Текст книги "Цепи судьбы"

Автор книги: Маурин Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Это, наверное, была самая нудная работа в мире. Перед Эми простирался целый день. Ей было очень скучно и хотелось есть. Она не догадалась прихватить с собой какой-нибудь еды, предположив, что ее либо покормят, либо она сможет что-нибудь купить. Беда была в том, что Эми думала, что ее пошлют в какое-нибудь цивилизованное место, а не в такое, о котором она никогда не слыхала, к тому же расположенное у черта на куличках. Она вылила в кастрюльку остатки молока и подогрела его на плитке. Какао не осталось, но это было лучше, чем ничего.

Поезд, прибывающий на станцию в час сорок пять, громко загудел. Онемевшими руками Эми потянулась к фуражке и пиджаку, висящим за дверью. Она должна была надевать их, встречая составы. И то, и другое было на нее слишком велико.

Эми прошла по мосту и едва успела ступить на платформу, как поезд остановился. Из него вышла женщина в красивой меховой шубе и такой же шапке и в мягких коричневых кожаных сапожках. Она вручила Эми билет, с безразличным видом кивнула и направилась по тропинке. Машинист и кочегар окинули Эми одобрительными взглядами и поинтересовались, как ее зовут. Проводник помахал ей и поставил на платформу деревянный ящик. Эми убедилась, что все двери закрыты, дунула в свисток, подняла руку, и поезд попыхтел дальше.

Она подняла деревянный ящик. Крышка была из сетки, и девушка увидела, что в ящике около двух десятков пушистых новорожденных цыплят. Они пищали и лезли друг на друга, потому что коробка была слишком маленькая, чтобы они все удобно в ней расположились. Бумажка, прикрепленная к крышке, гласила, что цыплята предназначаются для некоего мистера П. Альтона. Эми обхватила коробку руками, как будто это могло согреть цыплят, спотыкаясь, перебралась через рельсы и ввалилась в здание вокзала. Женщина, сошедшая с поезда, была уже там. Должно быть, она ожидала кого-то, кто должен был ее встретить. Эми упала на колени, не выпуская коробку из рук.

– А-а! – завопила она, увидев, что цыплята припорошены снегом.

– Что случилось? – поинтересовалась женщина, подходя к ней. Ее макияж был безупречен, хотя ничто не могло скрыть морщин вокруг ее рта и под глазами.

– Цыплята! – со слезами на глазах ответила Эми. – Они такие крохотные и беспомощные.

От женщины пахло «Шанель № 5», любимыми духами Эми. Незнакомка посмотрела на ящик.

– В самом деле, – безжизненным голосом согласилась она. – В каком-то смысле они совсем как люди. Мы ведь такие же беспомощные. Иногда мне кажется, что меня тоже таскают туда-сюда, посадив в коробку, что я не могу управлять собственной судьбой. – Ее карие глаза выражали отчаяние. – Разве ты никогда не испытывала чего-либо подобного? – прошептала женщина, устремив на Эми трагический взгляд.

– Честно говоря, нет, – прошептала в ответ Эми.

К станции подъехал автомобиль, и женщина, не произнеся больше ни слова, вышла в метель.

– Здравствуй, дорогой, – донесся до Эми ее голос. Хлопнула дверца, и машина уехала.

Эми занесла ящик с цыплятами в помещение кассы и поставила возле камина. Она испытывала соблазн вытащить их по очереди из ящика и погладить, но не успела ничего сделать. Дверь открылась, и вошла женщина в том же пальто и шерстяной шапке, в которых ушел домой Уильям. Она держала глиняный горшок, накрытый посудным полотенцем. У нее было красное, как свекла, лицо и ярко-голубые глаза, а торчащие из-под шапки сливочного цвета волосы походили на солому. От горшка струился дразнящий аромат, от которого у Эми потекли слюнки. Она подумала, что этот запах в десять раз приятнее запаха «Шанель № 5».

– Принесла тебе немного рагу, малышка, – радостно сообщила женщина. – Вилли сказал, что ты не прихватила с собой ничего перекусить. Оно с клецками. Как ты относишься к ячменю?

