Текст книги "Счастье, помноженное на три (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Педиатр только кивнула устало: ну вот, и у «таких» всё, как у людей! Что ж у неё так не получилось? Колян склонился над Митькой, поправил подушку под головой, спросил про чай, потом предложил и Инессе Ивановне. Но женщина вежливо отказалась, предпочитая уйти поскорее и оставить ребят в покое.

***

Близнецов кормили в гробовой тишине. Только отсвечивали пунцовым Митькины уши. Наконец паренёк не выдержал:

– Коль… это и правда так очевидно?

– Что? – у Фролова даже при виде детской кашки-размазни уже сводило от голода пустой желудок, и урчали кишки.

Но, похоже, кошачий концерт в животе у Коляна Митя не слышал из-за растерянности и расстройства. Фролов лишь смиренно уставился на длинные ореховые ресницы юноши.

– Если ты о нас, то я ничего скрывать уже не хочу! Знаешь, есть выражение «взгляды, исполненные друг другом». Вообще не помню, откуда это знаю, но именно сейчас и случилось актуальное всплытие из недр памяти. – Колян заставил себя оторвать голодный взгляд от каши.

– Ой, Коль, ты так хочешь есть?! – Митька забросил в маленький рот Никиты последнюю ложечку каши и сунул поильник, с которым дети и без посторонней помощи прекрасно управлялись.

Даня такой спешки в еде не признавал. Пока Фролов докармливал младшего из близнецов, Митя уже метался по кухне, готовя сборный завтрак: омлет, горячие бутерброды, остатки маминого салата. Кусочек хлеба с сыром юноша осторожно сунул Коляну в рот. Мужчина оскалился, мгновенно прихватил тонкие пальцы почти по-собачьи и жадно их облизал. По потемневшему Митькиному взору было ясно без слов: возбуждение захлестнуло единым порывом. У самого Фролова пах тут же в ответ потяжелел от прилива крови. Дима застыл, впитывая сладкие томительные ощущения, а язык мужчины медленно обвёл один из его пальцев, как будто надел невидимое кольцо.

Глаза цвета мокрого асфальта, тёмно-серые омуты, грозовые небеса, полные колкого штормового ветра и свежего ливня… У его мужчины такие глубокие и красивые глаза.

Митька прикусил губу и тут же с капелькой рубиновой крови слизнул своё первое осознание.

Николай ему понравился сразу… Едва Дима взглянул на фото у сестры, вонзился иголочкой в самое сердце и укрылся до поры до времени. А сейчас здесь, вызывая трепет каждого грамма тела, этот мужчина его поглощал. Митька схватил большую тяжёлую голову великолепного неотразимого самчины ладонями и быстро жадно поцеловал.

Как детей отнесли кого в кроватку, кого на постель в подушки, не помнили; как качали их, испепеляя друг друга взглядами, словно ставили по коже витиеватое тавро, не помнили; как, выскочив в большую комнату, Коля вжал Митьку в стену около окна, забыли; как поедались в неистовых поцелуях губы, щёки и подбородки… Сердце в груди выбивало ритм испанских кастаньет, а тела делились запахом и жаром… в одном шаге от запретного слияния…

Уснули в стареньком кресле на два законных часа, вернее, Фролов, сидя на нём, а Митька – на Колиных коленях. Перед отходом в иные миры, мужчина увидел одно из самых милых зрелищ. Парень сунул себе палец в рот и несильно прикусил… Как в детстве…

***

– Тринадцать пропущенных! – невесёлая констатация факта.

Фролов покрутил мобильником. Митя деловито возился с малышами, измерял температуру, уже у обоих на всякий случай. Мама, Анюха и Сволочь-Сёма. Кого обрадовать своим неравнодушием первым? Колян набрал ту, что кормила и понимала всю его сознательную жизнь. Вера Анатольевна ответила на первой же секунде дозвона, внегласно установив новый мировой рекорд. Разговор скорее напоминал ультиматум, чем обычное материнское приветствие. Женщина дала три дня на раскачку, а потом велела познакомить с внуками и невесткой.

