Текст книги "Волчья колыбельная (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

И Варейвода не выдержал: нарушил разом десять инструкций. Вывез девчонку в ботанический сад за городом поздно ночью. Гном никогда не видел такого света в глазах Киры за всё время в Центре. Она разделась за джипом, и выпрыгнула на залитую лунным молоком поляну уже волчицей. Носилась, как маленькая между деревьями, разминая сильные лапы, изредка подвывая, не могла надышаться этими минутами свободы. Вячеслав сел на лавку, сминая в руках витаминизированное лакомство для собак и ощущая себя полнейшим идиотом. В ладони ему ткнулся мокрый прохладный нос, отрезвило лёгкое рычание. Зверь с умными зелёными глазами показательно облизнулся. Пришлось угощать, багровея от стыда. Кира умяла всю пачку, напилась из небольшого природного родника на территории парка и опять начала резвиться. Так прошла ночь.

На утро в столовой девушка подошла к гному и встала рядом. Тот был рассеян и обеспокоен больше обычного, это не укрылось от внимательных глаз.

– Что-то случилось? – с тревогой спросила она, хотя и понимая, что хорошего в сложившейся ситуации может случится мало.

– Мой друг умирает, – тихо произнёс Слава, словно от громкости звука процесс мог ускориться. – Ты должна мне помочь…

====== Часть 14 ======

Дан

Сидя в дальнем углу общей столовой, прикрывшись козырьком кепки, стараясь не смотреть в глаза испуганных лаборантов, чтобы не нарваться на очередной жалостливый взгляд, без интереса рассматривал, как Кира и Славка перешептываются в другой части зала, изредка косятся в мою сторону, вздыхают, и эта комедия порядком подбешивает. Уровень адреналина и так постоянно подпрыгивает, ещё и эти два раздражителя затеяли что-то против меня. От нехорошего предчувствия волосы на голове встают дыбом.

Каша не лезет в глотку, хлюпаю ложкой по суперпитательной жиже, прикидывая, какой человек в здравом уме может не под пытками это есть. Как видно – жрут все, а меня воротит, то ли от еды, то ли от них. В такие моменты жалею, что не могу полностью уйти из социума. Вику в этом плане проще, он может отключить человека, перекинуться в волка и, уйдя в лес, потерять там свою человеческую сущность, выбрав зверя, слиться с природой, а я – нет, поэтому терплю.

Завтрак остается нетронутый. Молча скитаюсь по лабораторному корпусу, обтираясь о стены и с тоской думая о том, что скоро придётся вернуться к бинтам и койке, с которой могу и не встать. И надо было мне влюбиться?! Жил же себе как-то без этого.

Можно было бы попросить помощи, я знаю, даже будучи в бешенстве от моей выходки, он бы не отказал. Но это будет означать, что Вик станет обязан тянуть этот груз до конца своих, ну, или моих, дней. У него не останется выбора будущего, он не сможет завести потомство, не обзаведётся семьёй. Не думаю, что молодому перспективному вожаку хочется стать пожизненным нянькой. Я видел такие союзы с людьми, когда со временем интересы менялись, и им приходилось всю жизнь из чувства долга быть с теми, кто потерял для них интерес. Не привык я на кого-то полагаться, и должным быть не хочу, всегда боком выходит, вот и теперь… нет, теперь всё слишком далеко зашло.

На четверть пятого назначена транспортировка. Вагнера переводят в другое отделение, определяя под более жёсткий контроль и охрану. Кира уходит с ним, но что-то мне подсказывает – буду видеть её тут часто.

Из палаты бывшего вожака вывозят в кресле-каталке. Даже в таком положении он сидит с прямой спиной, представляя собой сосредоточие силы и гордости своего вида, только вот взгляд пустой, потухший, мокрый от перепада эмоций, которые не может усвоить. Грустное зрелище, если честно. Я бы даже сказал – жалкое.

Замешкавшись и уйдя с головой в свои размышления, думая, что было бы со мной, если бы случайно свернул ему шею, упускаю момент, когда Вагнер, оперевшись на руки, подрывается с места и кидается на меня…

Зазвенел девичий крик по коридору, щёлкнул шокер. Меня передёрнуло от жара, окатившего с ног до головы, когда Кир повис на мне, опрокидывая на пол. Я был готов к удару, даже к боли, от вцепившихся в глотку клыков, но только не к… поцелую!

