Текст книги "Р26/5/пси и я (СИ)"

Автор книги: Майкл Коуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Я чую запах Бреды, – заметил он, хоть в этом и не было никакой нужды.

Лаклэнд начал всматриваться сквозь деревья. Деревня была такая же, как и Поли. Несколько изумрудных детей играли в грязи. Небо прояснилась, и на солнце от лиственных крыш шел пар.

Женщины сидели на порогах своих домиков и болтали. Мирная картина. Лаклэнд двинулся вперед.

– Идем, – сказал он.

– Мы тут останемся, – заявил Лумбо, явно нервничая.

Лаклэнд с неудовольствием оглядел съежившихся вояк и в одиночку направился к стоящим по кругу двелдам, крича приветствия. Его появление в деревне вызвало секундное замешательство: женщины повскакивали на ноги, подхватывая детей, и настороженно смотрели на него.

– Я – бог Лаклэнд из деревни Поли! – промолвил он величественно. – Отведите меня к вашему вождю.

– Наш вождь далеко, – ответила одна из женщин. – И все наши мужчины.

– Мы наслышаны о тебе, большой человек, – сказала другая, – но мы не боимся!

Она осмотрела его с интересом.

– Мы тут одни женщины, без всякой защиты. И ты, конечно, можешь использовать это на свой мужской манер, – сказала она, словно делая приглашение. – Но когда наш вождь вернется со своим могущественным манья, ты будешь уничтожен, будь ты бог или нет. И деревня твоя тоже.

– Что ты имеешь в виду?

Женщина улыбнулась:

– С сегодняшнего дня не будет больше никакой Поли. Наш вождь обещал.

Она подумала немного:

– А раз тебе все равно некуда идти, бог Лаклэнд, оставайся пока с нами. Если ты доставишь нам удовольствие, мы можем порекомендовать нашим мужчинам проявить милосердие, когда они вернутся. Мы наслышаны о твоей мудрости – зачем тебе связывать себя с Поли? Деревни строятся, потом разрушаются. Ситва.

Лаклэнд покинул Бреду бегом.

– Скорее! – крикнул он своим трясущимся последователям. – Назад, в Поли, воины Бреды нападают!

Однако они проявили явное нежелание.

– Так это же значит, они оставили своих женщин в деревне, – рассудил Лумбо. – Одних.

Лаклэнд оскалился и пнул его.

– Пошли!

Они покрыли расстояние до Поли в рекордно короткий срок и оказались на месте еще до темноты. К их удивлению, деревня все еще была цела. Акасетте подбежала, приветствуя Лаклэнда.

– Ты здесь, – сказала она, словно это было чудом.

За ней подошел Донго.

– Принес весть о мире? – спросил он.

– Увы, о войне, – ответил Лаклэнд. И оглядел лес в сгущающихся сумерках вокруг деревни. – Вы не видели никаких признаков воинов Бреды?

Вождь тоже посмотрел во мрак, явно нервничая:

– Нет.

Он помолчал мгновение, а затем спросил:

– А ты почему смотришь в сторону леса, бог Лаклэнд?

– Думаю, он скрывает воинов Бреды.

– Унк! – воскликнул вождь в явном смятении.

– Донго, – терпеливо произнес Лаклэнд, – я никак не могу тебя понять. То ты жаждешь войны, то вдруг ратуешь за мир. Скажи мне прямо сейчас: чего ты хочешь?

Но вождь внезапно был избавлен от необходимости отвечать: издали донесся пронзительный крик.

– Поднимай воинов! – вскричал Лаклэнд. – Бреда атакует!

Вдруг раздался взрыв – бам! – и яркий столб огня поднялся в чернеющее небо.

– Они поджигают поле глобба! – вокликнул Донго. – Вот тебе и польза от канав, бог Лаклэнд!

Он побежал по кругу двелд с воплями, поднимая вялых от сна юношей, размахивая копьем и подталкивая острием тех, кто задерживался у костра. Мгновенно сформированный отряд под предводительством Донго направился в сторону пожара и вскоре исчез из виду.

– Разве ты не идешь с ними бог Лаклэнд? – спросила Акасетте.

Он посмотрел в ее встревоженное лицо:

– Я останусь здесь, защищать женщин. Скажи им, чтобы они приготовили ножи.

– Зачем?

– Чтобы сражаться. Чтобы умереть, если придется.

