Текст книги "Самостоятельные люди"

Автор книги: Марта Фомина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 29. Какую кашу заварил Василёк

– …Поздравляю вас с началом учебного года! – сказал мне кто-то в самое ухо сначала хриплым, а потом звонким голосом.

Я подскочил на постели и увидел мать – она настраивала репродуктор. Так вот кто меня поздравлял – «Пионерская зорька»!

– Вставай, именинник! – сказала мне мать. – Нехорошо валяться, когда тебя поздравляют!

Я люблю первое сентября. В этот день взрослые становятся ласковыми, весёлыми и очень вежливыми. Даже если ты прольёшь невзначай чай на скатерть, они скажут: «Ну ничего, не расстраивайся!»

Мать готовит в этот день особенно вкусный завтрак, как в день рождения.

А на улице-то как празднично! Из всех дворов выходят ребята. Ветер треплет красные галстуки на груди – совсем как маленькие флажки!

Мы идём в школу всей компанией, нет с нами только Дуси, которая уехала в свою деревню. Зато рядом шагает Василёк. На нём новая ученическая форма, а за плечами в ранце гремят пенал и коробка с деревянными палочками для счёта. Как все первоклассники, Василёк очень волнуется и всё время нюхает букет.

Осень подкралась совсем незаметно. За палисадниками и заборами пестро от опавших листьев. Они приятно и немножко грустно шуршат под ногами. Но на нашей улице нет ни единого цветного пятнышка – вокруг асфальт да голые квадраты земли.

– А в Зеленославске, наверно, уже высадили целую аллею, – сказал Димка и далеко отпихнул камешек, который всё время катил впереди себя.

– А хорошо бы им письмо написать!

– Ну, у нас ещё до них нос не дорос.

Если бы кто со стороны послушал наш разговор, то наверняка ничего бы не понял. И в самом деле, какое отношение имеет Зеленославск к нам и кто эти таинственные «они», до которых у нас ещё нос не дорос?

Но мы хорошо понимали друг друга. Если бы высказать вслух наши мысли, то получилось бы вот что:

«Там, в Зеленославске, среди голой степи, люди борются с суховеями и трескучими морозами. Они строят город, который хотят прославить своими садами и парками. А мы спокойно ходим мимо голой земли, оставленной специально для деревьев. И разве мы вправе писать зеленославцам, если на нашей улице нет ни одного деревца?»

Но вот камешек, который мы по очереди катили впереди себя, докатился до школы. Во дворе ребята уже строились на линейку. Мы отвели Василька в его группу, к новенькой учительнице. У неё косички кренделями, и ростом она почти с меня. Здорово я за лето вырос, даже с некоторыми учителями сравнялся по росту!

– Тебя как зовут? – спросила Василька учительница. – Меня зовут Вера Павловна, а тебя?

– Василёк, – ответил Василий сиплым от волнения голосом.

– Всего хорошего, Василий, – сказал Санька и выразительно посмотрел на брата: дескать, не робей!

Василёк приободрился и отрекомендовался заново:

– Меня зовут Василий Степанович Звягинцев.

Тут залился звонок, и мы помчались в свои классы. Вот и моя парта у окна, блестящая и липкая от недавно просохшей краски! Вот и стенгазета с пожелтевшим номером, выпущенным перед летними каникулами! Доска гладкая, отдохнувшая от мела, заново покрытая лаком. Ну как не написать на ней первое в этом году слово! Я схватил мелок и вывел на доске: «Зеленославск». Мне захотелось написать именно это слово. А Петька написал «космонавт», подумал и приписал цифру «22», Это он о себе. Как-то по секрету Петя сказал мне, что по его точным подсчётам он будет космонавтом номер двадцать два! Я не спорю – в математике он сильнее меня!

А в большую перемену во дворе состоялся митинг. Сначала выступали старшеклассники. Многие из них работали в колхозе или в лагерях пионервожатыми и теперь рассказывали о том, как провели лето. Потом на крыльцо поднялась учительница Василька и сказала:

– У наших первоклассников сегодня был первый урок родной речи. Ребята читали любимые стихи, а один мальчик, по имени Василёк…

– Что он ещё натворил? – встревожился Санька.