– Я обожаю ячмень, – выдохнула Эми, хотя до сегодняшнего дня даже не подозревала о его существовании.

– Тогда садись, малышка. Вот тебе ложка. Ешь быстро, пока не остыло. Как ты уже догадалась, я Элспет, жена Вилли. Как ты тут управляешься? – Она не замолкала не только для того, чтобы дождаться ответа, а даже для нового вдоха. – Я видела поезд, который приходит в час сорок пять, так что, судя по всему, ты его благополучно отправила. Не забудь, что скоро, в два двадцать семь, прибудет еще один состав и тебе надо будет присмотреть за мисс Куксон. Смотри, не позволяй ей завладеть своим вниманием надолго. Вилли, наверное, сказал тебе, что Сюзан Конвэй будет попозже. Она поехала в Ливерпуль проведать маму. Бедняжка, она живет в Понд-Вуд уже пять лет, но все еще скучает по дому. По понедельникам и пятницам всегда ездит на Скотланд-роуд к маме. Это миссис Шоукросс только что уехала на машине? Я была слишком далеко и не разглядела.

– Я не знаю, кто это был. На ней была изумительная шуба.

– Значит, миссис Шоукросс. У нее норковая шуба. Трое ее детей умерли в младенчестве. Четвертый выжил, но погиб на Великой войне. Столько денег, а счастья ни на пенни. Бедняжка.

Из вестибюля донесся какой-то шум, а затем кто-то постучал в окошко.

– Я так понимаю, что из Вигана мне прислали цыплят, но их нигде нет, – произнес голос с ланкаширским акцентом.

– Они здесь, в тепле, – отозвалась Эми.

Элспет открыла дверь и впустила молодого человека приятной наружности, около шести футов ростом. Он был одет в зеленый макинтош, массивные ботинки и твидовую шляпу с узкими полями. Увидев Эми, он покраснел и нервно зашаркал ногами.

– Привет, Питер, – сказала Элспет.

Питер лишь сглотнул и продолжил шаркать ногами. Он сдернул шляпу и, вцепившись в поля, принялся вращать ее в руках.

– Я поставила цыплят у камина, чтобы они не замерзли, – сообщила ему Эми. – Вы забираете их на машине?

– Я приехал на грузовике, – заикаясь, ответил он.

– В таком случае вам следует взять их в кабину, а не то они замерзнут, – назидательно произнесла она. – У вас есть одеяло, чтобы накрыть их?

– Нет, но я могу накрыть их мешками. – Было похоже, что он стремится заслужить одобрение Эми.

– Думаю, мешки подойдут.

– Этому молодому человеку страшно нужна жена, – сообщила Элспет, когда Питер с цыплятами уехал. – Но не похоже, чтобы он тебя заинтересовал. Ах да, я припоминаю, Уильям сказал, что ты уже замужем.

– Моего мужа призвали в армию, – ответила Эми.

День прошел быстрее, чем она ожидала. Вскоре после ухода Элспет прибыл поезд из Вигана. Как и предупреждал Уильям, мисс Куксон оказалась невероятно говорливой. В другое время это не понравилось бы Эми, но сегодня благодаря этой даме она скоротала несколько минут.

Эми помогла Сюзан Конвэй дотолкать коляску с тремя детьми, один из которых был совсем крошечным, до моста. Дорожка становилась угрожающе скользкой.

– Можно мне как-нибудь прийти и поговорить с вами о Ливерпуле, когда у меня выдастся минутка? – спросила Сюзан. – С тех пор как я вышла замуж за Джона, мне страшно не хватает кино и танцев.

– Приходите в любое время, – ответила Эми.

Майра МакКарти и ее брат-сорванец Ронни, должно быть, опоздали на поезд и приехали только в пять сорок пять. Наверное, к этому времени Ронни слишком замерз и проголодался, чтобы шалить. Дети бегом умчались вверх по дорожке, а Эми вернулась в кассу. На сегодня ее работа была закончена, если не считать телефонного звонка от какого-то мужчины, поинтересовавшегося расписанием поездов от Лайм-стрит до Юстона (она не сомневалась, что это был мистер Куксон), и женщины, купившей билет до Ливерпуля и обратно.

