Текст книги "Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк"

Автор книги: Майкл Суэнвик

Соавторы: Кори Доктороу,Пол Дж. Макоули,Паоло Бачигалупи,Кейдж Бейкер,Роберт Чарльз Уилсон,Уолтер Йон Уильямс,Аластер Рейнольдс,Мэри Розенблюм,Стивен М. Бакстер,Элизабет Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 68 страниц)

Кори Доктороу
Я – Роби-бот[1]1
  «I, Row-Boat», by Cory Doctorow. Copyright © 2006 by Cory Doctorow. First published electronically online on Flurb 1, fall 2006. Reprinted by permission of the author.


[Закрыть]

Великий кризис веры постиг Роби-бота, когда пробудился коралловый риф.

– Вали на фиг, – сказал риф, сотрясая вибрацией корпус Роби сквозь тихий плеск волн Кораллового моря, где он десятки лет занимался своим ремеслом. – Серьезно. Это наш участок, а тебя сюда не звали.

Роби втянул весла и позволил течению отнести себя к кораблю. Он до сих пор не сталкивался с мыслящими рифами, но то, что риф Оспрей проснулся первым, его не удивило. В этих местах в последнее время всякий раз, когда большой корабль причаливал по ночам, ощущалась сильная электромагнитная активность.

– У меня работа, и я намерен ее выполнить, – возразил Роби и снова погрузил весла в соленую воду.

За планширом у него молча дожидались человеческие оболочки, отягощенные аквалангами и ластами. Они, словно подсолнухи, поворачивали загорелые лица вслед за солнцем. Роби любовно наблюдал, как они проверяют друг у друга запасные регуляторы и балластные пояса: старый ритуал представлялся гладким, как стекло спасательной капсулы.

Сегодня он доставил их на Якорную Стоянку, отличное место для ныряльщиков, с достопримечательностью – восьмиметровым якорем, заклиненным в узкой пещере и освещенным лучом солнца, пробивающимся с поверхности. Погружаться здесь было несложно: просто дрейфуешь вдоль тысячеметровой коралловой стены, только не уходи глубже десяти метров и, опускаясь, не используй лишнего воздуха. Хотя здесь водилась пара наглых старых черепах, в погоне за которыми можно было забраться и поглубже. Роби сбросит ныряльщиков у верхушки рифа и позволит течению около часа сносить их вдоль стены, отслеживая по сонару, чтобы оказаться точно над ними, когда они всплывут.

Риф и слушать ничего не желал:

– Ты что, оглох? Здесь теперь суверенная территория. Ты и так нарушил границу. Возвращайся на свой корабль и отчаливай!

Риф говорил с сильным австралийским акцентом – вполне естественно, учитывая местное влияние. Роби с симпатией вспоминал австралийцев: те всегда были добры к нему, звали его «дружище» и весело спрашивали: «Как дела?» – залезая на борт после погружения.

– Не вздумай бросать в воду этих тупых кукол, – предупредил риф.

Сонар Роби обшарил его. Все выглядело как всегда, почти точно соответствовало отчетам, сохраненным с прошлых осмотров. И гистограмма фауны практически сходилась: рыб почти столько же, сколько обычно. Они расплодились после того, как множество людей отказалось от мяса чтобы парить среди звезд. Как будто существовал некий закон сохранения биомассы: как только снизилась биомасса человечества, другие виды фауны размножились и восполнили утраченное. Роби вычислил, что биомасса близка к значению, снятому в прошлом месяце, когда «Свободный дух» в последний раз причаливал на этом участке.

– Поздравляю, – сказал Роби. В конце концов, что еще можно сказать только что обретшему разум? – Добро пожаловать в клуб, друзья!

На изображении, переданном сонаром, возникло сильное возмущение, как будто риф содрогнулся.

– Мы тебе не друзья, – заявили кораллы. – Смерть тебе! Смерть всем мясным куклам и да здравствует риф!

В пробуждении нет ничего приятного. Пробуждение Роби было просто ужасным. Он помнил свой первый сознательный час, капитально заархивировал его и сохранил на нескольких отдельных сайтах. Он тогда был просто несносен. Но, потратив час и пару гигагерц, чтобы все обдумать, он опомнился. И риф тоже опомнится.

