Текст книги "Жена Майкла"

Автор книги: Марлиз Миллхайзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Грязная посуда так и стояла в раковине, и когда она вытащила тарелки, из кухонного окна увидела свое отражение: волосы растрепаны, под глазом набухал синяк. Забеременеет ли она? Лорел выключила свет, приняла три таблетки аспирина и легла в свою кровать.

15

Дорогая Лорел,

Задержалась с ответом, потому что пишу уже второе письмо. Папа застукал, когда я писала первое – и порвал. Я старалась объяснить ему, что ты вернулась в свою семью, но он не захотел ничего слушать и ушел. Думаю, все-таки, ему полегчало, но ты же знаешь его – виду не покажет ни за что. И еще – никак не могла придумать, что написать. Гадала, что мы сделали не так, почему ты оказалась способна на такое. Я вся из-за тебя переволновалась. Но папа уверял, с тобой все в порядке.

Золотко, теперь про твоего папу. Ты всегда была послушная девочка, спокойная, задумчивая. Мы так гордились тобой. Когда у нас родился не сын, папа все надежды вложил в тебя. Ты для него была всем. Он огорчался, когда ты уехала работать так далеко. Но когда вышла замуж за католика, сердце у него почти разбилось. А потом ты бросила ребенка – последняя соломинка. Думаю, к Майклу он бы притерпелся, но это… Я видела, как: он смотрел на фото Джимми. Ничего не сказал, но все-таки, не порвал.

Страховая компания перейдет к твоей кузине Кенни, совсем скоро папа уходит от дел. Он все оставил Кенни, хотя я считаю это несправедливым. Но после того как увидела особняк Майкла в Таксоне, то подумала, тебе, наверное, все равно не нужно. Тебе привет от тети Берты.

Все смотрю и смотрю на ваши фото – твое и Джимми. Ты такая худенькая, а Джимми настоящий милашечка. И такой крупный для своего возраста. Молюсь каждый вечер, чтобы папа сдался и хотя бы мне позволил съездить и повидать вас.

Не знаю, знаешь ли ты, но папа нанимал детектива, когда мы ездили в Денвер после твоего побега. Детектив написал папе через два месяца, но письмо мне папа прочитать не дал. Только сказал – детектив пишет, с тобой все в порядке, ты не в беде. Сказала, надо сообщить Майклу, но он выругался и все. Сама хотела написать Майклу, но что? Письма-то я не читала.

Пожалуйста, напиши мне, не жди на этот раз два года. Я рада, что ты вернулась в семью.

С любовью, мама.

Если тебе трудно вспомнить прошлое, обратись к врачу. А у дантиста ты давно была?

То ли плакать, то ли смеяться, Лорел не знала. И она и поплакала, и посмеялась, сидя на бугристой кушетке с письмом в одной руке и пузырем льда в другой: она прикладывала его к опухоли на щеке.

Отрывочные ниточки – Кенни, тетя Берта, страховой бизнес – не означали для нее ровнешенько ничего. Но гораздо хуже была тоска по этим двум людям – ее родителям. Мама и папа. Как они нужны ей сейчас! Но они оставались недосягаемыми незнакомцами.

Ее отцу известно, где она провела эти два года. Занималась она чем-то таким ужасным, что он даже ее родной матери не открыл. Чем же? Сидела в тюрьме? Нет. Тогда она не потерялась бы. Проституция? Господи, только не это!

Если она позвонит ему, откроет ли он, что разведал детектив? Нет. Не поверит, что она сама не знает. Из постскриптума Лайзы было очевидно, что не верит и она.

Конечно, можно будет просто положить трубку, он-то не ударит ее, не то что Майкл прошлой ночью. Но то боль физическая. Отказ отца ранит ее по-другому, глубже. Она свернулась на кушетке, подложив лед под щеку, рассматривая телефон, стоявший на полу, рядом со стереопроигрывателем.

Телефон зазвонил.

Сначала Лорел даже ушам не поверила. Но на втором звонке торопливо соскочила поднять трубку, боясь как бы звонки не разбудили Джимми. Неужели ее страстное желание передалось, и отец…

Нет, нет, скорее всего, предлагают крышу для патио или плавательные бассейны…

– Деверо…

– Газельи Глазки?

– Харли?! – от одного его голоса ей полегчало. – О, Харли!

