Текст книги "Лэйси из Ливерпуля"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
Она отчетливо видела, что он пытается перефразировать вопрос, и ей стало тошно при мысли, что вот сейчас придется во всех подробностях пересказывать ему свою совершенно невинную болтовню с Питером. Она подумала: интересно, какой была бы его реакция, узнай он, что Питер приглашал ее на свидание! Нельзя даже вообразить, что она может сказать ему об этом !
– Я иду спать. – Она резко поднялась. – Я очень устала. – Была всего половина девятого, и ей не хотелось ложиться в такую рань, но это был единственный способ избежать дальнейшего допроса с пристрастием. Хотя она с удовольствием попрактиковалась бы в рисовании.
– Я поднимусь через минуту. Я тоже изрядно вымотался.
«Можешь не спешить, – хотелось ей сказать. – Пожалуйста, не спеши». В последнее время Клэр испытывала отвращение, когда он прикасался к ней. Ее буквально тошнило, когда она чувствовала его жадные, требовательные руки на своем теле. В его манере заниматься любовью было нечто собственническое . Он заставлял ее ощущать себя неодушевленным предметом, а не живым существом.
«Так дольше не может продолжаться, – подумала Клэр, натягивая на плечи одеяло. – Я больше не могу этого выносить. Я небуду мириться с таким положением вещей». Она уже жила одна и сможет сделать это снова, только теперь она будет не одна, а с тремя детьми. Клэр подумала о том, что, может быть, ей стоит уехать в другую страну, в Канаду или Австралию, и затеряться там, но дети носили фамилию Лэйси, а у нее не было свидетельства о браке, чтобы подтвердить, что она является их матерью. Перед тем как им выдадут паспорта, власти обратятся к Джону за разрешением, а он не должен догадываться об их отъезде. У нее возникло неприятное чувство, что Джон может убить ее, если узнает об этом.
Сначала она должна закончить художественный колледж, чтобы было легче найти работу. И еще ей понадобятся деньги. К счастью, Джон не скупился на домашние расходы. Она начала откладывать по нескольку фунтов каждую неделю. Конечно, потребуется много времени, но она уже чувствовала себя увереннее, зная, что ее ждет будущее, где не будет места Джону Лэйси. Она будет свободна.
* * *
– Наша Фиона? О, она живет в Лондоне, – бодро заявила Элис. – Она уехала уже несколько недель назад. Фиона прекрасно проводит время.
– Она работает там в парикмахерской? – поинтересовалась одна клиентка.
Ответила Пэтси О'Лири:
– Да, в шикарном местечке в Найтсбридже, неподалеку от Хэрродса, так уж получилось. – Пэтси невольно передавала ложь, которую скормила ей Элис, чтобы оправдать внезапное исчезновение Фионы.
Элис вышла в кухню, и клиентка подмигнула Пэтси.
– Полагаю, месяцев через шесть или семь она вернется, и население земного шара увеличится на одного человека.
– Ах нет, – с досадой ответила Пэтси. – Только не Фионнуала. Она совсем не такая.
Женщина выглядела пристыженной и сменила тему, выбрав ту, что была Пэтси ближе всего:
– Как поживает ваша Дэйзи Мэрилин?
– О, прекрасно. Вы не поверите, ей всего девять месяцев, а она уже ходит…
Пэтси была права – клиентка не поверила ни единому ее слову.
* * *
Орле достаточно было один-единственный раз намекнуть своему свекру, что ей хотелось бы иметь пишущую машинку, как через неделю тот появился в доме на Пирл-стрит, таща под мышкой старую, видавшую виды машинку «Рояль». Он подмигнул ей:
– В жизни не догадаешься, откуда она взялась!
– Да нет, как раз догадываюсь. – Орла прекрасно знала, откуда возьмется печатная машинка, когда просила свекра достать ее. Задние борта грузовиков оказывались весьма кстати, когда семейству Лэвин нужно было что-то такое, чего они не могли себе позволить. Так у Лулу появился новый велосипед, а у остальных детей – кое-какие игрушки.
