Текст книги "Константин Павлович"

Автор книги: Майя Кучерская

ЭПИЛОГ.
КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ ЖИВ

Народу с Константином прощаться запретили – всё из тех же санитарных предосторожностей. Гроб с его телом простоял в Петропавловском соборе на катафалке три дня, и только княгиня Лович почти неотступно находилась рядом. 17 августа под гром пушек великий князь Константин, оплаканный узким кругом близких, был наконец погребен в Петропавловской крепости. «Когда гроб опускали в могилу, император, как рассказывают, горько плакал. И в самом деле, удивительная судьба великого князя, оказавшаяся столь роковой и для империи, и для этой несчастной Польши, и для всего общества, вместо того, чтобы вызывать ненависть к виновнику стольких бед, должна пробуждать в душе глубокую и мучительную жалость к тому, кто был скорее несчастным, чем дурным человеком!» – записала в дневнике Долли Фикельмон. Ей вторит другой мемуарист: «Какой грустный конец столь громкой и богатой событиями жизни! Переходить Альпы с Суворовым, вступать в Париж во главе победоносной гвардии, отказаться от славнейшего престола в мире и завершить земное существование в скромном губернском городке! Какие резкие переходы и какое обилие крупных явлений, втиснутых в тесные пределы одной жизни, сравнительно недолгой» ^{564} .

Княгиня Лович, болевшая почти весь последний год, ненадолго пережила супруга. После погребения Константина она провела месяц в Гатчине, затем по приглашению императора переехала в Царское Село. Здоровье ее делалось всё хуже. Она успела узнать о торжестве русских войск, которые ранним утром 27 августа (8 сентября) во главе с фельдмаршалом И.Ф. Паскевичем вошли в Варшаву, – но вряд ли княгиня, оставившая в Польше и родственников, и близких, разделяла всеобщее ликование. 17 ноября 1831 года, ровно через год после страшной варшавской ночи, княгиня предала душу в руки Божий. Ее погребли в Царском Селе, в костеле Иоанна Крестителя ^{565} . 22 ноября того же года Вяземский в письме Дарье Федоровне Фикельмон писал о княгине Лович с большим сочувствием и проницательностью: «Итак, предназначение судьбы свершилось. Она умерла в годовщину польского восстания. Это античная трагедия по всем правилам. Там были налицо рок, ужас и жалость, и единство времени было соблюдено. Я очень огорчен тем, что не повидал княгиню еще на этой земле перед развязкой драмы» ^{566} .

Когда первое потрясение смертью цесаревича прошло и холера наконец покинула российские пределы, разговоры об отравлении и самоубийстве Константина Павловича смолкли. Внезапная кончина его начала толковаться в соответствии с более привычной схемой – скончаться за одни сутки брат императора просто не мог. Веселый, озорной, бравый, великодушный цесаревич, который, как фольклорный герой, не старился и не болел, не ведал и смерти.

Слухи

«Константин Павлович не умер, а находится в живых… живет во Франции, откуда придет войною на Россию с французскими и другими войсками, сухим путем и морем, и будет требовать царства от императора Николая Павловича, потому что войска и народ прежде присягали ему на верность… Каждому солдату цесаревич обещал дать по два рубля в день жалования, а народу даровать вольность и освобождение от податей».

Константин Павлович «приехал на судне в Одессу и, выйдя на берег в партикулярном платье, прошел мимо часового, который будто бы, узнав в нем особу цесаревича, стал во фронт и отдал ему честь, сделав на караул. “Кому ты отдаешь честь?” – спросил Константин Павлович. – “Вашему императорскому высочеству”. – “Я, братец, купец“, – сказал на это великий князь и, дав часовому 25рублей ассигнациями, пошел по дороге» ^{567} .

Его не было видно, но и раньше он не слишком жаловал Россию своим присутствием, так что слухи легко объясняли, отчего его нет, – великий князь во Франции, в Одессе, Кишиневе, Минске, наконец в Сибири, в Москве. Он и далеко, и где-то совсем рядом. Точно и не было этих семи лет, что пролетели со дня воцарения Николая. Толки, бродившие теперь в народе, были похожи на те, давние, образца 1826 года, как близнецы. Цесаревич по-прежнему враждовал с братом Николаем, по-прежнему любил крестьян и солдат до самозабвения и всегда заступался за них перед императором.

Что оставалось делать в такой ситуации Константину Павловичу? Конечно, восстать из гроба. И Константин воскрес. Он являлся повсюду, собирал мужиков, рассказывал им, как давно бродит по белому свету, смотрит на страдания человеческие и как скоро положит им конец ^{568} . Мужики же ловили каждый вздох его императорского высочества, жаловались, открывали ему свои горести и обиды. В 1835 году, спустя четыре года после его смерти, говорили, что «его высочество великий князь Константин Павлович ушел с польскими солдатами за французскую границу, потому что не любит русских дворян, которых он намерен вешать» ^{569} . В 1853 году в войсках, стоящих в Тифлисе и «близ оного», зашептались вдруг, что Константин Павлович «жив и пребывает в Греции для снискания там защиты», а в «настоящее время для действия против него объявлена война». Но, по словам солдат, «если дойдет дело до войны», они не пойдут воевать против Константина: «…побросаем оружие, пушки заклепаем и драться против законного царя нашего не будем – от него больше милостей можем ожидать, он, говорят, не жаловал дворян, а любил солдат, их ласкал, награждал и, конечно, не заставит служить 25 лет, а потом по миру ходить» ^{570} .