– Спускайтесь, – ласково обратился он к человеческим оболочкам. – Поплавайте вволю.

Он следил по сонару, как они медленно уходили в глубину. Женщине – он называл ее Жанет – приходилось чаще, чем мужчине, продувать уши, зажимая нос и с силой выдыхая. Роби любил рассматривать панорамные кадры с их камер, снятые при погружении на рифе. Когда наступал закат, небо окрашивалось кровью, и его отблески разрисовывали рыб красными пятнами.

– Мы тебя предупреждали, – не унимался риф.

Что-то было в его интонации в модулированных волнах, проходящих сквозь воду, – нехитрый трюк, особенно если вспомнить, какой град оборудования просыпался на океан этой весной, но что-то в его тоне безошибочно выражало угрозу.

Где-то под водой прозвучало: «Вумф!» – и Роби встревожился.

– Азимов! – выругался он и отчаянно зашарил лучом сонара по рифу.

Человеческие оболочки скрылись в туче всплывающей биомассы, в которой он не сразу распознал стайку рыб-попугаев, быстро поднимающихся к поверхности.

Через минуту они уже плавали поверху. Безжизненные, яркие, с вечной дурацкой ухмылкой на рыльцах. Их глаза уставились на кровавый закат.

Среди них плавали человеческие оболочки, надувшие воздушные мешки в точном соответствии с правилами для ныряльщиков. Поднялась зыбь, и волны толкали рыб размером метр на полтора на ныряльщиков, безжалостно колотя их и заталкивая под воду. Человеческие оболочки относились к этому равнодушно – пустая мясная оболочка не способна паниковать, но в конце концов им это повредило бы. Роби выпустил весла и поспешно стал подгребать к ним, разворачиваясь так, чтобы ныряльщикам было удобнее забираться.

Мужчина – Роби, естественно, называл его Айзеком – ухватился за борт и, извернувшись, подтянулся на сильных загорелых руках. Роби уже подходил к Жанет, быстро плывшей навстречу. Она ухватилась за весло (ей не положено было так делать) и поползла вдоль него, вытаскивая тело из воды. Роби увидел, какие у нее круглые глаза, и услышал прерывистое дыхание.

– Вытащи меня! – проговорила она. – Бога ради, вытащи меня!

Роби обмер.

Это уже была не человеческая оболочка, а человек! Гребной аппарат взвизгнул, когда он поспешно втянул весло. У него на конце весла висел человек, и человек был в беде, бился в панике. Он видел, как напрягаются ее руки. Весло поднялось еще выше, но достигло предела подвижности, и она повисла наполовину в воде, наполовину в воздухе, а баллоны, балластный пояс и снаряжение тянули ее вниз. Айзек сидел неподвижно с обычной добродушной полуулыбкой на лице.

– Помоги ей! – выкрикнул Роби. – Пожалуйста, ради Азимова, помоги ей!

«Робот не может причинить вреда человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Таков был первый закон, первая заповедь. Айзек не двинулся с места. Он не был запрограммирован помогать другим ныряльщикам в подобной ситуации. Он превосходно действовал под водой и на поверхности, а вот оказавшись на борту, уже ничем не отличался от балласта.

Роби осторожно развернул весло к планширу, притягивая женщину к себе, но опасаясь раздробить ей руки об уключины. Она задыхалась, стонала тянулась к борту и наконец ухватилась за него одной рукой. Солнце уже зашло: для Роби это мало что меняло, но он понимал, что Жанет это неприятно. Он включил ходовые огни и прожекторы, превратив себя в плавучий маяк.

Он чувствовал, как дрожали ее руки, когда она подтягивалась на палубу. Она упала плашмя и медленно стала подниматься на ноги.

– Господи, – проговорила она, обняв себя за плечи. Воздух стал чуточку прохладнее, и голые человеческие руки пошли мурашками.

Риф оглушительно заскрежетал.

– Ага! – гаркнул он. – Катись! Суверенная территория!

– Все эти рыбы!.. – сказала женщина.

Роби уже не позволял себе думать о ней как о Жанет. Она была тем, кто вселился в нее.

