Текст книги "Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Майкл Суэнвик

Соавторы: Кори Доктороу,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Кейдж Бейкер,Роберт Чарльз Уилсон,Уолтер Йон Уильямс,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 68 страниц)

IX

Он разбудил ее в три часа ночи. Паула плохо соображала, что происходит, и только недоуменно хлопала глазами. Хранитель парил в воздухе возле ее кровати и был не слишком ясно виден: словно отражение в витрине.

Женщина заставила себя проснуться, присмотрелась к нему как следует, но это не слишком помогло: он по-прежнему был какой-то полупрозрачный.

– Что случилось? – спросила она.

Он предупреждающе поднес палец к губам и молча указал на кровать Эстер. Он явно чего-то ждал.

Паула встала с кровати и бесшумно направилась к шкафу, стоявшему в дальнем углу комнаты. Громко заскрипела дверца, Паула замерла: не хватало еще только разбудить Эстер! Однако соседка продолжала мерно посапывать.

Паула кое-как отыскала на нижней полке свою сумочку, поднесла ее к окну. В бумажнике среди визиток женщина нащупала пластиковый футляр, раскрыла его и осторожно, словно живую бабочку, положила на подоконник.

В свете, падающем из окна, ярко блеснул шприц.

Паула сжала пальцы в кулак, немного поразминала сведенную судорогой левую руку. В тусклом свете оказалось не так уж легко сразу попасть в вену: она, однако, справилась благодаря многолетнему медицинскому опыту. Ей было не впервой: она ощупала следы от предыдущих уколов на локтевом сгибе, потом подыскала подходящее место для новой инъекции, взяла шприц в правую руку и вколола иглу под кожу. Шприц начал медленно наполняться ее кровью.

Потом Паула на ощупь двинулась к кровати Эстер, пока не наткнулась на капельницу. Женщина по-прежнему мирно спала: ее губы были приоткрыты, и она слегка посапывала. Не было ничего легче, чем добавить кровь из шприца в содержимое капельницы.

Возможно, впрочем, в случае Эстер это уже не имело смысла. Спасителю обычно требовалось в среднем от трех до шести недель, чтобы дать о себе знать своей очередной избраннице.

Значит, новая подруга Паулы сможет обрести дар, только если ремиссия продолжится. Лишь в этом случае она поймет, что Бог – это не абстракция, не условность. Бог на самом деле есть.

Паула потянулась к трубке капельницы, но ее спутник остановил ее, тронув за руку. В замешательстве она опустила шприц. Женщина посмотрела на него, пытаясь понять, почему он препятствует ей, но его было так плохо видно, что выражения лица она так и не рассмотрела.

Потом ее хранитель повернулся и прошел сквозь стену. Паула открыла дверь и вышла в освещенный коридор. Лампы были такие яркие, что она зажмурилась и не сразу разглядела его. Он жестом велел ей следовать за ним.

Теперь Паула точно знала, что чувствует человек, когда идет по болоту за блуждающим огоньком. В руке она сжимала шприц. Они поднялись по лестнице на другой этаж, повернули налево, потом еще раз налево. Какой-то санитар в голубом халате прошел в нескольких метрах от девушки, но она осталась незамеченной.

Не иначе Паула тоже стала невидимкой.

Ее спутник остановился перед какой-то дверью и посмотрел на свою подопечную. Это была одна из комнат отдыха для врачей, где те могли немного поспать, если дежурство проходило спокойно. «Нам сюда?» – вопросительно посмотрела она на хранителя. Он кивнул и показал на дверь еле видимой рукой.

Паула осторожно повернула ручку. Дверь оказалась не закрыта. Она медленно вошла.

В полоске света, проникавшего в комнату из коридора, женщина увидела фигуру под пледом на широкой кровати. Паула догадалась, кто это, по знакомой одежде: светлой шелковой блузке и клетчатой юбке до колен. Возле кровати стояли туфли, словно ожидая, когда их хозяйка снова впрыгнет в них и помчится спасать мир.

Паула оглянулась на своего спутника. «Неужели доктор Геррхольц?» – удивилась она. Неужели он и впрямь хочет спасения этой зануды?