– Какого хуя! – теперь по стенам вибрацией пошёл мой голос.

Кира сдёрнули моментально, усадили обратно уже в отключке, его тело всё ещё потряхивало от судорог, вызванных ударом тока, моё трясло так же только от его выходки. Этого мудака не удержала даже слоновья доза успокоительного, он, что, вообще бессмертный?!

– У меня для тебя есть новость, – Славка присел рядом, посветил мне в глаза фонариком, расправил на груди порванную футболку. – У Вагнера привыкание развилось быстрее, чем в стандартном случае. То ли дело в слабости организма под воздействием артефакта, то ли от инъекций, что ему колют, чёрт его знает, но…

– Этого не может быть! – я от бессилия даже заржал. Не к месту и истерично, но от души. – Не с сильным партнёром, и не так быстро.

– Может. Теперь Вагнер… как бы сказать… в тебя… чувствует в тебе сильную необходимость!

– А просто сдохнуть он не мог?!

– Нет. У него потрясающая регенерация и желание жить. Дан, мне жаль.

Да что уж там, подумаешь обзавёлся сталкером-насильником на всю жизнь, мне же только этого, блядь, не хватало!

Вик

Сентябрь ознаменовался тем, что благодаря волчьей хватке Мирославы в юриспруденции, стае позволили вернуться в Салан. Мы начали запасать мясо и рыбу на зиму. Урожай овощей, кроме картофеля, без поливки приказал долго жить, и теперь Центр готовился к снабжению посёлка. Старостой временно стал Леон, я возился с молодняком и ругался с заколебавшими получать отказы партнёрами бывшего вожака. Кирилл активно торговал нами всё это время. Услышав, что Вагнер под следствием, звонящие сразу же бросали трубки. Кира периодически звонила, но возвращаться пока не собиралась, найдя такое хорошее подспорье своему таланту.

На очередном слушании настояла Регель, она требовала признать Кирилла инвалидом и вернуть домой, избавив от мучительных лабораторных исследований, даже имея верную информацию от дочери, что обвиняемый бывший вожак содержится в подобающих его рангу условиях. Я отреагировал спокойно: мы не бросаем своих в жертвенный костёр, не позволяем пускать на органы и глумиться над трупами. Этим отличаемся от многих нечей, которые эгоистично борются за индивидуальное место под солнцем.

Я, Мирослава и Яков прибыли поздно вечером. Издёрганная предстоящей встречей с Кириллом Регель уснула почти моментально, притащив мне кое-какие бумаги по делу, чтобы вопросы вампиров и демонов (а именно такие адвокаты служили в Центре) не поставили меня в тупик. Выглядела Мирра не очень. Ей оставался месяц до гона, но зная, что партнёра не будет, сильный страстный организм волчицы уже начинал изнывать. Я хотел обнять женщину, но она отдёрнулась от меня, оставив в статусе «последней сволочи стаи». По сути, так и было…

Мирослава была вынуждена носить на себе мой запах, по Центру блуждало несколько штатных оборотней и заинтересованных в знакомстве нечей. Волчицу от них трясло в мелком ознобе, а на самого дерзкого пришлось даже клацнуть зубами, чтобы поджались оба хвоста: и передний, и задний.

Дана я не видел, но чувствовал, словно тот ходил за мной по пятам. Иногда даже замирал, прислушиваясь, стараясь распознать за спиной его дыхание, и будто вживую ощущал, как хватается за меня ледяными руками, держит. Но потом морок проходил, только тряхнув головой. Эта паранойя порядком выматывала, новое место и трудоёмкий судебный процесс, отнимающий все силы, лишь усугубляли ситуацию. Никогда ещё не чувствовал такой жизненной необходимости вернуться в родные леса, потому что неживой город, переполненный высотками из бетона и стекла, стал для меня цивилизованной камерой пыток. Но тогда это были ещё мелочи, о чём я понял очень быстро.