Анюха выдержала мудрую паузу, приняла вызов, а потом очень деликатно спросила о здоровье малыша и о состоянии Митьки. Услышав, как изменился тембр голоса Коляна при упоминании о блондинчике, извращенка, отбросив показную вежливость, вцепилась бульдожкой, завалив вопросами: утешил ли Джинн заю… или что, или как? Фролов отмахнулся парой фраз и разговор закрыл, понимая, что покраснел.

Сёма ответил голосом «с того света». Энергии в Марковиче значительно поубавилось после вчерашнего, поэтому он особо и не ругался: скупо просипел о своём ужасном состоянии из-за палёного Фроловского коньяка. На это Колян процедил, что теперь за выпивку отвечает Сёма. Долго пикироваться мужчины не стали и, пожелав друг другу долгой головной боли, договорились в воскресенье сходить в бильярдную.

Митя играл с племянниками перед ужином, внимательно наблюдая, чтобы игрушки, старательно обмусоленные Никиткой, не переметнулись к Даниилу. Когда Коля сзади погладил большим пальцем выступающий шейный позвонок юноши, Димка словно встрепенулся.

– Иди… грей ребятам творожок! – улыбнулся Фролов. – Я посижу. И нам что-нибудь сваргань.

Митя легко поднялся с пледа и ушёл на кухню. Уже разложив полдник по мисочкам и включив подогрев, юноша заметил портмоне Николая на холодильнике, как-то неуверенно взял и хотел отнести в коридор на полочку с ключами. Слегка сжав пальцами мягкий кожаный бумажник цвета горячего шоколада, Митька открыл его, поражаясь своей смелости и беспечности. Портмоне оказалось тройного сложения и было довольно тонким. Внутри юноша обнаружил новенькое удостоверение личности, дебетовую пластиковую карту и несколько дисконтных: от двух клубов, продуктового супермаркета, магазина модной одежды, детского магазина… Митя облизал пересохшие губы: фотографий никаких нет, значит… Выползла глупая счастливая улыбка. Пара чеков из банкомата, три визитки, пять тысяч рублей пятью бумажками и сто евро.

Юноша всё стоял и гладил бумажник…

– Ты чего пропал из виду? – Колян проследил, как Митька кладёт портмоне на полочку рядом с входной дверью. – О, а где я его бросил?

– На холодильнике, – Митя почему-то смутился, – извини, я… в него заглянул. Но ничего не трогал! – поспешно выпалил юноша.

– Ну даже бы и потрогал! Что с того? – Колян приподнял бровь. – Дядь, мы кушать хотим!

Никита на руках Фролова довольно задёргался и замахал ручонками, словно и не было никакой температуры ночью. Дима забрал старшего из близнецов себе, чтобы Колян быстро отправился за Даней. Семья… Его маленькая семья в чисто мужской компании опять была вместе.

Ночью отсыпались «вёдрами»: Колян без сил и снов – на скрипучем диванчике, Митька с Никитой – на взрослой кровати, а Даня – в своей маленькой. Удивительно, но уставший юноша не проснулся ночью кормить близнецов, и дети даже не пикнули, словно сговорившись хранить покой измученных пап. Но Фролов подскочил часа в три в холодном поту.

Таких жутких снов он не видел со школы, когда пересмотрел фильмов ужасов, и то все страхи в его голове визуализировались в гниющих мертвецов и зомби, от укусов которых сам превращался в чёрте кого. Были и мерзкие твари, удрать от которых мешало облепившее ноги одеяло, и вскоре Колян просыпался с ощущением тяжёлого дыхания на своём лице и клыков на горле. Но в этот раз кошмар, настигнувший его посередине ночи, выхолодил всё нутро тридцатилетнего мужика.

Они гуляли по детскому парку: Фролов нёс тяжёленького Никиту, а рядом улыбающийся Митька с Даней на руках. Судя по лёгкой одежде на них и на людях, встречающихся на пути, был конец весны. Над головой блистало лазурью небо, а в изумрудных кронах деревьев волнами прокатывался ветер. Коляна вдруг смутило непонятное чувство тревоги и искусственность этой идиллии, царящей вокруг. Внезапно со спины накатилась темнота, во мгновение ока сожравшая небосвод. Но это была очень необычная грозовая тьма, в ноздри ударил запах озона, которого оказалось слишком много. Фролов замер на вдохе, понимая, что кислорода в воздухе просто не стало, и всё погрузилось в полный вакуум. В ушах зашумело, виски сдавило. Рядом прошелестело падающее тело, Митька упал, хрипло прошипев что-то, и его, судя по булькающему звуку, кажется, вырвало; Даня покатился под ноги Николая. Невидящими глазами буравя обступившую мглу, всё ещё прижимая к себе обмякшее тельце сына, Фролов присел и начал нашаривать на земле юношу и ребёнка. Он практически орал имена дорогих людей, но из горла не вырывалось ни звука, пока Коля не ощутил, что пустота проникла и в него.

