Текст книги "Лэйси из Ливерпуля"
Автор книги: Маурин Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
– Изрядная непоседа вырастет, – прошептала ее бабушка. – Я думаю, мне можно взять ее на руки.
Баюкая свою первую внучку, Элис всем сердцем хотела, чтобы рядом оказался Джон, но не теперешний, а тот, за которого она когда-то выходила замуж. Это были неповторимые мгновения, которые женщина должна разделить со своим мужем. Она вздохнула. Похоже, ее мужа семья больше не интересовала.
– Вы уже решили, какое имя выбрать? – спросила она Орлу. Выбор имени для будущего ребенка было единственным, что хоть как-то интересовало ее дочь в последнее время.
– Аулу, – безжизненным голосом ответила Орла.
Элис никогда не слышала о подобном имени. Оно показалось ей ужасным, как у девицы из мюзик-холла или звезды немого кино. Однако она сочла разумным промолчать.
– Привет, мисс Аулу Лэвин, – прошептала она. Малышка завозилась у нее на руках и тоненько запищала. – Я думаю, ее пора покормить. Ты готова, милая?
– Я не уверена. Я чувствую себя так, будто меня пропустили через мясорубку, – слабым голосом ответила Орла.
– Акушерка говорит, что еще не видела таких быстрых и легких родов.
– Откуда она знает? – сказала Орла требовательным голосом, который вдруг перестал быть слабым.
Элис пожала плечами:
– Опыт, я полагаю. Что ты сказала Микки, что он так быстро выскочил отсюда?
– Я сказала ему, что не хочу его видеть и чтобы он попросил зайти тебя. Откровенно говоря, я не стану расстраиваться, если больше никогда не увижу его или всех Лэвинов.
– Тогда почему ты вышла замуж за бедного парня?
Орла сделала недовольную мину:
– У меня не было особого выбора, правда?
– Тебе не из чего было выбирать, – согласилась Элис, – но ты вовсе не обязана была выходить за него замуж. И, позволю тебе напомнить, он тоже не обязан был жениться на тебе . Другой на его месте мог попросту сбежать или заявить, что ребенок не его. Но Микки поступил достойно, а ты с тех пор превратила его жизнь в ад. – Боже, как тяжело ей было разговаривать со своей красавицей дочерью, которая была измучена родами и, вероятно, ожидала от матери сочувствия, а не нравоучений. – Я полагаю… в то время, когда ты зачала ребенка, он ведь не изнасиловал тебя и ты… по своей воле участвовала… в процессе?
Орла покраснела и ничего не ответила.
Элис намеревалась продолжить свою лекцию, но тут вошли две медсестры, чтобы перевести молодую мамашу в палату и отнести ребенка в детскую. Поэтому она простилась и пошла искать телефон. Она позвонила Фионе и сообщила ей, что та только что стала теткой.
– Сбегай домой, как только у тебя выдастся свободная минутка, и расскажи обо всем нашей Маив. Она уже должна вернуться с дежурства. Маив сможет поговорить с Кормаком, когда тот придет из школы. Сегодня вечером мы все навестим Орлу и малышку.
Маив сморщила свой вздернутый маленький носик:
– Как это прикольно иметь сестру, которая уже стала матерью!
– Я знаю. – Фиона усиленно закивала головой. – Очень даже прикольно.
– А ты когда-нибудь делала, ну, то, что Микки сделал с Орлой, чтобы она заберенемела?
– Господи, нет, конечно ! – выдохнула Фиона. – А ты?
– Что? И кончить тем, что жить в гостиной у Лэвинов, где люди сидят на твоей кровати и смотрят телевизор, когда ты пытаешься заснуть? Нет, благодарю покорно, это не для меня. Нужно быть сумасшедшей, чтобы сделать это.
– Может, наша Орла и есть сумасшедшая!
– Может быть. Хотя я ничего не имею против того, чтобы поцеловаться с Микки Лэвином, – задумчиво проговорила Маив. – Он душка.
– Что такое «душка»? – поинтересовалась Фиона, которая тоже не возражала бы против того, чтобы поцеловать Микки Лэвина.
– Тот, кто выглядит потрясающе. Монтгомери Клифт – душка, и Фрэнк Синатра тоже.