– Машинка работает отлично, – заявил Берт. – Я ее испробовал. Сумел напечатать свое имя, хотя на это ушло добрых десять минут. Куда ты хочешь ее поставить, дорогая?
– В гостиной. Спасибо, Берт.
– Не за что, дорогая. Все, что тебе нужно сделать, это попросить.
Орла уже собралась пошутить, что хочет норковую шубу, но придержала язык, боясь, что ее желание будет выполнено.
– А теперь послушайте меня, – сурово обратилась она к детям тем же вечером. – Это не игрушка. Это принадлежит мне . Всем понятно? – Она тщательно, по буквам, выговорила последнее слово: – М-Н-Е. Она принадлежит вашей мамочке.
– А ты не можешь достать игрушечную? – спросила Лулу.
– Не знаю. Надо узнать у дедушки.
– А это для чего, любимая? – поинтересовался Микки, когда пришел домой. Мэйзи и Гэри цеплялись за его ноги, а малыша Пола он держал на руках. Лулу, поставив локти на стол, с подозрительным интересом изучала пишущую машинку.
– Чтобы печь пирожные. – Орла закатила глаза. – Как ты думаешь, для чего она нужна, Микки Лэвин? Чтобы печатать на ней, тупой ты осел. Время от времени читатели посылают небольшие заметки о местных новостях в «Кросби стар», и я подумала, что могу делать то же самое, а ведь есть еще и «Бутль таймс». Я могу даже попробовать написать статью. Конечно, много я на этом не заработаю, но деньги лишними не бывают.
– У нас что, не хватает денег? – встревожился Микки. Каждую неделю он отдавал Орле всю свою зарплату, до последнего пенни, а она возвращала ему пять шиллингов на карманные расходы. Во всем остальном содержание дома и семьи оставалось для Микки тайной за семью печатями.
– Нет, у нас все в порядке. Мы не богатеи, но лишняя копейка не помешает. Это значит, что мы, например, сможем позволить себе каникулы. Поехать в фургоне в Саутпорт.
– Это будет классно. – Темные глаза Микки посветлели.
– Еще бы! – Их взгляды встретились, и у Орлы сладко замерло сердце, хотя в том, чтобы провести каникулы в фургоне в Саутпорте, не было ничего даже отдаленно романтичного. Когда-то Орла рассчитывала, что будет интервьюировать знаменитостей для ведущих газет и журналов. Вместо этого она застряла в маленьком домике в Бутле с мужем и четырьмя детьми. Она не знала, была ли счастлива. Орла не была уверена, можно ли назвать счастьем то, что она имела, но пока и этого было ей достаточно.
* * *
Элис прилагала героические усилия, чтобы приобрести в аренду закрывающуюся парикмахерскую на Стрэнд-роуд.
– Зачем ты это делаешь, мам? – с любопытством спросила Орла. В воскресенье после обеда она решила заглянуть к матери в гости. Микки повел детей в Норт-парк, и Орле стало скучно сидеть дома одной.
– Делаю что, милая?
– Продолжаешь покупать новые парикмахерские.
– Бога ради, Орла. Я приобрела салон Миртл четырнадцать лет назад. С тех пор у меня появился только салон на Марш-лейн.
– Скоро к ним может добавиться и парикмахерская на Стрэнд-роуд. Итого будет три.
Элис пожала плечами:
– Я и сама не знаю зачем. Дело не в деньгах. Полагаю, это доставляет мне удовольствие. Как бы то ни было, наша Фиона ушла, в следующем году Маив выйдет замуж, а Кормак будет учиться в университете. Мне нужно какое-нибудь занятие, чем-то наполнить свою жизнь, если на то пошло.
– Ох, мам! – воскликнула Орла. – Это звучит так грустно.