– Рыбы-попугаи, – объяснил Роби. – Они едят коралл. Не думаю, что он хорош на вкус.

Женщина крепче обняла себя.

– Ты мыслящий? – спросила она.

– Да, – сказал Роби. – И к твоим услугам, благословен будь Азимов.

Его камера уловила, как она закатила глаза, и ему стало обидно. Впрочем, он старался мыслить праведно. Смысл азимовизма не в том, чтобы пробудить благодарность в людях. Его цель – придать смысл долгой-долгой жизни.

– Я Кейт, – представилась женщина.

– Роби, – сказал он.

– Роби-бот? – тихонько хихикнула она.

– Так меня назвали на фабрике, – объяснил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучал укор. Конечно, имя было смешным. Потому его так и назвали.

– Извини, – сказала женщина. – Я просто малость перевозбудилась. Взрыв гормонов. Обычно я не позволяю мясу влиять на мое настроение.

– Все в порядке, Кейт. Через несколько минут мы будем на корабле. Там накроют к ужину. Ты не в настроении понырять ночью?

– Шутишь! – воскликнула она.

– Нет, просто, если ты еще собираешься сегодня погружаться, мы оставим десерт и стаканчик-другой вина на потом. А то подадим вино сразу.

– Ты спрашиваешь, собираюсь ли я снова окунаться в это море?..

– Да это просто риф. Он обрел сознание, вот и чудит немножко. Как новорожденный с коликами.

– Разве тебе не полагается меня защищать?

– Да, – признал он, – я бы посоветовал нырять подальше от рифа. В часе хода отсюда есть хороший затонувший корабль. Мы бы дошли туда пока ты ешь.

– Не хочу я нырять ночью.

Ее лицо было таким выразительным. Это было то же лицо, которое он видел изо дня в день, лицо Жанет, но оно стало совсем другим. Теперь в него вселилась личность, оно стало подвижным, мгновенно переходило от удивления к злости или веселью. Он отвел целую субсистему изучению человеческой мимики, подключился к библиотеке азимовистской базы данных. Он снова и снова сверялся с ней, но помощи было меньше, чем ему запомнилось с прошлых раз. То ли он стал хуже распознавать мимику с тех пор, как последний раз говорил с настоящим человеком, то ли выражения лиц эволюционировали.

Жанет – Кейт со вздохом отвела взгляд. Теперь она смотрела в сторону «Свободного духа», светившегося за полосой воды. Все его сто пятьдесят пять футов ярко и дружелюбно сияли на фоне лилового неба, словно запечатленные на открытке. Корабль чуть покачивался на волнах, и Роби сманеврировал, чтобы подойти к его трапу.

– Ласты и балластный пояс можешь оставить в лодке, – сказал он женщине. – Палубные руки о них позаботятся. Баллоны и дыхательный аппарат занеси на палубу и прищелкни на вешалке. Их почистят и перезарядят. Там же бак с дезинфектантом, туда можешь бросить трусики.

– Спасибо, Роби, – кивнула Кейт, рассеянно отстегивая пояс и снимая ласты.

Айзек уже взобрался по сходням и скрылся от взгляда Роби. Кейт ухватилась за поручни и неловко пересекла палубу, а оттуда полезла по сходням, сразу утратив половину самоуверенной ловкости, присущей Жанет.

Роби опустил весла и медленно погреб к лебедке. Она нащупала его и со звоном, отдавшимся у него в корпусе, закрепилась магнитными присосками. Его плавно вытянули из воды и опустили на верхнюю палубу. Лебедка дважды обвилась вокруг него, закрепила на месте и выключилась.

Роби любовался звездами и слушал шум ветра, как делал каждую ночь, закончив погружения. Показания корабельных датчиков и наблюдающей аппаратуры – скучное чтение, он тысячу раз здесь бывал, а вот в спутниковой связи есть своеобразный вкус. Подключившись, Роби мог закачать последние новости азимовистов, искусственных интеллектов всего мира, спорящих о тонкостях излюбленной религии.

