Текст книги "Город костей"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

На экране появилась Сертейн, сидящая за пультом в отделе новостей.

– Четвертому каналу стало известно, что обнаруженные в Лорел-каньоне кости опознаны как останки десятилетнего мальчика, сбежавшего из дома в Новом Орлеане.

Босх поглядел на Эдгара, потом на Биллетс, та с удивленным выражением лица поднималась со стула. Он выставил руку ладонью вперед, показывая, что нужно чуть подождать.

– Родители мальчика, заявившие о его исчезновении более двадцати лет назад, вылетели в Лос-Анджелес для встречи с полицейскими. Опознание произведено по стоматологической карте. Ожидается, что сегодня начальник полиции соберет пресс-конференцию, где назовет имя мальчика и расскажет о ходе расследования. Как вчера вечером сообщал четвертый канал, полицейские сосредоточены на...

Босх выключил телевизор.

– Гарри, Джерри, что происходит? – воскликнула Биллетс.

– Это все было фальшивкой. Я выводил на чистую воду осведомителя.

– Кто он?

– Новый напарник Киз. Тип по имени Рик Торнтон.

Босх передал то, что Райдер рассказала ему раньше, и объяснил, как подстроил ловушку.

– Где детектив из ОСБ? – спросила Биллетс.

– В одной из комнат для допросов. Прослушивает пленку, где записан мой вчерашний разговор с репортером.

– Пленку? Что же ты вчера не сказал о ней?

– Забыл.

– Ладно, дальше дело за мной. Считаешь, что Киз чиста?

Босх кивнул.

– Она должна доверять напарнику настолько, чтобы говорить ему все. Он злоупотребил этим доверием и передал сведения четвертому каналу. Не знаю, получает ли Торнтон за свои услуги, но это не важно. Он ставит мне палки в колеса.

– Ничего, Гарри, я сказала, что этим займусь. Возвращайся к работе. Есть новости, о которых мне следует знать?

– Личность жертвы предположительно установлена – это уже без дураков, – и мы сегодня займемся сопоставлением данных.

– А Трент?

– Оставим его, пока не выясним, тот ли это ребенок. Если да, то налицо разрыв во времени. Мальчик исчез в восьмидесятом году. Трент поселился там четыре года спустя.

– Превосходно. А мы между тем вытащили на свет божий его погребенную тайну и разгласили ее по телевидению. Патрульные говорят, что репортеры расположились лагерем на его подъездной аллее.

Босх кивнул.

– Поговорите об этом с Торнтоном.

– Непременно.

Биллетс села за стол и сняла телефонную трубку. Детективы поняли, что нужно уходить. По пути к их столу Босх спросил Эдгара, получил ли он судебное дело Трента.

– Да, получил. Дело слабое. Сейчас, наверное, прокуратура бы за него не взялась.

Они сели на свои места за столом, и Босх обнаружил, что, пока их не было, ему звонил адвокат Трента. Он взялся за телефон, но потом решил дослушать Эдгара.

– Трент работал учителем начальной школы в Санта-Монике. Другой учитель увидел, как он держал пенис восьмилетнего мальчика, когда тот мочился. Трент сказал, будто учил ребенка держать его правильно, что мальчик постоянно писал на пол. Кончилось тем, что рассказ мальчика стал известен всей округе, но не соответствовал его словам. А родители ребенка утверждали, что мальчик мочится правильно с четырех лет. Трента судили, он получил два года плюс один. Отсидел год и три месяца в Уэйсайде.

Босх задумался, все еще держа руку на телефоне.

– Отсюда далеко до того, чтобы забить бейсбольной битой ребенка насмерть.

– Да, Гарри. Твое чутье начинает мне нравиться все больше и больше.

– Мне, к сожалению, нет.

Он снял трубку и позвонил в контору Эдварда Мортона. Его переключили на сотовый телефон адвоката. Тот ехал обедать.

– Слушаю?

– Это детектив Босх.

– Босх, да-да, я хочу знать, где он.

– Кто?

– Бросьте эту игру, детектив. Я уже обзвонил все тюрьмы. Требую возможности поговорить со своим клиентом. Немедленно.