– Нейл Грини выглядит лучше их обоих, – заявила Фиона. Поцеловать Нейла ей хотелось даже сильнее, чем Микки Лэвина.
После полудня в родильный дом пожаловали мистер и миссис Лэвин, нагруженные фруктами и цветами, в сопровождении четырех своих детей. Время посещений уже заканчивалось. Чтобы медсестра не пожаловалась, что у кровати собралось слишком много посетителей, Элис ушла, пообещав вернуться вечером.
Моросивший с утра дождь сменился ливнем, и она пожалела, что не взяла с собой зонтика. Она стояла под дождем и размышляла, пойти ли ей домой или вернуться в салон. Ни та, ни другая перспектива ее не вдохновляла. После разговора с Орлой нервы у нее были напряжены. Ее беспокоило, что дочь откажется внять голосу разума и Микки бросит ее. В конце концов, есть предел любому терпению. Пока что Микки вел себя достойно. Но ведь он не святой.
Если бы только Элис могла поговорить с кем-нибудь – с отцом или с Берни, но они оба были на работе.
Она могла бы поговорить с Джоном. Он может и не согласиться с ней, но ведь это в такой же степени была и его проблема. Во всяком случае, Джон имел право узнать, что стал дедушкой, несмотря на то, как он повел себя с Орлой. И она не будет ждать до позднего вечера. Она сделает это прямо сейчас – пойдет к нему в мастерскую. Заранее ни в чем нельзя быть уверенным, но отношение Джона может измениться, если удастся уговорить его посмотреть на Лулу, – малышка, без сомнения, была одним из самых красивых младенцев, которые когда-либо рождались на свет. Какая жалость, что бедняжке досталось такое дурацкое имя!
Элис имела туманное представление о том, где находилась мастерская: где-то в Сифорте, неподалеку от полей для игры в гольф. В голове всплыло название улицы – Бентон-стрит. Почему-то Джон не хотел, чтобы они приходили к нему на работу. Она села в трамвай на конечной остановке на Примроуз-роуд, прошла под железнодорожным мостом и очутилась в Сифорте.
Первые трое прохожих, которых она остановила, ничего не слышали ни о Бентон-стрит, ни о компании под названием «К.Р.О.В.А.Т.И.». Четвертой была женщина, она вспомнила, что Бентон-стрит где-то неподалеку от полей для игры в гольф.
– Да, так оно и есть, – обрадовалась Элис.
Указания были запутанными. Повернуть направо, потом налево, затем у большого пивного бара, названия которого женщина не помнила, снова повернуть направо. Пройти полмили по Сэнди-роуд, повернуть налево у лавки зеленщика, затем второй, а может, третий поворот направо – и будет Бентон-стрит.
Элис весьма неуютно чувствовала себя, разбираясь под дождем в хитросплетениях улиц и поворотов. Она уже подумывала о том, чтобы отказаться от своей затеи, но решила, что надо довести дело до конца.
Когда Элис свернула наконец на Бентон-стрит, она промокла до нитки и надеялась, что у Джона найдется полотенце, чтобы она могла вытереться насухо. Деревянная табличка с надписью «К.Р.О.В.А.Т.И.» была прикреплена над высокими железными воротами, сразу же за углом на улице под названием Крозиер-террас – в тупичке, где теснилось не больше десятка крошечных домишек.
У нее упало сердце, когда она попробовала открыть ворота и обнаружила, что они заперты. Джон ведь не стал бы закрываться изнутри! На верхнем этаже двухэтажного дома за воротами горел свет. Контора, вероятно, находилась именно там. Элис принялась дергать за створки ворот в надежде привлечь внимание мужа, но все было напрасно.
Разочарованная, она повернулась, чтобы уйти. И это после того, как она проделала такой путь! Ей стало интересно, где бы Джон мог быть. Может, он отправился на лесопилку за досками? Элис нахмурилась. Если так, то что тогда делает там красивый зеленый фургон, припаркованный внутри, за воротами? Он принадлежит Джону? Фургон выглядел совсем новым, но Джон никогда не упоминал о том, что обзавелся фургоном. Она заметила провод, протянувшийся через улицу и исчезавший на крыше здания конторы. Он никогда не говорил и о том, что у него есть телефон.