Он поджал губы и слегка нахмурился, и Пауле стало стыдно. Кто она такая, чтобы оспаривать его волю? До знакомства со Стеф Паула была самой жалкой женщиной из ныне живущих. Каждый человек достоин спасения. В этом и состоял подлинный смысл великой миссии.

Доктор Геррхольц пошевелилась во сне, и свет из коридора осветил ее лицо. Паула занесла над ней иглу, готовясь нажать на поршень шприца. Дело обещало быть сложнее, чем с Эстер: остаться незамеченной могла инъекция в капельницу, но не укол. Женщина наверняка проснется. И наверняка закричит.

– Кто здесь? – сонно спросила доктор Геррхольц, открыв глаза и заслонив их от света рукой.

– Иисус скоро придет к тебе, – прошептала Паула и вонзила шприц ей в ногу.

X

Паула и Тоня стояли на краю ямы и отдыхали. Они копали давно и очень осторожно, вонзая лопаты не слишком глубоко в землю и все время перенося извлеченный грунт в задний дворик, чтобы не привлекать внимания соседей. Они работали в майках на холодном ветру, но все равно вспотели. Чем глубже делалась яма, тем жарче им становилось.

Работа была тяжелая, у Паулы отчаянно ныла спина. Они с самого утра рыли эту яму, таскали огромные камни, чтобы укрепить ее края. Паула добровольно взялась за эту работу: ей нужно было доказать всем, что она может быть полезной, что она работает не меньше остальных.

Из открытых окон дома доносились веселые голоса и смех: обитательницы коттеджа рассказывали друг другу какие-то истории, делились новостями. Паула копнула еще раз, потом воткнула лопату в землю и спросила подругу:

– Тоня, у тебя никогда не возникал вопрос, почему среди избранных нет мужчин?

Сама Паула в последнее время часто думала над этим и теперь решила спросить об этом у Тони – та была молода и более откровенна, чем другие жительницы желтого коттеджа.

Тоня взглянула на нее, потом рассеянно ковырнула землю лопатой.

– Таков обычай.

– Но как быть, например, с Донелом? Разве ты не хотела бы спасения для него?

Донел, двухлетний сын Тони, жил с ней в одной комнате и был всеобщим любимцем.

Тоня воткнула лопату в землю и облокотилась на нее.

– Я иногда думаю над этим… Но я ведь понимаю, что это не положено. Мужчинам нет места среди нас.

– Но, может быть, стоит найти для них место? – упорствовала Паула. – Я много читала об этом заболевании и об истории племени Мэрили. Веру можно распространять несколькими способами. Мы с тобой, например, смогли бы сами заняться миссионерской деятельностью и нести наш дар другим.

Тоня покачала головой:

– Мэрили говорит, мужчины опять все испортят. У них уже был шанс, но они им не воспользовались.

– Да, я знаю. В прошлый раз учение распространяли мужчины. Сейчас эту миссию взяли на себя женщины. Но мне кажется, это все-таки неправильно. Подумай о Донеле.

Сама Паула при этом, разумеется, думала о Ричарде.

– Давай-ка работать дальше, – сказала Тоня, дав понять, что разговор окончен.

Они продолжили копать. Ричард никак не шел у Паулы из головы. В последнее время он стал таким заботливым, таким ласковым с Клэр. Когда дочери исполнится четырнадцать, Паула обязательно приведет ее в общину. Но как быть с Ричардом? Если бы можно было сделать так, чтобы он разделил с ними их веру, их семья обязательно воссоединилась бы.

Через несколько минут под их лопатами зашуршала мешковина – женщины наконец докопались до того, что им было нужно. Смахнув землю с мешка, они кое-как подняли его из ямы и положили на деревянные носилки. Отдышавшись после тяжелой работы, подруги позвали остальных обитательниц дома.

В желтом коттедже собралось не менее семидесяти женщин, приехавших сюда из самых разных частей света, даже из Новой Зеландии. Все они, разумеется, прибыли не одни – в воздухе чувствовалось присутствие множества невидимых хранителей.

