Текст книги "Монах"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Какую? – не понял монах, имеющий слабое представление о моде и желании девочек красиво одеваться.

– С мехом… – она мечтательно вздохнула. – Она очень теплая. В ней двойной мех и еще черный мех на капюшоне. Я видела однажды похожую у нас на рынке.

– А она дорогая? – осторожно спросил Клемент.

– Она стоит три полновесных золотых монеты. – Мирра сделал круглые глаза.

– Если для тебя это так важно, ты мы сможем себе это позволить. Наверное…

– У меня никогда не было красивых вещей.

– Теперь у тебя есть лошадь. Она же принадлежит тебе.

– Да! Я помню! – девочка вскочила и с радостным лицом побежала к животному.

Теперь, когда жизнь ее друга была в неопасности, на душе стало легко, ей хотелось петь и смеяться. Окружающий мир утратил былую мрачность и приобрел новые краски. Перемена в здоровье Клемента пошла им обоим на пользу.

Быстро позавтракав, они снова двинулись в путь. Клемент стремился быстрее покинуть лес, в котором на них напали, и оказаться под защитой таверны. Через час неспешной езды деревья заметно поредели и они выехали на открытое пространство. Солнце показалось из-за облаков, воздух потеплел. Таверна – высокий добротный двухэтажный дом, окруженный забором, уже виднелась на горизонте.

– Обидно, – пробормотал монах. – Вчера мы не доехали до нее совсем немного. Знал бы, что осталось так мало, ни за что бы не заночевал в лесу.

– Ты обещал, что мы сможем остановиться там надолго.

– Я сдержу обещание, – кивнул монах.

– У меня болит горло, – призналась Мирра. – По-моему я простудилась.

– В таверне наверняка будет молоко или горячий чай. Они избавят тебя от простуды.

Эта дорога не пользовалась большой популярностью, и свободные места были в избытке. Владельцем трактира оказался пожилой гном по имени Ларет. Обычно гномы не берутся за дела, где не будет гарантировано тройной прибыли, но потом Клемент выяснил, что Ларет в свое время уже заработал немалый капитал.

Теперь, когда деньги его больше не интересовали, он решил посвятить свою жизнь искусству. Он писал картины, не заботясь о том, понравятся они кому-нибудь или нет. Писал исключительно для себя. У него была мастерская, заставленная незаконченными полотнами – святая святых, куда он не никого не пускал, хотя прислуга изредка делала робкие попытки там прибраться.

Ларет, одетый в обязательный темно-зеленый костюм, лично налил Мирре молока с медом – при таверне держали пару коров, и поинтересовался у Клемента о его делах. Не заметить, что монах недавно участвовал в драке, было невозможно, поэтому Клемент честно рассказал о том, что произошло. Весть о печальной участи бандитов только порадовала гнома.

– А я гадаю, почему ко мне почти месяц никто не заезжает, – сказал он, по-стариковски покашливая. – Вот оказывается в чем дело…

Собственно трактир ему был нужен только для того, чтобы не оставаться в полном одиночестве и регулярно узнавать новости со всех сторон света. Истории, рассказанные путешественниками, вдохновляли его на написание новых работ. "Ель на три четверти" подходила для этого как нельзя лучше.

– Я оставил тела, как есть, – монах виновато опустил глаза. – Хоронить их у меня не было ни сил, ни желания.

– Я отправлю туда своего работника, – понимающе кивнул Ларет. – Далеко они от нас?

– Всего в часе езды.

– Пусть Бролл возьмет лопату и заодно проветриться. Ему давно пора, – сказал гном, обращаясь к кухарке, которая присутствовала при разговоре. – Пошли за ним. Если не будет лодырничать, то вернется к вечеру. – Он нахмурил густые рыжие брови и посмотрел на Клемента. – Тебе повезло, что жив остался. Обычно они сначала режут, а потом разговаривают. Уже трупом. А ты высокий, но щуплый. И откуда в тебе только силы взялись? Видно, твой бог все-таки не дремлет.

– Так и есть, – согласился монах.

