Текст книги "Самостоятельные люди"
Автор книги: Марта Фомина
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Колюня, Олюня! – набросилась она на внуков. – Да как вам не совестно? Ах вы, гуси лапчатые, пустопорожние головы, петушиные гребешки, кто же так гостей привечает?
Никогда ещё Егор и Юлька не слышали таких интересных ругательств. Колюня голову опустил, устыдился. Узнала бабушка, из-за чего драка, и опять начала интересно ругаться. На этот раз попало и Егору с Юлькой:
– Ах вы, поросячьи хвосты, нашли из-за чего спорить! Все должности – важные! Вот я – сторожиха, за порядком в школе слежу. А дочь – доярка; без молочка не проживёшь.
– А без одежды, которую моя мама шьёт, тоже не проживёшь, – сказала Юлька.
– Вот и выходит, что зряшный у вас был спор. Пойдёмте-ка, я вас молочком напою.
Бабушка повела ребят в учительскую и дала каждому по кружке молока и по куску пшеничного хлеба с мёдом.
Юлька ела и облизывалась – такого вкусного молока ей ещё не приходилось нить. А бабушка всё подливала в кружку да приговаривала:
– Кушайте на здоровье. Молочко парное, только что от коровки. Сразу сил прибавится, будете мне по хозяйству помогать. Ты, Егор, умеешь хозяйствовать?
– Ещё бы, на мне дома всё хозяйство держится! – с важностью ответил Егор.
– А ты, Юля?
– А я посуду мою, пол подметаю и до пяти считаю.
– Вот и дело, – сказала бабушка. – Егор с Колюней гвозди приколотят, я с Олюней – грядки выполю, а ты цыплят постережёшь, которых мне колхоз подарил. Считай свои пальцы – по пять на каждой руке; сколько пальцев, столько и цыплят.
Отправился Егор гвозди приколачивать для занавесок. Ведь скоро учебный год начнётся!
Колюня легко вгонял молотком гвоздь в стену, оставалась только шляпка на короткой ножке – как раз столько, сколько надо, чтоб верёвочку для занавески привязать. А у Егора дело не ладилось: то гвоздь в крючок согнётся, то уйдёт в стену по самую шляпку, то молоток вместо гвоздя больно по пальцу ударит. Но Егор не оставлял дела, пока не вбил в стену два гвоздя по всем правилам. Даже Колюня его похвалил. Хотел Егор вбить третий, как вдруг с улицы донёсся дикий рёв. Егор сразу узнал голос сестры и бросился на выручку.
Из огорода прибежали бабушка с Олюней. Все четверо обступили Юльку, стали её успокаивать. А Юлька плачет-заливается! Может, цыплёнок пропал? Посчитали – ровно десять. Клюют себе пшенную кашу, не обращают на Юльку никакого внимания. Наконец Юлька сквозь плач выдавила:
– Цыплята никак не считаются! У меня на руках пальцев больше, чем полагается!
Посчитали Юлькины пальцы – нет, всё в порядке, ровно десять. Один к одному!
А Юлька не верит.
– Тогда сама посчитай! – говорит ей бабушка.
Стала Юлька считать:
– Раз, два, три… пять… Раз, два, три… пять…
Вот в чем дело: цифру «четыре» забыла!
Пока во всём разобрались, пока работу закончили, солнце высоко поднялось.
– Снесите-ка молочка старшим ребятам в поле! – сказала бабушка. – Сами попили, надо и о других позаботиться. Поди умаялись в поле, сердешные!
Бидончик с молоком был тяжёлый и оттягивал руку.
Ребята несли его по очереди. Сильно припекало. Колюня сорвал четыре лопуха, они, как зонтики, защищали от солнца. Рожь в поле выросла высокая, выше головы. Колосья шуршали, будто друг с другом разговаривали. А в глубине поля кто-то неумолчно стрекотал.
– Кто это? – спросил Егор.
– Кузнечики. Их тут видимо-невидимо.
И правда, один большой кузнечик выскочил на дорогу, сверкнул на солнце длинными голенастыми ногами и опять ускакал в рожь.
Вдруг стрекот стал громче, громче.
– А что это за кузнечик? – спросила Юлька. – Наверно, он совсем большой, раз так громко стрекочет.
Колюня засмеялся:
– Это не кузнечик, это папкин комбайн.
Вышли они на пригорок и увидели громадную машину. Машина подгибала под себя колосья, вытряхивала мякину, а зерно ссыпала в кузов грузовика, который медленно катился по голому полю рядом с громадной машиной.