Это были отнюдь не пустые «разглашения» и зловредные разговоры. Константин Павлович имел плоть и кровь, показывал крестьянам и солдатам «царские знаки» (то обрубленный указательный палец, то грудь, заросшую крестом), а в отдельных случаях совершал даже магические действия, отчего доверие к нему только возрастало. Потом его ловили – все Константины Павловичи, как на подбор, оказывались солдатами, беглыми или состоящими в бессрочном отпуске: рядовой Московского полка Корнеев, бывший гусар Николай Протопопов, рядовой гусарского полка Александр Александров, бывший каторжник Константин Калугин ^{571} . Ни одному Лжеконстантину не удалось поднять даже крошечного возмущения – им скручивали руки, их допрашивали и везли по этапу. Отпускали только явных безумцев, которые тоже полюбили называть себя Константинами ^{572} .

Слухи о странствующем по Русской земле Константине Павловиче бродили еще долго, перетекая из одной губернии в другую, из года в год, из десятилетия в десятилетие, и добрались, наконец, до начала 1860-х. В это время Константина Павловича начали путать с великим князем Константином Николаевичем, давно уже вошедшим в возраст, принимавшим активное участие в разработке крестьянской реформы и тоже слывшим заступником крестьян. Однако не будь у Константина Николаевича такого звонкого имени и легендарного дядюшки в придачу, не видать бы ему и такой популярности в народе.

Мы помним, как бурно встречали в Петербурге весть о рождении второго сына Николая, Константина Николаевича, как гадали, что сулит России его рождение.

Один из мемуаристов свидетельствует, что о юном Константине Николаевиче, в отличие от наследника Александра, в обществе «много говорили», в Петербурге рассказывали о его «блистательных зачатках ума и характера, проявляемых с раннего детства», и видели в великом князе «будущего гения» ^{573} . Всё это сильно напоминало юные годы Константина Павловича, учинителя шуток и штук. Даже придворного, подобно дядюшке, Константин Николаевич однажды уронил, тот, правда, в отличие от несчастного Штакельбекера, руки не сломал. Да и поступок Константина Николаевича не остался безнаказанным. Свидетелем сцены оказался отец великого князя, Николай Павлович. «Войдя в залу, государь подошел прямо к шалуну и, ни слова не говоря, больно выдрал его за волосы» ^{574} . Словом, воспитывали Константина Николаевича не по-давешнему, совсем иначе, чем дядю, и вырос он другим – спокойным, великодушным, либеральным, внешне равнодушным к славному своему имени.

Лишь один эпизод, случившийся с Константином Николаевичем в юности, выдает, что равнодушие это он сохранял не всегда. В 1845 году восемнадцатилетний великий князь отправился в продолжительное заграничное путешествие, которое призвано было соединить в себе и воспитательное, и познавательное значение, – Николай решил поставить его во главе российского флота. Среди прочих городов Константин Николаевич посетил на военном судне и Константинополь. Сердце юноши вдруг затрепетало! Он переписывался со своим воспитателем В.А. Жуковским, которому и поведал обо всем, – по ответу воспитателя нетрудно восстановить содержание письма великого князя. «Вам уже на Неве грезился щит Нового Олега на вратах Царяграда, – наставительно писал Василий Андреевич воспитаннику, – и вы уже собирались на всякий случай намотать на ус ваш, который, как вы пишете, еще у вас не вырос… Ваш сон о щите Олеговом имеет свое поэтическое достоинство; в практическом отношении он просто сон, и желаю, чтоб он навсегда оставался сном несбывшимся. Эта Византия – роковой город. Ею решилось падение Рима…» ^{575} Тем не менее великий князь не внял наставнику и после плавания написал даже работу «Предположение атаки Царя-града с моря» ^{576} , где доказывал, что современное состояние русского флота дает серьезные основания для надежд на взятие Константинополя с моря. Конечно, это была всего лишь учебная работа, но выбор темы показателен. Тем, впрочем, и закончилось дело.

Хотя и о Константине Николаевиче в народе говорили как о человеке великодушном и щедром – он тоже помогал несправедливо обиженным, заступался за старых ветеранов ^{577} , – эти истории всё же никак не превращали его в народного героя и любимца. Его служба в морском ведомстве, его деятельность по освобождению крестьян и даже наместничество в том же Царстве Польском остались равны себе. Пик всеобщего интереса к фигуре Константина Николаевича пришелся на его юность, причем внимание на нем было сосредоточено лишь до того момента, пока у наследника Александра Николаевича не родились сыновья (Николай Александрович появился на свет в 1843 году, Александр Александрович в 1845-м), после чего восшествие на престол Константина Николаевича стало крайне сомнительно.

В императорском доме Романовых родились еще два Константина – Константин Константинович (1858—1915), сын Константина Николаевича, известный поэт, печатавшийся под псевдонимом «К. Р.», и его сын, Константин Константинович младший (1890—1918), расстрелянный в Алапаевске большевиками.