– Мы не сражаемся, – сказала Акасетте просто. – Мы работаем. Если наши мужчины потерпели поражение, мы уходим с победителями. Ситва. Мужчины все одинаковы – что те, что другие.

Пламя поднималось все выше, и шум битвы нарастал. В просветы между двелд Лаклэнд видел маленькие силуэты, то и дело мелькающие на фоне пламени, разя, рубя. Потом настала пауза, шум битвы стих, не считая глухих звуков взрывающихся глобба. Затем послышался триумфальный хор голосов. Лаклэнд напрягся, хватаясь за копье, – и одновременно кучка вопящих людей ворвалась в деревню. Он с опаской смотрел, как они приближаются. Это были воины Бреды. Они горделиво остановились посреди круга двелд, высоко держа копья. Их вожак с лицом, раскрашенным желтой грязью фланга, издал победительный вопль.

– Поли теперь принадлежит нам! На колени перед вашими повелителями, вы, женщины!

Он поймал взгляд Лаклэнда.

– Ты, бог Лаклэнд! – воззвал он. – Мы слышали о тебе так много. Подойди ко мне и преклони колена, а потом почувствуй мощь нашего манья.

Он взмахнул рукой, в ней что-то блеснуло.

– Господи Иисусе, – пробормотал Лаклэнд, увидев это.

Пока Лаклэнд пребывал в замешательстве, гномья фигура вожака Бреды приблизилась к нему неловкой трусцой. Он воздел правую руку и крикнул:

– Умри, бог!

Ужасное пламя вырвалось из его пальцев. В ту же секунду маленькое легкое тело влетело прямо в Лаклэнда, и тот упал, чувствуя страшное шипение человеческой плоти. Он пытался вскочить, бежать, но вдруг цепкая невесомая сеть опутала его. Яркая вспышка взорвалась в его голове, и за ней последовала долгая чернота.

– Сожалею о твоей ране, – сказал Донго. – Мои молодцы напали, поражая все подряд, чтобы уж наверняка.

Лаклэнд приподнял раскалывающуюся голову и оглядел тусклый интерьер зловонной двелды.

– Что произошло? – спросил он.

– Мы победили воинов Бреды благодаря хитроумному плану Ака, нашего капитана воздушных шаров. Он со своими ловцами как раз спускался с вечерним уловом и сообразил, что происходит внизу. Когда все воины Бреды собрались посреди деревни, он обрезал сеть прангла, и она упала, опутав всех, кто в нее попал. Тогда мои люди, которые предусмотрительно попрятались, ринулись в атаку, – заключил Донго горделиво.

– Мы даже захватили их могущественный манья, – добавил он. – Тот, что может зажечь глобба на расстоянии. И мне кажется, что и людей тоже.

Он показал Лаклэнду кусок сверкающего металла. Лаклэнд молчал.

– Великое оружие, гораздо лучше, чем лук и стрелы, этот кракса-кракса. Достойная, пожалуй, твоей собственной культуры, о которой ты столько рассказывал нам, бог Лаклэнд. Правда, у вас нет оружия, – поправился он. – Вы не сражаетесь. Как бы то ни было, манья теперь наш, и он принесет нам великую пользу.

– Я возьму его, – сказал Лаклэнд твердо, протягивая за ним руку. Хорошо было снова почувствовать лазерный пистолет в своей руке. Он сунул его под грубую подушку.

Лаклэнд огляделся вокруг – его окружали маленькие фигуры: Донго-вождь, Ака, капитан воздушных шаров, Убато, специалист по глобба. Все они смотрели на него, будто ждали, что он скажет что-то про оружие.

– Пусть придет Акасетте, – попросил он, чувствуя потребность в понимающем слушателе.

– Акасетте не может прийти, поскольку умерла, – грустно сказал ее отец Ака.

– Что?

– Она бросилась вперед, закрывая тебя, и приняла на себя магию манья, – объяснил Донго. – Это был могущественный удар, и она сгорела, как куст. Ситва. Как бы то ни было, в ней мало ценности. Женщина. Вернее, даже и не женщина еще – непригодна к тому, чтобы взять ее в постель.

Лаклэнд почувствовал, как слепящая влага затуманила его глаза.

Кнут, Ушко И Крюк

1

Весной, по вечерам, я частенько спускаюсь к малому причалу в Доллар-Бэй и наблюдаю, как работают Прикрепленные на лодках своих хозяев. Я болтаю с ними, пока они скребут, красят и наводят глянец, и пытаюсь понять их помыслы и настроение. Большей частью они веселы и бодры. Редко встретишь человека, который откровенно сожалеет о том, что выбрал Прикрепление. Да Прикрепленного не всегда и узнаешь среди Государственных Заключенных – на грязных работах в эллингах все носят одинаковую спецодежду с буквами «ГЗ» на груди и спине.