Это и был комбайн.
– Па-па-а! – хором закричали Подсолнушки.
Комбайнер на рулевой площадке помахал им рукой и тоже что-то крикнул, но за шумом так и не удалось разобрать слов.
– Я уже точно решил: буду, как папа, комбайнером! – сказал Колюня.
– А я сталеваром. И сварю тебе комбайн из самой лучшей стали! – пообещал Егор.
За разговорами не заметили, как пришли к пионерам. Их лица блестели от пота, зато на краю поля выстроились в шеренгу мешки с картофелем.
– А вот и наши солдатушки, бравые ребятушки! – закричал Кроликов, едва завидел Егора с Юлькой. – Давайте-ка к нам на подмогу!
Нахмурился Егор: утром он проспал, потом гвозди приколачивал, теперь будет картошку собирать, а воевать когда же?
– Нам с Юлькой некогда – ехать пора!
– Что ж, поезжайте, – вздохнула Марья Иванна, и весёлые ямочки исчезли с её лица, – только как-то нехорошо получается: колхозные ребята вас встретили, накормили, напоили, спать уложили, а вы им помочь не хотите. Так с друзьями не поступают.
Подумал-подумал Егорка – и правда, нехорошо. За добро добром платят. Стал Егор соревноваться с Подсолнушками – кто больше картошки в свой мешок соберет. Время летело незаметно.
– Стоп! – скомандовала Марья Иванна. – Конец – всей работе венец. Мальчики, собирайте хворост и несите воду из речки! Девочки, чистите рыбу – будем уху варить!
Распрямил Егор спину, – а солнце уже за лес закатилось, на смену дню вечер пришел.
– Что же нам делать? – опечалился Егор. – Как же мы в темноте на станцию пойдём?
– Ночью? Через лес? – переспросил Кроликов и даже плечами передёрнул. – Бр-р-р, страшно! Волки бродят, зубами щёлкают. И особенно они любят детей! Не советую! Переночуйте, а там видно будет. Утро вечера мудренее!
– Давай, Егор, переночуем! – попросила перепуганная Юлька. – Кроликов не обманывает: утро вечера мудренее.
Подумал-подумал Егор – и согласился. А тем временем мальчишки натаскали хворосту и подожгли его. Затрещало, заурчало жадное пламя. Стаи искр взлетели к тёмно-синему небу. Разгорелся костер, да так ярко, что солнце от пламени его зажмурилось и провалилось в лес, как в мягкую постель, – спать до утра.
Зажглись над головой звёзды. Они подмигивали Егору, и ему казалось, что это искорки от костра залетели на небо и тоже разжигают там далёкие пионерские костры.
Вот уже и уха в котле забурлила. Девчонки налили Егору и Юльке по полной миске.
– Ешьте, уха такая, что язык проглотите!
Егор ел да нахваливал, а Юлька свою миску отставила.
– Боишься обжечься? – спросила Галка и подула на уху, но Юлька опять отказалась.
– Я уж лучше посижу голодная, а язык не буду глотать!
Пришлось объяснить, что так говорят про самое вкусное, только тогда она и принялась за еду. После ухи Егор думал, что больше в живот не войдёт ни крошки. Но тут его угостили особой, «пионерской» картошкой, и место в животе для неё сразу нашлось. Ребята пекли такую картошку в золе. Пекли до тех пор, пока она не делалась чёрной, как уголь. Потом прутиками выкатывали они её из костра, разламывали и ели с солью. Румяная корка хрустела и попахивала дымком. Не картошка – объедение!
Ребята перебрасывали её с ладони на ладонь и пели:
Ты, картошка, тошка, тошка, тошка, тошка!
До чего ж ты хороша, ша, ша!
Быть может, от этой волшебной песни картошка стала такой аппетитной?
Юлька заснула на руках у Марьи Иванны, а Егор с Подсолнушками ещё долго сидели и подбрасывали в пламя ветки. Костёр, как добрый волшебник, преобразил всё вокруг: разрумянил ребятам щёки, засветил огоньки в глазах, развеселил даже самых застенчивых. Галка, у которой оказался красивый и звонкий голос, на бис исполняла песни. Кроликов читал басни и очень смешно и похоже изображал зверей, Помидора лихо отплясывала, а Костя читал свои стихи. Особенно хорошо он продекламировал про Вьетнам и про то, как он мечтает поехать в эту далёкую страну, чтобы помочь вьетнамским рабочим и крестьянам бороться за свободу. Костю качали и называли поэтом, а он кланялся на все четыре стороны, как артист, и обещал написать про ребят и про то, как они копали картошку.