– Мы с подругой идем в театр, и я остаюсь у нее ночевать, – сообщила она Эми.

Эми положила деньги в сейф, разгребла угли в камине, заперла дверь и отправилась на платформу ожидать поезда до Ливерпуля, прибывающего в Понд-Вуд в шесть двадцать семь.

Капитан Кирби-Грин возник из своей квартиры, как только Эми открыла входную дверь.

– Ну как? – поинтересовался он.

Ужасно, хотела ответить Эми, скучно, просто невыносимо. Вместо этого, к своему собственному удивлению, она произнесла:

– Все в порядке. Я начальник станции.

Именно это, осознала она, помогло ей продержаться целый день, не позволило сесть на первый же поезд до Ливерпуля и вернуться домой. Она была начальником станции. «Начальница станции» звучало совершенно не внушительно. Начальник станции – совсем другое дело. Сейчас она быстро поест, а потом сядет и обо всем напишет Барни.

ГЛАВА 9
Май 1971 года
Маргарита

– Кем? – ахнула я.

– Начальником станции, – засмеялся Чарльз. – Разве ты не знала? Я думал, тебе уже об этом рассказывали.

– Нет. – Я понятия не имела, что моя мать во время войны была начальником станции. Я представляла себе начальников станции вечно насупившимися мужчинами средних лет, возможно с усами и в очках без оправы, а не хорошенькими молоденькими женщинами с копной белокурых волос. – Сколько ей тогда было лет? – спросила я.

Уже вечерело, и мы с Чарльзом боролись с сорняками в саду. Сорняки были проклятием его жизни, и он ненавидел их больше всего на свете. Я стояла на коленях в траве, беспощадно дергая эти чертовы штуковины за ботву и помогая себе ложкой, когда дерганье оказывалось недостаточно сильным и сорняки, торжествуя, оставались на месте. Поскольку сегодня была среда, Марион задержалась на работе, чтобы поиграть в бадминтон. Она играла в бадминтон уже много лет, но по-прежнему безнадежно плохо.

– Эми была невероятно юной, – ответил Чарльз. – Ей было всего восемнадцать.

– Разве не правильнее было бы называть ее «начальницей»?

– Она предпочитала быть начальником. Дело в том, – продолжал он, – что, как мы со временем узнали, незадолго до этого у нее случился выкидыш, и Эми с головой окунулась в работу. Она приступила к работе в декабре, и это была самая суровая зима из всех, которые кто-либо помнит. Снег шел не переставая, до самого марта. Каждый день Эми растапливала камин в билетной кассе, расчищала платформы от снега, заводила часы… – Он ласково улыбнулся. – Она писала твоему папе длинные-предлинные письма…

– Они сохранились? – удалось вставить мне. Они могли попасть к дяде Хэрри или дедушке Паттерсону. – Я бы очень хотела их почитать.

– Насколько мне известно, нет, моя хорошая.

– Мама была начальником станции всю войну?

– Нет, около девяти месяцев. Она со всеми там подружилась. Понд-Вуд не был деревней в полном смысле этого слова. Там было всего несколько десятков домов, несколько ферм. В то лето, когда Эми работала в Понд-Вуд, станция была как картинка, вся в цветах. Мы часто ее там навещали. Мы ездили на поезде: я, мама, Джеки и Бидди, какой-то капитан, который жил в одном с Эми доме. Марион была там всего один раз. – Чарльз поджал губы и презрительным тоном продолжил: – Как ты знаешь, они с твоей матерью никогда не ладили. – Я удивилась, он очень редко критиковал Марион. – Именно там, на станции Понд-Вуд, Джеки познакомилась со своим мужем, Питером. Мне кажется, он положил глаз на твою маму, но она уже была замужем за твоим отцом.

– О выкидыше я знала. – Это было в газетных вырезках о судебном процессе.

– Тогда Эми никому об этом не сказала. Черт! – выругался Чарльз. – Я проколол себе руку. – Он пососал палец.

– Ты должен последовать моему примеру и надеть перчатки.