Восемь самых достойных служительниц культа взялись за носилки. Процессия очень медленно двинулась в сторону дома – многие из общины передвигались с большим трудом. Постоянное непосредственное общение с Господом невероятно истощало бренные человеческие тела – они сгорали, как свечки. Ранняя смерть Мэрили послужила тому дополнительным подтверждением. Однако каждая из присутствующих была готова ради своей веры на что угодно. В загробной жизни не будет ни боли, ни страданий.

Стеф запела что-то на языке Мэрили, прочие подхватили. Они пели на несколько голосов, некоторые знали слова, другие просто тихонько подпевали. Кто-то при этом плакал, кто-то смеялся, кто-то воздевал руки к небу, а кто-то шел молча – видимо, все вели себя так, как им велели хранители.

Дверной проем оказался слишком узким, так что на входе им пришлось немного наклонить носилки. В конце концов они оказались внутри, пронесли тело через кухню, где громоздилась посуда, ножи и разделочные доски, потом через столовую в гостиную. Там они положили мешок на стол посреди комнаты.

Паула начала снимать с тела мокрую загрубевшую мешковину – они обмыли покойницу, прежде чем Стеф огромным ножом сделала на ее теле ритуальный надрез. Терпкий запах имбиря и еще каких-то специй, которые принято было зашивать в мешки с мертвыми, быстро распространился по комнате.

Наконец Пауле удалось извлечь тело из мешка, и вот уже Мэрили лежала перед ними – ее лицо искажала ужасная ухмылка. Губы отслоились от десен, обнажив зубы. Кожа на лице загрубела и приобрела странный блеск. Перед смертью Мэрили подробно рассказала им, как следует поступить с ее телом: умирающая велела набрать листьев, обернуть в них ее тело и положить его в мешок, добавив туда также папоротник и еще какие-то лесные травы. В таком саване она хотела предстать перед Господом.

Стеф встала у изголовья покойной, остальные тоже подошли и окружили стол. Самые старые и немощные расположились на полу возле стола, прочие встали вокруг, положив руки друг другу на плечи.

Стеф открыла большой деревянный ящик, похожий на футляр для инструментов, достала оттуда ножик, положила его на белоснежную салфетку рядом с головой Мэрили и сказала:

– Я, как и многие здесь присутствующие, имела честь быть на тризне по матери Мэрили, и именно там Мэрили рассказала нам историю, которую я сейчас поведаю вам. В племени форе, откуда происходила Мэрили, мужчины и женщины всегда жили отдельно. Когда кто-нибудь умирал, на тризне разрешено было присутствовать только женщинам и детям. И вот мужчин обуяла зависть, и они наслали на женщин страшное проклятие, которое назвали «куру», что на языке племени значит «трястись от страха». Белые миссионеры называли эту болезнь «смеющейся лихорадкой», потому что она обычно сопровождалась ужасными гримасами.

Повествуя, Стеф продолжала доставать из ящика инструменты: разделочные ножи, ножи для мяса, столовые ножи, вилки с серебряными зубцами.

– Бабушка Мэрили была еще совсем молода, когда в те края, где жило ее племя, прибыли первые белые: врачи, чиновники, миссионеры. Однажды какой-то священник велел всем членам ее племени выйти на берег реки и раздал им по кусочку хлеба. Он велел им обмакнуть хлеб в чашу с вином и повторил слова, которые Иисус сказал Своим ученикам на Тайной вечере: «Сие есть Тело Мое. Сия есть Кровь Моя».

Стеф взяла в руки нож с длинной ручкой и молча смотрела на него некоторое время, пытаясь совладать со своими чувствами. Потом она продолжила рассказ:

– Как только бабушка Мэрили проглотила хлеб, с ней случился припадок: нестерпимо яркий свет ослепил ее. Когда она пришла в себя, перед ней стоял маленький мальчик. Она подал ей руку и помог встать.

«Ты ведь Иисус Христос, верно?» – сразу узнала она его и радостно ему улыбнулась. Но кроме нее, разумеется, его никто не видел, поэтому все сочли ее за сумасшедшую.

