Текст книги "Город костей"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

15

Босх пил пиво на заднем крыльце, оставив дверь открытой, чтобы слышать из стереопроигрывателя Клиффорда Брауна. Почти пятьдесят лет назад этот трубач сделал немного записей, а потом погиб в автокатастрофе. Босх размышлял о музыке, детских костях в земле и о том, что было утрачено. А потом о себе и о том, что он потерял. Джаз, пиво и мрачность дела, которым Босх занимался, смешались в его сознании. Он нервничал, словно упускал что-то, находящееся прямо перед ним. Для детектива это едва ли не самое худшее ощущение.

В одиннадцать часов он вошел в гостиную и приглушил музыку, чтобы посмотреть новости по четвертому каналу. Репортаж Джуди Сертейн шел третьим сообщением. Ведущий объявил: «Новые результаты в деле о найденных в Лорел-каньоне костях. Джуди Сертейн на месте происшествия».

– Тьфу ты, черт! – воскликнул Босх. Это вступление ему не понравилось.

На экране появилась Сертейн, стоящая перед домом Трента.

– Я на Уандерланд-авеню, в Лорел-каньоне, где четыре дня назад собака принесла домой кость, в которой специалисты признали человеческую. Находка собаки привела к обнаружению и других костей, принадлежавших мальчику. По мнению полицейских, он был убит и закопан более двадцати лет назад.

Стоявший на тумбочке рядом с телевизором телефон с выбиранием линии зазвонил. Босх снял трубку.

– Минутку, – сказал он и продолжал смотреть репортаж.

Сертейн говорила:

– Сегодня вечером ведущие это дело детективы вернулись сюда, чтобы поговорить с человеком, живущим менее чем в ста ярдах от места, где был похоронен мальчик. Это Николас Трент, голливудский оформитель декораций, пятидесяти семи лет.

Пошла видеозапись, где Босх отвечал на вопросы Сертейн. Она говорила за кадром:

– Детективы отказались передать содержание своей беседы с Трентом, но служба новостей четвертого канала выяснила...

Босх грузно опустился в кресло и собрался с духом.

– ...что Трент был осужден за попытку растления малолетнего.

После этого была включена звукозапись разговора на улице с того места, где Босх произносил: «И право же, больше ничего не могу вам сказать».

Затем на экране появился Трент, отмахивающийся от видеокамеры и закрывающий дверь.

– Трент отказался говорить о своей роли в деле. Но соседи, живущие в тихом месте на склоне холма, были потрясены, узнав о его прошлом.

На экране появилась видеозапись разговора с одним из местных жителей, Босх узнал в нем Виктора Ульриха. Нажав кнопку на пульте дистанционного управления, выключил звук и поднял телефонную трубку. Звонил Эдгар.

– Смотришь эту гнусность? – спросил он.

– Да.

– Они выставили нас черт знает кем. Создается впечатление, что это мы ей выболтали. Гарри, они вырвали твои слова из контекста. Нам это выйдет боком.

– Но ты же не говорил ей, так ведь?

– Гарри, думаешь, я сказал бы какой-то...

– Нет, не думаю. Это я в утвердительном смысле. Не сообщал, верно?

– Верно.

– И я не говорил. Поэтому нам придется несладко, но мы чисты.

– Ну а кто еще знал? Сомневаюсь, что об этом ей сказал Трент. И теперь примерно миллиону людей известно, что он растлитель малолетних.

Босх сообразил, что знали об этом только Кизмин, обнаружившая судимость Трента через компьютер, и Джулия Брейшер, он сказал ей, когда извинялся за то, что не приехал на ужин. Внезапно ему вспомнилась Сертейн, стоящая у дорожного заграждения на Уандерланд-авеню. Брейшер добровольно вызывалась помогать в течение обоих дней поисков и раскопок. Вполне вероятно, что Джулия каким-то образом связана с Сертейн. Не была ли она источником репортера, осведомительницей?

– Не обязательно имела место утечка, – сказал Босх Эдгару. – Сертейн требовалось узнать только его фамилию. Она могла попросить любого знакомого полицейского устроить ему компьютерную проверку. Или сама найти ее на компакт-диске с перечнем лиц, совершивших сексуальные преступления. Это документ публичного характера. Подожди, не клади трубку.

