Текст книги "Счастье, помноженное на три (СИ)"

Автор книги: Марьян Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Можно я с ними тоже досплю? – пробормотал счастливый папаша, широко зевая.

– Конечно, Коль, а я пока поработаю! Можно? – обрадовался юноша.

Ду-ра-чок! Постель пахла Митькой. В подушку впитался цветочный аромат светло-пепельных волос. Фролов жадно вдыхал и погружался в спасающую от грехомыслия полудрёму. В соседней комнате уютно и мелодично брякали клавиши и щелкала мышь: парень не отдыхал, а трудился в усиленном режиме, чтобы содержать себя и детей… Колян обнял подушку и уснул.

За целый день была лишь пара быстрых объятий и лёгкий поцелуй сзади в шейку. Весь мир крутился вокруг детворы. При этом Колян успел смотаться к маме за котлетами, картофельной запеканкой, салатом «Цезарь» и двухлитровым термосом с рыбным супом. Едой мужчины были обеспечены на два дня, если учесть ещё запасы самого Митьки. Фролов даже несколько записей в заметки сохранил: время кормления и чем питать с дозировкой порций, проверять памперсы каждые два часа, поить помимо кормления не меньше трёх раз, приблизительные «тихие» часы. Всякий раз, когда Коля брался за телефон, Дима прятал улыбку в уголках губ. Вдвоём ухаживать за детьми было намного легче, ему вспоминались первые месяцы, когда они с Ксюхой практически не спали из-за колик. Всю ночь близнецы были на руках, а днём брат с сестрой еле ползали, натыкаясь на стены, и всё у них валилось из рук.

К обеду всё пришлось готовить самому Коляну в качестве обязательной тренировки. Митька стоял за спиной, касаясь плеча мужчины лёгким дыханием, поправлял, подгонял и, казалось, всегда старался дотронуться до него. Колян намесил еды, разогрел с кусочком сливочного масла и заранее приготовленным растёртым яичным желтком. Потом Фролов сам перенёс сыновей в стульчики, сел напротив, широко расставив длинные сильные ноги, и начал мужественно и ловко метать ложки в голодные открывшиеся, как у птенцов, ротики.

– Ехали медведи на велосипеде,

А за ними кот задом наперёд!..

Люди взрослеют по-разному, каждый в своё время. Кто-то осознаёт груз ответственности в четырнадцать лет, а кому должен замаячить тридцатник. Некоторые дети способны выдавать фразы, которые взрослые почему-то начинают понимать далеко не сразу или даже не пытаются понять. Митя знал, что у них с Ксюхой родители ограничили свою роль деторождением и средней школой, но дети выросли, не нуждаясь ни в чём. И поэтому юноша не собирался осуждать ни мать, ни отца. Он знал себя, и он себя не жалел.

На плечи Николая легли Димкины ладони, Фролов задрал лицо и подмигнул:

– Ну, как, профессионально действую?

– Ты… замечательный! – тихо выдохнул мальчишка и ткнулся губами ему в висок.

Колян напрягся. Одна разумная мысль запихивала подальше десять развратных.

– Мить, я сегодня буду ночевать дома. Так надо, иначе… – мужчина помешал остатки пюре в Данькиной мисочке, а потом потянул пацана себе на колени.

Митька даже не сопротивлялся. И близнецы разом гулить перестали. Никита даже разулыбался. Колян смотрел в светлое Димино лицо с серьёзной нежностью: он не собирался играть чувствами или обманывать. Он понимал, что уже просто не видит своей шумной семейки без этих больших голубых глаз в пушистых ресницах. Митя облизнул губы и попытался встать.

– Я могу… тебя спросить? – Фролов сильнее сжал кольцо рук.

– Да, – юноша погладил тонкими пальцами сильную шею и изгиб плеча.

– Я бы хотел поговорить с Ксенией. В ближайшее время.

Митька испуганно вскинул глаза, почти с мольбой в них, замотал головой:

– Не говори о нас! Не надо!

– Я сейчас никому о нас говорить не собираюсь! – немного резко сказал Коля. – Это никого пока не касается. Мне нужно знать о планах этой кукушки. Если она бегает от детей и ответственности, то я не вижу её в будущем рядом с ними. С нами. Понимаешь?