– Полагаю, речь идет о Николасе Тренте? Вы звонили ему на работу?

– И домой, и на работу, никакого ответа. По пейджеру тоже. Если Трент у вас, то он имеет право на адвоката. А я имею право знать. Предупреждаю: если откажетесь выполнить мое требование, то я сразу отправляюсь к судье. И на телевидение.

– Адвокат, у нас нет вашего клиента. Я не видел его со вчерашнего вечера.

– Да, он позвонил мне после вашего ухода. После того, как посмотрел новости. Вы смешали его с грязью – вам нужно стыдиться своего поступка.

При этом упреке лицо Босха вспыхнуло, но он смолчал. Если он лично не заслуживал его, то заслуживало управление. Сейчас ему приходилось принимать огонь на себя.

– Мистер Мортон, может быть, он сбежал?

– С какой стати сбегать невиновному человеку?

– Не знаю. Вопрос не ко мне.

Внезапно Босха поразила жуткая мысль. Он встал, прижимая трубку к уху.

– Мистер Мортон, где вы сейчас?

– На бульваре Сансет, еду в западную сторону.

– Развернитесь и возвращайтесь. Встретимся у дома Трента.

– У меня обед. Я не собираюсь...

– Встретимся у дома Трента. Я выезжаю немедленно.

Босх положил трубку и сказал Эдгару, что нужно ехать. Он все объяснит по дороге.

18

На улице перед домом Трента стояла небольшая группа телерепортеров. Босх припарковался позади фургона второго канала, и они с Эдгаром вышли. Как выглядит Эдвард Мортон, Босх не знал, но не видел в той группе никого похожего на адвоката. За более чем четверть века службы в полиции у него выработалось безошибочное чутье, позволяющее распознавать адвокатов и репортеров. Пока репортеры не могли их слышать, Босх сказал Эдгару через крышу машины:

– Если понадобится войти, войдем в заднюю дверь – без этих зрителей.

– Ясно.

Они направились к подъездной аллее, и к ним тут же бросились съемочные группы, навели на них телекамеры и стали засыпать вопросами, остающимися без ответа. Босх обратил внимание, что Джуди Сертейн среди репортеров нет.

– Вы приехали арестовать Трента?

– Можете рассказать о мальчике из Нового Орлеана?

– Что там с пресс-конференцией? Пресс-служба ничего о ней не знает.

– Является Трент подозреваемым или нет?

Босх прошел через толпу и, оказавшись на подъездной аллее, внезапно повернулся лицом к репортерам. Чуть помедлил, словно собираясь с мыслями. Но на самом деле давал возможность сфокусировать телекамеры и приготовиться. Он не хотел, чтобы кто-нибудь упустил его обращение.

– Никакой пресс-конференции не намечалось, – заговорил Босх. – Останки пока еще не опознаны. Человека, живущего в этом доме, вчера вечером расспрашивали, как и всех жителей улицы. Ведущие дело детективы ни разу не называли его подозреваемым. Информация, которую сообщил четвертому каналу человек, не имеющий отношения к расследованию, и которую передали в эфир, не проверив у тех, кто ведет расследование, была ложной и причинила вред проводимой работе. Это все. Больше я ничего не скажу. Когда у нас появятся какие-либо новые сведения, передадим их через пресс-службу.

Босх повернулся к репортерам спиной, и они с Эдгаром зашагали к дому. Репортеры задали еще вопросы, но детектив сделал вид, что не слышит.

Эдгар громко постучал в парадную дверь и крикнул Тренту, что это полиция. Через несколько секунд снова постучал и окликнул Трента. Ничего не последовало.

– В заднюю дверь? – спросил Эдгар.

– Да, или в гараже есть дверь сбоку.

Они пересекли подъездную аллею и пошли к боковой стене дома. Репортеры выкрикнули еще несколько вопросов. Босх подумал, что они просто привыкли засыпать людей вопросами, на которые не отвечают, и для них это стало естественным. Так собака лает на заднем дворе еще долго после того, как хозяин уехал на работу.