– В Вернсток идешь? – догадался гном. – Говорят, что в Вечном Храме есть галерея необыкновенных картин. Они оживают под человеческим взглядом.

– Не слышал о такой.

– Дурная о них идет слава, – признался гном, – но я думаю, что все это вранье.

– О чем речь? – не понял Клемент.

– У меня был знакомый монах, и он рассказывал, что эти картины – дело рук могущественного мага. Он создал их много-много лет назад для каких-то своих целей, а для каких – никто не знает. Но не это главное… Теперь эти картины оживают, когда на них смотрят другие колдуны.

– В мире нет ничего невозможного, – сказал Клемент, глядя на гнома.

Тот только с горечью вздохнул.

– Мой знакомый рассказывал, что они очень красивы, а как зло может быть в красоте?

– Он видел их?

– Нет, но знает того, кто видел, – Ларет махнул рукой. – Это собственно с его слов рассказ. Девочка, – обратился он к Мирре, – хочешь посмотреть мою последнюю работу? Она называется "Вечерний пожар".

Он спрыгнул с высокого табурета, на котором сидел и, ища на поясе нужный ключ, побежал к двери. Им не оставалось ничего другого как последовать за ним. Поднявшись на второй этаж, гном открыл дверь в комнату и кивком указал на полотно, висящее над кроватью. На картине был изображен еловый лес в лучах заходящего солнца. Работа была недурна. Ее место было не в стенах трактира, а где-нибудь в приемной градоправителя.

– А я, когда жил в монастыре, иллюстрировал книги, – признался Клемент.

– Прекрасно! – обрадовался гном. – В таком случае мы с тобой схожи. У меня есть книга, в ней очень занятные картинки, только она написана на неизвестном мне языке.

– Покажите? – монах уже успел истосковаться по книгам.

Раньше работа с ними занимала большую часть его жизни, и ему было трудно забыть свое прежнее занятие.

– Да, ближе к вечеру, – согласился гном. – Вы же не собираетесь уезжать прямо сейчас?

Монах заверил его, что не собираются.

– Тогда я обязательно найду ее.

Ларет сдержал свое обещание, и когда часы пробили семь, принес книгу в комнату Клемента.

– Удивительно, – сказал он, протягивая ему ее, – кожаный переплет, цветные картинки – и ничегошеньки непонятно. Но вы человек ученый… может, разгадаете эту загадку?

Мирра с интересом заглядывала ему через плечо: она обожала всяческие загадки, и в глубине души надеялась, что именно ей удастся понять то, что написано в книге. Что может быть лучше, чем благодаря смекалке опередить всезнающих взрослых?

Клемент положил книгу на стол и зажег еще одну свечу. Книга была в простеньком, но все-таки кожаном переплете. На первой же странице был изображен красный пещерный дракон, извергающий пламя. Монах удивился тому, с какой любовью и искусством была нарисована эта миниатюра.

– Красивый дракон, – вынесла свой вердикт Мирра.

– Горло все еще болит?

– Нет, – ответила девочка и покраснела.

– Обманываешь? Выпей лекарство и иди ложись в постель.

– Но еще же очень рано, – умоляюще сказала она, – кто же ложиться спать в такую рань? И потом, вдруг тебе снова станет плохо? Твои синяки очень плохо выглядят.

– Утром посмотришь книгу, – сказал Клемент, прекрасно понимая, почему Мирра не хочет уходить. – Завтра нам предстоит долгая тяжелая дорога, поэтому быть хорошо отдохнувшей в твоих же интересах.

– Ну, пожалуйста…

Мужчина приподнял бровь, и девочка с вздохом пошла в свою комнату, бормоча себе под нос что-то о самоуправстве тиранов. Монах не поленился проследить за тем, чтобы она выпила лекарство как положено и укрылась двумя одеялами. Несмотря на ворчание, Мирра уснула мгновенно, стоило ей только опустить голову на подушку.

