Текст книги "Прыжок кита"

Автор книги: Марк Гальперин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Этот способ оказался на удивление эффективным.

Тогда идея автоматизации производства обсуждалась довольно широко как способ достижения полного торжества социалистической экономики над загнивающим капитализмом. В итоге в ряде отраслей появились заявки на весьма серьёзное количество комплектов машин.

Этому способствовали невысокие цены по сравнению со стационарными машинами, обещания высокой надёжности. Привлекало, что машины рекламировались не для комплексной автоматизации заводов, а то и целых отраслей, а для отдельных технологических процессов. Для любого главного инженера большого завода не составляло труда выделить пару молодых инженеров по автоматике, дать им какой-нибудь старый и не очень нужный промышленный агрегат и разрешить с ним поиграть в своё молодое и амбициозное удовольствие.

Летом 1962 года, когда ещё шли Госиспытания опытных образцов, и шли не всегда успешно, мы уже вовсю развернули оголтелую рекламу. Конечно, это раздражало, чтобы не сказать «бесило», людей, которые заранее знали, что их разработки будут освоены в плановые сроки, будут заказаны и оплачены по разнарядкам министерств, что было бы правильным и привычным путём. Но для нас это был путь в никуда, нас бы просто не выпустили на просторы необъятной советской плановой экономики.

Поэтому мы рисковали, рисковали собственной, ещё не заработанной, репутацией, но у нас не было другого выхода, мы верили в себя, своих партнёров с серийного завода и своих потребителей.

Весьма плодотворной оказалась передвижная выставка, которую мы организовали на Выставке достижений народного хозяйства, ВДНХ. Мы привезли в Москву целое купе аппаратуры и плакатов, все изготовленные опытные образцы. Берг приехал в Москву на собственной машине. Мы несколько дней демонстрировали свою экспозицию в нескольких отраслевых павильонах. В результате сложилось впечатление, что мы уже выпускаем машины в таких количествах, что можем заполонить главную выставку страны. А на самом деле мы перетаскивали одно и то же оборудование, меняя лишь плакаты, да и то они отличались друг от друга в основном названиями заводов и отраслей промышленности. Всё это, вместе взятое, мы называли теорией разумного блефа.

Много лет спустя мы применили такой же приём при появлении следующего поколения вычислительной техники, так же отличавшейся от предыдущих, как УМ1-НХ отличалась от стационарных ламповых машин.

Следует быть объективным: именно в это время, в начале 60-х, наши очень официальные оппоненты и увидели те огрехи, которые были в первых образцах нашей аппаратуры, и они решили, что это всё просто липа. Свою уверенность они сохранили на многие годы. И сильно просчитались!

В конце 1962 года мы, наконец, закончили Государственные испытания машины УМ1-НХ. Акт подписал академик Дородницын, директор вычислительного центра Академии Наук СССР, крупнейший авторитет в своей отрасли науки.

Практически одновременно с окончанием Государственных испытаний началась передача на завод конструкторской документации. В начале 1963 года она закончилась, а в конце 1963 года ЛЭМЗ выпустил первую промышленную партию машин в количестве пяти штук. Всего через несколько месяцев завод вышел на мощности по выпуску десяти машин в месяц. Таких темпов наращивания производства новой машины на новом заводе тогда никто не мог представить.

Своими воспоминаниями делится Алексей Андреевич Корбут. Опытнейший инженер, пришедший на завод в 1963 году совсем молодым и проработавший там до 2006 года, он много повидал новых машин, систем и их производств – отечественных и зарубежных. Он пережил годы взлёта завода, его устойчивого роста и годы полного развала машиностроения в девяностые, а потом новую эру завода уже на стыке веков. Словом, у него есть с чем сравнивать.

Машина была простая, нормальная. Настраивалась очень легко. В исходном конструктивном исполнении мы продолжали выпуск машин до 1967-68 годов. Состав устройств ввода-вывода расширялся. Появлялись всё новые области применения, и машине стало тесно в том конструктиве, который был ей дан изначально. Тогда В ДОПОЛНЕНИЕ к нему была создана модель в виде шкафа. Она оказалась более технологичной, там был широко применён печатный монтаж.

