Текст книги "Печать бездны (СИ)"

Автор книги: Марьяна Ясинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

– Как же давно никто не приглашал вас на пляску смерти. А ведь вы не церемониальное оружие, вы созданы для горячки боя, рубки в самой гуще врагов. А вместо этого вас повесили на стенку, как бесполезный атрибут былой славы.

Осторожно провела рукой над чужим оружием. Незнакомая энергетика покалывала кожу. Клинки слегка вибрировали.

– Не принимаете меня, не любите чужие руки. Это хорошо, это правильно. Так и должно быть! Но я не претендую на владение, мне нужна ваша помощь. Хочу показать кое-что вашей будущей хозяйке, чтоб она не боялась быть сильной и смелой, какой её задумало мироздание и Мгла с Хаосом. Всё ради этой малышки.

Мысленно сформировала образ Мелиссы и нашей встречи в лабиринте. По саблям прошла волна тепла. Мелиссу родовые клинки признали, хоть она и не василиск. Неприятные ощущения исчезли. Клинки, обладающие душой, – большая редкость для Междумирья. В древние эпохи таким оружием награждали боги, завязывая его владение на линии крови. Видимо один из предков Мелиссы был Героем Осколка, если в роду передаются по наследству такие клинки. Нужно будет поговорить с ней, чтобы больше времени проводила с родовым достоянием. Глядишь, клинки сами станут учителем для молодой наги. Ну что ж, пора заканчивать с этикетом.

Опустившись на одно колено прошептала к клинкам:

– Сехри тшас имрэ. Асфе тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат.*

От клинков пришла волна изумления. Лезвия вспыхнули светом и угольной чернотой. Я без опаски взяла оружие в руки и выпрямилась.

Отпустив посторонние мысли расслабилась, позволяя себе слиться с оружием в одно целое. По рукам прошла вязь временной привязки. Клинки открылись навстречу, лавиной сминая сознание и вынимая на свет самые потаенные воспоминания.

Воспоминание о принятии Света

Я стояла посреди бабушкиного сада. Мне было чуть меньше семи лет, когда впервые получила настоящие, а не деревянные клинки. Весенний сад пах одурманивающие, мягкая молодая трава примялась под босыми ногами. Сегодня предстоял первый экзамен на владение Светом. Мама отстояла право принять его самостоятельно у своей малышки. Мама. Мамочка. Мамуля. Такая молодая, красивая, наполненная светом. Я хранила в своей памяти именно этот образ. Сейчас перед моим взором стояла строгая ведьма, глаза которой лучились добром и поддержкой. Невысокая, с копной золотистых волос, собранных в косу вокруг головы. Белый свободный хлопковый сарафан с разрезами до бедра, босые ноги. В предрассветной тишине она была нереальной, почти невесомой, прозрачной. На поясе в перевязи висели ее любимые серпы. Справедливый и смертельно опасный ангел света.

– Запомни, милая, каждая твоя встреча с оружием будет экзаменом для тебя. Никогда не бери его в руки, если не готова применить. Это неуважение к самой его сути. Каждое оружие назначит свою цену, будь то кровь врага или твоя собственная. И эту цену ты должна заплатить. Но есть особое оружие, подарки богов своим героям. Это настоящая душа воина закованная в металл. Это оружие… оно бесценно. К нему нужно относиться даже не на равных, оно на ступень выше всех смертных. Заслужи его уважение и получишь верного боевого товарища. Однако это оружие завязано на линии крови и посторонние руки не признает. Оно само решит, достойна ли ты к нему прикасаться.

Мама любовно гладила рукояти своих серпов.

– Дочь, запомни, для нас нет Света и нет Тьмы. Мы на границе, на границе равновесия и справедливости. В этом наша сила. Всегда среди тех, кто поклонялся Свету или Тьме находились и те, кто вершил безумства, упивался беззаконием и безнаказанностью. Должна была существовать сила возмездия не только божественная, но и человеческая. Мы были ею. В другом мире Сумеречные не были Осколком. Мы были Орденом. Нам не покровительствовали Боги, ведь мы восстали против бесчинств их самых ярых адептов, ввергая отступников в пучину небытия. Наша сила в балансе, мы равно принимаем Любовь и Боль, Радость и Скорбь, Верность и Предательство, Свет и Тьму. Поэтому мы не ограничены в техниках и инструментарии, мы не темные и не светлые, для нас нет запретной силы, если она направлена на вершение справедливого суда.

