Текст книги "Волчья колыбельная (СИ)"
Автор книги: Марьян Петров
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
====== Часть 1 ======
Дан
«Дороги, дороги, снова тума-а-а-аны!» – конечно туманы, стелятся до самого горизонта, что дорогу не разобрать. Тайга непроглядная, и убиться можно, даже не выходя из тачки… На очередной кочке авто хорошенько тряхнуло, и меня вместе с ним, приложив макушкой об крышу. Звиздец ходовке – как маленький бонус моего путешествия.
Да и дорог-то особо не видно, одни направления да и те, которые сам прочертишь. Навигатор давно меня послал, ржачно пикнув, и вырубился, мол, давай, друг, дальше сам, в такие дебри я не полезу. А я бы тоже хотел не лезть, но меня особо не спрашивали. Специфика работы не даёт поблажек в выборе мест, хотя по всем документам Дантрес (то есть я) в отпуске. Видал бы я такой отпуск!
«Домой… пора домой…»
– Да заткнись ты! – глушу музыку, а то даже она издевается. Вот Славик, друг мой, молодец, в добрый путь дал ящик хорошего виски, предвидя, что стресс снимать придётся убойными дозами, да и что-то мне подсказывает – хорошей выпивки здесь не найдёшь. Как и асфальта. Ей богу, ни одного участка, сплошная полоса продавленной грязи, ведущая в глубь леса. Даже компас и тот взбесился, и резко пахнет мокрой псиной, не спасает даже болтающаяся на зеркале заднего вида лимонная елочка.
«Куда ты, тропинка, меня-я-я привела-а-а» – щёлкаю снова, вырубая звук, я же тебя выключил! А правда, куда…
Притормаживаю, как шёл, опуская стекло со своей стороны, выглядываю на улицу. В кружащем голову свежем воздухе одуряюще пахнет влажной листвой, смолой сосняка и прелой хвоей. Зажмурившись, втягиваю воздух носом, задерживая его в лёгких максимально долго, и выпускаю ртом, расслабляя всё за грудиной. Прислушиваюсь… тишина такая, что свои мысли слышно.
Не найдя ничего увлекательного и сверившись с часами, решаю ускориться. Сумерки подкрадываются незаметно, выползая, как нечто живое из-за густо сросшихся стволов деревьев, подбираясь всё ближе.
Огромные сосны и лиственницы, стоящие вдоль импровизированной дороги, тянутся тонкими кривыми верхушками к самому небу и, того гляди, проткнут облака. Свесив большие мохнатые лапы, они «гладят» по крыше авто, создавая эффект чужого присутствия. Такое чувство… будто я здесь не один… нехорошее чувство, оно заставляет организм не ослаблять бдительность ни на минуту.
Выворачивая из-за холма и радуясь не по-детски, что связь не ушла за компанию с навигатором в такой глуши, копаюсь в телефоне, перечитывая некоторые документы, что мне предоставили для разгона мысли. Краем глаза зацепляю движение слева и быстро бью по колам. Две долговязые, бродячего образа жизни, фигуры стремительно несутся ко мне, перескакивая через кочки и выебоны покруче моего джипа.
Аккуратно блокирую машину… мало ли, вдруг это лесники террористы, а я сегодня хорошо выгляжу, а они вон какие голодные…
– Мужик! – орут так, словно за ними гонятся, отмечаю чисто профессионально усталость и измождённость на лицах, в глазах – страх. – Помоги! Заблудились! – хлопают руками по двери и с надеждой дёргают за ручку.
Пальцы немного покалывает, и хочется опустить руку вниз, где уютно устроилась монтировка.
– А шли куда? – опускаю стекло, отклонившись…
Наперебой рассказывают мне про то, что из Гурьевска, входили в любительскую экспедицию, непонятно как отстали от группы, собирая дополнительный материал про волчьи тропы, что один из них, который покрупнее, староста группы, а второй – студент курсом младше. Смотрю вот на них и понять не могу, какого лешего их понесло в такие дебри? Ведь видно, природа дикая, а ребята хоть и потасканные, но в брендовых шмотках, ну и сидели бы себе в библиотеке, конспекты писали, так нет же, натуралистами побыть захотелось…
Беру попутчиков, а куда их девать? На предложенные бабки и уговоры отвезти их в город показываю фак, простите, ребятки, но нам не по пути, до посёлка отвезу, а там уже своих вызывайте
– я в извозчики не нанимался.