Благодаря Екатерине имя Константин стало династическим, но его мифологический потенциал перестал реализовываться с прежней силой. В жизнь других Константинов «константиновский» миф практически не вторгался. Во многом это было связано с тем, что и времена политических мифов, мегапроектов, которыми способна была увлечься нация, безвозвратно уходили. В России наступала эпоха дерзких технических новаций, идеологических бурь, железных коней, революций и… ракет. Последним прямым потомком Константина Павловича специалист по генеалогии рода Романовых Е.В. Пчелов называет внебрачного сына цесаревича и французской актрисы Клары Анны де Лоран Константина Ивановича Константинова ^{578} . Он был на десять лет моложе сына госпожи Фридерикс Павла Константиновича Александрова, мирно скончавшегося в 1857 году.

Константин Иванович Константинов родился в начале апреля 1818 года в Варшаве и при рождении был назван Константином Константиновичем. Впоследствии его усыновил адъютант великого князя Иван Александрович Голицын, а потому отчество приемного сына изменилось. Константин Иванович получил хорошее образование, уроки музыки ему давал юный Шопен. После смерти Константина Павловича в 1831 году мальчик с матерью и своей сестрой Констанцией, которую также считают внебрачной дочерью великого князя, переехал в Петербург. Князь Голицын отправил Константинова учиться в артиллерийское училище, и это навсегда определило судьбу юноши. Он стал изобретателем в области артиллерии и ракетной техники.

Константинов был и одним из первых русских исследователей воздухоплавания. Но всё же главной его страстью оставались ракеты – всю жизнь он занимался именно ракетными двигателями, руководил в Николаеве строительством первого ракетного завода и не дожил до его открытия совсем немного. Константин Константинович умер 12 января 1871 года. Имя его вошло во все справочники и энциклопедии, касающиеся космоса. Один из кратеров на Луне назвали в его честь – Константин Константинов.

Вот как далеко и высоко завели нас наши изыскания. Спустимся же наконец на грешную землю. Книга об одном из самых несуразных членов семьи Романовых близится к концу.

Воспитанный Екатериной, проведший лучшие свои годы в эпоху Александра, Константин Павлович неожиданно оказался одним из первых героев николаевской эпохи. Его безвременная кончина в Витебске словно бы предсказала печальную судьбу целого поколения, литературный представитель которого встретил смерть не в бою, не на дуэли и даже не на пути в Персию, но на обратном пути из Персии в Россию – как мы помним, Григорий Александрович Печорин умер в дороге, от лихорадки. «Пробегая в памяти всё мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели и родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения…»

«Одни скажут: он был добрый малый, другие – мерзавец. И то и другое будет ложно» ^{579} . [59]59
  Рассказ о судьбе Константина действительно легко мог бы стать, а в 1916 году и стал достоянием художественной литературы. Писатель, драматург, автор исторической прозы Лев Григорьевич Жданов (настоящее имя – Леон Германович Гельман, 1864—1951) написал о Константине роман – см.: Жданов Л.Г.Цесаревич Константин (В стенах Варшавы) // он же.Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5 / Сост. Т. Прокопов. М.: ТЕРРА, 1995 («Библиотека исторической прозы»).


[Закрыть]Обладая прекрасными задатками, получив от судьбы в дар высокое происхождение, доброе сердце, трезвый ум, Константин Павлович проиграл всем, всё или почти всё: под конец жизни он все-таки научился любить – не состоявшись как государственный деятель, как умный полководец, как король и царь, он состоялся как любящий супруг. Впрочем, и любимой жены великий князь не послушался, в теплое помещение не пошел, а вечерняя сырость и холодный ветер оказались для него смертельны. Очень русская история.

ПРИЛОЖЕНИЯ

1. Кн. Ф.Н. Голицын. Песнь на рождение Его Императорского Высочества БЛАГОВЕРНОГО ГОСУДАРЯ Великого Князя Константина Павловича (сочиненная в Сарском селе Апреля 27 дня 1779 года) (Академические известия на 1779 г. Ч. 2. С. 54—58)