Первой ступенью становления Сумеречной для тебя станет знакомство со Светом. Сейчас у тебя в руках твои первые клинки, они впитывают рассветные лучи, но силу Свету сможешь придать только ты. Вспомни самые светлые свои моменты, самые счастливые, искренние и выпусти эти ощущения из себя, напитай оружие ими. Они станут тем, что удержит Свет вокруг тебя! Ведь мы черпаем силу из Света, а он из нас!

Мама закрыла глаза, легко касаясь своих серпов.

– Асфе тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат.**

Ветер замер вокруг нее, фигура замерцала едва заметной серебристой дымкой, серпы стали наливаться светом. Я не заметила момента, когда оружие оказалось в её руках, а передо мной уже распускался смертельно опасный и неимоверно прекрасный цветок из мелькающих лезвий. Вращение серпов было столь стремительно, что невозможно было определить, как лезвия перетекают друг в друга. Мама, казалось, жонглировала оружием, выкручивая восьмёрки перед собой и за спиной, заставляя серпы вращаться со скоростью циркулярной пилы. Но не в оружие дело. Я во все глаза смотрела, как свет притягивался к ней, попадал в мясорубку лезвий, но не исчезал, а наоборот все более вливался в ее фигуру, формируя часть за частью солнечное боевое облачение: чешуйчатый доспех на основе укороченной кольчуги, наплечники, наручи, шлем, юбка, поножи.

В какой-то момент она резко замерла со скрещенными серпами над головой, в полном доспехе.

– Подойди, дочь. Прикоснись к нему, он реален, он защитит меня лучше любой брони до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена.

Я прикоснулась к доспеху, теплый и гладкий на ощупь, он не напоминал металл даже близко.

– Можно попробовать поцарапать оружием, в каком-то безопасном месте?

Мама засмеялась.

– Конечно, моя любознательная малышка.

Я ударила по наручам своим детским клинком, но он со звоном отскочил. Даже царапины не было, только заныла детская рука.

– Я тоже так смогу? – спросила с надеждой.

– Ты, моя дорогая, сможешь ещё больше, ибо в тебе спрятана огромная сила. Тебе придется столкнуться с тяжёлыми испытаниями, но, пройдя их, ты обретёшь себя. Я этого уже не увижу. Но запомни, после самой черной тьмы все равно приходит рассвет. Никогда не сдавайся.

А сейчас твоя очередь.

Я вынырнула из воспоминаний.

***

Мелисса

Я заворожённо наблюдала за действиями Марьям. Это действительно напоминало танец. Одну саблю она удерживала за спиной неподвижно, словно исполняя фигуру танца, оставляя в тени и не давая красным языкам заката лизнуть острие оружия. Другой – мягкими плавными движениями фехтовала с последними лучами закатного солнца. Изящные выпады сменялись яростной рубкой, казалось, что сабля стала продолжением руки девушки. Она то ласкала невидимого возлюбленного, то яростно сопротивлялась заклятому врагу. В какой-то момент рукоять сабли замелькала между пальцами, девушка раскручивала саблю на ладони.

Лезвие вращалось с такой скоростью, что блики света, отражаясь от лезвия образовывали красный смерч над оружием. Заметила, как лезвие просто отрезало кусок закатного солнца и заставило его лучи сплестись в бесконечный коловрат.

Но внимание привлекло и расслабленное выражение лица новой знакомой. Лёгкая улыбка играла на губах, будто она была совершенно не здесь, а каком-то другом месте, очень дорогом для неё.

Солнце спустилось к самому горизонту, длинные тени потянулись по земле от деревьев. Парк постепенно погружался во тьму. И второй клинок пришел в движение. Находясь в тени, он был отрезан от света, окружённый тьмой, он стал ее продолжением. Выражение лица Марьям изменилось, исчезли лёгкость и радость, появилась грусть, в уголках глаз стали скапливаться слезы.

*Сехри тшас имрэ. Асфе тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат (на языке древнего мира – Тьма зовёт нас. Свет зовёт нас. Откликнемся же на их зов).