Всю оставшуюся дорогу до пункта назначения они боязливо оборачиваются, словно за ними гонятся, нервируют дико, особенно их переглядывания и невнятный прерывистый шёпот …
От Автора
Такие посёлки планируются и строятся на отшибе цивилизации не просто так: как правило, это происходит около разработок и археологических объектов, а так же мест дислокации специальных воинских частей. О них мало кто знает, их не торопятся отмечать на географических картах и финансируют строго засекречено, чтобы благополучным населённым пунктом не заинтересовались нечистые на руку организации.
Посёлку-невидимке могут присвоить номер вместо названия, но при этом они имеют хорошие поликлиники, детские сады и школы. Им даже хватает денег на современные гаджеты, приезжих певцов-музыкантов, ввоз неплохого шмотья и продуктов питания. По доброй воле сюда жить и работать рванёт только сумасшедший ненавистник мегаполисов или вынужденный молодой узкопрофильный специалист. А на деле поселения – своеобразные крепкие общины, внутренние заскоки которых порой далеки от понимания столичных дельцов или психологов. Здесь в речной долине Салаирского Кряжа недалеко от Гурьевска места издавна считались заповедными. Представьте себе: едва затронутая глухомань, рай для кемпинга и любителей поплутать среди огромного биоразнообразия, пышная кустарниковая растительность на подступах к хвойным лесам, изобилие ягод и грибов – разве не мечта для взращивания здорового общества в единой колыбели природы и цивилизации.
Салаирскую черневую тайгу не зря назвали дождевым тропическим лесом Сибири, здесь с доледникового периода сохранились уникальные реликтовые растения. В посёлке Салан вполне эффективно функционировал филиал биологического Кемеровского института и проживали специалисты с Саланцевской никелевой разработки под строгой подпиской о неразглашении. Биологи-экологи усиленно пробивали строительство заповедника для изучение зверья в их естественных местах обитания; под эгидой маштабного дохрена важного проекта закупалось оборудование, как вдруг такая интересная заявка…
Лопатя в голове всю эту информацию, Дан виртуозно вёл старенький внедорожник, устав извиняться перед трудягой-Паджериком сквозь зубы и маты. Никто бы не послал его в… отпуск, если бы в Салан не была заказана новейшая охранная система, разработанная на базе военных, и партия высокопрочных клеток. Но и это ещё не всё: регулярный выкуп лекарств узкого психотропного назначения и удерживающих крепежей (наручников и прочей атрибутики, разнообразию которой позавидовал любой БДСМщик) – тоже выглядело так, что в мирном для всех посёлке разбил резиденцию доктор Ганнибал Лектор и организовал колонию строгого режима. Если есть вопросы, значит кому-то придётся искать ответы, и, как правило, тем, кто лез в пучины адских подземелий был Дан, за что откровенно ненавидел свою работу, но отказаться не мог по… по личным причинам.
Парни устали трястись и перешёптываться, начали пристально разглядывать случайного спасителя. Дан каждый год добавлял во внешность колорита, всё остановиться не мог: к татуировкам, набитым от кистей рук до середины предплечья, прибавились «гольфы» на ногах. Он и не собирался объяснять, что помимо самовыражения – это были сильнейшие обереги касания и хождения по земле. При такой напряжённой работе будешь, сука, перестраховываться во всём. Выбирая из сотни оттенков волос, остановился на базальтово-сером. Причёска – отдельная песня, вьющаяся от природы грива была взлохмачена и прихвачена стайлингом, вот потому что хочется, а если не нравится, смотреть никто не уговаривает. Пирсинг в ушах, вообще, личное дело каждого, а молодого мужика, согласно паспортным данным, уже было поздно пороть и перевоспитывать. Что касается одежды, тут лучше в принципе не лезть, ибо можно нарваться на резкий «комплимент» в свой адрес.