 
Приемлясь в первый раз за лиру,
Дерзаю во следы вступать
Пииту Росскому, что миру
Умел толь славно предавать
Гремящей стройностью стихов
Петрову дщерь, ЕКАТЕРИНУ,
Вознесших Росскую судьбину
На все течение веков.
Восторгом разум мой плененный,
Забыв своих незрелость сил,
Усердья жаром воспаленный,
Перо в десницу мне вложил.
Дабы я ревностно воспел;
Внемлите все, се радость нова;
Бог ветвь от кореня ПЕТРОВА
Во КОНСТАНТИНЕ произвел.
МОНАРХИНЯ сей дар приемлет
От щедрых к отчеству небес,
И с нежностью его объемлет,
Облившись током сладких слез.
Благодарит в душе Творца:
Что сходственно ея желанью,
Ея народов ожиданью;
Исполнил радостью сердца.
О коль вселенну удивляют
Великие ТВОИ дела,
Победы скиптр ТВОЙ украшают;
Законами ТЫ нам ввела
Блаженство в Росскую страну
Соседов словом примиряешь,
Стамбул кичливый принуждаешь
Чтить нашу прочну тишину.
В великолепные чертоги
Счастливым жребьем допущен,
Где редкости мне зрятся многи,
Где взор искусствами прельщен,
Одной чудится ум ТЕБЕ!
Полсветом мудро управляешь,
Подобье божества являешь,
Сердец Царица! ТЫ в себе.
А вы супруги преблаженны,
Взаимный жар имев в крови,
Союзом дружбы сопряженны,
Горячей нежностью любви
Коснитесь позным временам:
ЕКАТЕРИНУ восхищайте
И души подданных пленяйте;
Чтобы избрал Вас вышний Сам.
Впери о! Муза! мысль высоку,
Взнесись к небесным областям,
Дай зрети тайну мне глубоку
И вечности отверзи храм.
Позволь хоть мысленно взирать
На цепь героев непрерывну,
Что будут в веки славу дивну
ЕКАТЕРИНЫ проявлять.
Но дерзка мысль, куда стремишься?
Куда возводишь жадный взор?
Куда взлететь ты тщетно льстишься?
Тебе ль проникнуть в сей собор?
Довольно бренности твоей
Вокруг тебя лишь созерцати,
Одних героев исчисляти
В стране уже рожденных сей.
Се ПАВЕЛ ЕЙ уж подражает;
Он кротости, щедрот пример;
Он бодрость духа изъявляет,
Он благоденствие простер,
Вкушаемое нами днесь.
Умножив вожделенно племя,
Украсил он златое время;
Да радуется Север весь.
Пред всеми АЛЕКСАНДР сияет
В младенцах редкою красой,
И в пеленах уж возвещает
Достойной, что потомок Твой.
Воинской жар приметен в нем;
Забавы детски отставляет
И взор ко страже обращает,
Как действовать начнет ружьем.
В часы рожденья КОНСТАНТИНА
Воздушна пременясь страна
Являет, какова судьбина
От промысла ЕМУ дана.
Ликует с нами естество,
Зефиры мраки прогоняют,
Весны приятность водворяют,
Повсюду вижду торжество.
О! Боже тварей Вседержитель!
Благих отец, смиритель злых!
Блаженства нашего зиждитель!
Прийми молитвы уст моих.
Простри всесильный Твой покров
На светлый Дом ЕКАТЕРИНЫ,
Блюститель Ты его единый
И был и буди в век веков.
 

2. Описание праздника, данного Его Светлостью Князем Григорьем Александровичем Потемкиным, по случаю рождения Его Императорского Высочества благоверного Государя Великого Князя Константина Павловича (Академические известия на 1779 г. Ч. 2. С. 318—325)

Празднование началось многочисленным Маскарадом, к коему приглашены были по билетам. В половине одиннадцатого часа бал прервался фейерверком, обратившим на себя общее внимание: оной устроен был на большом Озере, находящемся позади дома, по преследовании разных лирических явлений, сколь новым, столь и приятным рисунком сделанных, огненных фонтанов, из поверхности воды биющих, открылась (посредством зажженных позади огненных колес) прозрачная картина, изображающая Перистил Храм, в коем сияли вензели ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и всего Августейшего ЕЯ дома. Картина, отплыв к берегу, открыла блистательный Храм, в фитильном огне представленный, в коем видны были в перспективе внутренние украшения оного, как то висящие паникадила и проч. На конец чрезвычайное множество ракет, из средины Озера и из смыкающих его рощей вдруг пущенных, усыпали весь горизонт звездами, и златым дождем ниспали; что произвело наисильнейшее и приятнейшее действие над всеми зрителями, и даже было чувствительно на великое расстояние в окрестности.

Сие сменено было прекрасною во всю ночь продолжающеюся иллюминациею. Аллея, ведущая от большой дороги к Дому, освещена была горящими гирляндами, по кустам развешенными. По озеру видны были разного рода и разной архитектуры здания, разноцветными огнями блистающие. Тихость воздуха усугубляла в воде всю сию картину, которую еще более скрашивали берега, покрытые великим множеством народа, на зрелище сие собравшимся.

По возвращении в Залу казалось, что все пренесены были из пределы Азии и Европы. Владычествующая столь великими областями в обеих сих частях Света Самодержица увидела, что уготована для нее была гостеприимная вечеря, у подошвы гор Кавказских (находящихся в одном из вверенных ею Наместничеств Его Светлости), из коих один каменный отрог ограждал приятнейшую внутри сих гор пещеру, одетую миртовыми и лавровыми деревьями, меж коими вились розы и другие прекрасные цветы. Под тению оных поставлен был стол, за коим ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО с ИХ Императорскими Высочествами и некоторым числом знатнейших Особ ужинать изволили. Стремительно с вершины горы падающий и об утесы разбивающийся шумящий ручей роскошно прохлаждал сию пещеру и, крутяся, терялся под мост, служащий входом в оную.

Лампады, в ущельях сей горы зажженные, различным преломлением лучей, отражаемых от сталактидов и металлических искр в отколах камней блестящих, представляли разные группы света и тени и производили отменное действие.

Сей ужин, представленный в пещере, украшение свое от одной природы заимствующей, изображал прекрасную простоту древних, по примеру коих вечеря сия была устроена, и по обычаям их в продолжение оной хор певцов воспевал, в честь Великия Посетительницы, следующие Гимны на Еллино-греческом языке составленные.

ОДА

СТРОФА

 
Полунощи Царица,
Народов многих Мать!
Владычния пространству
Душа твоя равна.
Ты черплешь дары с неба;
Мы черплем от тебя.
Ты роду честь Петрову;
Нам щастие и жизнь.
 

АНТИСТРОФА

 
О Павел и Мария!
Утехи наших дум!
О Орле и Орлица,
Родившие Птенцов,
Имущих воспарити
Превыше облаков!
Уже в броне и шлеме
Играет Александр.
 