Детективы миновали боковую дверь в гараж, и Босх отметил, что верно запомнил – там только внутренний замок с шарообразной дверной ручкой. Они двинулись дальше, на задний двор, куда выходила кухонная дверь с внутренним замком и засовом. Эдгар подошел к ней, но, глянув через стекло на внутреннюю колею, увидел, что в нее вставлен деревянный штырь, не позволяющий открыть дверь снаружи.

– Гарри, мы не войдем, – произнес он.

У Босха в кармане была сумочка с набором отмычек. Ему не хотелось возиться с засовом на кухонной двери.

– Давай откроем гаражную дверь, если только...

Босх приблизился к кухонной двери, подергал ее. Она оказалась не заперта. Он распахнул ее и мгновенно понял, что они найдут Трента мертвым. Тот мог оказаться услужливым самоубийцей, оставляющим дверь открытой, чтобы ее не пришлось взламывать.

– Черт.

Эдгар вытащил из кобуры пистолет.

– Оружие тебе не понадобится, – промолвил Босх.

Оба вошли в дом и прошагали через кухню.

– Мистер Трент! – закричал Эдгар. – Полиция! Полиция в доме! Вы здесь, мистер Трент?

– Иди в переднюю часть дома, – сказал Босх.

Они разделились, и Босх пошел по короткому коридору к задним спальням. Трента он обнаружил в душевой кабине. Тот, взяв две проволочные вешалки, соорудил из них петлю и прикрепил ее к горизонтальной трубе. Потом откинулся к кафельной стене, повис и удавился. Одежда на нем была та же, что накануне вечером. Босые ступни касались кафельного пола. Никаких признаков того, что Трент уже в петле раздумал кончать с собой, не было. Он не болтался и мог в любой миг прекратить самоубийство. Но не прекратил.

Труп нельзя было трогать до приезда сотрудников коронера, однако по высунувшемуся почерневшему языку Босх понял, что Трент мертв уже по меньшей мере двенадцать часов. Значит, смерть наступила чуть позже полуночи, вскоре после того, как четвертый канал поведал о тайном прошлом Трента всему миру и объявил его подозреваемым по делу о найденных костях.

– Гарри?

Босх чуть не подскочил. Обернулся и взглянул на Эдгара.

– Брось ты эти шуточки. Что?

Не сводя взгляда с покойного, напарник сообщил:

– Он оставил трехстраничную записку на кофейном столике.

Босх вышел из душевой и протиснулся мимо Эдгара. Отправился в гостиную, достал на ходу из кармана латексные перчатки и надул их, прежде чем натягивать.

– Ты прочел ее до конца?

– Да, Трент пишет, что не убивал того ребенка. И кончает с собой, так как полицейские с репортерами его опорочили и он больше не может жить. В таком духе. И еще там какой-то бред.

Босх вошел в гостиную. Эдгар отставал от него на несколько шагов. На журнальном столике лежали три исписанных листа. Босх сел на кушетку перед ними.

– Они так и были оставлены?

– Да. Я к ним не прикасался.

Босх начал читать. В своей предсмертной записке Трент отрицал обвинение в убийстве мальчика на склоне холма и возмущался тем, как с ним поступили.

Теперь ВСЕ будут знать! Вы погубили меня, УБИЛИ. Кровь на вас, не на мне! Я не совершал этого, не совершал, нет, нет, НЕТ! Я никогда никому не причинял зла. Никогда, никогда, никогда. Ни единой душе на свете. Я люблю детей. ЛЮБЛЮ!!! Нет, это вы сделали мне зло. Вы. Но я не могу жить с болью, которую вы безжалостно причинили. Не могу.

Текст изобиловал повторами, и, казалось, человек писал, импровизируя, обличительную речь, а не излагал свои мысли. Посреди второй страницы была нарисована рамка, в ней под заголовком «Виновные в моей смерти» перечислялись фамилии. Список начинался с Джуди Сертейн, в него входили ведущий вечерних новостей четвертого канала, Босх, Эдгар и три незнакомые Босху человека: Кэлвин Стамбо, Макс Ребнер и Алисия Фельцер.

– Стамбо был полицейским, дававшим показания, а Ребнер прокурором на его судебном процессе, – пояснил Эдгар. – В шестидесятых годах.