Собравшиеся засмеялись и закивали головами.

– Потом врачи решили, что причиной куру являются тризны, и запретили их. Но бабушка Мэрили точно знала, что древнее проклятие переродилось в ней, ведь ей явил Себя Сам Иисус Христос. Поэтому она велела своим дочерям после ее смерти соблюсти древний ритуал их племени. В ночь после ее смерти они провели тайную тризну, подобную нашей сегодняшней.

Стеф добралась до дна ящика и достала оттуда ножовку с остро заточенным лезвием. Инструмент был совсем новый – на голубой ручке виднелся наклеенный ценник.

– Так Тело Христово перешло от матери к дочерям, – подытожила Стеф. – Так оно было передано нам и живет теперь в нас. И благодаря Мэрили Христос сможет явить Себя еще многим нашим пока не обретенным сестрам.

– Аминь, – сказали женщины хором.

Стеф занесла ножовку над головой Мэрили и торжественно сказала:

– Мы делаем это во имя Его и во имя Мэрили.

XI

На громкий крик прибежал доктор Лауден.

– Если не прекратишь, мы будем вынуждены ввести успокоительное, – попробовал он урезонить Паулу, но резко отступил, потому что та попыталась наброситься на него. Наручники удержали ее.

– Верните мне его! – кричала она не своим голосом. – Верните немедленно!

Прошлой ночью они перевели ее в другую палату, без окон, и связали: ноги вместе, руки врозь. Потом они сделали ей капельницу, увеличив дозировку препаратов: две части топамакса на одну часть локсапина, сильного нейролептика.

Доктора Геррхольц экстренно госпитализировали и отправили в какую-то специализированную клинику в соседний город.

У дверей в палату Паулы круглосуточно дежурила охрана. Как-то раз к Пауле пришли полицейские. Они сказали, что прессе пока неизвестно ее имя, но это только вопрос времени. До средств массовой информации еще даже не дошли сведения о нападении на доктора Геррхольц: в данный момент журналисты пытались разобраться с тем, что именно происходило в желтом коттедже. Однако в статьях и передачах обо всех этих происшествиях то и дело начало мелькать слово «биотерроризм». Поэтому, скорее всего, Паулу придется перевести в полицейский изолятор.

Вводимые внутривенно препараты медленно делали свое дело – Паула чувствовала, что теряет своего хранителя. Она решила, что, если будет смотреть на него постоянно, он не исчезнет. Изо всех сил вытянув шею, она вглядывалась в очертания его фигуры: вот тень, в которой уже с трудом можно узнать его ногу в голубых джинсах, вот какое-то темное пятно на линолеуме, которое вполне могло бы быть следом его грязной босой ноги. Когда шея и спина затекали, она на время откидывалась на подушки передохнуть, потом принималась разглядывать его снова. Со временем видеть его становилось все сложнее. Через пару часов после того, как ей поставили капельницу, хранитель пропал. Лауден все еще пытался ей что-то объяснить:

– Это был фантом, Паула, иллюзия, вызванная спазмом сосудов в височном отделе мозга. В Канаде есть один ученый, который может провоцировать подобные видения при помощи воздействия на мозг электрическими импульсами. Ему это раз плюнуть. Пойми же, твое божество… его на самом деле не было. Твои галлюцинации были вызваны серьезным заболеванием.

– Если ты не перестанешь пичкать меня этой отравой, – заорала на него Паула, – я сама найду способ сорвать эту чертову капельницу и задушу тебя ею!

– Это действительно очень серьезное заболевание, Паула, – не унимался Лауден. – Некоторые пациенты, как и ты, видят Иисуса Христа, другим являются ангелы, демоны, призраки, да кто угодно. Один индуист уверяет меня, будто с ним делит больничную койку сам Кришна.

Она опять постаралась сорвать с себя наручники, боль пронзила плечи. Паула стиснула зубы, челюсти свела судорога.

– Паула, тебе нужно успокоиться. Твои муж и дочь ждут внизу. Они хотят навестить тебя, прежде чем тебя переведут из больницы.

