Текст книги "Ужин вдвоём"
Автор книги: Майк Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Улыбка
– Поздравляю! – говорит Фрэн, когда я возвращаюсь на свое место.
– Это ты во всем виновата! – ворчу я.
Фрэн просто сияет от гордости.
– Из тебя выйдет классный консультант по любовным делам! Гораздо лучше, чем из Адама – ведь этот Адам, между нами, просто старый зануда. – Она хлопает меня по плечу. – Молодчина! Первым делом тебе надо сфотографироваться для колонки. Главное – пошире улыбаться.
– Это еще зачем?
– Зачем фотография? Раз уж хочешь стать для наших девочек лучшим другом, они должны знать, как ты выглядишь. – Она демонстрирует мне свой снимок с широкой озорной улыбкой. – Это я прошлым летом сфотографировалась. Выгляжу, как будто мне лет двенадцать, правда? – Она хихикает. – Конечно, над твоей физиономией придется поработать…
– Сдается мне, ты хочешь меня оскорбить?
– Что ты, что ты! Так всегда бывает. Дейзи рассказывала, когда Адама фотографировали для колонки, восемь катушек пленки отсняли, пока не получился кадр, где он не был похож на маньяка-убийцу. Хотели даже пустить с колонкой чей-нибудь чужой снимок, но Адам не согласился. Сказал, это разрушит его индивидуальность.
– Сколько трудов из-за одной фотографии!
– Да не волнуйся так. Главное, не вздумай корчить суровую физиономию. Крутых парней даже взрослые женщины побаиваются, а четырнадцатилетние девочки – тем более. Думаешь, почему девочки-подростки так тащатся от мальчиковых поп-групп? Потому что парни, которые там поют, не страшные. Щеки у них гладенькие, мордочки смазливые, – словом, выглядят они ровесниками своих фанаток. Так что не удивляйся, если фотограф тебя сильно омолодит.
– Признайся честно, тебе все это нравится?
– Еще как! – с восторгом отвечает Фрэн. – Сам подумай: суровый музыкальный критик, крутейший из крутых, спускается с заоблачных высот, чтобы поделиться крупицами своей мудрости с девчонками от тринадцати до шестнадцати! Ты в жизни видел что-нибудь смешнее? Лично я – ничего.
Доктор
– Доктор Разбитых Сердец! – повторяет Иззи, когда я звоню ей после обеда и сообщаю новости. – Не верю! Просто быть такого не может!
– Честное слово, – отвечаю я. – Это Дженни придумала. По ее мнению, назвать меня просто «Дорогой Дейв» – это не отпад. Или, может, отпад, но не полный.
– А «Доктор Разбитых Сердец» – это, значит, полный?
– Видимо, да.
– Снимаю шляпу перед Джен. Одного не понимаю – как ей удалось тебя уломать? Когда она поделилась своим планом со мной, я сказала, что ты ни за какие коврижки на это не пойдешь. Даже ради дружбы. И вот пожалуйста – заделался психотерапевтом для истеричных девиц! Знаешь, надо бы тебе почитать что-нибудь по популярной психологии. Хочешь, стащу с работы пару книжек Опры?
– Хм… ну может быть. Вообще-то я предполагаю действовать по наитию.
– Например?
– Там разберемся.
Иззи прыскает.
– Ладно, – говорит она, – сажусь на телефон и начинаю обзванивать всю нашу компанию. Такое событие надо отпраздновать. Не каждый день твой муж становится Доктором Разбитых Сердец!
Пицца
Мы вшестером – Тревор, Дженни, Стелла, Ли, Иззи и я – сидим в переполненной «Экспресс-пицце» в Сохо. Сидим уже минут пятнадцать, но так ничего и не заказали – вся наша компания с головой ушла в обсуждение моего нового места работы.
– Дейв, – говорит Тревор проникновенно, – ты сам-то понимаешь, что давать советы школьницам на страницах журнала для подростков – это не совсем то, чем должен заниматься нормальный взрослый мужик?