Сев на диване и с трудом разлепив веки, Фролов убедился, что сновидение оказалось вещим. Вся комната была наполнена едким сизым дымом. В горле саднило от удушья, в носу уже отекала слизистая, а глаза чесались. Громко выматерившись, Николай понёсся в спальню, где дыма оказалось меньше, и с трудом растормошил Митьку. Тот тут же закашлялся. Мужчины укрыли малышей одеялами, плотно затворив к ним двери, а в большой комнате и на кухне распахнули настежь окна. Одевшись, Колян выскочил на лестничную клетку. Всё было в тёмном вонючем дыму, как если бы горел пластик, проводка и… Не теряя времени, Фролов вызвал пожарку и начал молотить во все квартиры по своему этажу, потом сгонял наверх, перебудив соседей последнего. Дым полз с нижних этажей. Намочив тряпку и прижав ко рту, Колян добежал до самого выхода. На втором этаже от двери одной из квартир полыхнуло жаром. Три других безмолвствовали. В старом доме половина дверей были старыми, но вышибать их с ноги было идиотской идеей. Кроме всего прочего, сначала нужно было позаботиться о своей семье. Фролов во мгновение ока взлетел на предпоследний этаж: Митька, перепуганный с покрасневшими от дыма глазами, уже одел ноющих разбуженных шумом детей, собрал документы вместе с частью вещей и стоял в дверях в ожидании команды. Близнецов мужчины сунули в автолюльки, укрыли одеялками и в четыре руки вынесли на улицу, где уже тесно сгрудились другие жильцы. Внутренний двор оглушил пронзительный вой пожарной сирены, въехали две машины. Колян сам объяснил выпрыгнувшим навстречу огнеборцам ситуацию и назвал номера квартир на втором этаже, ловко сориентировав по окнам. Чтобы не заморозить и окончательно не испугать детей, Колян принял единственно правильное решение на этот момент и обнял за плечи колотящегося в ознобе Митьку левой рукой.

***

– Скорее! Скорее! Бедные вы мои! – Вера Анатольевна в халате поверх ночной рубашки приняла из посиневших пальцев Мити кресло с Данечкой. Малыш уже хрипел от надсадного рёва.

Никиту Фролов передал отцу, а сам, пока родители отвлеклись на долгожданных внуков, повернулся к дрожащему у стены юноше. Митька смотрел, часто смаргивая и нервно хмуря брови. Колян обнял его, поцеловал в переносицу, пытаясь снять напряжение, потом осторожно коснулся обветренных губ.

– Димк, ну всё! Слышишь? Всё! Сейчас бабушка их облюбит в лучшем виде! Чего ты? Они, вон, уже и не плачут. Давай-ка и мы с тобой разденемся? – куртку с Митьки пришлось стаскивать своими силами, руки уже мальчишку не слушались.

В огромной гостиной, где специально включили только два торшера, Фроловы-старшие уже качали в руках икающих детей.

– Может, им молочка? – спросила встревоженная женщина. – Гари же надышались! Они же молочко пьют? – сейчас она смотрела на Митю, а парень застыл в дверях, словно проглотил язык.

Колян легонько толкнул Диму в спину. Он вздрогнул и побежал в коридор. Оттуда Митя принёс две бутылочки и пачку со смесью, Фролов не мог не улыбнуться. Пока мама и юноша на кухне готовили детям успокоительный ночной перекус, Фролов прислушался к дыханию близнецов. Слава богу, прооравшись, они перестали хрипеть и теперь часто всхлипывали. Колян вытер сопливые маленькие носы и мокрые щёки. Отец что-то спрашивал невпопад, было видно: его тоже порядком перетрясло. Фролов испытал жуткую потребность прочистить носоглотку.