**Асфе тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат (на языке древнего мира – Свет зовёт нас. Откликнемся же на его зов)

Глава 25. Танец Света и Тьмы (II)

Часть 2. Танец Тьмы

Марьям

Воспоминание о принятии Тьмы

Казалось, только что я обнимала маму, ощущая ее теплый солнечный доспех у себя под щекой, гладила ладошками чешуйки и многочисленные ремешки доспеха, и вот я уже на кладбище, лежу на могиле родителей.

С семи лет я приходила к ним и говорила, говорила, говорила. Часами я рассказывала о своей жизни, переживаниях, мечтах. Я сидела, лежала, засыпала у их надгробий. Я не плакала. Слез уже не было. Я просто каждый год заставляла себя поверить, что они рядом, сидят с другой стороны надгробий и слушают меня. Держатся за руки, молча улыбаются моим шуткам, мама вьёт венок из полевых трав и надевает папе на голову. Раз в году я верила истово, что им просто нельзя говорить со мной, но они рядом. Всегда рядом. А потом снова уходила на год в тот мир, где их уже не было. Бабушка никогда не сопровождала меня. Я уверена, ей было так же больно, но она никогда не показывала этого. Всегда держала лицо, даже со мной. Она не вмешивалась в этот ритуал шесть долгих лет, а на седьмой пришла на закате со своими катанами и серпами дочери. В неполные пятнадцать лет она всё-таки заставила меня пройти обряд принятия Тьмы.

Аккуратно положив оружие матери на могилу у моих ног, она вынула катаны из ножен и сквозь стиснутые зубы прохрипела:

– Сехри тшас имрэ. Мосхэт ас тшасалат.*

Это был единственный раз, когда я видела слезы на глазах бабушки.

Сквозь тьму летали ее мечи, собирая дань со звёздного неба, огромный диск восходящей луны замер, любуясь этой яростной схваткой. Тьма клубилась вокруг катан, становилась все более осязаемой, завивалась в ленты хищных змей вокруг тела. Сэтиши пришли на зов. Фиолетовые, голубые, салатовые, оранжевые… Цвета сэтишей были яркими, как ленты у гимнасток. Смертельно красивое воплощение темных чувств людей: ревности, зависти, ненависти, уныния, злобы… Этот список бесконечен. Змеи шипели, роняли с клыков капли яда, разъедающего души людей. Здесь и сейчас яд выжигал кислотой траву, ковер из опавших листьев и даже землю. Затем из тьмы начали формироваться тени, сперва неясные очертания обретали конкретные детали: угольно черная шерсть, мощные лапы с огромными когтями, оскалившиеся пасти, дикие глаза. Веары, гончие Тьмы, также откликнулись на зов. А танец продолжался, без слов, без музыки в кругу алчных партнёров. Катаны были неразличимы во тьме, но каждое движение, каждый взмах лезвий отзывался во тьме Зовом.

И Зов не остался без ответа. Задрожала земля под ногами, из глубоких трещин стали появляться куруши, подземные стражи. Гротескные фигуры, состоящие из камней, земли, корней деревьев, они тянули свои руки-корни к Луне и всему живому, чтобы спеленать, захватить, высосать всю жизнь из жертв.

Бабушка заметалась в этом круге, пляска требовала простора и воздуха. Отталкиваясь от спин и лап веаров, она забиралась всё выше, перепрыгивая, как по кочкам, с одного клубка шипящих сэтишей на другой. Высота этого забега уже достигала нескольких десятков метров. И в наивысшей точке ведьма оттолкнулась от спин сэтишей и нырнула вниз головой, выставив катаны перед собой. Несколько изящных сальто, и она приземлилась в центр всей этой шипящей, визжащей и скрипящей какофонии. Катаны глубоко вошли в землю, по их лезвиям стекала кровь владелицы. Все ночные гости жадно пировали. Не часто за Зов с ними расплачивались такими дарами, древней, сильной одаренной кровью. Такую сейчас почти не встретишь.