– Вы найдете его дома, дорогуша.
– Прошу прощения?
Из крошечного домика на Крозиер-террас вышла женщина в синтетическом плаще с капюшоном от дождя.
– Мистер Лэйси пошел домой проведать свою супругу. Я видела, как он прошел мимо моего окна минут десять назад.
– Этого не может быть! – Джон никогда не возвращался домой в середине дня. Во всяком случае, ему пришлось бы идти другой дорогой, вниз по Бентон-стрит, а не мимо окон этой женщины. Из Крозиер-террас просто не было другого выхода.
– Вам виднее, дорогуша. – Женщина пожала плечами. – Но до сих пор мои глаза не подводили меня. Вы найдете мистера Лэйси в последнем доме, номер двадцать.
Должно быть, она сошла с ума. Элис посмотрела вслед удалявшейся женщине, потом еще раз подергала ворота. Никто не вышел. Она уже собиралась отправиться в обратный путь, но, движимая любопытством, решила взглянуть на дом номер двадцать поближе. Подойдя к домику, она отступила на шаг и оглядела его. Это был совершенно обычный дом, ничем не отличающийся от своих соседей, с красивыми цветастыми кретоновыми занавесками на окнах. На подоконнике стояла ваза с засушенными цветами. Входная дверь и наличники были выкрашены в густой красно-коричневый цвет.
Женщина говорила ерунду. Она просто не могла оказаться права. С другой стороны, как это могло быть? Она упомянула «мистера Лэйси». Она жила в двух шагах от мастерской, так что просто обязана была знать Джона. Было еще кое-что, от чего сердце Элис болезненно сжалось в груди: Джон всегда отдавал предпочтение красно-коричневой краске, когда красил их дом на Эмбер-стрит. Сама бы она выбрала бутылочно-зеленый цвет.
«Его супруга, – сказала женщина. – Он отправился к своей супруге».
«Но ведь это я», – вслух произнесла Элис. Она подумала, а не пойти ли ей домой, не побежать ли ей домой, забыть об этом домишке, о том, что сказала женщина, дождаться вечером Джона и рассказать ему об Орле. Она даже не станет упоминать о том, что заходила к нему в мастерскую. Наверное, ей лучше не знать, какие тайны скрываются за этой дверью.
Но она должна узнать. Она не успокоится, пока не выяснит все до конца. Еще оставалась надежда на то, что та женщина ошиблась, что это был какой-то другой мужчина, похожий на Джона, который прошел мимо ее дома. Если не считать того, что она назвала его мистером Лэйси.
Может быть, существовал еще какой-то мистер Лэйси, и они были похожи друг на друга!
Элис сделала глубокий вдох и постучала в дверь.
Через несколько секунд на пороге появилась молодая женщина на последнем месяце беременности, с чудесными мягкими светлыми волосами. В открытую дверь Элис увидела простую, но уютную гостиную с коричневым ковром на весь пол. Ей всегда хотелось иметь такой у себя. В лице молодой женщины было что-то неправильное. «У нее заячья губа», – сообразила Элис. Если бы не это, ее можно было бы назвать потрясающе красивой. Маленькая девочка, едва вышедшая из грудного возраста, прижималась к ее ноге. Элис почувствовала, как у нее похолодело в груди. Малышка как две капли воды походила на Орлу в ее возрасте. Молодая женщина улыбнулась, но ничего не сказала.
– Джон Лэйси, – выдавила Элис надтреснутым голосом. – Я пришла к Джону Лэйси.
– Он наверху. – В дверях появился маленький мальчик. У него были светлые материнские волосы.
– Не мог бы ты позвать его, малыш? – Элис отчаянно цеплялась за остатки надежды на то, что наверху совсем другой мужчина.
– Папа! – послушно позвал мальчуган.
– Кто там, сынок? – послышался голос Джона.
– Какая-то леди.
Послышались шаги, и к двери подошел Джон. Перед Элис, которая с трудом удерживалась на ногах, предстала идиллическая картина семейного счастья: маленькая девочка, так похожая на Орлу, светловолосый мальчуган и ее муж Джон, бережно обнимающий беременную женщину за плечи.
