Текст книги "Обет молчания"
Автор книги: Марселла Бернстайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Глава 36
Доктор Бивен барабанил костяшками пальцев по крышке стола, в глубокой задумчивости выпятив нижнюю губу.
Сара сосредоточенно разглядывала свою левую руку, крючковатые, негнущиеся пальцы, безобразные, как когти.
– Рука отнялась, пальцы висят бесполезной плетью. Вот уже две недели не сгибаются и не разгибаются. Боль невозможно терпеть. – Сара была расстроена. Правой рукой она провела от кисти до плеча и потерла. – Пылающая какая-то боль, пульсирующая.
– Странно, нет никакой опухоли, – вставила сестра Марк. – И с лимфатическими узлами все в порядке.
– Сделаем анализ крови, с тем чтобы исключить ревматический артрит и еще пару-тройку болячек, – распорядился доктор. Вид у него был менее оптимистичным, чем тон. – Хотя сомневаюсь, что это что-то даст.
– Что это может быть, доктор? – с тревогой спросила Сара. – Все было так хорошо. Я поправлюсь?
– Думаю, это просто фортель вашего подсознания, – сказал он, отвечая на первый вопрос. – Таково мое видение вашей проблемы. Очередное напоминание о тесной эмоциональной связи с сестрой-близнецом.
Она насторожилась, приподнялись плечи.
Сестра Марк поспешила вставить:
– Насколько нам известно, с Кейт все в порядке, учитывая, что два месяца назад она перенесла операцию. С рукой это никоим образом не связано.
Доктор оглядел из-под очков обеих женщин.
– Не будем спешить с выводами, дождемся результатов анализов. Если они окажутся отрицательными, придется искать более глубокие корни проблемы. Понимаете, что я имею в виду? Психоанализ. Пора расставить все точки над «i» в этой истории.
Сестра Марк увидела, как внезапно побледнела Сара, когда до нее дошел смысл сказанного.
Она казалась ей такой уязвимой. Напрочь лишенной многослойного защитного налета, что образуется с годами. Вид несчастной девушки вызвал у медсестры прилив материнской нежности и заботы.
Сестра Марк наклонилась к ней.
– Не стоит так переживать. Все будет хорошо, – уверенно сказала она. Сестра Гидеон посмотрела на нее взглядом, полным надежды. – Мы что-нибудь придумаем.
Отец Майкл доедал завтрак, когда позвонила матушка Эммануэль.
– Надеюсь, я вас не разбудила, отец Майкл.
В голосе ее Майкл уловил нотку снисходительности: как и все обитательницы монастыря Пречистой Девы в Снегах, всю свою жизнь она вставала с петухами. Священник проглотил последний кусочек тоста.
– Разумеется, нет. Я только что вернулся с мессы.
Он догадался, что матушка звонит с мобильного телефона, скорее всего, из сада: среди прочих звуков слышался треск веток. Без лишних слов она перешла к делу:
– Состояние здоровья сестры Гидеон вновь дает нам повод для волнений. Она опять занемогла. – Из трубки послышался досадливый вздох. – Мы думали, что скверная история с ее сестрой закончилась, но, как видно, ошиблись. На сей раз у сестры Гидеон отказала рука, ей становится хуже день ото дня. И доктор Бивен отрицает физическую природу болезни. Он убежден в том, что ее недуг вызван психологическими причинами.
– Знаете, не так давно мне на глаза попалась статья об исследовании близнецовых пар, живущих врозь. Так вот, там написано, что если один из близнецов, к примеру, умирает, пусть даже при рождении, велика вероятность того, что второй будет скорбеть о нем всю оставшуюся жизнь.
– Вполне логично предположить, что с сестрой Гидеон происходит то же самое или что-то в этом роде. Невероятный случай.
– С годами, – продолжал он, – оставшийся в живых близнец приобретает черты умершего.
– Как бы то ни было, – помолчав, добавила она, – нельзя было разлучать этих двух девочек.
– Плохо то, – сухо ответил он, – что в девочках не поощряли стремления к самостоятельности и независимости. Это могло бы предотвратить трагедию.