– Менее подходящего для тебя места я бы и специально придумать не смогла, – замечает Стелла, – даже если бы очень постаралась.
Все задумываются.
– Может быть, «Ежемесячник яхтсмена»? – предлагает Иззи. – Насколько мне известно, к морю Дейв никогда даже близко не подходил.
– Ну нет! – возражает ей Тревор. – Яхты входят в разряд вещей, которыми всякий мужик просто обязан интересоваться. А если и не интересуется, ему легко притвориться. Это все равно как гольф, или автомобили, или мотоциклы…
– И вообще любая техника – компьютеры, видеокамеры и так далее, – прибавляет Ли.
– Короче говоря, яхты – это тема для настоящего мужчины, – подводит итог Тревор.
– Да хватит вам! – говорит Дженни. – У Дейва все получится. Не сомневаюсь, советчик из него выйдет что надо! Помню, как он ходил к нам, когда мы со Стеллой и Иззи жили в Ист-Финчли: мы рассказывали ему о своей личной жизни, а у него всегда был наготове какой-нибудь хороший совет!
– Верно, – соглашается Стелла. – Вы замечали, с парнем подруги всегда ведешь себя, как со старшим братом – спрашиваешь совета и всякое такое?
Это верно. Только что-то не припомню, чтобы я раздавал советы направо и налево. Девочки по большей части говорили, я по большей части слушал. Ну, иногда вставишь что-нибудь, когда видишь, что от тебя ждут ответа… Честно говоря, я в этих беседах никакой психотерапевтической подоплеки не видел. Просто развлекал соседок своей девушки разговорами в ожидании, пока она оденется и выйдет.
– Вы о Дейве говорите, словно о каком-то гаремном евнухе! – возмущается Тревор. – И вообще, когда Дженни его спросила, стоит ли со мной встречаться, знаете, что он ответил? Что со мной надо быть поосторожнее! А еще друг называется!
– Трев, дружище, я имел в виду, что с тобой танцевать не стоит, все ноги ей отдавишь! – смеясь, поясняю я.
– Ладно, отставить препирательства, – командует Дженни. – Дейв, ты готов?
– К чему?
– К первому выходу на сцену!
Девичьи страдания
Предусмотрительная Дженни притащила с собой в ресторан целую кипу писем «Адаму». И теперь я, словно призер телевизионных игр, популярных в дни моей молодости, сую руку в сумку, шарю вслепую и выуживаю оттуда письмо.
Адрес «Крутой девчонки» надписан чернилами цвета серебристый металлик на пастельно-зеленом конвертике. Само письмо написано на желтом фигурном листочке в форме собаки. Я читаю его вслух:
Дорогой Адам!
Мне пятнадцать лет. У меня большая проблема, пожалуйста, подскажите, что делать. С самого начала четверти мне очень нравится один парень по имени Питер, и, по-моему, я ему тоже. Но дело в том, что этот Питер встречается с моей лучшей подругой Лиз. Он живет через два дома от меня и, когда мы идем из школы, сначала провожает домой ее, а потом меня. Он ужасно милый, и у меня это серьезно. Мне кажется, он чувствует то же самое, но я не уверена. Что мне делать? Что ему сказать? Стоит ли рисковать нашей дружбой с Лиз?
Ваша
фанатка Паффа Дэдди.
Бристоль.
– Твоя первая реакция? – интересуется Стелла.
– Изумление, – отвечаю я. – Почему она подписалась «фанатка Паффа Дэдди»?
– Потому что любит Паффа Дэдди! – отвечает Иззи, закатывая глаза.
– Э-э… и какое это имеет отношение к делу?
– Дейв, ты что-то сегодня туго соображаешь, – вздыхает Иззи. – Она подписалась «фанатка Паффа Дэдди», потому что не хочет, чтобы ее узнали. А если вообще не подписываться, то при публикации в конце письма поставят «Без подписи» – звучит не очень-то красиво. Что тут непонятного?