– …назвал несколько пословиц. И даже объяснил их. И потом… он знает одно слово, которое многие из нас ещё ни разу не слышали.

Школьники зашумели:

– Где этот пацан?

– Покажите нам сочинителя!

– Пусть скажет своё новое слово!

На крыльцо поставили ящик, а на ящик подняли нашего Василька. Вид у него был испуганный – уж очень много собралось вокруг народу!

– Не буду я говорить! – захныкал Василёк.

– Ребята, Василёк у нас ещё не освоился. Я сама за него скажу! – крикнула Вера Павловна. – Он знает новое слово «Зеленославск» – это город, который славится своей зеленью…

– Такого города на карте нет! – громко возразил кто-то из старших ребят.

– Нет, есть! – закричал Василёк. – Я знаю!

Его, верно, здорово задело, и он забыл про свой страх.

– Жми, Василёк! Держи марку! – завопили ребята с нашего двора.

– А где он, этот твой город? – наперебой спрашивали Василька.

– Он пока нигде, но он уже есть…

Вокруг захохотали – ребята думали, что Василёк шутит, а он чуть не заревел от обиды. Надо было выручать парнишку. Мы подтолкнули Димку, нашего непревзойденного оратора, и он поднялся на крыльцо. Вот тут все и узнали о посёлке Зеленославске, о его первом деревце среди голой степи, о том, в какой город он превратится через несколько лет…

Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как в небе закурлыкали журавли. Но никто не запрокинул голову, хотя в другой раз ребята едва ли упустили бы случай полюбоваться на ровный косяк, будто вычерченный по линеечке. Все слушали Димку. Даже я, хорошо знавший эту историю, и то заслушался. На секунду мне даже показалось, будто вокруг завывает ветер и жгучий мороз пробирает до костей, вот до чего образно говорил Димка!

А потом Димка рассказал о нашем дворе и о нашей улице. И о том, как здорово было бы посадить на ней деревья…

После уроков мы опять вместе шли домой. И Санька в первый раз не отгонял от себя младшего брата. Сразу было видно, что он гордится Васильком.

– Знаете, ребята, а всё-таки я не зря его воспитывал! – сказал он. – Из него всё-таки получился человек!

Вот какую кашу заварил Василёк: теперь по воскресеньям мы всей школой будем высаживать деревья.

Глава 30. Как я предугадывал события

В воскресенье меня разбудила муха. Она долго и противно гудела над моей головой. Потом ей надоело гудеть, и она заговорила человечьим голосом:

– Совсем человек обленился! Уже саженцы привезли, а он лежит себе да посапывает!

Тут я понял, что принял Петьку за муху, и сон с меня как рукой сняло.

– Ёжик, подожди меня! – крикнул я.

Но его будто ветром сдуло.

Я подбежал к окну. Все уже были в сборе! Наверно, в нашем дворе ещё никогда не было столько народу. Школьники, жильцы, дядя Терентий и даже Ира из ДОСО в пёстренькой, как осенний листок, косынке!

Лезвия лопат огоньками вспыхивали на солнце, будто от них летели искры.

Вот досада! Я так ждал этого дня и проспал самое главное – начало! Нет, не гожусь я в летописцы! Настоящие летописцы никогда не просыпают великих событий и следят за ними с начала до конца. Наверно, в разгар событий они вообще перестают спать – принимают какие-нибудь специальные снадобья, чтобы бодрствовать и не упустить ничего важного. Они даже предугадывают события. Правда, сегодняшнее событие я тоже предугадал.

Вчера член редколлегии школьной стенгазеты Коля Сморчков подошёл ко мне на перемене и говорит:

– Алик, я слышал, ты записываешь все события вашего двора. Так вот: сразу после воскресника мы собираемся выпустить газету-«молнию». Обеспечь мне статейку о завтрашнем воскреснике. Позаботься заранее, чтобы она читалась с подъемом и вообще звучала как призыв. И постарайся быть в самой гуще событий. Ясно?

– Ясно! – сказал я. – Только что это такое «гуща событий»?

– Вот бестолковый! – поморщился Коля Сморчков. – Значит, в самом центре. Понял? Ну давай, трудись!