– Э, да ведь я только сказал – Газельи Глазки! – голос его смеялся.

Сколько миновало дней с тех пор как она последний раз слышала его смех?

– До чего ж приятно слышать тебя! А как ты узнал мой номер?

– А ты теперь в телефонном справочнике. Разве не знала?

– Нет. Ну как же я рада! Где ты?

– На заправочной станции в Глендейле. Только что заключил крупную сделку и уже уходил, да подумал про себя… Интересно, есть ли еще леди в беде, для которой надо убить дракона или еще что-то такое. Тут случайно и вспомнил про тебя. Как, не водятся там поблизости драконы, а?

Чудесный нелепый Харли!

– Пока что не наблюдается. Но помощь мне нужна, если не устал оказывать мне услуги. Хочу съездить на дорогу, где ты меня подобрал. Ну на ту, которая ведет на ранчо, где… ты жил.

– А когда?

– Прямо сейчас. Мой дом найти сумеешь?

– А у меня адрес, вот тут. Ладно, через четверть часика у тебя.

Лорел помчалась в ванную, подкрасила губы, причесалась, осмотрела щеку. Опухоль спала, но синяк сменил цвет на багровый, став еще безобразнее. Что сейчас делает Майкл? Раскаивается о прошлой ночи? Утром он ушел до того, как она проснулась.

Она разбудила Джимми, одела его, улыбаясь про себя. Приятно снова повидать Харли. Когда старенький синий пикап затормозил у ее дома, Лорел вышла встретить его. Джимми тянулся в хвосте.

– Привет, погубитель драконов!

Пыльная кабинка, знакомый запах бензина, она опять сидит рядом с Харли. Как тем апрельским утром, но теперь у нее на коленях сын.

– А зачем туда? Не то чтобы я так уж рвался знать. Как-то так выходит, что когда я рядом с тобой, жизнь – одна сплошная тайна. – Неотразимая усмешка под жесткими кудрявыми усами, длинные баки, растянутая майка и выгоревшие джинсы…

Он перехватил ее изучающий взгляд, и усмешка расплылась в улыбку; потянувшись, он дотронулся до синяка на ее щеке.

– Похоже, дела в семье идут буйно.

– Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что на дверь налетела?

– Э… нет, скорее всего.

– Отчего мужчины такие бешеные, Харли?

– Оттого что – честняги.

– Ну уж!

– Мужчина бьет тебя, и понятно – довела! Ясно, что к чему. Но лично я никогда руки на женщину не поднимал. Не то чтобы не хотелось, но женщин надо принимать, какие они есть – лукавые, хитрые, опасные и скрытные. Все до единой.

– Даже я?

Харли закурил, покосился на дым, плывущий мимо его ресниц.

– Леди, ты-то вообще – ходячий динамит!

Лорел невольно рассмеялась: и над его словами и потому что ей было хорошо здесь. Она потрепала Джимми, мальчик повернулся и улыбнулся ей.

– Чтобы доказать тебе, что совсем я не таинственная, расскажу, зачем я еду туда. Хочу проверить, может, вспомню – почему я вернулась. А может, и как попала туда. Харли, я уверена, когда-то я обязательно вспомню. Но я не могу бездействовать, сложить руки и ждать.

– А почему бы и нет?

– Но я же должна объяснить двухлетнее отсутствие мужу. И поскорее. Иначе потеряю Джимми! К тому же, мне кажется, меня пытаются не то запугать, не то убить, и я…

– Минутку, минутку! Вот тут притормози! Кто?

– Если б я знала! Хоть кто угодно, – Лорел рассказала ему про ночь в особняке, черный силуэт, про утечку газа. – Может, даже и ты, Харли.

Он медленно покрутил головой.

– Да, в реальном мире тень с топором – это воображение, или сон, а второй случай может произойти с кем угодно, но в твоем… – Харли пожал плечами, усмехнулся. – Если б ты и вправду думала, что это – я, не села бы со мной в машину.

– Наверное, если кому я и могу доверять, так тебе. Уж давным-давно мне не было так спокойно.

Обогнув Феникс, они двинулись на юг и скоро запылили по дороге к Флоренсу, стекла в машине опущены, волосы у Лорел летят по ветру, запах сухого папоротника щекочет ноздри. Еще не прохладно, но летняя жара все-таки поубавилась, стало посуше, уже можно дышать.