– Только слюнтяи и женщины надевают перчатки для работы в саду. А ты знаешь, – продолжал он, – что, отправляясь на работу, твоя мать каждый день брала такси до вокзала Эксчендж и так же возвращалась обратно? Она, должно быть, тратила на такси больше, чем зарабатывала. – Внезапно ему на глаза навернулись слезы. – Если бы ты знала свою мать такой, какой она была тогда, Маргарита! В ней было столько жизни.

Прошло больше трех недель с того времени, как моя мать написала Чарльзу, пообещав, что скоро приедет к нам. Кэти Бернс считала, что Эми легла в больницу, чтобы сделать операцию, от которой отказалась в тюрьме.

– Какую? – поинтересовалась я. Меня опять вызвали в кабинет директора, когда в четверг днем в моем расписании появилось окно. У моего класса был урок пения, и мое присутствие не требовалось.

Последовала длинная пауза, и Кэти признала, что ей не приходит в голову ничего, кроме гистерэктомии, и было бы глупо ждать для этого освобождения.

– А что бы ты сделала, Маргарита, если бы только что вышла на свободу, проведя в тюрьме двадцать лет?

– Думаю, мне бы хотелось избавиться от тюремного запаха. Отвыкнутьот тюрьмы. Я бы накупила кучу одежды и косметики, сделала прическу. Что-нибудь в этом роде, – неуверенно закончила я. Это прозвучало очень банально.

– Для всего этого не потребовалось бы столько времени. Это не заняло бы три с половиной недели.

– Возможно, она поехала куда-то отдыхать, – предположила я.

Кэти Бернс больше всех остальных была озабочена исчезновением моей матери. Чарльз сохранял невозмутимое спокойствие. «Зная Эми, я уверен, что она появится, когда ей этого захочется», – заявлял он.

Хэрри ее отсутствие тоже не заботило. «Лишь бы у нее было все в порядке. Я уверен, что мы бы узнали, если бы с ней что-нибудь случилось».

– А что, если Эми отправилась в гости к Джеки и Бидди? – размышляла моя директриса. – Возможно, она сейчас в Канаде.

– Она бы предупредила нас, что собирается в Канаду. Ей незачем хранить это в тайне.

– Пожалуй, ты права.

Я заметила, что в пепельнице было всего три окурка. По крайней мере, Кэти Бернс стала меньше курить, невзирая на то, что ее подруга до сих пор не вернулась домой. Наверное, она постепенно привыкает к этой мысли.

На следующее утро Гари Финнеган вошел в класс, хромая. На его правом носке я заметила кровь. Я подозвала мальчика к себе.

– Как это произошло, Гари?

– Я споткнулся, мисс.

Как и в тот раз, когда я расспрашивала его о разбитой губе, он отвел глаза. Мальчик выглядел таким несчастным, что я решила, что пора что-то предпринять. Я не сомневалась, что он не падал. Я уже давно попросила Джоан Флинн присматривать за Гари, и она говорила, что его оставили в покое.

– Пожалуй, даже чересчур, – добавила она. – Но детей нельзя заставлять играть друг с другом. От этого будет только хуже. Когда-нибудь Гари станет среди них своим. Будем надеяться, что это случится до конца семестра. К тому времени дети к нему привыкнут.

Я опустила серый носок. Лодыжка напухла и сильно кровоточила. Наверняка кто-то ударил его ногой.

Я вышла в коридор и поймала одну из девочек постарше, бежавшую в свой класс.

– Отведи, пожалуйста, этого малыша в кабинет миссис Миллер, и попроси обработать лодыжку и заклеить ссадину пластырем.

– Хорошо, мисс, – пропела девочка. Сэйра Миллер была школьной секретаршей. В ее кабинете хранилась аптечка первой помощи.

Я велела Гари поскорее возвращаться и начала урок. Первым уроком было изобразительное искусство. В классе уже не было парт, как тогда, когда я только пришла в школу. Вместо них стояло четыре стола, окрашенных в разные цвета – красный, синий, желтый и зеленый, – за каждым из которых сидели семь или восемь детей. Каждому из них я вручила по большому листу бумаги для рисования, клей, мелки, маленькие квадратики цветного картона, пластмассовые ножницы и другие мелочи и сказала приклеить квадратики к бумаге так, чтобы получился домик, а фон нарисовать мелками.