Пожалуй, самым интересным из них был Чарлз, Прикрепленный Дуга Маршалла. Он частенько работал даже по выходным. Что-то чистил и полировал, готовил катер к предстоящему сезону, в то время как Свободные фланировали по набережной, и за их словоохотливыми женушками семенили причудливые морские зверушки. Каждый стремился перещеголять других достоинствами своей изящной лодки, а жены судачили о новинках камбузного оборудования. Они стояли возле катеров, нежно пошлепывая и поглаживая их, словно любимую скаковую лошадь, и отдавали распоряжения Прикрепленным.

Иногда приходила даже Кариока Джонс. Однажды она явилась в платье из шкурок слизнекожика, которое я сшил для нее прошлой осенью. Платье из этих шкурок меняло окраску в зависимости от эмоционального состояния человека, и сейчас оно порозовело, лишь только Кариока увидела меня. Морщинки вокруг ее жестких черных глаз засвидетельствовали спрятанную улыбку.

– Признаться, зная ваши убеждения, удивлена вашему появлению, – сказала она вместо приветствия.

– Люблю смотреть на лодки.

– Да, но эти... люди, мой милый... Они просто ужасны!

– Не хуже, чем все остальные, полагаю, – коротко ответил я, желая поскорее закончить разговор.

После одного случая в прошлом году большинство жителей Полуострова относилось к ней с подозрением. Это явилось тяжелым ударом для бывшей звезды экрана. С тех пор Кариока Джонс, по общему мнению, стала совсем другим человеком и развернула бурную общественную деятельность, что неудивительно для женщины ее характера и энергии. Все предсказывали, что ее скоро изберут председателем «Общества врагов Прикрепления», которое в последнее время заметно активизировалось на Полуострове.

Как-то в пятницу, в разгар майского дня, я оставил ферму слизнекожиков на попечение Дэйва Фройлиха, моего Прикрепленного, и, прогуливаясь, направился к гавани. Лодки ужи были и основном покрашены, и ГЗ работали на палубах и внутри – полировали медь, перебирали двигатели. Два десятка глиссеров стояли в ряд на изящных подпорках.

Чарлз работал на палубе – смазывал массивные ролики Ушка. Я подошел к нему и поздоровался. Он оторвался от своего занятия.

– Привет, Джо.

Вот именно за это он мне и нравился. Он относился ко мне, как к равному, без обычной для Прикрепленных искательности или холодной вежливости. В отличие от моего помощника Дэйва, который неизменно обращался ко мне «мистер Сагар», сколько я ни просил называть меня по имени. Дэйв – хороший человек, но будет ненавидеть меня до конца своего срока. Эта ненависть не носит личного характера, просто я – Свободный...

– Когда собираетесь спускать на воду? – спросил я Чарлза.

– Недели через три, полагаю.

Он встал, вытер руки о спецовку и потащил Ушко за огромную стальную петлю, пока оно не вышло по обильно смазанным направляющим футов на восемь из корпуса. Чарлз подмигнул мне и постучал маленьким молоточком – металл загудел, словно колокол.

Ходили слухи, будто бы прошлым летом где-то на юге треснуло Ушко. Воднопланерист должен быть абсолютно уверен в своем снаряжении...

Чарлз легко толкнул Ушко, и четыреста двадцать футов титанового сплава мягко, без зазора ушли в корпус.

Чарлз занялся Кнутом, который тянулся до маленького швартовочного бакена – расстояние около восьмидесяти ярдов. В этот год все покупали новые ультрафибровые; они неподвижно растянулись параллельными зелеными стеблями.

– О чем ты думаешь, Чарлз, – спросил я с любопытством, – когда Дуг летит и Ушко захлестывает Крюк?

Он усмехнулся, вводя смазку в узел крепления Кнута к упряжи пилота.

– На размышления просто нет времени. Я слишком занят: слежу за Кнутом, вывожу Ушко, управляю лодкой и одновременно успокаиваю наблюдателя на корме.

Я тоже улыбнулся. Ну да, я был однажды наблюдателем у Дуга Маршалла и не на шутку перепугался, когда решил, что планер вышел из-под контроля.

