Текст книги "Ужин вдвоём"
Автор книги: Майк Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Взаперти
Тот же вечер, немного позже. На столе горит лампа, но верхний свет выключен. Я сижу в кресле, слушаю тишину. Иззи стучит, не получив ответа, входит и включает свет, заставляя меня поморщиться и заморгать.
– Извини, – говорит она.
– Ничего, – отвечаю я.
– Чем ты тут занимаешься?
– Да так, ничего особенного. Надо прослушать еще кучу дисков. – Я указываю на кейс, стоящий на полу. – Боюсь, придется всю ночь сидеть. Иззи кивает; но я вижу, что этого ей мало.
– Милый, что случилось? Ты за весь вечер ни слова не сказал. Такое впечатление, что ты меня избегаешь.
– Все нормально.
– А выглядишь ты так, как будто что-то стряслось.
– У меня все нормально.
Она выходит, не сказав больше ни слова. Я слышу звук шагов по паркету, слышу, как защелкивается дверь ванной и шумит вода – обычные звуки отхода ко сну. Наконец гаснет свет в холле, и в спальне хлопает дверь. И тогда я даю себе волю, и слезы, которые я сдерживал весь день, – слезы гнева, стыда и досады – свободно бегут по щекам. В этот миг я знаю: ничто не удержит меня от встречи с девочкой, написавшей письмо. Я достаю из тайника ее фотографию с номером телефона, достаю свой мобильник и набираю номер. Телефон у нее выключен: испустив вздох облегчения, я со слабой улыбкой вслушиваюсь в ее голос: «К сожалению, сейчас я не могу вам ответить, так что…» Как свойственно подросткам, говорит она куда больше, чем нужно, и куда дольше, чем следует. По контрасту с ней, я тщательно подбираю слова: «Привет, это Дейв из «Крутой девчонки». Ты мне писала. Думаю, нам надо поговорить. Я перезвоню».
Загладил
До своего рабочего места добираюсь ровно в десять. Накануне долго не мог уснуть – думал о девочке, и в результате проспал, хотя Иззи несколько раз пыталась меня растолкать, сурово напоминая, что я опоздаю, если не встану немедленно. О вчерашнем она не сказала ни слова, и от этого мне стало еще хуже. Я понимал, что должен извиниться, и поэтому, едва она ушла, позвонил ей на работу и оставил на автоответчике сообщение:
– Это я. О чем будет следующая колонка? Прости, что вел себя как свинья. Я тебя люблю. Поговорим позже.
На автоответчике в офисе меня уже ждет ответ Иззи:
– У женщин с телефоном вообще отношения сложные, но читательницам «Femme» любопытно было бы узнать, что думают их приятели о посланиях, которые женщины оставляют на автоответчике? Да, кстати, я тоже тебя люблю.
Карьера
Я сообщаю ей по мейлу, что готов начать работу над новой колонкой для «Femme». В ответ получаю: срочно позвони, у меня для тебя новость. Я набираю номер Иззи и жду. Она берет трубку почти сразу.
– Алло, журнал «Femme»…
– Это я.
– Угадай, что? – смеется она.
– Что?
– Кейра уходит. Ее отправляют в Австралию издавать там клон нашего журнала.
– А ты так счастлива, потому…
– Ты прекрасно понимаешь, почему я так счастлива!
Иззи всегда мечтала стать редактором женского журнала. С тех пор как я ее знаю, у нее это цель номер один.
– И ее место предлагают тебе?
– Не совсем. Пока что меня назначили исполняющей обязанности – до мая. Дейв, ты бы только меня видел! Я и глазом не моргнула! Меня, говорю, это не интересует, если только вы не собираетесь дать мне эту работу всерьез и надолго. Ты же их знаешь – сначала заставляют тебя батрачить за полставки, а потом удивляются, когда ты возмущаешься, что кресло редактора досталось кому-то другому!
– И что тебе ответили?