У Егора сердце заколотилось от радости: наконец-то он нашёл для себя достойного попутчика! Юлька не в счёт: мала, и глаза у неё всегда на мокром месте.
Это будет настоящий товарищ! Серьёзный, не то что Кроликов, у которого только шуточки на уме. Надо потолковать с Костей наедине, чтобы никто не помешал.
Но Костя, как нарочно, всё время был окружён ребятами – пел, танцевал, дурачился и не думал уединяться.
«Хоть бы опять сунул нос в книгу!» – подумал Егор и, чтобы скорее привлечь к себе внимание Кости, стал вертеть в руках его любимую книгу «Приключения Робинзона Крузо».
Но Костя ничего не замечал. Тогда Егор стал подбрасывать книгу, как мяч, – того и гляди, полетит в костёр! Такое трудно было не заметить.
– Ты, пацан, чего хулиганишь? – возмутился Костя. – Положь на место, это необыкновенная книга: про то, как великий путешественник прожил несколько лет на необитаемом острове. Клад, а не книга!
– Тогда я её себе возьму, – сказал Егор и побежал к лесу, а для большей уверенности ещё и длинный нос Косте показал.
Дальше всё шло как по маслу: Костя разъярился и погнался за Егором. Егор был вёрткий, и Косте удалось нагнать его уже на самой опушке бора. Сгоряча он не стал слушать объяснений и накостылял как следует. Но Егор всё стерпел – чего не снесёшь ради поставленной цели?
Костя, в общем-то, был парень добрый. Поняв, в чём дело, он даже извинился, но на Егоркино предложение бежать на войну вместе согласился не сразу:
– Дело не простое, обмозговать надо.
– Давай обмозгуем, – согласился Егор.
– Ты географию проходил?
– Нет, но учительница говорила, что в третьем уже расскажет нам про, холодные и про жаркие страны.
– Пойдём в школу, там потолкуем.
Костёр позади заманчиво подмигивал, звал к себе. Костя облизнулся даже, когда посмотрел в его сторону, – не то вкусную картошку вспомнил, не то весёлые песни и пляски. Но Егорка топтался рядом с таким нетерпением и столько в его глазах было веры в его, Костин, мужской авторитет, что он махнул рукой и зашагал в темноту.
Пришли они в школу, в ту комнату, где Егор с Юлькой спали. Костя зажёг свет, подвёл Егора к карте.
– Вот это весь мир, все страны, только в сильно уменьшенном виде. А эта звёздочка – наша Москва.
– А где же Семёновское?
– Семёновское на карте даже не обозначено. Оно под самым боком у Москвы, при городе, поэтому и колхоз называется – пригородный.
– Недалеко же мы с Юлькой уехали! – приуныл Егор.
– Недалеко, – подтвердил Костя. – А вот теперь смотри, где Вьетнам.
Длинный нос Кости, нацеленный вверх на Москву, как указка, спустился в самый низ карты. Чтобы разглядеть Вьетнам, пришлось сесть на корточки.
– Вот сколько стран нужно проехать, сколько морей переплыть, чтобы во Вьетнам попасть. Пешком и за год не дойдёшь. А если бы и дошли, что толку?
– Как что? – возмутился Егор. – Прогнали бы проклятых буржуинов из Вьетнама, и дело с концом.
– А они в другом месте начнут войну, как тогда?
– И оттуда прогоним!
– Чем? Палкой? – усмехнулся Костя.
– Танками, самолётами, пушками…
– А управлять ими умеешь?
Нахмурился Егор, опустил голову, как упрямый бычок.
– А ты меня научи, а не смейся!
Нагнулся Костя к самому уху Егора и шепнул, хотя в комнате никого не было:
– В том-то и дело, что я тоже не умею. Это, брат, дело нешуточное, долго надо учиться.
Тут дверь распахнулась – Марья Иванна спящую Юльку на руках принесла. Уложила её в постель, свет потушила и Егору велела ложиться.
– Ладно, утро вечера мудренее, – сказал Костя на прощанье. – Завтра в Мавзолей Ленина поедем. У меня на Красной площади всегда верные мысли приходят в голову. Про Вьетнам я тоже там сочинил. Там мы с тобой всё ещё раз и обмозгуем. Идёт?