Пока призванные создания Тьмы утоляли вечный голод, бабушка заговорила:

– Это есть Тьма, она приходит на наш зов в минуты горя, боли и отчаяния. Создания Тьмы, которых ты видишь сейчас, помогли найти виновных в смерти твоих родителей. Справедливость восторжествовала. Жизнь за жизнь. Их больше нет. Но будь осторожна, плата высока. Сейчас, когда нет цели, я кормлю их собой, ибо Зов всегда должен быть оплачен.

Кровь перестала течь по лезвиям катан, раны на запястьях затянулись. Бабушка растерянно осмотрелась, Зов оплачен, но темные никуда не ушли. Они чинно расселись и, казалось, наблюдали за нами, не скрывая любопытства.

Я сидела на могиле родителей, гладила пальцами холодный металл материнских серпов. В них больше не было Света, не было тепла, любви. Только холодный бездушный металл, которого не оказалось рядом, когда ее убивали. Не оказалось рядом её Света, который помог бы сформировать доспех, ничто это ей не помогло в темной подворотне. Я взяла в руки серпы и встала с земли.

– Ты старая, мудрая ведьма. Но даже ты оказалась слепа в своей мести и в своем горе. Ты винишь в её смерти людей, обычных людей, которые устроили перестрелку в подворотне. Которые даже не видели их. Случайность. Но почему же ты не винишь меня? Ведь я была там. Я могла всё изменить. – Я сжимала серпы с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Что ты могла бы сделать?! Ты была ребенком! Ты только-только прошла обряд принятия Света.

Я дернулась как от пощёчины. Сэтиши зашипели. Одна из змей стала отползать в мою сторону. Бабушка стояла к ней спиной, а я все прекрасно видела.

«Что, хочешь покормиться моей злостью и обидой?! – подумалось мне. – Не выйдет».

– Ребенком. Сколько раз я слышала это в детстве?! Сотни? Тысячи? Ты всегда была против, когда дело касалось моего обучения! Слишком мала для всего! И что из этого вышло? К семи годам я была магической атомной бомбой! Вселенная силы, которая не имела границ! Но не умела пользоваться своим даром! Я просто не знала, что сделать для спасения собственных родителей! Все те жалкие крохи знаний, которые я пыталась тайком урвать в твоей библиотеке, из разговоров… Всё это не заменило полноценного обучения! Так почему? Почему родная бабушка отказала мне в том, в чем не отказывают всем магически одаренным с двух лет? Почему?!

От каждой моей фразы она вздрагивала, но взгляд не отводила. Клубки сэтишей зашипели, ещё несколько змей стали медленно переползать в мою сторону.

– Так было нужно, – глухой усталый голос, полный горечи и боли. – Пойми. Я не могу. Мы не могли и даже сейчас не можем ни-че-го. Нам запрещено! Ты и только ты можешь все! Сама!

Я смотрела как вокруг шеи бабушки совершенно из ниоткуда обвивается сэтиш. Черные чешуйки легко скользили по коже, оставляя угольные смазанные следы. А она даже не сопротивляется. Или не ощущает? Это игра, проверка? Почему она не сопротивляется? Почему сэтиш черный? Они же всегда цветные. Все эти мысли метались в моей голове, пока бабушка продолжила:

– В этом мире мы приходим в одиночестве и уходим в одиночестве. Таков наш венец. Мы связываемся узами крови, клятв, но они мимолетны. Так мы стараемся избежать одиночества. Но совершенно у каждого есть путь, который ему придется пройти, делая выбор, преодолевая себя. Мы с твоей мамой сделали свой выбор, и цена выбора для нас – жизнь.

– Кто? Кто может устанавливать такую цену? Кто может что-то запретить Ариссе Сумеречных? Половина жителей Осколков тебя уважает, а вторая половина боится. Кто осмелился поставить на меня блок и запретил меня обучать? Кому было нужно, чтобы я осталась самой беспомощной и бесполезной ведьмой Междумирья?

Мой голос уже не был спокоен и холоден. Шесть лет я задавала себе эти вопросы и не находила ответа. И вот сейчас единственный человек, который мог на них ответить, молчал.

Арисса смотрела на меня с вызовом в глазах, на ее шее затягивал кольца угольно-черный сэтиш. Лицо бабушки темнело. Она цедила сквозь зубы воздух, но даже не потянулась к своим катанам и продолжала молчать. Я наконец рассмотрела, что сэтиши берут в кольцо не меня, а бабушку.