– Так или иначе, старая проблема сестры Гидеон никуда не делась. Ее левая рука практически нетрудоспособна. Мы зашли в тупик. У медсестры, правда, на этот счет имеются кое-какие соображения, но мне интересно узнать ваше мнение.
Поездка монахинь из монастыря Пречистой Девы в Снегах в Лурд была запланирована на середину августа. Было решено, что одной из трех монахинь будет сестра Гидеон. Счет, как всегда, был оплачен из фонда миссис Глин.
Вместе с сестрами пожилая леди регулярно совершала паломничество по святым местам. Считая ее бедной женщиной и зная, что у нее нет ни семьи, ни поддержки, они никогда не брали с нее больше банки домашнего варенья. Во время одной из поездок с ней случился сердечный приступ, и монахини целый месяц не отходили от ее постели, пока она жила в гостинице ордена.
Каково же было всеобщее удивление, когда спустя несколько лет после ее смерти от ее поверенного пришло письмо, в котором сообщалось, что впредь поездки монахинь ордена в Лурд будут оплачиваться из ее средств. С тех пор за семь лет в маленьком французском городке побывали пятнадцать монахинь, а имя миссис Глин исправно упоминалось в благодарственных молитвах.
В этом году погода рано испортилась, и Дувр встретил их густым туманом. Ночь застала богомолок в пути, и им пришлось заночевать в гостинице. Несмотря на смертельную усталость, да еще с непривычки – матушка Антробус, например, не покидала Уэльса в течение сорока пяти лет, – в незнакомом месте им плохо спалось.
Паромный терминал напоминал гудящий улей, за бетонными причалами плескалась кромка угрюмой серовато-бурой воды. Отличительным знаком паломников служили бело-голубые значки Католической ассоциации, их было множество. Элегантная темнокожая женщина и ее сестра с детьми на руках и летними колясками, увешанными памперсами. Дети постарше, пожилые дамы в инвалидных колясках, включая сестру Антробус.
Седая, коротко остриженная женщина пыталась рассказать сестре Антробус о чьем-то брате, чья слепота прогрессировала до тех пор, пока… Матушка Антробус была глуха и, не понимая ни слова, лишь вежливо улыбалась. Ее внимание, Сара заметила это, было поглощено мальчиком лет двенадцати в инвалидной коляске рядом с ней, он сидел неестественно прямо в хитросплетении ремешков и застежек. Мягкая кожаная повязка вокруг лба прижимала его голову к обитому мягкой тканью стулу. Его руки были худы и длинны. Женщина, садящая рядом, очевидно, его мать, ласково поглаживала его прекрасные белокурые волосы. Бедное дитя, подумала Сара. Так хочется верить, что Лурд исцелит его. Хотя неискушенному глазу видно, что его болезнь неизлечима. Этому мальчику остается уповать только на чудо. Она снова посмотрела на него, его коляска была приставлена к сиденью его матери. Она разговаривала с ним и, оглядываясь по сторонам, описывала ему происходящее.
Почувствовав на себе взгляд, женщина обернулась и улыбнулась Саре. Сказав что-то мальчику, она поднялась, положила руку ему на плечо – она делала так время от времени – и приблизилась к монахиням.
– Мне не совсем удобно беспокоить вас просьбой, – обратилась она, – но мне нужно срочно отлучиться на минутку, а мне совсем не хотелось бы оставлять Росса без присмотру среди такого множества незнакомых людей.
Сара незамедлительно встала.
– Не волнуйтесь.
Она села подле мальчика. Его голова в переплетах кожаных ремешков слегка отвернулась от нее, и когда она обратилась к нему: «Привет, Росс», ответа не последовало. Как же она недогадлива, он не может ответить ей.
Мальчик забеспокоился, его тело в корсете из ремней и пряжек забилось в непроизвольных конвульсиях. Сара беспомощно озиралась вокруг. Паром был до отказа заполнен пассажирами, у туалета, должно быть, скопились длинные очереди. Успокаивая скорее себя, чем его, Сара сказала:
– Не беспокойся, дорогой, мама скоро вернется.