– Что мое имя – первое в списке. Дейв, они хотят дать мне место редактора! Все этого хотят! Даже Кейра хочет, чтобы ее сменила именно я! Вот увидишь, Дейв, я стану редактором!
– Моя жена – редактор журнала с огромным тиражом! Просто фантастика! Детка, я тобой горжусь.
– Я знала, что ты так скажешь!
– И прости за вчерашний вечер. Просто настроение было паршивое. Не обижайся.
– Дейв, я не умею на тебя обижаться. Я тебя люблю. А что случилось? Какие-то неприятности?
– Да нет. В общем, нет. Ничего особенного. Волноваться не о чем.
– А я волнуюсь.
– Не надо. К концу недели у тебя и без меня появится достаточно поводов для волнений. Слушай, теперь тебе, наверно, на переговоры придется надевать костюмы от лучших дизайнеров?
– Немножко «Прады» никому еще не мешало.
– А мне придется звонить твоей секретарше и договариваться об ужине?
– Очень может быть.
– А ты не будешь стыдиться своего бедного мужа – Доктора Разбитых Сердец?
– Ни за что!
Мы болтаем еще с полчаса: она вытягивает у меня обещание пойти выпить вместе с ней и девушками из «Femme», чтобы отпраздновать ее успех. Я не могу отказаться, хоть настроение у меня так себе. Потом мы вдруг вспоминаем, что обоим надо работать: ее ждет тысяча и одна деловая встреча, а меня – телефонное интервью со шведской поп-группой, три релиза для рецензии и куча сплетен из жизни поп-звезд, которые надо рассортировать и отредактировать.
Обед
Все утро я работал, как проклятый, и к часу дня почти со всеми делами разобрался. Интервью со шведами прошло без сучка без задоринки – главным образом потому, что оно совсем непохоже на то, что я привык делать в «Громком звуке». Никаких томительных биографических изысканий. Говорим только о самом важном – когда и с кем в первый раз поцеловались, какого размера трусики носят, а на закуску – кое-какие подробности о Швеции, которых наши читательницы, скорее всего, не знают.
– Пойду-ка перекушу, – говорю я Фрэн. – Не хочешь со мной?
– Хотела бы, да не могу, – отвечает она. – Уже пообещала Элли, что на обед пойду с ней.
Элли, удивительно привлекательная девушка шести футов росту, заведует в «Крутой девчонке» отделом моды и красоты.
– У нее деловой обед с представителями какой-то косметической фирмы, и ей нужна моральная поддержка. Мы пойдем в шикарный ресторан, послушаем, какую замечательную косметику нам предлагают рекламировать, покиваем с умным видом, а потом упьемся в стельку! – И, прыснув, добавляет: – Вот на какие жертвы приходится идти во имя любимого дела!
– Значит, жареного цыпленка, бутылочку «Снэпл» и пакетик чипсов в моей компании ты готова променять на пьянку в шикарном ресторане? – смеясь, спрашиваю я. – Что ж, ты об этом пожалеешь!
Фрэн роется в сумочке и протягивает мне бумажку в один фунт.
– Это еще зачем?
– Купишь «Снэпл» и на мою долю.
Прогулка
Выйдя на улицу, обнаруживаю, что идет дождь. Но все равно вытаскиваю плеер, надеваю наушники и включаю «Любовь убьет нас» в версии «SWANS». Сегодня с утра мне захотелось послушать ретро, и, порывшись у себя на полках, я нашел старый сборник, который слушал еще студентом. Я столько раз его слушал, что знаю наизусть. После Свана идет «Безумие» «Динозавра-младшего», а затем знаменитая композиция «Public Enemy» «Враг Общества № 1».
Я иду по Тоттнем-Корт-роуд к закусочной, где обычно покупаю себе сандвичи, и в голове у меня – блаженная пустота. На краткий миг я забываю всю суматоху последних дней. Не думаю больше ни о девочке, написавшей письмо, ни о ее матери, ни об Иззи, ни о том, что я отец, ни о подростках с их проблемами, ни даже о своей карьере. Просто слушаю музыку и наслаждаюсь мгновением. Не думаю ни о прошлом, ни о будущем – живу в настоящем. А потом в поле моего зрения появляется странно знакомая девочка в насквозь промокшей синей школьной форме; и я понимаю, что жизнь в настоящем – самообман.
