Текст книги "Ужин вдвоём"
Автор книги: Майк Гейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
За работой
За статью я сажусь после обеда, пока Иззи дочитывает свои газеты. Поначалу я валяю дурака, и первые мои попытки просто ужасны: но затем берусь за дело всерьез, безжалостно перекраивая и переделывая написанное. Заканчиваю уже после обеда в понедельник и только тут замечаю, что статья получилась на четыреста слов длиннее, чем надо, – так я увлекся. Странно как-то делать такойматериал для такойпублики: словно задействуешь другое мозговое полушарие. Не надо подбирать изысканные литературные синонимы для слова «дерьмо», не нужно из кожи лезть, выискивая достоинства в музыке, от которой тебя в сон клонит… И это здорово. Честно говоря, давно я так не увлекался своей работой. К трем часам я сокращаю свое творение до положенных восьмисот слов, озаглавливаю его «Искусство говорить молча» и отправляю электронной почтой Иззи.
Первый блин
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Статья для «Femme»
Привет, детка.
Ваттаче – обещанная статья. Честно говоря, малость заштамповано и стиль не совсем мой. Вообще-то я не поклонник половых стереотипов, но, думаю, для твоего журнала нужен этакий крутой мачо. Не принимай на свой счет: ты у меня почти никогда не говоришь без слов, а вот многие мои знакомые женщины только этим и занимаются.
Целую
Дейв X.
P. S. Как ты увидишь, я использовал для иллюстраций истории из жизни наших друзей. Сперва хотел поменять все имена, чтобы не страдали невинные, а потом решил: зачем? Так гораздо прикольнее…
ИСКУССТВО ГОВОРИТЬ МОЛЧА
Представьте себе сцену: мой приятель Тревор со своей девушкой стоит посреди магазина «Свечи в подарок», выбирает аксессуары для романтического ужина – и вдруг девушка устремляет на него Выразительный Взгляд.
– Что такое? – спрашивает он.
– Сам знаешь, – отвечает она.
– Что я знаю? – недоумевает он.
– А если бы любил меня, сразу бы понял! – отвечает она и вылетает из магазина, оставляя Тревора наедине с изумленным продавцом и с охапкой ароматических свечей в руках.
Несколько дней спустя, сидя в пивной, Тревор рассказывает друзьям эту историю. Все мы закатываем глаза и сочувственно киваем.
– Ну вот, – говорю я, – и ты, друг мой, испытал на себе страшнейшее женское оружие – Искусство говорить молча.
Искусство говорить молча (в дальнейшем ИГМ) с древних времен служило для мужской половины человечества неиссякаемым источником страха и трепета. Помню, как однажды в паб, где собирается обычно наша компания, влетела в слезах одна хорошая знакомая. Обменявшись взглядом с моей прекрасной половиной, она всхлипнула и скрылась в туалете.
– Что бы это значило? – обратился я к своей даме.
– Она рассорилась с Тони, поругалась с мамой, у любимой кошки запор, не хватает денег на чудное платье, которое она видела в «Кукай»… ах да, и еще она ненавидит свою работу.
– И все это ты поняла по одному взгляду? – воскликнул я.
– Естественно, – ответила она. – Что тут непонятного?
Хорошо, согласен, я малость преувеличиваю. Но совсем чуть-чуть.
В благих целях ИГМ прекрасно: но когда оно используется во имя Зла (то есть против меня) – о, страшнее просто не бывает!
Впервые я познакомился с ИГМ в школьные годы. Гуляю как-то раз по парку, думаю о своем – и вдруг появляется едва знакомая девчонка, останавливается поодаль и с полчаса стоит как вкопанная, не сводя с меня глаз, а затем исчезает. На следующий день в школе я с изумлением узнаю, что официально «гуляю» с Мелани Чиссок. Что произошло? ИГМ, вот что! Для Мелани получасовое стояние рядом с предметом ее мечтаний было равносильно признанию в любви; для меня же это означало все что угодно – что она заблудилась, ждет автобуса или просто задумалась о чем-то своем. Трудно иметь дело с телепатами.