ЕПОДОС

 
Как благовонный израстает
На поле цветоносном крин:
Подобной красотой блистает
В колыбели Константин.
Богинины растите внуки,
И хвал Ея продлите звуки.
Как кедр, Петров, умножься дом,
И богати весь свет плодом.
 

Далее по-гречески

Сему сладкопению согласовал звучный Орган, столь величественный и столь способный к возвышению Мусикийского согласия.

Умолкнувшу хору, явился хоровод танцовщиков и танцовщиц, в разных театральных карактерах, кои производили разновидные порознь и соединенно танцованья до окончания ужина.

Все протчия гости угощены были ужином в разных комнатах, в равном изобилии приготовленным.

ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, многократно изъявив Высочайшее Свое удовольствие, отдавая справедливость вкусу великолепного и изобретательного хозяина, в час по полуночи, с Их Императорскими Высочествами, отбыть в Город изволила.

Все с сожалением расстались с сим обвороженным местом, изъясняя то удовольствие и ту благодарность, каковые естественно чувствовать, от празднования и угощения, в коих великолепие сопровождено везде веселием.

3. Василий Петров. На всевожделенное рождение великого князя Константина Павловича – Василий Петров. Сочинения. Ч. 1. СПб., 1782.

1779 года, Апреля

 
Что се! средь дня в ефире блещет
Сложенный из созвездий крест!
И, очи кроя, Турк трепещет!
Ты, Муза, чтуща книгу звезд,
Ты знаменья мне рцы причину.
Тезоименный исполину,
Максентий коим побежден,
Защитник веры, слава Россов,
Гроза и ужас чалмоносцов,
Великий Константин рожден.
Открыв впервые, он возводит
Свои на небо очеса;
И дух Господень нань нисходит,
Как на возникший крин роса.
Тих, свыше вдохновен, прекрасен,
Со именем своим согласен,
Он движет нежные уста,
И хощет Бога исповедать,
Велику силу проповедать
Побед виновника креста.
Коль многи в честь ему лилеи
Несет приветственна весна:
Толики стяжет он трофеи;
Ему вся Азия тесна.
Как молнию, свой меч иссунет,
Как буря в Юг от Норда дунет.
Вселенна, новых жди чудес!
Не в Стиг волшебно погруженный,
Броней небесной обложенный
Родился новый Ахиллес.
Не Трою рушити назначен;
Но гордых варвар победить;
И град, кой Греками утрачен,
От гнусна плена свободить;
Несчастны племена восставить,
От ига рабства их избавить,
И новы души в них создать;
От скверн очистити святыню,
В Аравску зло заслать пустыню,
Землей и морем обладать.
Раскрылось небо! во порфире
Стоит, зря долу, Константин,
И слышен глас его в ефире:
«Петрово Племя, Павлов Сын,
Кой перстом рока в мир извлекся,
И именем Моим нарекся;
Расти, мужайся, стани в бой.
Град, иже древле Мной основан,
Тебе во область уготован,
Определенно так судьбой».
«Не всуе Тя Екатерина
Небес приемлет за залог;
Все то ж, она или судьбина,
Все долу правит Ею Бог.
Среди похвал немолчна звука,
Она Тя пошлет, грозна внука,
Со Невских в Геллеспонт брегов.
Твоей победоносной дланью
Споспешествуй Ея желанью;
Ей зрящей, низложи врагов».
«В рожденну многой силой дерзость
Ея брось молнию и гром;
Низвергни запустенья мерзость,
Насильно вторгшись в Божий дом.
Нечестье срини в преисподню,
Честь гробу возврати Господню;
Мой в прежню славу Трон восставь.
Владей, и света в крае оном
Екатерининым законом
Тебе подвластны люди правь».
Он рек; и в горней крест стихии,
Пловя к полудню, возблистал,
И над святилищем Софии,
Предвестник благодати, стал.
Рога луны ниспали бледной;
Глас песни возгремел победной.
Вошел, вошел Царь славы в храм.
Се паки он как небо зрится,
И благовонный в нем курится
Живому Богу фимиам!
 

4. Ода на всеобщее Россам и Грекам всерадостное торжество тезоименитства великого всероссийского князя Константина Павловича, Майя 21 дня 1781 года, Всеусердно приносит Георгий Баддани (СПб., 1781)