Первое слушание было назначено на полдень вторника, ничего серьёзного, скорее знакомство и разбор некоторых материалов. Спустя пятнадцать минут с начала заседания уже проклял всё на свете, особенно Мирославу, заставившую меня надеть этот чёртов галстук, душащий не хуже питона на шее, и костюм, в котором забыл, как дышать. И дело вовсе не в плохой вентиляции помещения, не в смеси запахов пота и усталости собравшихся, а в том, который затмил их всех разом своим.

Дан вошёл в аудиторию, не особо заботясь об опоздании, дверь распахнулась с хлопком и также громко захлопнулась обратно. В сопровождении двоих бравых шкафообразных ребят, с защёлкнутыми в наручники руками за спиной, бледный, как смерть, и даже большие тёмные стекла солнцезащитных очков и надвинутый на лицо козырёк кепки не скрывали его болезненного состояния.

Внутри всё волнительно сжалось.

Он шёл, стиснув зубы, сжав руки в кулаки, с идеально прямой спиной, не глядя ни на кого, с тем же присущим ему высокомерием. Ко мне даже не обернулся, глупо полагать, что не почувствовал. Видно, что ему больно. Боль была физической, но породу её происхождения не удавалось обнаружить, зато общие истощение и измождение в глаза бросались сразу. Первой мыслью полоснуло по мозгам – его бьют, и Мира в последний момент схватила меня за руку, когда собирался зарычать. Дальше обида и злость на парня пересилили беспокойство. Я взял себя в руки, но всё равно понимал, что без конца таращусь на его спину, каменные плечи и вязь синих выступающих на запястьях вен, на которых так грубо смотрелись наручники. Конвойные Дана нервничали, это было очевидно, но цирк продолжался, и я даже гадать не стал, зачем его привели. Меня позлить? Спровоцировать? Тогда какой был смысл затевать это слушание, если сейчас всё полетит псу под хвост?! Не в бирюльки же играем, не фигурками по игральной доске!

Парень не шёл на конфликт, он даже в упор меня не замечал. Это и бесило сильнее всего: хотелось отыграться на нём той же тоской, заставить почувствовать, как хреново мне, но даже отвернуться не мог, наблюдая, как по шее у него сползает капля пота, а дыхание становится чаще и прерывистее. Выход напряжения нашёлся сам, о чём я быстро пожалел.

Когда объявили перерыв и всех попросили удалиться, я взял Миру за руку, помогая ей подняться, приобнял за талию, прижимая к себе. Волчица была, как и я, на взводе, поэтому даже не обратила внимания, что рука моя лежит слишком низко на талии, а наши тела трутся друг о друга при каждом шаге. Результат не заставил себя долго ждать. Приход поймали все, кто был в помещении, особенно люди. У большинства закружилась голова, одна женщина упала в обморок. У меня подкосились колени от вспыхнувшего внизу живота пламенем острого возбуждения, словно салют пустили, и каждым залпом будоражит всё сильнее. Мире пришлось хуже, влияние Дана, а это было именно оно, наложилось на почти начавшийся гон. Волчица не выдержала и, резко развернувшись ко мне, впилась в мои губы страстным поцелуем, а я машинально обнял в ответ. В глазах потемнело и вовсе не от ласки…

Стук его шагов слышал даже сквозь шум в ушах и, всё ещё целуя женщину, то ли успокаивая, то ли так злясь, я ожидал чего угодно, но только не того, что он сможет просто уйти. Внутри поселилось гадкое чувство вины и начало расти.

– Ну ты и придурок! – меня отвлек рык Киры, оказывается, девчонка всё это время была здесь, а я даже не заметил соплеменницу. Природу её гнева мне так же не удалось разгадать, но в напряжённом увлажнившимся взгляде волчицы, без конца перескакивающим с меня на мать и обратно, чётко читались обида и сожаление. Вина по отношению ко мне. Ещё дальше у стены стоял Славка – тот вообще был где-то не здесь, широко распахнув глаза, смотрел на меня в упор, прожигая насквозь, рукой хлопая по бедру, скорее всего ища кобуру, которой быть не могло по причине безопасности и строгих правил. Был бы ствол – не задумываясь пустил мне пулю в лоб? Да что я такого сделал?!