– Ладно, ладно, – бормочу я и снова уставляюсь в письмо. – Значит, она влюбилась в приятеля своей лучшей подруги. И теперь хочет знать, отвечает ли он ей взаимностью и что делать дальше.
– Отлично, – подбадривает меня Дженни. – Что ответишь?
– Ну что тут ответить? Ничего хорошего не отвечу. Не дело это – отбивать парня у подруги. Ничего, кроме неприятностей, из этого не выйдет.
– А еще?
– Еще… ну, может быть, этот парень вовсе в нее и не влюблен.
– Точно, – встревает Тревор. – Об этом обязательно надо написать. Тебе-то самому как показалось, влюблен он или нет?
– Трудно сказать.
– Мне кажется, он к ней просто по-дружески относится, – замечает Стелла.
– Нет, – твердо говорю я вдруг. – Он тоже в нее влюблен. Иначе не стал бы провожать ее домой. Я сам когда-то был подростком и хорошо помню: в этом возрасте ты готов скорее умереть, чем показаться друзьям рядом с девушкой, которая тебе не нравится. – В поисках поддержки я оглядываюсь на Тревора и Ли. – Я прав, или… или я прав?
Оба кивают, широко улыбаясь.
– Какая мелочность! – восклицает Иззи.
– А ты чего хочешь от пятнадцатилетних мальчишек? – отвечает Ли.
– Вот этого лучше не писать!
– Знаешь, мне это начинает нравиться. Давай-ка почитаем еще.
Я снова лезу в сумку: маленький белый конвертик, почерк детский, неустоявшийся, но, несомненно, мужской.
Уважаемый Адам!
Хочу спросить у Вас совета. Мне тринадцать лет, я мальчик и обычно не читаю девчачьи журналы, но Ваш случайно увидел у сестры, и мне понравилось. Дело вот в чем: мне очень нравится одна девочка из нашего класса, ее зовут Чармейн. И я ей тоже очень нравлюсь. Проблема в том, что у меня никогда еще не было девушки, а у нее уже три мальчика было. И я очень боюсь сделать какую-нибудь глупость, я ведь даже не целовался ни разу. Напишите, пожалуйста, как правильно целоваться. Куда девать руки? Я слышал, некоторые девчонки любят целоваться языком, а некоторые нет – как узнать, что любит Чармейн? Помогите мне, пожалуйста.
С уважением
болельщик «Манчестер юнайтед», Эссекс.
– Какой милый мальчик! – воркует Дженни. – Дай взглянуть!
Я отдаю ей письмо, и она внимательно в него вчитывается.
– Ну почему не все вы такие? – стонет она, бросая на Тревора полный упрека взгляд. – Почему на одного такого вот милого, вежливого, деликатного приходится девять настырных грубиянов?
– Ты о подростках или о мужчинах вообще? – уточняет Ли.
– Все вы такие! – вставляет Стелла. – У этого мальчугана всем вам стоило бы поучиться! Дейв, непременно опубликуй его письмо в первой же колонке. Представляю, сколько девчонок захочет дать ему совет насчет поцелуев – а может, и поучить на практике! Да что там, я сама бы не отказалась, будь я лет на десять моложе! Дейв, что ты ему ответишь?
– О поцелуях?
– О чем же еще!
– Честно говоря, не припомню, чтобы для меня это было проблемой.
– Быть такого не может! – убежденно говорит Иззи. – Каждый из нас когда-то целовался в первый раз. Ну-ка, припомни: когда, с кем?
Я мучительно задумываюсь. Все словно в тумане. День рождения… четырнадцать лет… все началось с игры в «бутылочку»… темная комната… чужой напористый язык со вкусом газировки и смородинного пирога…
– В четырнадцать лет с Амандой Реддингтон, – признаюсь я. – Толстуха в огромных очках. Врасплох меня застала.
– Она тебе нравилась? – интересуется Ли.
– Да, в общем, нет, – отвечаю я.