– Что? Нет, только не это.

Нельзя было допустить, чтобы они видели ее в таком состоянии. Ричард тогда сразу решит, что он был абсолютно прав насчет нее. А Клэр… Ей тринадцать, она только начинает взрослеть. Вряд ли стоит раз и навсегда портить ей жизнь таким вот свиданием. Потом девочка будет постоянно вспоминать эту встречу и думать, что ее мать – буйная сумасшедшая.

– Скажите им, чтобы они оставили меня в покое. Той Паулы, которую они знали, больше нет.

В то утро полицейские добрались до ее сумки, нашли там пачку поддельных водительских прав и социальных страховок. В результате у них возникли новые вопросы: как долго это продолжалось? Сколько у нее было соучастниц?

Они дали Пауле бумагу и карандаш и велели составить список имен. Она сидела и сосредоточенно рассматривала кончик графитового стержня. Ей вспомнилась недавно прочитанная книга по эпидемиологии, в которой говорилось, что углерод, в зависимости от структуры атомов, может быть либо графитом, либо алмазом. Теперь, начертав этим странным веществом на бумаге несколько букв, она могла одним махом выдать полиции несколько десятков своих сестер в вере.

Паула не знала, что ей делать. Она хотела бы попросить совета у своего хранителя, но тот уже почти совсем исчез.

– Слишком поздно, вам уже ничего не изменить, – сказала она полицейским. – Вы опоздали как минимум на полгода.

Она сломала карандаш пополам и запустила его обломками в полицейских. Те, должно быть, и не подозревали, что в них бросили почти что алмаз.

XII

Они называли себя миссионерками. Паула считала, такое название им очень подходит: у них была своя миссия, а их целью, как она шутила, являлась «трансмиссия этой миссии».

На первую и последнюю встречу группы миссионерок пришли восемнадцать женщин. Сначала Пауле удалось убедить Тоню и Розу, жительниц желтого коттеджа, в необходимости создания подобной группы, а потом они смогли вовлечь в это дело некоторых своих знакомых из других общин в Филадельфии, а те, в свою очередь, обратились за помощью к подругам из Нью-Йорка и Нью-Джерси. Некоторых из них Паула видела на тризне по Мэрили, но с большинством они были незнакомы. У кого-то из миссионерок, как и у Тони, были сыновья, которых они хотели посвятить в веру, но все миссионерки полагали, что уже наступило время распространить благую весть по всему миру.

Они встретились в ресторанчике «У Денни» на западной окраине города, там, где Стеф и прочие обитательницы желтого коттеджа не могли их увидеть.

– Мы имеем дело не с вирусом, – объясняла им Паула, – и не с бактерией. Это белок, чистая форма без содержания, – он не реагирует ни на антибиотики, ни на детергенты.[146]146
  Детергенты – синтетические очищающие вещества, некоторые из них используются в качестве антисептиков.


[Закрыть] Из листа бумаги можно сделать кораблик, а можно лебедя. Точно так же простой белок, воспроизведенный миллионы раз, может вызвать болезнь куру, или губчатую энцефалопатию, или самого Спасителя. В теле Христовом сокрыта великая сила! – продолжала наставления Паула.

Все собравшиеся и сами прекрасно об этом знали: они присутствовали на тризнах и через причастие обрели спасение.

– Не меньшая сила сокрыта и в крови!

Она сумела сделать для каждой из миссионерок по два водительских удостоверения. Благодаря старым связям Розы это обошлось им не так уж дорого: всего по пятьдесят долларов за штуку.

– По этим удостоверениям вы будете сдавать кровь в донорских центрах. Скоро мы сможем достать еще документы. А когда у каждой из нас будет по четыре водительских удостоверения, мы станем сдавать кровь в два раза чаще.

Потом Паула подробно проинструктировала сестер, как отвечать на анкеты Красного Креста, какие витамины принимать и что есть, чтобы избежать анемии. Они договорились работать втайне от остальных: большинство их сестер по вере были еще не готовы к выполнению новой миссии и придерживались традиций, не понимая, что таким образом они служат Богу лишь вполсилы.

