Текст книги "Обет молчания"
Автор книги: Марселла Бернстайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Глава 38
К краю одежды статуи, окрашенной в нежно-голубой цвет, был прикреплен клочок бумаги с незамысловатым посланием: «Прошу тебя, исцели Сьюзи».
У Святой Девы было одухотворенное ангельское лицо, ее одежда в белых и голубых тонах была покрыта копотью от бесчисленного множества свечей паломников.
Проходя через грот по дороге в купальни, Сара потратила полчаса на то, чтобы, подчиняясь общему движению, маленькими шажками протискиваясь в толпе, жаждущей поглазеть на святыню, помолиться или просто посидеть на одной из скамей, выставленных рядами перед Святой Девой в Пещере, приблизиться к ней.
Грот, освященный ее чудесным явлением, напоминал Саре аквариум, который она однажды посетила с экскурсией во время школьных каникул, воздух здесь был таким же влажным. В этом гроте Богородица предстала перед простой крестьянской девочкой Бернадеттой. Зеленые растения вились за ярко освещенной стеклянной витриной. Каменные стены отливали глянцевым блеском, отполированные прикосновениями рук паломников.
Сара прислонилась лбом к темному камню, ища утешения. Здесь она могла излить свои чувства, освободить душу, избавиться от горечи, снедающей ее изнутри, не дожидаясь, пока она вырвется наружу.
Своды этой пещеры слышали огромное множество молитв, исполненных надежды и желания. Но она не могла просить того, чего по-настоящему хотела, в молитве.
Она жаждала смерти своей сестре Кейт – общительной, неуправляемой и вспыльчивой. Кейт, которая нужна была ей для того, чтобы доминировать, Кейт, которая давала ей ощущение собственной значимости и целостности и которая теперь отнимала отца Майкла у Церкви и у Бога. Сара видела это собственными глазами там, в кафе, в верхней части города, читала чувства, написанные на их лицах, видела, как их тела склонились друг к другу, словно растения, что тянутся к свету. Сара, приученная трезво смотреть на вещи и подвергать сомнению мысли и поступки, на этот раз изменила себе. Она не желала сознаться в том, что ее сердце разъедала ревность. Немыслимое, невыносимое чувство. Она отказывалась видеть себя в его власти. С потерей Кейт Сара ощутила себя никому не нужной. Сара, рожденная несколькими минутами позже, привыкшая распоряжаться и диктовать свои правила, утратила роль лидера.
Ее нынешний образ жизни мало отличался от образа жизни Кейт, она избрала его по доброй воле, чтобы пережить схожие чувства, познать одни и те же истины, чтобы держать туго натянутую незримую нить их отношений под контролем. В монастыре ей было так же одиноко, как ее сестре, она жила в уединении, скрывшись за монастырскими стенами. Ее не волновало, когда освободится Кейт и освободится ли вообще. Когда это произойдет, – если вообще произойдет – они, возможно, воссоединятся. Больше года она пыталась общаться с ней, натягивая нить. А теперь ее давило ощущение внезапно подступившей внутренней пустоты.
Жизнь без Кейт казалась ей бессмысленной: Кейт была средоточием ее жизни, ее абсолютным смыслом.
И тут на тебе, совершенно случайно она узнает, что Кейт начинает новую жизнь, в которой прекрасно обойдется и без нее. А она, Сара, остается ни с чем.
Она не могла отвести глаз от сестры и священника, которые, забыв обо всем на свете, были поглощены друг другом. Забыли и о ней. В этот момент в ней что-то оборвалось, что-то ушло безвозвратно.
Со всех сторон ее стискивали люди, волны людской толпы несли ее к гроту. Она благоговейно прикоснулась к Святой Деве, поцеловала ее и достала свою бумажку. Таких бумажек здесь, без преувеличения, были сотни, на разных языках. Даже на японском. Саре запомнилась одна – мольба о Сьюзи. Она прикрепила рядом с ней свою.
Чудодейственные купальни располагались в низких каменных зданиях дальше и вмещали двенадцать ванн для омовений. Монахини остановились у одной из женских ванн и заняли место в хвосте длинной очереди из утренних паломников, терпеливой и жизнерадостной, вторящей усиленной динамиками молитве, транслируемой по местной радиосвязи.
«Salve regina…»
Вместе с другими пятью женщинами Сару препроводили в вестибюль. Она вошла в кабинку за бело-голубой шторой и разделась. Кафельный пол был мокрым, в неглубоких желобках стояла вода. На крючке висело голубое одеяние, в него надлежало закутать свое тело.