Дернула подбородком, показывая вокруг, видит ли она? Бабушка лишь едва кивнула. Я провела рукой по шее. Она лишь согласно моргнула. Я в немом шоке смотрела, как бабушка не сопротивляясь ждёт смерти.

– Ты никогда не была беспомощной и уж тем более бесполезной. Ты смогла спастись, вошла во Тьму. Ты сможешь все, только не бойся! – Сэтиш вогнал в шею бабушки клыки, яд чернотой змеился по венам. У жертвы уже чернели белки глаз, а бабушка самоубийственно продолжала:

– Для тебя нет морали! Забудь про все запреты человеческие и божественные, земные и Междумирные! – глухой сип меньше всего был похож на властный голос Ариссы Сумеречных. Казалось, что за нее шипит затянувшийся удавкой сэтиш.

«Говоришь, забыть про все законы? Если я продолжу бездействовать, то у меня не останется ни одного родного мне человечка. А, в Бездну вас всех!»

Я сжимала мамины серпы, периферийным зрением наблюдая, как сэтиши замкнули кольцо и почему-то, все как один, почернели. Встав на скрученные в кольца тела, они приготовились атаковать.

Я оттолкнулась от могилы родителей и в прыжке влетела в смертельный круг. Два серпа прошли в миллиметрах от кожи бабушки, расчленив кольца живой удавки. Черная кровь пролилась потоком по её шее, ключицам, груди. Я яростно орудовала серпами, шинкуя сэтиша в фарш. Бабушка стояла не шевелясь, не было понятно, жива она или нет. Остальные сэтиши начали выстреливать укусами, как стрелами. Меня порадовало, что теперь они посчитали меня более опасной.

«Потанцуем! Светом вас не взять, обычный металл вас тоже не развоплотит, максимум, замедлит. Значит Тьма. Из нее пришли, в нее и уйдете!» – мелькали мысли в моей голове.

Я собрала в себе всю злость, всю обиду и непонимание, полоснула по запястью, окропив серпы кровью!

– Ну же, сэтиши! Нормальные сэтиши! Вот ваша плата! Приходите, пируйте, вы мне нужны! – Серпы почернели и взорвались разноцветными брызгами. Из каждой цветной капли появились маленькие ленточки сэтишей, цветных, нормальных. Я резанула второе запястье:

– Надо бы вас подрастить, а то эти черные твари вас сожрут.

Ленты росли, ширились, глаза сэтишей стали похожи на драгоценные камни и как будто разумны!

– Ату их! Уничтожить! Бабушку охранять! – не известно, на что надеясь, раздала приказы.

Я с серпами вращалась внутри клубка разноцветных лент. Мои сэтиши, постоянно подпитываемые кровью, росли, но при пожирании черных они как будто истончались, но все же продолжали бросаться в бой. Парочка обвилась вокруг тела бабушки, и выстреливали поочередно, перехватывая нападающих ещё в воздухе. Я серпами секла черных тварей, отшвыривая куски в разные стороны к своим сэтишам. Те на лету их пожирали. Наша бойня длилась не больше пяти минут, но под конец серпы уже практически выскальзывали из моих ослабевших влажных от крови пальцев. В какой-то момент я поняла, что вокруг только цветные ленты моих змеек.

Они не шипели, а ластились как кошки. И странное дело, их гладкие, скользкие от моей крови и устроенной бойни, тела не вызывали у меня омерзения. Я настороженно озиралась по сторонам. Не знаю почему, но ожидала, что веары и куруши тоже вступят в бой. Но они лишь флегматично взирали на учиненное побоище. Сэтиши обвивали мои руки, скользили по голым ногам, вплетались в волосы. Выглядела я как древнеегипетская мумия, только обвитая не белоснежными бинтами, а веселенькими ярмарочными ленточками. Обернулась к бабушке, ожидая каких-либо комментариев по поводу своего вида, но их не последовало. Нарьяна напоминала сомнамбулу. Дыхание едва прослеживалось, вены чернели на фоне мертвенно бледной кожи. Два сэтиша обвились вокруг её шеи и вертели своими головами в разные стороны на страже жизни вверенной подопечной. Я почему-то хихикнула, видимо нервное:

– Вы ещё бантик завяжите.