Раздался гудок еще одного вызова. Босх переключился на другую линию, звонила лейтенант Биллетс. Он попросил ее подождать, пока завершит разговор по первому каналу. Щелкнул переключателем.

– Джерри, это Бдиллетс. Придется перезвонить тебе.

– На связи все еще я, – произнесла Биллетс.

– О, прошу прощения. Сейчас.

Со второй попытки переключение получилось. Он пообещал Эдгару, что перезвонит, если Биллетс скажет нечто такое, что нужно будет сообщить немедленно.

– Если нет, то все по плану, – добавил Босх. – Встречаемся у здания суда в восемь.

И переключил аппарат на разговор с Биллетс.

– Бдиллетс? – спросила она. – Это вы меня так называете между собой?

– Что?

– Ты сказал «Бдиллетс». Когда думал, что разговариваешь с Эдгаром.

– Имеете в виду – только что?

– Да, только что.

– Не знаю. Не представляю, о чем вы говорите. Имеется в виду – когда я делал переключение...

– Ладно, это пустяки. Полагаю, ты смотрел четвертый канал.

– Да, и могу поклясться, что мы с Эдгаром тут ни при чем. Этой особе кто-то сообщил, что мы поехали туда, отвечать на ее вопросы мы отказались. Откуда она узнала о его...

– Гарри, вы не отказывались отвечать. Ты заснят на пленку, твои губы двигаются, а потом я слышу твой голос: «Ничего больше не могу вам сказать». Раз «ничего больше», значит, сказал ей что-то.

Босх покачал головой, хотя начальница его не видела.

– Я не разглашал порочащих сведений. Выворачивался как мог. Сказал ей, что мы просто завершали установленный обход и я до этого не беседовал с Трентом.

– Это правда?

– Нет, но я не хотел сообщать, что мы приехали потому, что он растлитель малолетних. Послушайте, Сертейн не знала о судимости Трента, когда мы были там, иначе бы спросила. Она узнала уже позже, каким образом – не знаю. Вот как раз об этом мы с Джерри и говорили.

Недолгое молчание, потом Биллетс продолжила:

– Обдумай все как следует, завтра мне нужно от тебя письменное объяснение, чтобы отправить наверх. Репортаж еще не успел закончиться, как позвонила капитан Левэлли, сказала, что ей уже звонил замначальника отделения Ирвинг.

– Да, случай типичный. Сверху вниз по цепи.

– Послушай, ты знаешь, что разглашение сведений о судимости гражданина идет вразрез с политикой отделения, независимо от того, является этот гражданин подозреваемым или нет. Надеюсь, тебе удастся оправдаться. Сам знаешь, у нас есть люди, которые только и ждут, чтобы ты совершил оплошность.

– Лейтенант, я не преуменьшаю значения утечки. Это недопустимая, подлая штука. Но я расследую убийство, и вот теперь приходится преодолевать совершенно неожиданное препятствие. Причем это типично. Мне вечно ставят палки в колеса.

– Значит, в следующий раз нужно быть осторожнее.

– В чем осторожнее? Что я сделал дурного? Я иду по следам туда, куда они ведут.

Босх тут же пожалел об этом взрыве досады и гнева. Биллетс определенно не принадлежала к его недоброжелателям. В данном случае она выступала как связной. Он осознал, что его гнев обращен и на себя, поскольку Биллетс права. Разговаривать с Сертейн следовало иначе.

– Прощу прощения, – сказал он негромким, ровным голосом. – Я просто сам не свой из-за дела. Оно никак не отпускает меня, понимаете?

– Думаю, что да, – так же спокойно ответила Биллетс. – Кстати, о деле... Что там, собственно, происходит? О Тренте я узнаю со стороны. Думала, ты будешь держать меня в курсе.

– Это все выяснилось сегодня. Уже вечером. Я хотел поставить вас в известность завтра. Не думал, что четвертый канал так подгадит мне. Левэлли с Ирвингом тоже.

– Забудь пока о них. Расскажи мне о Тренте.

16

В Венис Босх приехал уже за полночь. Автостоянок на улочках возле каналов не было. Он ездил и смотрел, где бы припарковать машину, минут десять, в конце концов поставил около библиотеки на Венис-бульваре и пошел обратно пешком.