Государственная премия за УМ1-НХ была присуждена в 1969 году, а новая конструкция машины была создана в 1967-68 годах. Совершенно понятно, что многочисленные успешные применения, которые определили успех выдвижения на премию, были построены на традиционных машинах в настольном исполнении.

Таким образом, рассыпается ещё один миф, придуманный «старосоведами», что исходная настольная версия машины была надуманной и не имела смысла.

Когда машину выдвинули на Государственную премию, мне довелось много поездить по стране, надо было получить отзывы. Задача эта обычно непростая. Здесь же всё было настолько очевидным, что все отзывы рождались сами собой. О многих заводах, на которых была задействована и успешно работала машина, мы вообще раньше не знали – люди получали её по разнарядке, сами запускали, делали системы и спокойно работали.

Необычным оказалось и долголетие машины. Её производство продолжалось до 1980 года, целых 17 лет. За это время появились новые управляющие машины, разработанные различными коллективами, министерствами и ведомствами. Система управления экономикой менялась неоднократно, касалось это и управляющих вычислительных машин. Электронная промышленность свои потребности всегда обеспечивала машинами собственной разработки, как и практически полным набором оборудования для разнообразных производств электронной техники. Поэтому на смену УМ1-НХ в начале 70-х годов пришла новая разработка ЛКБ – «Электроника К-200».

А пока успешно внедрялась машина УМ1-НХ.

Ярким примером успешной системы, состоящей из многочисленных кирпичиков, объединённых в сложную систему машин, стала система централизованного контроля ядерного реактора второго блока Белоярской атомной электростанции.

Сейчас даже представить трудно, что нашлись люди, которые настолько поверили в наши маленькие машины с их большими возможностями, что доверили им контроль над столь сложным и опасным объектом. Для этого требовалось появление многих, не связанных ранее, людей в разных предприятиях, институтах, министерствах, которые Верят, Надеются и Любят свою работу, понимают друг друга, готовы пойти на разумный риск и отвечать за его результаты.

Человеком, положившим первый камень в фундамент этого проекта, был наш ровесник, инженер одного из московских проектных институтов Юра Проферансов. Отчества его я просто никогда не знал, мы вполне обходились именами. Скажу, что Юра сыграл важнейшую роль не только в этом крайне ответственном проекте. Он одновременно дал нам шанс войти в неформальный клуб настоящих системщиков.

Очень жалею, что нам не удалось вместе поработать ещё над каким-либо проектом. Но и один лишь проект Белоярки позволил с восхищением и благодарностью вспоминать этого человека до сих пор.

Вторым человеком был Йозеф Вениаминович Берг. С первых шагов общее техническое и организационное управление этим грандиозным проектом Старос отдал ему. И не ошибся.

Третьим человеком стал Владимир Ефимович Панкин. Он был реальным идеологом проекта, просто никто не подумал назвать его Главным конструктором. Но жизнь исправила эту ошибку: я считаю, что именно за эту работу он был удостоен Государственной премии в составе команды по машине УМ1-НХ. Награды, предназначенной одновременно и самой системе, и её создателю.

Работа над белоярским проектом была серьёзной подготовкой к нашей главной системной работе над БИУС «Узел» и по времени, и по ряду системных решений, и по составу основных участников. Например, если на Белоярке Панкин и его верные соратники построили отличные следящие системы с использованием КПВК, то совершенно объяснимыми становятся удивительные технические решения, которые они реализовали в трактах ввода данных в торпедное оружие в системе для лодок, которые используются до сих пор в самых последних разработках и не имеют себе равных!

Ну как можно не назвать имена членов такой необычной команды системщиков, с которыми мы вместе прошли и «Узел», и последующие поколения работ в области микропроцессоров и систем на их основе: Валера Городецкий, Женя Потапов, Феликс Леваневский, Лёва Шапиро. Под стать им были и программисты: Боря Алексеев, Миша Иванов, Фира Раскина и Женя Фридман.

Работа на Белоярке обогатила наш коллектив ещё одной новинкой: оттуда мы привезли рецепт коктейля, который так и остался под именем «Белоярский»: это смесь томатного сока, сметаны, соли и чёрного перца, – отличная замена самой вкусной части салата из свежих помидоров, которую всегда хочется выпить через край из тарелки, даже рискуя подвергнуться удивлённым взглядам соседей по застолью.