Дан

Уровень адреналина настолько зашкалил в крови, что организм стал сбоить. Сначала тело прошибло слабостью, и до корпуса меня волокли практически под руки, потом по одному стали отказывать все шесть чувств. Я то переставал видеть, то слышать, только звон в ушах, то не чувствовал ни запахов ни вкусов, даже себя в пространстве. Я все круги ада прошёл, пока добрался до лаборатории. Не дожидаясь согласия Славки, приказал отвести меня в тренировочный зал, благо тут имелся и такой, и весь пар выпустил, лупя по груше. Она уже дважды слетала с цепи, часть песка высыпалась из пробоин, а руки были разбиты в кровь, но и это помогло слабо. Оцепенение от увиденного не спадало. Никогда не отличался особой жестокостью к женщинам, но суке-собственнице хотелось снести голову без лишних слов.

Это была сильнейшая тревога, вызванная неконтролируемой ревностью. Мне изначально не понравилось, что на слушание должен присутствовать я. Как жопой чувствовал: эти двое махинаторов решили нас с Виком свести. Что ж, как выяснилось у них не получилось.

– Ты всё тут разнёс, – Славка подкрался незаметно, хотя обычно топал, как слон. Глаза в пол, руки в карманах мнут платок, как ребёнок, честное слово.

Стираю со лба пот своей же футболкой, с рук – кровь, проходясь жёсткой тканью по свежим ранам. Ни черта не чувствую, даже боли нет, и через пять минут уже начинают затягиваться.

– Государство оплатит. Товарищ, не ссы.

– Мы думали… я думал, – сразу прикрывает свою соучастницу, – что так будет правильнее.

– Как видишь, твой план провалился, – отшвыриваю мокрую тряпку и перевожу дыхание, стараясь не начать орать на него. По сути он хотел, как лучше, да вышло, как всегда. И почему нельзя, блядь, привыкнуть к такой закономерности, что у меня ничего не бывает нормально!

– Я не думаю, он это специально, на зло, тебя позлить. Мирославе поплохело. Ты мог хотя бы поздороваться.

– Зачем? – резко расхотелось выяснять отношения, в моём вздрюченном состоянии даже собственное бешенство на фоне бессилия казалось никчёмным, не то что я сам. – Хватит с меня.

– Что ты задумал? – голос стал настороженный, взгляд жёстче.

– Ты же хотел, чтобы я питался от Вагнера, не правда ли? – оскал изуродовал губы, а злой прищур отпугнул близкого человека. – Считай – согласился. Я всё решил.

– Дан, ты же не хотел…

– А теперь перехотел. Спиши на мой дурной характер.

– Дело не в характере! – орать начинает первым, а я молниеносно заряжаюсь его энергетикой. – Ты сам себе этого не простишь!

– Да плевать мне уже! И на совесть, и на честь, на себя плевать даже! Я устал! Устал… понимаешь?..

– Давай я позову врача?.. – такая вялая попытка меня остановить ничего кроме жалости не вызвала, ужасное чувство, пакостное.

– Ты же лучше меня знаешь, что отказать мне не сможешь, ни по закону, ни по совести, так что отвали и дай пройти.

Славку отпихиваю плечом, не стараясь навредить, но всё равно прикладываю о стену хорошенько. Иду пружинистой походкой с чувством полного самоуничтожения, готовый уже на всё, лишь бы этот кошмар закончился.

Сейчас, как никогда, хочется уничтожить Вагнера. Размазать, ранить, причинить боль, пускай он и не имеет к моему припадку особого отношения, но он связан с Виком, со всем тем, что было и то что чувствую сейчас. Этот взрыв из эмоций, сильнейшая в котором – обида. Я знаю, что удержать меня сейчас не сможет ни конвой, ни совесть, ни один транквилизатор. Даже я сам себя удержать не смогу. Я доломаю душу Кира. Сломаюсь сам, но заставлю чувствовать тот пиздец, который разрывает меня на куски. Но стоит только войти к нему в палату, пискнув пропуском Славы, одолженным без его ведома, как вся злость растворяется, трансформируясь в бешенство.

Убью.

Обоих.

Волки позорные!