– Зачем же целовался? – спрашивает Дженни.
– Она предложила, – объясняю я. – Мне показалось, что неудобно отказываться.
– Что ты в то время знал о поцелуях? – возвращается к нашей теме Иззи.
– Ничего.
– И чему этот первый поцелуй тебя научил? – наседает Стелла.
– Не оставаться наедине с Амандой Реддингтон.
– Так что же ты посоветуешь этому бедолаге? – Иззи тыкает пальцем в письмо.
– Лучше всего целоваться, как в кино. Медленно приближаешь губы к ее губам. Глаза закрыты, голова слегка склонена набок, чтобы не стукнуться носами. Можно держать ее за руки. И ни в коем случае не совать язык куда не надо – по крайней мере, в первые десять минут. Разве только она сама покажет, что ей это приятно.
– А как насчет смазки? – спрашивает Стелла.
– Какой еще смазки?
– Дейв, я тоже когда-то была подростком, и собственный опыт мне подсказывает, что у парней обычно большие проблемы со смазкой. Губы у них или такие сухие, словно целуешься с наждачной бумагой, или такие слюнявые, что хочется сплюнуть. А самое ужасное – и, поверь, со мной такое случалось не раз, – когда они после поцелуя вытирают губы рукавом!
– Ой, гадость какая! – визжит Дженни.
– А мне всегда казалось, что это очень сексуально, – замечаю я. – Иззи, когда мы с ней только начали встречаться, этот жест просто обожала.
– Не верьте ему! – задыхаясь от смеха, вопит Иззи. – Все врет, все врет! Это не со мной было!
– Так что же, мне все это и написать? – спрашиваю я у Дженни.
– Естественно, – отвечает она. – Видишь, не так уж это легко, как ты думал. Давай прочтем еще одно письмо и будем ужинать, а то я умираю от голода!
Последнее на сегодня письмо заключено в плотный коричневый конверт, адресованный в Британскую газовую компанию. Прежний адрес зачеркнут, и поверх него толстым черным фломастером приписан адрес «Крутой девчонки». Я выкладываю письмо на стол, чтобы все полюбовались.
– Выглядит устрашающе, – замечает Иззи.
– Действительно, – соглашается Тревор.
Из конверта я извлекаю письмо, написанное на тетрадном листочке в клеточку.
Дорогой Адам!
Мне одиннадцать лет. Я люблю мальчиков. Я очень хочу в кого-нибудь влюбиться. Все мои подруги думают, что я помешалась на мальчиках. Напишите, что мне делать? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помогите! Я В ОТЧАЯНИИ!
Отчаянная читательница «Крутой девчонки»
Лестер.
– Одиннадцать лет, – с видом знатока говорит Дженни. – Это все объясняет.
– То есть?
– Подросток мечтает поскорее стать взрослым, а человек лет одиннадцати-двенадцати – поскорее стать подростком. Девочка читает журнал и завидует: подростковые страдания по мальчикам кажутся ей безумно интересными и романтичными. Как говорится, если у тебя нет проблем, надо их выдумать!
В этот момент к нашему столу с решительным видом подходит официантка. Мы заказываем шесть бокалов пива. Когда пиво приносят, Дженни берет свой бокал, встает и объявляет на весь ресторан, что хочет выпить за грядущий успех «Дейва Хардинга, лучшего Доктора Разбитых Сердец на всей планете»!
Все встают и награждают меня аплодисментами.
Почта
– Кто тут у вас Дейв Хардинг? – интересуется курьер, словно не замечая, что в офисе, кроме меня, и мужчин-то нет.
Четыре часа следующего дня. Весь день я как на иголках – жду новых писем для «Адама». Мне не терпится взяться за работу: снова и снова я звоню в почтовый отдел – и снова и снова слышу, что почту принесут «минут через двадцать».
После пятого звонка Фрэн объясняет мне, что «минут двадцать» – для курьеров понятие растяжимое, оно может включать в себя и полчаса, и целый день, в зависимости от того, что показывают по переносному телевизору.