Оранжевая и синяя ленты мгновенно организовали на шее шикарный бант, концы которого пытливо заглядывали мне в глаза. В голове прозвучало:

– Нравится, хозяйка?

– Ну все, поздравляю крыша, ты ушуршала. Я уже голоса слышу, – рассмеялась так, что слезу пустила.

В голове обижено фыркнули:

– Мы не голоса, мы сэтиши! Ваши сэтиши!

Я подавилась смехом.

– Серьезно? Вы ещё и разговаривать умеете?

Другой голос ответил за всех:

– Вообще нет. Но мы ваши, а вам так проще. Поэтому мы можем.

– Вас сколько осталось, лично моих? – устало вопрошала у этой странной формы жизни. – Мне вас возвращать кому-то надо? Или вы у меня теперь как домашние питомцы? И мы с кем вообще воевали? Почему бабушкины сэтиши в это превратились?

Ответом мне была тишина.

– Чего молчите? – безразлично поинтересовалась.

– Совещаемся. Не всё можно говорить, а то следующую партию этих приманить можем.

Я удивлённо вскинула бровь. Ничего себе, осведомлённые какие. Я меньше их знаю.

– Говорите, что считаете нужным. Нам бы ещё бабушку спасти как-то. – Я растерянно смотрела на такую родную мумию с бантиком на шее. Оранжевый судя по всему решился:

– Мы не совсем сэтиши теперь. Некая извращённая форма жизни. Как взялись не спрашивайте. Те, кто нападали, тоже извращённая, тоже не сэтиши. Но суть похожа, только их не эмоции кормили, а что-то… – Синий шикнул на оранжевого, и тот прервался на полуслове. – Нас осталось семь. Возвращать не надо, не примут.

Синий опять предупреждающе зашипел.

– Есть идея по бабушке. Но она может не понравиться вам.

– Делись! Лишь бы никто не умер! – отозвалась я, все равно пока в голову ничего дельного не приходило.

– За это ручаться не могу. Но идея такая, если мы развоплотили тех тварюшек, слабея и травясь, то, по идее, могли бы и из Ариссы высосать отраву. Но нам бы потом поесть, если не хотите, чтоб мы умерли.

– Меня поесть, да? – решила уточнить на всякий случай.

Оранжевый со вздохом ответил:

– Вас. Не хотелось бы умирать, родившись полчаса назад. Оказывается, жизнь отличается от воплощения.

Синий опять зашипел угрожающе.

– А вы меня точно не сожрете, как деликатес? Я и так слабенькая от кровопотери, а тут вы ещё пировать начнёте, – подозрительно рассматривала семерку своих цветастых змеюк.

– Мы только с разрешения и добровольно отданную можем пить. Подумаете, что хватит, и нам ни капли не выпить. Мы же вас защищать должны. Табу на причинение вреда.

– У бабушкиных вон тоже было табу. И покормила она их, и не травила. А они какую бойню устроили, – я грустно оглянулась по сторонам и, собравшись с духом, согласилась, – давайте пробовать что ли. Можно я посижу тут рядышком? А то что-то аж мутит.

Я сползла на грязную липкую от крови землю. Но меня это ни капли не беспокоило. Стояла на удивление теплая осенняя ночь. Звёзды ярким ковром застилали небо. Во главе своего воинства стояла Луна. Молчаливый свидетель многих человеческих тайн. Если бы можно было узнать у неё, что она видела на своем веку, историю пришлось бы переписывать заново. Время шло, ничего не происходило.

– Что-то не так? – я забеспокоилась.

В этот раз ответил синий:

– Выбираем, кто из нас пойдет.

– Выбирайте самых взрослых и светлых, так лучше видно будет, если лента начнет темнеть и истончаться, – добавила я свои пять копеек.

– Ну значит я, не только же бантиком болтаться бесполезным, – отозвался оранжевый.

Бант распался, синий сполз с бабушкиной шеи и резво заполз мне на руку. А оранжевый посмотрел на меня пристально, и будто смертник пополз выполнять задание. Он примерялся для укуса, стараясь клыками попасть в те же ранки, что и предыдущий сэтиш.