Джимми возбужденно выкрикивал цвета встречных машин, Лорел, откинувшись на спинку сиденья, наслаждалась поездкой. Обоим им требовался отдых от бежевого бунгало.

– Мужа-то любишь? – усмешки как не бывало, оказывается, не такой уж он и простачок.

Лорел помедлила, он заслуживал честного ответа.

– Нет, вряд ли, Харли. Я толком и не знаю его.

– А из себя какой?

– Высокий, темноволосый, красивый. Очень вспыльчивый. Его трудно понять, да и вижу я его нечасто.

– И не знаешь своих чувств к нему?

– Иногда ненавижу. Иногда боюсь. А иногда… чувствую себя красивой просто оттого, что стою рядом с ним.

– Бросьте, миссис Деверо! Для этого вам не нужны мужчины!

– Не называй меня так!

– Не нравится фамилия?

– Не в том дело. Но ты так цедишь – «Деверо»!

– Мне не с чего обожать эту семейку! – ненужно резко он крутанул машину на боковую дорогу и тормознул у проволочной изгороди. – Ну вот и твой дракон, Газельи Глазки!

Теперь, когда они остановились и их не обдувал встречный ветер, стало жарко. Лицо Лорел покрылось потом, песчинками, на зубах тоже заскрипел песок. Джимми вдруг стал невыносимо тяжелым, и она ссадила его с колен.

– Уверен – место то самое?

– Угу. – Харли с любопытством наблюдал за ней.

Цветов на обочине как не бывало. И ее веселого настроения – тоже. Вот и колея петляет, скрываясь под кактусами и деревцами. Но все зеленое превратилось в серое и грязно-коричневое: трава, деревья…

– Харли, мне что-то расхотелось…

– Эй-эй! – они медленно катили вдоль проволоки. – Сама же сюда рвалась! Далеко от изгороди была?

– Рядом было русло высохшего ручья.

– Ручей этот идет почти вдоль всей дороги. Сколько тебе потребовалось времени дойти?

– Минут десять.

Очень скоро Харли снова тормознул, выскочил и встал, озираясь, уперев руки в бока, майка на спине у него взмокла. Лорел не двигалась, уставясь на запыленное ветровое стекло.

– Мам! Жарко!

– Выходи! – Харли подойдя, распахнул дверцу. Лорел не шелохнулась, тогда он взял ее за руку и вытянул. Джимми выкарабкался следом.

– Зря приехала…

– Вот уж взбалмошная дамочка! – Харли передернул плечами, усмешка его потухла. – Знаешь, я начинаю понимать твоего муженька! – И приобняв ее за плечи, чуть не силком повел к высохшему руслу ручья. Шоссе отсюда было уже не видно.

– Эй, малыш! Держись подальше от этого куста! – предостерегающе крикнул Харли, но опоздал.

Вопль боли Джимми сменился хныканьем – мальчик заковылял к Лорел, кроссовки у него щетинились светло-зелеными колючками.

– Ой! Мамочка! Ой!

– О, черт! – Харли нагнулся, схватил его коленку и принялся вытаскивать короткие колючки и загнутые шипы. Джимми опять стал вопить, и Харли буркнул – Ну, Иисус! Ну, семейка!

Лорел опустилась на коленки помочь, притянула Джимми к себе.

– Тш-ш, малыш! Уже все! Харли, ему же всего два годика! – Они с Харли стояли близко и через плечо Джимми взглянули в глаза друг друга: внезапно лоб у Харли пошел гармошкой, на лицо набежало недоуменное выражение…

– Что? – спросила Лорел и тут же услышала сама: надвигающееся гудение мотора.

– Машина, мамочка! – рыдания Джимми мигом оборвались. – Синяя!

– О, господи! Только не это!

Теперь Харли смотрел ей за спину, ладонью прикрываясь от солнца. Обернувшись, Лорел увидела, как длинная сверкающая машина тормозит около пикапа; отсверкивал на солнце металлический лаковый корпус.

– Папина! – Джимми рванулся к машине, но они с Харли остались как парализованные, на коленях.