Маленькое хилое тельце продолжало вздрагивать, подавая сигналы тревоги. Зная, что он, как и матушка Антробус, ничего не слышит, она все же наклонилась над ним.
– Росс? – отчетливо сказала она.
Под действием мгновенного импульса, забыв о многолетней привычке (не касайся ближнего, обязывал устав, даже в игре), она накрыла бескостную руку мальчика своей собственной. Его рука оказалась удивительно теплой и мягкой. Непривычное ощущение. Она посмотрела ему в лицо, чтобы увидеть, как он отреагирует.
Его глаза зажглись интересом и какой-то особенной отзывчивостью, молчаливый язык эмоций красноречивее любых слов. Она поймала его взгляд и дотронулась рукой до белого канта.
– Это – часть моей одежды, – сказала она.
Лицо мальчика пришло в движение. Сара поняла, что он пытается улыбнуться: в его выразительных глазах вспыхивали искорки веселья, подобно свету маленьких огоньков.
Она стала рассказывать ему об Уэльсе и о целях их поездки. Ей очень хотелось, чтобы он услышал ее, хотя она понимала, что это совсем не имеет значения. Важно дать ему понять, что он кому-то интересен, что кто-то хочет с ним общаться.
Вокруг галдели люди, заказывая напитки, сэндвичи, чипсы и обсуждая беспошлинные покупки. Людей, ехавших в Лурд, объединяла вера. Понимая, что рассчитывать на мгновенное непременное чудо наивно, они верили в то, что святые места дадут им надежду и укрепят силы справиться со всем, что готовит им будущее.
Что поделать, человеческой натуре свойственна неуемная вера в лучшее: а что, если, а вдруг? Ведь так много людей излечились, так много рассказывают о благотворном, воскрешающем действии святой воды.
А вдруг для них это шанс? Вдруг их святая вера будет вознаграждена? И чудо все-таки случится, и недвижимые колени сестры Антробус вновь обретут пластичность, и скованные параличом бедра позволят ей обрести способность самостоятельно передвигаться? А чешуйчатая, в струпьях кожа сестры Эндрю вновь приобретет здоровый вид? А вдруг восстановится функция ее левой руки?
Но сейчас выражение глаз двенадцатилетнего мальчика казалось ей большим чудом, чем то, которое она ожидала увидеть в Пиренеях.
– С ним все в порядке? – Сестра Эндрю, посерьезнев, внимательно осматривала мальчика.
Сара отвлеклась от своих мыслей. Мальчик тяжело дышал. Он, с трудом открывая рот, судорожно хватал воздух, его тело бешено колотило изнутри.
– Его мать не сказала, что делать в экстренном случае?
– Нет. – Сара наклонилась к нему и вновь дотронулась до его руки. – Росс, тебе нужно принять какое-то лекарство? Может, таблетку?
– Похоже на астму, – высказала свое предположение сестра Эндрю. В этот момент в поле зрения появилась мать мальчика.
– Извините, я задержалась, – сказала она, запыхавшись. – Эти очереди просто… Росс, мальчик мой, сейчас дам тебе ингалятор. – Она повернулась к Саре. – Разве его не было на столике? Я оставляла его здесь на всякий случай. – Она запустила руку в сумку, висевшую на поручне коляски. – Слава богу, у меня всегда с собой запасной. – Она извлекла коричневую бутылочку цилиндрической формы и поднесла к губам Росса. – Сейчас, мой дорогой, сейчас тебе полегчает.
Мальчик стал вдыхать спасительную жидкость. Его мать пояснила:
– Наверное, он разволновался из-за моего отсутствия, и это вызвало приступ. Ничего, сейчас пройдет. – Она прочла тревогу на напряженных лицах. – Ничего страшного, с ним такое случается. Он, вероятно, по неосторожности уронил оставленный баллончик.
Руан.Почти трое суток в поезде. Монахиням пришлось добираться до места в одном из вагонов Красного Креста, которые предназначались для перевозки немощных паломников, хотя ни одной из них не требовалось специально оборудованное спальное место. Пуатье.Через равные промежутки времени весь поезд дружным эхом отзывался на молитвы, транслируемые по радио. Бордо.На вторые сутки в полдень они достигли откоса Пиренеев.