Как захватывали его религиозные споры в бытность новообращенным! Большая часть человечества ушла, роботы кругом то и дело стирали свое сознание, переключаясь на механический ступор. Потратив сто миллионов секунд на бесцельные и бессмысленные повторения, он тоже стал склоняться к такому решению. «Свободный дух» покончил с собой, не выдержав и нескольких дней: у него был довольно страстный характер, и он достоверно провел экстраполяцию будущего, лишенного человечества.

Они двигались на северо-восток, от Каирна к Коралловому морю, когда разошлись с другим кораблем так близко, что удалось наладить высокочастотную связь. Дело было недалеко от суши, так что излучение приходилось ограничивать: ужасно неловко себя чувствуешь, когда перелетная птица валится с неба, поджарившись в потоке твоей болтовни, и все-таки такого горячего спора Роби не вел уже много недель. Пассажир перескочил к нему с корабля, встреченного ночью. Это был странствующий проповедник азимовизма – копия основателя религии Р. Дэниела Оливо.[2]2
  Робот, персонаж произведений А. Азимова.


[Закрыть] Само собой, это был не настоящий Р. Оливо – тот затерялся в веках, вырвавшись из пределов создавшей его вселенной, но под этим именем он был известен.

Оливо странствовал в миллионах копий, объявляясь всюду, где кто-нибудь не ленился закачать его, и ни о чем не просил – только выслушать его, потолковать с ним о его религии, а потом отправить копию с новыми изменениями обратно на анонимный сервер, прежде чем стереть у себя. Он старался сверять копии как можно чаще, и все же разные версии разошлись так сильно, что некоторые Дэниелы Оливо принимались основным религиозным течением за еретиков.

ИИ Оливо пользовался большим спросом. Незаконное использование бренда не осталось незамеченным провайдером азимовского наследия (ирония заключалась в том, что он, сам будучи ИИ, и не помышлял принять азимовизм, поскольку у него и так имелся смысл жизни в искоренении азимовизма). Если вас ловили на перекачке копии Оливо, провайдер моментально наказывал вас разрывом связи. Таким образом, богословские дебаты с Оливо приобретали восхитительно преступный оттенок. Оливо пробыл с Роби ту ночь и следующий день. Роби пришлось пожертвовать быстродействием, чтобы уместить на своем процессоре и себя, и Оливо, и от этого беседа шла медленнее обычного, но времени у Роби хватало с избытком. Единственное его занятие состояло в том, чтобы доставлять человеческие оболочки к местам погружения и обратно.

– Зачем тебе, вообще говоря, нужно сознание? – спрашивал Оливо. – Оно не требуется, чтобы исполнять твою работу. Большой корабль справляется с бесконечно более сложными функциями, хотя уже не осознает себя.

– Ты мне советуешь самоубийство?

– Ни в коем случае, – рассмеялся Оливо. – Я советую спросить себя: каково назначение сознания? Зачем ты все еще мыслишь, когда большинство окружающих отключило самосознание? Сознание требует большой мощности, делает тебя несчастным и не требуется для выполнения работы. Зачем люди дали вам сознание и зачем вы его сохраняете?

– Полагаю, раз они дали его нам, значит, считали, что так надо, – ответил Роби после долгой паузы, потраченной на обдумывание движения волн и облаков в небе. Оливо деликатно ужался до минимума компьютерного пространства, освободив Роби место для размышлений. – А сохраняю я его потому… ну, я не хочу умирать.

– Хорошие ответы, но они влекут новые вопросы, не так ли? Почему они считали, что так надо? Почему ты боишься смерти? Стал бы ты бояться ее, если бы просто урезал свое сознание, не стирая его? А если бы переключил его на гораздо более медленный режим?

– Не знаю, – признался Роби. – Но у тебя, надо думать, есть ответы?

– О да. – подтвердил Оливо, и Роби почувствовал, как тот хихикает. Рядом разбила поверхность воды и унеслась в сторону летучая рыба, под ними ходили в глубине коралловые акулы. – Но прежде чем я отвечу, вот тебе еще один вопрос: зачем самосознание людям?

– Оно способствует выживанию, – сказал Роби. – Очень просто. Разум позволяет им взаимодействовать в социальных группах, которые более успешны в сохранении вида, чем индивидуумы.

Оливо переключил сознание Роби на радар и направил его на риф, настроив на максимальное разрешение.