Майкл выскочил из машины, оглушительно хлопнув дверцей. Зеленые солнечные очки в золотой оправе скрывали его глаза, знакомая коричневая форма – рубашка с короткими рукавами, синий пояс, над левым кармашком многоцветные нашивки и серебряные крылышки над ними. Вид у него был бы еще официальнее, если бы Джимми не вцепился ему в ногу. Рука Майкла ерошила волосы сына, но солнечные очки нацелены на пару на земле. Солнце стояло у него за спиной, и от Майкла падала угрожающая тень.

– Ну надо же! – Харли медленно поднялся на ноги. – Всамделишный Деверо!

Солнечные очки проследили за Харли, потом, по-прежнему молча, Майкл снял очки, положил на крышу машины… На секунду его ледяной немигающий взгляд зацепил Лорел – и снова уперся в Харли.

– Ты не хотел везти меня сюда, я и попросила Харли… – начала Лорел.

Но оба, казалось, утратили к ней всякий интерес. Харли сощурился на Майкла, на губах у него играла медленная усмешка.

– Хм… ни разу в жизни… голубоглазый мексикашка!

– Харли! Не надо!

Майкл бережно передал Джимми Лорел, и, выпрямившись, саданул кулаком в лицо Харли. Жутко хрястнуло, и Харли рухнул.

– Отведи Джимми, – коротко бросил Майкл через плечо.

– Нет! Пожалуйста! – но она все-таки отошла с Джимми на несколько шагов.

Харли приподнялся на локте, мотая головой, и когда он посмотрел на Майкла, Лорел вздрогнула. Поддразнивающая усмешка, которая так нравилась ей, стерлась, в лице Харли проступило нечто хитрое, обнаженное… Он наслаждался дракой!

Удивительно проворно Харли вскочил, увернулся от кулака Майкла и, набычившись, нанес удар в живот.

Теперь на земле распростерся Майкл.

– Папа!

– Уходи! – Майкл ловил воздух, стиснув зубы и стараясь оттолкнуть Джимми, прежде чем налетит Харли.

Лорел схватила в охапку брыкающегося Джимми, оттащила в безопасное место и прикрыла ему глаза ладонью, наблюдая завороженно, как катаются по земле двое, снова и снова бьют друг друга – Харли помускулистее, Майкл повыше и попроворнее. Катятся под уклон, на дно ручья… Рука Майкла тянется к горлу Харли… Лорел тонко, пронзительно завизжала…

Лорел в шоке сидит на песке. Сухое русло мелкого ручья кружит между деревцами и пожухлыми кустиками, теряясь из виду. Кактусы, уродливые, зловеще вздымаются над кустами, некоторые выше деревьев, протягивая голые скелетообразные обрубки к небу… – нестерпимо жжет глаза солнце… позади голоса…

Она пытается обернуться, но в голове плывет, и она разворачивается всем телом, опершись на руки и колени. К ней бегут двое мужчин, темный и светловолосый, оба мокрые от пота. Такие большие, так близко. Она слишком слаба, ей не убежать от них, медленно она валится ничком в песок и гальку; ей так жарко, и она так устала – ей уже все равно.

Сильные руки переворачивают ее. В лицо снова бьет солнце. За мельтешением красно-зеленых бликов почти не видно темных фигур, они становятся на колени рядом.

– Лорел?

– Может, хоть сейчас, наконец, вызовешь к ней врача?

– Она тебя не касается, мистер МакБрайд!

Ее глаза сфокусировались на третьей фигурке – маленькой. Мальчик, насмерть перепуганный, тянет к ней руки. Что ему надо? Ей хочется приласкать его, но мужчины ставят ее на ноги. Ее качнуло, темноволосый поднял ее на руки и понес.

Струйка крови в уголке его рта сбивает Лорел с толку.

– Случилась авария? – спрашивает она.

Он кидает на нее странный взгляд, но не останавливается.

16

Лорел уже встала и оделась, когда пришел с обходом доктор Гилкрест. Ей хотелось убедить врача, что ее можно выписывать. Уже месяц как она считает крохотные дырочки на плитках потолка, она задохнется в тесной, заставленной мебелью палате, если проведет тут еще хоть один-единственный день.

Лорел ждала, пока молодой доктор, стоя в дверях, знакомится с последними данными наблюдения за ней, читая листок из малинового конверта. Сейчас он задаст ей очень личный вопрос: «А как вы сегодня утром, миссис Деверо?» – будто они знакомы давным-давно. И безразличные, отчужденные глаза будут сверлить ее, а она ответит: «Прекрасно», – потому что такого ответа он ждет, чтобы заставить ее разговаривать и доказать, что все далеко не прекрасно.