Когда он увидел Элис, лицо его застыло и она уловила враждебность в его карих глазах. Он подтолкнул свое семейство в гостиную, вышел наружу и закрыл за собой дверь.
К этому времени Элис уже достигла конца Крозиер-террас – она летела, бежала со всех ног отсюда. Она мчалась домой, не останавливаясь, пока не оказалась на Эмбер-стрит.
Элис свернулась калачиком в кресле, подтянув колени к груди. Было что-то страшное в ее пустых невидящих глазах и в лице без единой кровинки. Она походила на призрак. Время от времени по телу Элис пробегала судорога, словно в припадке, а с побледневших губ срывались приглушенные всхлипывания.
Перепуганный Кормак начал плакать, чего с ним не случалось уже очень и очень давно. Маив трясло крупной дрожью.
Только Фионнуала, на которую всегда можно было положиться в трудную минуту, сохраняла спокойствие.
– Что случилось, мам? – Она снова и снова трясла мать за плечи. – Мама, что случилось? – Но Элис, казалось, не понимала, чего от нее хотят, не говоря уже о том, чтобы ответить.
– Может, ребенок нашей Орлы умер? – предположила Маив.
– Или сама Орла? – У Кормака задрожали губы.
– Нет, – ответила Фиона, – она бы сказала нам. Нет, это что-то другое. Она испытала ужасное потрясение.
Кормаку удалось взобраться на колени к матери, что он проделывал время от времени, несмотря на то что ему уже исполнилось одиннадцать и он учился в средней школе.
– Мама! – Он нежно погладил ее по лицу. – Ох, мама!
– Маив, – скомандовала Фиона, – приготовь чай. Может, это приведет ее в чувство.
Маив поспешила в кухню, чтобы поставить чайник на огонь.
– Может быть, нам позвать кого-нибудь? – спросила она, вернувшись.
– Кого? – ответила Фиона. – Я думаю, не стоит никого звать, У нее есть мы. Знаешь, что, по-моему, нам нужно сделать?
– Что?
– Брызнуть ей в лицо холодной водой. Она в шоке. Я как-то видела нечто подобное в кино. Или вода, или пощечина, но не знаю, как ты, а я не смогу заставить себя ударить нашу маму. Я предпочитаю воду. Она уже и так промокла под дождем, так что хуже ей не будет.
– Принести ведро?
– Чашки будет достаточно. Кто из нас собирается стать медсестрой, Маив Лэйси? Ты-то должна разбираться в подобных вещах. Кормак, отойди, пожалуйста, в сторонку, мы хотим брызнуть на маму водой. – Фиона силой стащила брата с коленей матери – он, похоже, не услышал, что к нему обращаются.
– Давай ты. – Маив протянула Фионе чашку.
– В качестве медсестры ты безнадежна. – Фиона сделала глубокий вдох и плеснула матери водой в лицо.
Элис вскрикнула и ожесточенно затрясла головой.
– О боже! – снова вырвалось у нее, когда она увидела обступивших ее троих детей, на лицах которых читалось напряженное ожидание. – Что я говорила?
– Ничего, мам. Ты вроде как плакала, и все. – И хотя она с облегчением увидела, что с мамой снова все в порядке, у Фионы зародилось подозрение, что от нее опять что-то утаивают. Почему мама так беспокоилась, не сказала ли она чего-нибудь лишнего? – К тебе снова приставала тетя Кора? – спросила она.
– Нет, милая. – Элис протянула руки, и дети бросились в ее объятия. Когда-нибудь они узнают, что сделал их отец, но только не от нее. Она крепко-крепко прижала их к себе. – Я люблю вас. Я до боли люблю вас. А теперь, если кто-нибудь сейчас же не сделает мне чашечку чая, я умру.
– Чайник уже закипает, мама, – хором ответили Фиона и Маив и исчезли в кухне. Кормак, заполучив мать в свое полное распоряжение, спрятал лицо у нее на груди.
Элис почувствовала, что сгорает со стыда. Она смутно вспоминала, как сидела в кресле, потеряв всякое представление о действительности. Так бывает, когда просыпаешься от кошмара и не можешь понять, приснился ли он тебе или все было наяву. Впервые в жизни страшный сон оказался явью. Вероятно, ее разум и тело сопротивлялись правде, стремясь сделать так, чтобы сон оказался тем, чем и был, – просто страшным сном.