«Да ты ж мой хороший, не хочешь причинять лишний вред» – с теплотой подумала об оранжевом. А синий тем временем тихо нашептывал мне на ухо:

– Он сейчас начнет истончаться, мутнеть. Если он не справится, я допью, но не доводите его до смерти, пожалуйста. Мы вам ещё пригодимся, пусть не скоро, но однажды мы вернём вам долг жизни.

Я кивнула и пошатываясь встала. Оранжевая ленточка стала тоньше, если до начала операции по спасению толщина сэтиша была примерно равна моему кулаку, то теперь он едва достигал толщины указательного пальца.

Полоснув по руке чуть выше запястья, позвала:

– Хватит, Оранжевый! Синий, на смену!

Оранжевый едва заметной мутной ржавой ниткой всосался мне в руку. Ощущение, конечно, так себе. Но от сэтиша шла такая волна благодарности, что его вкус прямо-таки пузырился в крови.

Не прошло и пары минут, как Синий отрапортовал:

– Вычистили все, она сейчас ещё во Тьме, скоро вынырнуть должна. Нам бы убраться, пока этого не произошло. Мало ли, что она запомнила последнее. Ещё под горячую руку попадём.

Оранжевый уже приобретал первоначальный цвет, но вот толщина увеличивалась очень медленно.

– Синий, ты себя как чувствуешь? – уточнила озабочено. – В темноте не особо могу увидеть цветовые изменения.

– Я в порядке, переварю. Но ощущения гадостные, скажу я вам.

Я хмыкнула.

– У меня не лучше. Если потеряю сознание, то, на всякий случай, прячьтесь.

Наши победили, а остальное не важно. Об этом мы подумаем позже. Я отключилась.

***

Стремительно вынырнула из воспоминаний. Ничего себе, почему же раньше я этого не вспоминала? А ведь я чётко помнила лишь призыв бабушкой темных помощников. И воспоминания о принятии Света у меня заканчиваются на маминых действиях. Что такого делала я, чтоб его пройти, не помню совершенно. Можно было бы списать это на детскую память, но всю первую часть я помню идеально. Вот и принятие Тьмы раньше так же заканчивалось на определенном моменте. Что, Бездна задери, со мной происходит? Почему моя память принадлежит мне лишь кусками?

Похоже, это и были те памятные подарки от моей копии из браслета, о которых она предупреждала. О Боги, если всё увиденное – правда, то я стала единственной за последние тысячи лет полноценной Сумеречной, о которых в детстве рассказывала мама. Ангел возмездия и справедливости. Но об этом никто не знает, даже бабушка. Сейчас я смогла взглянуть на эти события под другим ракурсом. Если моя копия права, и учить меня запрещено под страхом смерти, то мама, принявшая Свет, и бабушка, принявшая Тьму, готовы были отдать свои жизни, чтобы я смогла пройти оба посвящения. Родителей, в силу возраста, я не смогла бы спасти, а вот бабушку получилось отвоевать вместе с моими змейками.

Пришлось сосредоточиться, чтобы вернуться мыслями к демонстрации танца для Мелиссы. Бездна, а ведь я ни разу не видела танца с обеими началами одновременно. Мама танцевала со Светом, бабушка – с Тьмой. Но у меня даже сомнений не возникло, что это возможно, когда пообещала урок дочери Алисы.

Тело само выполняло все необходимые движения, но сознание сканировало окружающее пространство. Вот смерч Света греется на сабле, хоть и питается моими чистыми эмоциями из ладошки напрямую. В теории я смогла бы и без оружия призвать Свет и Тьму, соорудив голыми руками подобие мячиков для жонглирования. Но здесь надо было показать Мелиссе красоту обращения с оружием. Позерство – с одной стороны, а с другой – клинки столь долго не вынимались из ножен, что было бы кощунством их не использовать.

Сама девушка расположилась на камне вдали от всех деревьев. Она отражалась как продолжение мечей, иначе я бы её не ощутила через временную привязку. О, а вот и Инис кажется, его тоже опознала через связь с клинками. Отец, значит, не остался в стороне, а ведь начало он пропустил. Есть подозрение, что это не единственные зрители.