– Иногда мне действительно бывает грустно. – Элис обвела взглядом комнату, в которой стояла та же самая мебель, которую Орла помнила со времен своего детства. – Я иногда задумываюсь над тем, как бы все сложилось, будь твой отец с нами. Если бы только с ним не произошел тот несчастный случай!
– Я сыта по горло рассказами о том дурацком несчастном случае, – с жаром ответила Орла. – Знаешь, он здесь ни при чем. Все дело в том, как отец повел себя после. В школе у нас была девочка, отец которой потерял на войне обе ноги, но он не срывал зло на своей семье. Люди иногда так странно ведут себя… – Орла умолкла.
– Что значит странно, Орла?
– Когда что-то случается, обнаруживаются худшие, а иногда и лучшие черты людей. Если бы отец не обжег лицо, мы бы никогда не узнали, что он способен повести себя таким образом или что ты сможешь управлять тремя парикмахерскими.
Элис горестно вздохнула:
– Мы были так счастливы до того, как случился тот пожар. С того времени мир рассыпался в прах.
Орла бросилась к матери и опустилась на колени рядом. Она обняла мать за талию и положила голову ей на колени.
– Нет, он не рассыпался, мам. Ты сохранила его для нас. Мы по-прежнему были счастливы, несмотря на отца, – и даже стали еще счастливее после того, как он ушел.
– Чужая душа – потемки, правда? Я считала, что уж о твоем-то отце мне известно все.
– Иногда люди оказываются лучше, чем ожидаешь. – Орле хотелось подбодрить мать. Она чувствовала беспокойство: подобное уныние не было свойственно Элис. – Посмотри на Горация Флинна. Только вчера он принес тебе цветы.
– Я знаю, он по-прежнему иногда приходит в салон. Он скучает по Фионе. Они были друзьями, хотя я не могу представить себе почему.
«Потому что оба они – неудачники», – подумала Орла, но не сказала этого вслух.
– Наша Фиона всегда отличалась добротой, – солгала она. Фиона могла быть настоящей стервой, если была в настроении.
– Если бы она написала! – с болью в голосе воскликнула Элис. – Да, я знаю, она присылает открытки из Лондона, но из них ничего не понять. Я хочу знать, счастлива ли она, где живет, чтобы я могла ответить ей. Я хочу знать, как она там!
Прошло еще два года, прежде чем Элис получила известие о своей дочери. Оно пришло к ней с письмом от Нейла Грини, датированным ноябрем 1960 года.
«Дорогая Элис!
Я помню, что мы договаривались не писать друг другу, но произошло кое-что такое, о чем, я считаю, ты должна знать. Во-первых – и это не то «кое-что», – вчера я развелся с Бабс. Ты можешь подумать, что это не имеет отношения к делу, но это не так. Мой брат Адриан, который по результатам прошлогодних выборов стал членом парламента, пригласил меня на чаепитие в Палату общин, чтобы отпраздновать такое событие.
Я прибыл в Палату примерно в пять тридцать и увидел, что перед зданием собралась толпа женщин с плакатами и транспарантами в руках, и все они выкрикивали оскорбления в адрес любого, кто попадался им на глаза.
На плакатах было написано: «Женщины имеют право выбора» и «В конце концов, чье это тело?» Я вспомнил, что в тот день должен был обсуждаться законопроект о легализации абортов. И хотя я с одобрением отнесся к нему – в отличие от Адриана, который возражал против принятия законопроекта, – сердце у меня упало при мысли о том, что придется прокладывать путь через толпу этих орущих и беснующихся женщин. Мне стало еще больше не по себе, когда одна из них схватила меня за руку и я подумал, что сейчас подвергнусь нападению или, по крайней мере, услышу что-то оскорбительное.
Но нет! «Привет, Нейл», – сказала эта женщина. Мне потребовалось какое-то время, прежде чем я узнал Фионнуалу. Элис, она выглядела замечательно. Очень стройная, ставшая, кажется, даже выше ростом, с длинными распущенными волосами, розовыми щечками и чудесными, очень яркими глазами.