Вырулив на более-менее приличную грунтовку, смачно подпрыгнув напоследок, Дан едва не вскрикнул. Паджерик чуть не цепанул бок застывшего у кромки густого кустарника «дедушку очередного внедорожника», явно собранного из трёх машин. Под капотом копался какой-то дядька, видимо, торопился «подлечить» содержимое дотемна. На шум мотора поднял голову, вытирая импровизированный пот со лба: лицо открытое, широкоскулое, преумные прищуренные глаза-щёлки, мощный подбородок. Дан опустил окно.
– Чем-то могу помочь?
– Нет, – мужик белозубо улыбнулся, – свечу меняю. А вы в Салан, что ли?
– Я думал, это визит к Минотавру, – проворчал Дан, потирая пальцем нижнюю губу. – Три часа выезжаю по бездорожью.
– Это с непривычки! У нас детвора сама в лес по грибы-ягоды отлучается, – дядька вытер большую ладонь о тряпку и протянул гостю. – Я – Леон. Леонид Кромцов, местный терапевт.
– Дан Волков.
– Не шутите? Бывает же такое! – почему-то удивленно пробормотал мужик.
Дан с сомнением окинул здоровую квадратную фигуру эскулапа, улыбнуло отчего не стоматолог, хирург или проктолог… руку пожал, напился воды из сумки-холодильника. На заднем сиденьи заёрзали попутчики: пришлось им тоже презентовать бутылку минералки. Они её на двоих всосали за секунду, заметно повеселелев.
– Так… к нам по делам или с этническим интересом: пословицы, сказания, тосты? – Леонид поигрывал скомканной тряпкой. – Гости у нас – явление редкое. А тут сразу трое.
– Вашим управлением охранная система закуплена. Так её надо подключить и освидетельствовать. Кстати, для тюрьмы, что ли?
– Упаси бог! – Леон нахмурился. – За десять лет ни одного прецедента. Тут строго. Это вам не город, где сплошная безнаказанность и попустительства, – мужик окинул недоверчивым взглядом импозантную внешность специалиста, но Дан отзеркалил покерфейсом. Он и не собирался завоевывать признание по одёжке, мог и на хуй послать, если настаивали. Но Леон вовремя поток недоверия остановил и снова улыбнулся.
– Оперативно вы, только-только запрос отправили.
– Это же не сигнализация в гараж, – отрезал Дан, – а система последней разработки. Бабло ваше управление не считает.
– Ещё как считает! Но безопасность превыше всего. Тут биологи не котят изучают, а крупных хищников.
Про доступ и разрешение к военному серверу Дан благоразумно промолчал: сразу все карты первому встречному откроет только идиот.
– Так… проводите до посёлка? – спросил гость, изрядно задолбавшись кружить по лесополосе.
– Скоро поедем! Я почти закончил, – Кромцов вновь занялся поломкой.
– …Облака в небо спрятались… звёзды пьяные смотрят вниз! В дебри сказочной тайги… – прорвало приёмник, словно пробку выбили. Дан устал с техникой бороться. Хотелось уже лечь и гудящие ноги вытрясти из полусапог, горизонтально вытянув. Помимо жажды, подхваченных попутчиков похоже мучил и голод. Волков перебросил им пачку крекеров, можно сказать свой неприкосновенный запас. Леон глянул через плечо. Дан хотел было выйти, размять конечности, но вдруг из кустарника резким размашистым прыжком выскочил волк… пёс… зверь, крупный даже для волка. Всё-таки одомашненный, потому что даже не обронив предупредительное рычание для чужаков, подошёл к врачу и сел рядом, вывалив набок язык.
– А, это ты, парень, – Леон потрепал большую лобастую голову, – долго ты бродил в этот раз. Мирра по головке не погладит: посадит на цепь – тогда узнаешь, как по неделям шарахаться! – зверь равнодушно зевнул, Дану показалось, что волкопёс был крайне измождён. – Дурной ты! – мужик продолжал наглаживать шею и почёсывать за ухом. – Сигай на заднее и поспи.
Пёс замялся у открытой двери, на его роскошной шкуре была грязь, колтуны и в достатке остатков местной флоры от веточек до репьёв. Леон хмыкнул и бросил на обивку сиденья замызганный драный плед, на котором зверюга невозмутимо разлёгся.