Я не совсем понял Колю Сморчкова, он вообще любит выражаться туманно, но мне было очень лестно, что старшеклассник дал мне такое ответственное задание. Вечером я вернулся домой и сразу стал предугадывать события. Между прочим, это довольно трудно: я потел часа четыре, но выжал из себя только одно предложение: «В это утро солнце светило особенно ярко, всё выглядело как-то особенно торжественно…» Больше я ничего не мог придумать, на языке у меня вертелось только два слова: «как-то особенно», а как именно особенно, я не мог представить! В одиннадцать часов вечера мать погнала меня спать.

Лучше бы уж я не предугадывал, что это утро будет особенно солнечное… Но теперь рассуждать было поздно. Я кое-как оделся, кубарем скатился с лестницы и вылетел на крыльцо.

Наш это сад или не наш? Я просто не верил своим глазам! Ещё вчера здесь были пустые грядки, а сейчас их разровняли и собранную в кучу ботву подожгли. Едкий дым длинными седыми космами стлался по земле. Но самое главное, что так изменило наш сад, были земляные холмики, расположенные на равном расстоянии друг от друга. Казалось, в нашем саду всю ночь трудились кроты.

Больше всего меня удивил дядя Терентий. Он расхаживал по саду и отдавал приказы, как командир в разгар боя. Просто удивительно, как это он успевал всё замечать! Фуражка у него сбилась на затылок, волосы взмокли и торчали сосульками. Его слушались, и видно было, что дяде Терентию это нравится.

– Кто же это валит саженцы в одну кучу? – корил он Саньку. – Ты их ставь одно к одному, а корешок присыпь сырой землицей.

И дядя Терентий стал объяснять, как надо это делать.

– А чего их присыпать? Всё равно через час будут в земле, – возразил Санька.

– Ишь какой всезнайка! – нахохлился дядя Терентий. – А знаешь, что за этот час может произойти? Видишь волоски на корнях? Этих волосочков тысячи, они-то и кормят дерево. Вчера их оголили, в дороге ветерком присушило, теперь ещё солнышко прихватит – и готово! Высадишь деревце, а оно и будет болеть несколько месяцев! Нет, брат, так не годится! Девочки, несите сырой землицы сюда!

Иза принесла целое ведёрко. Дядя Терентий укрыл корни и сразу подобрел:

– Вот так, хлопчики, надо делать. По-хозяйски.

Потом он огляделся вокруг зорким взглядом и вдруг закричал на Альку Дешеулину:

– Что же ты, голова три уха, роешь не там, где нужно? Соображение у тебя есть? Для чего я делал разбивку в шахматном порядке?

– Там, где вы наметили, не копнёшь! – пожаловалась Алька.

Люди были заняты делом, а я стоял на отшибе, потому что все лопаты уже разобрали. Вдобавок я чуть не налетел на носилки. Их несла моя мать в паре с управдомом. Дядя Лев высокий, а мать низенькая. Носилки у них перекосились, а тут я их толкнул – земля посыпалась матери на ноги. Я предложил ей помочь, а она только посмотрела на меня строго и сказала:

– Ты молоко выпил?

Кажется, что особенного? Утром перед уходом в школу мать всегда меня об этом спрашивает, но сегодня этот вопрос меня очень расстроил. Ведь если бы я не проспал, то она сейчас спросила бы: «Ты не устал?» – или ещё что-нибудь в этом роде, а я бы удивлённо посмотрел, или пожал плечами, или бы показал ей на мои бицепсы: дескать, с такими мускулами трудно устать!

Мне нестерпимо захотелось сделать что-то такое, чему бы все удивились. Тут меня осенило! Я выхватил у Альки Дешеулиной лопату и сказал:

– Что ты, точно курица, землю клюёшь? Так до самого вечера прокопаешься! Вот смотри, как нужно работать!

Я взмахнул лопатой, но… лезвие звякнуло и упёрлось во что-то твёрдое! Девчонки вокруг противно захихикали. Тогда я поднатужился, размахнулся, но… лопата только заскрежетала. Земля здесь была очень каменистая.

– Хватит выхваляться, отдавай лопату! – закричала Алька. – Поменьше бы спал, тогда и тебе лопата досталась бы.