Клемент вернулся к себе и принялся за книгу. Ее листы были толстыми, такого особенного желтого оттенка, который любому специалисту сообщал о почтенном возрасте фолианта. Картинки были везде, на каждой странице, этакие маленькие шедевры в миниатюре. Простые и в тоже время очень содержательные. Каждая деталь в них была на своем месте. Это были изображения реальных и вымышленных существ, деревьев, моря и кораблей. Нашлось место птицам, цветам, величественным замкам и даже подвесным мостам. Монах смотрел на картинки и кусал губы: им овладела белая зависть. Он мог только мечтать о таком мастерстве.

Однако текст оставался для него загадкой. Буквы были ему известны, но вместе они складывались в невообразимые слова, которые с трудом можно было выговорить. Клемент покрутил книгу с разных сторон, почесал затылок, но буквы оставались такими же немыми. Он чувствовал, что здесь был использован какой-то шифр и напряженно всматривался в текст, в надежде понять его. Внезапно монаха осенило – в начале каждого нового раздела встречалось одна и та же комбинация букв. Он подсчитал их количество и обрадовано хлопнул в ладоши. Это было ничто иное, как зашифрованное слово "глава".

– Ну, теперь дело пойдет быстрее, – пробормотал он. – У меня есть ключ, а это восемьдесят процентов успеха.

Не прошло и двух минут, как он разгадал код, при помощи которого была написана книга. На самом деле он был достаточно простым: все буквы оригинала менялись на пятую по счету букву стоявшую дальше в алфавите. А на Д, Б на Е и так далее.

Клемент забыл об изводившей его боли и с интересом принялся за расшифровку. Понимая, что все книгу все равно прочесть не удастся, он выбрал один абзац, напротив которого была нарисована синяя бабочка. На листочке карандашом он записал алфавит и начал подсчет.

Первое же предложение повергло его в шок. Оно было о развитии врачебной науки среди некромантов. Он перепроверил его еще раз, не исключая возможность ошибки, но никакой ошибки не было. Клемент покачал головой и продолжил работу.

Когда он закончил, то кусок текста, который он расшифровал, представлял собой следующее: "После того, как некроманты сумели объединиться и поделились друг с другом свежими наработками, некромантия шагнула вперед, намного опередив остальные магические практики в искусстве врачевания. Это был несомненный успех. Конечно, они в меньшей степени занимались обычными человеческими болезнями, но это было не так уж важно. Их умения были более востребованы на другом человеческом поприще – войне. За считанные секунды некроманты сращивали кости, заживляли раны, а самые сильные и умелые из них – даже оживляли людей. Достаточно вспомнить ставший уже хрестоматийным примером случай с Олафом, генисейским королем. Во время сражения король лишился головы, и придворный некромант Гурам соединил голову вместе с телом и оживил короля, который прожил после этого еще добрых сорок лет. И этот случай, конечно, не был единственным. Польза от работы некромантов была очевидна".

Клемент закрыл книгу. Он смотрел прямо перед собой осмысливая прочитанное. Ему вспомнился Рихтер, чье мнение о некромантах совпадало с автором этого опуса. Кстати, об авторе…

Он посмотрел на обложку, но ни ней, ни в конце текста имя не стояло. Естественно, автор этой вещи пожелал остаться не узнанным. Как же иначе, когда пишешь откровенную ложь и не хочешь, чтобы тебя в ней уличили?

Но чем больше монах смотрел на книгу, тем больше убеждался, что не все так просто. Больше всего его смущал тот факт, что она была зашифрована. Зачем это было делать? Как правило, всякая ложь направлена на то, чтобы с ней ознакомилось и поверило в нее как можно большее количество людей. А в этом случае, круг возможных читателей существенно сужался.

Клемент внимательно изучил первый лист, второй, третий, и заметил несуразность, на которую он поначалу не обратил внимания. Текст кое-где проходил поверх рисунков. Совсем чуть-чуть – одна или две буквы. Но это означало, что иллюстрации были сделаны раньше и никак не связаны с содержанием. Скорее Клемент держал в руках роскошный блокнот, чем настоящую книгу.