Где-то на улице ещё подвывала сирена, но усталость брала своё. Детей покормили и тут же укачали заботливые руки. Мужчин отпоили чаем с молоком. Спать близнецов уложили на Колиной кровати, на неё же присел Митька.

– Я останусь с ними! – коротко сказал парень, навстречу приподнятой брови Веры Анатольевны.

Колян молча разобрал кресло и лёг, не раздеваясь, глядя, как Митя устраивается в нижней части кровати. Скоро комнату наполнило спокойное, хоть и немного свистящее дыхание.

Утром, пока Митя и дети спали после ночного происшествия, Колян быстро смотался на квартиру. От дворника, скребущего снег, Фролов узнал, что жильцы, допустившие пожар, погибли, а их соседи по лестничной клетке доставлены в реанимацию в тяжелейшем состоянии. В общественном коридоре всё ещё пахло гарью, хоть и окна были распахнуты. Мороз выхолодил пространство, но мерзкого тяжёлого запаха не убрал.

Второй этаж был опечатан, двери выбиты и едва болтались в проёмах. Фролов сглотнул горький комок: что было бы, если бы он не проснулся? Почему целый дом даже не всполохнулся? Колян открыл дверь: квартира из-за оставленных открытых окон была знатно проветрена, но не тронута ни пожаром, ни пеногасителями. Мужчина прихватил детское питание, пару стопок со сменной одеждой и пакет с игрушками. Со второй ходкой Фроловы забрали кроватку и стульчики для кормления.

Вера Анатольевна, наконец-то добравшаяся до внуков, цвела розой в диковинных висячих садах Семирамиды. Малыши восприняли женское участие в их судьбе с радостью, а бабушку с дедом приняли на ура. Фролов, уговаривая третью кружку чая, отменил визит в Медицинский центр, рассказав о трагедии, и переписался на вторник следующей недели.

Митя тоже прогулялся до брошенной бабушкиной квартиры. Он вернулся с сумкой и весьма печальный. Пощупав лоб, Вера Анатольевна определила небольшую температуру и уложила парня в постель. К удивлению Коляна, Митька тут же вырубился и проспал часов до четырёх дня. Когда парень поднялся, его самочувствие значительно улучшилось, и теперь можно было держать первый семейный совет.

========== Глава 11. ==========

Вера Анатольевна сварила куриный супчик, чтобы бедные мальчики не ели эти «ужасные пищевые суррогаты» из банок. Полдня Митька ловил на себе внимательные взгляды Колиных родителей, которые, честно говоря, мало понимали, почему в их доме сейчас находился светлоголовый худенький юноша-мальчик, а не мама близнецов. Колян был в полном раздрае: видеть ненаглядного и не сметь обнять в любой удобный момент было реально тяжёлым испытанием. Митька опускал глаза и едва ли не шарахался.

Улучив момент и не выдержав напряжения, Николай быстро впихнул парня в ванную, прижав к двери, обнял и огладил по бокам.

– Всё нормально? – тихо шепнул мужчина, целуя его в уголок рта с максимальной нежностью. – Я всё им расскажу, мелкий! Обещаю.

Митька сжался: тело от прикосновений больших рук тут же потеряло силы и опору до состояния бескостности. Нет, не нормально! Но у юноши слова застряли в горле. Не смог ответить. Дима чувствовал себя не в своей тарелке, а самое противное, ощущал непонятную вину перед этими милыми бескорыстными людьми, которые вырастили Николая таким… таким… Митька не смог проглотить горечь, она растеклась по нёбу вместе с тихим стоном «нельзя». Юноша потянулся к тёмным губам в надежде успокоиться, но в дверь ванной уверенно и настойчиво постучали, нарушая всю интимность. Колян с шумом выдохнул и сам чмокнул Митьку в щёку.

– С вещами на выход! – буркнул Николай. – Может, выйдем и прогуляемся?

Но перспектива обжиматься где-то в продуваемой ветрами подворотне на людях нравилась Диме ещё меньше. Кроме того…

– Ребята! Чего вы там застряли? – мамин голос набрал дотошно-отчаянные нотки.