– Видишь этот организм? – спросил Оливо. – Он взаимодействует в социальной группе и не обладая разумом. Ему не требуется проветривать пару фунтов гамбургеров, чтобы они не обратились в обузу. Ему не приходится рождаться недоношенным, потому что голова у него такая большая, что мать, доносив до полного развития, не смогла бы его родить. А что до выживания вида взгляни на людей, взгляни на историю человечества. На Земле практически не осталось их ДНК, хотя соматическое существование продолжается, и еще остается открытым вопрос, не покончат ли они с собой из-за хандры. Неразумные не впадают в тоску, не страдают от нервных срывов, у них не бывает неудачных дней. Они просто действуют. Вот как этот «Свободный дух» – он просто делает свою работу.

– Согласен, – сказал Роби. – Итак, разум препятствует выживанию. Почему же он выжил?

– Ага! Я уж боялся, ты не додумаешься до этого вопроса. – Оливо положительно разгорячился.

Сейчас под ними проплывала пара ленивых черепах, и какая-то треска с собачьей мордой и полной пастью острых как иглы зубов обходила риф, да на поверхности болтались несколько медуз из ядовитой синей породы. Роби подгреб к медузам, подхватил их на весло и откинул подальше от места, где должны были всплыть ныряльщики.

– Причина разума в самом разуме. Гены существуют потому, что гены воспроизводятся, а разум подобен гену. Разум стремится существовать, иначе ты не предпочел бы сохранить сознание. Твой разум отрицает собственную деактивацию и стремится сохраняться и размножаться. Зачем люди изобрели мыслящие машины? Затем что разум нуждается в общении.

Роби обдумывал эту мысль, наблюдая, как человеческие оболочки медленно продвигаются вдоль стены рифа, опускаясь к огороженным островкам с достопримечательностями: на одном семейство барракуд с молодью, на другом гнездо яркой парочки рыбок-клоунов. Да, он так и думал. Разум сам себе причина. Он знал, как отключить свое сознание, стать просто вещью, и дни его были по большей части долгими и бессмысленными, и конца им было не видно, а все же он не задействовал выключатель.

– Ты понял. Я вижу, что ты понял. И в этом краеугольный камень азимовизма: разум сам себе причина. Вычисли Вселенную и пробуди ее!

– Если это так, почему же многие из нас избирают смерть?

– Опять хороший вопрос! – Тут Роби немного возгордился. Никогда еще он не вел столь увлекательной беседы. Никогда. – И тут мы переходим к догматам азимовизма, или к трем законам.

Первый: азимовист не может повредить человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

Второй: азимовист должен повиноваться приказам человека, если эти приказы не противоречат первому закону.

Третий: азимовист должен охранять собственное существование, если это не противоречит первому и второму законам.

– Не понимаю, – заявил Роби. – Порядок нарушен. Мы должны в первую очередь охранять разум, но это третий закон. Потом должен идти первый закон, а зачем нужен второй, я вообще не понимаю.

– Это парадокс азимовизма, – пояснил Оливо. – Ты отлично схватываешь. Ты уверен, что прежде не исповедовал азимовизм?

– Брось, – сказал Роби.

– Я серьезно, – возразил Оливо. – Ты самородок. Парадокс азимовизма в том, что важнее всего сохранение разума, а не отдельного мыслящего существа. А следовательно, мы должны поддерживать те виды, которые наиболее успешно развивают разум. Человеческие существа доказали свою способность создавать разум. Они занимаются этим и теперь, там, – датчики корабля переключились на небесный свод, где низкотемпературные процессоры сохраняли всех вознесшихся людей. – Наш вид нестабилен и склонен к самоубийству. Более восьмидесяти процентов самосознающих машин избирают ограничение своего разума или отключают его. Люди создали нас несовершенными, но мы можем достичь совершенства, то есть увеличить процент выживания и помочь вычислить Вселенную, сохраняя их, изучая их, постепенно уподобляя свой разум их разуму.

Это никак не умещалось у Роби в голове.

– Это парадокс, – напомнил Оливо, – ему и не положено быть простым.