Монах перечитал заново переведенный отрывок и глубоко задумался. А что, если в этом есть доля правды и орден из лишнего рвения немного исказил действительность? Может раньше, некроманты действительно приносили пользу обществу? Они умеют работать с мертвой плотью, этого никто не отрицает, другое дело, на что направлена их деятельность. У него не выходили из головы слова Рихтера, вернее, то, каким тоном тот их произнес. Рихтер посеял в его душе зерна сомнений.

Клемент отложил книгу, задул свечи и, став на колени, принялся с жаром молиться. Его вера в Свет была крепка как прежде, но вот вера в орден дала первую трещину. Сомневаться в ордене означало сомневаться в возможности получения помощи. Он ехал в Вернсток с целью рассказать о самоуправстве Смотрящих, но поверят ли ему? Он представил, как Пелеса вызывают на разбирательство, и тот ставит свое слово, против слова Клемента. У монаха не было никаких доказательств, кроме одного, самого главного – Мирры. Если орден признает ее невиновной, то все решения главы Смотрящих могут быть подвернуты сомнению и пересмотрены. А если нет? Девочку могут осудить за соучастие, а за него тоже полагается смертная казнь.

По спине монаха пробежал неприятный холодок.

– О, Боже, укажи мне путь. Я уже не знаю, кому можно доверять в этом мире. Он изменился и совсем не похож на тот, который был описан в книгах, прочитанных мною в монастыре, – прошептал Клемент. – Но быть может, я читал не те книги? Демоны окружают меня, и хоть я не вижу их, эти нечестивцы толкают слабых духом людей на сторону Зла. Благой Свет, помоги мне. – Он низко склонил голову. – Я всегда был только рад служить тебе. Но тогда я был один, а теперь со мной ребенок, и я рискую не только своей жизнью, но и благополучием девочки. У меня нет права на ошибку. Молю, не дай же мне совершить ее.

Клемент замолчал, поднялся с колен и прислушался. В самой таверне было тихо, и только за окном слышался далекий волчий вой. Он покинул комнату, и пошел проверить, как чувствует себя Мирра.

Была полная луна, дававшая много света, поэтому он не стал зажигать свечу. Девочка лежала на спине. Она раскрылась, одеяла сползли на пол. Он поднял их и укрыл ее. Клемент послушал, как она дышит – дыхание было спокойным, ровным и прикоснулся к ее лбу. По сравнению с его вечно холодной рукой, он был теплый, но не более того. Завтра от болезни не останется и следа.

Довольный увиденным Клемент вернулся к себе.

Свет Великий и Истинный, ну почему я? Обычный человек, который хотел только тишины, покоя и уверенности в том, что Тьма не переступит порога его души. Это ведь только Святой Мартин знал, что он делает, а я не знаю. Он был отмеченный твоей печатью, был настоящим святым… Легче жить, когда понимаешь, что тобой руководит Добро, а не его извечный антипод.

Я так боюсь ошибиться. О, Свет, почему же ты не поможешь мне, хоть самую малость? Мне не страшно погибнуть, смерть за правое дело – почетная смерть. Меня больше страшит ответственность за другого человека, которую я так опрометчиво взял на себя. Да, я поступил глупо, но был ли у меня другой выбор? Лучше действовать, не зная к чему это приведет, чем сидеть сложа руки и наблюдать как побеждает зло.

Если Пелеса не осудят, то моя участь будет незавидной. Но ведь его преступления очевидны! Пускай его хотя бы признают невменяемым, вернут старые порядки в монастыре и город станет прежним.

Не обманывай самого себя, ничего прежним уже не будет. Разве смогу я, помня то, что случилось, смотреть в глаза братьев и доверять им? Между нами всегда будет стоять прошлое.

И хотя я не знаю, чем закончиться моя поездка, отступать нельзя. Рем никогда бы не отступил. Вот уж кто не изводил бы себя вопросами, окажись он на моем месте. В нем была решительность, которой мне сейчас так недостает.