Джон! До конца дней своих она не забудет выражения его лица, словно он увидел в ней угрозу своему счастью. Лучше бы он просто ушел с Эмбер-стрит, оставил их. Но завести себе другой дом, другую женщину, других детей!
Вошли Фиона и Маив, держа в руках поднос с чаем и тарелкой пирожных.
– С Орлой все в порядке? – требовательно спросила Фиона.
– С ней все хорошо, а ребенок просто чудесный. – Элис поняла, что ей придется объяснить причины случившейся с ней истерики. Похоже, пришло время сказать детям, что их отец не вернется домой. – Я зашла в мастерскую рассказать вашему отцу об Орле, и мы с ним крупно повздорили. Он больше не вернется.
– А как же мы? – жалобно протянул Кормак. Фиона и Маив не выглядели особенно расстроенными.
– Мы не успели поговорить об этом, родной мой. Я думаю, – пришла ей в голову мысль, – ты можешь позвонить ему из салона и договориться о встрече где-нибудь. – Она надеялась, что Джон будет приветлив с сыном, которого он так любил когда-то, и не увидит в нем досадную помеху, как в своей жене. Она вспомнила другого мальчугана и подумала: как его, интересно, зовут? «Сынок, – окликнул его Джон. – Кто там, сынок?» «Какая-то леди», – ответил ребенок.
Ей так хотелось снова заплакать, но не сейчас, не при детях. Она уже и так напугала их до полусмерти. Кормак по-прежнему сидел у нее на коленях. Она крепко прижала его к себе. Он обожал своего отца и будет скучать по нему больше, чем кто-либо другой из членов семьи. То есть этой семьи, сухо напомнила она себе. С сегодняшнего дня Джон поступает в полное распоряжение своей второй семьи.
* * *
«Она выглядела такой красивой и милой, – быстро написала Клэр своим аккуратным, разборчивым почерком. Она начала всхлипывать. – Я чувствую себя ужасно. И ты, должно быть, тоже», – добавила она, подчеркнув слово «ты».
– Так и есть, – искренне ответил Джон. Он и в самом деле чувствовал себя ужасно, но в то же время был настроен решительно. Он не мог прогнать от себя воспоминания о побелевшем от потрясения лице Элис, но никоим образом не мог допустить, чтобы она испортила его отношения с Клэр.
Клэр снова что-то написала. «Нам надо было поселиться подальше отсюда. Здесь всегда было опасно».
– Мы переедем, как только сможем. – Он не желал, чтобы сюда явился Дэнни Митчелл или кто-нибудь из девочек и устроил здесь сцену. На него они могли орать, как им заблагорассудится, но он не хотел, чтобы оскорбляли Клэр или его детей, хотя у него и было предчувствие, что Элис никому ничего не расскажет. Ей будет стыдно признаться в этом даже отцу или Бернадетте.
Он принялся вслух размышлять о том, зачем ей понадобилось приходить к нему в мастерскую, и Клэр написала: «Может быть, у твоей дочери родился ребенок?»
Джон улыбнулся и погладил ее по вздувшемуся животу. Если все дело было в этом, тогда он в течение одной недели может стать отцом и дедом одновременно.
– Ты должен пойти проведать ребенка. – Клэр сопроводила свою запинающуюся речь движениями рук, словно старалась выгнать его из дома.
– Сейчас не могу. – Он покачал головой. – Там может оказаться Элис. Да мне и не особенно интересно.
– Ты должен. – Она яростно встряхнула головой. – Должен. Это неправильно.
– Я сам решу, что правильно, а что нет.
* * *
– Я думаю, нам следует подождать несколько дней, прежде чем мы расскажем Орле о вашем отце, – сказала Элис, когда дети собрались навестить свою сестру. – Говорят, что нет худа без добра, и то, что вашего отца не будет с нами, означает, что Орла и Микки могут переселиться в нашу гостиную. Это будет здорово, правда?
Маив и Кормак согласились, что это хорошая мысль, но Фиона отнюдь не была в этом уверена.
– А ребенок будет сильно кричать? – поинтересовалась она.
