Текст книги "Lovestory"
Автор книги: Мартина Маккатчен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
7
Сочельник
– Бр-р-р-р!
Зубы выбивали дрожь, Мэнди вся дрожала от холода. Она натянула три свитера и чувствовала себя огромной и надутой – ну точь-в-точь человечек из рекламы шин «Michelin». Лицо, руки и волосы у нее были все в блестках – до последней минуты она заворачивала подарки для Робин и Милли в красную блестящую бумагу «Dorothy». Она обвела взглядом свою маленькую квартирку и будто снова вернулась в детство. С тех пор как она повстречала Джейка, Мэнди прочно вошла в роль современной зрелой женщины.
Он научил ее разбираться в винах и живописи. Его страсть оказалась заразительной. Мэнди очень ценила его образованность, ей нравилось у него учиться. И в следующий раз, когда она будет организовывать какое-нибудь мероприятие, связанное с искусством, она точно будет знать, о чем идет речь, а не просто притворяться.
Она взглянула на маленькую белую полочку над камином. Вместо того чтобы развести огонь, она уставила всю квартиру церковными свечами разных размеров. Выглядело красиво, но, несмотря на центральное отопление, в комнате стоял холод. На полочку она поставила фотографию, которую Джейк снял, когда они ужинали за самым дальним столиком в роскошном ресторане «Ffiona’s», что на Уэст-Черч-стрит. На фотографии была счастливая, смеющаяся пара. Они с Джейком. Он быстро выхватил из-под стола фотоаппарат и сделал снимок. Сам он получился просто отлично. В ресторане горели свечи, атмосфера была очень уютной, почти домашней. Хозяйка ресторана всегда проявляла по отношению к ним большую деликатность и оставляла для них столик за колонной, подальше от нескромных взглядов. Здесь подавали великолепные котлеты по-киевски с колканноном. Джейк и Мэнди просто обожали хозяйку – та всегда умела организовать праздник, была веселой и открытой.
У Мэнди перехватило дыхание от нахлынувших чувств. Вместе с фотографией Джейк подарил ей и серебряную рамочку от «Tiffany». Да, вкус у Джейка был отточенный, а его щедрость подчас поражала. Как бы то ни было, но сегодня он обещал к ней заехать, чтобы выпить по стаканчику и обменяться подарками. Двадцать пятого и двадцать шестого декабря у них встретиться никак не получалось – Джейк с женой навещали родственников. Когда он спросил Мэнди, можно ли навестить ее в сочельник, она тут же кивнула. Она надеялась, что они проведут вечер вместе, но стоило ей вернуться домой после похода по магазинам, с множеством пакетов в руках, как ее соседка Дива высунулась из дверей своей квартиры.
– Тут заходил один весьма привлекательный джентльмен, – проворковала Дива.
– Вы счастливица, – мгновенно ответила Мэнди и улыбнулась.
– Он же не ко мне заходил, – шаловливо хихикнула соседка. – Но, имей в виду, мне бы очень хотелось, чтобы он пришел именно ко мне. Он такой красивый. – Она торжествующе улыбнулась. – Он все стучал и стучал к тебе в дверь. Ну, ты же меня знаешь: я услышала шум и выглянула посмотреть, что случилось, и он попросил меня передать тебе вот это, сказал, что это от Джейка. Или его Джек зовут – я что-то не очень расслышала.
Мэнди с улыбкой приняла из рук Дивы белую бархатную коробочку, украшенную стразами и перевязанную широкой серебристой лентой.
– Это был определенно Джейк. – Мэнди так и сияла.
– А еще он просил тебя проверить сообщения на телефоне, вроде он объясняет, почему не сможет заехать сегодня.
Дива старалась не упустить ни одной мелочи, хоть это и было нелегко. Так мило с ее стороны. По случаю праздника она надела атласную кремовую блузку с изящным бантом, модные брючки и украшения с жемчугом. Ее седые волосы были собраны в пучок, а губы накрашены алой помадой. Выглядела она грандиозно.
– А какие у вас планы на Рождество? – поинтересовалась Мэнди, скрывая разочарование и кутаясь в пальто.