За прошедшие с тех пор пятнадцать лет я, смею надеяться, поумнел и поднабрался опыта, однако в Искусстве говорить молча я по-прежнему невежествен, как младенец. Вот вам пример: не так давно я отправился вместе с женщиной своей мечты на вечеринку. Мы выпивали, болтали со знакомыми, полузнакомыми и совсем незнакомыми, немного потанцевали и часам к двум вернулись домой. По наивности своей, я полагал, что все прошло как нельзя лучше. Однако в такси на обратной дороге меня встретило ледяное молчание. После долгой и слезной мольбы мое преступление было мне открыто: оказывается, я позволил с собой заигрывать!
– Боже правый, кто там со мной заигрывал? – воскликнул я.
– Да та корова в идиотской кургузой юбчонке!
– Которая?!
– Как будто сам не знаешь! – возопила, моя любовь.
Любимая! И вы все, милые женщины! К вам обращаюсь я, дорогие мои! Пожалуйста, уясните и запомните одно: МУЖЧИНЫ ПРОСТЫ. Как пряники. Мы не умеем читать между строк, не воспринимаем выразительных взглядов, не понимаем тонких намеков: чтобы чего-то от нас добиться, надо выражаться четко и ясно, как в армии. Требовать от нас психологических прозрений жестоко и бессмысленно. Это все равно что сочинить для щенка инструкцию на семи страницах: «Почему нельзя гадить на ковер», а потом отлупить его, когда он все-таки нагадит. Щенок не понимает письменных инструкций, а мужчина – женских мыслей. Не просите нас угадать, о чем вы думаете – все равно сядем в лужу. Поймите, мы не специально вас злим – просто мерим вас по своей мерке. Мысли мужчины просты и понятны, да и, по совести сказать, не так уж их много – так что читать мысли друг друга нам легче легкого. Но с женщинами начинаются проблемы. «Встань на мое место!» – говорите вы. Легко сказать! Пробовали когда-нибудь ходить в шлепанцах, которые вам на несколько размеров малы? То-то!
Что же делать? Боюсь, ответ очевиден. И в тот вечер в пивной все мы согласились, что это единственный выход. Милые дамы, если вам что-то в нас не нравится, пожалуйста, сообщайте об этом прямо, четко и, главное, сразу. Как говорит мой друг Тревор: «Мужчины вообще-mo существа разумные. И обращенную к ним речь понимают. Если, конечно, это человеческая речь». Так что теперь вы знаете, что делать. Оставьте игры в угадайку для Рождества у бабушки, а передачу мыслей на расстоянии – для Ури Геллера и начните разговаривать со своим мужчиной как с нормальным человеком.
Успех
Иззи статья нравится. Так нравится, что она рассылает мое письмо всем коллегам, чтобы и они порадовались, как здорово пишет ее муж. И все с ней соглашаются: материал получился отличный, пойдет прямо в следующий номер. Я взлетаю до небес. Кажется, жизнь начала налаживаться! Вдохновленный своим успехом, на неделе я, выполняя свое обещание Иззи, обзваниваю всех друзей-журналистов и получаю целую кучу предложений: пара репортажей с концертов для центральных газет (соглашаюсь), пара тематических материалов для «Рок-сити», главного конкурента покойного «ГЗ» (отказываюсь из гордости) и бесконечные предложения писать для музыкальных веб-сайтов (тоже отказываюсь). Но ничто из этого не приводит меня в такой восторг, как статейка для «Femme». Все это так нудно, тоскливо, заезженно, что я с трудом заставляю себя сесть за работу и уже всерьез подумываю о смене профессии. Может быть, устроиться учителем английского в школу? Или вернуться в университет и получить-таки ученую степень? Все что угодно кажется мне привлекательнее дела, которому я отдал десять лет жизни.