Просто чудо, что я не был убит во время нападения в лесу. Разбойник ведь мог достать нож и вместо того, чтобы бить, просто перерезать мне горло. И все…

А что произошло бы тогда с Миррой, даже страшно представить. Моя смерть была бы ничтожна, по сравнению с ее мучениями. Нет, нельзя быть таким беспечным. Свет в этот раз помог мне, но еще искушать судьбу не стоит. Это было последнее предупреждение. Глупцу ничем не поможешь, а упорствующему глупцу – тем более.

Надо стать осторожнее, ехать только вместе с торговыми караванами, у которых большая охрана или ехать одним, но по оживленному пути. Никаких глухих тропинок через лес, подозрительных дорог и странных попутчиков. Жизнь опасна и так уж повелось, что плохих людей всегда было больше чем хороших.

А может нападение – это указание повернуть назад? Но Свет не может желать несправедливости, а повернуть сейчас – это означает с ней согласиться. Она вершиться в нашем краю и уже приняла устрашающие размеры.

Как все-таки невероятно болят ребра… Лекарство творит чудеса, но в ближайшее время лучше воздержаться от глубоких вдохов. Я ничего не сломал, Мирра тоже, так что можно считать, что мы еще легко отделались. Синяки и порезы – это пустяки. Они через несколько дней заживут.

Почему Ларет дал мне книгу о некромантах? Знал ли он о ее содержании или нет? Гном мог искусно претворяться, но зачем ему это? Трактирщик производит впечатление добродушного старика, не замешанного в магии. Если он никак не связан с некромантами, то ставит себя в двусмысленное положение. Эта книга должна исчезнуть, сгореть в огне, потому что за хранение подобной вещи орден жестоко карает. Как я должен поступить в таком случае? Уничтожить ее самому или взять с собой, чтобы доложить о книге Смотрящим в Вернстоке? Если Смотрящие узнают о ней, то нагрянут сюда с проверкой. Если то, что я слышал об ухудшении отношений между гномами и людьми – правда, то у Ларета будут очень большие неприятности. Возможно, его даже осудят на смерть.

Но ведь лично я не считаю это правильным. И у самого рука не поднимается уничтожить книгу. Будь я человеком далеким от науки и искусства, я бы сжег ее, не задумываясь, но я же иллюстратор, и стоит взглянуть на ее картинки, как у меня дух захватывает. Что же делать? Закрыть глаза и притвориться, что я ничего не понял?

Да, так и сделаю, и пускай меня судит Создатель, а не люди. Я не хочу быть причиной гибели Ларета и его подручных.

У меня есть своя цель.

Проснувшись утром, Клемент застал Мирру за тем, что она самовольно забрала у него со стола книгу и унесла к себе. Когда он зашел к ней, то увидел, что она сидит на кровати не причесанная, не умытая, полуодетая – в одном платье и с интересом листает страницы. Монах с укором посмотрел на Мирру и забрал злополучный том из рук девочки.

– Но я же хочу только посмотреть! – возмутилась она.

– Уже посмотрела. – Клемент был непреклонен. – Книга должна быть возвращена владельцу, а нам пора в дорогу.

– Там такая красота нарисована… А ты так умеешь?

– Нет, – Клемент покачал головой. – Я рисую хуже.

– Жалко, – вздохнула Мирра. – Мне особенно животные понравились. Ты видел, какие там красивые кролики? Даже лучше, чем они бывают в жизни.

Клемент промычал в ответ что-то неопределенное. Он чувствовал, что разговоры о кроликах теперь будут преследовать его еще долго. Тут он заметил на шее и плече Мирры два больших кровоподтека, которых он раньше не видел, потому что они были закрыты одеждой. Монах осторожно дотронулся до ее плеча.

– Это дело рук того мерзавца? – спросил Клемент.

– Да. Но мне уже не больно. Да и горло тоже прошло, – сказала девочка уверенным голосом, но ее бледность говорила сама за себя, и поэтому монах ей нисколько не поверил.

– Больно. Я же вижу, – он осторожно поцеловал место удара. – Теперь заживет быстрее. И зачем ты меня обманываешь? Знаешь же, что я не люблю лжи.