– Что за порода? – не выдержал Дан, прущий из недр интерес полевого работника.
– Местная. Полукровка. Здоровый вымахал. А кровь-то в лес ма-аанит! – в глазах-щёлках словно бы мелькнула тоска. – Но умный! Овчары рядом не сидели. Бродил бы поменьше – получал бы реже. – Зверь снова зевнул и спрятал морду в пушистый грязный хвост, давая понять, что дальнейшие претензии, как и нынешние до левой задней пятки.
Наконец Леон чудо-колымагу подшаманил, завёлся сразу же, и две машины рванули с места. Очень скоро Дан согласился с тем, что видимость бывает обманчива: под капотом гибрида не иначе сидели бесы, потому что Кромцов оторвался сразу и держал дистанцию. Догонять Волков не решился: пожалел своего старика.
Дан
В посёлок въезжали через высокие, кованные тяжёлые ворота, минуя такой же внушительного вида забор с пиками на концах, когда уже почти стемнело. Я чуть не прослезился, видя все благородие очередного «Задрищинска», куда умудрился заехать. Это всё же кара за мои прошлые грехи, а я думал отмыл карму, ан – нет.
По главной улице едем минут пятнадцать, ползя с черепашьей скоростью, чтобы не сбить ни чужую козу, ни просто зазевавшуюся дурёху, которая уверена, что её скелет крепче, чем машина. Невысокие одноэтажные домики, все как один, словно близнецы, тянутся вдоль дороги. Из зашторенных наглухо окон видится свет, в отличии от общего освещения улицы. Это точно «наше» время, или я – попаданец куда-то? Настроение: бухать и плакать.
Мои сонные попутчики боязливо вертят головами по сторонам, а стоит остановиться возле управления, единственного двухэтажного строения из белого кирпича, и вовсе бросаются в панику. Я чувствую их страх, как если бы видел его живьём, слышу дрожащий стук их сердец, и это порядком раздражает. Но не так, как полный игнор моего появления! Нет, я не ожидал оваций, фанфар и светомузыки, но хотя бы предупредить, что некоторое время начальства не будет, могли бы!
Мужик, что нас проводил по просьбе Леона, сокрушается, мол срочно вызвали старосту и ничего не попишешь: придётся ждать до утра, без его согласия всё равно никто к оборудованию не подпустит, ну оно и понятно. Проехав двое суток за рулём, познав бездорожье во всём его великолепии, я ощутил всю радость жития в небольшом придорожном гостиничном домике без удобств цивилизации. Там хоть крыша и не потекла, но добили совдеповская радиоточка, общий душ и унитаз без сидушки, просто мало кто знает, что я давно и чётко для себя решил – если самому хреново, надо найти того, кому слишком хорошо и заставить его поделиться.
Эмоциональная истощённость почти на нуле, настроение скотское, и так и прёт на подвиги, а лучше бы не надо. Выбираясь из машины и парой напутствующих слов отгоняя от себя попутчиков (не нянька я с ними пиздякаться, сами, поди, организуют себе досуг), почувствовав твёрдую землю под ногами, блаженно потянулся. Рубашка задралась на животе, прохладный вечерний воздух прошёлся по разгорячённой коже словно лаская.
Здоровенный недоволк уставился на меня в упор, пригвоздив мохнатую жопу на противоположной улице. Никогда не питал особой любви к зверью, но эту живность до трясучки захотелось погладить, и даже перспектива остаться без руки не казалась препятствием. Преодолев расстояние в пару-тройку метров, подошёл к нему, глядя в глаза, опуская руку на грязную холку и загребая пальцами шерсть, а после разглаживая. Не уверен, что бывают охреневшие псы, но этот был изрядно удивлен, если не сказать ошарашен. Леонид за спиной вообще выматерился, роняя из рук шуршащий пакет.
Когда коснулся серой густой шерсти, почувствовал, как десятки игл пронзают пальцы, не до крови, а будто током, заставляя чувствовать каждую мышцу в руке до лёгкого дискомфорта. Отстранялся уже мягче, отступая под утробное рычание, больше связанное с недовольством вторжения в его территорию, чем с конкретной неприязнью.
– Он – бродячий? – спрашиваю у Леона, подходящего к нам, за спиной чувствую его махи руками, но не совсем могу понять: это он мне показывает или собаке?..