Босх кивнул.

– А Фельцер?

– Не знаю.

Ручка, которой, по всей видимости, писался текст, лежала на столике рядом с последней страницей. Босх не притрагивался к ней, поскольку хотел отдать ее на экспертизу, проверить, есть ли там отпечатки пальцев Трента.

Продолжая читать, Босх обратил внимание, что внизу каждой страницы Трент расписался. В конце последней страницы он высказал странную просьбу, смысл которой Босх не понял.

Я жалею только о своих детях. Кто станет заботиться о них? Им нужна пища и одежда. Кой-какие деньги у меня есть. Они достанутся детям. Полностью. Это моя последняя воля и мое завещание. Деньги передайте детям. Поручите это Мортону и не вините меня ни в чем. Сделайте это ради детей.

– Его дети? – спросил Босх.

– Да, я читал, – ответил Эдгар. – Бред.

– Что вы здесь делаете? Где Николас?

Детективы взглянули на дверь, ведущую из кухни в гостиную. В проеме стоял невысокий человек в костюме. Босх узнал в нем адвоката и догадался, что это Мортон. Встал.

– Он мертв. Похоже на самоубийство.

– Где?

– В душевой кабине, но я бы не...

Мортон уже поспешил туда. Босх крикнул ему вслед:

– Ни к чему не притрагивайтесь!

Он кивком велел Эдгару пойти присмотреть за адвокатом, а сам сел и снова склонился над страницами. Задался вопросом, долго ли Трент решал, что, кроме самоубийства, ему ничего не остается, а потом сочинял записку на трех страницах. Такой длинной предсмертной записки Босх еще не видел.

Мортон вернулся в гостиную, Эдгар следовал за ним по пятам. Лицо адвоката было мертвенно-бледным, взгляд опущен к полу.

– Я хотел сказать, чтобы вы не ходили туда, – произнес Босх.

Адвокат посмотрел на него, его глаза налились гневом, от которого на лице появился легкий румянец.

– Ну, довольны теперь? Вы его уничтожили. Выдали секрет человека стервятникам, те вышли с этой информацией в эфир, и вот результат.

Он указал рукой в сторону душевой кабины.

– Мистер Мортон, кое в чем вы ошибаетесь, но в сущности это выглядит именно так. Вы, очевидно, удивились бы, узнав, насколько я согласен с вами.

– Теперь, когда он мертв, вам легко это говорить. Записка? Он оставил предсмертную записку?

Босх поднялся и жестом предложил Мортону занять его место на кушетке перед страницами.

– Только не касайтесь листов.

Мортон сел, надел очки и стал читать текст. Босх приблизился к Эдгару и сказал вполголоса:

– Пойду на кухню, позвоню оттуда во все места.

Эдгар кивнул.

– Свяжись с пресс-службой. Им туго придется.

– Да.

Босх подошел к настенному телефону на кухне и увидел кнопку повторного набора номера. Нажал ее и стал ждать. В трубке послышался записанный на автоответчик голос Мортона. Адвокат говорил, что его нет дома, и просил оставить сообщение.

Босх позвонил по прямому номеру лейтенанту Биллетс. Начальница ответила незамедлительно, Босх понял, что она ест.

– Мне неприятно сообщать об этом, когда вы едите, но мы находимся в доме Трента. Он покончил с собой.

Биллетс несколько секунд молчала, потом спросила, правда ли это.

– Да, Трент мертв, и я почти уверен, что он наложил на себя руки. Повесился на двух проволочных вешалках в душевой. Есть записка на трех страницах. Он отрицает всякую причастность к найденным костям. Винит в своей смерти главным образом четвертый канал и полицию – в частности меня с Эдгаром. Вы первая, кому я звоню.

– Послушай, мы все знаем, что не ты...

– Ладно, лейтенант, я не нуждаюсь в оправдании. Что мне нужно сделать?

– Позвони куда требуется. Я свяжусь с Ирвингом, сообщу ему о случившемся. Скандал будет нешуточный.

– Да. А в пресс-службу звонить? На улице уже собралась толпа репортеров.