Только дурак бы не догадался, что мать специально разбивала их уединение вдребезги. Колян отпустил. Раскрасневшийся бесхитростный Митька выскочил первым, мазнув стыдливым взглядом по немного напряжённому лицу Веры Анатольевны. Вторым вышел Колян.

– Ты что-то хотела, мама?

– Колечка, родной! У папы предложение: он премию получил, хотим купить две детские кроватки. Ты их потом к себе перевезёшь. А пока у нас постоят. Как считаешь? – глаза матери блестели решимостью.

– Идея хорошая, мам! Но дорогая.

– Ну и ладно! Подарок будет! Папа уже одевается. Мы с Димой пока малышей покормим, а вы успеете вернуться до обеда!

Мама говорила уж больно складно. В комнате раздался певучий голос Мити, заговорившего с детьми. Колян увидел лёгкую нервную судорогу, с которой дёрнулась нарисованная улыбка матери. Ему было впору призадуматься о причине, но нахлынувший поток приятных забот уже накрыл с головой. Николай поцеловал маму в щёку и пошёл за свитером. Куда в суматохе спешных сборов делся его любимый, тонкий из серой ангоры, Колян не помнил: взял из шкафа первый попавшийся на глаза, быстро напялил.

– Ой, а я про него и забыла! Такая красота почти год провисела! – мама всплеснула руками. – Это тебе Лизонька дарила? Или Катя? Вот память у меня! Анжела! Точно Анжела, юрист из… – все имена прозвучали определённо громче, чем женщина обычно говорила.

– Мам? – взгляд сына строго и предупреждающе потемнел, но Вера Анатольевна невинно хлопнула ресницами, делая вид, что вовсе не устраивала бурю в стакане воды.

Женщина замолчала, но было видно, что подбородок её воинственно приподнялся. Тот, кто должен был это услышать, сейчас немного ссутулился и «с лица спал». Митя с ужасом считал минуты до отъезда Фроловых. Тогда он останется с совсем неглупой и любящей своего сына Верой Анатольевной один на один. Юноша в полном растрёпе мыслей поменял памперс у Никиты. Данечка вёл себя тихо-тихо, часто осматривался и крутил головёнкой: видимо, не только Митьке домой хотелось. Тем временем хлопнула замком входная дверь, и час икс наступил. Но показавшаяся в комнате женщина тепло улыбнулась и позвала на кухню, кормить близнецов супом. Под её внимательным взглядом Митя измельчил каждую порцию в миксере, немного хлебца покрошил и налил в поильники сок. Малыши проголодались, да и аппетитно пахнувшее варево с первой же ложки пришлось по вкусу обоим. Никита даже стал отбирать у бабушки ложку. Вера Анатольевна наигранно нахмурила брови, но потом ласково отвела настойчивую ручку, всунула в неё вторую маленькую ложечку. От её внимания не ускользнуло, что младший мальчик слабенький и кушает намного медленнее и хуже крепыша Никитки. Да и светлоголовый юноша так трогательно заботлив и трясётся над ребёнком.

– Можно вас спросить, Митя? – спросила Вера Анатольевна.

Парень быстро вытер губки малыша слюнявчиком и кивнул.

– Я… не против, если вы будете обращаться ко мне на «ты». Пожалуйста! – произнёс Дима, еле унимая дрожь, и мысленно собрался с силами.

– Спасибо. В таком случае, Митя, как ты понимаешь слово «семья»?

Голубые большие глаза мальчика невольно расширились ещё сильнее. Семья? Почему Митю словно льдом сковало?! Разве ему трудно сформулировать это определение? Разве у них сейчас не…?! Нет! Да нет же! Митька схватился за горло. Женщина смотрела в упор и ждала, прекрасно осознавая, что своим вопросом вгоняла молодого человека в настоящий ад.

– Семья… это… когда лю…бят друг друга и заботятся друг о друге, – наконец, запинаясь, выдавил Дима. – Крепкая надёжная семья.

– Правильно, Митенька! – Вера Анатольевна удовлетворённо улыбнулась. – Но что, если мы рассмотрим понятие «семьи» по отношению к обществу с его моральными принципами, устоями и стремлениями? Ну, вспоминай, тебе же преподавали это в школе?