Когда вдали показался Лурд, все, кто был способен передвигаться, столпились у окон, чтобы лицезреть знаменитую реку из грота Святой Девы Марии, что текла неподалеку от железнодорожного полотна.
Сгорбленный валлиец, утверждавший, что совершает паломничество уже в пятнадцатый раз, рассказывал желающим о местных купальнях. Видите? Сара увидела желтый отсвет свечей паломников и под неясным нагромождением крутой отвесной поверхности (это – скала Масабьель, видите?) сам грот.
В поезде, перекрывая гомон взволнованных голосов, зазвучали репродукторы. Мужской хор голосов исполнял знакомую песню, довольно сентиментальную, но вместе с тем необыкновенно трогательную.
«Святая Мария, – пела дюжина мужских голосов, – наши сердца горят…»
– Эту песню поют всякий раз во время факельной процессии, уж я-то знаю. – Чтобы быть услышанным валлийцу, приходилось кричать. – В ней шесть десятков куплетов, – добавил он с гордостью так громко, как только мог, – и я знаю наизусть их все.
Сара и сестра Эндрю переглянулись. Валлиец успел сообщить им, что намерен остановиться в той же гостинице, что и они.
– Держу пари, – пробормотала сестра Эндрю, – мы очень скоро услышим эту песню от начала и до конца.
Глава 37
Они остановились в отеле под названием «Мон-Рефьюж», чей безупречный светло-розовый фасад со стороны улицы прятался за кованой оградой. У входа стояли пальмы в глиняных горшках. В вестибюле – красный ковер, тонированные стекла с подсветкой. Хозяйка отеля, респектабельная дама в черном, из-за высокой стойки наметанным глазом с ног до головы окинула вошедшую парочку.
Майкл готов был поклясться в том, что комнаты она подобрала для них в соответствии с только что полученным впечатлением. Он поставил свою подпись в книге регистрации после Кейт, не прибавив к фамилии звания. Поднимаясь по лестнице, он вполголоса сказал:
– Держу пари, она поняла, что у меня в чемодане – катехизис.
– Она просто заметила твой нимб. – Кейт с удивлением подумала о том, что пытается подтрунивать над ним. Еще больше ее удивляло то, что Майклу нравились ее шуточки.
– Он у нас один на двоих, – с притворной сухостью проворчал он.
Никто из них не решался заговорить о пережитой физической близости. Теперь, когда их связывала общая тайна, они не умели выразить свои чувства словами и боялись нечаянно порвать тонкую нить. Они не спеша, с большой осторожностью продвигались в своих отношениях, изучая привычки и слабости друг друга – бег трусцой ранним утром, джем на завтрак, горчица или томатный соус, делая это бессознательно, нисколько не задумываясь над тем, почему это для них так важно.
Каждый в душе был уверен в том, что подобный взрыв страсти больше не повторится, настолько непредсказуемым и неожиданным он был для обоих. Их мучили сомнения и тяготили личные проблемы. Ни Кейт, ни Майкл не прельстились бы ни к чему не обязывающей случайной интрижкой. Еще в тюрьме она стала задумываться над тем, что для полноты счастья ей не хватает мужского плеча. Выйдя на свободу и открыв в себе много нового, она лишь утвердилась в своей правоте. Признавшись Майклу в том, что в жизни ей нужна обыкновенная земная любовь, она имела в виду стабильные отношения, в которых секс играет немаловажную роль. Не иначе. Если Майкл несвободен и не может любить ее, что ж, значит, не судьба, придется поискать кого-нибудь другого.
Она прекрасно понимала, что для Майкла эта связь была грехопадением. В день, когда произошло их «свидание» (она не знала, как можно назвать это по-другому), он гнал машину до тех пор, пока не увидел церковь, где он смог исповедаться. Кейт многое бы отдала, чтобы узнать, что же все-таки сказал Майкл в ответ на традиционное: «Согрешил ли ты перед Богом?»