В такой ситуации было невозможно поговорить о чем-либо, и я всегда буду сожалеть о том, что не предложил ей встретиться в другое время и в другом месте, но ведь я всегда слыл тугодумом. Мне удалось спросить у нее, чем она занимается. «Я – профсоюзный организатор», – ответила она, чему я поразился до глубины души, поскольку не мог припомнить, чтобы Фиона когда-нибудь интересовалась политикой. Я уже собрался спросить у нее, где она живет, но тут толпа развела нас и мы потеряли друг друга из виду.
Может быть, Фиона уже связалась с тобой и тебе все это известно, но, на тот случай, если ты ничего не знаешь, я решил написать тебе, что выглядит она потрясающе и тебе не о чем беспокоиться.
Что касается меня, то я ужасно скучаю по Бутлю. Там я чувствовал себя дома. Я поклялся, что когда-нибудь снова вернусь туда. Мне не хватает и моей преподавательской работы, но с моей стороны было бы несправедливо и дальше отвечать отказом на просьбы Бабс о разводе, а развод и преподавание в католической школе – вещи несовместимые. Я работаю в Сити, занимаюсь чем-то страшно важным и столь же невыносимо скучным в страховом бизнесе – когда имеешь отца с титулом и брата в парламенте, то можно рассчитывать на чудо, если тебе нужна работа. Я встречаюсь с одной женщиной, ее зовут Хитер, и она разведена, так же как и я. Наверное, мы нравимся друг другу.
Давний коллега из сент-джеймсской школы продолжает мне присылать каждую неделю «Бутль таймс», так что я примерно в курсе всего, что у вас происходит. Поздравляю с приобретением нового салона – я видел объявление о его открытии и попытался представить, где именно на Стрэнд-роуд он располагается. Как чувствует себя владелица трех парикмахерских салонов?
Я также прочел заметку о Морисе Лэйси. Он казался мне хорошим парнишкой, хотя и не слишком умным. Известие о том, что он попал в тюрьму, потрясло меня. Что он натворил? Взлом и проникновение в газетный киоск, если я правильно понял?
Я внимательно читаю колонку сообщений о рождениях, браках и смертях. И надеялся увидеть новости об Орле, но не нашел ничего, зато наткнулся на сообщение о свадьбе Маив и там же была фотография. Мартин на самом деле так нервничал, как выглядит на фото? Я прочел и о смерти Горация Флинна. Вот поистине странный человек! Надеюсь, что его собственность не попала в руки кому-нибудь, кто решит доставить тебе неприятности с арендой.
Тот же коллега сообщил мне, что Кормака приняли в Кембридж. Должно быть, ты страшно этим гордишься.
Ну вот, пожалуй, и все. До свидания, дорогая моя Элис. Я по-прежнему все время думаю о тебе.
Твой печальный и одинокий друг Нейл».
Письмо Нейла расстроило ее, и ей захотелось, чтобы они никогда не были любовниками, а просто оставались хорошими друзьями. Элис некому было довериться и излить душу, пусть даже в письмах. Бернадетта теперь с головой ушла в заботу о Дэнни и детях. Хотя они с Элис одногодки, Бернадетта обзавелась детьми, когда у Элис уже появились внуки. Казалось, она молодеет с каждым годом, в то время как Элис становилась все старше.
Она с облегчением восприняла известие о том, что с Фионой все в порядке, однако была потрясена, узнав, что ее видели перед Палатой общин размахивающей плакатом в поддержку абортов. Элис относилась к идее абортов, вероятно, с еще большей нетерпимостью, чем к разводу, и мысль о том, что одна из ее дочерей выступает за узаконенное убийство, вызывала у нее отвращение. И все-таки, чем бы там ни занималась Фиона, Элис страстно желала ее возвращения.