Митьку подорвало, как на гранате:

– Как… ты не понимаешь?! Что она пережила! Проблемы первых трёх месяцев! Данька был таким слабеньким… она с ним четыре раза в больницу ложилась. То желтушка, то нагноение глаза, то обструктивный бронхит! Он только-только кашлять по ночам перестал! Есть совсем не хотел, потом кое-как всё пришло в норму!

Юноша вскочил и убежал в комнату. Данька попытался разреветься, но Колян приложил палец к губам и скорчил забавную гримасу:

– Таракан ваш папан – ТАРАКАНИЩЕ!!! Насекомое туповатое и зловредное! – прорычал Фролов, но малышне было весело, и они с готовностью доели обед и получили по поильнику с компотом. – Откуда ж мне было знать?! А вы чё молчали, а, бойцы?! Мать, дурища, растерялась – сами бы взяли и позвонили! Вон у вас какие игрушки!

Коля на автопилоте встал и тщательно помыл ложки и миски. Он и забыл, какое чистое и великодушное создание попало ему в руки. Митька не пытался осуждать сестру ни секунды, но Фролову было обидно за пацана, и оправдывать своё негодование мужчина не собирался.

Юноша расстелил в гостиной плед на полу и рассеянно крутил в тонких пальцах игрушки. Колян сначала всучил ему шкоду-Кита, а потом осоловевшего Даню. Перед послеобеденным сном полагалось детей «поиграть». Никита тут же сломал пирамидку из кубиков, которую Митька в расстроенных чувствах успел возвести на полу, а Дан занялся погрызенной книжицей с крупными картинками.

– О, нормальные земные игрушки появились! – съязвил Колян и сел по-турецки рядом с парнем.

– Извини! – вдруг выдохнул Митька и покрылся красными пятнами стыда. – Ты не обязан ничего понимать! Ты даже не знал об их рождении! Это я запаниковал, что не справлюсь, и… к тебе прибежал. Ксюха мне не разрешила тебе говорить, я сделал это по своей инициативе.

– И всё правильно сделал! – Колян положил руку на шелковистый пепельный затылок, чуть сжимая волосы. – Ты же сам мне крикнул там, у родительских дверей, что это дети, и они ни в чём не виноваты. Дети – не шишки после укола, они не рассосутся сами собой, они навсегда. И Ксюха это прекрасно знала, когда сбегала в «самоволку». И хватит бояться, Митя! Я вас не брошу, слышишь? Я буду рядом!

Митька выронил погремушку и закрыл лицо руками, лишь дрогнули губы. Парень быстро повернулся к Коляну спиной, чуть привалившись к сильному плечу. Фролов смотрел на играющих детей и терпеливо ждал, когда беззвучно наревётся этот хрупкий сильный мальчишка.

***

Когда угрюмый сын появился на пороге отчего дома, Вера Анатольевна решила, что молодые опять разругались. Но Колян панику остановил и объяснил, что надо съездить на собственную квартиру и кое-что распланировать. Мама под предлогом вкусного ужина нацелилась на гуманный допрос, но Фролов лишь оперативно и молча сжевал предложенную снедь и встал, доставая сотовый:

– Я тут несколько снимков сделал для вас… – начал Колян, но мама уже по-девчачьи восторженно вскрикнула и прижала руки к груди. Отец нетерпеливо вытянул шею:

– Давай, сын, показывай – не тяни!

Две симпотные моськи на экране выбили у родителей сначала изумление, а потом искренне счастливые слёзы.

– Коленька, их же двое, – мама обняла Коляна за плечи, – и уже такие большие!

– Восемь месяцев, мам. Это Никита, а справа – Данька.

Мама взяла телефон, рассмотреть поближе, и они замерли с отцом, прижавшись друг к другу. Пока не было документального подтверждения, им, конечно, не верилось, что Коля стал папой. Фролов-младший тепло усмехнулся.

– Ма-пап, я вам переброшу фотки, а мне двигать надо, а то скоро стемнеет.

– Ой, а девочка-то исхудала! Былиночка прямо! – мама всплёскивает руками. – В чём душа держится, Коль?!