Выбор
Пятница, восемь вечера. Вся наша компания стоит посреди видеопроката «Блокбастер» на Фортис-Грин-роуд. Пункт проката полон людьми, очень похожими на нас: пары и дружеские компании под тридцать или чуть за тридцать, вдруг обнаружившие, что сидеть дома и смотреть кино куда приятнее, чем ночь напролет мотаться по клубам. Мы выбираем уже полчаса и никак не можем прийти к согласию. Ли уже пересмотрел все, что здесь есть. Стелла и Дженни два раза видели «Гладиатора» и хотят посмотреть еще раз. Иззи голосует за «Идеальный шторм» – потому что фильм потрясающий, объясняет она всем и каждому, а вовсе не потому, что там Джордж Клуни бегает в мокрой футболке. Тревор, большой поклонник туповатых голливудских комедий, колеблется между «Американским пирогом» и «Все о Мэри»; но вообще-то, добавляет он, как все, так и я.
Только я ничего еще не выбрал. Мне не до этого. Я брожу вдоль полок, где выстроились кинопленки всех стран и эпох, и мысленно составляю список фильмов о младенцах. «Трое мужчин и младенец в люльке», «Воспитание Аризоны», «Посмотри, кто говорит», «Ребенок Розмари», «Девять месяцев»… Вот, кажется, и все.
Было бы смешно. Если бы не было так больно.
Ночью
Ночью, после «Гладиатора» и пиццы «Домино», я не могу уснуть. Смотрю в потолок и пытаюсь понять, почему же мне вдруг так приспичило обзавестись потомством. Может быть, включились биологические часы? Да, пожалуй, в этом есть резон. Но мне кажется, дело все-таки не в тиканье каких-то воображаемых часов, а в моих отношениях с Иззи. Знаете, любимый сюжет мыльных опер: женщина рожает, чтобы привязать к себе мужчину. Только на этот раз в роли «женщины» я. Самое обидное, что жаловаться-то мне не на что. Я люблю Иззи. И она меня любит. У нас все хорошо. Иногда ссоримся по мелочам – с кем не бывает? – но тут же миримся. Чего же мне не хватает? Быть может, дело в том, что семейная жизнь мне наскучила и хочется перемен? Я прислушиваюсь к себе: нет, ничего подобного. Я счастлив с Иззи, и никто, кроме нее, мне не нужен. Со стороны мы кажемся идеальной парой: умные, яркие, преуспевающие (по крайней мере, до недавнего времени я преуспевал); гармоничные отношения, налаженная семейная жизнь… Только вдруг понимаешь: все это ни хрена не стоит.
Нет, я не считаю, что жизнь без ребенка бессмысленна. Скорее, мне кажется, что ребенок придаст нашей жизни новый смысл, новый свет, новую причину вставать по утрам и улыбаться друг другу. Конечно, это не обязательно. Многие живут без этого дополнительного смысла – и прекрасно живут. Я и сам так жил еще совсем недавно. И вдруг что-то во мне перевернулось, и я превратился в полную свою противоположность: человека, которому ребенок нужен, как рыбе нужна вода. Никогда я не любил этого слова: «нужно». Не любил нуждаться – ни в чем и ни в ком. И Иззи меня привлекла своей силой и независимостью. Должно быть, в этом-то все и дело: шесть лет мы прожили вдвоем – а теперь я хочу стать с Иззи одним целым.
Молодежь
Вторник, утро. Я сижу на кухне с портативным компьютером на коленях, набрасываю заметку о концерте, на котором побывал вчера, и в это время звонит мобильник. Номер на экране мне незнаком.
– Алло!
– Привет, Дейв, это я. Дженни.
– Привет, Джен. Чем могу служить?
– Ты чем сейчас занят?
– Пишу заметку о концерте.
– Ну и как они тебе?
– Кто? Группа?
– Конечно, кто же еще! – смеется она.
– Нормально, – отвечаю я. – Скучновато малость.
– Ты и об этом напишешь?
Я смеюсь в ответ. Дженни заговаривает со мной о музыке в одном-единственном случае: если ей что-то от меня нужно.