Женщина без жалости окинула холодным взглядом опущенную голову. Мальчика было жаль лишь на чуть-чуть, но сердце за сына вымораживалось сильнее в предчувствии настоящей живой опасности, которая сидела напротив и подавленно молчала. Вера Анатольевна была отнюдь не наивна и не несведуща в подобных вопросах «неправильно однополых» страстей. У её подруги лет семь тому назад вот так, ненароком, «поголубел» сын, а потом просто вывалил сногсшибательную новость на головы прифигевших родителей. И Вера успокаивала подругу, неделю подряд отпаивала валерьянкой и разводила руками, даже не в силах дать правильный совет. Сын же? Родная кровь! Как от него откажешься?

И вот теперь беда пришла и на порог её дома. Белоголовый тоненький мальчик, вероломно захвативший сердце её Коленьки… Глаза Веры Анатольевны сузились:

– Молчишь? Не помнишь? Так вот, Митенька: семья – это ячейка общества, надёжный высокоморальный оплот. Папа, мама и их дети. Женщина и мужчина в гармонии и равноправии воспитывают будущих достойных членов общества. Так?

Юноша кивнул и поднял глаза: в них плескались тоска и грусть. Женщине стало не по себе: с самого начала Митя не вёл себя нагло или жеманно, не давал понять, что Коля – его собственность или что-то подобное. Юноша постоянно возился с малышами и действительно очень хорошо знал их привычки и характеры. Для чего были такие жертвы? Почему молодой, интересный парнишка добровольно вверг себя в непроглядную бытовуху, напрочь лишив всех мирских радостей? Неужели только ради детей?

– Тебе ведь нравится мой сын, Дима? – вдруг жёстко и напрямик спросила Вера Анатольевна. – Да?

Митька отчаянно быстро вскинул на женщину свои голубые очи, словно больше не в силах был терпеть и прогибаться под всю эту ужасно неловкую ситуацию.

– Да, мне он очень нравится! – ответил парень, невольно заалев в области скул, но всё-таки сказав несомненно очень важную фразу.

– Конечно, – в голосе женщины почувствовалась горечь, – по-другому ты не мог мне сказать. Я знаю своего сына, знаю, когда он увлечён – он просто обнимает глазами. Но ты – не девушка, чтобы вызывать такие нежные чувства. Ты – очень хороший, запутавшийся мальчик.

Вера Анатольевна быстро накрыла руку Мити своей ладонью.

– Зачем тебе это? Неправильные отношения разрушат не только твою репутацию и жизнь, но и жизнь Коли. Если он тебе нравится, не веди себя эгоистично… Пожалуйста! Я – мать, я не могу орать и истерить по этому поводу! Иначе…

– В каком месте… я веду себя эгоистично? – тихо произнёс Дима, пальцы его дрогнули. – Я… не забираю его у вас. Я… не совращаю его…

– Ты этого даже не осознаёшь! – Вера Анатольевна резко встала. – Это путь в никуда! Нет у таких отношений нормального будущего, Митя. Смотреть будут косо и осуждающе! Органы по опеке не позволят двум мужчинам в сомнительном родстве воспитывать детей! Люди не настолько великодушны, мальчик.

– Я всё это знаю, но… мы постараемся… – Женщина уставилась на Митю ошарашенно.

– У тебя сейчас появился шанс начать нормальную жизнь, Дима! Учись, подрабатывай, развлекайся! Веди себя как молодой человек твоего возраста. Найди нежную красивую девочку! Она влюбится в тебя, потому что ты славный, добрый и заботливый. О малышах мы с Колей позаботимся, пока… их мама не вернётся. Она же вернётся? Много глупостей мы делаем по молодости, пугаясь ответственности. Сама была молодой дурочкой!

Митя сник, словно увял разом, просто смотрел на Веру Анатольевну и молчал, понимая, что каждое отчаянно резкое слово – это чистая правда. Сожалел ли он, что взял на себя детей? Нет. Что нашёл Николая и всё ему выложил? Нет. Что открыл своё сердце огромному сильному человеку и начал это невыносимое падение вверх?! Нет. Но сейчас на Митю смотрели глаза матери, которая очень боялась за своего сына.

– Вы… очень хорошая мама, Вера Анатольевна! – сказал Дима, обнимая себя рукой, ведь за него самого некому было переживать.