Блин! Колян метнулся поздно: забыл, что сфотал для себя полусмущённого Митьку, подхватившего обоих близнецов. Трогательный снимок вышел, тёплый, как солнышко весеннее. Но мама уже впилась глазами в фото и рассматривала ту, что увела её единственного сына. Тонкая молоденькая прозрачная, с такими невинными голубыми глазами, родила и скрыла. Для чего? Отец ближе к себе телефон придвинул:

– Вер, уж больно девочка мальчика напоминает.

– Так и есть! – Колян ловит оторопевший мамин взгляд. – Это Ксюхин младший брат Дмитрий. Он с ними живёт, во всём помогает.

– Ой, какой хорошенький и замечательный мальчик! – с умилением воскликнула Вера Анатольевна, про себя выдыхая с облегчением. – И детки, видно, его обожают! А Ксюша… где? Хотелось бы и на нашу красавицу-маму посмотреть. Малыши – просто картинки!

Трещать, не переставая, мама могла бесконечно, была бы тема. Но говорить про маму близнецов Коляну хотелось бы меньше всего.

– Она всё от камеры бегала, мам! То устала, то растрёпанная, то не накрашенная. Что, по себе не знаешь? Вы ж все на внешнем виде замороченные!

Мама поджала губки, но тут же с улыбкой опять переключилась на малышей. Ей не терпелось взять на руки и понянчить Колиных кровиночек, вспомнить эту нежность и теплоту. Потом, рассмотрев, Вера Анатольевна засокрушалась, что интерьер квартиры бедный, кухня старенькая, места мало. Колян опять остановил, скупо объяснив, что жилплощадь бабушкина и довольно уютная, а вопрос с дальнейшим благоустройством будет решаться в скором времени. Потом молодой мужчина отобрал нагревшийся в родительских руках телефон и сунул его в карман.

– Ты только фотки перебросить не забудь! Мы с папой ещё перед сном полюбуемся, – с жалостью произнесла Вера Анатольевна. – А завтра с утра что поешь?

– Завтракать я буду у… Ксюхи, мам! Не переживай! – Колян взял свою сумку, упакованную на неделю, и быстро покинул родное гнездо, чтобы не обозначились новые вопросы и предложения.

В пустовавшей два месяца квартире стоял спёртый запах кожи. Перед отъездом Колян купил новую мебель: огромный диван и пару кресел. Фролов откинул пару створок на окнах, чтобы в помещении поменялся воздух, а сам поставил себе варить кофе. Настроение блуждало от досадного «чего-то не хватает!» до тоскливого «что я делаю тут, если он там?» Кофе выпил, как обычно, по-варварски, хотя хотел посмаковать подольше за просмотром чего-нибудь по телевизору, и достал коньяк. Желанию надраться благородным пойлом помешало банальное отсутствие закуси. Мужики поймут! Колян нашёл только мамины закрутки, а закусывать марочный коньяк солёными огурцами Фролов не стал бы даже под угрозой расстрела.

Пострадав у окна, глядя в звёздное декабрьское небо, Николай принял душ, разобрал диван и рухнул мордой лица вниз в прохладу простыней. Эта мебель бы точно предательски не скрипнула… Случится ли реально такое? Ведь Колян всё для себя проговорил! Оставалось два открытых вопроса. Родители… В искренней радости которых их и настигнет горькая правда, что сын выбрал мальчика, а не девочку. Колян глубоко вздохнул.

И… Ксюха. Если она вернётся, то, само собой разумеется, она заберёт детей. Мужчина даже думать не хотел о том, что девчонка откажется от близнецов. Фролов будет помогать и материально, и посильно, и фамилию детям даст без разговоров, но… что если Ксюха предложит оформить их отношения?

Нет… В груди заныло, словно Колян уже увидел полные тоски Митькины глаза. Вот же дурачок неуверенный!

Когда раздумья перетекли в сон, Фролов не понял…

***

Следующее, от чего заработала мозговая деятельность Коляна, это был сработавший будильник на айфоне. Душ, бритьё и кружка сладкого чая. Фролов был готов к вступлению в оперативное сотрудничество с сантехником.

Удивительно, но мужик ждал его у дверей ЖЭУ и курил. Смерив мутным взглядом внушительную фигуру Коляна, сантехник сделал последнюю глубокую затяжку и протянул руку. Фролов пожал и вместе с этим уловил чудовищный запах перегара. На вопрос, как он собирается работать, сантехник процедил, что пил в законные выходные, а сегодня с утра даже не опохмелялся. В любом случае Колян собирался следить за горе-работником в оба глаза. И мужик, судя по всему, в этом даже не сомневался.