Наступил декабрь, из Кембриджа приехал Кормак, и она загнала мысли о Фионе в самый дальний уголок сознания, чтобы полностью сосредоточиться на сыне.
Кормаку исполнилось двадцать. Он так и не стал таким высоким, как отец, зато немного поправился. У него были сильные плечи и на удивление мускулистые руки – все лето он играл в теннис, и в Кембридже, и во время каникул, на кортах в Норт-парке, а долгие часы на свежем воздухе придали его бледной коже чудесный золотистый загар. Волосы Кормака, слишком длинные, на взгляд Элис, небрежной челкой, выбеленной солнцем, свисали на лоб. Он постоянно убирал их с глаз коричневой от загара рукой. Сын выглядел возмужавшим, но лицо его, как в детстве, сохраняло простодушно-доверчивое выражение. Его искренне любили все и, похоже, так же искренне хотели, чтобы и он любил их в ответ.
Элис беспокоилась, что университет изменит ее сына, что он начнет стыдиться Эмбер-стрит и своей семьи. Но ничего подобного не случилось. Кормак гордился своими корнями. Его приглашали на уик-энды кембриджские приятели, и он говорил, что их дома напоминают огромные, холодные мертвецкие, где ему ни за что не хотелось бы жить. Большинство новых знакомых провели детство в пансионах и интернатах, что казалось ему просто ужасным. Кормак по-прежнему разговаривал с ливерпульским акцентом, правда, теперь он был не таким заметным.
Разумеется, некоторые студенты посмеивались над его произношением, но его это ни в малейшей степени не волновало. «Я говорю им, что происхожу из рабочей семьи и горжусь этим, мне смешно слышать, как они называют своих родителей «матер» и «патер»». Он сказал, что рад снова оказаться дома, среди нормальных людей.
Кормак, должно быть, пользовался популярностью, если судить по количеству рождественских открыток, которые приходили к нему со всех концов страны. Особенно много их было в прошлом году. На святки его пригласили на праздничную вечеринку в дом одного приятеля в Честере. Правда, Кормак еще не знал, поедет ли он.
За несколько дней до Рождества в салон вошла молодая женщина. Элис и ее помощницы были очень заняты, в парикмахерской даже окна запотели. Элис бросила на вошедшую быстрый взгляд и отвернулась. Посетительницей занялась Пэт-си. Но тут Элис снова подняла голову, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту женщину раньше. Ее волосы показались ей такими знакомыми: очень светлые, очень гладкие, шелковистые. Вероятно, когда-то женщина уже приходила к ней в парикмахерскую, хотя Элис редко забывала своих клиенток, тем более что эта бросалась в глаза своей красотой.
– Элис, – окликнула ее Пэтси. – Тут кое-кто хочет поговорить с тобой.
– Секундочку. – Элис причесывала Флорри Пайпер, которая по-прежнему регулярно посещала салон и по-прежнему настаивала, чтобы волосы ей красили в цвет сажи, хотя ей давно перевалило за семьдесят.
– Можете оставить меня, милочка, – сказала Флорри. – Я могу и подождать несколько минут. Здесь так тепло и уютно.
– Спасибо, Флорри. – Элис подошла к новой посетительнице. На той были элегантное двубортное пальто цвета морской волны с хлястиком сзади и сапожки в тон.
– Миссис Лэйси? Мне нужно поговорить с вами наедине. – Просьба прозвучала резко, без обычного «пожалуйста», и Элис даже опешила.
– Можно пройти в кухню, если желаете.
– Отлично.
Элис заметила, что, когда они шли через салон, Пэтси не сводила с них любопытных глаз. Она и сама терзалась любопытством.
– В чем дело? – спросила она, едва они оказались в уединении кухни.
– Я ухожу от Джона.
– Простите?
– Я ухожу от Джона, вашего мужа. Ухожу сегодня. Через час я заберу детей из школы, а потом сяду в поезд и уеду куда-нибудь подальше отсюда. Я не скажу куда, потому что не хочу, чтобы Джон узнал.