– Поживем – увидим, милая. Вы и вправду считаете, что мне можно не ходить с вами? У меня просто ноги отваливаются. Скажите Орле, что я немного устала, но завтра утром буду у нее непременно.
– Ты уверена, что с тобой будет все в порядке, если ты останешься одна? – спросила Фиона.
Элис не могла дождаться, пока они уйдут, чтобы остаться одной и подумать.
– Со мной все будет хорошо, – успокоила она их. – Когда я отдохну, мне станет лучше. Вы не забыли взять деньги для проезда в трамвае? Маив, поаккуратнее неси цветы, чтобы они не поломались. Кормак, надень другие ботинки. На улице идет дождь.
Она проводила их в коридор – ноги у нее словно налились свинцом, – помахала им рукой со ступенек, вернулась в дом, захлопнула дверь и разрыдалась в голос.
«Ты проклятый лицемер, Джон Лэйси! – выкрикнула она. – Ты превратил мою жизнь в ад, обвинял меня в том, что я изменяю тебе, а сам все это время… – Она пнула диван-кровать и ушибла ногу. – Ты оскорбительно отозвался даже о нашей Орле». Как же он назвал ее? Маленькой шлюхой. Кто же тогда та женщина, с которой он жил?
Если только Джон не женат на ней! В таком случае он стал многоженцем, и Элис могла бы заявить на него в полицию. Но это будет означать, что она больше не сможет гордо нести голову, живя в Бутле.
Неудивительно, что Джон давал ей такие жалкие гроши на хозяйство, – он покупал ковры для своего второго дома, покупал фургоны, установил в конторе телефон. А ей так хотелось иметь ковер на весь пол у себя в гостиной! И как было бы здорово, если бы они всей семьей могли выезжать на выходные куда-нибудь за город в фургоне. Когда Кормак сдал экзамены и получил стипендию, она могла позвонить Джону по телефону из салона, а не ждать до полуночи, чтобы рассказать об этом. Собственно говоря, если бы она знала о телефоне, то никогда бы не догадалась о его двойной жизни – она просто позвонила бы, чтобы рассказать об Орле.
Элис вышла в гостиную и опять пнула кровать, на которой он спал, потом, плача, повалилась на нее. О господи! Здесь был его запах . Весь дом пропах им: не только кровать, но и кресла, даже воздух. Ей надо было вырваться отсюда, и у нее было единственное место, куда она могла пойти и поразмышлять в тишине, – место, где ничто не напоминало ей о Джоне.
Она уселась на свое излюбленное место под средней сушилкой. Ночь быстро вступала в свои права, было уже почти совсем темно. Впрочем, и день сегодня был каким-то серым и тусклым. «Сегодня был самый плохой день в моей жизни», – прошептала Элис.
Гнев, как это ни странно, сменился чувством вины. Вины оттого, что ее муж был вынужден найти себе другую женщину, потому что не нашел понимания у жены. Она пыталась понять его, но, очевидно, в чем-то не оправдала его надежд. Вероятно, она проявила эгоизм, занявшись своим парикмахерским салоном, тогда как муж хотел, чтобы она оставалась дома. Но Элис считала и считает сейчас, что поступила разумно.
У молодой женщины, которая открыла дверь, была заячья губа. Вероятно, он чувствовал себя более комфортно с человеком, у которого, как и у него, были физические недостатки. Но это все равно не извиняло его – он предал свою жену, детей, поступив трусливо.
Элис подпрыгнула от неожиданности, услышав скрежет ключа в замке. Ключ повернулся несколько раз, дверь парикмахерской открылась, и вошел Нейл Грини. Она услышала: «Не заперто. Должно быть, Элис забыла замкнуть дверь».
Он пришел не один, с ним была женщина, которая безостановочно хихикала. Элис подумала: сможет ли она сама когда-нибудь улыбаться вновь? Она молилась, чтобы они не стали включать свет: она будет выглядеть полной идиоткой, если они увидят ее сидящей в темноте.
– Ничего не вижу, – смеясь, пролепетала женщина.
– Одну секунду, – сказал Нейл, – здесь где-то должен быть выключатель.