Так же, не говоря ни слова, ее и еще одну женщину кивком позвали в другую комнату, к бассейну прямоугольной формы, напоминающему римскую ванну, наполненному водой. На одной из двух или трех помощниц, плотной женщине средних лет с мощными предплечьями, поверх была надета еще одна накидка, вся мокрая, неприятно приклеившаяся к телу, но это не имело никакого значения: это была своего рода тренировка духа, послушание. Женщина положила на руку сухую накидку и жестом велела Саре спуститься по лестнице.
В дальнем углу на выступе стояла маленькая статуэтка Святой Девы, перед ней лежали молитвенные карточки, некоторые были написаны на языках, которых она не знала. Сара прошептала свою молитву и откинулась назад, позволив помощницам быстро окунуть себя в воду, погрузив тело до шеи.
Для Сары, которая с детства боялась воды и не умела плавать, эти мгновения показались изощренной, нескончаемой пыткой. Она крепко зажмурила глаза, стиснула губы и зажала уши, пятнадцать секунд растянулись вечностью, невесомые, бездонные, вобравшие в себя только ощущения ее собственного тела.
Вопреки ожиданиям, вода оказалась теплой, почти горячей. Вода была ледяной только тогда, когда ее, чистую, наливали утром и меняли в полдень. Просто удивительно, насколько быстро под воздействием сотен омываемых тел она начинала походить на суп.
Трезвый ум подсказывал ей, что эту, самую что ни на есть обычную воду берут из подземного горного ключа, каких тысячи. Уж во всяком случае, никакого чудотворного и исцеляющего действия у нее не было. В туристском путеводителе было сказано, что в ней мало минералов, но ей так отчаянно хотелось верить.
Это священное место было провозглашено местом исцеления, ритуал купания сам по себе представлял символ испытания верой. Купальни были главной достопримечательностью, центром притяжения маленького шумного городка, переполненного людскими массами. Случаи исцеления действительно имели место, они заносились в специальную книгу, их передавали из уст в уста. Восстанавливалось зрение, начинали двигаться парализованные ноги, излечивались различные недуги. Люди вновь обретали полноценно функционирующие руки и ноги, речь и слух.
Сара задержала дыхание. Приятное тепло заструилось по всему телу: возможно, в этом и состояло чудо исцеления, венец долгих страданий от чужой физической боли. Женщины вновь поставили ее на ноги, по телу стекали ручейки теплой воды. Она выбралась на другой конец ванны, все действо заняло не более минуты.
С нее сняли мокрую одежду, дали взамен сухую, синюю, и она пошла переодеваться. Полотенец не было, знающие люди говорили, что если святую воду вытереть с тела досуха, она потеряет свою магическую силу.
Ее кожа покрылась мурашками, она поспешила переодеться. На то, чтобы облачиться правильно, всегда уходит масса времени: длинные панталоны, нижняя рубашка, нижние юбки, сутана, накидка, головной убор – шапочка, завязки и платок.
Сара дождалась сестру Эндрю, и они вместе пошли назад по бульвару и набережной. Она будто заново родилась, очистилась от греха, излилась как вода.
Глава 39
Вечером следующего дня стрелки часов показывали без десяти минут десять, когда Кейт прекратила писать, подняла голову и прислушалась.
Откуда-то издалека доносились отголоски благодарственной молитвы. Сквозь открытые настежь ставни в комнату проникал нагретый за день воздух. Почти стемнело. В свете уличных фонарей угадывались зигзаги бесшумного полета летучих мышей.
«Радуйся, благодатная…» Звук то нарастал, то угасал, но по-прежнему никого не было видно.
Что это может быть? Репродукторы? Подойдя к окну, она посмотрела вниз, в темноту узкой серой улицы. В сумерках был различим лишь одинокий силуэт прохожего, который с трудом толкал впереди себя инвалидную коляску, скребя колесами о мостовую. В коляске сидел закутанный по самые уши человек.
Майкл склонился над столом, углубившись в кипу ксерокопий материалов Медицинского бюро регистрации случаев чудесного исцеления – на их ксерокопирование ушло два часа, – и что-то бормотал вполголоса.
– Судя по голосам, факельное шествие в самом разгаре. Оно начинается в девять часов. Ты должна увидеть это. Феерическое зрелище! Тысячи богомольцев, несущие зажженные свечи под стеклянными колпачками, торжественной процессией обходят грот.
– Пойдем посмотрим!
Майкл снисходительно улыбнулся ей, как ребенку, с детской непосредственностью и восторгом познающему необъятный мир.