– Опять вы, – вырывается само, видя эту парочку, беседующую меж собой, как будто ничего не было и так и надо. Мира стоит здесь же, за спиной Вика: они вообще по одному, как видно, ходить перестали. Заметив меня, Вик напрягается, Мира вся подбирается, готовая кинуться в любой момент, и не разберу, кого защищает: мужа или любовника. А вот реакция Вагнера мне по душе, он напрочь теряет интерес к сородичам, даже отталкивает Вика в сторону, чтобы было лучше меня видно, и, приподнявшись на локтях, тянется ко мне.

– Нам разрешили его навестить, – как всегда встревает женщина, и силы духа ей не занимать.

– А он не хочет вас видеть, – ухмылка сломанного арлекина украсила лицо. В пару шагов подхожу к постели. На Вика не смотрю, внутри всё клокочет и дергается, это больно, больнее чем раны или ломка, больнее чем вообще должно быть, и боль эту не глушит даже злоба.

– Ты так в этом уверен? – рычит волчица, я даже начинаю её немного уважать за характер, по крайней мере, яйца у неё точно здоровые.

Присаживаюсь к Киру на постель, Вик отшатывается от нас, бледнеет и не может произнести ни звука.

– А давай проверим? – предлагаю, всё так же ломая интонацию, нагло издеваясь.

В это время Кир садится, обнимает меня за живот, скорее даже душит, чем держит, припадает губами к шее и начинает её вылизывать. Я отвращение глушу с трудом, как будто горечи в рот набрал и вот-вот проблююсь.

Доказательств больше не требуется.

Даже когда Мира пытается откинуть его руки, Вагнер рычит в ответ, что женщина вжимает голову в плечи и со следами шока на окаменевшем лице выскакивает за дверь.

Я зря посмотрел Вику в глаза.

Сгорел к хуям в адовом пламени! Сила его ярости насквозь прошла, и надо бы было спешно приглушить, а я её жадно через себя всю пропустил… каждый всплеск принял, не деля надвое – преумножая.

Помню ещё, что бесконтрольно сцепились, и даже клешни Вагнера не удержали, Вик просто сломал бывшему вожаку руку, не специально, но иначе было не разжать. Мы избивали с особым усердием, вколачивая друг друга в стены и катаясь по полу, пока не очнулась охрана и нас не растащили. Благо помогла Мира, Вика в полутрансформации удалось придержать только ей, остальные даже подойти не смогли. Славка приказал запереть меня и не выпускать до дальнейших указаний. Вик орал, я слышал его голос, но не мог разобрать слов, хорошенько приложившись головой. Его увёл с собой Славка, явно чем-то существенно пригрозив, и я даже боюсь представить, чего он ему собирался наговорить. В любом случае, я поставил точку во всём, что между нами было. Оно и к лучшему, нет больше смысла верить, что счастье и покой возможны.

От автора

Виктор сидел напротив гнома в полном отрешении, глаза его были широко распахнуты, а пальцы сжаты в кулаки с такой силой, что не разжать. Варейвода, наоборот, был спокоен, будто бы знал, что всё так и будет. А что ещё было ожидать от двух упрямых нечей, которые кроме как по одиночке жить не умеют, а значит: заботиться о другом и понять причину его боли не смогут?

Славка понимал, раскрывая сейчас карты, может навсегда отвернуть от себя друга, но Дантарес был близок ему настолько, что тот был готов рискнуть, лишь бы друг оклемался и снова стал собой.

– Что это было, начальник? – гном ждал, пока Вик успокоится и заговорит первый, в противном случае он не услышал бы собеседника.

– Вы про своего бывшего вожака, Виктор? Он попал в зависимость. При связи с инкубами так бывает.

– Значит… всё-таки инкуб.

– Да. Тебе не повезло, ты выбрал не того неча.

– Что значит зависимость? Они с Даном…

– Нет, они не вместе, если тебя всё ещё интересует этот вопрос, – гном был до неприличия спокоен, это вызывало беспокойство у собеседника, – но теперь Дантрес стал для него центром Вселенной.

– Это лечится?

– Нет. По крайней мере лекарство пока не найдено. Инкубы не такой масштабный вид, чтобы на их изучение тратились большие суммы из государственного бюджета.

– Дан сам этого хочет? – вопрос, который ждали все, который и стал отправной точкой, потому что, не задай его, и Славка бы промолчал.