Митька открыл сразу же: из кухни доносились недовольные вопли недокормленных близнецов. Юноша встретился глазами с Фроловым, махнул в сторону двух пар гостиничных одноразовых тапочек – видимо, родители из загранпоездок натаскали – и убежал к племянникам. Сантехник цыкнул через губу, но разулся, сверкнув мощной дырой на носке, и разделся, оставшись в пропахшей потом засаленной робе. Наличием жены тут и не пахло, зато пахло…

– У вас, похоже, нет ни грамма уважения к жильцам! – произнёс Фролов ледяным голосом. – Вы работаете в таком виде, где живут маленькие дети. Не стыдно?

Сантехник скривился и протопал в комнату, там хозяйственный Митька уже завернул старый палас и застелил пол газетами в два слоя. Два пододеяльника, чтобы собрать всё, что польётся из старой батареи, парень тоже приготовил заранее. Фролов снял пуловер, оставшись в неизменной футболке только уже другого цвета, и приготовился к массовому урону чистоте. Болгарка сработала с противным звуком, Колян придержал падающий тяжёлый чугунный радиатор. За батареей стена «порадовала» своим плачевным, потемневшим от пыли и грязи состоянием. Фролов тряпкой как смог оттёр черноту.

– Сдавать её будете? – тут же осведомился пройдоха. – Или просто на помойку отнесёте?

– А что, хотите забрать? Тогда самовынос! – мрачно отрезал Фролов.

Сантехник кивнул и шмыгнул носом:

– Водички, господа хорошие, не нальёте?

Митя, который периодически заглядывал в комнату, тут же принёс стакан компота, сказав застенчиво, что кипячёная вода очень горячая. Мужик жадно вылакал и ухмыльнулся:

– Спасибо, хозяюшка!

Фролову ни тон, ни обращение не понравились, но пока он попридержал претензию.

– Дим, чем ты там детей развлекаешь?

– Они Лунтика на планшете смотрят! – по лицу Митьки было видно, что он соскучился. – Я тогда к ним! Если что, зовите. Коль, тебе завтрак приготовить?

– Пару горячих бутеров замудри, если не сложно. А потом поедим нормально! – попросил Николай, снова к большому своему неудовольствию ловя язвительный взгляд сантехника.

Надо отдать должное, но даже «после вчерашнего» мужик работал довольно бодро. Когда оставалось всё нарезанное соединить с уже висящим на стене радиатором, у Коляна заиграл мобильный. Его срочно вызывали в московский офис с личными документами и банковской картой для выяснения ошибки перевода средств. На буровой, на горе Николая, работали два Фроловых. Коротко выругавшись, Колян предупредил работающего сантехника, что вернётся через час и понёсся на разборки. Митька едва успел всучить мужчине бутерброд в салфетке.

***

До офиса, немного слихачив, Фролов долетел за двадцать минут. Там он проторчал минут сорок, изводя всех нервным вышагиванием по коридору. Но бюрократия, наверное, передаётся почётным вымпелом из поколения в поколение. Вернуться в квартиру Зайко Коляну удалось лишь через полтора часа. Фролов втопил кнопку звонка, Дима, распахнувший дверь, был бледный и испуганный. За его спиной ухмылялся сантехник. Николай в нехорошем предчувствии быстро разделся, занимая путь к отступлению.

– Что ж вы хозяюшку свою без денег оставили? – гаденько спросил мужик. – Я, человек работающий, всё закончил, а мне оплаты ждать приходится. А? Нехорошо!

Фролов выхватил портмоне и рассчитался, Митька молчал, чуть кусая губу.

– Дим, всё нормально? Он тебя обидел? – почти прорычал Колян, сантехник явно струхнул и начал поспешно влезать в убито-растоптанные, потерявшие форму зимние ботинки.

– Дима?!

– Коля, ничего не случилось! – с надрывом воскликнул юноша и обнял себя за плечи.

Тут-то Колян и увидел проступившие красные пятна на нежном предплечье мальчишки. Секунда, и он сгребает пропитого подонка за грудки и вбивает его в стену напротив.

– Ты его трогал?! – в горящих глазах Фролова ярость расширила зрачок по-звериному.