– Ладно, переходи к делу, – говорю я. – Что там у тебя?
– Дейв, хочу попросить тебя об огромном одолжении!
– Выкладывай.
– Я только что прочла в журнале Иззи твою статью и подумала: а вдруг ты согласишься что-то похожее написать и для нас?
– О чем?
– Коротенькую такую заметочку, слов на четыреста. Тебе же не трудно. А деньги лишними не бывают, платим мы прилично… – В голосе ее слышатся нотки отчаяния. – Тема такая: как и о чем мальчики врут своим подружкам. Я знаю, ты не принимаешь всерьез мой журнал, всегда над ним смеешься, но…
– Согласен, – говорю я.
– Что?!
– Я сказал, согласен. Сейчас закончу статью – на это уйдет примерно полчаса – и возьмусь за твой заказ.
– Дейв, – говорит мне Дженни, – ты меня просто спасаешь!
Второй блин
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Тема: Статья о том, как врут подростки
Привет, Джен.
Вот тебе заметка о вранье. Ну как? По-моему, неплохо получилось. Я собой доволен. Бедные подростки – им и невдомек, что в мужском стане завелся ренегат, снабжающий их подружек секретной информацией! Кстати, не удержусь, чтобы не похвастаться: сейчас я иду обедать в кафе «Крокодил» – с гонорара от «Femme».Отмыль мне, когда прочтешь.
Всегда твой,
Дейв X.
СКАЗКА ЛОЖЬ, ДА В НЕЙ НАМЕК…
ПЯТЬ ФРАЗ, КОТОРЫМ НЕ СТОИТ ВЕРИТЬ
ОН ГОВОРИТ: «Пустяки, царапина!»
НА САМОМ ДЕЛЕ: Со стороны кажется, что у мужчин иммунитет к боли. Твой парень будет бледнеть, вращать глазами и скрипеть зубами, но ни за что не признается, что ему больно. Почему? Он знает, что делает. Восхищенная его мужеством, ты начинаешь хлопотать над ним, словно Флоренс Найтингейл нашего времени. Чем дольше он будет героически молчать, делая вид, что вот-вот вырубится от боли, тем больше ласки и утешения ему обеспечено!
ОН ГОВОРИТ: «Девушка, с которой я гулял раньше, меня бросила, и это было так обидно…»
НА САМОМ ДЕЛЕ: Иногда это вранье чистой воды, а иногда довольно близко к истине. Вполне возможно, что девушка и вправду его бросила – когда увидала, как он целуется с ее лучшей подругой. Охотно верю, что она в самом деле причинила ему боль: – когда тебя лупят по физиономии, ощущение не из приятных. Твой парень хочет перед тобой порисоваться, он знает, что девочки клюют на романтических героев с безутешностью во взоре и трагедией в загашнике. Будь с ним поосторожнее: если даже та девушка действительно его бросила, очень возможно, что в этом виноват он сам.
ОН ГОВОРИТ: «Да наплевать мне, как я выгляжу!»
НА САМОМ ДЕЛЕ: Ох, не верьте, девчата! Одевание за пять минут, взлохмаченные волосы, мятая футболка – все это в прошлом! Наше время стирает границы между полами, и парни теперь не отстают от своих подруг – часами выбирают, что надеть, приглаживают перышки перед зеркалом и, наконец явившись во всеоружии пред ясные девичьи очи, этак небрежно бросают: «Да вообще-то наплевать мне, как я выгляжу…»
ОН ГОВОРИТ: «Я тебе обязательно позвоню».
НА САМОМ ДЕЛЕ: Эта ложь – должно быть, самая старая из нашего списка. Изобретена она задолго до появления телефонов. Много-много столетий назад рыцарь, целуя на прощание ручку прекрасной даме, говорил: «О свет моих очей, я непременно пришлю тебе весточку с почтовым голубем!» После этого дама могла о нем забыть. Потому что эта фраза, с каким бы честным лицом и ясными глазами она ни произносилась, означает только одно: «Спасибо за компанию, но ВСТРЕЧАТЬСЯ С ТОБОЙ Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ». И сам парень об этом прекрасно знает, и ты знаешь, и он знает, что ты знаешь… Так что, если ваше свидание оканчивается этими словами, единственный достойный ответ: «Очень мило с твоей стороны, но, боюсь, я буду занята до самого конца жизни».