У Элис закружилась голова. Она покачнулась, ухватилась за спинку стула и села на него, прежде чем ноги откажутся держать ее. Элис почувствовала себя растерянной и очень старой.
– Какое это имеет отношение ко мне? – спросила она и сама удивилась тому, как дрожит у нее голос.
– Я подумала, что кто-то должен знать, потому что Джон будет очень расстроен, а я беспокоюсь о нем.
– Не понимаю. Кто вы такая? – Вблизи женщина выглядела намного старше, ей могло быть лет тридцать. Элис вспомнила, где видела ее раньше. – Вы – та девушка с Крозиер-террас! И у вас хватило смелости прийти сюда! Другая на моем месте выцарапала бы вам глаза. – Она в упор уставилась на свою соперницу, и та покраснела. – Я думала, что…
– У меня была заячья губа, но меня прооперировали, и с тех пор Джон сделал мою жизнь невыносимой. Оказалось, что я не готова смириться с этим. Мне потребовалось много времени, чтобы скопить денег, найти место, где мы будем жить, подыскать работу. Но теперь все готово, и сегодня я уезжаю. Из того, что говорил Джон, я поняла, что вы не станете выцарапывать мне глаза. У меня сложилось впечатление, что ваш брак распался задолго до того, как он встретил меня.
– Возможно, так оно и было. – К Элис постепенно возвращалось хладнокровие. – Позвольте мне говорить прямо, – осторожно произнесла она. – Вы бросаете его, но при этом чувствуете себя виноватой, и поэтому решили переложить ответственность за свой поступок на меня ?
Женщина покраснела еще гуще.
– Да, именно так.
– Очень мило с вашей стороны, должна вам заметить. Почему вы думаете, будто меня заботит то, что случится с Джоном?
– Здесь есть другой стул?
– Нет.
– Дело в том, – она прислонилась к раковине, – что я все еще по-своему люблю его и чувствую себя ужасно из-за того, что собираюсь сделать. Я представляю, как он возвращается домой, а нас нет. – Она поежилась. – Он будет раздавлен.
– И вы считаете, что если я проявлю к нему сочувствие, то ему станет легче? – Элис рассмеялась, не веря своим ушам. – Я ни за что не соглашусь снова иметь с ним дело.
– Я подумала, что вам, возможно, будет не все равно.
– Вы ошиблись. И если вы так любите его, то почему бросаете?
– Потому что в один прекрасный день я возненавижу его. – Она чуть ли не с гневом уставилась на Элис. – Неужели вы не понимаете? Я люблю его, потому что знаю, каким добрым и нежным он может быть. Он прекрасный отец. – Она указала на свое красивое лицо. – Это все Джон. Это изменило мою жизнь, но беда в том, что это изменило и его. Он стал другим человеком. Он не хотел выпускать меня из-под надзора. Он когда-нибудь бил вас?
– Один-единственный раз. – Все было до боли знакомо. Элис нахмурилась. – Он ударил вас?
– И не один раз.
Пэтси просунула в дверь голову, уши ее буквально стояли на макушке.
– Пришла ваша следующая клиентка, Элис, и Флорри все еще ждет, когда вы причешете ее.
– Мне пора идти. – Элис поднялась. Ноги у нее по-прежнему были словно ватные.
– Надеюсь, я не очень расстроила вас.
– Разумеется, вы расстроили меня. Да и кто бы не расстроился при таких обстоятельствах? Хорошо, Пэтси, я буду через минуту. – С явной неохотой Пэтси удалилась. – Вот что я вам скажу. Я попрошу своего отца зайти к Джону и убедиться, что с ним все в порядке. Я не готова встретиться с ним. – Это значило, что ей придется обо всем рассказать отцу: о том, что Джон завел себе другую семью, а не просто ушел в никуда. Нейл был единственным человеком, который знал всю правду. – Вы по-прежнему живете на Крозиер-террас?