Трудно сказать, что случилось: то ли УМ1-НХ вовремя родилась, то ли её появление ускорило рождение и становление нового направления работ – создание Автоматизированных Систем Управления Технологическими Процессами (АСУТП)?

Очевидно, так уж совпало. Работы росли, как на дрожжах. Потребность в системах была во всех отраслях промышленности, а в рамках электронной – особенно.

Вот тут-то и настал звёздный час Виталия Валькова. Ему было предложено возглавить отдел проектирования систем, куда вошёл коллектив Юры Чугунова, составивший костяк системной лаборатории. Две другие по старой памяти назывались лабораториями математиков, но направленность их работ была различной. Я руководил программистами для всех направлений применения управляющих машин. Вторая лаборатория взяла на себя вопросы структуры вычислительных машин и систем, автоматизации программирования, а также работы, которые через много лет позволили нашей команде занять ведущие позиции в области машинного проектирования – без них появление современных Больших Интегральных Схем (БИС) в начале 70-х годов было бы невозможно.

Этими направлениями блестяще руководил Эрик Фирдман. Именно такие взрывные направления работ были его стихией. Он всегда умел быть на несколько шагов впереди – только тогда чувствовал себя комфортно и был способен творить чудеса.

Со временем все три лаборатории превратились в самостоятельные отделы и существовали в таком виде до окончательного расформирования ЛКБ-ЛКТБ.

А сейчас вернёмся к системам управления и роли Виталия Михайловича Валькова в развитии этих работ в стране.

До этого времени он не занимался разработкой систем, но внимательно приглядывался к этим работам. Его успех в этом направлении предопределился его общей инженерной квалификацией, опытом, который он перенял у Берга при совместной работе по многим проектам, а также здоровыми амбициями, умением наладить деловые связи в техническом, научном и бюрократическом мире.

Особенно успешно он делал это в рамках родного министерства, во всех коридорах власти которого он чувствовал себя, как рыба в воде. Старос и Берг поручали ему самостоятельное ведение многих вопросов в этих коридорах, и Виталий всегда делал это с блеском.

«Категорически вас приветствую!» – эту коронную фразу Виталия часто можно было слышать в наших электронных коридорах власти.

Многие годы продолжали работать системы управления, построенные на основе машины УМ1-НХ, а в дальнейшем и «Электроника К-200». Они стояли в цехах по производству вакуумных ламп, конденсаторов и резисторов, интегральных схем и фотошаблонов для них, осуществляли контроль готовой продукции. Кроме того, Виталий помог очень многим предприятиям пойти по его следам, создавая системы в машиностроении, металлургических производствах, энергетике и других отраслях.

Особое место занимала созданная под его руководством система оперативного диспетчерского учёта работы предприятий электронной промышленности, опередившая на многие годы появление подобных систем в стране. В то время единственно доступным каналом связи была телеграфная линия, чиновники разного уровня и представить не могли, что можно потребовать и добиться получения всех сводок и справок с отдалённых предприятий практически в реальном масштабе времени. Потребовались огромные усилия, напористость, умение убедить противников и не подвести сторонников новой идеи – Виталий был мастер своего дела. И что ещё важно: он умел добиться поддержки главного человека, который знал, насколько необходимо стране то, что они делали вместе с Вальковым.

Этим человеком был Александр Иванович Шокин.

СОЗДАДИМ БЕЗ ДУРАКА УМ-2, 3, 4… К

Первые драки и первые победы на пути к «УЗЛУ»

Создание промышленной управляющей машины явилось первой работой ЛКБ, получившей высокое признание в виде Государственной премии СССР за 1969 год. Если вести отсчёт с момента закладки макетного образца – машины УМ-1 – прошло чуть больше 10 лет. Это нормальный цикл для серьёзной работы, а серьёзность её уже признана не только на родине, но и за океаном. Для дальнейшей судьбы предприятия очень важен полученный опыт внедрения машины в серийное производство и её широкое применение. Во многом это определило ход работ по следующему детищу коллектива – бортовой универсальной управляющей машине УМ-2. Переезд с чердака во дворец в этих работах не являлся какой-то вехой, все продолжали работать в бешеном темпе. Спорить, ошибаться, исправлять ошибки. Не было какой-то границы, на которой заканчивались работы по УМ1 – НХ и начинались работы по УМ-2 – это был единый процесс, и занимались им одни и те же люди. Основные технические решения по машине УМ-2 принимались в 1961 году.