– Вчера вечером я сделала вот это, – я показала им свой домик, изготовленный накануне. Я всегда старалась, чтобы мои поделки не были безупречными, поскольку это могло отпугнуть детей. – Я сделала крышу красной, но вы можете выбрать для нее любой цвет. Вы можете нарисовать деревья или играющих детей, а также облака и солнце в небе.

– Можно нарисовать возле домика машину, как у моего папы?

– Да, Барри.

– А можно нарисовать качели в саду? В нашемсаду есть качели.

– Конечно, Эстер. – Маленькая хвастунишка, подумала я.

Я начала ходить по классу. Я удивлялась и огорчалась одновременно, наблюдая за тем, как быстро и ловко принимаются за работу одни дети, используя квадратики как кирпичики и приклеивая их к бумаге, в то время как другие сидят в полной растерянности. Я старалась ничего не подсказывать напрямик, чтобы они были уверены, что все идеи принадлежат им лично.

Мои часы показывали половину десятого. Гари уже должен был вернуться. Возможно, Сэйра Миллер была занята и ему пришлось подождать. Я не могла удержаться от того, чтобы постоянно не посматривать на часы. Через несколько минут я оставила дверь класса открытой и помчалась в кабинет секретарши, который находился рядом с кабинетом мисс Бернс.

Когда я открыла дверь, Гари нигде не было.

– Вы не видели Гари Финнегана? – спросила я. Сэйра была прелестной женщиной с серебряными волосами. Она была сама доброта, и ее все любили.

– Видела. Я отвела его к твоему классу, показала на дверь и велела заходить. Понимаешь, зазвонил телефон, и мне пришлось бежать назад. Неужели он не появился? – простонала она. Это, видимо, было написано у меня на лице.

– Нет. Послушайте, вы не могли бы проверить туалеты мальчиков и другие места, которые придут вам в голову? Я должна вернуться в класс, пока там не начался мятеж.

– Бегу. – Сэйра Миллер вылетела из кабинета, а я поспешила к детям, которые склонились над своей работой и сидели тихо, как мышки. Скорее всего, никто даже не заметил, что я выходила.

Вскоре мы пришли к заключению, что Гари Финнегана в стенах школы нет. Были обысканы все шкафы, учительская, кладовка для хранения реквизита под сценой в школьном зале, туалеты как для мальчиков, так и для девочек, бойлерная комната и чулан, в котором прежде хранили уголь, а теперь были метлы, швабры и другой хозяйственный инвентарь.

Когда Сэйра Миллер мне об этом доложила, я попросила ее сообщить также и директору. Чуть ли не сразу после этого в мой класс вбежала Кэти Бернс. В школе воцарилась атмосфера едва сдерживаемой паники.

– Как ты думаешь, где он может быть? – спросила миссис Бернс. В ее карих глазах застыл испуг. Я молилась о том, чтобы с Гари ничего не случилось.

– Скорее всего, он дома, – ответила я. – Если он убежал, то уже должен быть там.

– Сэйра позвонила ему домой, но телефон занят.

Я чуть не плакала, представляя себе, как маленький мальчик, у которого болит нога, в полном одиночестве бредет домой. Он, должно быть, чувствовал себя очень несчастным, раз убежал. Вне всякого сомнения, Гари просто хотел к папе и не думал о последствиях.

– Ему было плохо в школе, – сказала я. – Мне кажется, его обижали. – Я чувствовала себя во всем виноватой. – Я должна была разобраться до конца, когда это случилось в первый раз.

– Когда это произошло?

– На прошлой неделе. Я попросила Джоан Флинн присматривать за ним. Я также сказала Гари, что хотела бы поговорить с его папой, но, должно быть, он не передал мою просьбу.

– Не вини себя, Маргарита, – ласково сказала Кэти, – у тебя в классе тридцать детей, и о каждом нужно позаботиться. Ты не можешь уделять особое внимание каждому.

– Да, но… – я не стала продолжать. Сейчас не время было объяснять особые обстоятельства. Возможно, Роб Финнеган не хочет, чтобы в школе знали о том, что у его сына нет матери.