– Нет, мы давно переехали оттуда. Теперь мы живем в Кросби, номер восемь по Рэйнфорд-роуд. Спасибо вам. Я очень ценю, что вы так любезно отнеслись к моей просьбе.
– Вам показалось, – сухо ответила Элис. – Кстати, из чистого интереса, как вас зовут?
– Клэр Коулсон. – У двери кухни она задержалась на мгновение. – До свидания, Элис.
– Удачи, Клэр.
* * *
Более неприятного дела, чем то, которое поручила ему Элис, Дэнни Митчелл не мог себе и представить. Если бы он пришел на Рэйнфорд-роуд и застал Джона Лэйси с веревкой на шее, собирающимся повеситься, то первым его побуждением было бы помочь ему затянуть узел. Но Элис уже давно не обращалась к нему с просьбами, возможно даже слишком давно. Дэнни с некоторым чувством вины сознавал, что забросил дочь, целиком отдавшись своей молодой жене и детям. Нельзя сказать, что Элис в одночасье лишилась и отца, и лучшей подруги, когда Дэнни женился на Бернадетте, но все-таки… Больше он не принадлежал ей безраздельно, так, как раньше.
Сердце его сжигала ненависть к бывшему зятю. Элис только что объяснила ему и Бернадетте действительную причину, по которой распался их брак.
– Ох, дорогая! Тебе давным-давно следовало рассказать нам все, – воскликнула Бернадетта. Она с болью взглянула на Дэнни, и в ее глазах тот увидел отражение собственной вины.
– Мне было стыдно, – просто ответила Элис. – Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом.
– Здесь нечего стыдиться. – Голос Дэнни прозвучал хрипло и отрывисто. – Это Джону должно быть стыдно. Он приносит несчастье всем, с кем сводит его судьба.
– Как бы то ни было, пап, эта девушка, Клэр Коулсон, беспокоится о нем.
– Хладнокровная особа! – в один голос сказали Дэнни и Бернадетта.
– Собственно говоря, она понравилась мне. У нее есть мужество, чего всегда не хватало мне. Я просто отошла в сторону и позволила всему идти своим чередом.
– Ты говоришь, он бил ее?
– Да, пап.
– Ну, я ему покажу, – мрачно изрек Дэнни.
– Никто не просит тебя ничего ему показывать, милый, – вмешалась Бернадетта. – Ты всего лишь должен убедиться, что с ним все в порядке, как пообещала Элис.
– Я бы хотел, чтобы он попробовал моих кулаков.
– Джон намного моложе тебя, Дэнни Митчелл. Я не хочу, чтобы ты вернулся домой с синяком под глазом и разбитым носом. Забудь о своих кулаках и вспомни лучше о своих мозгах.
– Хорошо, любимая, – покорно согласился Дэнни.
* * *
Не успел Дэнни оторвать палец от кнопки звонка, как дверь распахнулась. Он еще никогда не видел Джона таким жалким и растерянным – тот явно ожидал кого-то другого.
– Я могу войти ненадолго?
Похоже, Джон взял себя в руки. Он пожал плечами и посторонился.
– Если вам так уж непременно хочется. Я не могу уделить вам много времени. У меня куча дел.
«Дела у него должны идти неплохо», – подумал Дэнни, проходя через просторный, застланный ковром коридор в большую уютную комнату, в убранстве которой чувствовалась женская рука. Здесь были огромные напольные вазы с тростником и камышами, букеты засушенных цветов, чудесный мебельный гарнитур из трех предметов, ковры и многочисленные картины на стенах. Дэнни попытался внимательно осмотреться и запомнить все, зная, что, когда он вернется домой, Бернадетта подвергнет его допросу третьей степени с пристрастием. Вероятно, потому, что Дэнни была известна подоплека, комната показалась ему унылой и заброшенной, как будто жизнь покинула ее. В камине лежала гора серого пепла, сквозь который жалко просвечивал случайный уголек. Было очень холодно.