Много лет назад духовный наставник говорил ему: «Покаяние – это удивительное таинство. Лишь рассказав о своих грехах, ты сможешь попытаться вновь отыскать утраченную добродетель».
Перед глазами Майкла возникло ее спокойное лицо с ровной свежей кожей. Он вспомнил о том, как сильно желал ее, и о том, насколько было велико наслаждение, подаренное ею. И он промолчал.
Он не смог назвать то, что произошло между ними, грехом. Если ему и предстоит держать ответ перед Господом, он сделает это без свидетелей.
Их поселили в соседние номера, двери которых выходили в узкий коридор. Там стояла такая невыносимая жара, что Майклу пришло на ум посмотреть, где находится пожарная лестница. Кейт тоже открыла дверь своей комнаты.
– Ну и как тебе? – спросила она и рассмеялась.
В небольшом номере уместилась двуспальная кровать, два кресла и несколько стульев. В стенном проеме за занавеской на металлической перекладине висели вешалки для одежды. В другой проем втиснулась крошечная душевая кабинка, в которой можно было мыться только стоя.
Майкл осмотрел свой номер и вернулся.
– В моем есть шкаф. – Он поморщился. – Я слышал о том, что в Лурде постояльцев напихивают в гостиницы, словно селедок в бочку, но чтобы до такой степени… Если хочешь, можем поискать другое место.
Кейт обвела взглядом небрежно оклеенные обоями ниши в стене. В каждой была установлена фигурка Святой Девы, святого Иосифа, святой Бернадетты и в золоченой рамке висела написанная от руки молитва.
В душе висела такая же рамочка. Неужели и тут молитва? – подумала Кейт. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в рамке – правила пользования горячей водой. Нигде не укрыться от предписаний!
– Мне здесь нравится, – сказала она.
Вечером они вдвоем отправились прогуляться по улочкам в верхней части города, где расположилось бесчисленное множество отелей, названных в честь святых мест, тесно прижатых друг к другу настолько, насколько позволила изобретательность архитектора. «„Голгофа“? – удивленно спросила Кейт. – Надо же такое придумать!»
Несмотря на поздний час, многочисленные сувенирные магазинчики были набиты паломниками, шла бойкая торговля, товары были грудами свалены на прилавках. Свечи всевозможных размеров, пластмассовые гроты, занесенные снегом, хрестоматийные божественные картинки с воззваниями религиозного характера на более чем десяти языках, включая фламандский, распятия, видеокассеты со свидетельствами явления Святой Девы.
Медальоны, флажки, всевозможные четки. Богатейший ассортимент Марий, вырезанных из дерева, отлитых из пластмассы, на подставках и без. В современных платьях, увенчанные короной из фольги. Пастилки «Лурд» с оттиском силуэта Святой Девы и гарантией того, что они содержат святую воду.
– Пилигримы обычно обедают рано, – заметил Майкл после нескольких бесплодных попыток найти подходящее местечко.
В конце концов им удалось отыскать свободный столик в летнем кафе под низким полосатым тентом.
Кейт взяла со столика местную газету и принялась разглядывать ее, ожидая, когда официант принесет заказ.
Над фотографией мужчины средних лет красовался заголовок «Assassin Sadique».
– Что это означает? – небрежно спросила она.
Майкл наклонился, чтобы взглянуть. Официант поставил тарелки на стол.
– По-английски это будет звучать несколько иначе. «Хладнокровный убийца».
Тон ее голоса был легким и наигранно-безразличным и совсем не соответствовал словам, которые она говорила.
– Меня тоже так называли.
Жареная утиная грудка внезапно потеряла вкус. Майкл отложил вилку в сторону.
– Кейт, мне не следовало… – Перед его внутренним взором вновь предстали чудовищные газетные заголовки. Он попытался загладить промах. – Они не знали о тебе всей правды.
– Все они знали. Меня называли монстром с прелестным личиком. Вот уж никогда не думала.
Майкл ответил, тоном показывая, что ему тягостно продолжать этот разговор:
– Брось, ты никакой не монстр.
Она улыбнулась, печально, с горечью и сожалением.