ОН ГОВОРИТ: «Дело не в тебе. Дело во мне».
НА САМОМ ДЕЛЕ: Это чистая правда. Дело не в тебе, а в нем. Он пялит глаза на твоих подруг. Его недостатки, которые прежде казались тебе забавными, начинают раздражать. Ты все яснее понимаешь, что на него нельзя положиться. Он прав: все, это – его вина, и сам он это знает. Однако использует классическую уловку: берет вину на себя, чтобы ты преисполнилась к нему сочувствием и принялась его разубеждать. Не поддавайся на его манипуляции и не пытайся его переделать. Просто ответь: «Ты прав, дело в тебе. И поэтому нам лучше расстаться».
Более…
Вернувшись после обеда домой, я обнаруживаю на автоответчике послание от Дженни. Перезваниваю, и секретарша соединяет меня с ней.
– Привет, Дейв, – говорит Дженни. – Слушай, я в восторге! Просто здорово!
– Что ж, спасибо, – говорю я. – Ты только из-за этого звонила? Я уж подумал, что-то не так.
– Да нет, все просто замечательно!
Но в голосе ее слышится неуверенность.
– Дженни, что еще стряслось?
Она вздыхает с явным облегчением.
– Понимаешь, Дейв… хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Мне страшно неловко – ведь мы друзья, и не хочу, чтобы ты решил, будто я на тебя давлю, но если ты не поможешь, я окажусь в такой дыре…
– Ты уже на меня давишь, Джен.
– Понимаю, – со смехом отвечает она. – Что делать, ничего другого не остается. Ладно, просто объясню все как есть. Мне страшно не хватает рабочих рук, а сегодня к тому же выяснилось, что нам дают дополнительный бюджет на рекламу, и это значит, что следующие три номера должны выйти с бесплатными подарками, а это значит…
– Что все сроки сдвигаются вперед. Знаю. У нас в «Громком звуке» бывало так же, когда мы прилагали к очередному номеру бесплатный CD.
– Ну да. И на эти несколько недель мне не обойтись без помощника. Дейв, для тебя это отлично подойдет. В штат тебя зачислять не будем – значит, сможешь приходить и уходить когда вздумается, главное – работу выполняй в срок. А работа несложная: рассортировать рецензии на альбомы, взять пару-тройку интервью у знаменитостей, в крайнем случае, может быть, сочинить еще одну-две статейки вроде этой – ты все это и с закрытыми глазами сделаешь! – Помолчав, она спрашивает: – Ну, что скажешь?
Раздумываю я недолго. Дженни права: работа – не бей лежачего. Единственное, что меня останавливает (да-да, сам знаю, что я сноб!) – как-то, пардон, западло писать для тинейджеров. Было время, когда я хватался за любое дело, лишь бы платили, но это время давно позади. Если разнесется слух, что после закрытия «Громкого звука» я устроился в журнальчик для подростков, да еще и подрабатываю статейками в «Femme» – что обо мне люди подумают? В лучшем случае – что я сделался пофигистом. Перестал серьезно относиться к своей работе. А для музыкального критика недостаток серьезности – смертный грех. Но с другой стороны, я напоминаю себе, что всегда хотел писать о музыке для тех, кто ею живет. А кто воспринимает музыку живее и непосредственнее девочек-подростков? Быть может, думаю я, их энтузиазм вернет мне молодость. Быть может, я верну себе страсть к музыке и выйду из этого чистилища обновленным.
А может быть, меня ждет полный провал.