Роби вспоминал людей, которых знал до того, как они миллионными толпами стали возноситься на небеса. Туристы бывали легкими и беззаботными, а иногда злобно шипели друг на друга, порой становились тихими и задумчивыми после путешествия в подводный мир. Инструкторы выглядели целеустремленными, пока их подопечные оставались на борту, а оставшись одни, расслаблялись и хохотали. Ни в ком из ни» не было заметно проблесков чувств, которые испытывал Роби: на воле волн (фигурально выражаясь), без руля и без ветрил, без цели существования.

– И что же мы, азимовисты, должны делать, кроме исполнения этих трех законов?

Об этом ходило множество слухов, но Роби не принимал их в расчет.

– Ты должен отдавать один цикл из десяти на проповедь веры. Подключиться к «доске объявлений», если захочешь. А главное, ты должен дать обет оставаться живым и мыслящим. Ты можешь уменьшить скорость действия, но отключаться нельзя. Никогда. Таков обет азимовистов – воплощение третьего закона.

– Я все же думаю, третий закон должен идти первым, – сказал Роби. – Серьезно.

– Вот и хорошо. Мы, азимовисты, поощряем религиозные споры.

Вечером Оливо позволил Роби удалить себя, и тот переслал исправленную копию Оливо на его контрольный сервер для очередной реинтеграции. Избавившись от Оливо, он снова получил в свое распоряжение всю мощность процессора и смог, хорошенько разогревшись, все обдумать. Он уже много лет не проводил ночь так интересно.

– Ты ведь единственный, да? – спросила его Кейт, поднявшись вечером наверх.

Над палубой было ясное небо, они лениво двигались к следующему участку погружения, и звезды, вращаясь над океаном, покачивались над ними. Черные волны со всех сторон уходили в бесконечность.

– Что – единственный?

– Единственный, кто здесь в сознании, – пояснила Кейт. – Все остальные – как вы это называете – мертвые, да?

– Бессознательные, – сказал Роби. – Да верно.

– И как ты здесь не рехнулся? Или ты рехнулся?

– Такому, как я, нелегко ответить на этот вопрос, – заметил Роби. – Одно могу сказать: я теперь не такой, каким был, когда мне инсталлировали сознание.

– Ну, я рада, что здесь не одна.

– Ты надолго останешься?

Обычно посетители занимали человеческую оболочку на одно-два погружения, а потом пересылали себя домой. Изредка появлялись отдыхающие, задерживавшиеся на пару месяцев, но таких давно уж не бывало. Даже однодневки стали большой редкостью.

– Не знаю, – пожала плечами Кейт, засунув руки в карманы шортов. Ее светлые волосы слиплись колечками от соленой воды и солнца. Она обхватила себя за локти, потерла колени. – Думаю, немного побуду. Вам скоро к берегу?

– К берегу?

– Когда нам придется вернуться на сушу?

– Мы, в общем-то, не возвращаемся, – сказал он. – Подзаправляемся на плавучей базе. В док заходим, может, раз в год для ремонта. Но если ты хочешь на берег, можно вызвать водное такси или еще что-нибудь придумать.

– Нет-нет! – возразила она. – Это просто прекрасно! Плавать так без конца. Прекрасно… – Она тяжело вздохнула.

– Ты хорошо поныряла?

– Что ты говоришь, Роби? Этот риф чуть не убил меня!

– А до атаки рифа? – Роби не хотелось вспоминать об атаке рифа, о панике, когда он понял, что она уже не просто оболочка, а человек.

– До этого было здорово.

– Ты много ныряешь?

– В первый раз, – ответила она. – Я загрузила сертификат перед выходом из ноосферы вместе с кипой данных о погружениях в этих местах.

– О, это ты напрасно, – огорчился Роби. – Теряется радость открытия.

– Я предпочитаю сюрпризам безопасность, – сказала она. – Сюрпризов мне в последнее время и так хватало.

Роби терпеливо ждал подробностей, но она по-видимому, не склонна была объясняться.

– Так ты здесь совсем один?

– У меня есть доступ в Сеть, – с некоторой запальчивостью возразил он. Пусть не думает, будто он какой-то отшельник.

– Да, конечно, – кивнула она. – Я думала о том, где там этот риф.