– Ээ… не совсем, чтобы бродячий… – долго подбирает слова, я оцениваю общее измождённое состояние пса и голодный, хищный взгляд, что странно, вроде с охоты вернулся.
– Так я могу его себе оставить? – пес забавно опускает морду и переглядывается с моим собеседником. Состояние тихого шока усиливается.
– Не уверен, – мужик по-свински заржал, я призадумался. – Давай я тебя лучше провожу.
– Сам провожусь, только посылай по чёткому адресу. Вон тех двух лучше забери – достали, – киваю на попутчиков, мужик в ответ качает головой, словно принюхиваясь, задирает голову и выдыхает в два захода.
– Плохо, – говорит тихо и почти невнятно и смотрит при этом на пса, навострившего уши, словно ему объясняя, – страхом пахнет.
– Ой, да всякое бывает, заблудились, испугались…
– Не в том смысле, – хмыкает, пряча усмешку, – а впрочем, всякое бывало.
Мне показывают, куда пойти, куда не ходить, и вообще велят сидеть и не высовываться, на что я, конечно, забиваю и отправляюсь знакомиться с местным контингентом, прихватив с собой пару бутылок подарочного виски, так сказать, для формирования более лёгкой атмосферы общения…
====== Часть 2 ======
Дан
Глухой, настырный шум в ушах перекрывает все звуки. Тело ломит. Внутри всё горит. От неудобного положения затекли конечности, и не сразу удаётся обнаружить себя в пространстве. Глаза открываю с третьей попытки, веки свинцовые, и их никак не удается поднять. Собственный вдох предсмертным хрипом слышится.
С трудом вытягиваю руку из-под спины, её треморит от судорог, послушность конечности возвращается нехотя. Растираю лицо, дыша через раз, лёгкие огнём горят, и ужасно сушит во рту, губы слиплись. Отстранив ладонь в полумраке, рассматриваю пальцы, перепачканные в высохшей крови, почти по локоть, кровь попала на одежду, оставшись крапинновым дождем. Моя?.. Не похоже… Начинает тошнить.
Прислушавшись к себе и сделав несколько неглубоких вдохов для храбрости, сажусь, придерживаясь за подлокотник, рёбра обжигает сразу, а вот и первая причина боли – два точно сломаны, лёгкое не задето, но хорошо поджато, опять срастаться будет несколько дней, чтоб его.
Сознание возвращается урывками. Ночь. Почти полная луна, повисшая на небосводе огромным бело-голубым шаром, здесь она кажется намного больше и ощущается, как нечто живое, влияющее на ход событий. Помню много лиц, парней и девушек, некоторые сами шли на контакт, кто-то держался обособленно, диковато, видя в моём поведении нечто чужеродное. Согласен, хряпнул «осмелина», бывает, нарвался, тоже не привык к подъёбкам и давно могу за себя постоять, но всё это не идёт в сравнение с тем, что мне хорошенько наваляли! И я даже не помню за что!!!
Подтаскиваю к себе ноги, распрямляя спину, каждая клеточка тела отзывается тянущей, мозгодробящей болью. Так, машина моя, обивку поменяю, кости заживут, морда не разбита, а это уже подозрительно, обычно начинают с неё.
Поворачиваю голову, стирая конденсат со стекла и осматриваюсь… пальцы так и замерли на полупрозрачном стекле, снаружи залитом кровью. А вот это уже не хорошо. Многое повидал, но сейчас зрелище вызывало отвращение и некую паническую беспомощность. Подёргав ручку, с матами снимаю блокировку, перегнувшись через сидение. На улицу вываливаюсь, свисая по сидению и, не решаясь выйти, жадно хватаю холодный воздух, держась за дверь.
Участок земли, что совсем недавно был местом гуляний, куда мы перебрались из бара уже к закату и где разжигали костёр, вот этот самый, с ещё тёплыми углями, сейчас был похож на поле боя. Тёмные пятна на земле – готов без эксперта сказать – кровь, не свернувшаяся, с пряным тошнотворным запахом, её столько, что не берусь сейчас предполагать: откуда такое количество… но сучный жизненный опыт сам рисует в воображении картину происходящего.