Может, и правда, утро вечера мудренее? Прилёг Егор рядом с сестрой, и сразу отлетели от него все заботы. Через несколько минут заглянула Марья Иванна в комнату, а Егор уже посапывает – вот как за день уморился! Так уморился, что утром она с превеликим трудом его растолкала:
– Вставай, вставай, тебя мама по телефону вызывает!
Сон сразу слетел с Егора.
– Мама? А как она узнала, что мы здесь?
– Мама всё узнаёт, – улыбнулась Марья Иванна. – На то она и мама! Беги в учительскую – трубка на столе лежит, а я Юлю разбужу, пусть и она поговорит.
Бросился Егор со всех ног в учительскую, схватил трубку, и вдруг такая робость на него напала – ни слова не может вымолвить.
– Это ты, Егорка? Молчишь? – спросил строгий мамин голос.
– Я-а, – прохныкал Егор.
– Ну молчи, молчи, дома мы с тобой как следует поговорим. А теперь слушай меня внимательно. Я знаю, что Марья Иванна и её ученики очень хорошие люди. Это они мне о вас, паршивцах, телеграфировали. Слушайся их во всём. Понял?
– По-о-ня-ял! – проныл Егор.
– А если не будешь слушаться, – с угрозой сказала мама, – то я тебя всё равно везде, хоть под землей, найду, и тогда мы с тобой так поговорим, что ты света белого не взвидишь!
Тут в учительскую влетела Юлька, вся розовая от сна, с соломинками в волосах и, взяв трубку, затараторила без передышки:
– Мамочка, здравствуй, мы с Егоркой до Вьетнама ещё не доехали! Но ты не беспокойся – доедем! Мы с Егоркой стали ужас какие самостоятельные! Я научилась считать до десяти, вылечила Галку – это не птичка, а девочка, – ещё я научилась петь новые песни, печь картошку по-пионерски, ещё познакомилась с Подсолнушками… – Тут Юлька замолчала и пожаловалась Егору: – Там вместо мамы гудят автомобили…
– Это значит, что разговор кончился, – объяснила Марья Иванна. – Ничего, не огорчайся. Приедешь домой, всё расскажешь подробно. А сейчас пора завтракать и – в путь-дорогу!
– Ну что, потолковал с матерью? – спросил Костя, когда мрачный Егор сел рядом на траву и получил от Помидоры свою порцию каши с молоком.
– Потолковал! Сказала, что поговорит со мной так, что я света белого не взвижу.
– Надо было тебе с родителями посоветоваться – тайком из дому уходят только трусы.
– Но они бы меня… – буркнул Егор.
– Всё может быть! – согласился Костя. – Но что значит пара тумаков? На войне куда труднее! Да ты не унывай: когда мы с тобой всё обмозгуем, то пойдём к твоим отцу-матери вместе. Будь спокоен! При посторонних все родители стесняются своих детей колотить. Я на собственном опыте знаю. По рукам?
– По рукам!
Колхозные пионеры провожали гостей до самой станции, а Подсолнушки с бабушкой – до околицы.
– Приезжайте парное молочко пить, петушиные вы мои гребешки, буйные головушки! – приговаривала на прощанье сторожиха.
– Спасибо, а вы – к нам в Москву! – хором ответили ребята.
По дороге к станции трубили в горны, били в барабаны. Прохожие оглядывались и говорили:
– Пионеры идут!
Теперь Егор держался ближе к Косте, а Юлька подружилась с Галей и всю дорогу с ней болтала. Костя – и в электричке и в троллейбусе – читал толстую книгу про Робинзона Крузо, и Егор ему не мешал: может, этот необыкновенный человек поможет им обоим!
Выйдя из метро, пионеры с Егором и Юлькой пришли к длинной очереди рядом с кремлевской стеной. Очередь медленно двигалась к Красной площади, все меньше и меньше слышалось смеха и шуток. Костя, наконец, вытащил нос из книги и сказал Егору:
– Смотри, Егор, вокруг тебя живая история. Эти кремлевские стены видели революцию, по этой брусчатке скакала конница Будённого…
Его глаза под стёклами очков заблестели, нос вроде заострился, и вдруг Костя начал декламировать:
История с нами сейчас говорит,
Кремлёвские звезды, кремлёвский гранит…
– Кость, а когда же мы начнём обмозговывать… – перебив его, напомнил Егор про уговор.