ОДА

 
День настал превожделенный,
Паки зрим веселый час,
КОНСТАНТИН тезоименный
К радости взывает нас.
Дух мой ободрите, музы,
Стройте ваших лир союзы,
Влейте в душу жар мою.
Вихри, глас мой не прервите,
Бурны ветры, не шумите,
Стих я новый воспою.
Море, горы и долины
И струи плещите рек,
Мудрыя ЕКАТЕРИНЫ
Возвестил блаженный век.
Да познает вся вселенна
Россов коль судьба отменна,
Коль к ним склонны небеса.
В севере звезда днесь блещет,
Луч на греков коя мещет,
Их прельщая очеса.
* * *
С горних мест на дол взирая,
Украшающий Эфир,
Ты, что луч свой простирая,
Освящаешь целый мир!
О! всезрящая планета
Око неусыпно света!
Путь по небу свой водя,
Сей достигшей нас отрады
Села и моря и грады
Будь свидетель, проходя.
Как Еллады на границу
Взыдеши в страну мою,
Огненную колесницу
Там останови свою.
Возвести нещастну роду
Томных мук его свободу,
Чтоб не плакал, не рыдал.
Час, в которой свергнет бремя
Утесненно роком племя,
Се явился! се настал!
Есть ли верно прореченье,
Верны мудрых словеса,
Се пророчеств совершенье
Посылают небеса!
Сильный Геркулес явился,
Званьем, и страной родился
По глаголам, новый Феб.
Но не Делоса вершина,
В движимой, крутой пустыне,
Не из седьмивратных Теб.
Из полунощи блистает
Он румяных тех колен,
Коих вера просвещает,
Кои громки меж племен.
Веру Греки сим Героям,
Сим непобедимым воям
Древле предали в залог.
Да велики сыны Россов
Дерзких сокрушат колоссов,
Да сотрут их гордый рог.
Встани убо, сын денницы,
И бронею облачись,
С крепостью твоей десницы
В поле выйди, ополчись.
Презри жмущи узы рока.
Медленного росту тока
В племени Петровом нет.
Нежны руки, но геройски
Годны править целы войски,
Целый завладети свет.
Встань, промчимся в сонм тиранов,
Крепость их разрушим стен,
Гордость усмирим султанов,
Возьмем тьмы народов в плен.
Ты Елладе дашь свободу,
Щастье возвратишь народу
Угнетенных тех сторон;
Распрострешь для муз покровы,
Храмы им возводишь новы,
Где сам будешь Аполлон.
Но вотще я то вещаю,
Самый рок сие велит;
Что звезда с полнощна краю
Южную луну затмит.
Злу ты чувствуешь судьбину,
Зрит тиран свою кончину,
Примешь вскоре должну месть.
Капища прейдут во храмы;
В них вожгутся Фимиамы
И изчезнет гнусна лесть.
Ветхий деньми, Бог превечный
Наш внемли усердный глас;
Дай, чтоб в славе непресечной
Род Петров процвел меж нас.
Да Еллады для утехи
В нем весь узрит мир успехи,
Что ты с неба обещал;
Сын да Павла и Марии
Будет радость всей России,
И источник грекам хвал.
 

5. Стихи на всерадостное и вожделенное прибытие их императорских Высочеств великих князей, Александра Павловича и Константина Павловича, в Москву, сочиненные в вольном благородном университетском пансионе Петром Молчановым (М., 1787)

 
Утехи, радости, веселье, восхищенье
Столицею себе днесь избрали сей град,
Повсюду торжество, забавы, тьма отрад…
Какое радостно для наших душ явленье?
Так! – не мечтательны те сладостные клики;
Согласно восплещи, усердных сонм сердец,
Воскликни, зри, своих желаний всех конец;
Воззри, о АЛЕКСАНДР и КОНСТАНТИН Велики.
Москва красуется судьбой своей чудесной
И громкий оный глас ея усердьем полн,
Как горы шумные свирепствующих волн,
Исполнил лес, поля и чистой свод небесной.
«О вожделенный час! грядите, Полубоги,
Грядите, отрасли премудра Божества,
Виновники моих восторгов, торжества!
Отверзты чистые сердечны ВАМ чертоги.
Как гордая луна на небе утверждена,
Так света северна проснясь лучем,
Возвысила чело я гордое над всем;
Но днесь стократно я прославлена, блаженна!
Приявши Моисей от рук Творца Скрижали,
Составил из древес нетлеющих Ковчег,
Чтоб невредимо он сей Божий дар собрег:
Такой ковчег мои граждане основали.
Воздвигнули его из душ своих нетленных,
Да сохранится в нем к ВАМ ревность и любовь,
Для коих жертва ВАМ их сердце, жизнь, их кровь,
Да сохранится в нем цепь дней моих блаженных», —
Рекла сие Москва! – Восторг ея безмерной!
Рекла, умолкнула – всему сей внятен глас;
Внял Аполлон ему и восшумел Парнас;
Священной холм! воспой сей день нам драгоценной.
А вы, текущие от быстрых вод Балтийских,
Блаженство и покой для будущих годин,
Великий АЛЕКСАНДР, Великий КОНСТАНТИН,
Душ наших жители, надежда чад Российских!
Воззрите на сердца, усердьем ВАМ горящи;
Как волны в бурный час волнам вослед спешат,
Стремятся, множатся, вздымаются, шумят;
Так оныя сердца ВАМ в сретенье парящи.
Животворимся мы, как Естество весною…
Но тщетно слабый я и юный петь стремлюсь,
Умолкну – и лишь тем неложно возгоржусь,
Что жертвую я ВАМ и лирой, и собою.
 