– А что, это твоя личная давалка?! – завизжал сантехник дурным голосом и хихикнул. – Знал бы раньше, мы бы с ним быстрее договорились!

Увесистый кулак Николая взлетел незамедлительно, но на карающей руке тут же повис Митька:

– Коля! НЕ НАДО! ПУСТЬ УХОДИТ! ОТПУСТИ! – юношу колотило, губы тряслись. – Он ничего не сделал… особенного, просто… у меня кожа такая… сразу… синяки… Коля, не бей его!

– Правильно, мужик! Ты лучше меня отпусти! – просипел пересравший сантехник. – Ты ж не хочешь, чтоб о вашей вольготной пидорасне узнали…

– Пасть закрой вонючую! – прогремел над его головой неузнаваемый бас Фролова. – Только рискни с кем-то поделиться, и я тебя найду!

Мужик икнул и сполз по стене.

– Выметайся!

Сантехник напялил куртку-шапку, схватил тяжеленный ящик и переноску с инструментами.

– А батарею? Вроде бы… договор у нас был? – замямлил мужик на выходе, жадность пережимала страх получить увесистый пинок.

– На помойке заберёшь своё железо! – Колян сдерживался из последних сил.

Когда он захлопнул несчастную дверь за спиной сантехника, Митька уже пытался успокоить на кухне перепуганных шумом и криками детей. Колян, со свистом втягивая воздух, встал в дверях.

– Что здесь случилось? – Дмитрий дал близнецам соски и сжался.

Рассказ много времени не занял. Мужик закончил работу, убрал свои прибамбасы и запёрся на кухню. Выцыганил кружку кофе и два бутерброда, сетуя на то, что не успел позавтракать из-за их радиатора. Митька, добрая душа, усадил этого вонючего придурка за стол и поставил перед ним просимое, продолжая крутиться около детей. Сантехник через десять минут изловчился и ущипнул юношу пониже спины. Оторопевший Митя возмутился, но мужик схватил его за руку и… предложил оплатить оказанную сантехническую услугу услугой полового характера. Мальчишка начал вырываться, дети испугались и заревели. Это немного охладило пыл проспиртованного Казановы. Тогда он потребовал деньги. Едва не плача, Митя объяснил, что ему надо сходить в спальню и принести требуемую сумму, но сантехник прижал жертву пузом к столешнице и начал лапать, шепча в ухо сомнительные сальные комплименты. Тут позвонил в дверь Колян, и мужик был вынужден юношу отпустить, пригрозив, чтоб молчал в тряпочку.

– Я его убью! – металлическим голосом произнёс Фролов.

– Не надо… – жалобно шепнул Митька, бесконтрольно потирая ноющие отметины на руке. – Думаешь, нам так просто позволят… быть вместе и плевать вслед не будут? – юноша вдруг поднял сухие серьёзные глаза. – Знаешь, сколько такой мерзости я ещё выслушаю? И сколько рож ты захочешь набить? Так вот я хочу… чтобы ты не пачкал свои руки, Коля. По…жалуйста! Это моё второе желание!

– Глупый! – Колян резко притягивает Митьку к себе, ладонью ерошит пушистый мягкий затылок и глубоко целует сначала в губы, а потом пробегает лёгкими касаниями по всему лицу. – Я никому больше не позволю тебя оскорбить… моё оскорбить… испачкать… Пусть в меня втыкают ножи сколько хотят, а ты… а тебя…

– Коля! Коленька! – Митька срывает голос до шелеста, в исступлении оглаживая большое напряжённое, как камень, тело. – Мы вместе! Я тебе не позволю одному! Слышишь?!

Дети с огромными глазёнками смотрят на этих странных шумных взрослых, объятия и жаркие выдохи которых накаляют воздух в маленькой бабушкиной кухне. Звонкие поцелуи, перемежающиеся звоном посуды на столе, который они постоянно задевают, сплетаясь и перемещаясь на небольшом пятачке, словно в ритуальном танце.

Слова, слова, слова… и смешавшиеся слёзы обоих неистово потерявшихся друг в друге мужчин.