– Ну, вечером я поеду к родственникам. Водитель заедет за мной в восемь, а сейчас только семь. Может, зайдешь ко мне? Я угощу тебя свежевыжатым апельсиновым соком с печеньем.
Дива всегда была неизменно деликатной и стильной. Мэнди хотелось, чтобы вокруг было больше таких людей, как она.
– С удовольствием, – откликнулась Мэнди.
Раньше она никогда не бывала у соседки и даже не представляла, что у нее такая огромная квартира с высоченными потолками, лепниной и огромными канделябрами. Фрезии в хрустальных вазах издавали дивный тонкий аромат, в гостиной стояла старинная мебель красного и орехового дерева, а на книжных полках тома классики: Шекспир, Диккенс, сестры Бронте. Квартира была обставлена в стиле ретро, здесь пахло бисквитами и засушенными цветами, и вообще было очень уютно.
– Присаживайся на диван, деточка. – С этими словами Дива пошла за угощением, крепко сжимая в руке деревянную трость. Она была такой элегантной и такой хрупкой.
Мэнди уселась на диван, с обивкой из камчатной ткани с цветочным рисунком, и осмотрелась. Вокруг было множество фотографий – черно-белых и поблекших цветных. В молодости Дива была настоящей красавицей: темные волосы, зеленые глаза – вылитая Ава Гарднер.
Одна фотография особенно привлекла внимание Мэнди. На ней была изображена юная Дива в роскошном длинном черном платье с открытыми плечами. На фотографии у соседки был такой грациозный и царственный вид, что Мэнди невольно залюбовалась.
Через несколько минут Дива вернулась с хрустальным толстостенным стаканом свежевыжатого апельсинового сока. Потом она исчезла и вскоре появилась опять, уже с серебряным подносом, где стояли ее стакан и тарелочка с бисквитами и заварными пирожными. От помощи Мэнди соседка наотрез отказалась – она, безусловно, была дамой независимой, но и любила поработать на публику. Мэнди была от нее без ума.
– Какая красивая фотография, – сказала Мэнди, указывая на Диву в вечернем туалете.
– А-а-а… эта, – кивнула Дива. – Да, это был очень веселый период в мой жизни. На самом деле эту фотографию я сделала в шутку.
– Это как? – Мэнди подумала, не слишком ли нескромно ее любопытство.
– Ох, деточка, это очень длинная история, и я не буду надоедать тебе своими стариковскими россказнями. Видишь ли, в юности я была большой непоседой. До сих не понимаю, как это мне удалось не навлечь на свою голову еще больше проблем.
– Дива, ну, пожалуйста, расскажите. – Мэнди прямо-таки умирала от любопытства. – Мне до смерти интересно, какие такие проблемы вы могли навлечь на свою голову.
У Дивы был такой вид, будто она вот-вот примется рассказывать, но вместо этого она откусила кусочек бисквита и с неповторимым изяществом сделала глоток сока.
– Ну, пожалуйста, – упрашивала Мэнди. – Я всегда подозревала, что у вас очень богатая биография.
Дива смахнула салфеткой крошку от бисквита, не задев при этом безупречно накрашенных губ.
– Что правда, деточка, то правда. – Она хитро подмигнула Мэнди. – На самом деле, я никому об этом не рассказывала, кроме родственников и пары близких подруг. – Дива улыбнулась и продолжила: – Но сегодня Рождество, к тому же события, о которых я поведу речь, происходили так давно, что мой рассказ никому не повредит.
Мэнди положила руку поверх руки соседки:
– Простите, если затронула что-то личное. Будьте уверены, я никому не проболтаюсь.
Но Дива, казалось, не слышала. Она вся унеслась в воспоминания, глядя затуманенным взором на фотографию, которая так привлекла внимание Мэнди.
– В юности я была танцовщицей, – начала она. – Я обожала чечетку и балет, а когда мне стукнуло двадцать, устроилась танцевать в бурлеск-шоу. Да-а, вот это было времечко! Скольких интересных людей я тогда повидала. А костюмы были коротенькие, но такие эффектные!
– А в какие годы это было? – спросила Мэнди с улыбкой.