– В следующий раз. На сегодня назначена встреча с Сарой. Мы с тобой присоединимся к ним завтра. – Он перевернул страницу и добавил: – Если хочешь, выйди на балкон, с балкона должно быть хорошо видно.
Кейт с опаской посмотрела в сторону кованой балконной решетки высотой в половину человеческого роста.
– Ненавижу высоту, – объяснила она. – Сколько себя помню, всегда ее боялась.
Она вернулась к письменному столу. Тишину вечера нарушала тихая старомодная мелодия. С редкими порывами теплого ветерка со стороны таинственной невидимой процессии в окно залетало едва различимое: «Благословенна ты…»
Кейт подняла голову.
– Неужели ты серьезно думаешь, что она придет?
Словно в продолжение разговора, в комнату постучали.
Кейт посмотрела на дверь, но не двинулась, чтобы встать и открыть ее. Напротив, она отошла к окну, вглубь комнаты и заняла позицию наблюдателя. Майкл, не желая казаться навязчивым, спросил:
– Может, мне все-таки лучше уйти?
– Нет. Пожалуйста, останься.
Еще до того, как сестра Гидеон – Сара – вошла в комнату, Майкл ощутил, что ее нервы напряжены до предела. Такой он никогда прежде не видел ее. Резко очерченные, решительные черты лица под широким белым платком, тело, укутанное складками длинного, до пола, черного одеяния и серой накидки, натянуто как струна. Левая рука висит на маленькой перевязи, правая покоится под рукавом. Зная Кейт не первый день, Майкл только теперь начал понимать, насколько сильной и неразрывной была связь между этими двумя женщинами. Руки Сары, скрытые от его взора, были сцеплены ровно таким же образом, что и у Кейт, – от избытка эмоций.
– Сестра Гидеон, – учтиво обратился к ней Майкл, – проходите, пожалуйста.
Он распахнул перед ней дверь. Его удивил и смутил едва заметный кивок в его сторону, не выражающий ни теплоты, ни признательности за его участие. Точно он был совершенно ей незнаком. Она вошла в комнату.
Несмотря на заметную разницу, близнецы были скроены одинаково. Просто невероятно. Мистика какая-то.
Недаром с давних времен близнецы становились героями мифов о языческих силах и служили предметом страха и восхищения.
Его увлечение Кейт – нет, сердце не обманешь, – его любовь к Кейт заставила его ощутить необычность момента, когда все чувства, в которых он боялся сознаться себе, готовы были перелиться через край.
Ни та ни другая, казалось, не замечали его присутствия, будучи всецело поглощенными друг другом. Их лица были спокойны и бесстрастны. Они смотрели друг на друга так – в сознании его мелькнуло странное сравнение, – как смотрят на себя в зеркало, никак не реагируя на посторонних.
– Ты не носила очков, – произнесла Кейт на одном дыхании.
– Ты тоже. – Не отводя взгляда от сестры, Сара выпростала правую руку и сняла их. Она осторожно потерла переносицу, словно посадка очков причиняла неудобство. Тонкая металлическая оправа задрожала в ее пальцах. Быстрым движением она спрятала их во вместительном кармане накидки.
Мгновение спустя Кейт сделала то же самое. Ее движения были точной копией движений сестры с той разницей, что ее очки исчезли в кармане юбки.
Должно быть, у Майкла вырвался возглас удивления, потому что обе женщины одновременно обернулись к нему. Две пары янтарно-карих глаз с вкраплениями золотистых точек внимательно рассматривали его. Одни глаза – холодные, отчужденные. Другие – мягкие, теплые. Первое видимое со стороны различие.
Разрез, размер, форма глаз, полукружья ресниц, бледный изгиб век – все было одинаковым.
Теперь, когда они стояли друг против друга, в них обеих угадывалось кровное родство. У Кейт лицо полнее, круглее, отметил он про себя, линия губ более изогнута, более чувственный рот. Черты лица Сары более утонченны – орлиный нос с узкой переносицей. Но суть одна и та же. Он не смог удержаться от замечания:
– Я помню, вы говорили, что не совсем похожи, но сходство просто поразительно.
– Маленькими девочками мы и в самом деле были совершенно одинаковыми, – ответила Кейт. – Когда мы повзрослели, окружающие по-прежнему путали нас, но только когда видели по одной.
– Когда мы появлялись вместе, – подхватила Сара, – разница сразу бросалась в глаза.
Ее голос был таким же, как у Кейт, но более уравновешенным. Он переводил взгляд с одной на другую, словно болельщик на теннисном матче.