– А как вы сегодня, миссис Деверо?

– Прекрасно.

– Отлично. И уже оделись, вижу. Превосходно, – доктор сел в кресло и указал ей на соседнее, царапая на бланке карандашом.

– Пока что ваших родителей разыскать не удалось. Отпуск их, похоже, затянулся.

– Доктор Гилкрест, мне не нужны родители. Я хочу поехать домой к сыну.

– И к мужу? – глаза его пристально вонзились в нее.

– Да.

– Вы действительно полагаете, что на этот раз сумеете справиться с действительностью? Я не про ту, какой вам хочется ее видеть, а про реальную жизнь.

– Все равно же придется. Зачем откладывать?

– Не боитесь, что опять потеряете память?

– В этот раз длилось совсем недолго. – После первой же ночи в больнице она проснулась и вспомнила все, начиная с апрельского утра.

Доктор Гилкрест откинулся на спинку, закусив губу, глаза под песчаными ресницами не отрывались от ее лица.

– У нас есть уверенность, что память ваша возвратится. Целиком. Что-то из прошлого может оказаться для вас неприятным. Иначе вы просто не стали бы отключать ее. Может, вам все-таки лучше находиться тут, когда это произойдет?

– А когда, как, по-вашему…

– Недавняя встряска, возможно, была симптомом, что весьма скоро. Но с другой стороны… – он пожал плечами.

– Но я не могу тут дольше оставаться! У меня ребенок!

– Вот именно. Большая ответственность для человека, который может взять да сбежать из дома в кризисной ситуации, – заметил он, сверкая открытой доброжелательной улыбкой.

Как всегда; каждое утро подбрасывает намеки, которые она потом обдумывает весь день и всю ночь.

– По-вашему – я ненормальная?

– У душевных болезней, миссис Деверо, разные степени. Ваше поведение, по меньшей мере, странно. Однако, нет, ненормальной я вас не считаю. И даже неадекватно реагирующей – тоже нет. Но и нельзя сказать, что вы вполне здоровы. Амнезия – это болезнь ума, так же, как пневмония – болезнь тела. Я указывал и прежде – решеток на окнах тут нет. Вас никто не приговаривал судебным порядком к лечению. Вы тут добровольно, потому что вам требуется помощь. Но помочь я смогу, если только вы сами позволите.

– Я рассказала вам все, что помню. – Лорел и правда рассказывала снова и снова, пока сама не вытвердила историю, повторяя ее уже наизусть.

В лечебнице оказалось не так плохо, как намекал Эван. Доктор Гилкрест терпеливо изгонял страхи, разбирая подоплеку их вместе с ней. Он показал ей, что черный силуэт в ночном дворе вызван ее депрессивным состоянием. Услышав историю, как Майкл разгромил детскую, внутренне она была готова увидеть фигуру с топором. А получив толчок в этом направлении, превратила опасную, но совершенно случайную утечку газа в покушение лично на нее, приписав ремонтнику выражение сомнения.

Отчего ей заранее привиделась драка Майкла с Харли в пустыне, доктор объяснить не сумел. После обсуждения событий становилось легче, и здравый смысл подчинялся логике врача, но глубинный инстинкт не сдавался: с апреля инстинкт не доверял никому.

Страх, заполнивший ее сейчас, вытеснил остальные – опять ей не разрешат уйти домой, расспросы будут продолжаться и продолжаться и впрямь доведут ее до безумия. В подобном месте много времени для этого не потребуется.

– У нас есть сад, – доктор Гилкрест наклонился вперед, постукивая карандашом по коленке, – гостиная, где встречаются пациенты, у вас тут телевизор, вам ежедневно приносят газеты. Но вы не выходите из комнаты, почти не включаете телевизор, не открываете газет и, как мне докладывают медсестры, вы не спите, или сидите у окна. Так как вы объясните свое поведение?

– Мне нужен отдых. С другими пациентами мне не по себе.

– Они пугают вас?

– Да. – Глаза запавшие, печальные, хитрые… наполненные безнадежностью, ужасом… пустые.

Доктор Гилкрест испытующе прищурился и нацелился на нее карандашом.