– Не мешай! – досадливо отмахнулся Костя.
Замолчал Егор, стал вперёд смотреть – далеко ли до Мавзолея.
Уже недалеко. Красная площадь вокруг пустынна, только голуби воркуют да стучат по брусчатке каблуки людей, пришедших свидеться с Лениным. А позади, из сада, всё течёт и течёт людской поток, и нет ему конца.
Вот и Мавзолей. По обеим сторонам дверей часовые замерли в почётном карауле. Шевелит ветерок волосы на обнажённых головах людей. Егор тоже снял свою панамку. Однажды он уже был здесь с отцом. Но и теперь, как и в тот раз, сжалось, забилось его сердце. Подумал:
«Был бы жив дедушка Ильич, не пришлось бы нам с Костей обмозговывать – он бы сразу, что нужно, посоветовал!»
И представил Егор, как бы всё легко устроилось. Сказал бы Ильич отцу с матерью: «Отпустите вы вашего сына! Да побыстрее! Храбрые люди очень нужны на войне!» Мать бы, конечно, заплакала, но стала бы собирать сына в дорогу, а отец бы крякнул, но отправился бы на завод и отлил бы для Егора самую дальнобойную пушку…
В Мавзолее играла тихая, торжественная музыка. Костя поднял Юльку на руки, чтобы она хорошо видела дедушку Ленина. Но люди шли не останавливаясь, и Юлька не успела опомниться, как Костя вынес её на площадь и опустил на землю.
– Я хочу обратно! – закапризничала Юлька. – Я ещё на дедушку Ленина не насмотрелась!
– Нельзя, видишь, сколько народу пришло с Ильичём встретиться?
– Но мне ещё надо с ним посоветоваться – куда нам с Егором дальше идти?
– А посоветоваться ты и так можешь…
Марья Иванна присела перед Юлькой на корточки и знакомым жестом отбросила волосы назад. А глаза такие лукавые! Вон и ямочки на щеках. Неужели смеется?
– А как посоветоваться?
– Надо читать книжки, которые написал Ленин. В них на любой вопрос есть ответ.
Задрожали у Юльки губы.
– Я ещё читать не умею.
Марья Иванна ободряюще подмигнула.
– Не горюй, я тебе помогу. Приходи к нам в школу. Для детей у дедушки Ильича есть один волшебный совет, который он сам всю жизнь исполнял: учиться, учиться и учиться! Тогда любая мечта сбудется, и даже самая главная – прогнать буржуинов из всех стран на свете.
Не поймёт Егор: вроде бы Юльке говорит Марья Иванна, а сама на Егора смотрит…
Скоро все пионеры вышли из Мавзолея и присели отдохнуть на каменную скамью. Мимо серебристых ёлок, замерших, как часовые на посту, всё текла и текла людская река.
Притихли ребята. Костя бормотал свои новые и, наверно, очень хорошие стихи, навеянные легендарной Красной площадью.
– Ну так как, Егор? – спросил Костя, когда кончил декламировать. – Давай теперь обмозгуем, как быть дальше.
– Я уже обмозговал, – сказал Егор. – В школу пойду.
– Да, мы в школу пойдём, – подтвердила Юлька.
– Вот и молодцы! – похвалила Марья Иванна. – Сразу видно, что вы люди самостоятельные!
Работнички
Кто такой Митяй-Починяй!
Митяй живет в новом городке на улице Космонавтов. Таких городков теперь много строят вокруг нашей столицы. Дома здесь красивые, с балконами. Комнаты тёплые, светлые, удобные. Когда Митяй первый раз зашёл в новую квартиру, он сразу же стал обстукивать пол и стены своим молотком.
– Что ты, сынок, делаешь? – спросил отец. – Я сам этот дом строил. Всё в порядке, можешь не беспокоиться.
Но Митяй всё стучал, стучал, и скоро из соседней комнаты донёсся его басовитый голосок:
– Папа, иди скорее! Здесь пол починять надо!
Оказывается, одна доска была сырая, потом высохла, погнулась и заскрипела. Отец стал объяснять сыну, что через год-два во всём доме будут заново перестилать полы – так положено. Но Митяй только головой мотал:
– Никуда не годится! Надо сразу крепко делать!
Пришлось отцу согласиться – ведь он сам часто так говорит, чего же обижаться?
– Ну если ты у меня такой строгий, прибей эту половицу, чтоб не скрипела.