Куда?
Мы стоим, уставившись друг на друга, словно громом пораженные. Сомнений нет: это та самая девочка. На ней черный плащик, синий форменный джемпер с треугольным вырезом, такая же юбка до колен и бело-голубой полосатый галстук. Кудряшки забраны назад, как на фотографии, на нежной смуглой коже – ни прыщика, на переносице проступают едва заметные веснушки. Темно-карие глаза, не мигая, смотрят на меня. В лице у нее еще заметно хрупкое очарование детства; хоть она и закусывает губу, отчего рот кажется кривоватым, чувствуется, что еще два или три года – и она разобьет немало мужских сердец. Вот о чем я думаю в те двадцать-тридцать секунд, что мы стоим и пялимся друг на друга посреди Тоттнем-Корт-роуд.
– Дейв Хардинг? – спрашивает она наконец. – Вы Дейв Хардинг?
Я молчу. Черт возьми, говорю я себе, я ведь этого не планировал. В ближайшие полчаса я рассчитывал спокойно дойти до закусочной, купить себе сандвич, вернуться в офис, пообедать и снова приняться за работу. Я не готов к этой встрече, потому что не успел все хорошенько обдумать.
– Извините, – говорит она, по-прежнему не отводя глаз. – Мне не следовало приходить, да? Вы ведь сейчас работаете. Надо было подождать, пока вы перезвоните, как обещали. Я просто никак не могла дождаться…
Кажется, она сейчас заплачет. Боже, только не это!
– Все в порядке, – мягко говорю я ей. – Честное слово. Не беспокойся. Я очень рад, что ты пришла… Никола… Никки… Никола… Ты какое имя предпочитаешь?
– Никола, – отвечает она. – Мама иногда называет меня Никки, но мне больше нравится Никола.
– Что ж, Никола, – говорю я, вдруг сообразив, что мы торчим посреди тротуара, – давай-ка для начала отойдем в сторонку. – Я указываю на подъезд какого-то магазина: у дверей, под козырьком, с десяток людей спасается от дождя. – Пойдем туда?
Никола кивает и идет следом. Мы пристраиваемся к толпе с краю и смотрим больше на дождь, чем друг на друга.
– У тебя сегодня свободный день? – спрашиваю я.
Она мотает головой.
– Прогуливаешь, значит?
Она кивает.
Я смеюсь, надеясь ее приободрить.
– Я в твоем возрасте тоже иногда прогуливал. Просто чтобы попробовать, каково это – сбежать с урока. А вообще-то учиться мне нравилось.
Она молчит.
– Как ты меня разыскала? – спрашиваю я.
Она снова закусывает губу.
– Посмотрела адрес редакции в журнале, – объясняет она, – увидела, что это на Тоттнем-Корт-роуд и пришла сюда, чтобы вас встретить. Я с половины одиннадцатого сидела вон там и вас ждала. – Она указывает на скамеечку на той стороне улицы, рядом с магазином, распродающим уцененные телевизоры и проигрыватели. – Я не хотела, чтобы у вас из-за меня были неприятности. Поэтому решила просто посидеть и подождать, пока вы пойдете на обед.
– А если бы я сегодня не пошел на обед?
Она пожимает плечами. К ее молчанию я присоединяю свое, и вместе мы смотрим, как проносятся мимо автомобили.
– Ну и положеньице! – натужно улыбаясь, замечаю я. – Ума не приложу, что же нам теперь делать?
Она снова жмет плечами.