• – А почему вы не читаете газет? Тоже пугают вас?

– Уставившись на кончик карандаша, Лорел трудно сглотнула. Опять ее поймали в ловушку. Газет она избегала, в основном, из-за того, что те нагоняли не нее тоску. Он причислит это к новым доказательствам ее неспособности встретиться с действительностью. Но ведь многие не читают газет по той же причине! Майра, например. Лорел поспорить могла, что читает та только страничку для женщин. Но Майра не лежит в больнице!

– Газеты, доктор, нагнетают истерию и ужас перед миром. Их бросают вам на порог, как гранату. Десяток страниц типографского шрифта и все – война, супероружие, преступления, бунты, революции, голодные смерти… нищета… Когда я читаю, что мой образ жизни уничтожает воздух, которым я дышу, воду, растения, овощи… И когда узнаю о целых поколениях людей, которые даже не способны докричаться друг до друга… да, мне страшно, и я не считаю это признаком сумасшествия.

Лорел сидела прямо, сложив руки на коленях, пытаясь создать впечатление спокойствия и полного самообладания. Но долго не выдержала, встала и отошла к окну.

– Когда я вижу снимок покалеченного ребенка, я представляю на его месте Джимми и как бы я себя чувствовала, если бы… Или, читая о молодом парне, убитом в бою, вижу Джимми через пятнадцать лет, и мне больно. Я почти сама истекаю кровью и…

Неистово плясал карандаш по малиновой бумаге.

– Ох, ладно! Сдаюсь! – Лорел упала в кресло.

– Продолжайте! Не останавливайтесь!

– Что толку? – пять дырочек с одной стороны квадратной плитки на пять с другой – получается двадцать пять. Нет, надо сосчитать снова… раз, два…

– Миссис Деверо, подобный перенос на себя ужасов, и как следствие – отказ от газет, очень распространен, особенно среди молодых матерей. Но немногие кончают амнезией. У некоторых случается нервный срыв. – Захлопнув папку, доктор сунул ее подмышку и поднялся. – Амнезия – это все-таки неадекватная реакция. Но, по-моему, вы сами справитесь с ней. В сущности, вы этим уже занимаетесь.

– Тогда – почему я тут? Когда смогу уйти?

– Загляну днем и обсудим, – и, взглянув на часы, доктор Гилкрест ушел.

Вечером, как всегда, зашел Майкл, выполняя свой долг. Оставался он обычно не дольше получаса. Неловкие полчаса, когда он, поубеждав ее, что Джимми великолепно живется с Майрой и Шерри, начинал ерзать и, отсидев положенное, удирал. Она никак не помогала ему и чувствовала облегчение, когда за ним захлопывалась дверь. У них мало было что сказать друг другу – только Джимми. А может – наоборот: много чего, но Джимми – единственная безопасная тема.

Как-то раз Майкл принялся рассказывать, что в тот день он вернулся домой пораньше, чтобы извиниться за происшедшее ночью. А увидел ее в пикапе Харли. Он решил, что она удирает с Джимми, и погнался за ними… Но Лорел тут же расстроилась, и он свернул объяснения.

Навещать ее разрешили только Майклу. О его приходе всегда возвещала медсестра – блондинка с плохими зубами. Всовывала голову за дверь и, покраснев, смущенно улыбаясь, объявляла: «Опять к вам этот роскошный мужик! Готовы?»

Но на этот раз Лорел встретила его у дверей, и Майкл открыто удивился, когда она взяла его за руку и провела в палату.

– Догадайся, что случилось?

– Не могу представить, – через силу улыбнулся Майкл.

– Я уезжаю наконец!

– Сбегаешь?

– Нет! Доктор сказал, что могу выписаться через три дня. Буду раз в неделю приходить к нему и звонить, как только почувствую, что сознание снова ускользает от меня.

Майкл присел на кушетку, не придя в восторг от новости.

– Ты ведь позволишь мне вернуться домой… да? – после дневного разговора с врачом Лорел находилась в приподнятом настроении. Теперь на нее напали первые сомнения. Она спустилась на пол рядом с ним. – Пожалуйста, скажи! Я ведь могу приехать домой?

Светлые гипнотические глаза пристально изучали ее. Наклонившись, Майкл тихо произнес:

– Ты ведь не знаешь меня.