Формально работы велись на основании Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 1962 года. Этот документ предусматривал создание двух поколений бортовых машин: машина УМ-2 должна была иметь быстродействие до ста тысяч, а машина УМ-3 – до одного миллиона операций в секунду.

Элементная база бортовых машин семейства УМ-2 – логические модули и интегральные ферритовые кубы памяти – описываются в электронной версии книги, в главе с таким же названием.

Проектирование и изготовление машины УМ-2 велось в течение двух лет с огромным напряжением. Слишком много решений приходилось принимать буквально на ходу. Слишком много новшеств требовало тщательной проверки и времени, а его-то у нас и не было. Было сделано шесть опытных образцов машины, и только последняя версия оказалась работоспособной и готовой пройти сложнейшие испытания, которым до этого не подвергалась в СССР ни одна аппаратура военного применения.

Испытания начались летом 1963-го и длились целый год. Проводились они по только что утверждённому новому стандарту, тогда он назывался «Мороз-2», все разработчики его боялись, как огня, а мы были первыми, непугаными и ничего не боялись. Знали, что прорвёмся! Комиссия была более чем серьёзная: во главе стоял начальник головного института Министерства обороны по радиоэлектронике генерал В. П. Балашов (автор нового стандарта), в составе были офицеры из головных институтов всех видов Вооружённых Сил (и у каждого – свои интересы), были представители Туполева и Королёва, но самое страшное – были представители на уровне Главных конструкторов многих промышленных министерств и предприятий, которые уже разрабатывали, а некоторые были близки к серийному производству бортовых машин собственной разработки. Конечно, безо всяких глупостей, без микроэлектроники, но зато своей разработки. Коллективы работают не один год, машины заложены в конкретные системы известнейших Генеральных конструкторов, и вдруг – на тебе, какая-то микроэлектроника, про которую, если и слышали, то всерьёз-то никто и не воспринимал. Их позиция была простая и предсказуемая: «держать и не пущать». Особенно запомнился Г А. Хавкин, Главный конструктор самолётной машины «Пламя», которая уже проходила лётные испытания, – он дрался, как лев! Однажды представитель Туполева ехидно спросил Хавкина:

«Скажите, а ваше «Пламя» не погаснет, если его мгновенно перенести из камеры с температурой +60 в камеру -60?» В ответ Хавкин сжался и сказал, что если хорошенько закутать, то выдержит. Последовал вопрос, а если вас самого перенести? Ну, если в тулупе и валенках, не сдавался Хавкин, то можно. На что ехидно последовало: «Нет, братец, мы тебе голенькому устроим эти термоциклы».

Так что драка была нешуточной.

Были в комиссии и сотрудники головного института ВМФ, они обычно не лезли в промышленные драки, но твёрдо и профессионально проводили все испытания и чётко фиксировали результаты, а зачастую давали очень важные советы. Так на многие годы у нас сложились хорошие отношения с будущим профессором О. В. Щербаковым, крупным специалистом в вопросах теории и практики обеспечения надёжности корабельных вычислительных систем.

О. В. Щербаков. 1964 г.

На заключительном этапе работы комиссии драки стали настолько жестокими, что Фото 1964 года однажды на её заседание прибыл инструктор оборонного отдела обкома партии, чтобы попытаться помирить противников. Мы не сдались и полностью победили. Была признана новизна, надёжность, важность именно нашей разработки и даны рекомендации к её серийному производству.

Сейчас я думаю, что наш Министр, умнейший и мудрейший А. И. Шокин, будущий дважды Герой Социалистического труда, прекрасно понимал: ещё не факт, что хоть куда-то нас пустят со своей самой-самой бортовой машиной. Но ему нужно было встряхнуть всю оборонку, показать, что пришла новая эра с новыми требованиями и возможностями, а, кроме того, следовало добыть и вложить очень много денег в микроэлектронику, и тогда результат не заставит себя долго ждать. Конечно, весьма почётно, но не очень приятно выступать в качестве подопытного кролика в больших государственных играх, но у нас была цель другая – дать реальную жизнь тем изделиям, которые нам удавалось создать намного раньше, чем другим коллективам.