Достал отец банку с гвоздями, выбрал один потоньше и протянул сыну, а сам спустился к подъезду за мебелью. Когда отец и мать вернулись обратно, то лишь руками развели: пустая банка валялась в углу, зато на половицах сияли серебряные пуговки гвоздей. Пол, ещё недавно гладкий и блестящий, стал рябым от ударов молотка. Митяй, потный и весёлый после нелёгкой работы, с гордостью смотрел на родителей:
– Теперь ни одна доска не будет скрипеть. Я сам все починил.
Рассердилась мать, схватилась было за ремень.
– Ах ты, Митяй-Ломай, вот я тебе сейчас покажу!
Обиделся Митяй, надулся, засопел:
– Я не Ломай, я Починяй!
– Ничего, так даже красивее. Вижу, что из сына добрый строитель получится. Молодец Починяй!
– Молодец, молодец! – похвалил себя и Митяй.
А глаза совсем слипаются: устал Митяй, уморился.
– Иди сюда, помогай, сын! – кричит мать из кухни.
– Ты что, мама, не видишь, я с ног валюсь от усталости, – бормочет Митяй – точь-в-точь как отец после работы – и засыпает прямо на полу, подложив под щёку свой любимый молоток.
Как Митяй табуретку чинил
На другой день Митяй отправился на улицу, потому что в квартире он уже всё починил.
А на улице было шумно и весело. Ярко светило весеннее солнце. Звенела капель, дзинькали, отрываясь от крыш, сосульки, журчали ручьи – казалось, вокруг пели маленькие невидимые колокольчики.
Все двери в доме были гостеприимно распахнуты. Возле подъездов урчали большие сердитые грузовики. Люди осторожно снимали с них столы, стулья, диваны, шкафы, всякую другую мебель и ставили на тротуар. Посмотришь – будто большая квартира прямо под открытым небом. Митяй стал ходить по этой квартире и присматриваться, нельзя ли и здесь что-нибудь починить.
Он трогал рукой столы и стулья – не расшатались ли у них ножки. Дёргал ручки у тумбочек – не отклеились ли. Сегодня Митяю явно не везло: столы стояли прочно, платяной шкаф ослепительно сверкал, и ни одна ручка не выдернулась из тумбочек.
Расстроился Митяй – нет настоящей работы, а он не привык бездельничать. И вдруг между важным шкафом и никелированной кроватью он увидел… табуретку! Обыкновенную кухонную табуретку с перекладинками, на которые так удобно ставить ноги.
Табуретка, видно, немало претерпела в своей жизни. Краска на ней облупилась, перекладинки почернели. Митяй качнул табуретку – она скрипнула, будто пожаловалась. Одна ножка подогнулась внутрь, потому что гвоздь наполовину вылез из гнезда. Еще немного – и ножка отвалится.
– Сейчас я тебя починю, не бойся, – успокоил Митяй табуретку. Левой рукой он взялся за ее край, а правой размахнулся и…
– Ты что тут делаешь? – прогремело над головой.
Дальше Митяй не слышал – вместо табуретки молоток ударил по пальцу. Митяй вскрикнул и зажмурил глаза. А когда открыл, то сквозь слезы увидел незнакомого дяденьку. Дяденька был чёрный и очень кудрявый. Даже на руках и на груди у него курчавились волосы.
Дяденька присел на корточки, взял Митяеву руку и изо всех сил подул на ушибленный палец – от этого сразу стало легче.
– Терпи, казак, атаманом будешь! – утешил дяденька и крикнул куда-то назад: – Ириха, неси сюда йод и бинт. Да живее! Одна нога здесь, другая – там!
– Сейчас! – быстро отозвался тоненький голосок.
– Ты кто такой будешь? – спросил дяденька.
– Я Митяй-Починяй.
– Кто-кто?
– Починяй.
– Это у тебя фамилия такая?
– Нет, фамилия у меня Федоров. А Починяй – это меня так зовут, потому что я всё починяю.
Дяденька присвистнул, как мальчишка:
– Что же я тебя сразу не узнал, Митяй-Починяй? Ты такой же рыжий, как отец. И такой же деловой.
Потом посерьёзнел и пожал Митяю здоровую руку.
– Давай знакомиться. Я дядя Коля Токарев. А это моя дочка. Прошу любить и жаловать. Когда она тебя вылечит, приходи к нам табуретку дочинивать. Ну, врачиха, приступай к своим обязанностям.