– Да, ты слишком правильный, – вздохнула Мирра. – Не то, что другие люди. И поэтому бываешь очень скучный.

– И часто? – Клемента почему-то развеселило это признание.

– Иногда, – уклончиво ответила она.

Монах пожал плечами и, посмеиваясь, спустился вниз, где столкнулся с Ларетом, который нес медный поднос, начищенный до такой степени, что резало глаза. Гном увидел книгу у него в руках и спросил:

– Ну, как успехи? Узнали о чем она?

– Рисунки замечательные, но этот язык мне неизвестен, – ответил Клемент, внимательно следя за выражением лица Ларета.

Тот воспринял новость совершенно спокойно, разве что с некоторой долей сожаления.

– Жаль, – произнес он с досадой, поправляя эквит. – Я-то надеялся, что вам удастся разгадать эту загадку. А хоть о чем она, вы выяснили?

Вместо ответа Клемент пожал плечами.

– Ну ладно, – гном улыбнулся в седые усы. – Значит не судьба. Все равно для меня главное ее достоинство было не в этом. Вы уже уезжаете?

– Да, через час.

– Тогда попросите завтрак. Марта уже должна была его приготовить. Деликатесов не будет, но братья Света до них не очень охочи, так ведь? А из окна не дуло, нет? Я вспомнил, что в вашей комнате нужно было поменять раму, она давно рассохлась. Да вот все руки не доходят… – Ларет показал на свои крупные, выпачканные маслянистой краской руки.

Монах заверил его, что все было просто замечательно, и у него нет никаких претензий к гному. Тот довольно закивал и пошел дальше по своим делам. Злополучную книгу он унес с собой, засунув ее под мышку.

Мирра спустилась через десять минут, хмурая и явно недовольная тем, что Клемент лишил ее развлечения. Но, увидев на столе завтрак, ее настроение резко переменилось в лучшую сторону. Растущий организм постоянно требовал пищи, поэтому вкусная еда в ее жизни значила очень много. Монах, напротив, без всякого воодушевления ковырялся в тарелке, погруженный в свои мысли. Ему совсем не хотелось есть.

Марта, работавшая кухаркой – дородная женщина лет пятидесяти, бросала на него удивленные взгляды. Худой монах, со следами побоев на лице, опекающийся сиротой, вызывал в ее добром сердце острое чувство жалости. У нее был сын одного с ним возраста, нанявшийся в охранники к одному знакомому торговцу и кухарка, вспомнив о нем, расчувствовалась еще больше. Марта, прижав руки к груди, наблюдала, как Клемент с отсутствующим видом изучает карту и одновременно ест гречневую кашу.

Мирра переглянулась с кухаркой понимающим взглядом и тяжело вздохнула. Временами она тоже не одобряла поступков Клемента. Марта еще раз оценила худобу путников и, закатав рукава, пошла собирать им в дорогу продукты. Не стоит удивляться тому, что в конечном итоге монах получил вдвое больше провизии, чем заплатил за нее.

В последнюю минуту, когда они уже нагрузили седельные сумки и сели на лошадей, из таверны выбежал Ларет и по старинному обычаю гномов пожелал, чтобы их путь непременно лежал к высоким горам. Монах в свою очередь пожелал ему Света и покоя. Таким образом, довольные друг другом они расстались.

Клемент сдержал данное себе слово и немного изменил проложенный им ранее маршрут. Когда они выехали на узловой перекресток, то свернули на дорогу купцов. Она была широкая, с выбитыми колеями от бесконечных повозок. По ней часто ходили торговые караваны, и можно было не бояться нападений. Во всяком случае вместе с караванами всегда ехали охранники – обычные наемники или профессиональные стражники, и монах предпочитал чтобы они разбирались с возможными неприятностями.

В целях экономии средств – а чем ближе они приближались к столице, тем цены на все росли как грибы после дождя, Клемент снимал на постоялом дворе самую маленькую комнату. Однажды ему даже пришлось спать в конюшне, устроив Мирру в комнате для прислуги.