– Я конечно же выдам свой возраст… – Дива бросила на нее понимающий взгляд. – Ну и черт с ним! Речь идет о начале пятидесятых, – рассказчица моргнула, – а может, о самом конце сороковых – начале пятидесятых…
Она сделала еще глоток сока и крутила стакан в руках. Ее длинные ногти были покрыты лаком насыщенного алого цвета в тон помаде.
– В общем, как-то раз появился один любезный джентльмен, весьма щедрый на чаевые. Он никогда не вмешивался в ход представления – ничего подобного, – а подчас даже сидел со скучающим видом. Как бы то ни было, он часто приводил с собой деловых партнеров и что-то с ними обсуждал в перерывах между номерами, а иногда и во время номеров – это в зависимости от девочек. – Дива бросила на Мэнди еще один значительный взгляд. – Я все к тому, что во время моих номеров он никогда не позволял себе обсуждать деловые вопросы. Я всегда приковывала к себе внимание публики.
Мэнди изо всех сил старалась не рассмеяться.
– Итак, – продолжила соседка, – этого джентльмена звали Фредерик. Милейший Фредди переменил всю мою жизнь. Я до сих пор не знаю, считать ли нашу встречу благословением небес или наказанием за грехи. – Дива залпом допила свой сок. – Фредди был поручен отбор девушек для конкурса красоты, и он предложил участвовать мне и моим близким подругам Ирис, Патриции и Бетти. Когда мы поняли, что на этом можно неплохо заработать, мы буквально прыгали от восторга. Бетти переживала, ведь у нее были муж (который считал, что она работает официанткой) и маленький ребенок, но фигура у нее была роскошная. Тогда мы придумали спрятать ее рыжие кудри под светлый парик. Идея оказалась очень удачной: в парике и под своим полным именем – Элизабет – она выиграла множество конкурсов, и никто так и не узнал ее. Ирис была тихой брюнеткой с роскошным бюстом, и танцевала она очень хорошо. А Патриция была шикарной длинноногой блондинкой. Все в один голос твердили, что она – вылитая Бетти Грейбл. Характер у нее был непредсказуемый. От нее можно было ожидать чего угодно. Когда она напивалась, то втягивала нас во всякие авантюры. Ну а я была довольно наивной, но живой и непосредственной. Я воспринимала жизнь как одно большое приключение.
– Вы, очевидно, были самой красивой из всей четверки, – добавила Мэнди.
– Ну, я бы сказала так: представителей сильного пола от меня надо было палкой отгонять, – шаловливо хихикнула Дива. – Впрочем, некоторых… некоторых я все же не отгоняла. – Она улыбнулась воспоминаниям юности. – Но вернемся к Фредди. Он явно вращался в высших сферах, и все у него были в друзьях. Невероятно, сколько всякого народу подходило к нему поздороваться во время вечеринок – и звезды кино, и политические деятели, и кто хочешь, – и практически все ходили с ним на наше бурлеск-шоу. Все они были не прочь повеселиться. Причем, чем знаменитее человек, тем больше безумств он себе позволял. Тогда мне было года двадцать два. После того как на одном из конкурсов красоты я спела, меня заметил один фокусник и пригласил к себе в ассистентки. – Дива рассмеялась от нахлынувших воспоминаний. – Я понимаю, сейчас это кажется смешным, но тогда фокусники гастролировали и в Вегасе, и по всему миру, так что мне невероятно повезло. Мой наниматель был геем, так что я могла ничего не опасаться во время гастролей с ним. Нам даже приходилось иногда спать в одной постели, если в гостинице совсем не было мест. Вот это было время! Я путешествовала по всему миру, и при этом мне оплачивали все расходы. Как-то раз мы даже перед королевской семьей выступали. Это все Фредди устроил. Он вообще устраивал нам разные выступления за долю в гонораре. Тогда собрались такие звезды, что просто уму непостижимо. Наш номер начался, когда подали кофе. Как сейчас помню: на мне были розовое с черным трико с тюлевыми вставками и черные туфли на огромных каблуках. В прическу у меня были вплетены перья, и костюм спереди и сзади был тоже украшен перьями. Вот такое в то время было представление об эффектном костюме. Первая часть нашего выступления прошла безукоризненно, а потом, потом… – Тут голос подвел Диву, а лицо у нее исказилось, будто она не могла решить, плакать ей или смеяться.