========== Глава 8. ==========

Коля крепко зажмурил глаза, а потом открыл их снова. Мягкая сонная полутьма кутала их в одеяло покоя. Рядом у сердца пахло молоком, печеньем и нежным цветочным шампунем. Как будто всё сокровенное вдруг разом стало явью и обрело смысл. Колян тронул губами высокий белый лоб, коснулся краешка губ и обнял посильнее. Митина голова чуть откинулась, открывая нежному взгляду мужчины тонкое беззащитное горло с бьющейся жилкой. Фролов осторожно поменял положение огромного тела, чтобы было удобнее и полнее ощущать того, кто так доверчиво спал рядом. Митька сам привёл Николая на свою кровать. Взял за руку и привёл, словно размыкая последний сдерживающий замочек здравомыслия. Присутствие рядом двух спящих малышей исключило все безумства, приглушило стоны и судорожные выдохи. Хотя им обоим показалось, что всё случившееся было слишком громким: и звон сердец, и шелест переплетающихся тел на смятых простынях, и рваное, едва сдерживаемое дыхание.

Они не разделись сразу… Это было бы слишком острым ощущением. Сорвав футболки, они до разогретого жара в ладонях выглаживали плечи, руки и грудь друг друга. Потом этот же путь был предоставлен губам. Митька очень быстро потерял контроль над реальностью и принимал много больше, чем успевал отдавать. Но Фролов хотел именно этого, распробовать до самых важных оттенков чувств. Юноша метался под ним, мелко вздрагивая от затапливающего половодья наслаждения, но тёмные губы неумолимо продолжали ласкать, а язык выписывал на опаловой коже то, что ещё не могло быть сказано открыто. Колян накрывал стонущий рот мальчишки всякий раз, когда особенно верное движение его пальцев находило ту или иную кнопочку «пуск» на желанном тонком теле.

– Тихо, Мить! – рычал он в изгиб худенького плеча и снова ласкал с медлительным упорством.

И мальчишка задыхался, зажимал ладонями жалобно стонущий рот, чтобы не перебудить детей. От Диминых прикосновений по телу Фролова проносился ток, он хватал эти тонкие руки и прижимал их к постели.

– Тихо, мой хороший! – голос глох от страсти. Колян снова выбирал для атаки особо чувствительное местечко, и Митин собранный в ладони стон услаждал обострённый от желания слух мужчины.

Но в единую секунду им стало невыносимо мало, а может, бесстыдно подстегнуло болезненно покалывающее сладкое давление в паху. Старший сам высвободил изнывающую плоть у обоих, соединив или… даже сплавив горячей ладонью, сделал первое тугое неторопливое движение. Митька всхлипнул, закидываясь и стискивая зубы. Николай не отводил взгляда от лица мальчишки, продолжая сладчайшую пытку и не думая ускоряться. Но тонкие пальцы Димы, падающие поверх его руки, и отчаянная мольба в голубых глазах переломили ход игры.

«Ну, давай, покажи, как надо, как хочешь!»

Митька прижимается сильнее, задавая новый темп, но первых капель предъэякулята мало, и трение плоти почти насухую причиняет досадный дискомфорт, но остановиться, чтобы хотя бы облизать ладонь, нет сил. Колян зовёт его по имени, дождавшись, когда вздёргивается румяно-бледное милое лицо, с наслаждением прикусывает нижнюю губу юноши. Пацана судорожно передёргивает, и юный организм делится своим наслаждением, облегчая движение руки. За ним, как из затяжного прыжка, выходит к оргазму Николай. Вот она, мучительно острая кульминация, когда невыносимо даже лёгкое прикосновение к плоти… Митя издаёт глубокий стон и замирает, чтобы окончательно раствориться в ощущениях. Сим ярким аккордом и завершён дуэт или… дуэль…

Потом они лежат и смотрят друг другу в глаза, ощущая, как по влажной коже невыносимо приятно скользит прохладное дыхание обоих. Митя почему-то касается щеки Николая, чуть придвигается.

– Я ненормальный, Коля. Я на твоё лицо любуюсь.

– Только на лицо? – хрипло шепнул Колян, ему и самому было невмоготу оторваться от светлого разрумянившегося лика этого мальчишки.

– Ты… такой большой! – мальчишка зачарованно не отводит глаз, и это убеждает Фролова, что он не ошибся ни на йоту. – Я едва тебя увидел, сразу почему-то решил, что ты не можешь быть плохим человеком.

