монах удовлетворился сараем и куском ржаного хлеба. Еще раз мысленно поблагодарив щедрость Сайлза, Клемент осмотрелся и они направились в центр города, где была рыночная площадь. Монах решил поспрашивать у местных торговцев насчет работы.

Так как Клемент неплохо разбирался в травах, ему повезло, и он сумел устроиться помощником лекаря. Действительно, это было крупное везение, потому что кроме работы они получили еще и жилье. Старик-лекарь начинал терять зрение, и уже давно искал кого-то молодого с острыми глазами. Сначала он не хотел связываться с монахом, но настойчивость Клемента и его горячие заверения в собственном усердии сделали свое дело.

Мирре тоже нашлось занятие. Старик жил один и Клемент уговорил его взять девочку в качестве кухарки. Перроу, так звали лекаря, согласился платить ей за это три медных монеты в неделю. Мирра не возражала. Мысль о том, что в ближайшее время им не придется срываться с места, и идти под дождем весь день радовала ее как никогда в жизни.

Клемент спрятал деньги под рясу в карман рубашки, намереваясь перепрятать серебро в укромное место в доме лекаря. Было опасно все время носить такую крупную сумму с собой.

– Ты точно не похож на всех тех бездельников, с кем мне доводилось иметь дело ранее? – ворчал седой как лунь лекарь, посматривая на Клемента из-под косматых бровей. – Учти, если что не так – вмиг окажешься на улице.

– Я буду стараться.

– Странные вы, монахи… Чего в монастыре не сидится?

– Я совершаю паломничество в Вечный Храм, но чтобы туда попасть до зимних холодов, мне нужна лошадь, а чтобы ее купить, нужны деньги.

– Паломник на лошади! – фыркнул старик. – Верх лени! Где такое видано! А как же традиции? Раньше паломничества совершали босыми, в одних лохмотьях, а теперь все стремятся разбогатеть и устроится с комфортом. Даже монахи Света.

– Это из-за девочки, – мягко пояснил Клемент.

– Она тоже паломник? – лекарь покачал головой. – Куда катится мир? С каждым годом он становится только хуже, и нет этому конца. Что это за трава, знаешь? – он сунул ему под нос резко пахнущий пучок сена. Клемент с готовностью ответил. – Правильно, стебли лугового матака. Помогают от болей в желудке. Не знаю, может, если ты останешься у меня, то из тебя и выйдет толк. А может, и нет.

Перроу, несмотря на свое бесконечное ворчание, был добрым человеком. Он жил в маленьком двухэтажном домике, на первом этаже которого был склад, лаборатория и кухня, а на втором три жилых комнаты. Собственно лекарства Перроу не доверял делать никому, и поэтому в обязанности Клемента вменялись сборка и сушка трав, а также грубые работы вроде колки дров для котла и замена полов на втором этаже, которые находились в аварийном состоянии. Чтобы привести ветшающий дом в порядок, требовалось вложить немало труда. Кроме того, монах, когда у него было свободное время, помогал Мирре. Все-таки он, после стольких лет жизни в монастыре и дежурств по кухне, он готовил лучше, чем девочка.

Работа не была монаху в тягость. Наоборот, она отвлекала его от тяжких мыслей, от воспоминаний о гибели Рема, Патрика и сгоревшем Плеске. Днем он был так занят, что вовсе не думал о них. Только ночью, во время сна, его страхи вновь оживали, мешая отдыху. Клемент считал дни календаря, перебирая в руке монеты, и понимал, что до первого снега они вряд ли сумеют собрать достаточно денег, чтобы приобрести лошадь и соответствующую поклажу. Если бы не помощь Сайлза, эту затею вообще можно было бы считать невыполнимой.

Перроу первое время не спускал с Клемента глаз, боясь, как бы тот не оказался вором, или того хуже – убийцей, но постепенно смягчился и предоставил монаху больше свободы. Дело пошло на лад. Они завтракали вместе с лекарем, потом он уходил на рынок в свою палатку, оставляя Клементу подробные указания на счет заготовки трав. Мирра, не слишком занятая на кухне, помогала монаху измельчать корешки, толочь в пыль высушенные цветки или просто сидела и болтала с ним до самого вечера. Она упорно избегала любых тем связанных с их прошлым, предпочитая строить нехитрые планы на будущее. Пока что они в основном обговаривали, какую лошадь купят и по какой дороге отправятся в Вернсток. Девочка настаивала на том, чтобы их маршрут пролегал по живописным местам, монаха же больше заботила безопасность.

Клемент попросил у Перроу подробную карту, и несколько дней они с Миррой потратили, копируя ее. Эта кропотливая работа требовала большого терпения и усидчивости. Когда они закончили карту, то, в конце концов, пришли к единому решению и пометили свой предполагаемый путь красными чернилами. Это нехитрая процедура еще на один шаг приблизила их к желаемой цели.

Клемент торопился домой. Был около полуночи, и он не пошел бы так поздно ночью на улицу, но Перроу вдруг почудилось, что он не запер палатку, и монаху пришлось отправиться на площадь, чтобы проверить это. Палатка естественно оказалась заперта, опасения лекаря не подтвердились. И теперь Клемент, ежась от холода, быстро шагал обратно, обходя стороной злачные заведения, пользующиеся дурной славой.