– Кто, я спал? Да если ты хочешь знать, я всю ночь не сомкнул глаз – писал летопись и предугадывал события.

Я сам понимал, что не в меру расхвастался, но уже не мог удержаться.

– Как же вы предугадывали события? – спросила меня незнакомая девчонка, которую все называли Лялей, – от избытка почтения она перешла со мной на «вы».

– Например, предугадал, что день сегодня будет особенно солнечный. Я так прямо и написал: «В это утро солнце светило особенно ярко…»

– Правда? Неужели угадали?

От удивления девчонки даже копать перестали. Только Алька Дешеулина все ещё сомневалась и, забросив косицы за спину – она всегда их так забрасывает, когда задаётся, – сказала:

– Ну, про солнце-то и радио могло сообщить.

– Нет, – возразила Ляля, – вчера вечером сказали только, что дождя не будет, а про солнце ничего не сказали.

Теперь даже Алька Дешеулина присмирела.

– Устали, девочки! Тогда передайте лопаты другим! – Ира посмотрела на меня внимательнее, улыбнулась. – Это тот самый мальчик, что силу свою показывал? – Она похлопала меня по плечу и крикнула тем, кто сидел на крыльце: – Ребята, а ребята! Идите сюда на смену!

– Нет, мы не устали! – запротестовали девчонки. – Мы только на минутку остановились, чтобы послушать Алика. Он вчера уже предугадал, что сегодня будет.

– Неужели? – лукаво спросила Ира. – А как ты предугадываешь? По руке или на картах?

Алька схватилась за живот, будто уж ей больно смешно.

– Алечка-гадалочка, погадай, ручку позолочу! – закричала она на весь двор.

Я напустил на себя равнодушный вид и ушёл в другой конец двора, чтобы Алька Дешеулина поскорее забыла про меня и про ту новую дразнилку, которую она придумала. Ещё прилепит ко мне эту разнесчастную дразнилку, потом не избавишься!

Глава 31. Я смотрю в будущее

Я так расстроился, что решил уйти домой, но вспомнил про летопись и остался: ведь летопись из пальца не высосешь!

Вдруг потянуло холодком. Солнце уползло за толстое трёхэтажное облако: внизу облако было чёрное, посерёдке серое, а сверху белое и пухлое, словно выпирающее из квашни тесто.

– Как бы нас, друзья, дождик не разогнал! – покачал головой дядя Терентий. – А у нас ещё болтушка не готова. Без болтушки саженцы что дети малые без молока.

И он принялся стряпать эту самую болтушку – мешать в яме глину вместе с навозом. Оказывается, прежде чем саженцы сажать, нужно окунуть их корни в болтушку, чтобы они ожили. Мы помогли дяде Терентию готовить «обед» для саженцев. Ёжик притащил из сарая деревянную лопату, и все ребята по очереди мешали болтушку до тех пор, пока она не стала как сметана, только чёрная.

– Дядя Терентий, дайте мне какое-нибудь самое ответственное задание, – попросил я, – чтобы я был в самой гуще!

– Где? – переспросил дядя Терентий.

– В гуще событий, – повторил я. – Мне поручили написать статью про воскресник, а для этого надо быть в самой гуще.

– Понятно! – покачал головой дядя Терентий и расправил свою пышную бармалейскую бороду. – Тогда отправляйся собирать камни и щебень.

Я сначала возмутился: разве это гуща – камни собирать? Но пока я раздумывал, дядя Терентий бросился к Изе, которая засыпала в яме саженец.

– Корни-то! Корни! – жалобно закричал он.

– Не беспокойтесь, мы их обмакнули в болтушку, – прощебетала Иза.

– Я не про то! – с досадой перебил её дядя Терентий. – Вытаскивай деревце, выгребай землю назад, будем сажать заново.

Узловатыми пальцами дядя Терентий обхватил тонкий бордовый саженец вишни и легонько потянул его вверх. Деревце вытащилось легко.

– Видишь, что сделала? – воскликнул дядя Терентий, отряхивая налипшую на корнях землю. – Я же объяснял – надо корешки расправить. А ты окунула их в болтушку и сунула в землю комом. Смотри, как надо.