6. Стихи на первое пришествие в Москву их императорских высочеств, благоверных государей и великих князей Александра Павловича и Константина Павловича, сочиненные Александром Перепечиным 1787 года, июня… дня (М., 1787)

 
Москва! зри Ангелов от Невских берегов,
Царице стран земных, превышшей всех богов,
На встретенье Ея, как от небес слетевших,
Их в первой раз Москве, и им ее узревших,
Грядущей от Днепра и Черна Понта вод,
С Москвой возвеселись, Российский весь народ.
Планеты с Солнцем зрим: колико мы блаженны!
И в нашем щастии толико совершенны!
О радостный сей день! повсюду слышен глас,
Настал желаннейший давно нам оный час,
В котором АЛЕКСАНДР и КОНСТАНТИН свились,
Воззрением на сих сердца возвеселились,
В восторге таковом МОНАРХИНЮ поют,
И благодарность ей сердечну воздают
За толь великое к нам ныне утешенье,
С ней ПАВЛОВЫ плоды! какое восхищенье!
От века звездочет не зрел таких Планет,
От коих бы лучей мир зрел толикий свет;
Когда бы Солнцу две Планеты предходили,
Светящу в мир ему, свой луч при нем родили.
Но се, Богиню в свете мы облеченну зрим,
Благоговением душевным к НЕЙ горим,
Превосходящу ум Величеству дивимся,
Довольно видом сим Ея не насладимся;
И льзя ль? Зрим новое в виденьи чудном сем,
Имеет двух Светил в предшествии своем,
Блистающих красой в Москве у нас пред НЕЮ.
Явление сие нам кажется зарею,
Превыше естества сего восторга чин!
Российский АЛЕКСАНДР, Российский КОНСТАНТИН
Предходят ныне ЕЙ, светящей в мир Богине,
Примеру в милостях Царям ЕКАТЕРИНЕ!
Москва восхитилась, сим светом озарясь,
Из состаревшейся во младость претворясь,
Сей райской юностью себя вновь оживляет,
И радость на лице души своей являет,
Владычицу свою к себе грядущу зря,
К ней пламенеющим усердием горя,
Веселию в себе конца не полагает,
Благотворящу всем десницу лобызает,
И падши перед НЕЙ колена преклоня,
Блаженство Росское в сей радости поя:
Пришествием ТВОИМ я ныне отрождаюсь,
Видением Князей Великих восхищаюсь.
Полна веселием и новым торжеством,
Се просвещаюся земным здесь Божеством!
И что воздам о всех, что воздаешь ТЫ чадам?
Что принесем, таким причастны быв наградам?
ТЫ Сих нам и СЕБЯ явила здесь Светил,
Россию коим днесь Бог благословил,
Да светят, как ОНА, премудростью своею,
В щедротах, в милостях да следуют за НЕЮ.
Кол и ко нам утех, доброт, блаженств, отрад,
Как исполнила ЕКАТЕРИНА град!
Исполнила чудес премудрая держава,
Коснулася небес ТВОИХ деяний слава,
И свыше Благодать дала сию нам часть
Да славим славиму ТВОЮ во свете власть.
МОНАРХИНЯ! мы чтим и сердцем и устнами
ТЕБЯ в душах своих,
ТЫ вечно буди с нами;
Премудростью Своей в потомках будешь жить,
Едино сей закон могла ТЫ положить;
Престол ТВОЙ, из сердец усердным сотворенный,
Да будет жертвою ТЕБЕ в нас посвященный.
 

7. Дмитрий Хвостов. Ода на день тезоименитства Его Императорского Высочества благоверного государя Великого Князя Константина Павловича, 1791 года 21 майя (Новые Ежемесячные сочинения. Ч. LXII. Месяц Август. 1791)