Курьер скидывает у моих ног три здоровенных полиэтиленовых мешка с почтой и удаляется, не сказав ни слова.
– Может, у него дома неприятности? – интересуюсь я, пока Фрэн помогает мне развязывать мешки. – Или я его чем-то обидел?
– Только тем, что заставил работать, – поморщившись, объясняет она. – Курьеры этого страшно не любят. Когда эти ребята курят на крыльце, милее людей не найти – но на рабочем месте и в рабочее время…
Фрэн долго борется с веревкой, перетягивающей мешок, и в конце концов, пока я безуспешно пытаюсь разыскать ножницы, просто перекусывает ее зубами.
– Вот и готово, – говорит она и садится на свое место, оставив меня наедине с сотнями страниц, полных любви, ненависти к себе, самоуничижения и самокопания.
Никогда бы не подумал, что у девочек-подростков такой сложный внутренний мир.
Часть третья
Я привык жить как Робинзон Крузо, – на необитаемом острове среди восьми миллионов лондонцев. Но однажды увидел след на песке – это была ты. Замечательная все-таки вещь ужин на двоих.
Бакстер, в фильме Билли Уайлдера «Квартира»
(Январь – февраль 2001 года)
Лифт
На улице льет как из ведра. Я стою в холле, дожидаясь лифта: одежда моя промокла насквозь, и кажется, словно от нее поднимаются клубы пара.
Мой дебютный номер «Крутой девчонки» уже две недели как лежит в магазинах. Я своим дебютом горжусь – если не считать фотографии над колонкой. Фото меня просто убило. Как и обещала Фрэн, журнальный фотограф изобразил меня этаким чуть постаревшим «сладеньким мальчиком» из модной поп-команды. Иззи, увидев эту фотку, целый день мне жить не давала. Я несколько раз жму на кнопку, и наконец один из лифтов начинает спуск. Рядом появляется Фрэн.
– С добрым утром! – бодро говорит она.
– Привет, – отвечаю я. – Что поделывала на выходных?
– В основном сидела дома и собачилась с Линденом.
– О чем?
– Обо всем.
– Ну а с чего началось-то?
Она вяло улыбается.
– Наверно, с того, что в пятницу вечером я вошла к нему в прихожую и открыла рот, чтобы сказать «здравствуй».
– Я тебе и раньше говорил, – замечаю я, – и могу еще раз повторить: этот твой Линден – никчемный тип, и ты попусту тратишь на него время.
– Знаю, – отвечает Фрэн, когда перед нами раскрываются двери лифта. – Но мне нравится. Может, он и никчемный, но такой сексуальный!
Я собираюсь ответить, как вдруг замечаю, что мы уже не одни. Слева от нас становятся две женщины, явно из «Stilissimo» – безупречные костюмы, безупречная прическа, безупречный макияж, а справа – молодой парень в куртке и джинсах, лицо которого кажется мне смутно знакомым. В следующий миг я его узнаю – и тут же понимаю, что и он меня узнал.
– Дейв Хардинг! – восклицает он, когда мы входим в лифт.
Я вежливо улыбаюсь. Да-да, вспомнил: этот парень с год назад работал в «Громком звуке» стажером, но в штат так и не попал. Мне хочется провалиться сквозь землю.
– Я так и подумал, что это ты, – сообщает он. – Как жизнь?
– Помаленьку, – коротко отвечаю я. – Ты-то как?
– Знаешь, прекрасно! Одна забота – как все успеть. Работаю ди-джеем в двух барах в Сохо, записываю альбомы с тремя андерграундными группами, а главное – работаю в «Метросаунде». Здесь, на последнем этаже. Вот, недавно начал большие статьи писать.
– Поздравляю, – отвечаю я тоном, не грешащим излишней искренностью. – Должно быть, очень приятно, когда ты настолько востребован.