Работая над этими записками, я заново переживаю события тех дней, мне стыдно и обидно, что мы не смогли тогда дать достойную жизнь самой лучшей разработке за всю нашу долгую жизнь в электронике.

Недавно мне прислал свои воспоминания Дмитрий Леонтьевич Сидоренко, бывший офицер радиотехнической службы Военно-морского Флота, которому довелось участвовать в большом совещании в Министерстве обороны. Совещание было посвящено обсуждению результатов Госиспытаний машины УМ-2 и перспективам её внедрения в системы наземного, воздушного, ракетно– космического и корабельного базирования. Вот что он пишет.

Примерно в начале 1965 года, точно не помню, меня послали на очередное совещание в 5-е Главное управление МО. Там перед представителями всех родов войск выступил один из руководителей главка, рассказав, что создана малая вычислительная машина УМ-2 на базе нового, мало тогда нам знакомого направления – микроэлектроники – и представил главного конструктора этой машины Филиппа Георгиевича Староса. Это совещание было, по существу, тем, что сейчас называют «презентацией». Ф. Г. Старос рассказал о параметрах машины и о возможных областях её применения. Машина была построена с применением неизвестных нам тогда микроэлектронных сборок. После ответов на вопросы офицер, ведущий совещание, сказал, чтобы мы доложили об услышанном и увиденном начальству с целью определения возможности использования этой машины в интересах родов войск…

В кулуарах некоторые офицеры высказывали сомнение в возможности её использования. Гэворили, что для всех их систем уже разрабатываются по их собственным заказам необходимые вычислительные машины.

В это время в круг моих обязанностей входила организация работ по первым БИУС «Туча» и «Аккорд», и я хорошо знал круг задач, возлагавшихся на эти системы. Поэтому, прикинув возможности машины УМ-2, я подумал, что на её базе можно было бы создать БИУС для дизельных подводных лодок, где системы, подобные «Туче» или «Аккорду», разместить было невозможно.

Далее Д. Л. Сидоренко рассказывает, как после того в считанные месяцы было принято решение о создании такой системы, которая получила название «Узел», но к этому мы вернёмся в последующих главах.

Мне довелось видеть акт госиспытаний машины УМ-2, где наш Министр сделал пометки, по которым было видно, что он высоко оценил результаты нашей работы. Думаю, что он мог добиться внедрения, обратившись с соответствующими предложениями в правительство и оборонный отдел ЦК. Большую помощь в продвижении УМ-2 мог оказать наш формальный начальник, генеральный директор Центра Микроэлектроники, имевший статус заместителя министра – Фёдор Викторович Лукин. Его знание глубочайших подводных течений советской оборонной промышленности было безграничным. Но к этому времени мы сделали всё возможное, чтобы лишить себя подобной поддержки, и не могли даже обратиться за ней ни кШокину, ни к Лукину. Более того, к этому времени в Зеленограде начали формировать подобную программу на базе Института микроприборов, ставшего признанным лидером работ по обеспечению компьютерами советской космической программы на многие годы. Это подтверждает, что потеря нами заказов по заданию академика Королёва и его преемников не была связана с тем, что ими занималось непрофильное министерство. Это была наша вина, или беда. Нам же в этой программе осталось только одно – коллеги успешно использовали в своих разработках наши интегральные кубы памяти и даже организовали у себя их производство. Поэтому, как ни горько вспоминать о своих поражениях, постараюсь рассказать историю наших неудач в работах над машинами для космической программы и для самолётов с гордой маркой ТУ.

Но прежде необходимо описать совершенно удивительные отношения, которые сложились у нашей фирмы с рядом виднейших людей советской науки и военной промышленности. Речь идёт об академике Акселе Ивановиче Берге, Генеральных конструкторах Андрее Николаевиче Туполеве и Сергее Павловиче Королёве, а также о президенте Академии Наук СССР Мстиславе Всеволодовиче Келдыше. В упомянутой ранее книге Шокина-младшего я нашёл также материалы о работах Шокина-старшего, которые он вёл ещё задолго до того, как ему было поручено управление электронной промышленностью. Эти материалы имеют прямое отношение к содержанию этой главы. Отмечу лишь некоторые из них.