Не все мечтатели, которых влек к себе Лос-Анджелес, приезжали создавать фильмы. Венеция была давней мечтой человека по имени Эббот Кинни. Он приехал на болотистые земли, тянувшиеся вдоль Тихого океана, еще до того, как возникли Голливуд и киноиндустрия. Кинни грезил о городе со зданиями итальянской архитектуры, возведенном на сети каналов с арочными мостами. Это будет воплощение культурной и художественной просвещенности. И он назовет его Венецией Америки.

Однако его желание, как и большинства мечтателей, приехавших в Лос-Анджелес, не все разделяли и понимали. В подавляющем большинстве финансисты и исследователи были циничными и, махнув рукой на возможность построить Венецию, вкладывали деньги в осуществление не столь величественных проектов. Венецию Америки назвали Причудой Кинни.

Но столетие спустя многие каналы с отражающимися в них арочными мостами сохранились, а те финансисты, скептики и их постройки были давным-давно унесены временем. Босха радовала мысль, что Причуда Кинни пережила их всех.

Босх уже много лет не бывал у этих каналов. После возвращения из Вьетнама он жил там в бунгало вместе с тремя однополчанами. В последующие годы многие бунгало снесли, на их месте появились двух-трехэтажные дома, стоившие по миллиону и более долларов.

Джулия Брейшер жила на углу Хаулендского и Восточного каналов. Босх ожидал, что это будет один из новых домов. Думал, что она, видимо, купила или даже выстроила его на деньги своей юридической фирмы. Но, подойдя к нему, понял, что ошибался. Дом Джулии оказался маленьким, обитым белой дранкой бунгало с открытым передним крыльцом, обращенным к слиянию двух каналов.

Босх увидел, что в доме горит свет. Было уже поздно, но не очень. Если Джулия работала в смену с трех до одиннадцати, то вряд ли ложилась в постель раньше двух часов.

Он взошел на крыльцо, но не сразу решился постучать. До закравшихся в последний час сомнений Джулия и их крепнущие отношения вызывали у него только добрые чувства. Теперь Босх знал, что нужно быть осторожным. Ничего дурного не могло случиться, и вместе с тем он сознавал, что может испортить все, если сделает неверный шаг.

Наконец Босх поднял руку и постучал. Джулия сразу же открыла дверь.

– Я все думала, постучишь ты или будешь стоять тут всю ночь.

– Ты знала, что я стою здесь?

– Ступени старые. Доски скрипят. Я услышала.

– Знаешь, я поднялся сюда, а потом сообразил, что слишком поздно. Надо было позвонить перед выездом.

– Входи-входи. Что-нибудь стряслось?

Босх вошел и стал осматриваться. На вопрос не ответил.

В гостиной была воссоздана атмосфера пляжного домика вплоть до бамбуково-ротанговой мебели и стоящей в углу доски для серфинга. Единственное отступление от этого стиля представлял собой служебный ремень с кобурой, висящий на стенной вешалке возле двери. Оставлять их так было ошибкой новичка, но Босх решил, что Джулия гордится своей новой профессией и хочет напоминать о ней знакомым.

– Присаживайся, – сказала она. – У меня есть вино. Выпьешь?

У Босха мелькнула мысль, что смесь вина с пивом, выпитым час назад, вызовет на другой день головную боль, а ему необходимо быть сосредоточенным.

– Вино красное.

– Я выпью, совсем чуть-чуть.

– Завтра нужно быть с ясной головой, а?

– Да.

Джулия пошла в кухню, а Босх сел на кушетку. Оглядел комнату и увидел над камином из белого кирпича чучело рыбы с длинной копьевидной мордой. Рыба была блестяще-синей, с черным отливом, с желто-белым брюхом. Чучело рыбы раздражало его не так сильно, как головы животных, но все же ему не нравился ее постоянно наблюдающий глаз.

– Сама поймала эту рыбину? – крикнул Босх.

– Да. Возле Кабо. Три с половиной часа втаскивала в лодку. – Джулия появилась с двумя бокалами вина. – Это был тяжкий труд.

– Как она называется?

– Черный марлин.

Джулия отсалютовала бокалом рыбе, потом Босху.