– Говорят, – продолжала Кейт, – сходство близнецов невероятно возрастает, когда они живут врозь. Оттого что мы, близнецы, следуем зову врожденных склонностей…
– …и не стремимся уравновесить друг друга. Мы – тому подтверждение, – подытожила Сара.
Обе в молчании ждали ответа.
Нет, не теннисный матч, подумал он, кусок кривого зеркала с двумя изображениями сразу. Смешное такое зеркало. Хотя смеяться почему-то не хотелось.
– Послушайте, – обратился он к обеим. – Думаю, будет лучше, если я оставлю вас наедине. Вам есть о чем поговорить.
– Да, спасибо, – отозвалась Сара.
– Нет, пожалуйста, не уходи. – Кейт обратила на него умоляющий взор.
Майкл улыбнулся ей. В его улыбке отразилось нечто большее, чем дружеское ободрение, в ней была теплота. Кейт ответила ему тем же. Сара, не видя их взглядов, ощутила мощную энергию потока непонятных ей импульсов. Она не пыталась понять ни природу этих чувств, ни их глубину, ее волновало лишь то, что это могло значить лично для нее. Эти двое были заодно, двигались вместе, она была непричастна к этому движению, оно пропастью разделило их и ее.
Она не подала виду. Майкл бросил на ходу:
– Если понадоблюсь, я в соседней комнате. Через полчасика мы могли бы спуститься и выпить кофе.
Он открыл дверь. Сестры-близнецы проводили его взглядом. Но еще до того, как за ним закрылась дверь, позабыв о нем, они повернулись друг к другу.
Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Каждая видела лицо, которое научилась узнавать раньше, чем собственное отражение в зеркале, лицо человека, которого знала лучше, чем саму себя.
Словно очнувшись, Сара протянула к ней руки. Кейт замерла в нерешительности. Нехотя, точно во сне, она ответила на объятия. Стоя так близко, ощущая ее дыхание, Кейт чувствовала себя неуклюже, скованно, двигаясь словно по принуждению. Сара промурлыкала ей что-то нежное и ласковое, так тихо, что, кроме Кейт, никто не мог услышать слов, предназначенных для нее. Кейт со вздохом усталости потерявшегося, но неожиданно найденного ребенка склонила голову на плечо сестры. Ее руки скользнули вокруг широкого кожаного ремня, плотно сжимающего узкую талию Сары, соединив ее с той, которую она когда-то любила, о которой заботилась.
– Детка моя. – Сара закрыла глаза. – Моя любимая. Маленькая моя.
Сквозь открытое окно было слышно, как звуки молитвы набирали высоту, летели ввысь, страдающие, задушевные, восторженные.
– Радуйся, Дева Мария!
– Прислушайся, – сказала Сара. – Они уже обошли грот. Отсюда хорошо видно.
– Я пыталась, но так ничего и не увидела.
Кейт разомкнула объятия. Сара подошла к окну, пристально всматриваясь в черноту.
– Точно! – воскликнула она. – Посмотри туда, поверх крыш, там, где освещена базилика! – Ее голос, обычно такой ровный, дрожал от возбуждения. – Я вижу свечи, реки света, вышедшие из берегов. Кейт!
Кейт с неохотой подошла к окну. В данный момент ее мало интересовала процессия. Внимание ее было сосредоточено на этой встрече, она была сейчас главной. Ей хотелось поскорей все уладить и начать новую, настоящую жизнь. И совсем не хотелось, чтобы ее отвлекали.
Маловероятно, чтобы та Сара, которую она помнила, вдруг особенно заинтересовалась процессией, но подобные перемены в поведении сестры не вызывали удивления. Кейт с легкостью восприняла ее. Так было всегда: копировать поведение друг друга было для них так же естественно, как поменяться игрушками.
Кейт вглядывалась во мрак.
– Кроме зарева в небе, мне ничего не видно.
Сара взяла ее за руку и ступила на балкон, увлекая за собой растерянную сестру.
– Иди сюда, посмотри в проем между домами. Видишь? Миллионы свечей.
Кейт не решалась пойти следом. Сара сжала ее руку и потянула вперед.
– Ну же, Кейт, не будь дурочкой. Фантастический вид! Все ярко светится, переливается золотом. – Она привстала на цыпочки и перегнулась через перила. Лицо ее преобразилось, глаза горели волнением. – Похоже на фейерверк! Нет, даже на пожар!
Последнее слово привело Кейт в чувство. Она инстинктивно отступила назад. Но Сара не собиралась отпускать ее руку. Наоборот, она крепко стиснула ее, было не так-то просто освободиться.
– Ты что, пусти меня, – резко сказала Кейт, но Сара и ухом не повела. Ее пальцы впились в кожу, причиняя Кейт боль. Кейт пыталась вырвать руку.