– Я сама позвоню.

– В отношении Торнтона что-нибудь предприняли?

– Машина уже завертелась. Этим занимается та женщина из ОСБ, Бредли. Готова держать пари, что за последнюю выдачу информации Торнтона не только выпрут со службы, но и предъявят ему какое-нибудь обвинение.

Босх кивнул. Торнтон этого заслуживал. Он был по-прежнему уверен, что, подстроив ему ловушку, поступил правильно.

– Хорошо, мы пока будем здесь некоторое время.

– Если найдете что-либо связывающее Трента с этими костями, дай мне знать.

Босх подумал о ботинках с землей на подошвах и о скейтборде.

– Непременно.

После этого он тут же позвонил в коронерскую службу и научно-исследовательский отдел.

В гостиной адвокат дочитал записку.

– Мистер Мортон, когда вы разговаривали последний раз с мистером Трентом? – спросил Босх.

– Вчера ночью. Он позвонил мне домой после новостей на четвертом канале. Его начальница видела их и сообщила ему.

Босх кивнул. Этим объяснялся голос Мортона в трубке после нажатия кнопки повторного набора номера.

– Вы знаете ее фамилию?

Мортон указал на последнюю страницу:

– Она здесь, в списке. Алисия Фельцер. Эта дама заявила Николасу, что будет добиваться его увольнения. Киностудия выпускает детские фильмы. И она не может допускать его на съемочную площадку с детьми. Вот видите? Вы походя вмешались в чужую жизнь, и...

– Позвольте мне задавать вопросы, мистер Мортон. Приберегите возмущение до тех пор, пока выйдете отсюда и станете разговаривать с репортерами, в чем я не сомневаюсь. Меня интересует последняя страница. Там мистер Трент упоминает о детях. Своих детях. Что это значит?

– Понятия не имею. Он, видимо, находился в смятенных чувствах, когда писал. Это может ничего не значить.

Босх продолжал стоять, пристально глядя на адвоката.

– Почему он звонил вам вчера ночью?

– А вы как думаете? Поставить меня в известность, что вы были здесь, что о его судимости было сказано в новостях, а начальница видела их и хочет его уволить.

– Не сообщил, что похоронил того мальчика на холме? Мортон принял самый негодующий вид, какой только мог.

– Сказал, что не имеет к этому ни малейшего отношения. Трент считал, что его преследуют за прошлую, очень давнюю ошибку, и, по-моему, был прав.

– Хорошо, мистер Мортон, можете идти.

– Как это понять? Я не собираюсь...

– Сейчас этот дом является местом преступления. Мы расследуем смерть вашего клиента, дабы подтвердить или опровергнуть версию о самоубийстве. Вам здесь больше нечего делать. Джерри?

Эдгар шагнул к кушетке и жестом велел Мортону подняться.

– Пойдемте. Пора выйти отсюда и обеспечить появление своего лица на телеэкранах. Это будет полезно для дел, так ведь?

Мортон встал и рассерженно удалился. Босх приблизился к переднему окну и немного отодвинул штору. Выйдя из-за угла на подъездную аллею, адвокат направился к группе репортеров и гневно заговорил. Босх не слышал его слов. Однако нужды в этом не было.

Когда Эдгар вернулся в гостиную, Босх сказал ему, чтобы позвонил в дежурную часть и вызвал патрульную машину для сдерживания толпы. У него было ощущение, что сборище журналистов, словно самовоспроизводящийся вирус, начнет становиться все больше и неугомоннее с каждой минутой.

19

Детективы обнаружили детей Николаса Трента, обыскивая дом после того, как труп увезли. Два ящика маленького письменного стола в гостиной, который Босх накануне не осматривал, были заполнены папками, фотографиями, финансовыми документами, среди них лежало несколько толстых банковских конвертов с погашенными чеками. Трент ежемесячно высылал небольшие суммы денег благотворительным организациям, которые кормили и одевали детей. Из года в год отправлял чеки в Аппалачи, бразильские джунгли, Косово. Босх не обнаружил чеков на сумму крупнее двенадцати долларов. Нашел десятки фотографий детей, которым Трент предположительно помогал, и маленькие рукописные письма от них.