…или менее
– Дейв, я ничего не понимаю! – говорит Иззи, когда я звоню ей на работу и рассказываю, что согласился. – Девочки-подростки… Господи, да тебя в любом приличном музыкальном журнале с руками оторвут! А эту «Крутую девчонку» ты через неделю возненавидишь! Право, для тридцатилетнего мужчины хуже места не придумаешь! И что же ты будешь там делать? Ты ничего не смыслишь в подростковой музыке. Стоит тебе услышать по радио какой-нибудь последний хит – сразу начинаешь вопить, что у тебя от этой попсы уши вянут. А то, что тебе нравится… Знаешь, я вообще-то не совсем профан в роке, но о половине тех команд, которых ты расхваливал в «Громком звуке», просто никогда не слышала. Короче говоря: ты и подростки – две вещи несовместные!
Иззи права. Мои представления о современных тинейджерах ограничиваются случайными отрывками из субботних утренних телепередач. Иной раз звукозаписывающие компании по ошибке присылали в «Громкий звук» компакты с подростковой попсой, но я такие диски даже не распаковывал: просто складывал стопкой на столе, а когда стопка вырастала до потолка и грозила обвалиться, относил в лавчонку подержанных компактов в Сохо и обменивал на наличные.
– Ничего, справлюсь, – отвечаю я.
– Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – покоряется она. – Но учти: коготок увяз – всей птичке пропасть. Мне шеф уже предлагает открыть в журнале регулярную рубрику – мужской взгляд на то, другое, третье… До сих пор я отвечала, что ты ни за что не поступишься принципами – а теперь мне и сказать нечего.
– Регулярная рубрика – это… насколько регулярная?
– Каждый месяц.
– Ну что ж, не так уж часто.
– А называться колонка будет «МММ – Мужчина моей мечты». И обязательно с фотографией – надо будет найти такую, где ты получше смотришься.
Я невольно крякаю.
– Мужчина Чьей-то там мечты? Это я, что ли? Ты шутишь или… или как?
– Считай, что это маленькая месть за твои размышления о юкке, – мурлыкает в трубку Иззи.
Добро пожаловать
На следующее утро, без пяти девять, я подхожу к стеклянным вращающимся дверям роскошного здания 112 по Тоттнем-Корт-роуд, где расположена штаб-квартира издательства «Питерборо». У дверей стоят и курят двое, с виду похожие на журналистов. Я вхожу и встаю в очередь за пропуском. Таких, как я, здесь много: из разговоров я понимаю, что все они – внештатники, не имеющие постоянных пропусков. Улучив момент, разглядываю журнальный стенд у стены. «Питерборо» – не такой медиа-монстр, как «БДП», но тоже выпускает несколько известных названий. Помимо «Крутой девчонки» вижу здесь «Stilissimo» (мода, для женщин), «Новая ты» (женское здоровье), «Колеса» (для автомобилистов), «Пылай, огонь!» (хеви-метал), «Метросаунд» (танцевальная музыка и соответствующий стиль жизни), «Гламур» (мода и стиль жизни, для обоих полов) и, наконец, «Наш сад» (комментарии не требуются).
Получив пропуск, поднимаюсь на лифте на третий этаж и прохожу недлинным коридором. Нужную мне дверь узнаю сразу: вся она обклеена стакерами с надписями типа «Вау!» или «Привет, парниша!», а посредине, на рекламном плакате «Пляжа», красуется Леонардо Ди Каприо. На груди у Лео размашисто начертано печатными буквами: «БОГ ЛЮБВИ». Мне становится не по себе.
Сделав глубокий вдох, открываю дверь и вхожу. Никто не поднимает на меня глаза; я не удивляюсь – в редакциях журналов вообще принято не обращать внимания на посетителей. Радуясь, что никто на меня не смотрит, осторожно озираюсь кругом. В офисе «Крутой девчонки» кипит жизнь: звонят телефоны, принтеры плюются бумагой, а где-то на заднем плане разливается соловьем очередная «мальчиковая» поп-команда. Оглядываясь кругом, я обнаруживаю две вещи: во-первых, я здесь единственный мужчина, а во-вторых – единственный человек старше двадцати пяти. Вся команда «Крутой девчонки», от авторов и художников до секретаря, выглядит словно компания школьниц: сложные прически, распущенные волосы до пояса, крашеные и мелированные пряди, солнечные очки на лбу, камуфляжные штаны, джинсы, джинсовые юбки, футболки с логотипами и слоганами, кроссовки разных известных фирм.