– Держись крепко.

Босх удивленно посмотрел на нее.

– Это мой новый тост, – объяснила она. – «Держись крепко». Годится на все случаи жизни.

Джулия села на ближайший к Босху стул. За ее спиной была доска для серфинга. Белая, с радужным узором по краям. Короткая.

– Значит, катаешься и по бурным волнам?

Она глянула на доску, потом на Босха и улыбнулась:

– Пытаюсь. На Гаваях научилась.

– Знаешь Джона Берроуза?

Джулия покачала головой.

– Серфистов там множество. На каком пляже он бывает?

– Нет, Берроуз местный. Полицейский. Служит в группе расследования убийств тихоокеанского отделения. Живет на пешеходной улочке возле пляжа. Неподалеку отсюда. На доске у него надпись «Для защиты и серфинга».

Она засмеялась:

– Замечательно. Нужно будет и мне сделать такую же.

Босх кивнул.

– Значит, Джон Берроуз? Надо будет наведаться к нему.

Джулия произнесла это с чуть поддразнивающей ноткой в голосе.

Босх улыбнулся и промолвил:

– Не обязательно.

Ему нравились ее подшучивания, но сейчас они лишь еще больше портили настроение из-за причины приезда сюда. Он взглянул на свой бокал с вином.

– Я сегодня рыбачил целый день. Главным образом в архиве.

– Я видела тебя в вечерних новостях, – сказала Джулия. – Ты хочешь прижать этого типа, растлителя малолетних?

Босх стал медленно пить вино, чтобы дать себе время подумать. Она открыла нужную дверь. Теперь ему требовалось входить очень осторожно.

– Почему ты так решила?

– Ну, ты сообщил этой женщине-репортеру о его судимости. Мне показалось, что ты ведешь какую-то игру. Берешь его в оборот, чтобы развязать язык. Наверное, это рискованно.

– Неужели?

– Во-первых, доверять репортерам всегда рискованно. Я знаю это по своему прошлому: когда была адвокатом, поплатилась за свою откровенность. А во-вторых... во-вторых, трудно предвидеть, как поведут себя люди, когда их секреты перестают быть таковыми.

Босх посмотрел на Джулию и покачал головой:

– Я не сообщал этого Сертейн. Кто-то другой постарался. – И посмотрел ей в глаза, ища каких-то улик виновности. Ни малейших. – Из-за этого будут неприятности, – добавил Босх.

Она удивленно приподняла брови. Снова никаких улик.

– Почему? Если ты не давал ей этой информации, с какой стати...

Джулия умолкла, и Босх понял, что она догадалась. В ее взгляде появилось горькое разочарование.

– О, Гарри...

Он попытался дать задний ход.

– Что? Не беспокойся. Я выкручусь.

– Гарри, я не сообщала ей. Ты приехал выяснить, не я ли осведомительница, источник или как там это называется?

Джулия резко поставила свой бокал на кофейный столик. Вино плеснулось через край. Она оставила это без внимания. Босх чувствовал, что разлада не избежать. Он все испортил.

– Послушай, знали только четверо...

– И одна из них я. Поэтому ты решил приехать и выяснить, не от меня ли пошла утечка.

Джулия ждала ответа. Наконец Босх молча кивнул.

– Так вот, не от меня. И думаю, теперь тебе следует уехать.

Босх поставил бокал и поднялся:

– Джулия, извини. Я все испортил. Думал, лучше всего, чтобы не осложнять наших отношений, будет... – Он беспомощно развел руками и направился к двери. – Вести себя как ни в чем не бывало, – продолжил он. – Я не хотел портить наши отношения. Но мне нужно было знать. Думаю, на моем месте ты повела бы себя так же.

Босх открыл дверь, оглянулся.

– Прости, Джулия. Спасибо за вино.

И повернулся, собираясь уходить.

– Гарри.

Босх повернулся к ней. Джулия подошла к нему и ухватила за отвороты куртки. Медленно притягивала его к себе, потом отталкивала, словно сотрясая в замедленном темпе задержанного. В задумчивости опустила взгляд ему на грудь и приняла решение.

Она перестала раскачивать его, но куртку не выпустила.

– Думаю, я совладаю с этим.