– И что же случилось потом? – не выдержала затянувшейся паузы Мэнди.
– Как на беду, мы доставали кролика из шляпы – нет, не могу об этом рассказывать.
Мэнди закусила губу, чтобы не рассмеяться, а Дива старалась совладать с собой, чтобы продолжить рассказ.
– Кролик был очень старым и издох прямо в шляпе, испортив нам все выступление. А никаких других фокусов про запас у нас не было – только Ронни.
– Ронни? – сдавленным голосом переспросила Мэнди.
– Да, – с полнейшей серьезностью ответила Дива, – так звали нашего кролика. Все поняли, что произошло. Я вышла вперед, чтобы извиниться перед публикой, но тут Фредди бросился ко мне и в отчаянии принялся шептать мне на ухо, чтобы я что-нибудь придумала. Я просто спела «We’llMeetAgain». Эту песню исполняла Вера Линн. Знаешь такую певицу?
Мэнди кивнула, и Дива запела чистым, звучным голосом.
– Ух ты! Да вы просто талант, Дива. – Мэнди ушам своим не верила.
– Ну, в двадцать лет я пела куда лучше, – подмигнула Дива с улыбкой. – В тот вечер на мне было чудесное красное вечернее платье, и Фредди познакомил меня с человеком, который перевернул всю мою жизнь. – Она опустила глаза и печально улыбнулась. – Я влюбилась, как еще никогда не влюблялась. К сожалению, в своей любви к нему я была не одинока. К тому же – как бы это выразиться поделикатнее? – он имел некоторое отношение к королевской семье.
Мэнди оторопела. Получается, мужчины всегда заводили и будут заводить себе любовниц? А Мэнди-то чувствовала свою исключительность, будто до нее ни одна женщина на свете не бросалась в объятия мужчины, который уже принадлежал другой. Дива через силу улыбнулась:
– Я тогда влюбилась до умопомрачения. Мы встречались тайно многие годы, и это были лучшие годы моей жизни. – Голос у Дивы дрогнул, будто она вот-вот заплачет.
Мэнди не выдержала:
– Пожалуйста, Дива, не плачьте. – Она взяла пожилую леди за руки и крепко сжала. – По крайней мере, в вашей жизни была настоящая любовь. А некоторым так и не доводится узнать, что это такое.
Мэнди поняла, что убеждает не только соседку, но и саму себя.
– Да, я любила. – Дива посмотрела девушке прямо в глаза. – Но ты представить себе не можешь, насколько невыносимо было дважды его потерять.
– Дважды? – шепотом переспросила пораженная Мэнди.
– Да, деточка, дважды. Видишь ли, жизнь – штука непредсказуемая. Нет, мы не охладели друг к другу, напротив, наша страсть с каждым днем разгоралась все сильнее и сильнее, но повышенное внимание к королевской семье означало, что нам надо было с особенной тщательностью скрывать чувства от посторонних взглядов. В какой-то момент мы повели себя недостаточно осторожно, допустив роковую ошибку. – Дива печально покачала головой. – Так называемый близкий друг сфотографировал нас вдвоем, а потом пошел на шантаж, требуя за фотографии огромный выкуп. Пришлось во всем признаться его родственникам. Он обратился к ним за деньгами и помощью. А в те времена, если бы все узнали, что член королевской семьи встречается с кем-то на стороне, это обернулось бы настоящей катастрофой. Одними сплетнями и статьями в бульварной прессе дело не ограничилось бы. Это могло привести к краху всей монархической системы.
– Какой ужас!
Дива промокнула навернувшиеся на глаза слезы крохотным шелковым платочком.
– Они нам помогли и сделали все, чтобы оградить себя от скандала. Я никогда не забуду, как он говорил мне, что они называли нашу любовь «скандалом», мне это казалось ужасно несправедливым. Мы так друг друга любили, и мне было так обидно, но, полагаю, они все же были правы. Аристократ, влюбившийся в танцовщицу, – это ведь неприлично, это и вправду скандал. Думаю, что некоторым ситуация казалась даже смешной, но я вынесла из всего этого один урок: единственное правило в любви – никаких правил.
В комнате повисло гнетущее молчание.