Монах иногда подрабатывал, венчая молодых или провожая в последний путь умершего. Это были небольшие деньги, но ни одна монета не была для них лишней.

Наступила пора относительного спокойствия: о Пелесе и Смотрящих ничего не было слышно, Рихтер к вящей радости монаха больше не являлся, никто не пытался их ограбить, Мирра вела себя образцово и не попадала ни в какие истории.

Впереди была прямая как стрела дорога. В ее прямоте была изысканная простота, которая приносила успокоение Клементу. От путников требовалось только одно – ехать дальше и поменьше задумываться о будущем. Монах успокоился и перестал изводить себя бесконечными молитвами. Кошмары перестали его мучить, синяки зажили, он наконец-то научился довольно сносно держаться на лошади.

Вернсток, куда они держали свой путь, лежал на пересечении многих дорог, в самом центре материка. О, это был очень известный город… Известный своей древностью, неприступными стенами, великолепными дворцами и храмами. С тех пор как он впервые был отмечен на карте, правители приходили и уходили, империи рушились и создавались вновь, а Вернсток продолжал стоять там же, где и прежде. Течение времени, которое обращает создания человеческих руки и самих людей в прах, для него словно не существовало.

Клемент много слышал, а еще больше читал об этом городе. Правдивые истории, записанные очевидцами, счастливчиками, которым довелось в нем побывать, были более фантастическими, чем выдуманные сказки. Даже не будь он монахом, он бы все равно хотел увидеть его. Город контрастов, в центре которого величественные дворцы и замки в окружении трущоб. Город всего чудесного, что бывает в этом мире.

В Вернсток люди стекались отовсюду, и с холодного заснеженного севера и с жаркого, полного ярких красок юга. Каждый приезжий вносил свою лепту в облик этого необыкновенного места. Тут были и узкие кварталы, принадлежащие эльфам и добротные банковские дома гномов, и десятки мостов, построенные неизвестным архитектором, позволяющим жизнь в городе одновременно на нескольких ярусах.

Ну и, конечно же, Вечный Храм, в виде огромного спящего дракона, что простер свои крылья над главными кварталами. Раньше Храм был центром для всех, кого влекла любовь к Создателю, теперь же он стал центральной резиденцией ордена Света, и монахи других течений не могли войти в него. Впрочем, последних в Вернстоке уже практически не осталось.

Управлять столь пестрым сборищем было непросто, но этот город всегда был предметом интереса многих правителей. Кто владел Вернстоком, тот мог диктовать свои условия владыкам окружающих государств. Город неоднократно бывал и официальной резиденцией королей и императоров, и бунтарским центром.

Но как бы причудливо не складывалась его судьба, Вернсток всегда сиял в блеске своей славы.

Зима догоняла путешественников, и, несмотря на то, что они постоянно шли на юго-запад, последнюю неделю периодически шел снег. Это еще был только легкий снежок, предвестник грозных снежных бурь, которые наступят через месяц.

Мирра куталась в новую накидку, утепленную мехом, и грела замерзающие пальцы в муфте. Она приспособилась ехать почти не касаясь поводьев. От долго сидения на лошади у нее замерзли ноги, но Мирра решила не говорить об этом Клементу, иначе тот обязательно заставил бы ее спешиться и приниматься за разогревающую зарядку. Монаху же холод был нипочем. Из одежды на нем была только его обязательная коричневая ряса с капюшоном, которую он подвязывал белой веревкой, а под ней шерстяная рубашка и обычные брюки. Клемент словно не замечал мороза, и окружающего его снега.

Он смотрел вперед, где уже виднелся золотой купол Вечного Храма. Это было самое высокое здание в городе.

– Клемент, а почему мы не повернули, чтобы посмотреть на Долину Призраков? – спросила девочка.

– Потому что нам некогда. Для ее посещения пришлось бы делать большой крюк, вдобавок – по плохой дороге. К тому же я слышал из достоверных источников, что смотреть там не на что. Это не больше чем поэтическое название, придуманное каким-то романтиком. Там одни скалы и ничего больше.