Джулия посмотрела ему в глаза и притянула к себе. Прильнула губами к его губам в долгом поцелуе, затем оттолкнула. Разжала руки.

– Надеюсь. Позвони завтра.

Босх кивнул и шагнул за дверь. Джулия закрыла ее.

Он спустился по ступеням крыльца к тротуару, идущему вдоль канала. Посмотрел на отражения в воде огней всех домов. Освещенный только луной арочный мост выгибался над каналом ярдах в двадцати, его отражение было превосходным. Босх повернулся и снова поднялся по ступеням. Заколебался у двери, и Джулия распахнула ее.

– Доски скрипят, помнишь?

Босх молчал, она ждала. Он не знал, как сказать то, что хотел. Наконец все-таки заговорил:

– Однажды в одном из туннелей, о которых мы говорили вчера ночью, я столкнулся с человеком. С вьетконговцем. В черной одежде, с вымазанным грязью лицом. Долю секунды мы глядели друг на друга, а потом, видимо, сработал инстинкт. Оба вскинули руки и выстрелили. Одновременно. А затем бросились в разные стороны. В перепуге, крича в темноте. – Босх умолк, вспоминая тот случай. – Но я все-таки думал, что он должен был попасть в меня. Почти в упор на таком расстоянии не промахнешься. И моя пуля застряла в стволе. Отдача была иной. Наверху я первым делом ощупал себя. Ни боли, ни крови. Разделся и осмотрел тело. Ничего. Он промахнулся. Этот вьетконговец стрелял в упор и промазал.

Джулия шагнула за порог и прислонилась к стене под фонарем над ступенями. Ничего не сказала, и Босх продолжал:

– В общем, я осмотрел свой револьвер сорок пятого калибра на застревание пули и понял, почему он не поразил меня. Пуля вьетконговца оказалась у меня в стволе. Вместе с моей. Мы стреляли друг в друга, и его пуля угодила прямо в мой ствол. Какова вероятность такого попадания? Одна тысячная процента? Одна миллионная?

Говоря, Босх держал руку как наведенный на Джулию пистолет, вытянув ее перед грудью. Тогда, в туннеле, пуля предназначалась ему прямо в сердце.

– Я просто хотел, чтобы ты знала – я сознаю, как мне повезло с тобой сегодня.

Босх кивнул, повернулся и спустился по ступенькам.

17

Расследование убийства представляет собой поиск с бесчисленными тупиками, препятствиями и громадными тратами сил и времени. Босх знал это с первых дней службы в полиции, но получил еще одно напоминание, когда подходил к своему столу в понедельник незадолго до полудня и обнаружил, что утреннее время и усилия скорее всего потрачены впустую, а его ждет новое препятствие.

Группа расследования убийств занимала дальний угол сыскного отдела. Состояла она из трех команд по три человека. У каждой команды был свой стол, состоящий из трех сдвинутых вместе письменных столов, два стояли друг против друга, третий вдоль стены. За столом Босха, на месте, пустовавшем после ухода Кизмин Райдер, сидела молодая женщина в деловом костюме. У нее были темные волосы и карие глаза. Острые, как буравчики, они неотрывно смотрели на Босха, пока он шел по комнате.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, подойдя к столу.

– Гарри Босх?

– Да, это я.

– Детектив Кэрол Бредли, отдел собственной безопасности. Мне нужно получить от вас показания.

Босх оглянулся. В комнате было несколько человек, все делали вид, что заняты своим делом, но тайком наблюдали.

– Показания о чем?

– Ирвинг поручил нашему отделу установить, были ли сведения о судимости Николаса Трента разглашены службе новостей телевидения.

Босх стоял позади своего стула, положив на спинку руки.

– Думаю, можно с полной уверенностью предположить, что были, – промолвил он.

– В таком случае мне нужно выяснить, кто это сделал.

Босх усмехнулся:

– Я пытаюсь вести расследование, а все только и стараются...

– Послушайте, мне понятно, что вы считаете это ерундой. И я склонна думать, что это ерунда. Но у меня приказ. Давайте зайдем в одну из комнат для допросов и запишем на пленку ваши показания. Много времени это не займет. А потом можете вернуться к своему расследованию.