– Тогда родственники поставили ему лишь одно условие: они помогут, но он пообещает, что никогда больше не будет со мной видеться.
У Мэнди сердце кровью обливалось от жалости к Диве. Ее рассказ был исполнен такого трагизма, такой грусти, что казалось, будто этого просто не может быть. Мэнди же по-настоящему поняла, к чему могут привести такие отношения и насколько на самом деле несовместимы любовь и всякие там правила и ограничения.
– К тому времени, – продолжила Дива, – он купил мне эту квартиру. Мы с ним всегда встречались здесь наедине, и поэтому я всю жизнь прожила здесь. Я очень привязана к этому месту. Люди, которые осуждали нас и запретили ему со мной видеться, случалось, сидели с нами за одним столом. Они были и моими друзьями, они знали о нас, но делали вид, что ничего не замечают. Стоило нам допустить ошибку – и от их дружеского расположения не осталось и следа. Меня больше никуда не приглашали, мне больше никто не звонил. Слов нет, как мне было тогда тяжело, ведь огромный пласт моей жизни откололся и канул в небытие.
– А как же его жена? – не удержалась от вопроса Мэнди. – Как она это все пережила? Ведь ей, наверное, тоже было нелегко.
Дива вздохнула и покачала головой:
– Это, наверное, прозвучит странно, но я буду с тобой до конца откровенна. Мне так кажется, его жене с самого начала все было известно. Я старалась не попадаться ей на глаза. Она тоже всячески меня избегала. Мы с ней не были подругами, но на светских раутах, если вдруг наши пути пересекались, мы друг с другом вежливо раскланивались. Но, по крайней мере, при его жизни серьезно мы с ней не говорили.
– И что же она сказала, когда его не стало? – Мэнди было неловко задавать такой личный вопрос, но она не могла превозмочь любопытства.
Дива тяжело вздохнула:
– Она пришла сюда в день его похорон. Был уже поздний вечер. По понятным причинам на похороны я пойти не могла. Правила приличия не позволяли мне там появляться. Днем я пошла в церковь и поставила свечку за упокой его души, а вернувшись домой, вновь и вновь играла песню «Unforgettable» Нэт Кинг Коул. – Дива улыбнулась и даже слегка покраснела. – И вот пришла его жена. В траурном облачении она выглядела очень бледной и обессиленной. Она вошла в квартиру и увидела все эти фотографии, на которых мы вместе. Наверное, ей было горько, но я никогда их не убирала – так мне казалось, что он всегда со мной, где бы он ни был на самом деле. Его жена вручила мне перевязанный голубой лентой сверток. «Полагаю, это вам, – сказала она и закашлялась. – Я знаю, он писал каждую неделю. Это поддерживало в нем жизнь, – продолжила она спокойным голосом. – Болезнь не дозволяла ему самому относить эти письма на почту, а никому другому он не доверял, поэтому все эти письма складывал под кровать, и они там копились. При нашем последнем разговоре он сказал, что сильно меня любил, благодарил меня за прожитые вместе годы, но в глубине души он знал, что мне все известно про письма. Перед смертью он взял с меня клятву передать их вам. Я пришла сюда исполнить его просьбу и передаю вам все письма, что он написал за долгие двенадцать месяцев».
Дива подошла к секретеру и открыла дверцу маленьким старинным ключиком.
– Это письма-воспоминания. Их даже, наверное, можно назвать дневником моей жизни.
Мэнди взглянула на пачку пожелтевших писем.
– И чем же закончился ваш разговор с его женой?
– На самом деле, она поблагодарила меня. – Дива будто сама не верила своим словам. – Я, честно признаться, думала, что она будет рассказывать об их жизни, но у нее хватило величия и такта не касаться этой темы. У них ведь была своя история любви, и я ни за что не решилась бы посягнуть на нее. Она знала, что между нами была сильная страсть. Наверное, некоторые женщины в моей ситуации не стали бы церемониться и начали бы выдвигать требования, но я никогда ничего не просила. С тех пор, как ему запретили со мной видеться, мы с моим любимым больше не встречались. Даже тогда, когда появился маленький Генри. Я держалась, как могла, и милейший Фредди тогда очень нам помогал. До самой своей смерти он каждую неделю заходил справиться, не нужно ли нам чего.