– Ну, раз ты понимаешь… – женщина вдруг положила руку на грудь, жестом абсолютно обезоруживающим и таким беспомощным. – Останови сам этот маховик, который в конечном итоге разметает вас обоих по ветру!

Митя тоже встал: просто взять и уйти. Оставить детей добрым надёжным людям, которым даже не важен анализ ДНК, и уйти. Нужно заняться выхоложенной, пропахшей гарью квартирой. Сделать ремонт, рассчитаться с долгами и начать нормально учиться, вернувшись на очное отделение. Ведь Дима очень устал. Устал… Вера Анатольевна ждала слёз, почему-то ей так показалось, что она немного пережала и подвела ранимого юношу к пределу. Митя смотрел странно, и женщина вдруг поняла, насколько разом опустел лучистый взгляд парня. В нём не было обиды или попытки вызвать жалость, Вера Анатольевна увидела человека, которого лишили… мечты… что ли… иллюзии, которая волшебным образом подпитывала уверенность в завтрашнем дне, в правильности выбора и…

– Митя? – осторожно спросила женщина. – Я не хочу, чтобы ты исчезал из жизни детей. Нет! Малыши тебя очень любят, но Николай должен очнуться от своего заблуждения. Если ты будешь рядом сейчас, он не сможет, не поймёт! Он ведь такой упрямый, если это касается слова «нравится».

Нравится… Юноша облизнул пересохшие губы. Разве то, что происходило между ними, можно было назвать этим словом? То безумие чувств, та неистовость горячих тел, прижимающихся друг к другу, та нежность в тёмно-серых глазах напротив, жадные поцелуи и руки… большие сильные руки везде… по всему телу… Всё это было «нравится». Митя растерянно посмотрел на уже волнующихся малышей, и дело было не в опустевших поильниках, а в том, что дети, похоже, чувствовали смятение молодого дяди.

Дима погладил светло-льняные головёнки, спросил в «никуда», даже не глядя на Веру Анатольевну:

– Мне… уйти до возвращения Николая? Или дождаться и сказать, что…

– А что ты ему скажешь? И надо ли вообще что-то говорить? – женщина в пятый раз вытирала руки полотенцем, выдавая свое нервное напряжение. – Я скажу, что тебе позвонили соседи и предупредили о чём-то. А потом… ты останешься убирать квартиру на выходные, а потом…

– Я исчезну из жизни Коли и детей, так? Ведь если я буду появляться, то обязательно столкнусь с ним.

– Это можно делать по прошествии какого-то времени, Митя. Когда всё уляжется! – Вера Анатольевна уже сама была не уверена в том, что задуманное ею даст нужный результат.

Если Дима уедет, не сказав ни слова на прощание, то Коля сочтёт это предательством и легкомыслием. Но беда в том, что Митя не такой, и отношения между мальчиком и её сыном достигли определенной точки невозврата. Дожать ещё чуть-чуть, чтобы…

– Если Николай будет тебе звонить, ты должен запретить ему приходить. Тогда он задумается о том, что тебе, может быть, неловко или стыдно. – Вера Анатольевна попыталась улыбнуться.

***

Митька не помнил, как ушёл из Колиного дома, на губах у него остался лишь сладковато-молочный вкус детской кожи, ведь он не мог не поцеловать на прощание малышей. Всё время, пока юноша одевался и собирал те немногие вещи, что успел прихватить, он ждал ЕГО. Мите казалось, что если провидение желало бы вмешаться, оно вернуло бы Колю домой на полчаса раньше.

Но чуда не случилось…

Юноша открыл дверь в пустой холодный дом, где никто не встречал, никто не ждал его. Стало настолько зябко и неуютно, что захотелось развернуться и убежать сломя голову к тому теплу, из которого его попросили уйти. Митьке послышался тихий детский всхлип, и он почему-то рванул, не разуваясь, в детскую… Там одиноко стояла пустая кроватка.

Юноша с остервенением сбросил верхнюю одежду и уличную обувь и начал убирать квартиру, надеясь в работе найти хоть малое спасение от раздирающей грудь тоски. Ему не хватало детей? Или… Николая? Или Митька вдруг разом утратил опору, уверенность и… семью?