Босх поставил на стол портфель и раскрыл его. Достал оттуда магнитофон. Он помнил о нем все утро, развозя ордера на поиски документов по местным больницам.

– Кстати о пленке, почему бы вам сначала не зайти в одну из комнат и не прослушать эту? Магнитофон вчера вечером был у меня при себе. Моя непричастность к случившемуся быстро станет очевидна.

Бредли нерешительно взяла магнитофон, и Босх указал ей на проход, ведший к трем комнатам для допросов.

– Но мне все-таки понадобится...

– Ладно. Прослушайте эту пленку, потом поговорим.

– Нужно будет поговорить и с вашим напарником.

– Он должен быть с минуты на минуту.

Бредли с магнитофоном пошла по проходу. Босх наконец сел, не удостоив взглядом других детективов.

Хотя еще даже не наступил полдень, Босх чувствовал себя усталым. Он провел утро, ожидая судью, который подпишет ордера на поиски медицинских документов, потом ездил по всему городу, развозил их в юридические отделы девятнадцати больниц. Эдгар взял десять ордеров и поехал своим маршрутом. Поскольку путь у него был короче, он отправился в центр города найти судебное дело Николаса Трента и просмотреть адресники и реестры недвижимости на Уандерланд-авеню.

Босх увидел, что на столе лежит стопка извещений о телефонных звонках и последние записи поступивших в дежурную часть сведений. Первым делом он взялся за извещения. Девять из двенадцати звонков исходили от репортеров, все они наверняка хотели получить дополнительные сообщения к репортажу четвертого канала о Тренте накануне вечером, чтобы передать их в программе утренних новостей. Остальные были от адвоката Трента, Эдварда Мортона, он трижды звонил с восьми до половины десятого.

Босх не знал Мортона, но предположил, что он собирался выразить недовольство по поводу того, что сведения о судимости его клиента сообщены телевидению. Обычно Босх не спешил делать ответные звонки адвокатам, но подумал, что лучше всего будет покончить с этим неприятным делом и заверить Мортона, что ведущие расследование детективы к этой утечке не причастны. Босх сомневался, что Мортон поверит его словам, но снял телефонную трубку и набрал номер. Секретарша сообщила, что Мортон уехал на судебное заседание, но должен вернуться с минуты на минуту. Босх передал, что будет ждать его звонка.

Положив трубку, он взял розовые бумажки с телефонными номерами репортеров и бросил в мусорную корзину. Стал просматривать поступившие сведения и сразу же заметил, что полицейские в дежурной части теперь задавали те вопросы, которые он отпечатал прошлым утром и отдал Манкевичу.

Одиннадцатое сообщение в стопке оказалось важным. В восемь часов сорок одну минуту позвонила некая Шейла Делакруа, сказала, что утром видела репортаж по четвертому каналу. Ее младший брат, Артур Делакруа, пропал в восьмидесятом году в Лос-Анджелесе, в возрасте двенадцати лет, и потом о нем не было ни слуху ни духу.

На вопросы медицинского характера она ответила, что ее брат ударился головой, упав со скейтборда, за несколько месяцев до исчезновения. Потребовалась операция на мозге. Подробностей она не помнила, но была уверена, что мальчика оперировали в больнице района Куин-оф-Эйнджелс.

Фамилии врачей забыла. Вот и все сведения, не считая адреса и телефонного номера Шейлы Делакруа.

Босх очертил слово «скейтборд», потом открыл портфель и достал визитную карточку, которую дал ему Уильям Голлиер. Позвонил по первому номеру, в университетском кабинете антрополога сработал автоответчик. Набрал другой, и ему ответил Голлиер, обедавший в Уэствуд-Виллидж.

– У меня срочный вопрос. Какое повреждение требует трепанации черепа?

– Гематома.

– Могла она возникнуть при падении со скейтборда?

Доктор задумался, Босх не стал его торопить. Секретарша, принимавшая в отделе телефонные звонки, подошла к его столу и вскинула руку с расставленными в виде буквы V пальцами. Босх прикрыл ладонью микрофон.

– Кто звонит?

– Киз Райдер.

– Скажи, пусть не кладет трубку.

Он снял руку с микрофона.

– Док, вы на месте?