 
Пути отверзла Фебу новы
Рукой багряною заря,
Суда ко плаванью готовы,
Всплескали реки и моря,
Певец дней нежных и весенних,
Средь ветвей соловей сплетенных
Вещает днесь во все места;
Природа паки оживленна,
Что празднует весну вселенна,
Гласят и чувства и уста.
Светило северного мира
Течет быстрей на высоту,
Являя посреди Ефира
Необычайну красоту,
Как возраждается природа,
Царица славного народа,
Ликуя в отраслях своих,
Россию в силу возрождает,
Блаженство вечно утверждает:
Ничто коснется дней златых.
Пусть ярость свирепеет в гневе,
Пусть зависть бледная грозит,
Пускай ржет Этна в медном чреве;
Бог перстом силы воспятит,
Сотрет враждующих гордыню,
Прославит кротости Богиню
И паче кедра вознесет.
Народ во дни ЕЯ щастливый
Сплетет со лаврами оливы,
Как прах развеет злых навет.
Настрой сама мне, Клио, лиру,
Умножь в душе и в мыслях жар,
Да возглашу пространну миру,
Как древле воспевал Пиндар.
Народы не поверят многи,
Что в баснях лжетворили боги.
Минервы кротостью, умом
В лице устроила Европы,
Низвергнув хитрости подкопы,
Вруча героям правды гром.
Не много боле четверть века
Украшен Ею Росский трон;
Заботы выше человека,
Война, науки и закон
ЕЯ главе не тяжко бремя;
Различный труд в едино время,
Как с гор поток шумя течет,
Россию благом угобжает,
Вселенну славой поражает
И злобу на раздор влечет.
Ужасна буря восшумела,
Из тьмы крылатый вихрь летит,
Пучина в Понте посинела,
Борей в ущелинах свистит,
Разверзлись челюсти геенны,
И гром и ядры раскаленны
Трясут и движут ось земли;
Гиганты новы восставали
На горы горы возлагали,
Низверглись, пали и легли.
Под крыле орлем почивая,
Спокойный Кинбурн мещет взгляд,
Российский дух в себе питая,
Бесстрашно зрит на самый ад,
На рамо опершись Герою,
Стоящу граду пред тобою,
Судьбу грядущу речет:
Что ко брегам моим коснуться,
Враги в крови своей запнутся
И гром небес на тя падет.
Очаков долу низложенный
Героя сильною рукой
И дух смиря луны надменный,
В Стамбуле всколебал покой.
Раздор светильник сотрясая
И искры в пепле возбуждая,
Летит – и всюду сеет зло.
Молвою ложной зависть множит,
В Европе троны все тревожит,
Коварство правду премогло.
Угрюмый мразами согбенный
Вспылал свирепством гневом Норд,
Коварством, злобой разъяренный,
Как Марс, бурлив и нагл и горд,
Несет войну и смертью дует,
Морей пучиною волнует
И мнит простерть широко длань:
Но грянул гром ЕКАТЕРИНЫ,
Исчезли зависти причины,
ОНА пресекла миром брань.
Визирь со знамем Махомета,
Имущь в деснице алкоран,
Грядет и мыслит, что полсвета
Привержет к трону Отоман.
Суворов в подвиге геройском
С искусным малолюдным войском
Летит как к добыче орел:
Как гром ударя гор в вершины,
Хребет низложит во долины.
Так он у Рымны возгремел.
Как гидра сто главизн имуща
Всегда властна нести беды,
Единая во смерти суща
Рождает новые плоды;
Так кровь на Рымне не простыла,
Твердыни горды Измаила,
Встают топча Дунайский вал,
Измаил гордостью надутый
Грозит погибелью несытый:
Пришел Суворов – он упал,
Но зрелищем прельщеный новым,
Собор Парнасских дев я зрю,
Не гласом петь хочу суровым,
Восторгом нежным я горю:
Младаго вижу Полубога,
На коего из щедра рога
Льет многие дары Зевес.
Наставник честный, веледушный,
Минерве кротости послушный
Блюдет, растит сей плод небес.
Разгни не книгу прежних веков,
Что басней буйностей полна,
Где чли за малость человеков,
Где пышность, гордость лишь видна;
Себя у ног Российска Трона
Учися истине закона,
Из уст Царицыных внемли,
Что Царь народов благодетель,
Что честность, кротость, добродетель
Всех выше титлов на земли.
Что почесть сладкая короны
Нередко грусть влечет Царю;
Коль слышати не хочет стоны,
Он должен предварить зарю,
Лишаться собственно покою,
Что милости пролить рекою,
Чтоб истины цвели весы,
Чтобы расторгнуть суд строптивый,
Совет вельмож отвергнуть льстивый,
Во благе провождать часы.
Россия средь побед, средь брани
Вкушает мирные плоды;
Одна как мать все платит дани,
Неся все тягости вражды:
Но мира Бог, сей Бог любезный,
Оставя круг пресветлый звездный,
Слетит на веки в Росский край;
Умолкнут бурные махины
Тогда во дни ЕКАТЕРИНЫ.
Ея владенье будет рай.
 

8. Ода на бракосочетание Его императорского высочества Великого князя Константина Павловича, сочиненная Михаилом Магницким (Б. м., 1796)

 
Когда лазурными полями,
По златорозовым зарям,
Весну увенчанну цветами
Выводит Феб в огромный храм
Великолепныя природы;
Леса шумят, играют воды,
Струится зелень по горам;
Луга весельем расцветают,
И тонкий воздух претворяют
В приятный, чистый фимиам.
Так в светлый храм любви вступает
С избранной КОНСТАНТИН Своей;
Невинность путь Их устилает
Ковром, сотканным из лилей.
Любовь вокруг резвясь, порхая,
Как Майский ветерок играя,
Прекрасны розы к Их стопам
С улыбкой страстною бросает;
Любуется на Них, ласкает
И в свой летит пред Ними храм.
* * *
Идут на век совокупиться
Прекрасны юны божества;
В единый свет соединиться
Лучи Всевышня Существа;
Да купно славою блистают,
Прекрасно солнце составляют!
В Одном – великий дух живет,
Во всех чертах, как огнь, пылает;
Геройску слава грудь питает,
И сердце мужеством цветет.
В Другой – се Ангел, облеченный
Нежнейшим цветом роз, лилей!
Се Ангел, Ангел воплощенный,
Любви прекраснее, милей.
Идут – и бури умолкают;
Возвысясь, горы к Ним взирают,
Простерли ветви к Ним леса;
Безмолвствуют свирепы бездны,
Горят весельем круги звездны;
Склонились светлы небеса.
Природа в кротком восхищенье,
Седяща на громадах гор —
Но что за мрачное явленье
Встречает мысленный мой взор!
Багровы облака ужасны,
Скрывают вид луны прекрасный,
Горящих молний яркий блеск
Их черны недра раздирает;
Пылая в мраке, пробегает
За ним – рев вихрей, громов треск.
Страшись, страгдися, враг надменный,
Пророчество ужасно зри!
Склонись под Росский Скиптр священный,
Покорством гибель отврати!
Геройским духом ополченой,
Подобен буре разъяренной,
Российский КОНСТАНТИН пойдет;
Рожден к величию судьбою,
Он мощною Своей рукою
Гордыни твердый рог сотрет.
И стены гордыя, дрожащи,
И башни смежны к облакам,
И град Ему принадлежащий
Падут, падут к Его стопам.
Пространством страшная вселенна,
Его делами удивленна,
В восторге плеском возгремит;
И в изумлении познает:
«ЕКАТЕРИНЫ обитает
В ком дух» – тот должен быть велик!