– Но об одном я не думаю никогда, – продолжал Чарлз. – Полагаешь, я боюсь, что Дуг разобьется? Так?

– Мне казалось...

– Нет! Надо самому быть планеристом, чтобы это понять. Я им был. Новый спорт, великий спорт. Джо, ты не представляешь себе: парить на крошечном планере, чуть больше тебя самого, со скоростью 250 миль в час!

Чарлз – высокий, светловолосый, загорелый – похож на типичного воднопланериста. И совершенно не похож на Заключенного. Он был обвинен в изнасиловании, совершенном на борту его яхты. Зная Чарлза и обстоятельства дела, я в эту историю не верю. Кажется, судья придерживался того же мнения: Чарлз получил всего четыре года.

Отбыв обязательные шесть месяцев, Чарлз подал на Прикрепление, что на треть укорачивало срок. Дуг Маршалл немного знал его по старым временам и согласился закрепить за собой. Теперь, согласно договору, Чарлз был обязан верой и правдой служить своему хозяину до смерти одной из сторон или до окончания срока – что произойдет раньше.

Жизнь воднопланериста находится в руках рулевого.

Я посмотрел на Чарлза. Все-таки, о чем он думает, когда Дуг летит в хрупком планере...

Например, о смерти Дуга. Ведь в таком случае, по условиям договора, Чарлз становится Свободным.

Или, например, он может думать о том, что Дуг покалечится. И тогда Чарлзу придется пожертвовать своей рукой, ногой, почкой – словом, тем органом, который понадобится для пересадки. Это тоже входит в условия договора...

Чарлз болтал о пустяках и работал, смазывая и проверяя снаряжение Дуга Маршалла.

Сдерживаемое волнение проще всего, очевидно, заметить по тому, с какой легкостью люди обращаются к незнакомым, касаясь темы, которая будоражит сейчас каждого. Именно такая атмосфера царит в порту перед началом спортивного сезона. Мужчины говорили о состязаниях, женщины обсуждали наряды, которые они наденут в день соревнований на приз губернатора, а у их ног сварливо выясняли отношения сухопутные акулы, немецкие овчарки, домашние осьминоги и китайские мопсы. На покатом слипе работа кипела ежедневно, а уж по выходным, когда приезжали владельцы катеров (чтобы помогать или мешать своим ГЗ), на берегу собирались целые толпы.

По воскресеньям я частенько помогал Маршаллу. А потом, вечером, в тускло освещенной каюте мы пили пиво. Втроем. Иногда к нам заглядывали владельцы других лодок, и вечеринки затягивались далеко за полночь.

В последнее воскресенье перед открытием сезона на набережной вновь появилась импозантно одетая Кариока Джонс в сопровождении сухопутной акулы, которая сновала у ее ног. Зверюга здорово вымахала – теперь в ней было около шести футов в длину. Любимица Кариоки Джонс разлеглась рядом с Дутом Маршаллом, который, согнувшись в три погибели, вставлял какой-то шплинт. От акулы несло, как от тухлой рыбы. Вживленный кислородный обогатитель заставлял жабры неприятно пульсировать. Дуг неожиданно увидел зверюгу, резко выпрямился и ударился головой о киль.

Он давно недолюбливал Кариоку Джонс, а теперь взорвался.

– Уберите от меня эту тварь, пока я не проломил ей череп! – Он размахнулся электродрелью, словно дубинкой.

Кариока бросилась вперед и схватила любимицу за ошейник. Дама была в перчатках из слизнекожика (производства моей крошечной мастерской), и я заметил, что они полиловели.

– Вильберфорс совершенно безобиден, – спокойно сказала Кариока. – Право, мистер Маршалл, не стоит так нервничать. Он ни в чем не виноват.

Дуг тяжело сглотнул и постарался взять себя в руки.

– Мисс Джонс, ваш Вильберфорс опасен. Вы, видимо, кормите его свежим мясом. Отправьте его в зоопарк.

– Куда?! – Перчатки на руках Кариоки побагровели, но Дуг невозмутимо выдержал ее взгляд. Она оглянулась в поисках козла отпущения, и тут по трапу сошел Чарлз в тюремном комбинезоне, с любопытством наблюдая за происходящим. Взгляд Кариоки остановился на буквах «ГЗ», и ее глаза вспыхнули. – А вы... вы пользуетесь трудом раба!..

Неожиданная смена темы обескуражила Дуга.

– При чем тут это, черт побери?! – недоуменно проговорил он. – Чарлз мой помощник.