Прижавшись лицом к холодному стеклу, задираю голову вверх, ловя разгорячённой кожей первые капли начинающегося дождя. С приездом, Дан!
Меня накрывает тень… всего… и не успеваю даже дёрнуться, так не слушается тело, так неожиданно больно и внезапно всё равно за себя. Сознание плывёт. Тошнотворно резко тащит смертью…
Вик
Этот гость с самого начала показался мне отчаянным и дурным! А как по-другому охарактеризовать человека, который, приехав в незнакомый посёлок, тут же бросается не слушать добрые советы? Леон его по-хорошему предупредил, чтобы сидел в доме и на улицу не высовывал носа. Но было бы сказано: патлатое пепельноволосое чудо в дурацкой одежде и обуви «а-ля собаки драли – надоело», прихватив два пузыря с горячительным, понёс зад навстречу печальным приключениям. Меня придержал наш норма-контроль, опять выплёскивая порции запоздалого угрозовоспитания, а ведь Кромцов просил за чудом присмотреть. Вырвался я от учителей жизни уже к полночи, втянул ноздрями воздух, подобрался. Луна ещё неполная, но уже всем существом ненавистная. Нутро скрутило, словно от голода, но если бы проблема решилась заброшенным в брюхо лакомым куском. Уже подбегая к месту разгула, понял – опоздал, и тут же противный холодок, похрустывая, пополз вдоль позвоночника, да так, что сам нехорошо повёл плечами и дёрнул шеей, готовясь к нападению. Темнота смотрела из леса, манила свежепролитой кровью и щёлкала клыками, но не решалась выйти ко мне, отступая в чащу. Но дело было сделано: два студента из биологического института, вернее, останки двух людей, остывали в ночи.
Осмотрелся: в трёх метрах от места расправы стоял Паджерик, а внутри отслеживалось движение. Подошёл ближе, осторожничая, у перепуганного специалиста могло оказаться оружие помощнее монтировки. Но дверь машины внезапно распахнулась, из салона с глухим стоном свесилось полубессознательное тело. Он не мог совсем не пострадать, но на вскидку – при текущем положении вещей – родился в рубашке. Сильный ушиб и перелом пары рёбер – вариант намного предпочтительнее чем то, что постигло тех… двоих… Кто приглядывал за ними? Мирра и Кирилл точно головы посносят: темнота напряглась, затрещала сухим валежником, делая шаг к манящей добыче. Вскидываю голову: не советую… от слова вообще…
Парень смотрит на меня расфокусированными от боли и слабости глазами: они оттенка неба в жаркий август, не синие… фиолетовые… широко раскрытые. Рот жадно хватает воздух, но продышаться сейчас, когда накрыла паника – нереально. Темноте невмоготу, она переходит в наступление. Сдвигаю безвольное тело на сидение рядом под его жалобный хрип, плюхаюсь за руль, ключ торчит в замке зажигания, брякая кучей прикольных подвесок от черепов до смайликов – взрослый мужик, а хуйнёй страдает.
Скрежет по крылу Паджерика и багажнику доносится всё отчетливее. Тех двоих придётся принести в жертву ночи, спасать останки, значит бросить вызов в меньшинстве с раненым на руках. Гоню туда, где сам ощущаю себя в безопасности, где каждое дерево пропитано моим запахом, и могу встретить реальность лицом к лицу… от неё же и убежать.
Коренастый сруб, похожий на старый гигантский гриб-боровик, встречает меня и моего гостя. Бросаю машину, вытаскивая охнувшего парня и вешая себе на плечо, и через минуту заваливаю дверь в убежище на засов изнутри… запираю на ключ. Сруб сотрясается от атаки темноты, но здесь ей обломится по всем пунктам. Рассматриваю сидящее на полу чудо.
– Ты – бессмертный, что ли? – цежу сквозь зубы.
– Почти, – хрипит на выдохе, руку прижав к рёбрам, внимательно осматривается, встряхнув головой и откинув с лица мокрые от пота пряди волос. – я – по жизни везучий.
– И в чём твоё везение проявляется? – глядя на его потрёпанный вид и болезненную бледность, могу смело признать, он сильно ударился головой.