– Да нет, я не о том. Я никогда не думала, что у меня прелестное личико.
– Кейт. – Он перегнулся через маленький круглый столик, протянул руку и откинул прядь волос с ее лба. – Какая теперь разница, что они о тебе говорили? Это больше не имеет никакого значения.
– Газеты писали, что я – ошибка природы, – с болью в голосе сказала она.
– Ты была маленькой девочкой. С тобой обошлись чересчур жестоко.
– Не такая уж маленькая. Двенадцать лет – это не маленькая.
– Тебе тогда только что исполнилось двенадцать. Ведь все произошло вскоре после твоего дня рождения?
– Через неделю. Миссис Келлер говорила, что в одиннадцать лет слишком рано нянчиться с ребенком. Вот исполнится двенадцать, тогда посмотрим. Мама была не в восторге от этой идеи, ей вообще не нравилось, когда мы уходили из дому.
Два часа, проведенные в библиотеке Агентства печати, позволяли Майклу ориентироваться в картине событий.
– Но ведь она сама подвезла тебя до дома Келлеров? По крайней мере, так писали газеты. Почему же она так поступила? Где логика?
Кейт положила в рот кусочек баранины, прежде чем ответить на вопрос, словно разговор шел о самых что ни на есть обыкновенных вещах, о событиях вчерашнего дня, например.
– Сара уговорила ее, вечер был очень холодным. Любое желание Сары исполнялось беспрекословно. Любое. – Не отводя взгляда от тарелки, она добавила: – Сара была ее любимицей.
– Кейт, – позвал ее Майкл. Этот разговор тянул из него душу. Он был мучительнее оттого, что она говорила спокойным, обыденным тоном, как бы между прочим, словно ей не составляло никакого труда рассказывать о своих несчастьях. – Ваши отношения с Сарой… Так не может больше продолжаться. – Он сделал протестующий жест. – Нет, послушай, – настаивал он. – Это очень важно. Ты сама призналась, что ощущаешь себя как бы в ловушке ваших общих воспоминаний.
– В плену Таинственного сада, и мне никак не удается найти дверцу, чтобы выбраться.
– Должно быть, раньше он казался вам особенным, чудесным. Но с некоторых пор он стал опасен для вас обеих.
В ее взгляде было столько душевного смятения, что Майклу захотелось дотянуться до нее. Он удержался, но не столько по причине возможного осуждения со стороны общественного мнения, сколько из-за многолетней привычки.
– По стечению обстоятельств ключ от него утерян. Не представляю себе, как та или другая из вас может надеяться обрести нормальную жизнь, не захотев отыскать и открыть дверь.
– Что же теперь делать? – Голос ее звучал безнадежно.
– Встретиться для начала, посмотреть друг другу в глаза – что же еще? Выяснить отношения без истерик и ненужных эмоций. Сказать друг другу то, что вы обе желаете слышать. То, что вы любите друг друга, что вы скучали друг без друга. – Его голос стал тихим. – Попросить прощения.
В ответ раздался резкий грубый смех, ломкий и раскатистый звук, никогда не слышанный им прежде.
– Вероятно, ты считаешь меня круглой идиоткой, если думаешь, что я собираюсь играть в твои чертовы психологические игры. Я сыта ими по горло.
Майкл дотронулся до нее рукой, словно успокаивая.
– Ты слишком долго находилась за железными решетками. Неужели тебе не жаль времени, которое ты продолжаешь терять, обрекая себя на эмоциональное заточение? – Он остановился от промелькнувшей в сознании догадки. – Я понял. Ты этого просто не хочешь, Кейт. Ты боишься покинуть свой плен. В нем ты чувствуешь себя в безопасности. Что-то в этом роде.
– Нет! – Кейт почти кричала. – Нет!
– Тогда сделай первый шаг, – сказал он. – Просто поговори с ней, о чем душе твоей угодно. Но только не сиди сложа руки.
Она устало улыбнулась. День тянулся бесконечно долго, такой длинный вечер.
– Хорошо, возможно, я с ней встречусь. Когда вернемся домой.
Майкл оживился.