– Прикрепленный! Неудивительно, что вы любите воднопланеризм! У вас же есть человек, предназначенный на запасные части!..

Глаза Дуга расширились. Он беспомощно посмотрел на Чарлза, но тот не произнес ни слова. Даже я не мог сообразить, что сказать. К счастью, помощь была под рукой – в облике секретаря клуба. Он как раз проходил мимо и поспешил вступиться.

– Мисс Джонс, верно ли я понял?..

– А вы кто такой, коротышка?

Лицо Брайса Альчестера, секретаря клуба воднопланеристов, пошло пунцовыми пятнами.

– Кажется, вы употребили выражение, которое мы здесь не любим, мисс Джонс. Я не ошибаюсь? – отважно сказал Брайс. – Я вынужден просить вас покинуть нашу территорию, мадам, вы не являетесь членом клуба.

– Ах вот так! Я пришла сделать официальное заявление: «Враги Прикрепления» будут пикетировать состязания!

Альчестер настойчиво взял ее под локоть. Неохотно удаляясь, она перехватила мой взгляд.

– В самом деле, Джо, не могу понять, что вас связывает с этими рабовладельцами!

Вскоре Альчестер вернулся: штанина была разодрана – след, оставленный обиженным за хозяйку Вильберфорсом.

– Прошу прощения, джентльмены. – Он посмотрел на Чарлза, сглотнул и смущенно продолжил: – И я бы хотел... эээ... извиниться перед вами, Чарлз, от имени клуба.

Чарлз вежливо улыбнулся.

– Мне приходилось выслушивать и не такое.

Вечером, когда мы пили в каюте пиво, я спросил у него:

– А что ты чувствовал, когда Кариока назвала тебя... ну, в общем, ты слышал...

К тому времени я уже немало выпил.

– Все выпытываешь, Джо?.. – усмехнулся он. – Кариока Джонс, по существу, права. Я действительно предназначен на запасные части. Я поставил на кон свое тело, чтобы сократить срок. Но я не возражаю против увлечения Дуга, потому что сам занимался воднопланеризмом. Вот здесь эта дама ошибается... Я знаю, что мы летали бы даже без... запасных частей. Мисс Джонс никогда не поймет этого.

Черт меня дернул обратиться к Маршаллу:

– Предположим, ты разобьешься, и тебе понадобится нога. Ты возьмешь ее у Чарлза? Или проведешь остаток жизни калекой?

– Если честно, – тихо произнес Дуг, – не знаю. И надеюсь, не узнаю никогда.

2

Перед первыми гонками я заразился спортивной горячкой. До сих пор у меня не было ни малейшего желания принимать участие в состязаниях, хотя Дуг намекал, как трудно, мол, найти опытного контролера. Почти все время и уж, безусловно, все вечера – я проводил в порту, помогая в последних лихорадочных приготовлениях.

Кариока Джонс не появлялась, хотя время от времени доносились слухи о пикетировании. Поговаривали, что «Враги Прикрепления» наняли катер и намереваются помешать гонкам, курсируя во время соревнований по заливу под лозунгом «Море принадлежит всем!»

В четверг под влиянием Дуга, Чарлза и нескольких кружек пива я согласился войти в состав экипажа Маршалла в качестве контролера. В тот вечер я засиделся допоздна. Позже в памяти всплыла бурная вечеринка в чьей-то переполненной каюте. Я проснулся в совершенно незнакомом месте с сильной головной болью. Меня мутило. Я поднялся, доплелся до двери и высунул голову на прохладный ночной воздух.

Сделав пару глубоких вздохов, я почувствовал себя лучше и оглядел каюту. На одной из коек лежала полуодетая девица с открытым ртом. Волосы ее были растрепаны, по лицу размазана помада. На шее висел платок из шкурки слизнекожика, и его бледно-коричневый оттенок свидетельствовал, до какой степени она выпала из пространства и времени. Я вспомнил Чарлза, его «статью» и подумал, как легко в наши дни манипулировать законом.

Я тихо прикрыл за собой дверь и застыл на палубе вытащенного на берег суденышка, обдуваемый студеным ветром. Затем я спустился по трапу и почти тут же споткнулся о Кнут и упал. Кнуты делают невероятно легкими и жесткими, особенно улучшенные модели этого сезона. Кончик злополучного Кнута, вероятно, лежал на каком-то ящике, потому что возник гул, от которого, казалось, могли ожить реликты под осадочными породами Полуострова.