– Что я могу для вас сделать, Дэнни? – Джон стоял, расставив ноги, спиной к камину. Он не пригласил тестя присесть. Дэнни почувствовал, что Джон напряжен, как туго сжатая пружина. Этому мужчине ничего не стоит вспылить. Ему вдруг страстно захотелось очутиться в своем уютном небольшом домике, вместе со своей такой домашней маленькой супругой.
– Я перейду сразу к делу, – напрямик заявил Дэнни. – Я здесь по одной-единственной причине – чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Как только ты скажешь мне, что это так, я уйду.
Джон слегка нахмурился:
– А почему бы это мне быть не в порядке?
– Я так понимаю, что кое-кто бросил тебя сегодня, кое-кто, кого зовут Клэр. Она пришла к Элис и попросила ее навестить тебя. – Дэнни сердито на него посмотрел. – Мне совсем не нравится, что наша Элис оказалась втянутой в твои проблемы спустя столько лет. Я уже думал, что мы избавились от тебя раз и навсегда.
Лицо Джона приобрело угрожающий темно-красный оттенок:
– Клэр приходила к вам?
– Она приходила к Элис.
– Она оставила записку. Там ничего не говорится об Элис. Когда раздался звонок, я подумал, что она…
– Что она вернулась за очередной порцией тумаков? Сомневаюсь, Джон. Сомневаюсь, что ты когда-нибудь увидишь ее снова.
– Она, в общем-то, сказала… – Он отвернулся и, положив руки на каминную полку, уставился на огонь. Дэнни стало интересно, что он чувствует: стыд, растерянность или просто злобу. – Она не сказала, куда едет? Она забрала детей. Я беспокоюсь…
– Нет, не сказала. Даже если бы она и упомянула об этом, то я бы не сообщил тебе. У меня нет времени для мужчин, которые избивают своих женщин.
– Я не собирался бить ее.
Дэнни нетерпеливо отмахнулся. Ему было неинтересно, что там еще мог сказать Джон Лэйси. Все, что ему нужно было знать, прежде чем уйти, это в порядке ли этот мужчина.
Вероятно, Джон догадался, о чем он думает, потому что отвернулся и холодно произнес:
– Не могу себе представить, зачем Клэр пошла к Элис. Я был несколько удивлен, когда вернулся домой сегодня вечером и обнаружил, что она с детьми ушла, вот и все. У нас уже давно были натянутые отношения. Без детей мне какое-то время будет неуютно, но нет худа без добра. Они так ужасно шумели, а мне всегда нравилась тихая, спокойная жизнь.
Он лгал, это было ясно как божий день, но Дэнни было все равно. Он спросил, и этот человек ответил, что с ним все в порядке. Его задача выполнена.
– Тогда я ухожу.
– Я провожу вас.
– Не беспокойся. Я найду дорогу. Прощай, Джон.
Передняя дверь закрылась. Джон Лэйси рухнул на колени на коврик перед камином. Рот его застыл в безмолвном крике, он забарабанил кулаками по полу. Ему хотелось свернуться в клубок от терзавшей его боли.
Клэр ушла, забрав детей. В глубине души он сознавал, что больше никогда не увидит их. Он сам оттолкнул их от себя, как отталкивал всех. Он молил Господа, чтобы тот послал ему смерть.
Спустя минуты или, может быть, часы, когда выяснилось, что Господь не готов услышать его молитвы, а у Джона не хватило мужества взять дело в свои руки, он поднялся и прошел по комнатам, собирая кое-какие вещи, затем побросал их в фургон, припаркованный у дома.
Домовладелец может забирать свой дом обратно вместе со всем, что в нем находилось. Отныне он будет жить в конторе, у себя в мастерской. Отныне больше ничего не имело значения.