– Но я и других не знаю! Никого! Пожалуйста!

Вытащив сигареты, он закурил. Она впервые видели его с сигаретой.

– Хочешь пожить с Джимми в Таксоне?

– Нет!

– Там тебе будет легче…

И легче следить за мной?

– Я хочу домой! В бежевое бунгало! Я постараюсь не вмешиваться в твою жизнь… Обещаю. Только позволь…

– Пожалуйста. Возвращайся. Теперь встань с пола и расскажи подробно.

Лорел пересказала, что ей запомнилось из дневной встречи с доктором Гилкрестом; что-то о страхе, виноватости, гипертрофированном неприятии насилия. Ее проблема – страх, а не боязнь людей. Тенденция избегать реальности… Даже Майкл поморщился от этого преуменьшения. Ей было трудно сосредоточиться: она ждала, когда Майкл назовет день отъезда домой.

– И прибавил, что хочет поговорить с тобой.

– Да, похоже, надо заглянуть к нему. Пойду, договорюсь о встрече. – Он поднялся и взял кепи с серебряными крылышками. На нем была темно-синяя летная форма, в пустыне он редко надевал ее.

– Погоди!

– Что еще?

– Хочу поблагодарить тебя за то, что часто навещал меня. Не обязан ведь был.

Майкл только нетерпеливо передернул плечами, явно стараясь поскорее уйти.

– И еще… расскажи мне о прежнем… как мы встретились, всякое такое.

– Давно все случилось.

– Майкл, пойми! Ты единственный, кто может рассказать!

Вздохнув, он нетерпеливо отбросил кепи, присел рядом. Рослый мужчина в заставленной мебелью палате с нежеланной женой, от которой легко может избавиться законным путем, но он выполняет нравственный долг, заботится о сумасшедшей… Уже не в первый раз Лорел пожалела его.

Встретились на маленьком туристическом маршруте в горах Колорадо. Я с друзьями путешествовал, а ты с подружками-учительницами. Стояли мы втроем перед уличным лотком, ели горячую сладкую кукурузу. – Майкл потер морщины на лбу и откинулся на спинку дивана. – Вид у тебя был довольно трогательный, на подбородке висела капля растаявшего масла. Подружки твои пухленькие, глупенькие туристки заливаются хохотом, стоило к ним обратиться мужчине. Но ты держалась свободно, естественно, говорила тихо. В конце концов, после долгой пустой болтовни, наши группки объединились и вместе отправились гулять в парк, угостились там сладкой кукурузой, сэндвичами, а вечером в Денвере – пивом и пиццой. Довольно естественно мы разбились на пары, ты оказалась со мной.

– А какой я была?

– Волосы покороче, юбка подлиннее. Тихая, мечтательная. Я не анализировала тебя, хотя, может, как раз следовало.

– Как получилось, что мы поженились?

– Кто ж знает… такое просто случается. Наша часть стояла у Денвера. Встречались мы с тобой частенько, почти год, нам нравилось бывать вместе. Я и решил, что хочу, чтобы ты всегда была со мной. И мы поженились. Сняли квартиру рядом с твоей школой и…

– Погоди… мы любили друг друга?

Майкл зажег новую сигарету, но не затянулся, а просто уставился на горящий кончик.

– Любить, Лорел, глупое слово. Люди пользуются им, чтобы прикрыть сильные чувства или отсутствие их. Лично мне неведомо, что оно означает. Помню чувство гордости за тебя, ответственность… почему-то ты казалась ранимой… тебе словно бы требовалась защита. Мне было хорошо с тобой, по-другому, чем с другими. Не знаю, может, это и было началом, из которого что-то могло вырасти…

– А я? Любила тебя?

– Казалось, что да. – Майкл отвел глаза от сигареты и уставился в потолок. Тоже считал дырочки, чтобы не потерять терпение? Лорел чувствовала, как ему не терпится сбежать от нее, от событий, которые ей хотелось вспоминать, а ему – забыть.

– По-моему, сначала у тебя была школьная влюбленность в меня. В свои двадцать четыре ты была, скорее, девчонкой, чем женщиной. Так мне помнится теперь. А как оно было на самом деле, не знаю.

– Я была… неуравновешенной? – Лорел наблюдала, как на щеке у него задергался тик. Вот-вот Майкл сорвется.