Дядя Терентий расправил грязные корешки саженца в разные стороны, присыпал их сверху землёй и начал ногой утрамбовывать рыхлую землю.

– А они так не раздавятся? – опасливо спросила Иза.

– Ничего не случится до самой смерти! – И дядя Терентий ещё сильнее придавил землю. – Надо, чтобы корни плотно сидели в земле, так им легче добывать пропитание.

– Я всё знала, только забыла, – пробормотала Иза.

Стал я таскать камни, как советовал дядя Терентий.

«Ничего, – утешал я себя, – одним пальчиком сейчас выполню это детское поручение, а потом возьмусь за что-нибудь получше».

Я думал, что быстро закончу эту работу, но камней и обломков кирпичей в нашем саду оказалось видимо-невидимо. То и дело меня окликали:

– Алик, забери-ка булыжники, чтоб они под ногами не мешались!

– Алик, собери щебёнку, тут её полным-полно!

Я метался по саду как угорелый. Таскать в руках можно было только крупные камни, а для щебня я приспособил мамино ведро. Дело пошло на лад: куча камней в углу сада росла на глазах.

Димке я заранее отвёл в моей будущей статье самое последнее место: он не столько работал, сколько смотрел сквозь тёмные очки.

– Алик, хочешь, я дам тебе посмотреть, каким будет наш сад? – сказал он мне.

Но у меня не было ни времени, ни желания смотреть в его очки.

– Очень мне нужны твои очки! Я и без них прекрасно вижу, каким он будет!

Между прочим, я не зря это сказал. Я всё время смотрел на дядю Терентия и с его слов ясно представлял себе наш будущий сад.

– Отступите-ка ещё, ещё на два шага! – говорил он Изе и Альке, которые рыхлили землю под малину. – Ведь здесь забор будет! Он не даст малине разрастись, а этот сорт любит простор и солнце. Лоза будет такая кустистая – вас с головой скроет!

И я, по словам дяди Терентия, сразу представил себе будущую малину.

А через минуту его голос донёсся с другого конца сада:

– Отойдите подальше! Груша тесноты не терпит, она вширь раздаётся… Клубнику посадим сюда, под яблоньки. Ничего, они прекрасно уживутся! Пока саженцы наберут силу, клубнике солнца хватит. Ну и клубника будет! Ананасная!

Удивительный человек дядя Терентий! О деревьях и ягодах рассказывает, как о живых людях! У них, оказывается, тоже есть свои привычки и даже капризы.

Дядя Терентий так говорил, будто вокруг него уже выросли деревья – высокие, тенистые. И ветки у них сгибались под тяжестью плодов.

Вдруг неизвестно откуда – не то с неба, затянутого чёрными тучами, не то из-под земли – раздался отчаянный, хватающий за сердце звук: «А-а-а-а!»

– Господи, что же это такое? – воскликнула моя мать.

А тётя Катя схватилась за сердце и, конечно, первым долгом закричала: «Василёк, Василёк, где ты?», хотя Василёк, здоров-здоровёхонек, стоял у неё за спиной.

Взрослые всполошились, забегали по саду, стали заглядывать в ямы для саженцев – уж не провалился ли кто в них? Все начали высказывать свои соображения. Тётя Катя заявила, что это на соседнем дворе дают дёру какому-то сорванцу и что, дескать, так ему и надо – будет наперёд мать слушаться. Дядя Лев сказал, что где-то в другом дворе поймали вора и, значит, нам нечего беспокоиться, а тётя Маша убитым голосом прошептала, что наверняка кого-то ранило.

Вдруг из одного подъезда вынырнул бледный дядя Терентий – и когда он успел туда нырнуть? – и строгим голосом сказал дяде Льву:

– Товарищ управдом, где у вас глаза? В вашем подвале не то режут кого, не то убивают!

– Вы что-то путаете, гражданин! – обиделся дядя Лев. – В подвале – домоуправление, там пусто. Я ещё с вечера проверил.

Но его уже никто не слушал – все бросились в подъезд, а я первый: летописец всегда должен быть впереди.

Дядя Терентий говорил правду – из подвала действительно неслись дикие крики:

– Спасите! Откройте! Спаси-и-ите!