В тридцатые годы Александр Иванович занимался разработками и производством систем управления стрельбой, в первую очередь, для артиллерии надводных кораблей и для стрельбы торпедами с кораблей и, особенно, – с подводных лодок. (Мы расскажем об этом в главе «Подводный интеллект».)

В сороковые годы Александр Иванович стал заместителем председателя Комитета по радиолокации. Таких комитетов тогда было три: по атомной проблеме, по космической и по радиолокационной. На ответственный пост он назначается по представлению другого заместителя председателя, инженер-адмирала Акселя Ивановича Берга. Среди многочисленных дел, которыми они занимались вместе, был и анализ информации, которая поступала из различных источников, в том числе, и по агентурным каналам. В книге приводится дословное содержание отзыва А. И. Берга на одну из полученных спецслужбами «посылок»:

…Материалы представляют очень большую ценность для создания радиолокационного вооружения… Они подобраны со знанием дела и дают возможность не только ознакомиться с аппаратурой, но и в ряде случаев изготовить аналогичную, не затрачивая длительного времени на разработку… Все эти сведения и материалы позволяют нам уверенно выбирать пути технического развития новой и мало нам известной техники радиолокации, обеспечивая нам необходимую для этого перспективу и осведомлённость.

Этот отзыв быть может и не касается материалов, добытых Старосом и Бергом, но он показывает, насколько подобные материалы были важны для советской военной промышленности. Он также даёт основание полагать, что люди, руководившие работой Комитета по радиолокации, были причастны к судьбе Староса и Берга ещё в те годы, когда те находились в Штатах. Эти отношения сохранились в том или ином виде и после их приезда в Союз.

Чуть позже мы вместе будем следить, как развивались эти отношения. Но вернёмся к Акселю.

Командир. Заключённый. Адмирал. Академик

Аксель Иванович был человеком очень сложной судьбы. Блестящий морской офицер времён Первой мировой войны, он стал первым командиром подводной лодки в молодом Красном Военно– морском Флоте. Он увлёкся радиотехникой, стал крупнейшим учёным и военным инженером в этой области. Тогда это была техника радиосвязи. Мне довелось работать некоторое время на его бывшем полигоне связи в Стрельне, где мы готовились к испытаниям очередного комплекса для кораблей на базе больших интегральных схем, и там все офицеры знали, что это полигон адмирала Берга.

Наступила эра радиолокации, и Аксель Иванович сыграл в этой эпохе советской радиоэлектроники решающую роль. Начались гонения на новую отрасль радиотехники, и Аксель Иванович вместе со всеми её создателями попал в тюрьму. Когда Сталин понял, что дальнейшее промедление в развитии радиолокации в прямом смысле смерти подобно, он выпустил Берга из тюрьмы, вернул ему все воинские и научные звания и поручил практически возглавить все работы по радиолокации в стране. На этом этапе судьба и свела его с нашими героями – Шокиным, Старосом и Бергом.

Аксель Иванович стал академиком и полным адмиралом. Такое сочетание званий было ещё у одного человека в истории российского флота и российской Академии Наук – у Алексея Николаевича Крылова, великого кораблестроителя и учёного. Берг занимал пост заместителя министра обороны. Потом чиновничья деятельность ему наскучила, и он сказал своё веское слово в советской кибернетике. Он стал её признанным лидером ещё в то время, когда кибернетика считалась партийными идеологами буржуазной лженаукой.

Аксель Иванович Берг никогда не был нашим начальником или нашим заказчиком. Пока не стала известна вся история отношений Староса и советской радиолокации, я не понимал, на чём были построены их отношения кроме простой человеческой симпатии, но это не могло объяснить чисто отцовскую привязанность академика к моим шефам. Наиболее вероятно, что и Шокин начал устанавливать контакты со Старосом по совету Акселя Ивановича.

А. И. Берг часто бывал в нашем КБ, всегда был доброжелателен и открыт, весел и остроумен. Однажды он сказал в шутку, обняв нашего главного инженера, что очень здорово, что из двух Бергов один всё-таки является настоящим. Смысл этой шутки мы поняли только через много лет. Особенно запомнилось, что этот человек распространял своё отношение к шефам также и на нас, сопливых мальчишек, которые окружали Староса и были, как вы помните, удостоены прозвища «старосята». А. И. Берг любил ходить по нашим лабораториям, задавал массу вопросов, с ним можно было говорить о сокровенном.