– У меня предложение, – я стараюсь говорить как можно бодрее. – Ты есть хочешь? (Она мотает головой.) – А пить? (Снова мотает головой.) – Хорошо, тогда давай зайдем в «Макдональдс», или в «Бургер кинг», или куда-нибудь еще, просто чтобы спрятаться от дождя. Можешь не есть, если не хочешь, ну а если все же захочешь, я с удовольствием тебя накормлю.
– На Оксфорд-стрит есть «Макдональдс», – еле слышно сообщает она. – Мы с мамой туда иногда ходим.
– Вот и отлично. Пошли.
Я выхожу из-под козырька, оборачиваюсь – и вижу, что она не трогается с места.
– Что такое? – спрашиваю я.
Она долго молчит, и кажется, вот-вот зальется слезами или просто сбежит.
– Я не знаю, что говорить, – шепчет она наконец.
– О чем?
– Вообще. Обо всем.
Я ободряюще (хотелось бы надеяться) улыбаюсь.
– Понимаю. И не надо ничего говорить. Сколько нам идти до «Макдональдса» – минут пять? Полно времени! Так вот, эти пять минут мы помолчим и подумаем о том, какие вопросы хотим задать друг другу. И будем надеяться, что за пять минут список вопросов не вылетит у нас из головы.
– Хорошо, – говорит она и делает шаг мне навстречу.
«Макдональдс»
Добравшись до «Макдональдса», я спрашиваю, не передумала ли она насчет еды. Никола мотает головой. «Может, ты вегетарианка?» – говорю я, и в первый раз за все время она смеется. Я предлагаю заказать чай, кофе, еще что-нибудь из напитков – отказывается. Я киваю беззаботно и дружески (по крайней мере, очень на это надеюсь), чтобы показать ей, что это неважно. Не знаю, в самом ли деле она не голодна или просто стесняется, так что в дополнение к сандвичу с цыпленком заказываю «Биг Мак», картошку и клубничный коктейль, на случай, если она передумает.
Беру поднос из рук у парня за стойкой и оглядываюсь кругом, прикидывая, где бы сесть. Время обеденное, и в «Макдональдсе» яблоку некуда упасть – полно народу, в основном туристы, так что мы спускаемся по лестнице вниз и устраиваемся в уголке. Я ставлю поднос на столик и сажусь, Никола проскальзывает в угол напротив меня. И снова мы пялимся друг за друга, не зная, с чего начать разговор.
– Странно как-то все, да? – говорю я наконец, разворачивая свой сандвич.
Она кивает и смотрит на картошку. Кажется, все-таки хочет есть.
– Бери, если хочешь. Это все тебе, – улыбаюсь я. – Ты что, в самом деле думаешь, что я съем двойную порцию?
– Не знаю, – отвечает она.
В самом деле, откуда ей знать? Она никогда не ходила со мной в «Макдональдс». Честно говоря, я не припомню, когда сам в последний раз здесь был. «Макдональдс» я предложил по наитию, предположив, что подростку должно здесь нравиться. И, судя по тому, как умело Никола расправляется с обедом – картошку макает в кетчуп, а из «Биг Мака» аккуратно извлекает латук и соленые огурцы, – я сделал правильный выбор.
– Ну вот, – говорю я, когда от обеда остается всего ничего, – теперь уже легче. Мы с тобой – просто два человека, которые вместе обедают. Верно?
Она осторожно кивает.
– Представляю, как ты была потрясена, когда увидела меня в «Крутой девчонке».
– Еще бы! – широко распахнув глаза, отвечает она. – Это было… ну прямо как в кино!
Чтение
В школе у нее был трудный день, и она решила взбодриться чтением. Купила «Крутую девчонку» и спрятала в рюкзачок, чтобы после обеда почитать спокойно. Устроилась на кровати, подложив под грудь подушку, развернула журнал и погрузилась в чтение.