Я съехал по перилам в подвал и всё понял! Старый, вместительный шкаф ходуном ходил, а сквозь стекло в верхней части дверцы, запертой на задвижку, как сквозь иллюминатор космического корабля, выглядывало зарёванное лицо Михея. Нашёл время тренироваться!

Димка поспешно выдернул палку из задвижки и выпустил космонавта на волю. Одетый в старое пальто, в шубу и валенки, он вывалился оттуда, как куль с мукой.

– Что ты надрываешься? Или тебе воды не хватило? – набросился Димка на Михея. – Я же тебе целую бутылку ситро с соской дал!

– И тюбик с селёдочной пастой! – напомнил Санька.

Михей был так напуган, будто его в шкафу искусала бешеная собака. Противогаз он, видимо, сбросил ещё в полёте, а теперь с необыкновенной быстротой стаскивал с себя одежду.

– Она мне под шубу забралась!

– Кто?

– Мышь! Под рубашкой шевелится! Ой! – не своим голосом верещал Михей.

– И вправду вон мышь! – с деланным испугом крикнул Алёшка и лукаво подмигнул нам. – Она у тебя из-за ворота выглядывает!

Михей издал пронзительный визг, похожий на свисток паровоза, и в мгновение ока сбросил с себя последнюю рубашку.

Тем временем в подвал набилось народу – не продохнёшь! Дядя Лев, ни слова не говоря, схватил Михея за плечи и так тряхнул, словно хотел из него душу вытрясти. Тётя Маша, как всегда, начала жаловаться на то, какие нынче пошли непослушные дети, а тётя Катя назвала Михея «порядочным оболтусом» и заявила, что на месте его матери задала бы ему «приличную трёпку».

Вдруг сквозь толпу пробился дядя Терентий и сказал:

– Товарищи родители, что вы накинулись на бедного мальца? Его кто-то запер, и его же вы ругаете. По-моему, надо ругать тех, кто его загнал в этот шкаф!

– Это они заперли, – с готовностью выпалил Василёк, – я сам видел: Димка и Санька…

Димка и Санька попытались нырнуть в толпу, но тётя Катя схватила-таки Саньку и задала ему ту самую «приличную трёпку», которую сулила Михею.

Михей долго ещё не мог успокоиться, а я ему сказал:

– Эх ты, горе-космонавт! Посидел полденёчка в герметической камере и уже скис!

– Ничего не скис! – огрызнулся Михей. – Я не виноват, что мышей боюсь. Это у меня от природы! И нечего было меня с мышами сажать. Никого из космонавтов на мышей не тренировали, я точно знаю. Мышей всегда в других ракетах пускают, отдельно от людей, их только с кошками и с бактериями запускают в космос. Если бы не мыши, я бы в этой кабине хоть год просидел и не покинул бы!

– Товарищи! – крикнул дядя Терентий. – Работа не ждёт!

И опять все повалили наверх. Я, как и полагается летописцу, выскочил из подъезда первым.

Вдруг тяжёлая холодная капля шлёпнулась мне на нос. Я поднял голову: туча стояла уже над самой головой и походила теперь не на слоёный пирожок, а на гигантское ватное одеяло чёрного цвета. Казалось, от собственной тяжести оно вот-вот рухнет на землю. Мне даже почудилось, что край этого одеяла уже зацепился за верхушку тополя. Подул холодный ветер и бросил мне под ноги охапку пёстрой увядшей листвы.

– На террасу! – крикнул дядя Терентий, и все бросились к крыльцу.

Хлынул частый дождь, вокруг стало темно, будто наступил вечер. Василёк скакал на одной ноге и в восторге кричал:

 
Дождик, дождик, пуще,
Я прибавлю гущи…
 

– Чего ты кричишь? – одёрнул его Санька. – Вот размоет всю нашу работу, что тогда будешь петь?

Василёк на секунду примолк, а потом запел на другой лад:

 
Дождик, дождик, тише,
Не долби по крыше!
Накормлю пирожком,
Напою кофейком,
Только будь потише,
Не долби по крыше!
 