– А стелу-указатель тоже поставили романтики? И дорогу проложили?

– Мирра, неужели тебе мало впечатлений?

Девочка не ответила, сделав вид, что ее очень заинтересовала уздечка.

– Возле городских ворот всегда большая очередь. Ты только посмотри на всех этих людей, – он кивнул на живую цепочку угрожающего размера. – Если мы займемся осмотром достопримечательностей, то рискуем не успеть до десяти вечера. Тогда нам придется провести ночь под городскими стенами, как и остальным бедолагам.

– Но ты ведь не торговец, – возразила Мирра. – И не гном. Тебе не нужно стоять в очереди и платить пошлину. Братьев Света пропускают всего за мелкую медную монету. Паломникам разрешено не ждать вместе со всеми.

– Мирра, ты права. Частично. Но у нас могут быть две трудности: первая – ты не монах, а вторая – ты много встречала паломников, разъезжающих верхом?

– Только тебя.

– В том-то все и дело. Я не паломник, – отмахнулся Клемент. – Я еду с важным донесением.

– Во имя Света, – возмутилась девочка, – не хочешь же ты сказать, что мы просто станем в конец очереди, и будем ждать своего часа?!

– Ну вот, нахваталась словечек… – покачал головой монах. – Не произноси их просто так, а особенно, когда ты чем-то недовольна. Это грех.

– Хорошо, не буду.

– Ты замерзла? У тебя нос красный.

– Нет, ни сколько. А что мы будем делать, когда приедем?

– Мирра, ты же у меня уже тысячу раз спрашивала! – Монах направил коня к обочине, освобождая место для скачущих во весь опор четырех всадников.

Хрипя, разгоряченные животные, понукаемые владельцами, пронеслись мимо. Мирра проводила их удивленным взглядом, посмотрела на свою смирную лошадку и неодобрительно хмыкнула. Она бы ни за что не стала так загонять свою Красавицу. Животных нужно любить, и тогда они ответят тебе тем же.

– Так что будем делать? – снова повторила свой вопрос девочка.

– Пойдем в Храм, – устало ответил Клемент, зная, что лучше ответить, потому что она все равно не отстанет. – Попросим нас принять.

– Вдвоем?

– Вдвоем.

– А вещи и животных, куда мы денем?

– Оставим на конюшне под присмотром конюха.

– А откуда ты знаешь, что там обязательно будет конюшня?

– Потому что они есть везде. Мирра, ты решила испытать мое терпение? Тебе нравиться смотреть, как человек, которому положено быть спокойным, начинает злиться?

В ее серых глазах промелькнуло искреннее недоумение.

– Нет. Почему ты так решил?

Клемент только тихо застонал. Дети, и особенно сие чудо – это было выше его понимания. Проще задать и ответить на сотню философских вопросов, чем уяснить, что они от тебя хотят.

Мирра зря волновалась: стоять вместе со всеми желающими попасть в город монах не стал. Вместо этого он взял немного в сторону и объехал эту необъятную толпу.

Когда они, наконец, достигли ворот, стала понятна причина задержки. Стражники, которые работали на таможне, были весьма не торопливы. Оплату у них была почасовая, поэтому им некуда было спешить. Стражники ничуть не обращали внимания на крики недовольных, и безмятежно вели счет проезжающим, чтобы взять с них причитающиеся за въезд деньги.

Когда Клемент услышал, во сколько обойдется обыкновенному путешественнику право войти в город, он едва не поперхнулся от удивления. Платить нужно было за себя, за лошадь, за поклажу, которую ты везешь. Оставалось только удивляться, откуда до сих пор столько желающих заплатить эту непомерную цену?

Монаху пришлось приложить немало усилий, чтобы пробиться непосредственно к воротам. Стоящие в очереди люди провожали его и девочку недобрыми взглядами, в которых мелькала зависть. Рыжий бородатый стражник, в железном шлеме украшенным гребнем, скучающим взглядом изучал Клемента минуту или две.