– Это почему, мелкий? – Колян играет бровями, дразня и подстёгивая. – Я разве не заставил тебя делать со мной плохие вещи?

В кроватке тревожно вскрикнул Данька: интим тут же, как ветром, развеялся. Митька слетел с постели и тщательно осмотрел ребёнка, ощупал не полон ли памперс, погладил по спинке и голове, и, наконец, поняв, что потревожило сон, убрал из-под щеки соску. Колян обнял юношу сзади, целуя в плечо, не удержавшись от нежности и благодарности.

– Ты и есть для них родная мать, уж прости, Дим!

– Нет. Как я могу заменить самого важного человека в жизни детей?! Я… могу лишь помочь.

– Ты ими живёшь и дышишь. Уверен, что ты лучше самой Ксюхи знаешь их привычки и предпочтения. Поэтому не рассказывай мне, чего ты якобы не можешь! – Колян говорил очень тихо, но серьёзно.

Митька потупился, и Фролову показалось, что повисшая пауза какая-то безрадостная, несмотря на то, что несколько минут назад им было слишком сильно хорошо. Колян развернул юношу лицом к себе и сомкнул руки в кольцо вокруг его тела. Говорить мужчине не хотелось. Он ощущал сильное смятение Димы и не мог понять природы этого чувства. Когда Митя бесконтрольно начинал покусывать губу, значит, переживал внутреннюю тревогу и испытывал неуверенность. Дурное предположение, которое всегда не вовремя втемяшивается в голову, вдруг взвело невидимый курок. А… если вся эта ответная нежность юноши только для того, чтобы он, Дима, снова не остался один?

«Да ты реально бредишь, Фрол, от недотраха! – выдал в мозгу виртуальный друг Сёма. – А если и так… ты парня в чём-то хочешь обвинить? Ты же у нас добрый джинн, исполняющий три реальных желания! Вспомни, хоть одна чикса ещё соскочила? Нет! Ты – их, они – тебя! Всё, брат, по-честному!»

С Димкой Колян не мог такого допустить!

– Ты мне веришь? – глухой шепот Фролова вызывает дрожь тонкого Митиного тела.

– Да.

– А почему? Что я делаю такого, что ты мне так доверяешь? Может, я, как Кир тот из больницы, хочу поиметь секс с красивым нежным мальчиком? Поматросить и отправить тебя с выводком на все четыре стороны, как сеструха твоя?

Глаза Митьки медленно расширились, оплыли влажной поволокой, он чуть отстранился от Коляна. На лице юноши читались укор и спокойствие.

– Зачем ты такое говоришь, Коль? Но даже если и так… Я разве отталкиваю? Я тянусь к тебе… Я уже не маленький, чтобы не понимать: ты всегда можешь уйти. Я не смогу удержать… если ты решишь, что пора найти себе жену…

Колян как-то нехорошо задохнулся и впился губами в этот несносный глупый рот. Как будто до этого мало было ласк и поцелуев! Подстёгнутый своей непонятной досадой, Фролов резко поднимает Митьку на руки и уносит на кровать.

Парень в шоке. Это видно. Он напряжён настолько, что тут же садится и отползает к стене. У Фролова всё сжимается внутри. Это он, самчина блудливый, а не Митя, должен переживать, как удержать в руках нечаянно свалившееся счастье. Ведь раньше всё в эти руки плыло, как по мановению. Баб менял, как перчатки, и не понимал, что просто «звездочки» за взятие новой пассии на крыльях рисовал. Не любил, не дорожил. Желания выполнял! Кем себя считал?! Кем мнил?!

Митька видит, как меняется выражение лица сильного взбудораженного человека, которого он на пару минут перестал узнавать. Руки Коляна, как подрезанные, падают вдоль тела, голова опускается.

– Я не завоеватель, Дим! Налётчик-осеменитель! Прости… я с тобой никогда не буду груб. Это не тебе надо сомневаться в себе, а мне беспокоиться, чтобы ты не исчез из… моей жизни.

Еле слышный шелест… Подползает… Осторожно по-детски обнимает и заставляет поднять тяжёлую голову. Митька очень близко, и теперь он намного ближе, чем полчаса тому назад, когда их обручала тишина и одно дыхание на двоих. Мальчишка слегка дрожит, прижимается лбом ко лбу Фролова, словно проверяет: не поднялась ли температура. Теперь он и старше и мудрее в их паре.