– Да, я думаю. Это возможно, однако надо знать, обо что мальчик ударился. Но от падения просто на землю маловероятно. На черепе компактная паутинообразная трещина, указывающая на малую площадь контакта поверхности с поверхностью. К тому же она расположена высоко. А травмы при падении обычно бывают на затылке.

Босх ощутил легкое разочарование. Он надеялся, что личность жертвы можно будет считать установленной.

– Вы говорите о конкретном лице? – спросил Голлиер.

– Да, мы только что получили сообщение.

– Есть там рентгеновские снимки, сведения об операции?

– Я сейчас занимаюсь этим.

– Хотелось бы взглянуть на них, сделать сравнения.

– Как только получу их, привезу вам. А как другие повреждения? Могли они быть вызваны падениями со скейтборда?

– Некоторые, конечно, могли, – ответил доктор. – Но не все. Ребра, изогнутые переломы – притом, детектив, многие из этих повреждений получены в очень раннем детстве. Насколько я понимаю, трехлетние не катаются на скейтбордах.

Босх кивнул и задумался.

– Детектив, вы знаете, что в случаях жестокого обращения заявленные причины травм и подлинные не всегда совпадают?

– Понимаю. Тот, кто доставил ребенка в больницу, не признался бы, что бил его фонариком или чем-либо еще.

– Вот именно. Он назвал бы вымышленную причину. И ребенок подтвердил бы его ложь.

– Падение со скейтборда.

– Возможно.

– Ладно, док. Мне нужно ехать. Как только получу рентгеновские снимки, сразу доставлю их вам. Спасибо.

Босх нажал на телефоне кнопку второй линии.

– Киз?

– Привет, Гарри, как ты там?

– Весь в делах. Что случилось?

– Гарри, у меня камень на душе. Кажется, я подвела тебя.

Босх откинулся на спинку стула. Он ни за что бы не догадался, что это сделала она.

– Ты о четвертом канале?

– Да. Я... вчера мой напарник, когда перестал смотреть телевизор, спросил, что привело тебя сюда. И я сообщила ему. Я все еще стараюсь установить отношения, понимаешь, Гарри? Сказала, что делала для тебя проверку фамилий и там оказалась зацепка. Один из жильцов сидел за покушение на растление малолетнего. Гарри, клянусь, больше я ничего ему не говорила.

Босх облегченно вздохнул. Настроение у него улучшилось. Интуиция относительно Райдер не подвела его. Кизмин не была осведомительницей, просто доверилась человеку, которому имела основания доверять.

– Киз, тут у меня сидит особа из отдела собственной безопасности, хочет побеседовать на эту тему. Откуда ты знаешь, что Торнтон сообщил о Тренте на четвертый канал?

– Утром я видела этот репортаж. Знаю, что Торнтон знаком с Сертейн. Несколько месяцев назад мы с ним работали над одним делом – убийством в Уэстсайде ради получения страховки. Эту историю освещали по телевидению, и он сообщил Сертейн сведения, не подлежащие огласке. Я видела их вместе. Вчера, услышав от меня о зацепке, Торнтон сказал, что ему нужно в туалет. Взял спортивную страницу газеты и вышел в коридор. Но в туалете его не было. Поступил вызов, я пошла и постучала в дверь туалета, хотела сказать об этом ему. Он не ответил. Я, собственно, ничего об этом не думала, пока не увидела утром репортаж. Очевидно, он пошел не в туалет, а в другой отдел или в вестибюль, чтобы позвонить ей.

– Ну что ж, это многое объясняет.

– Гарри, право, мне очень жаль. В этом репортаже ты выглядишь далеко не лучшим образом. Я сообщу в отдел собственной безопасности.

– Погоди, Киз. Я пока не знаю, есть ли в этом необходимость. Ну а сама что собираешься делать?

– Возьму нового напарника. Я не могу работать вместе с этим типом.

– Не горячись. Начнешь менять напарников и очень скоро окажешься в одиночестве.

– Лучше работать одной, чем с хмырем, которому нельзя доверять.

– Это точно.

– А что скажешь ты? Предложение остается в силе?

– Так я хмырь, которому можно доверять?

– Ты понимаешь, о чем я.

– В силе. Тебе нужно только...

– Гарри, я кончаю разговор. Он возвращается.

– Ладно, пока.