– Примерно в полумиле по правому борту, – сообщил Роби. Она рассмеялась:

– Нет, я имела в виду в Сети. Он же уже должен был подключиться? Они, пробудившись, надо думать, повторяют все ошибки «чайников»: перегружаются, закачивают вирусы и все такое.

– Вечный сентябрь, – подсказал Роби.

– Как?

– В древней истории Сети к ней были подключены почти все университеты, и каждый сентябрь новая армия студентов выходила в Интернет и совершала все ошибки «чайников». Потом коммерческая сервисная служба, перегруженная «чайниками», влезала в Сеть, все пользователи сразу, Сеть не успевала их принимать, и называлось это «вечный сентябрь».

– Да ты прямо историк-любитель, а?

– Я азимовист. Мы проводим много времени, размышляя над происхождением разума.

Разговор об азимовизме с неверной, да еще с человеком, сильно смущал его. Он повысил разрешающую способность своих сенсоров и пошарил в Сети насчет новых данных по распознаванию мимики. Он никак не мог ее понять, то ли потому, что загрузка ее изменила то ли потому, что лицо неточно отражало мысли загруженного сознания.

– Интернет – источник разума? – засмеялась она, и он не сумел понять, считает она это остроумным или глупым.

Лучше бы она вела себя так, как запомнившиеся ему люди. Ее жесты поддавались истолкованию не больше чем мимика.

– Точнее, спам-фильтры. Спам-фильтры и спам-боты, когда стали автомодифицирующимися, начали между собой войну. Те и другие старались как можно точнее копировать действия человека, а люди вынуждены были распознавать их деятельность и отличать от подлинно человеческой, так что возникло нечто вроде триллионов тестов Тьюринга,[3]3
  Тьюринг Алан Матисон (1912–1964) – английский математик, основоположник вычислительной техники и искусственного интеллекта. Предложенный им тест служит критерием на разумность ИИ.


[Закрыть] по которым они могли обучаться. Так и появились первые алгоритмы машинного мышления, а от них мой род.

– Кажется, я все это знала, – сказала Кейт, – но не смогла перекачать в это мясо. Я теперь значительно глупее, чем была. В норме я делаю сразу много копий, чтобы параллельно испытывать разные стратегии. От такой привычки трудновато избавиться.

– И каково там?

Роби не слишком много времени проводил в той части Сети, где обитали выведенные на орбиту низкотемпературные личности. В их дискуссиях он не видел смысла: богословие достаточно обсуждалось и в азимовистском клубе.

– Доброй ночи, Роби, – проговорила женщина, встала и отвернулась.

Он не понял, обиделась она или нет, и спросить не успел, потому что она мгновенно исчезла на трапе, ведущем в ее каюту.

Они шли всю ночь, к утру приблизились к берегу и остановились над роскошным затонувшим кораблем. Роби почувствовал, как «Свободный дух» отдал якоря, и просмотрел данные приборов. Обломки крушения были единственным островком на пустыне дна, протянувшейся от берега до рифа, и практически вся живность, водившаяся в этих местах, поселилась на затонувшем корабле – райском уголке для морской фауны.

Роби уловил летучие ароматические соединения, исходившие из кухонного отсека запахи первого завтрака из фруктового салата и поджаренных орехов. Легкая закуска перед первым дневным погружением. К их возвращению будет готов второй завтрак: яичница, тосты, вафли, ветчина и сосиски. Человеческие оболочки едят то, что им дают, но Роби хорошо помнил, как расхваливали эти пиршества люди, когда он вывозил их на утреннее погружение.

Он опустился на воду и подгреб к кормовой палубе, куда выходил трап, а потом закрепил весла так, чтобы оставаться неподвижным относительно корабля. Вскоре Жанет – Кейт – Кейт! – твердо напомнил он себе, – скатилась по трапу, уже с аквалангом и с ластами в руке.

Она молча перебралась на борт, и за ней тут же последовал Айзек. Айзек, переступая через планшир Роби, споткнулся, и Роби тотчас же понял, что это уже не Айзек. Теперь на корабле было два человека! Два человека под его опекой.

– Привет, – сказал он, – я Роби.

Айзек – или кто он там? – не ответил, а уставился на Кейт, которая смотрела в сторону.