– Нет! – Вик облегченно выдохнул и уже позже понял, что собеседник следит за его реакцией взглядом прожжёной ищейки. – Но у него нет другого выбора. Так получилось, что питаться от выбранного партнёра он не может, а значит ему приходится брать силу у того, кто имел с тобой сексуальную связь. Я не ошибаюсь, если говорю, что с Вагнером ты спал?

– Меня не особо спрашивали, – на согласных послышалось рычание.

– Это твои проблемы, – Славка только пожал плечами, судьба волка ему была не интересна, такой вот расчётливый вид нечей. – А если коротко: Дан умирает.

Вик нервно сглотнул, а потом из него вырвалась усмешка.

– Подхватил что-то от Кирилла?

– Скорее от тебя. И если тебя волнует только это, то они не спали. Кир кормил его однажды. Показать?

Вик не успел ответить, а гном уже развернул к нему ноутбук экраном и хлопнул по пробелу. Пока шло видео, Вик молчал, взглядом вцепившись в происходящее на экране, и дышал всё тяжелее. На одном фрагменте, когда видео прервалось, он вздрогнул всем телом и подорвался на ноги. Происходящее мало походило на реальность, а если это она и была, то ад всё-таки существовал на земле, а не где-то ещё!

– Там много файлов, – Славка нехотя выбрался из-за стола, когда сигнальный браслет на руке замигал красным. – Мне надо сделать несколько звонков, оставляю материалы вам для изучения.

Когда он ушёл, Вик опустошил стакан с остывшим чаем залпом, едва не подавился вставшим в горле комом, и, пересев за стол хозяина кабинета, стал пролистывать десятки других видео, схожих с первым только главным героем. Он видел всё: и ломки, и рецидив, и ночные истерики, и даже трёхдневную кому, из которой выводили всем медицинским составом. Последнее видео снимала камера в реальном времени, показывая того, кого Виктор хотел убить пару часов назад, сейчас забившегося в дальний угол кровати, свернувшегося клубком и без вопросов подставляющего упавшую с края постели руку для инъекции. Укол делала лично Кира, разогнав от парня всех медсестер.

– Это можно исправить? – сухим, шелестящим, как газета на ветру, голосом спросил Вик, не глядя на бесшумно вернувшегося Славу, просто чувствуя.

– Инкубы не могут выбирать чем питаться и ты это должен понять. Если он выбрал тебя, то другого у него не остается. Он просто не хочет больше никого и это приговор. Но помочь ему можно, – тот устало опустился в кресло и, припарковав подбородок на сцепленные в замок пальцы, усмехнулся, – только тебе это вряд ли понравится.

– Как?..

– Ляг под него…

====== Часть 15 ======

Вик

Вот же странный гном! Как будто ничего не видит и не слышит. Хотя, что ты без чутья и долга чести оборотня можешь понять про наш вид? Даже верхний пласт не снимешь. Перелопатить сотни досье и исторических доков о вервольфах – это не значит влезть в шкуру волка. Ни хрена не разберёшься. Мы – опасный вид, нас приручить нельзя, сами должны потянуться к протянутой руке.

Обнюхать.

Поверить.

Принять.

Полюбить.

Вот и всё руководство к действию.

Смотрю на Варейводу немного пристально, с него ухмылка сползает, решил, видно, что я сейчас изображу вселенское оскорбление, а не животный похуизм.

– И это всё?

– А не достаточно? – гном замирает в глупом недоумении. – Это для тебя ничего не…

– Начальник, смешной ты, ей богу! Меня ебут не первый год. А тут – лечь под запечатленного. Он же часть меня. Опасайся лучше за другое.

Вячеслав хлопает короткими ресницами, а мне слышится, как его веки смыкаются с грохотом.

– За что, другое?

– Захочет ли Волков меня после ряда идиотских недоразумений и наших разборок.

– Ты его разве не видел?.. Не осознал, насколько Дантарес изменился. Он кроме тебя вообще ничего в жизни не хочет.

– Видел, – зубы мои захрустели, а гнома передёрнуло, – глотку спасло только, что я его…

– Любишь? – глаза Варейводы нехорошо поблёскивают.