Сэйра Миллер вошла в класс с адресом Гари, и Кэти сказала, что немедленно пойдет к нему.

– Можно я пойду? – Я положила руку на ее рукав.

– Мисс?

– Да, Эстер? – Я совсем забыла о своих учениках. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы мой голос не звучал раздраженно.

– Обязательно рисовать дым из трубы? Из нашейтрубы дым не идет. В нашемдоме центральное отопление.

– Ты можешь рисовать только то, что захочешь, Эстер. – Я повернулась к Кэти. – Можно, я пойду домой к Гари? – повторила я. – Я несколько раз общалась с его отцом. Мы вроде как знакомы.

– Если хочешь, дорогая. Я присмотрю за твоим классом. Ага, так вы, я вижу, делаете домики. – Она приветливо улыбнулась детям и начала ходить от стола к столу, вслух восхищаясь их работой. Кэти была замечательным учителем, творчески подходила к своей работе. – Скорее, Маргарита, – поторопила она меня. – Если дома его нет, сразу позвони мне. Я сообщу в полицию.

Если бы кто-нибудь обратил внимание на мою езду, он бы точно сообщил об этом в полицию. Я, как ненормальная, неслась к дому Гари на Сэнди-роуд.

Это оказалось старое здание на два входа, с двумя звонками на панели возле двери. Под нижним звонком было написано «Мисс Э. Финнеган». Я два раза нажала на кнопку. Почти сразу дверь открыл Роб Финнеган. На руках он держал Гари. Глаза малыша были красными и распухли от слез. Увидев меня, он спрятал лицо на плече отца.

– Слушаю? – отрывисто произнес Роб. Выражение его лица было жестким, недружелюбным.

– Вы знаете, почему я здесь. – Никогда не думала, что от облегчения можно потерять сознание. Мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. – Можно, я воспользуюсь вашим телефоном, чтобы сказать мисс Бернс, что с Гари все в порядке? В школе из-за него переполох.

– Раньше надо было беспокоиться. – Роб отступил в сторону. – Вы можете воспользоваться телефоном. Он в гостиной.

Комната, в которую я вошла, совершенно очевидно была гостиной. Я увидела комод, на котором стоял телевизор, книжный шкаф и столик с тремя стульями вокруг, а также диван. Диван все еще был разложен, а посередине холмом возвышалось скомканное пуховое одеяло. Я вспомнила, что Роб работает по ночам. Видимо, он спал, когда его сынишка пришел домой. На каминной доске стоял ярко-красный телефон, перевернутая трубка лежала рядом. Вот почему телефон не отвечал. Я набрала номер школы, и Сэйра Миллер сняла трубку. Я сказала ей, что с Гари все в порядке.

– Жив-здоров, – заверила я ее.

– Слава Богу! – выдохнула она. Я пообещала, что вернусь в школу, как только все улажу, на что она ответила: – Я уверена, что мисс Бернс сказала бы вам, чтобы вы провели там столько времени, сколько сочтете нужным.

Я попрощалась и, обернувшись к Робу, увидела, что он укладывает Гари в постель. Глаза малыша слипались от усталости. События сегодняшнего утра истощили его силы.

Роб подоткнул одеяло, приложил палец к губам и кивнул на дверь. Я вышла за ним обратно в прихожую, откуда он провел меня в неубранную кухню с грязной посудой в сушилке. Я остановилась в дверях.

– Простите за беспорядок, – кратко извинился Роб. – Я не ожидал гостей. – Он взял в руки чайник. – Хотите чаю? Пожалуйста, не подумайте, что я жажду общения. Просто мне самому отчаянно хочется чаю, и было бы грубо не предложить вам присоединиться ко мне. Я бы попросил вас уйти, если бы не надеялся узнать, что случилось. Почему за моим сыном никто не присматривал? Он был просто в кошмарном состоянии, когда пришел домой. Ему удалось убежать и проделать весь путь домой, а никто этого даже не заметил. Разумеется, не может быть и речи о его возвращении в вашу школу.

Это было похоже на то, как если бы между нами с грохотом опустилась завеса. Мы так хорошо ладили, уже почти подружились, но теперь я стала его врагом.

Я объяснила, что произошло.