– Я всё ещё жив. Хотя и не понял, как мне это удалось… Нахожусь в столь прекрасном обществе… знать бы ещё где. И с кем. Ты кто?
– Тебе сказали из дома не высовываться? Сказали. Ты наплевал? Наплевал. Ещё и студентов-дурачков за собой потянул.
– Никого не тянул – сами нарисовались, хрен сотрёшь. Они с местными девочками уже у костра зажигали. Одна такая рыженькая… – чудо скривилось от всполоха боли в потревоженном боку, – другая такая черненькая…
Я чуть сжал горящее горло, которое распирало изнутри ругательство. Спасённый теперь откровенно пилил меня взглядом, но всё же протянул руку.
– Я – Дан. Говори, как тебя назвали?
– Виктор, – смотрю на узкую бледную ладонь, не горя желанием её трогать, но пересиливаю неприязнь и осторожность. Пожимаю прохладные пальцы, дрожи к удивлению не ощущаю, зато чувствую мощнейший щелчок, как удар током, и тут же сцепляемся взглядами. На его лицо выползает странная улыбка.
– Ты меня к себе притащил… зачем?
– Не ясно? Чтобы ты к биологам не присоединился. А может… это ты их так? Чего молчишь, – ворчу сквозь зубы, набираю из бочки воды в лужёное ведро и ставлю её греть в старую закопчённую печь. Тут всё по-простому – ни системы отопления, ни бойлера. Парень даже не пытается встать и ведёт себя подозрительно спокойно, будто каждый день разорванные трупы видит.
– Был бы я… тебя бы уже здесь не было, – в ответ на это презрительно усмехаюсь, а Дан продолжает, словно мимо ушей как всегда пропустил. – А студенты теперь зомбаки, что ли? А что это за охотничий домик? – если нет у кого-то элементарного чувства самосохранения, то это диагноз.
– Тебя сейчас должно интересовать лишь то, что здесь безопасно. Всё, – развожу огонь в печи, смотрю на уменьшающуюся батарею тушёнки на полке, кормить случайных нахлебников в мои планы не входило. – Есть хочешь?
– Как волк! – аметистовые глаза блеснули из-под спутанной чёлки, захотелось расчесать и подстричь…
– Чисть картошку! – пихаю к Дану огромный таз и протягиваю нож, сам гремлю единственной кастрюлей, под недоумевающим взглядом выдавливаю усмешку. – Только не говори, что не умеешь.
– Умею, но я ж… вроде как… раненый… – нож хитрым движением перекидывает в ладони, проверяет лезвие на остроту, довольно хмыкает.
– А я тебя вагоны разгружать и не прошу, ну-ка, – присел, пощупал плечо и бок, Дан зашипел, лезвие из пальцев выпало, с глухим стуком ударяясь об пол. – Ладно, я сам.
Пока с досады наобрезал кожуры больше, чем полагалось для бережливого хозяина, согрелась вода. Помогаю перебраться на скамью у стены, вытаскиваю таз с чистой ветошью.
– Раздевайся! Будем с тебя кровищу смывать.
– Бля… так я у тебя не первый? – криво усмехается. – Часто подранков по тайге собираешь?
– Чаще трупы закапываю. И все такие же умные и глухие до советов.