Такой была, например, Стеф. Паула много раз спорила с ней, но так и не смогла ей ничего доказать. Паула любила Стеф и была ей многим обязана, но не могла больше оставаться в бездействии.

– Наша цель – сдавать кровь как можно чаще, – объясняла миссионеркам Паула. – Таким образом наша вера начнет распространяться по всему свету, причем так быстро, что уже ничто не сможет ее остановить.

Инкубационный период болезни напрямую зависел от количества вещества, поступившего в организм, так что чем больше донорской крови попадало в кровеносное русло, тем быстрее происходило обращение в истинную веру. Пауле на это потребовалось несколько месяцев. С некоторыми это может произойти даже через несколько лет.

– Но процесс обращения в истинную веру необратим, – обнадежила Паула. – Одна молекула в конце концов обязательно преобразит целый океан.

Женщина чувствовала поддержку соратниц. Все они были готовы на все ради спасения мира.

Больше они не будут встречаться – это слишком опасно. Впрочем, им это и не нужно. Миссионерки уже и так основали собственную общину внутри другой общины.

Прощаясь, сестры по очереди обнимали Паулу, а она говорила каждой: «Идите и размножайтесь!»

XIII

Лицо этой женщины сразу показалось Пауле смутно знакомым. Она даже приподняла голову, пытаясь рассмотреть посетительницу сквозь прутья решетки, когда заметила, что та идет к ее камере. Раньше Паулу вывозили из камеры в зал для судебных заседаний на инвалидной коляске, но в последнее время она могла уже только лежать, и ее перестали беспокоить – теперь все посетители сами приходили к ней. Посетители были всегда одни и те же: либо врачи, либо юристы. Эта женщина вроде бы не относилась ни к одной из этих категорий.

– Привет, Паула, – обратилась к узнице посетительница. – Я Эстер Уинн, помнишь меня?

– Ах да, Эстер. – Память вернулась к Пауле.

Конечно же, это была ее соседка по больничной палате. Христианка. Поэтому, видно, и решила, одна-единственная, навестить Паулу.

– Привет, Эстер.

Женщина постаралась выговорить эту фразу как можно яснее. С тех пор как они виделись, прошел год, – за это время состояние Паулы резко ухудшилось. Губы и челюсти отказывались повиноваться, руки дрожали и совершали самопроизвольные движения. Левая рука сейчас лежала на груди – почти так же, как у Мэрили при их первой встрече. Позвоночник согнулся почти пополам, так что теперь она могла лежать только на боку.

– Ты… – Тут из ее горла вырвался странный звук, похожий на сдавленный смех или икоту, диафрагма сама по себе сократилась, потом расслабилась. – Ты отлично выглядишь.

Охранник поставил перед решеткой стул, и Эстер села. У нее была модная стрижка и хорошая укладка, под безупречным макияжем кожа выглядела вполне здоровой.

– Я беспокоилась о тебе, – сказала Эстер. – Как тебе тут живется?

Паула попыталась улыбнуться.

– Не хуже, чем всякому особо опасному убийце.

Она отдавала себе отчет в том, что сделала. Миссионерки передали свою болезнь тысячам и сотням тысяч людей. Но что гораздо хуже, своей диверсией они абсолютно дискредитировали деятельность банков крови. На рынок, конечно, поступили новые прионовые фильтры, но до того, как это случилось, пришлось уничтожить миллионы литров крови. Это значило, как уверяли обвинители, что Паула несет косвенную ответственность за гибель миллионов пациентов, оставшихся без донорской крови.