– Простите за нескромный вопрос, а кто такой Генри? – Мэнди чувствовала, что упустила какую-то важную деталь в рассказе.
– Это мой сын. Наш сын. – По голосу слышно было, что Диве приятно произносить эти слова.
– Не может быть! – Мэнди покачала головой, будто не веря своим ушам. – Так вы с ним?..
– Да, деточка, – кивнула пожилая леди. – Все, о чем ты подумала, – все было.
– И вам все это время приходилось растить сына одной?
Дива печально кивнула.
– Но знаешь, деточка, не все так грустно. Долгие-долгие годы единственная радость общения, которую мы могли себе позволить, заключалась в письмах. Мне пришлось подписать документ, в котором я давала клятву не разглашать никаких сведений о нашей с ним связи. Конечно, я все понимала. Во всем была виновата только я сама. Я любила человека, к которому было приковано внимание общественности, человека, связанного семейными узами. Если играть с огнем, то можно обжечься. Но мы как-то со всем этим справились, и я не навлекла позор на свою семью. Я держала рот на замке, а голову – высоко поднятой. Думаю, его родственники были благодарны мне за это. А еще в тот памятный вечер его жена отдала мне его любимые запонки, часы и, что самое удивительное, письмо, в котором говорилось, что эта квартира и особняк в районе Белгрейвия достанутся Генри. По крайней мере, у нашего сына будет хоть что-то от отца, помимо выцветших фотографий и моих рассказов…
Выговорившись, Дива с облегчением вздохнула.
– Тебе, возможно, трудно будет это понять, – продолжила она, – но в тот вечер мы с его женой долго сидели и говорили о нем. Разговор шел о таких подробностях, которые могут знать только близкие и любящие люди. Позднее мы время от времени перезванивались с ней. Я, конечно, не приглашаю ее на чай, и мы никогда не станем близкими подругами, но мы друг друга уважаем и понимаем, несмотря на всю ту боль и все то безумие, через которые нам довелось пройти. Как бы то ни было, мне больше по душе общество моих верных подруг Патриции, Ирис и Бетти.
– Вот это да! – изумилась Мэнди. – Так они и есть те самые дамы, которых вы собираете на чай?
– Они очень меня поддержали, когда я потеряла любимого. В какой-то мере их тоже можно назвать любовью всей моей жизни. Мы стольким делились друг с другом.
Закончив рассказ, Дива налила Мэнди еще стакан апельсинового сока, на этот раз плеснув немного прозрачной жидкости из плоской фляжки.
– Это что, водка? – изумилась Мэнди.
– Помогает согреться зимой, – подмигнула ей Дива.
– Вот уж воистину в тихом омуте черти водятся, – рассмеялась Мэнди.
В дверь позвонили.
– Ого, это, наверное, за мной водитель приехал. – Дива покачала головой.
Время и впрямь пролетело незаметно.
– Мэнди, деточка, спасибо тебе. Я чудесно провела вечер! – Она крепко обняла Мэнди. – Ты такая милая, такая приятная девочка. Спасибо, что терпеливо выслушала мою болтовню. – Она несколько виновато улыбнулась.
– Да что вы! Мне было очень интересно, – искренне сказала Мэнди. – Для меня большая честь, что вы рассказали о самом сокровенном.
Дива проводила Мэнди до дверей и смотрела, как та спускается к себе, прижимая к груди подарок в красивой упаковке.
– Слушай, деточка. Слушай и учись, – с грустью улыбнулась пожилая леди.
Вернувшись домой, Мэнди почувствовала себя до ужаса одинокой. Она скучала по Джейку. А как он проведет Рождество? Они с ним виделись только накануне, но сердце уже ныло от тоски и одиночества без него.
Где-то в глубине души она чувствовала: именно в эту минуту что-то сдвинулось с места, как будто грузовик свалил кирпичи на ее чувство самосохранения, которое так и осталось погребенным.
Она совершенно точно осознала, что влюбилась всем сердцем и по-настоящему. А еще она знала, что Рождество ей придется встречать без Джейка, который будет там, где ему положено быть, – дома с женой.