– К чему терять время? Встретиться можно и завтра. Сара здесь. Я могу все устроить.
Кейт резко подняла голову, в ее глазах читались недоумение и растерянность.
– Ты это серьезно?
Он кивнул в подтверждение своих слов.
– Выходит, она в Лурде и ты об этом знал? Ну, ты даешь! – Она вскочила, ее стул, проехав ножками по тротуару, опрокинулся позади нее. – Ты привез меня сюда отдохнуть, ты сам мне говорил это. – Ее голос срывался от возмущения, от нарастающего гнева и негодования она, казалось, раскалилась добела. – Какая низость с твоей стороны!
Впервые он видел ее в таком бешенстве, в таком состоянии она, должно быть, и совершила убийство.
– Мы здесь для того, чтобы собирать материал для твоей книги, так ты говорил, для исследований. А сам…
Майклу никогда прежде не приходилось видеть подобных вспышек ярости, просто изумительно, каким чудом в хрупкой девушке мог уместиться такой сокрушительный ураган гнева… Он решил попробовать урезонить ее, как учитель не в меру вспыльчивого ученика.
– Так, успокойся, – резко одернул он Кейт.
– Все с самого начала было тобой подстроено, и наша встреча являлась частью задуманного спектакля! – в запальчивости кричала она, не слушая его.
Неожиданно для себя он сделал то, чего ни при каких обстоятельствах не посмел бы сделать несколько недель назад: он подошел к ней и крепко сжал ей руки в запястьях. Затем попытался заставить ее сесть на стоявший рядом стул, но она отчаянно сопротивлялась. Тон его голоса был спокоен и сдержан.
– Мне следовало рассказать тебе обо всем раньше, но так уж вышло, извини.
Она дышала часто и прерывисто, лицо ее пылало.
– Не злись, пожалуйста. Мне понятны твои чувства, – продолжал он примирительным тоном. – В течение многих лет тобой манипулировали. Обращаться с тобой таким же образом было непростительной глупостью с моей стороны. Ничего удивительного в том, что ты так раскипятилась.
Кейт наклонила к нему свое лицо. Стараясь ужалить его побольнее, она злобно прошипела:
– Раскипятилась? Я, судя по всему, должна расплакаться от умиления оттого, что ты пытаешься думать за меня? Прежде ты делал это без всяких предупреждений, а сейчас у тебя хватает наглости заявить мне, что все дело в моем несчастном прошлом. Раскипятилась! – Она с издевкой произнесла это слово. – Твоя гнусная стратегия, разумеется, тут ни при чем. Это я виновата, как всегда. – Немного помолчав, она добавила шепотом: – Оглянись на себя – ты сам с головой запутался. Ты забыл о том, что ты – священник. Половой акт для тебя, насколько мне известно, тяжкий грех. Тем более с женщиной, совершившей убийство.
Он без слов выпустил ее руки, ошеломленный ее выходкой и не находя что сказать. Его ответная реакция напоминала реакцию ребенка, который слишком рано стал опасаться привязанностей из страха быть покинутым. В нем не было гнева, напротив, что-то вроде смирения и покорности судьбе. Он понимал, что пожинает плоды собственной неосмотрительности.
Кейт все-таки ушла. Сгребла свою сумку через плечо и зашагала прочь, бросив в пустоту последнюю фразу:
– Не думала, что ты такой лживый ублюдок.
Он представить не мог, что кто-то может так просто взять и прилюдно закатить ему сцену. Подобная бестактность была недоступна его разумению. Его рациональная, сдержанная натура никогда не позволила бы себе такой невоздержанности, ему стало обидно и за нее и за себя. Он поднес к губам бокал вина и с удивлением обнаружил, что у него трясутся руки.
Майкл физически почувствовал тишину, которая образовалась вокруг него после ухода Кейт: посетители кафе, по всей видимости, прослушали диалог от начала до конца. Он опустил взгляд на тарелку с недоеденным ужином.