Паула выдала им всех, кого смогла вспомнить. ФБР удалось найти восемнадцать первых миссионерок, но ко времени их ареста деятельность организации вполне могла продолжаться и без их участия. После того вечера в ресторане каждая из тех восемнадцати наверняка завербовала новых соратников, мужчин и женщин, и их имена Паула знать просто не могла. Общину оказалось не так просто уничтожить – она осталась жить, несмотря на преследования со стороны ФБР, эпидемиологических служб, всех спецслужб мира. Община ушла в подполье, чтобы там продолжать расти и развиваться. Между тем все новые и новые люди продолжали обретать своих хранителей. На молочном комбинате в Огайо одного из работников застали за тем, что он пытался подмешать собственную кровь в молоко. Во Флориде полиция арестовала женщину, которая вводила свою кровь курицам. Ущерб национальной экономике, нанесенный деятельностью Паулы, оценивался в миллиарды долларов. Что до морального ущерба, принесенного общественности, доведенной до паники и массовой паранойи, оценить его оказалось просто невозможно.

Эстер оглядела камеру Паулы.

– У тебя здесь совсем ничего нет. Может, принести тебе какие-нибудь книги или журналы? Мне сказали, тебе можно читать.

– Мне ничего не надо, – ответила Паула.

Для того чтобы читать, нужно держать голову неподвижно, а это сейчас у нее не очень получалось. Она целыми днями смотрела телевизор, чтобы вполне осознать, что натворила. Под окнами тюрьмы сотни новообращенных разбили палаточный лагерь: они пели гимны и молились за ее освобождение. И каждый день сюда же приходили сотни протестующих: они выкрикивали угрозы в ее адрес, швыряли камнями в ее сторонников, молились, чтобы она умерла. Наиболее буйных митингующих с обеих сторон регулярно арестовывала полиция.

Эстер нахмурилась:

– Я подумала, может, тебе принести Библию? Теперь Пауле и впрямь стало смешно.

– Зачем ты пришла, Эстер? Я вижу, как ты смотришь на меня. Тогда, в палате, ты смотрела на меня так же, думаешь, я не помню?

Паула собралась с силами и немного приподнялась на кровати. Эстер не была заражена – ей бы ни за что не разрешили прийти сюда без предварительной проверки. Но ее вера, похоже, была не слабее веры сестер Паулы по общине.

– Неужели это Христос велел тебе прийти сюда?

– Мне кажется, да. – Эстер нисколько не смутилась, услышав этот вопрос.

Паулу это почему-то разозлило. Между тем Эстер продолжала:

– Ты не должна проходить через все это одна. Даже здесь, после всего, что ты сделала, ты можешь надеяться на милость Божию. Господь простит тебя. Ты можешь обрести его здесь, если ты сама этого захочешь.

Паула уставилась на Эстер немигающим взглядом. «Если захочешь…» Да она только этого и хотела. Бог явил себя ей, обосновался среди клеток ее мозга, а потом его оттуда насильно изъяли. Теперь она даже не нуждалась в препаратах, чтобы не видеть его. На его месте осталась рваная рана, очертания которой были очертаниями фигуры Иисуса Христа. Эта рана зияла ужасной кромешной пустотой.

Бог был нужен ей больше, чем лекарства, чем алкоголь, чем даже Ричард и Клэр. Раньше ей казалось, она точно знает, что такое одиночество, но за последние месяцы она поняла, как заблуждалась. Больше всего на свете теперь ей хотелось уверовать в нового бога, опять ощутить великую любовь и милость.

Эстер встала к самой решетке и смотрела на Паулу через прутья – их лица теперь были совсем рядом.

– Паула, ты должна знать, что после смерти ты воскреснешь для жизни вечной!

Охранник велел Эстер отойти от решетки, но она не послушалась. Она протянула Пауле руку через решетку:

– Если ты хочешь, чтобы Бог был с тобой, возьми меня за руку, ну же!

– Не надо, Эстер… – Тут верхняя губа Паулы дернулась, обнажив десны. – Только жизни вечной мне не хватало.

Она откинулась на подушки, прижав здоровую руку к груди. На ее совести жизни миллионов людей. Есть преступления, которые нельзя прощать. Есть долги, которые нужно заплатить сполна.

– Я больше не играю в прятки, – сказала Паула и покачала головой. – Мне не нужны ни таблетки, ни божества. Все, чего я сейчас хочу… – тут она вдруг опять рассмеялась истерическим невеселым смехом, а когда спазм прошел, глубоко вздохнула и продолжила: —…это спокойно умереть.