Просто цирк какой-то. Вот тебе и частное занятие. Тут мое внимание переключилось на более насущные проблемы. Пока я формировала смерч из Света и предавалась воспоминаниям, вокруг меня появился мерцающий купол, чем-то напоминающий мыльный пузырь.

«Что ещё за чертовщина?! Мне же ещё Тьму призывать!» – пронеслось в голове.

А напротив меня из Тьмы формировалась моя точная копия. Я ощущала каждое ее движение, она была моим продолжением, а я ее. За исключением одного маленького, но немаловажного отличия. Она, кажется, пыталась меня убить.

Первые удары я просто парировала, не преследуя цели атаковать. Но моя тень не останавливалась. Она не копировала мои текущие движения, а как будто силилась проверить все мои навыки владения оружием. При этом удерживая смерч Тьмы для уравновешивания сил.

– А вот и я! – с ехидной усмешкой отозвалась моя копия. – Вижу, ты уже по достоинству оценила мои памятные подарки, а, значит, можно перестать с тобой церемониться и, наконец-то, перейти к обучению экстерном.

Символично, учитель стал учеником.

***

Мелисса

Я завороженно следила за происходящим. Тьма сгущалась, сумерки опустились на парк. Мне стало как-то не по себе, будто я подсматривала в чужом саду за Марьям. Но оторваться от такого зрелища было невозможно. Удерживая смерч из лучей закатного солнца, Марьям теневым клинком фехтовала с невидимым противником. Выпад, отскок, разворот и снова выпад, присед и пропуск невидимого клинка над собой, прыжок и выпад в полёте. И все это время ее верным спутником был смерч из Света.

Противник был равен ей по силе и мастерству, но Марьям это не заботило. Эмоции сменялись на ее лице одна за другой, грусть, непонимание, недоумение, страх, отчаяние, решимость, бешеный азарт, в конце же на губах заиграла сумасшедшая улыбка. Рубка перешла на какой-то новый уровень, движения клинка стали неразличимы во тьме, только изредка сталь бликовала от искр света. Солнце все ниже спускалось за горизонт, а противник становился все ощутимей и видимей для взгляда. Я с удивлением отметила, что это была девушка, такого же роста и комплекции, что и Марьям. И фехтовала она также одним клинком, а над другим она удерживала идентичный смерч, но из Тьмы. Это тень что ли? Но как у смерча Света может быть тень из Тьмы?

***

Кассиус

Мы как раз выносили Анеса из лабиринта. Источник вполне сносно восстановил ему человеческое тело. Абсолютно лысый, с розовой кожицей, он мало сейчас напоминал прежнего Анеса. Оставалось надеяться, что регенерационная капсула сможет вернуть ему боевые кондиции. Иначе титул Прайма ему не получить. Хотя в нынешней ситуации, радость уже то, что он живой. Едва переступили грань лабиринта, смогли воспользоваться галокристаллом и вызвать Шиаса с помощниками. Анеса унесли в медблок. С удивлением осознал, что мы пробыли у Источника гораздо дольше, чем думали. Сумерки опустились на парк, скрывая очертания деревьев. Лишь у озера неестественно ярко пылал круг света. Мы не сговариваясь двинулись в ту сторону.

– Что за… – Инис запнулся, зрачки его расширились. Кажется, друг начал оборачиваться. – Убью! Это родовые клинки Сэхти! Воровка!!!

Он практически шипел, до полного оборота оставались считанные мгновения, одежда уже трещала по швам, когда я почувствовал рядом колебания воздуха. Из тьмы выскользнула рука с катаной, преградив путь Инису.

– Еще одно движение, зятёк, и Алиса станет вдовой.

– А у вас не заскучаешь, – со смешком отозвалась Аннэ, слегка поклонившись. – Приветствую Ариссу Сумеречных.

– Добрый вечер, домина** Аннэ, – отозвалась ведьма из тьмы, – удивлена вашему пребыванию здесь.

– Инис, успокойся, не делай поспешных выводов, – пытался успокоить друга. – Я вижу Мелиссу рядом, значит, и Алиса здесь. Я должен был сопровождать их на занятие с Марьям и на беседу с тобой. Но за всеми перипетиями с Анесом совсем позабыл об этом, а лабиринт экранирует любые источники связи.