– Это у вас так просто название подобрать. У меня так не прокатит. Представь, что пускаешь кого-то через кожу, дальше сердца, глубже… в самую душу… суть… спаиваешься всеми нервами. Он дышать перестанет, и тебе воздух перекроется. Ослепнет, и свет померкнет для тебя.

– Если Дан умрёт…

– Не станет и меня, по крайней мере в понимании души. Тело, какое-то время побегает, помучается, но без чувств и ощущения этого мира, скорее всего, в волчьем обличии. А потом полезет под пулю или найдёт обрыв повыше. Удержать будет некому – детей нет. Щенки обычно сильно держат. Или родители. Но у меня нет никого, вы знаете, начальник. Поэтому проблема Соло решится быстро.

– Дан не сможет жить в стае, Вик. Понимаешь же…

– Почему? Он теперь её часть. То, что эгоист, я знаю. Сам – одиночка. Проще одному. Дану надо просто попробовать. Начать избавляться от старой кожи. Это больно, с кровью. Но по-другому оборотнем не стать.

Гном начинает что-то понимать, меняется взгляд и уже тупым волчарой меня не видит. Взрослый. Такой же взрослый как и Дантарес. Возможно, они вместе выросли, поэтому такое неравнодушие к инкубу. Но в оборотне не дрессируется сексуальная зависимость, мы эти инстинкты не отметаем в принципе. Инкуб ты или демон, волк очнётся от морока и вцепится в глотку. Значит, Дан не простой бес. Обереги… татухи… Волков – опасное оружие, полное неведомой едва изученной силы. Устали его подавлять и препарировать и взяли на вооружение волей заебавшегося руководства Центра. Ирония судьбы, но из всех инкубов мне достался бракованный. Мало того, что достался – принял, привязал, отдался, чего они обычно не делают.

– Вик, ближе к делу, – гном ретиво подорвался.

– Не так быстро! – я сгрёб рубашку с галстуком на его груди, у Славика глазик дёрнулся: знает кот – на чью сметану облизнулся. – С Кирой всё серьёзно или в рамках изучения вида? – мою руку перехватили за запястье, крепко так – я оценил.

– Серьёзнее некуда, вожак! – в синих гномьих глазах спокойствие и уверенность, я-то давно знаю о чувствах Киры, как и многое про других членов стаи, импульсами через голову проходит. – Потом обсудим, обязательно. Сейчас главное – Дан. Он согласился кормиться Кириллом, а если так ваш бывший скоро так глубоко изменится, что потом назад будет не повернуть. Вагнер уже неадекватно реагирует на твоё приближение к Волкову.

Меня захлёстывает жар от горла до паха. Как же нестерпимо больно и остро. Кир, трясшийся при виде меня, так жадно и искренне обнимал чёртового беса… что даже Мирра не выдержала. Как она не перекинулась и Дана не порвала, для меня – шок. Только Волкову Кирилл до балды, он меня агрил… уничтожал… делал больно обоим. Гном даёт мне пару минут перемолоть инфу, а время для переваривания – нет!

– Он сейчас рвётся к донору энергии, – мрачно говорит Варейвода, – и если перейдёт в красную зону, я должен буду…

– Его уничтожить? – прямо холодок по спине от этих «правильных» законов. – Он разве не ваш друг, начальник?

– Мой. И я не хочу его потерять, Вик.

– Значит, не потеряешь! – повожу плечами, шеей… – Кирилла придумай, где спрятать. Дай Волкову транквилизатор посильнее и отпускай.

– Виктор… – гном замялся, сцепив пальцы рук, – ты видел… как Дан кормится, когда сверху. Это не трах, это изнасилование тела и души. Унизительно.

– Попробую пережить. А сейчас поторопись.

Не зная, сколько у меня времени подготовиться морально и физически, стою в ванной и тупо смотрю на себя в зеркало, скребу щетину, зону подмышек… Хочу быть униженным своим запечатлённым? Нет. Но выхода тоже нет. К Вагнеру я его не пущу, как бы не ненавидел бывшего вожака. Пускать в размен себя – мои обычные практики. Поэтому… если Дан захочет не оставить во мне ни клочка воли, что ж… Мне надо будет попытаться воскреснуть. Если раны будут глубже и разрушат на уровне самоуважения, то я уйду… спев ему на прощание самую тихую колыбельную.