Помню разговор, в котором, кроме шефов, участвовал Николай Иннокентьевич Бородин и я. (Честно говоря, я не столько участвовал, сколько присутствовал.) Бородин вдруг начал жаловаться, как трудно нам добиваться помощи в различных государственных и партийных инстанциях. Академик внимательно выслушал Бородина, успокаивающе положил ему руку на плечо и сказал: «Знаешь, мы сейчас в малом Совнаркоме готовим Постановление Правительства о физическом уничтожении дураков». У всех на душе сразу стало спокойно и весело, но ход отечественной истории показал, что это постановление так и не вышло…

Помню, что на 50-летний юбилей Староса в 1967 году Аксель Иванович прислал ему необычайно тёплое и неформальное письмо и подарок – собственный значок командира подводной лодки. Старос, когда получил этот редкий подарок, активно работал над созданием БИУС «Узел» для современных лодок как его Главный конструктор. Вот так пересекаются судьбы людей. Думаю, что советы Акселя Ивановича для Староса были незаменимы, а порой его звонок и рекомендация могли помочь решить многие важнейшие проблемы.

Только через много лет, познакомившись с биографиями этих неординарных личностей, Министра А. И. Шохина и Адмирала А. И. Берга, я понял, что их связывало тесное сотрудничество по созданию, испытаниям и организации производства отечественных корабельных радиолокационных станций и систем в последние годы войны и в послевоенные годы. Ближайшим помощником адмирала Берга по линии ВМФ был Абрам Львович Генкин, будущий вице-адмирал, начальник радиотехнической службы ВМФ. В те годы Генкин не мог ничего знать о человеке, который способствовал развитию советской радиолокации, находясь в Америке. Но о нём наверняка знали А. И. Шохин и А. И. Берг как два заместителя председателя Комитета по радиолокации. Решение о том, чтобы поручить Старосу создание системы «Узел», было принято по инициативе А. Л. Генкина. Я думаю, что в это время ему уже была известна судьба Староса и его роль в развитии советской радиолокации, да и одного слова Акселя Ивановича, сказанного Генкину, было достаточно для принятия такого решения.

Командирский значок, подаренный Старосу подводником Акселем Бергом, стал для Филиппа Георгиевича эстафетной палочкой, которая помогла ему создать «Узел» и обеспечить себе славную судьбу. За годы моей работы со Старосом Аксель Иванович неоднократно поддерживал его самым эффективным образом – коротким звонком, письмом с выражением поддержки. Его авторитет в советской промышленности, власти и науке был необычайно велик, но не безграничен.

А. Н. Туполев

Не менее близкие и неформальные отношения были у Староса с Андреем Николаевичем Туполевым. В те годы я не знал совершенно ничего об истоках этих отношений, теперь же, когда стало известно всё про Староса и самолётную радиолокацию, я считаю, что и эти отношения имели свои корни в истории рождения советской «Летающей крепости», носителя атомной и водородной бомбы – самолёта ТУ-4.

В то время я принимал участие во всех делах, связанных с внедрением машин серии УМ-2, более того, отвечал за эти дела, и сейчас я снова перебрал в памяти всё, что касалось установления связей с фирмой Туполева. Ничего об этом я не нашёл и в воспоминаниях Эрика Фирдмана, вместе с которым мы занимались поиском применений УМ-2, а уж он-то в своей книге не упустил возможности поведать миру о своём общении со всеми великими людьми. Видно, тоже ничего не знал об этой стороне дела.

Уздин в книге предложил свою версию того, как это началось. Она слишком проста и неправдоподобна, но, как ни парадоксально, – абсолютно в стиле И. В. Берга: «Мы решилы, и мы пришлы к Туполеву». Я думаю, что эту историю Берг рассказывал до того, как были обнародованы все подробности их эпопеи до приезда в Союз.

Может быть, что это была действительно их первая встреча с Туполевым. Может, ей предшествовал разговор с Генеральным конструктором А. И. Шокина, может быть, А. И. Берга, а может и кого-то из старых знакомых из КГБ, которые могли просто сказать: «Андрей Николаевич, слышал о таком чехе по фамилии Старос? Так это тот, кто добыл тебе все материалы по радиолокации по В-29. Прими его, не пожалеешь».