Обычно Никола сперва просматривала журнал с начала до конца, а затем читала более внимательно те статьи, что чем-то ее привлекли. Так было и на сей раз. Содержание, письма, страничка «светской хроники» – разных сплетен о знаменитостях, пара тематических статей) гороскопы, мода, красота… Добравшись до раздела «Откровенный разговор», она остановилась. Заголовок крупными яркими буквами гласил: «Откровенный разговор» меняет формат – теперь на две страницы больше!» Поискав рубрику «Спросите Адама», Никола обнаружила, что Адама заменил некий «Дейв, Доктор Разбитых Сердец». Она прочла мою колонку, а затем подняла глаза, чтоб взглянуть на фотографию вверху страницы.
Лицо показалось ей знакомым, но она не могла припомнить, где и когда меня видела. И вдруг что-то щелкнуло в мозгу. Вскочив, Никола бросилась в мамину комнату. Забравшись на стул, дотянулась до верхней полки гардероба и копалась в старых тряпках и коробках с обувью, пока не нашла то, что искала – фотоальбом. Вернувшись к себе, перелистала страницы и нашла фотографию молодого парня, обнимающего ее маму. Сравнила со снимком в журнале. Затем, открыв последнюю страницу, прочла список сотрудников и узнала, что «Доктор Разбитых Сердец» в жизни носит имя Дейв Хардинг. Вот так она меня нашла.
Слава
Она рассказывает, и я ее не прерываю. Увлеченная собственным повествованием, Никола выходит из скорлупки: глаза ее загораются, на лице появляется улыбка. Но вот она заканчивает свой рассказ и, словно опомнившись, «гаснет», снова закусывает губу, уходит обратно в свою скорлупу.
– Можно тебя кое о чем спросить? – говорю я.
Она кивает.
– Ты писала, что ничего не сказала маме. Можно узнать почему?
– Просто не сказала.
Кажется, более развернутого ответа я не получу – по крайней мере, пока.
– А вы сильно удивились, когда получили письмо?
– Спрашиваешь! Если бы не фотографии, я бы просто не поверил!
Она вдруг начинает ерзать на стуле.
– Мне от вас ничего не нужно, – говорит она. – Я не для того написала, чтобы что-то от вас получить.
– Что ты, я и не думал…
– Просто хочу, чтобы вы знали.
– Я знаю, – подбадриваю я ее. – Ты уже придумала, о чем хочешь меня спросить?
Она мотает головой.
– Ладно, тогда обойдемся без расспросов, – выручаю я ее. – Просто поболтаем, как обычные люди за обычным обедом в «Макдональдсе».
Она кивает. Чтобы сменить тему, я спрашиваю, какую музыку она любит.
– Всякую.
– Ну какую именно? Популярную, классику, дэт-метал, хардкор-рэп?
– Боюсь, я не совсем вас понимаю, – серьезно, по-взрослому отвечает она.
– Если честно, – говорю я, – я этого тоже не понимаю. По-моему, музыка и есть музыка. Но люди вроде меня всю жизнь тратят, чтобы изобретать все новые и новые названия: брит-поп, шу-гейзинг, хард-хаус, гаражный рок, драм-н-басс, джангл, новая волна новой волны, нью-соул, нью-метал, нью-акустик – и к чему все эти ярлыки? Только для того, чтобы, когда эта музыка надоест, сделать умное лицо и сказать: «Такой-то стиль устарел».
В глазах у Николы – недоумение. Она явно не понимает, о чем это я.
– Вообще-то мне, наверно, нравится популярная музыка, – говорит она. – Обычная. Какую по радио крутят. Песни, которым можно подпевать. – Она серьезно смотрит на меня. – А вы какую музыку любите?
– Да, честно говоря, тоже всякую. Кроме попсы – ее просто не выношу, танцевальной – тоже терпеть не могу, а также дэт-метала, хард-кор-рэпа и классики.
Она смеется. Улыбка у нее очень милая, и смех тоже.
– Что же тогда остается?
– Не знаю.
– Но ведь в «Крутой девчонке» вы пишете о поп-музыке? Как же пишете, если она вам не нравится?
– Вот так и пишу. Ужас, правда?