– Мисс Миллер нельзя упрекнуть в беспечности. Она довела Гари до класса, только не открыла дверь. Едва мы поняли, что он исчез, как обыскали все здание. Не найдя его, мы позвонили вам, но линия была занята.

– Я снимаю трубку, когда я пытаюсь заснуть, чтобы меня не беспокоили люди, набравшие неправильный номер или пытающиеся мне что-нибудь продать.

Я кивнула. Мне не хотелось, чтобы Роб подумал, будто я обвиняю его в том, что он не отвечает на телефонные звонки.

– Что случилось с лодыжкой Гари? – спросил он.

– Наверное, кто-то ударил его ногой. На прошлой неделе у него из губы шла кровь. Когда я спросила Гари, что случилось, он ответил, что упал.

– Он сказал мне то же самое. В смысле, о губе. Лодыжку мы еще не обсуждали. На прошлой неделе у него на плече был большой синяк. Гари сказал, что ударился о дверь. Он отказывается ябедничать на других мальчишек и навлекать на них неприятности. Бог ты мой! – Глаза Роба светились гневом. – На него свалилось столько бед. Сперва умерла его мама, потом нам пришлось уехать из Уганды, которую он обожал. Мы вынуждены тесниться в этом несчастном домишке, превратив жизнь моей сестры в ад. Я не хочу выбрасывать деньги на аренду квартиры, поскольку вскоре они могут понадобиться для покупки дома, а теперь ко всему прочему Гари травят в школе. Ребенку всего пять лет. Сколько еще он сможет все это выдерживать?

И тут меня посетило видение. Я увидела маленькую девочку, стоящую в дверном проеме, совсем как я сейчас. Ее руки были опущены, а рот открыт. Девочка горько плакала. Ей тоже было пять лет, и она плакала, потому что ничего не могла понять и ей было страшно. Она не могла понять, почему жизнь такая жестокая. Ей рассказывали о Боге, но она не думала о Нем, а все плакала и плакала, и плакала, пока ее не начало тошнить, пока у нее от плача не заболело горло. Ее никто не мог утешить. Ее пытались взять на руки, но она всех отталкивала. Во всем мире ей были нужны только два человека: мама и папа. Но, судя по всему, папа умер, а мама куда-то уехала.

– Что с вами?

Я забыла, где нахожусь. Я моргнула и обнаружила, что стою в незнакомом доме рядом с незнакомым мужчиной, который удивленно на меня смотрит.

– Ничего, – пролепетала я. Мужчина, сообразила я, был Робом Финнеганом, а та часть дома, в которой находилась я, принадлежала его сестре, Бесс. Почему-то я заметила, что он стоит босиком, его светлые волосы всклокочены, а джинсы и белая футболка помяты. Было похоже, что он уже не сердится.

– Вы плачете, – сказал Роб.

– Плачу? – Я потерла щеки тыльной стороной руки. – Я кое-что вспомнила.

– Должно быть, что-то чертовски нехорошее. Я никогда не видел такого горя на лице у человека.

Голос Роба звучал устало. У него и без того хватало неприятностей, а тут ему на голову свалилась еще и неврастеничка – учительница его сына.

– Я, пожалуй, пойду, – пробормотала я. – Мне очень жаль, что так произошло с Гари. Если вы завтра все же приведете его в школу, обещаю, что мы не будем спускать с него глаз. И я позабочусь о том, чтобы его больше не обижали.

– Не уходите. – Я была уже на полпути к двери, когда Роб поймал меня за руку. – Вам нельзя садиться за руль в таком состоянии. Вы выглядите просто ужасно. Останьтесь и выпейте чаю. Смотрите, чайник уже закипел. Мы можем расположиться в саду, потому что больше негде, разве что в спальне Бесс. Пойдемте. – Он потянул меня за руку, потому что я продолжала в нерешительности стоять на месте.