– Ты посмотри, какие мы дерзкие, – хмыкает отчего-то довольно, перекатившись на колени и сев поудобнее, расстёгивает рубашку. Его действия слишком плавные, заманчивые, не с первого раза могу отвести взгляд, следя, как тонкие длинные пальцы выпутывают пуговицы из петель. Заинтересованность свою в ком-либо могу по пальцам пересчитать. Живу хоть и недолго – тянуло на парочку молодых девчонок, когда гормоны по-первости жилы плавили. Но потом понял… нельзя. Нельзя ни с кем сближаться, потому внезапно перестаю существовать, и тогда темнота не наступает, а с постыдным скулежом отползает на полусогнутых… Я – самая тёмная мгла, потому что… не отвечаю за себя…
– Помоги! – это звучит жёстко, как приказ, обжигает, как хлёсткая пощёчина, из уст незнакомца – особенно завораживающе и нагло. Но послушно подхожу, едва не содрав одним рывком кровавое тряпьё, которое Дан считает одеждой, сдерживаюсь, дабы ещё сильнее не навредить плечу. Под останками тряпья обнажается стройное, гибкое, немного угловатое тело… светлая гладкая, расписанная татуировками кожа…
– Ты меня сожрать собрался? – наклоняет голову, словно намеренно подставляя беззащитную шею, заглядывает в глаза из-под полуприкрытых ресниц, и я не совсем понимаю, как в сильном мужском теле умещается столько соблазна, что меня с нестерпимым желанием влечёт прикоснуться к нему, пройтись клыками по светлой коже, оставив кровавые царапины, а после… – Э, вампирёныш, – шлёпает меня по бедру, не скрывая усмешку и не жалея силы для удара, – Мы не так хорошо знакомы, руки убери… – Смотрю вниз, где моя ладонь плотно прилегает к его голому животу, чувствуя, как при тяжёлом дыхании напрягаются мышцы. – Выпить бы, да? – спрашивает так спокойно, я перевариваю происходящее, убрав руки, отдёрнув, как от огня. Он реагирует нейтрально, будто так и надо, словно сам виноват, что меня как щенка туповатого повело, ведьмак хренов. Это всё гормоны. Это всё дурная кровь. И жопа у него… это то тут при чём?! Психанув, забираю его рубашку и бросаю в печку, мне в спину летит ботинок.
– Это «Армани», вообще-то!
– И?
– Это тебе не «и», а кучу бабла стоит. Хотя… – бегло осматривается и кривит искусанные губы. – Кому я это говорю?..
Дан
– Витёк, вот ты мне скажи, – на моё наглое обращение он забавно встряхивает головой и смотрит из-за плеча так… так знакомо. – Ты меня когда сюда тащил, обратно дорогу запомнил? А то мне, жуть, как туда надо, – скидываю штаны, прощаясь с ними, эх, любимые были, и подозрительно кошусь в предоставленный для мытья таз: жопой туда, что ли, садиться нужно… так не влезу весь…
– Зачем? – посчитав, что приготовление еды не такое увлекательное занятие, как разглядывание меня, оборачивается полностью, хмыкает, злорадствуя, гад, и, взяв за холку как щенка, заталкивает в судно. Стою полным дебилом в тазу, не влез от слова совсем, только ступнями по дну тазика шлёпаю.
– То есть тебя не смущает пара трупов? – вздрагиваю от первого вылитого на меня ковша воды, парень старательно делает вид, что случайно забыл добавить тёпленькой.
– С этим разберётся староста. Кстати, на твоём месте, я бы промолчал, что приехал с этими невезучими.
– Думаешь, будут убирать свидетелей? – за привычной усмешкой видится вполне важный вопрос.
– Думаю, тебе стоит уехать и побыстрее.
– Если бы я мог – то и не приезжал бы, но теперь придётся подзадержаться. У тебя идеи есть, кто мог их… да не три ты так, кожу сдерёшь! – он убирает руки с моей спины, снова окатывая водой. От непривычных прикосновений всего трясёт, ещё и приступ вот-вот подойдёт, а я как назло без допинга.
Мне всучают старые джинсы, которые велики на размер и тёмную футболку с длинными рукавами, всю насквозь пропахшую Виком. В чужих вещах неуютно, ворот давит, а штаны вообще бесят, но отсутствие крови… чужой крови на одежде немного успокаивает.
Пока парень… сколько ему лет-то?.. Двадцать пять, плюс… минус… крошит ни в чём неповинную картоху (и кому старается, в меня ещё сутки ничего не полезет) разглядываю его в полумраке скудного помещения. Высокий, чуть выше меня, в плечах крепче, но в целом в равной физической способности. Если не считать пары моих бонусов… Рассматриваю его напряжённую спину, знаю, как бесит его взгляд позади, прохожусь вдоль позвоночника и останавливаюсь на бёдрах, хорошенько их разглядывая… В правильную бы позу… Вообще мне больше нравятся девушки, но с ними всего не позволишь, а это тело выглядит выносливым…
– Ты не мог бы… – Вик стирает пот со лба и убирает из дрожащей руки нож, звякнув крышкой на кастрюле. – Пересесть?..