Мне самому сейчас нереально больно.

Пожалуй, только Мирра и Кира знают. И Леонид. Он вполне сможет потянуть лямку вожака. С его обострённым чувством долга.

Наскоро приняв душ и повгоняв в себя пару-тройку пальцев, я отправился в камеру, где содержался Вагнер.

В комнате стоял тяжёлый дух возбуждённого альфа-самца, даже наполовину парализованный Кир всё ещё мог оглушить и пригнуть к земле. Рычу… вот-вот слетит предохранитель, но оборачиваться нельзя. Нужна вуаль. Та которая позволяет отвлечь врагов от вожака, впитав его запах всей шкурой. Я гашу свет, оставляя тусклый ночник, и сажусь на кровать. Меня начинает трясти от бессилия и бесячки: не хочу отдаваться так… притворившись кем-то, кто стал вынужденной заменой… едой. Провожу рукой по лицу, на какой-то момент вспоминая нашу недавнюю ошалелую страсть, и подрываюсь бежать. Но тяжёлая дверь щёлкает и открывается.

Дантарес ввалился – в гроб краше кладут, как наркоман, которого ломка жестоко корёжила и не думала отпускать. Аметистовые глаза горели диким голодным огнём сквозь мутную плёнку боли, и терзало сомнение, а видит ли он ими хоть что-то или двигается только на инстинктах.

Замираю. Изменился. Не только внешне. Пуст внутри. Как пробитый сосуд. Чтобы не вливалось, лишь смочило стенки, даже вкуса не почувствовал. Дан смотрит через меня, втягивает воздух и морщится: словно даже дышать больно и напряжно. И ничего не хочется.

На меня налетает ураган. Я подозревал, что и десятой доли его силы не видел. Да только… Соло упрямый, он выстоит, как скала под сокрушительным ударом одиннадцатиметровой волны. Обхватываю, втягивая голову в плечи, зная, что услышу. Хруст своих костей, глухой и страшный, потом лопнет пара крупных вен… Но Дан вряд ли сейчас поймёт, что ему сопротивляется Вик, а не Кир. Кусаю Волкова в шею. Сильно. Метка от клыков выкладывается на коже кровавым бисером. Мне выть хочется от его дикости и безумия. Позволяю ворваться в свою голову… Ебать… Кожа на рукояти ножа… не оборотня… Висящее на дыбе тело… белое и гибкое… в потеках крови… с него нарезают тонкие ремешки… Дантарес.

Обнимаю. И слушаю, как внутри всполохами взрывается боль.

Обнимаю. До слёз обидно, что зову, срываю глотку, а дурак этот не слышит…

Обнимаю. Полупридушенный. Позволяю доломать, чтобы самому обрушиться на колени. Волков сдирает с меня штаны.

– Ты будешь страдать, – голос низкий, похожий на горловой клёкот, безжалостный.

Я люблю тебя. Просто знай… Сейчас только так можно тебя спасти. А спасти тебя можно… вернув.

Дотягиваюсь рукой до бедра инкуба, она ломается в двух местах, (прокусываю губу от боли) хуйня, срастётся! Уже срастается! Но ебать ты меня будешь своим членом, а не потоком силы! Второй рукой обхватываю шею, принуждая наклонится к окровавленным распухшим губам. Я не Кир! Если сейчас осатаневший инкуб ударит, то мне конец.

– Да, посмотри же на меняяяяя! – ору в поцелуй, больше кусая, чем лаская.

Секунды падают долгими маслянистыми каплями…

Следующее, что чувствую головку его члена, прижавшуюся ко входу и начинаю улыбаться.

Дан

В мутном мареве меня не осталось. Как рвётся под напряжением канат, распуская порванные нити, так и я чувствую, как всё человеческое рвётся, отделяясь от моего существа, оставаясь чем-то вроде давних воспоминаний, которые со временем забудутся. Если бы ещё можно было не чувствовать, что происходит, ни тепла кожи под пальцами, ни запаха крови, ни шума чужого сердца, под которое непроизвольно подстраивается и моё; не чувствовать необходимости быть тем, кто есть.