Комната озарилась светом. Нейл ошеломленно попятился назад, а его спутница сдавленно вскрикнула, когда они увидели Элис: с покрасневшим и опухшим лицом, с воспаленными глазами и спутанными волосами – она вдруг вспомнила, что не расчесывала их с самого утра и они намокли под дождем, как и одежда, которую она не удосужилась сменить. Должно быть, она напоминала бродягу, который вломился в салон в надежде обрести кров на ночь.
– Элис! – На лице Нейла была написана тревога. – С вами все в порядке?
– Со мной все хорошо. У нашей Орлы родился ребенок, и я не смогла выбраться сюда раньше. Я подумала, что мне нужно немного прибраться здесь.
– В темноте? – Спутница Нейла была окончательно сбита с толку. Она была в красивом сером фланелевом костюме, желтой блузке и шляпке. Волосы ее были уложены жесткими, искусственными волнами. Элис никогда не позволила бы, чтобы волосы ее клиенток выглядели так неестественно.
– Должно быть, я задремала. – Элис резко вскочила на ноги, покачнулась, едва не упав, и была вынуждена снова сесть.
– Джин, я думаю, лучше, если ты пойдешь домой. Я загляну в банк завтра в перерыв, – сказал Нейл.
Джин недовольно скривила губы:
– Но, дорогой…
– Завтра, Джин. – Нейл взял ее за плечи и повернул к выходу. – Спокойной ночи. – Дверь закрылась, и он обратился к Элис: – Ради всего святого, что случилось? Вы дерьмово выглядите.
– Не ругайтесь, – автоматически сделала ему замечание Элис, потом вспомнила, что он не один из ее детей. – Извините.
– Вы совершенно правы. Учителя не должны ругаться. – Он внимательно разглядывал ее. – Элис, пожалуйста, расскажите мне, что случилось. – Нейл выключил свет. – С ребенком Орлы все нормально? А с самой Орлой?
– Орла чувствует себя хорошо, а ребенок просто прелесть.
– Девочка или мальчик?
– Девочка. Она хочет назвать ее Лулу.
– Красивое имя. Лулу Лэвин, звучит, как название цветка. – Он подошел и сел рядом с ней. – А теперь, когда темно, вы расскажете мне, в чем дело? – Голос его звучал совсем рядом, всего в нескольких дюймах от ее уха.
– Я не могу, Нейл, – ответила она убитым голосом. – Вы очень добры, но я не могу никому рассказать это, даже своему отцу и лучшей подруге. Это нечто совершенно ужасное.
– Поделись бедой с другом, и она уменьшится вдвое, как говорят.
– Я сама говорила так не один раз, но теперь не уверена в этом.
– Если все так ужасно, вам непременно нужно рассказать это кому-то, Элис. И необязательно мне. Не держите в себе.
Элис криво улыбнулась:
– Вы говорите так, словно разбираетесь в подобных вещах, но я сомневаюсь, чтобы с вами когда-либо могло случиться что-то похожее.
Он всегда находился в приподнятом настроении, сохраняя исключительное добродушие, словно считал, что окружающий мир – замечательное место для жизни. Она знала, что он очень хороший учитель: в школе Святого Джеймса все его любили, правда, оставалось загадкой, что он там делает, ведь Нейл вполне мог преподавать в привилегированном частном учебном заведении или вообще подыскать себе другую работу. Он учился в университете – у него был диплом специалиста по античной филологии, хотя она не знала толком, что это значит. Нейл Грини приехал откуда-то из Суррея, и у него водились деньги – одна из ее клиенток, которая разбиралась в подобных вещах, сказала, что костюмы и туфли ее жильца сшиты на заказ. У него также был спортивный автомобиль «МГ».
Мать и отца он называл «мамуля» и «папуля», и еще у него были старший брат по имени Адриан и сестра, которую звали Миранда и которой в августе исполнился двадцать один год. Вместо того чтобы устроить вечеринку по этому случаю, Миранда отправилась на танцы, где играл какой-то очень известный оркестр: Теда Хита, или Амбруаза, или Джеральдо, Элис не помнила точно. Не то чтобы Нейл был душа нараспашку, просто иногда он рассказывал о своей личной жизни.
Казалось бы, иметь такого жильца в квартирке наверху не совсем удобно, но Нейл никогда не зазнавался. Элис всегда чувствовала себя с ним совершенно свободно. И он был неизменно вежлив и тактичен с Фионнуалой, которая влюбилась в него без памяти, что было видно невооруженным глазом.