Роб провел меня в запущенный сад. Там росли старые деревья и кусты. Трава походила на жесткую щетку, потому что ее недавно подстригли. Живая изгородь была густо усыпана белыми, как снег, цветами. Сразу возле задней двери стоял почерневший от времени деревянный стол и такие же скамейки. Когда сегодня утром я выходила из дому, начинался чудесный майский день. Он и сейчас был таким. Я просто не заметила прошедших часов. Деревья отбрасывали на траву дрожащие кружевные тени. Мне здесь нравилось намного больше, чем в ухоженном саду Чарльза с аккуратными лужайками и фигурными, как будто вырезанными ножом бордюрами. Мой дядя все регулярно обрезал, пропалывал и подстригал. Сад был его творением. Этот сад выглядел совершенно естественно, как будто был сотворен непосредственно Господом Богом.

– Если мы присядем здесь, я сразу услышу, когда Гари проснется, – сказал Роб. – Сейчас принесу чай, подождите минутку. – Прежде чем вернуться в дом, он убедился, что я села на скамью. Его недавняя враждебность полностью исчезла, и теперь он был очень добрым, очень терпеливым.

Меньше чем через минуту на столе уже стоял чай в ярко-оранжевых кружках.

– Насколько я понимаю, вы пьете чай без сахара, поскольку не кладете его в кофе?

– Верно. Чай выглядит таким крепким и аппетитным. – Я сделала глоток. – Спасибо.

– Что с вами стряслось? – спросил Роб. – Надеюсь, это не из-за того, что я позволил себе выпустить пар. Мне не следовало так на вас набрасываться из-за Гари. В том, что он пришел домой, не было вашей вины. Мне вообще кажется, в этом никто не виноват. Ему просто представилась возможность, и он ею воспользовался. Но ясно одно – в школе ему плохо. Обычно он очень послушный мальчик.

– Очень послушный, – подтвердила я.

– Вы никогда не рассказываете о себе, – резко поменял Роб тему разговора. – Но нельзя сказать, что у вас было много возможностей это сделать. В первый раз, когда мы встретились, мы не говорили ни о чем, кроме школьной формы. Во второй раз это были «Каверн» и рок-н-ролл. А в третий раз вы были с подругой, только что побывали в кино, и мы обсуждали фильмы. Вы упомянули какого-то Чарльза и какую-то женщину, забыл, как ее зовут, с которыми вы живете. Я предположил, что это ваши родители и вы называете их по имени. Некоторые так делают.

– Чарльз и Марион – мои дядя и тетя. Но послушайте, только потому… – я не знала, как бы мне это сформулировать, – потому что я не справилась с эмоциями… не означает, что вы имеете к этому какое-либо отношение. Мне очень жаль. У вас и без меня проблем хватает. – Мне было не по себе, как будто я случайно предстала перед ним обнаженной.

– Мы с Гари через многое прошли вместе, пройдем и через это, – убежденно произнес Роб. – Беда в том, что если кто-то причиняет ему боль, он недостаточно агрессивен, чтобы ответить тем же.

Из дома донесся крик.

– Папа! Затем громче:

–  Папа!

– Иду, сынок! – Роб поспешно поднялся.

Я тоже встала и прошлась по саду. Он был невелик, но деревья придавали ему сходство с маленьким парком. Я остановилась в тени и посмотрела на солнце. Его лучи струились сквозь листья, теряя по пути большую часть своей яркости. Я расправила плечи, чтобы стряхнуть с них тяжесть, которую ощущала с того момента, как вспомнила пятилетнюю девочку – себя, плачущую навзрыд. В конце концов Чарльз все же взял меня на руки, и я прильнула к нему. Я должна была прильнуть хоть к кому-нибудь.

На траве лежал черно-белый футбольный мяч. Я ударила по нему ногой. Он отскочил от ствола дерева, и я ударила по нему еще раз. Я продолжала пинать его, когда в саду опять появился Роб. Он был обут в белые кроссовки.

– Я усадил Гари в ванну, – сообщил он. – Ему было жарко, и он весь вспотел. Теперь он играет своей пластмассовой уткой. – Роб ухмыльнулся. – Вообще-то утка моя, но я ему ее одолжил. Мне надо к нему вернуться. Подайте-ка мне вот это.

Я ударила по мячу. Роб принялся, как будто пританцовывая, по очереди подбивать его коленями, затем головой, потом опять коленями.

Именно тогда меня и посетила эта замечательная идея…