Они снова были маленькими девочками, время словно обратилось вспять. Сколько им было – четыре, пять или шесть лет? Обычное дело. Другая Сара – совсем не та, которую она так любила, – задирала ее, обижала, заставляла совершать глупые поступки. Мама за это била ее ремнем. Жестоко, до слез. И тогда Сара жалела и утешала ее.
После суда Кейт, обращаясь памятью к прошлому, часто думала об этом. Она поняла, насколько коварна была Сара, насколько хитро пользовалась своей негласной властью, заставляя нуждаться в себе. То же самое происходит и сейчас, и, кажется, не имеет никакого значения то, что теперь они обе – взрослые женщины. От старой обиды и гнева у Кейт все сжалось внутри, душу и тело охватило цепенящее состояние беспомощности.
– Нет, оставь меня! – Кейт протестующе всхлипнула. – Ты же знаешь, от высоты у меня кружится голова. Не надо.
Но не тут-то было. Сара и не думала ее отпускать. Она еще крепче сдавила ее запястье, стараясь вытянуть сестру на зловещий балкон. Кейт была не в силах отвести наполненный ужасом взгляд от мерцания уличных фонарей сквозь тяжелые завитки в кованой решетке балкона.
Минуту или две ничего не происходило, они стояли, держась друг за друга.
Кейт подняла голову и встретилась взглядом с красивыми золотистыми глазами своей сестры. То, что она прочла в них, заставило ее испуганно вскрикнуть.
Взгляд Сары был безумен. Что-то непоправимо сломалось в ней, какое-то неведомое отчаянное страдание лопнуло вылетевшей длинной пружиной, которую уже не починить. Дикая агония, исказившая ее лицо, вернула Кейт на много лет назад в полумрак комнаты, где ей однажды уже пришлось видеть такое же выражение лица сестры. Непроглядная тьма на улице, мертвый маленький мальчик, окровавленные руки Сары…
Кейт пронзительно закричала. Майкл уже бежал к ней, встревоженный ее первым криком, и, перепрыгнув через узкий коридор, рванул на себя дверную ручку. К счастью, он подоспел как раз вовремя, когда обе женщины стояли, сцепившись в неистовой схватке. Сара пыталась вытащить протестующую сестру на балкон.
– Что тут, черт побери…
Его возмущенный вопль придал Кейт сил, она сделала последний решающий рывок и освободилась от когтистых лап Сары, чудом удержавшись на ногах и едва не перелетев через балконную ограду. Несколько мгновений она стояла неподвижно, побледнев и задохнувшись от напряжения, и только потом ухватилась за Майкла.
Оказавшись одна на узком балконе, Сара старалась обрести равновесие. Майкл посмотрел в ее лицо, в ее глаза – глаза сумасшедшей, и притянул к себе Кейт.
В этот напряженный момент Сара перевела изумленный взгляд в пустоту комнаты и, не заметив низкой кадки с геранью, споткнулась. Пытаясь выпрямиться, она нечаянно наступила на край своего длинного платья. Ее нога, захваченная тканью, скользнула, и всем весом своего тела она навалилась на перила.
Свежеокрашенные прутья оказались проржавевшими от времени, так было указано позже в полицейском рапорте. Кто бы мог подумать?
Под внезапной тяжестью балконная решетка с треском переломилась и полетела вниз. Ничто не могло спасти Сару. Кейт закричала и бросилась к сестре, но было слишком поздно. Майкл также был бессилен ей помочь.
Падая, она отчаянно схватилась за стебли герани, выдирая их из цветочной кадки с корнями и землей.
Сара беззвучно проваливалась в темноту, широко раскрыв рот и глаза, цепляясь невидящим взглядом за сестру. Раздался ужасный, тяжелый удар о землю. Пролетев два этажа, она упала на острые прутья решетки у входа в отель.
Коронер сообщил, что смерть наступила мгновенно, ее глаза так и остались открытыми, словно удивленно наблюдая за происходящим.
Она лежала на спине, свободным черным одеянием напоминая огромную распластанную птицу, смертельно раненную огромными шипами.
Один из двадцати чугунных цветков флорентийского ириса, составлявших узор над решеткой, вонзился ей в спину. Его обломок вошел в ее тело в полдюйма от позвоночника и вышел у основания шеи. Другой проткнул левую ладонь, вскинутую в попытке предотвратить неизбежную смерть. Она была вся белая, только кровь тонкой струйкой алела у прикушенных губ да в правой руке был зажат темный стебель герани.