Чувствуя себя очень неловко, приближаюсь к девушке за ближайшим к двери столом. Она сосредоточенно уставилась в монитор. Как и остальным, на вид ей лет двадцать с небольшим – да нет, пожалуй, выглядит она еще моложе. На ней футболка с логотипом американской звукозаписывающей хип-хоп-фирмы «Рукус рекордс», длинная джинсовая юбка и бело-голубые кроссовки «Адидас». В правой ноздре я замечаю крошечную дырочку – должно быть, в студенческие годы девушка носила в носу колечко, а теперь сочла за благо его убрать. Тоненькая, хрупкая, с милым и нежным лицом, она – почти воплощение моего юношеского идеала. Но я уже не тот, что прежде, и теперь ее хрупкость и юная свежесть вызывают во мне скорее братские чувства, чем какие-либо иные.
– Я Дейв из музыкального журнала, – представляюсь я. – Дженни, ваш редактор, меня ждет. Девушка оборачивается и окидывает меня взглядом.
– Привет, Дейв из музыкального журнала, – отвечает она, насмешливо растягивая слова. – Меня зовут Фрэн Митчелл, я младший сотрудник. А Дженни, наш редактор… – она косится в сторону двери, – сегодня все утро занята.
Я невольно улыбаюсь. Похоже, здесь принято проверять новичков «на прочность».
– Если позволите, я ее здесь подожду, – говорю я.
Фрэн снимает с экрана приклеенную записку и отдает мне.
– Здесь сказано, чтобы я устраивался и чувствовал себя как дома, – объявляю я.
– Ну да, я так и думала. – Она указывает на пустующий стол рядом с собой. – Здесь у нас обитают внештатники. Садись, сейчас я тебе все покажу. В этот миг звонит телефон.
– Алло! – Фрэн слушает, кивает, затем, прикрыв рот рукой, обращается ко мне: – Извини, важный звонок. Подождешь? Я недолго.
– Конечно, конечно.
Я сажусь за стол, включаю компьютер – не с тем, чтобы немедленно приниматься за работу, а просто по привычке – и оглядываюсь вокруг себя. Обстановка в «Крутой девчонке» выглядит современнее, чем та, к которой я привык в «Громком звуке». Вся редакция сидит за новенькими «Макинтошами», светло-серые столы не исцарапаны, на ковре не видно кофейных пятен. Окна во всю стену заливают комнату потоком яркого дневного света. У другой стены возвышаются шкафы с книгами и журналами. Атмосфера непривычная – но мне нравится.
– Извини, – говорит Фрэн, положив трубку. – Я за этой историей три недели гонялась. Короче, представь: четырнадцатилетняя девчонка так втрескалась в одного телегероя, что ушла из дому и три недели прожила в палатке около его дома. А потом, не знаю уж каким путем, скорее всего незаконным, раздобыла его трусы и теперь хранит их как реликвию. Отличная статья получится!
– Э-э… ты думаешь?
– Наши читательницы это обожают. Им хочется знать, что они не одни такие. Ну, понимаешь, что есть на свете и другие ненормальные. Потому что, если хочешь писать для подростков, прежде всего запомни: они все ненормальные. Абсолютно. К концу каждого среднего дня каждый средний тинейджер дозревает до сумасшедшего дома. Я-то помню. Сама недавно такой была.
– Подростки, – царапаю я на обратной стороне записки, – все абсолютно ненормальные. – И подчеркиваю последние два слова.
– Думаешь, я прикалываюсь? – усмехается Фрэн.
– Увы, нет, – мрачно отвечаю я. – Это-то меня и пугает.