– Слышал о том, что случилось с «Громким звуком», – говорит он. – Жаль, хороший был журнал – для своего времени.
– Спасибо, – отвечаю я, прекрасно понимая, что мне нанесли едва завуалированное оскорбление. Краем глаза замечаю, что Фрэн нетерпеливо ждет, когда же ее представят. – Это Фрэн, моя коллега, – неохотно сообщаю я. – Фрэн, это…
– Стив Джексон, – прерывает он меня и тут же поправляется: – Для друзей – Стиви Джи. Этим все сказано.
– Привет, – радостно говорит Фрэн. – А я вас уже здесь видела.
Он улыбается во весь рот:
– Я вас тоже заметил.
Я вздыхаю. Плевать мне, с кем флиртует Фрэн, но зачем она этим занимается на глазах у целой толпы посторонних?
– Вы где работаете? – спрашивает он у Фрэн.
– В «Крутой девчонке», – отвечает она. – Пишу.
– Забавно, наверно, работать в таком месте.
– Это уж точно! – отвечает она и лыбится, как идиотка.
– Дейв, а ты сейчас чем занимаешься?
– Да так, всем понемногу.
– Дейв у нас в «Крутой девчонке» дает девочкам полезные советы, – радостно сообщает Фрэн. – Про жизнь и про любовь!
Воцаряется долгое неловкое молчание.
Стиви Джи взирает на меня с изумлением.
– Ты что же, бросил музыку? – интересуется он.
– Не бросил, – отвечаю я. – Просто решил сделать перерыв.
– У Дейва здорово получается, – сообщает Фрэн, видимо желая исправить свою ошибку. – Скоро вся наша редакция начнет к нему ходить за консультациями!
Оба смеются: мне не остается ничего, кроме как к ним присоединиться. По счастью, мучения мои продлятся недолго – нам выходить на третьем этаже.
– Очень рад был с вами познакомиться, – галантно замечает Стиви Джи, когда мы с Фрэн выходим.
– Еще увидимся! – машет рукой Фрэн.
– Непременно, – отвечает он.
Двери начинают закрываться за нами, и в этот миг Стиви Джи бросает:
– Дейв, если тебе и вправду нужна работа, позвони мне как-нибудь на днях, поделись своими идеями. Я посмотрю, что смогу для тебя сделать.
Ответить я не успеваю – дверь закрывается.
– Какой лапочка! – воркует Фрэн. – Я давно уже мечтала с ним заговорить, только предлога не было! Ах, какой красавчик!
– Не знаю, что ты в нем нашла, – рявкаю я. – Ты слышала, что он сказал? Черт побери, этот тип был у нас стажером! Варил мне кофе, вскрывал для меня почту – а теперь говорит: «Позвони как-нибудь на днях, я посмотрю, что смогу сделать…» Вот сукин сын!
Но Фрэн мои страдания только забавляют: она подхватывает меня под руку и втаскивает в офис «Крутой девчонки».
Пачка
Полдень. Я на рабочем месте. Дженни с утра бегает по переговорам, а Фрэн отчалила на фотосъемку для конкурса красоты среди читательниц – превращать стайку девчонок в подобие их обожаемых поп-звезд. Работы мне хватит до вечера: рецензии на новые альбомы, телефонное интервью с лидером новой ирландской группы… Я решаю глотнуть свежего воздуха и пододвигаю к себе пачку писем, адресованных «Доктору Разбитых Сердец».
Работаю я всего две недели, но, если верить Фрэн, получил уже столько почты, сколько бедняге Адаму и не снилось. Взяв из стопки первый конверт, открываю и погружаюсь в мир девичьих страданий:
Дорогой Доктор Дейв!
Объясните, пожалуйста, почему, если есть две девушки, и у одной большая грудь, но ума не больше, чему промокашки, а у другой с мозгами все в порядке, но грудь маленькая, парень обязательно выбирает дуру с большими сиськами? Я вот почему спрашиваю: мне этот парень очень нравится, и я ясно вижу, что и сама ему нравлюсь, и вдруг он мне заявляет, что со мной хочет просто дружить, а гулять будет с одной девчонкой, у которой здоровенные сиськи и ухмылка, как у гиены.