Пока я, кряхтя, вставал на ноги, раздался некий шуршащий звук, от которого зашевелились волосы. Эти звуки мог издавать кто угодно сухопутная акула Кариоки Джонс казалась безобидной зверушкой по сравнению с некоторыми одомашненными тварями, которых я видел той весной. По ночам становилось опасно выходить из дома, потому что многие чудища, удрав на волю, бродили по окрестностям.

Я ждал, застыв на месте... Чьи-то легкие шаги, громыхание попавшейся под ноги пустой банки, сдавленное восклицание – по крайней мере, я попытался убедить себя, что это человеческий голос. К моему великому облегчению, звуки удалялись и вскоре затихли. Потом послышалось завывание автомобиля на воздушной подушке – и наступила тишина.

Наутро мы с Дэйвом сделали обход фермы. Кожа наших питомцев была красноватого оттенка, что свидетельствовало о добром здоровье. Когда мы задали корм, зверьки жадно бросились вперед, порозовев от удовольствия. Дэйв даже улыбнулся, что случается с ним нечасто. Потом, заметив, что я проверяю прочность ограды, он сразу принял свой обычный серьезный вид.

– Говорят, вчера на Длинной Косе видели садовую барракуду. Один парень шел вдоль лагуны, а зверюга – вот с такой пастью! – выскочила на него прямо из кустов. Нешуточное дело. По округе разгуливают дикие твари!

– Пожалуй, надо поставить еще один ряд проволоки, – заметил я.

Подъехавшая машина избавила меня от дальнейших размышлений на эту тему.

– Джо, дорогой друг...

Кариока Джонс...

Я давно хотел задать ей один вопрос и сейчас, видя ее, энергичную, взволнованную, не удержался:

– Мужчинам разрешается вступать в вашу организацию?

– Разумеется, – тут же ответила она. – Почему же нет?

– Просто любопытно. По-моему, у вас одни женщины.

– Уж так получается, дорогой друг. Именно мужчины помешаны на этих опасных видах спорта, именно мужчины подвержены нижайшим эмоциям, поэтому...

– Простите, Кариока, но это не так. Далеко не все мужчины увлекаются воднопланеризмом.

– Но вы все заодно! Взгляните на себя, Джо. На словах вы против узаконенного рабства, и все же у вас есть Прикрепленный, и вы на дружеской ноге с такими типами, как Маршалл, которые рискуют чужим здоровьем ради своей забавы. Вы бы не присоединились к «Врагам Прикрепления», даже если бы я вас умоляла, так что я и не пытаюсь.

И вот тут я высказал Кариоке все:

– Дэйв Фройлих – хороший человек, которого я вытащил из тюрьмы, – не получил ни слова благодарности. Я дружу с Маршаллом, потому что он мне по душе, и плевать на его взгляды. Но я никогда не вступлю в ваше общество, даже если Маршалл не прав, в чем лично я сомневаюсь. Не вступлю, потому что окажусь там единственным мужчиной, и люди будут считать меня чокнутым. Кроме того, я не согласен с вашими методами. Независимо от того, что члены вашего общества – женщины, все они принадлежат к типу людей, который мне глубоко противен. Они испытывают садистское удовольствие, причиняя другим беспокойство.

У нее даже рот открылся. Потом Кариока Джонс опомнилась, подумала немного и сказала:

– Вы чересчур серьезно к этому относитесь, Джо. «Враги Прикрепления» всего лишь клуб. Женский клуб, если угодно. Не думаю, что все члены «Общества» принимают его задачи так близко к сердцу, как, похоже, принимаете вы...

Я сменил тему.

– Вы, кажется, пришли по делу...

– Мне надо купить четыре дюжины браслетов из слизнекожиков, – сказала она.

– Четыре дюжины?

– Для членов «Общества». Мы наденем их на завтрашнюю манифестацию, и они продемонстрируют единство наших чувств.

Я представил четыре дюжины «Врагов Прикрепления»; руки взметнулись вверх, браслеты переливаются всеми цветами радуги.

– Вы уверены, что это нужно? – осмелился заметить я.

– Послушайте, Джо Сагар, вы заинтересованы в работе или нет?

Я покорно отвел ее в демонстрационную комнату. Выбирая браслеты, она настойчиво расспрашивала о Чарлзе, о его преступлении, о приговоре. Судя по всему, она пыталась вызвать у себя чувство жалости к этому человеку.