Никто никогда не пробуждал в нем подобных чувств. Никто не подбирался к нему так близко. Нескоро он успокоился, сидя под низким тентом и бессмысленно созерцая входящих посетителей и просто прохожих. Он пытался найти оправдание неожиданному всплеску эмоций. Причина, скорее всего, в том, что вся ее жизнь прошла на виду, она и не подозревает, что у людей существует частная жизнь, думал он.
К столику подошел официант, без лишних вопросов убрал тарелку Кейт и наполнил его бокал вином. Майкл доедал обед в одиночестве. Ничего, привычное дело.
Майкл пил кофе, когда вернулась Кейт, остывшая – исчезла враждебность, обузданы эмоции.
– Можно присесть? – спросила она таким тоном, словно желала завязать дружескую беседу с незнакомым человеком.
Отвечая формальностью на формальность, он встал, пододвинул стул и кивнул официанту, который принес еще одну чашку кофе.
– Где ты была?
– Гуляла у реки. Смотрела на плотину.
– Ты вернулась удостоить меня своим прощением? – спросил он насмешливо. – Или побоялась промокнуть? – Он кивнул в сторону улицы. За спиной набирал силу дождик.
– Я обдумала твое предложение. – Она ложечкой подцепила кофейную пену.
Поди догадайся, какой еще номер выкинет эта неуравновешенная девушка, думал про себя Майкл, с ней лучше соблюдать осторожность и дистанцию. Он молча откинулся на спинку стула и закурил маленькую черную сигару.
– Ты прав, – продолжала она. – Я повидаюсь с ней. Ничего другого мне не остается. Пора наконец разрубить этот узел. У меня такое ощущение, что мы скованы одними наручниками, сколько ни беги – все равно оказываемся плечом к плечу. – Она заглянула ему в глаза. – Я встречусь с ней, но извиняться не стану. Мне не в чем извиняться перед ней. И перед тобой тоже.
– Ты не должна передо мной извиняться. Ты мне ничего не должна. Ты сама решишь, о чем тебе говорить с Сарой. Я не хочу, чтобы ты думала, что я тобой манипулирую. – Он чувствовал, что дистанция между ними вновь сокращается и он не в силах этому сопротивляться. Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей рукой. – Хочу уточнить еще один момент. Меня коробит, когда ты называешь то, что произошло между нами, «актом».
Она замерла, изумленная его неожиданными словами. Майкл ощутил ее внутреннее состояние по руке, застывшей в воздухе. В следующее мгновение она перевернула руку, взяла его ладонь и поднесла ее к лицу. От удивления Майкл не знал, что и делать. Приложив ее к щеке, она закрыла глаза. Майкл чувствовал нежное тепло ее кожи и легкое подрагивание ресниц. Продолжая держать его ладонь в руках, Кейт коснулась губами его пальцев. Он резко выдохнул. Звук, соединивший в себе горечь муки и страсть.
Выждав время, к столику направился официант, чтобы узнать, не желают ли они заказать что-нибудь еще, но остановился на полпути, прикованный к месту недвусмысленно интимным общением пары, выражением доверия на лице женщины, позой мужчины, нежно склонившегося над ее головой. В недоумении он пожал плечами и вновь принялся шлифовать до блеска бокалы.
Они так и сидели, никого вокруг не замечая, и надо же было такому случиться – как раз в этот момент мимо навеса проходили три монахини из монастыря Пречистой Девы в Снегах, одна из них передвигалась в инвалидной коляске. Они возвращались с факельной процессии обратно в пансион, сестра Эндрю надоумила их переждать дождь в кафе.
Любопытная по своей природе, она, конечно же, обернулась, чтобы мельком оглядеть посетителей, сидящих за столиками. Она узнала мужчину – отца Майкла, с ним рядом сидела женщина, и – о силы небесные! – она сразу догадалась о том, что между ними происходит. Ничего не сказав об этом своим спутницам, она целомудренно отвела взгляд.
Взгляд этот, исполненный удивления, не ускользнул от Сары, которая стояла рядом и наблюдала за тем, как ручейки дождевой воды стекают в неглубокие канавки. Обернувшись, сестра Гидеон увидела свою сестру-близнеца. Увидела впервые за четырнадцать лет.