Под ногами хрустел лед. Лужи замерзли и мостовая, влажная от выпавшего в обед дождя, стала скользкой. Монах уже дважды падал, пребольно ударяясь о камни. В этот момент на ум ему приходили всякие крепкие словечки, но он быстро приходил в себя и, потирая ушибленные места, просил Свет простить его.

Уже шел конец третей недели как он работал у лекаря. Жизнь была довольно сносной. К старику, несмотря на его вечное недовольство, он уже привык и считал его чем-то вроде дальнего дядюшки. Перроу, конечно, сердился, когда Клемент, например, разбил его лучший перегонный куб, или когда Мирра заболела, и с высокой температурой слегла в постель, но его крики быстро сходили на нет. Старик был вспыльчив, но отходчив. Лекарства Перроу всего за пару дней подняли Мирру на ноги. Он был отменным специалистом и знал в травах толк.

До дома лекаря оставалось пять минут ходьбы. Клемент свернул в хорошо знакомый ему переулок и замер. В двух метрах от него стояли двое мужчин, и в руке одного был кинжал, направленный в живот другого. Грабитель бросил быстрый взгляд на монаха, мгновенно оценил его возможное богатство и процедил сквозь зубы:

– Убирайся, если жизнь дорога. А то отправлю вслед за этим красавчиком.

Клемент медлил. Ноги сами несли его отсюда, но сердце протестовало. Нельзя оставлять человека попавшего в беду. Фонарь был только на соседней улице, и в переулке было немного света, он видел только два темных силуэта. Грабитель, был высоким человеком, и возвышался над своей жертвой словно гора.

– Пошел вон! – еще раз приказал он Клементу и хрипло рассмеялся.

– Вайк! Не надо! – взмолился человек. – Я не брал твоих денег. Ты же знаешь, это не я.

– Мне все равно кто это сделал. Денег-то нет… Негодяй! – бандит схватил низкого за горло с такой силой, что тот захрипел. – С Хромым Вайком связываться себе дороже, и каждый в этом проклятом городишке должен уяснить это. – И он всадил ему в бок кинжал.

В последний момент низкий изловчился и достал свой нож. Последним усилием умирающий воткнул его между ребер Вайка. Грабитель явно не был готов к такому повороту событий. В его глазах промелькнуло удивление, и он с глухим криком упал на землю, всего в шаге от своей жертвы. Через минуту с ним было покончено.

Клемент задыхаясь от волнения, медленно подошел к мужчинам и склонился над ними. Хромому Вайку, как и второму человеку было не больше сорока лет. Монаху показалось, что низкий еще жив, но это была только агония. Он дернулся пару раз и тоже затих.

Внезапно Клемент услышал странный звук и поднял голову. В переулке было пусто.

– Обернись, – сказал кто-то.

Клемент стремительно повернулся и увидел позади себя незнакомого человека. Откуда он здесь взялся? Монах мог поклясться, что еще секунду назад его не было.

– Здравствуй, – поздоровался незнакомец.

Это был мужчина среднего роста, стройный, правильного телосложения. У него были короткие, гладко зачесанные назад черные волосы. Он не носил ни бороды, ни усов. На незнакомце был надет очень дорогой костюм и плащ, все черного цвета.

Странное дело, Клемент мог разглядеть мельчайшую деталь его гардероба, вплоть до узора на рукояти шпаги, но он не видел его глаз. Глаза этого человека все время оставались в тени.

– Оставь этих бедняг, – сказал незнакомец. – Ничего не поделаешь, их срок вышел.

– Кто вы? – спросил Клемент, чувствуя, что в переулке происходит что-то неладное, и он почему-то принимает в этом активное участие.

– А как ты думаешь? – спросил мужчина, и его губы растянулись в улыбке.

От незнакомца исходила угроза и невероятная сила, которая скрывалась под маской холодного самоконтроля и терпеливо ждала своего часа. Монаху стало трудно дышать, настолько сильно давила на него та мощь, что шла от этого человека. Он физически ощущал на себе его гнетущий взгляд, который точно пронзал его насквозь.

– Я не знаю, – сказал Клемент, выпрямляясь и расправляя плечи.

– Знаешь, – тихо ответил мужчина, – Конечно, знаешь. Просто не помнишь.

– Мы с вами уже где-то встречались? – вежливо спросил монах, решив не раздражать незнакомца понапрасну. – Может, если вы скажите мне свое имя, я вас вспомню?

– Мое имя Рихтер, но мало кто может позволить себе называть меня настоящим именем. Теперь оно забыто… В этом мире меня зовут совсем иначе.

– Вы известный человек? – спросил Клемент, делая незаметный шаг назад.

– О, да! В своем роде известная личность… И оставь свои жалкие попытки убежать. Пока я с тобой не поговорю, ты никуда не уйдешь. От меня все равно нигде не скрыться.

– Я и не собирался…

– Меня нельзя обмануть, – медленно, с расстановкой сказал Рихтер. – Не волнуйся, я не причиню тебе зла. – Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка вышла грустной. – Я вообще никому не причиняю зла.

– Что вам от меня нужно?

– Поговорить.

– Говорите быстрее, я тороплюсь.

– Ничего страшного, – сказал Рихтер. – Если ты посмотришь вокруг более внимательно, то кое-что увидишь.