Фанатка Джанет Джексон (14), Абердин.
Дорогой Доктор Разбитых Сердец!
Папа застал нас с моим другом, когда мы лежали на диване и целовались, и страшно разозлился. Все из-за того, что он не знал, что мы влюблены, и думал, мы просто дружим. А теперь он совсем взбесился: говорит, что «в обозримом будущем» я из дому не выйду, и даже запрещает говорить по телефону. И говорит, чтобы я не смела больше встречаться с этим парнем. Я не знаю, что делать, просто с ума схожу. Как ему объяснить, что мы ничего дурного не делаем?
В отчаянии
фанатка «Бухты Доусона» (16), Челтнем.
Уважаемый Доктор Дейв!
Когда мы вдвоем, мой приятель ужасно милый, но на людях ведет себя, словно я невидимка. Почти со мной не разговаривает, не хочет даже за руку держать! Все мои подруги возмущаются и говорят, что его давно пора бросить – но я-то знаю, что, когда мы одни, он совсем другой! Объясните, пожалуйста, почему он так себя ведет и что мне делать?
15, Ливерпуль.
Остальные письма я только пролистываю. Синие, красные, зеленые чернила, черные и цветные фломастеры. Одно даже написано светящимися чернилами на черной бумаге. Тематика самая разная – от безответной любви до техники избавления от надоедливого ухажера, от держания за руки до поцелуев взасос. Прочту-ка напоследок еще одно – и за работу. Я выбираю яркий желтый конвертик. В нем – две фотографии и три голубеньких листка, исписанных старательным почерком примерной ученицы.
Здравствуйте, Дейв.
Две недели назад я увидела в журнале Вашу колонку и сразу решила Вам написать. Точнее, написать Вам я мечтала еще тогда, когда совсем Вас не знала – сейчас объясню почему. Вас, наверно, это удивит, но мне кажется… нет, даже не кажется – я уверена, что в свое время Вы знали мою маму. Ее зовут Кейтлин О'Коннелл. Вы познакомились с ней 11 августа 1987 года в ночном клубе на острове Корфу, в местечке Беницы, и провели с ней ночь. Мама говорит, если бы все сложилось иначе (то есть если бы Вы тоже жили в Дублине или она в Лондоне), может быть, вы продолжали бы встречаться после каникул и у вас бы что-то получилось. А так Вы уехали на следующий день и уже никогда больше с ней не виделись.
Но Вы не знаете, что после этого мама забеременела и родила меня. Меня зовут Никола О'Коннелл, мне тринадцать лет (через четыре месяца будет четырнадцать). Если Вы посчитаете, то сами увидите, что Вы мой папа, а я Ваша дочь.
Когда я увидела Ваше фото в «Крутой девчонке», то просто глазам своим не поверила. Сначала подумала, что я свихнулась. Дело в том, что у мамы осталась Ваша фотография. Конечно, за эти годы Вы сильно изменились, но я Вас узнала – это не так уж сложно, когда каждый день, стоя перед зеркалом, пытаешься себе представить, что за человек твой отец и чем ты на него похожа.
Я еще никому про Вас не говорила, даже маме. И наверно, не скажу, потому что она расстроится. Но мне очень хотелось бы с Вами встретиться. Только один раз. Живем мы теперь в Лондоне, в Вуд-Грине, так что это легко устроить.
Прилагаю Вашу фотографию, которая осталась у мамы, и свою, снятую на Рождество. На обороте я написала номер своего мобильного телефона. Пожалуйста, позвоните мне, если сможете. Пожалуйста.
Искренне Ваша
Никола О'Коннелл.
P.S. Только, пожалуйста, не звоните днем, когда у меня уроки, потому что в школе нас заставляют мобильники выключать.