Скоро разноцветная радуга, зацепившись одним концом за высокий тополь, перекинулась на другой край неба. Василёк перевёл дух, будто выполнил трудную работу, и сказал:

– Ну вот, теперь уж он перестанет! Можно опять приниматься за дело!

И правда. Умытое небо улыбалось. Солнце вышло из-за тучи, и она стала розовой. А дождь ещё шёл. Всё вокруг сияло, словно с неба спустились тысячи стеклянных бус.

– После такого дождя грибы пойдут, – сказала тётя Катя, не выпуская из своей руки руку Василька – он так и рвался на улицу побегать по лужам.

– И не только грибы. Наши саженцы тоже дождик любят! – добавил дядя Терентий. – На будущий год раскудрявится сад. Любо-дорого будет смотреть! Только чур: следить надо за саженцами, ухаживать, как за детьми малыми.

Дядя Терентий поднял Василька на руки, посадил на подоконник и сказал:

– А ну-ка, давайте посмотрим в будущее.

– Неужели в будущее можно смотреть, как в телевизор? – удивился Василёк.

Мне тоже хотелось посмотреть в будущее своими глазами, ведь я летописец. Но окно загородили спины жильцов, и мне долгое время не удавалось протиснуться вперёд. Потом я пригнулся пониже и пролез между тётей Катей и дядей Терентием к самому подоконнику. Моим глазам открылась удивительная красота!

Солнце после дождя стало ближе к земле. Туча, как трусливая гусеница, уползала за горизонт. Тополь, весь серебряный, стряхивал с веток дождевую пыль.

На террасе собралось немало народу. Было тесно – яблоку негде упасть. Все с удовольствием слушали, каким будет наш сад через несколько лет. Казалось, дядя Терентий говорит сказку: уж очень странно было смотреть на ямы с дождевой водой и представлять на их месте яблони, груши и вишни.

А потом я взглянул на нашу улицу. Я чуть прищурил глаза и мысленно заглянул в будущее…

Вот я иду по ней из школы. Солнце палит нещадно, но тополи бросают густую тень, и мне даже прохладно. И сам я стал высокий, сильный, как молодой тополь, потому что уже закончил десятый класс и вообще превратился в мужчину… Навстречу мне идёт стройная девушка с голубыми глазами, толстыми косами и веснушками, которые к ней очень идут.

«Скажите, пожалуйста, – говорит она, – что это за улица? По-моему, я жила здесь лет семь назад, но, может быть, я ошиблась?»

«Нет, вы не ошиблись!» – говорю я.

«Не может быть! – удивляется Дуся. (Эта девушка и есть Дуся! Я сразу узнал её, а она меня – нет, потому что я очень возмужал, раздался в плечах и стал на целую голову выше её.) – Не может быть! – повторяет Дуся. – Ведь раньше не было этой тенистой аллеи и этого уютного сквера…»

«Их высадили наши ребята», – говорю я, но про себя умалчиваю.

«И вы, конечно?» – догадывается Дуся и уважительно смотрит на меня.

Я скромно киваю головой.

Потом я веду её в наш сад, угощаю яблоками и грушами, из которых так и брызжет ароматный сок. (Если она приедет весной, я поднесу ей букет сирени или черёмухи.)

Потом я схожу за толстым альбомом с надписью «Летопись нашего двора», где описаны все события, которые произошли на нашем дворе, и все трудовые и другие подвиги, которые совершили жильцы нашего дома. Дуся залпом прочитает летопись от корки до корки и конечно по нескольку раз перечитает те места, где описана её коза и скупо обрисованы мои собственные подвиги. А потом…

Тут я спохватился и оглянулся кругом: уж не прочитал ли кто тайные мысли на моём лице?

Но я вижу, что все слушают дядю Терентия и тоже смотрят в будущее. Конечно, у всех оно разное.

Димка смотрит куда-то вдаль, и лицо у него как у победителя, – наверно, воображает себя на сцене. Петька Ёжик сосредоточен: быть может, он рассчитывает скорость полёта будущего космического корабля собственной конструкции. А Михей запрокинул голову и смотрит вдаль. Я проследил за его взглядом – высоко-высоко в небе блеснул крылом самолёт и растворился в солнечном свете.