– Что вы делаете завтра? – спросил Нейл Элис.
– Как что, приду в парикмахерскую, как обычно, – удивилась она его вопросу.
– Будете вести себя, словно ничего страшного не произошло, будете улыбаться и смеяться, как всегда?
– Ну да, конечно.
– Мы все так поступаем, Элис, – сухо рассмеялся он. – Мы все устраиваем шоу, и неважно, что мы при этом чувствуем в душе. Почему вы думаете, что я другой?
– Извините. – Поддавшись минутному порыву, Элис накрыла его руку своей. – Я проявила черствость. Но вы кажетесь таким беззаботным.
– Так было не всегда. Семь лет назад я хотел покончить с собой. – Он, в свою очередь, положил свою руку на ее ладонь. – Если я расскажу вам об этом, то, может быть, и вы поделитесь со мной, почему выглядите такой несчастной. Я испугался до смерти, когда включил свет. Подумал, что в парикмахерской поселились привидения.
– Извините меня, – подавленно повторила Элис. – К тому же вам пришлось прогнать бедную Джин.
– Бедная Джин уже забыла об этом. – Он поднял ее на ноги. – Если мы собираемся поверить друг другу страшные тайны, лучше поднимемся наверх, где немного уютнее, и мы сможем выпить по чашечке кофе или, еще лучше, по глотку бренди. Вам явно нужно выпить.
– Дайте мне минутку, чтобы причесаться.
В квартире все еще оставались кое-какие вещи, принадлежавшие раньше Миртл: буфет, застекленный шкафчик, кровать в спальне, правда, Элис купила новый матрас. Два кресла, маленький столик со стульями и буфет в кухне были хорошего качества, хотя и не новые.
Она была пару раз наверху, с тех пор как там поселился Нейл. Он привез с собой некоторые собственные вещи – несколько экзотических ковриков, не иначе как из самой Персии, много ярких картин, две настольные лампы, розовый отсвет которых оживлял, в общем-то, мрачноватую комнату. Застекленный шкафчик был полон книг, а наверху стояла фигурка слона, сделанная, по словам Нейла, из нефрита. На каминной полке красовалось еще несколько нефритовых фигурок.
– У вас здесь мило и уютно, – заметила она, когда он включил лампы.
– Это входило в мои намерения. Вы будете кофе или бренди? Я предлагаю последнее.
– Было бы неплохо, только не слишком много, а не то оно ударит мне в голову.
Он широко улыбнулся:
– Это не самое плохое, что может случиться. А теперь усаживайтесь, я принесу напитки, а потом поведаю вам историю своей жизни.
Вместо того чтобы сесть в кресло, Нейл опустился на пол, прислонившись к креслу спиной и вытянув на коврике свои длинные ноги. Он включил электрический камин, но не сам нагревательный элемент, а красную лампочку, которая имитировала горящие угли. В комнате стало еще уютнее.
– Вы ведь знаете, что я служил в армии? – начал он.
Элис кивнула:
– Вы вступили в нее добровольцем в 1942 году, когда вам исполнилось восемнадцать. – Она также знала, что он не обязан был идти служить. Его приняли в Кембриджский университет, и он мог оставаться там до окончания учебы, а к тому времени война наверняка бы закончилась.
– Чего вы не знаете, Элис, так это того, что я женился, когда мне исполнилось двадцать.
– Женились! – воскликнула она, пораженная. Из всех мужчин, которых она знала, он представлялся ей наименее подходящим для супружеской жизни.
Нейл погрозил ей пальцем:
– Не перебивайте. Я хочу покончить с этим как можно быстрее. Я женился на своей подруге детства Барбаре. Все звали ее Бабс. Она была, да и сейчас, без сомнения, остается вызывающе красивой. Наши родители знали друг друга много лет, еще до нашего рождения. Даже сегодня, – задумчиво произнес он, – я не уверен, что это было: любили мы друг друга или сделали то, чего от нас ожидали. Это казалось любовью, это было похоже на нее, мы радовались, что оправдали надежды родителей, и при этом были чрезвычайно счастливы, должен сказать.