Босх положил трубку и, проведя ладонью по губам, задумался, как быть с Торнтоном. Например, передать Кэрол Бредли разговор с Киз. Но существовала серьезная вероятность ошибки. Он не хотел обращаться в ОСБ без полной уверенности. Ему претила мысль обращаться туда по какому бы то ни было поводу, но тут кое-кто вредил его расследованию.

И допускать этого Босх не мог.

Через несколько минут у него созрел план. Он взглянул на часы: без десяти двенадцать – и позвонил Киз Райдер.

– Это Гарри. Твой напарник там?

– Да, а что?

– Повторяй за мной оживленно: «Правда, Гарри? Замечательно! Кто он?»

– Правда, Гарри? Замечательно! Кто он?

– Так, сейчас ты слушаешь, слушаешь, слушаешь. Теперь спрашивай: «Как десятилетний добрался сюда из Нового Орлеана?»

– Как десятилетний добрался сюда из Нового Орлеана?

– Превосходно. Теперь клади трубку и не говори ничего. Если Торнтон спросит, скажи, что мы установили личность ребенка по стоматологической карте. Он жил в Новом Орлеане, убежал из дома в семьдесят пятом году. Его родители вылетели сюда самолетом. И начальник управления устраивает в четыре часа по этому поводу пресс-конференцию.

– Ладно, Гарри, желаю удачи.

– Тебе того же.

Босх положил трубку и поднял голову. По ту сторону стола стоял Эдгар. Он слышал последнюю часть разговора, и его брови были вскинуты.

– Нет, это все чушь, – усмехнулся Босх. – Я устраиваю ловушку осведомителю и Сертейн.

– Осведомителю? Кто он?

– Новый напарник Киз. Мы так считаем.

Эдгар сел и молча кивнул.

– Но мы предположительно установили личность жертвы, – добавил Босх.

И рассказал Эдгару о сообщении относительно Артура Делакруа и своем последующем разговоре с Голлиером.

– Восьмидесятый год? Тогда с Трентом получается незадача. Я проверил адресники и реестры недвижимости. Он не жил на той улице до восемьдесят четвертого. Как и сказал вчера вечером.

– Мне что-то подсказывает – Трент не тот, кого мы ищем.

Босх вновь подумал о скейтборде. Этой вещи было недостаточно, чтобы изменить его внутреннее ощущение.

– Сообщи об этом на четвертый канал.

Телефон Босха зазвонил. В трубке послышался голос Райдер:

– Он только что пошел в туалет.

– Ты поведала ему о пресс-конференции?

– Я передала ему все. Он засыпал меня вопросами, хмырь болотный.

– Так, если он скажет ей, что в четыре часа все сведения окажутся общедоступными, она выступит в полуденных новостях с эксклюзивным сообщением. Я их посмотрю.

– Потом дашь мне знать.

Босх положил трубку и взглянул на часы. Оставалось несколько минут. Посмотрел на напарника:

– Кстати, детектив из ОСБ здесь, в одной из комнат для допросов. Мы находимся под расследованием.

У Эдгара отвисла челюсть. Как и большинство полицейских, он терпеть не мог этот отдел, потому что даже когда выполняешь работу честно и добросовестно, ОСБ все же может ко многому придраться. В этом смысле он напоминал налоговое управление: стоит увидеть письмо с обратным адресом «Н.У.» в углу, как начинает сводить живот.

– Успокойся. Это по поводу истории с четвертым каналом. Мы будем оправданы через несколько минут. Пошли со мной.

Они вошли в кабинет лейтенанта Биллетс, там на стеллаже стоял маленький телевизор. Начальница их работала с бумагами за письменным столом.

– Не возражаете, если мы включим полуденные новости четвертого канала? – спросил Босх.

– Включайте-включайте. Левэлли и Ирвинг наверняка тоже будут их смотреть.

Программа новостей открылась репортажем о дорожной пробке из шестнадцати машин в утреннем тумане на скоростном шоссе в Санта-Монике. Это было не столь уж значительное происшествие – никто не погиб, однако видеозапись была хорошая, поэтому оно пошло первым. Но дело о «собачьей кости» пустили следом за ним. Ведущий объявил, что Джуди Сертейн выступит с новым эксклюзивным сообщением.