Босх видел множество объявлений благотворительных организаций в ночных телепрограммах, и всякий раз они вызывали у него недоверие. Сомневался он не в том, можно ли на несколько долларов накормить и одеть ребенка, а будут ли эти доллары в самом деле потрачены на детей. Он задался вопросом, не хранились ли в столе Трента те фотографии, которые рассылались всем, кто жертвовал деньги. Не подделка ли благодарственные письма, написанные детскими печатными буквами.

– Гарри, – сказал Эдгар, когда они рассматривали содержимое письменного стола, – мне думается, этот человек совершал искупление, отправляя все свои деньги этим организациям.

– Искупление чего?

– Вряд ли мы это узнаем.

Эдгар пошел обыскивать вторую спальню, а Босх разложил на столе несколько фотографий и стал рассматривать их. Мальчики и девочки выглядели не старше десяти лет, однако определить их возраст оказалось трудно, поскольку у всех были ввалившиеся, старческие глаза – глаза детей, познавших войну, голод, сиротство. Босх взял снимок маленького белого мальчика и перевернул ее. Надпись на обороте гласила, что он осиротел во время боев в Косово. Получил контузию при взрыве мины, убившем родителей. Звали его Милош Фидор, ему было десять лет.

Босх осиротел в одиннадцать. Он посмотрел в глаза мальчика и увидел собственные.

В четыре часа детективы заперли дом Трента и отнесли три коробки изъятых материалов к машине. Небольшая группа репортеров задержалась до вечера, несмотря на сообщение пресс-службы, что вся информация о событиях будет распространяться через Паркер-центр.

Репортеры подошли к ним с вопросами, но Босх сразу заявил, что им запрещено говорить о расследовании. Они уложили коробки в багажник и поехали в центр, где замначальника управления Ирвин Ирвинг созывал собрание.

У сидевшего за рулем Босха было смутно на душе. Он беспокоился, что самоубийство Трента – теперь у него не оставалось никаких сомнений, что Трент покончил с собой, – замедлило расследование смерти мальчика. Босх полдня рылся в вещах Трента, ему хотелось окончательно установить личность жертвы, проверить версию, полученную в записи сообщения по телефону.

– Гарри, что с тобой? – спросил его Эдгар.

– Ты о чем?

– Да замкнутый ты какой-то. Наверное, у тебя от природы такой характер, но обычно это не заметно.

Эдгар улыбнулся, но ответной улыбки не получил.

– Я просто задумался о нашей работе. Этот человек не повесился бы, если бы мы повели дело по-другому.

– Брось ты, Гарри. Хочешь сказать – если бы не поехали к нему? Обойтись без этого было нельзя. Мы делали свою работу, дела шли своим чередом. Если кто виноват, так это Торнтон, и он получит по заслугам. А вообще, по моему мнению, мир лучше без таких, как Трент. Моя совесть чиста, приятель. Кристально чиста.

– Хорошо тебе.

Босх задумался о своем решении предоставить Эдгару выходной в воскресенье. Если бы не это, возможно, Эдгар занимался бы компьютерной проверкой фамилий. Киз Райдер не села бы за компьютер, и Торнтон не узнал бы о судимости Трента.

Он вздохнул. Все как будто шло по теории домино. Если – тогда, если – тогда, если – тогда...

– Что говорит твое чутье об этом человеке? – спросил он Эдгара.

– Имеешь в виду, не он ли убил мальчика на холме?

Босх кивнул.

– Не знаю, – промолвил Эдгар. – Посмотрим, что скажут в лаборатории о грязи на башмаках и что сообщит сестра о скейтборде. Если только это сестра и мы установили его личность.

Босх промолчал. Но ему всегда было неприятно полагаться на лабораторные результаты, когда требовалось решать, в каком направлении вести расследование.

– А ты что думаешь, Гарри? – поинтересовался Эдгар.

Босх вспомнил фотографии детей, о которых Трент, как полагал, заботился. Его акт раскаяния. Его попытка искупления.

– Похоже, мы не тем занимаемся, – произнес он. – Трент не убийца.