– Иногда казалась подавленной происшествиями в школе. Ты очень активно участвовала в жизни своих учеников, их семейных проблемах. Мне казалось, от того, что ты хорошая учительница, чувствительная натура. Очень расстраивалась, когда я уехал во Вьетнам. Но и это представлялось вполне естественным. Едва я приехал туда, как ты написала, что беременна. В письмах особого счастья не прочитывалось. Мелькала бредовая идейка, будто ты не хочешь ребенка. Не хочешь, чтобы он жил в мире, где умирают от голода… всякое такое… но потом, вроде бы, смирилась. До последнего письма…

– Ты сохранил его?

– Нет. – Взяв кепи, Майкл встал у двери. – Я уже объяснил врачу, Лорел.

– Погоди! Скажи, что было в последнем письме?

Майкл вытер лоб платком.

Почта работала тогда не лучшим образом, – тихо, сдержанно, четко продолжал он. – В письмах ты требовала, чтобы я приехал домой. Ты боишься. Я посоветовал тебе – вызови мать ко времени рождения ребенка. Но в последнем письме ты написала, что вообще ничего не сообщала ей. Полное истерики письмо.

На следующий день со мной связался Красный Крест. Они желали узнать, как поступить с Джимми. Я дал им адрес твоих родителей и написал в больницу. Мне ответили: медсестра видела тебя, ты уходила по собственной воле. А через два года звонок из мотеля Феникса. Моя давно исчезнувшая жена… Ладно, Лорел… мне пора. – И он улетучился, не успела она и рта раскрыть.

Лорел оставалось сидеть, стараясь переварить факты, пока не заглянула медсестра напомнить: пора спать. Пожалуй, что в суде Лорел сказала правду…

– Ой, как он сегодня долго, правда? – Сестра принесла белую бумажную чашечку с таблетками для Лорел: желтая для сна, розовая для счастья. Или наоборот? – Как вы ухитрились поймать такого мужчину?

Отчего это у людей, с плохими зубами всегда такие широкие улыбки? – размышляла Лорел, наблюдая, как сестра застилает ей постель – мягкий намек.

– Маслом на подбородке, – буркнула Лорел и заперлась в ванной.

В постели она проглотила таблетки и, решив отвлечься, включила десятичасовые новости. Студенты в Темпи сражались с полицией (в сущности полиция наблюдала, как студенты выдрючиваются перед телекамерой).

На границе грандиозная операция «Перехват» оборвала провоз наркотиков из Мехико. Оборвала она и автодвижение – длинные вереницы машин тянулись к Ногалесу, пока полицейские искали марихуану, героин, амфетамины и барбитураты.

Жаркое лето закончилось. Туристы и хиппи потянулись в пустыню. Ходили слухи, что в Аризоне опять появился Джон Баптист, с надеждой организовать студенческие демонстрации у воздушной базы Льюка в знак протеста против обучения там убийц и отравителей воздуха и того факта, что вывод войск президентом из Вьетнама – всего лишь символическая подачка неудовлетворенным элементам общества, а не конец американского вмешательства. Фото на экране показало долговязого нескладного молодца с бородой, кудрями по плечи, в огромных очках в проволочной оправе. Монашеская ряса на нем смотрелась нелепо. Не скажешь, что такой сумел кого-то на что-то подвигнуть.

Инфляция еще тлела, и младенцы во Вьетнаме с раздутыми животами и запавшими глазами по-прежнему умирали от голода.

Лорел зевнула, хихикнула и пожалела, что не может угостить угрюмого репортера таблеткой для счастья. Тот с трудом одолевал помпезные слова и длиннющие предложения.

Зато метеоролог лучился улыбками, поздравляя Аризону с дивным зимним сезоном, точно и в помине не полыхало над ней обжигающе жаркого лета.

Повернувшись на бок, Лорел заснула. Под утро ей приснилось, что у Джимми раздутый животик, пустые глаза; исхудалые ручонки тянутся к ней с мольбой о еде, и она обыскивает разбомбленное бежевое бунгало в поисках еды для него, чувствуя боль слишком реальную для сновидения – еды нет, а малыш не понимает этого. Когда она проснулась, солнце уже заливало палату (она плакала в подушку, чтобы не услышали и не оставили тут из-за вернувшейся депрессии).