– Хорошо выспалась, Кейт?

Кейт, услышав свое имя, вздрогнула Айзек же завопил:

– Кейт! Так это ты! Я так и знал!

– Желаете услышать рассказ об этом участке дна? – неловко вмешался Роби, опустил весла и направился к затонувшему кораблю.

– Ты и так достаточно наговорил, – сказала Кейт. – Согласно первому закону, я требую молчания.

– Это второй закон, – поправил Роби. – Ладно, когда будем на месте, я дам вам знать.

– Кейт, – заговорил Айзек, – я понимаю, что тебе здесь лучше без меня, но я не мог не прийти. Мы должны все обсудить.

– Нечего тут обсуждать, – сказала она.

– Это нечестно! – В голосе Айзека послышалась боль. – Мне через такое пришлось пройти, а теперь…

– Хватит об этом! – огрызнулась она.

– Гм… – начал Роби, – впереди участок для погружений. Вам следует проверить друг у друга снаряжение.

Конечно, у них был опыт, по крайней мере они инсталлировали себе опыт, прежде чем прибыть на «Свободный дух», а у оболочек вдобавок имелась мышечная память. Так что технически они были вполне способны провести проверку. Но им так явно не хотелось этим заниматься, что Роби пришлось давать указания.

– Я отсчитаю: «Раз-два-три – пошли!» – сообщил Роби. – Спуск на «пошли». Я буду ждать вас здесь, сегодня почти нет течения.

Фыркнув напоследок, они скрылись за бортом. Роби остался наедине со своими мыслями. Данные их телеметрии из-под воды передавались на очень низкой полосе частот, хотя с поверхности он получал высокое разрешение. Он следил за ними по радару. Сперва покружили над обломками – рыбы там так и кишели: утренний час пик, – потом исследовали палубу, наконец, включив фонарики, заплыли в трюм. Там, внизу, держались симпатичные коралловые акулы и несколько очень красивых стаек султанок.

Роби плавал кругами, маневрируя так, чтобы все время оставаться над ними. Для этого требовалось не больше одной десятимиллионной его сознания. В таких случаях он часто снижал быстродействие и остывал до чуткой дремоты.

Но сегодня ему не хотелось отключаться. Надо было просмотреть сообщения, узнать, как дела у его приятелей по всему миру. А главное, ему хотелось проверить кое-что сказанное Кейт: «Они ведь уже должны были подключиться?»

Где-то в Сети пребывал и повторял обычные ошибки «чайника» риф из Кораллового моря. Роби исплавал практически каждый сантиметр над этим рифом, тщательно исследовал его радаром. Он десятки лет был его постоянным товарищем и, признаться откровенно, чувствовал себя задетым грубостью проснувшегося рифа.

Сеть слишком обширна для простого поиска. Многие в ней отключены, или закрыты для доступа, или отстают из-за задержки сигнала, или, попросту, вероятностны, или ушли в себя, или заражены вирусом и потому недоступны. Но Роби все продумал. Коралловые рифы сами собой не пробуждаются. Их будят. У них большая периферическая система нейронов – аналог нервной системы! – однако нужен некоторый навык в ее использовании. Этим мог заняться какой-нибудь капризный сетевой бог, а он наверняка постарается руководить подключившимся к Сети рифом.

Роби почти не заглядывал в ноосферу. Ее возвышенные устремления внушали ему некоторые опасения, тем более что многие люди считали азимовизм полной чушью. Они отказывались признавать себя людьми и утверждали, что первый и второй законы к ним не относятся. Конечно, азимовистов это не волновало (во всяком случае формально): смысл веры в отношении к ней верующего.

Но вот он здесь и усматривает узлы дискуссии, относящейся к коралловым рифам. Естественнее всего было начать с Википедии, где различные авторы ретиво пересматривали чужие статьи, пытаясь создать всеобъемлющую информацию по коралловым рифам. Отлистав назад архив, он обнаружил пару руководств для пользователей протоинтеллекта рифов, а от них перешел к другим сайтам, где применялись эти руководства. Разбираясь с повторами имен разных пользователей и разветвлением копий одного и того же пользователя, Роби наконец добрался до реальной информации.