– Коль… не надо так больше! Давай это будет последний разговор на подобную тему? Я понимаю и не делаю ничего против своей воли и желания. Давай поспим, а?

А тонкие руки действительно сильные. Они настойчиво укладывают Коляна на бок. Потом Митька ложится сам лицом к лицу, в его глазах поблескивает тревога. Ведь завтра ему с самого раннего утра надо бежать на занятия, а невыспавшийся Фролов останется дома «один на двоих» с детворой.

– Прости! – Колян просто сплёл пальцы их рук. – Мне, идиоту-параноику, показалось, что ты жертвуешь собой ради детей и вашего полного обеспечения… Я начал злиться и оправдывать тебя. А потом вспомнил о своих гусарских похождениях… и противно стало, на душе пусто, как в ненаполненном колодце. Вроде и хранилище крепкое и добротное, а ничего в нём нет, только пустой звук, эхо мнимого благополучия… Вот я и сорвался!

– Коль… конечно… это не жертва. И ты не колодец пустой. – Митька говорил медленно, чуть запинаясь от смущения, ему впервые приходилось не жаловаться, а успокаивать самому. – Ты… посмотри на меня… Мне так хорошо… никогда не было! И меня больше не пугает завтрашний день, потому, что ты… есть! У нас с малышами теперь есть ты!

Колян шумно выдохнул и поманил мальчишку к себе, уложил на широкое плечо, чмокнул в переносицу, успокоился. Ничего, Фролов, завтра тебе отольются все мышкины слёзки! Митя заснул неожиданно быстро, словно подтверждая полное доверие к человеку, которого он знал всего четвёртый день.

Когда парень убегал, тихо выскользнув из постели, Колян ощутил лишь лёгкий сухой поцелуй в краешек губ и улыбнулся, даже не открыв глаз. Фролов был спокоен, ибо поставил будильник на своём айфоне на семь сорок, чтобы встать и заранее приготовить смесь для малявочек, как это обычно делал Митька. Но неординарные «попандосы», похоже, прочно укоренились в непростой жизни мастера бурильного дела.

И почему утро должно было начаться по чёткому плану, если всё остальное до этого момента напоминало очередной выпуск «Ералаша»?!

Будильник не прозвенел. Почему-почему… потому, что тупо разрядился ночью и, сука, даже не пискнул. А подорвался Фролов, как медведь на гранате, от звонкого вопля Никиты. Добрый брат проснулся сам и заботливо разбудил меньшого. Вы видели, как испуганные лоси бегут через чащу по кустам можжевельника, высоко поднимая согнутые в коленках длинные ноги? Даже не представляйте, ибо в исполнении полусонного Коляна это выглядело правдоподобно и феерично. Промчавшись из спальни в гостиную и назад пару раз, мужчина встал, как статуя Ильича, указывая строгим родительским перстом на Никиту. Ребятёнок, сидя в кроватке, уже теребил пуговичку на костюмчике Даньки. Младший по утрам редко просыпался с улыбкой и уже был готов зареветь, но папа рванул пулей и взял на ручки.

– Привет! Утро доброе! А всё хорошо! Всё просто супер! Папа рядом! – затараторил Колян, подпрыгивая с сыном на руках и используя «разножку», как в боксе.

Со стороны, наверное, театр был ещё тот, ибо Никита перестал истерить, глядя на папины экзотические утренние пляски. Но для Фролова и без того экстремальное пробуждение усугублялось двумя крайне неприличными вещами одновременно: неопадающей проблемой проснувшихся здоровых мужчин и диким желанием сходить «до ветру». Причём второе уже становилось критичным. Дан вернулся в кроватку, а в спину метнувшемуся в ванную отцу прозвучал громкий, разложенный на два голоса рёв.

«Хана сладкому сну неработающих пенсионеров!» – подумалось Коляну.

Далее согласно маршруту была кухня. В чайнике, слава богу, вода была достаточно тёплая для смеси. Фролов схватил две бутылочки и чётко отмерил сначала воды, а потом порошка, закрутил, перевернул на предмет подтекания и начал встряхивать. В спальне надрывались дети. Но заявляться к ним без еды было заведомо провальной миссией.