– В последнем номере есть ваше интервью с двумя моими любимыми группами. – И она называет две сладенькие мальчиковые команды, раскрученные в последний год. – Представляю, как это здорово – все время встречаться со знаменитостями! А какие они в жизни?
– Самые обычные, как ты и я. Даже, может, и похуже. Ничего особенного в них нет.
– А по-моему, есть, – отвечает она. – Я думаю, это лучшие группы в мире!
В словах ее слышится такое благоговение, что я на секунду теряю дар речи. Я не ошибся, говорю я себе, девочки-подростки и вправду живут и дышат музыкой.
– Может, ты и права, – отвечаю я. – Может, они и вправду самые лучшие.
– Вы раньше писали в журнале, который назывался «Громкий звук», правда?
– Правда. А ты откуда знаешь? Неужели читала?
– По Интернету. У нас в школе есть Интернет, на компьютерах в библиотеке. Я, когда писала доклад по географии, запустила поиск на ваше имя.
– И нашла сайт «Громкого звука»?
Она кивает.
– Я думал, его уже прикрыли.
– Там написано, что журнал закрылся, но все страницы и ссылки остались, – объясняет она. – Вы там писали о таких группах, о каких я никогда даже не слышала. Они хорошо играют?
– Некоторые – хорошо, но большинство – просто зануды.
– Поэтому вы и перешли в «Крутую девчонку»? Вам скучно стало?
– Ну да, вроде того. «Громкий звук» закрылся, и редактор «Крутой девчонки» – мы с ней дружим – предложила пока поработать у нее.
– А где вы учились давать советы? В университете?
– Э-э… честно говоря, нет.
– А где?
Я глубоко задумываюсь. Ответить «нигде не учился» – она будет разочарована. Не стоит отнимать у нее иллюзию, что я знаю, о чем пишу.
– Прошел специальные курсы. Но вообще-то, мне кажется, у меня к этому природный дар.
– А другие дети у вас есть?
Этот вопрос застает меня врасплох – но вопрос естественный, заслуживающий честного ответа. Тень давней печали накрывает мое сердце, но я прогоняю ее и отвечаю:
– Нет.
Может быть, она ждет, что я добавлю «кроме тебя»? Никола не похожа на человека, способного таить задние мысли… но, с другой стороны, я ведь совсем ее не знаю.
– Вы женаты? – спрашивает она.
– Женат.
– А вашу жену как зовут?
– Иззи.
– Она хорошенькая?
– Еще какая!
– И чем она занимается… то есть я хотела спросить, где работает?
– Слышала когда-нибудь о журнале «Femme»?
– Это такой глянцевый? «Для женщин, которые знают, чего хотят»? – цитирует она рекламный слоган с обложки. – Мама иногда его читает. – И, хихикнув, добавляет: – Хотя, по-моему, она не всегда знает, чего хочет.
– Ну так вот, Иззи там работает. Она заместитель главного редактора. И как раз сегодня узнала, что на следующей неделе, если повезет, ее назначат главным редактором.
– А платят ей много?
– Порядочно, – отвечаю я. – Но вообще-то жизнь у журналиста совсем не такая интересная, как кажется со стороны. По большей части мы просто сидим в офисе, долбим по клавиатуре и отвечаем на звонки.
– А она берет интервью у знаменитостей?
– Да, случается. – И я называю три фамилии, которые, по моим представлениям, способны впечатлить тринадцатилетнюю девочку.
– Ой, я их всех знаю! – на лице ее отражается благоговение. – Как же, наверно, здорово вот так запросто разговаривать с такими замечательными людьми! И какие они?
– Не знаю, – искренне отвечаю я. – Наверное, люди хорошие.
– А я вот ни с одной знаменитостью не знакома, – вздыхает она и, подумав, добавляет: – Кроме вас.
– Ну какая же я знаменитость?
– В журнале печатают вашу фотографию, – отвечает она. – Все девчонки в школе читают вашу колонку. Для меня вы – знаменитость.
– Что ж, – говорю я, – наверно, ты права.