Семья…

У Димы была семья, хрупкое тёплое счастье, которое он баюкал по ночам, кормил и пеленал. А потом к этому счастью вдруг прибавилось осознание первого сильного вспыхнувшего чувства.

Митька сидел на кухне, жадно глотая кипяточный чай, грея ледяные пальцы о горячую кружку, а ему виделся сидящий напротив Колян, пьющий размеренно, большими глотками. Юноша закрыл глаза, с силой сжимая веки, потом открыл, вскочил и снова устремился с ведром и тряпкой, протирать осевшую сажу… Боль нарастала, давила виски, выстукивала изнутри молоточками… Митя бросал взгляды на сотовый телефон, лежащий на журнальном столике. Он позвонит! Сейчас вернётся, хватится и позвонит! Сколько прошло времени? Час, два? Уборка уже походила на войну, только не с почерневшими наличниками и стенами, а с самим собой, с тоской, с горечью…

Парень сунул в уши плашки наушников, поискал любимый плейлист, музыка тут же буром вошла в мозг. Давай, давай же, заглушай этот голос, шепчущий в шею! И вдруг запредельный по эротизму голос, низкий, чуть хрипловатый начал читать горячим речитативом: ” Что так на раз… меняет нас…»

Митька замер, он осознал, что стоит посередине большой комнаты и держит в руках серый свитер Коли, который обжигает теплотой его пальцы и… Юноша вздрогнул и зарылся лицом в эту мягкость, пропитанную терпким мужским запахом любимого человека. Больше сдерживаться Митя не смог, внутри его клокотнуло рыдание, словно выворачивая наизнанку. Парень осел на пол, на колени, судорожно сжимая свитер, и зарыдал громко и горько, не боясь, что перепугает детей…

***

– Мам, может быть, ты мне всё-таки расскажешь правду? Что произошло?

Николай с досадой оборвал зубами заусенец. Мало того, что когда они с отцом вернулись, мать объявила о решении Мити вернуться в квартиру, так ещё и парнишка долго-упорно не брал телефон. Правда, позвонить немедленно и всё выяснить не дала Вера Анатольевна, тут же настойчиво предположив, что мальчик занимается уборкой, а Коля его отвлечет. Да в топку уборку! Фролов-младший не находил себе места, пока отец деловито собирал кроватки, а полусонные близнецы сидели на руках Веры Анатольевны. Так она их и прикачала под тихий незамысловатый напев.

Детей перенесли в комнату на Колину кровать, а молодой мужчина почти насильно вытолкал маму на кухню. Вера Анатольевна невозмутимо занялась сервировкой стола, пока не натолкнулась на тёмный пристальный взгляд сына.

– Ты дыру во мне собираешься просмотреть? – строго спросила женщина.

– Мам, может быть, ты мне всё-таки расскажешь правду? Что произошло? – Коля сел на стул и жестом указал матери на место напротив.

– Ничего серьёзного: Мите позвонили соседи, сказали, что им показалось, будто его квартиру попытались вскрыть. Вот он и рванул! Я, кстати, ему хорошее моющее средство дала.

– Он сказал, когда вернётся? – Колян уставился на мамины «нервничающие» руки, она их всё время непрерывно вытирала.

– Он сегодня не собирался приходить, Коль. Сказал, что устал и хочет отоспаться дома. Тебе не кажется, что ему нужно это позволить? Не беспокой мальчика, хорошо? Сам позвонит!

Видимо, мама нашла верные слова, потому что Колян успокоился и отвлекать Митю от работы не стал, решив, что завтра просто наведается к юноше для разговора. Правда, уже поздно вечером, мужчина отправил Митьке сообщение: «Зря ты один сорвался, надо было меня дождаться. Я бы помог с уборкой! Долго не засиживайся!»

Ответа не пришло, смс адресат даже не прочитал.

Обед Коляну в глотку не полез, да и ужин проглотился без особого аппетита. Мама тревожно поглядывала на сына остаток дня, пока чаша её терпения не переполнилась.

– Так нельзя, Коля! Так неправильно!

Зрачки молодого мужчины расширились, как у распаляющегося кота. Вера Анатольевна невольно дёрнула плечом: сыну врать она никогда не умела. И сейчас серые Колины глаза не предвещали ничего хорошего.