Текст книги "Прыжок кита"

Автор книги: Марк Гальперин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Марк Петрович Гальперин
Прыжок кита

Светлой памяти нашего учителя

главного конструктора системы «Узел»

ФИЛИППА ГЕОРГИЕВИЧА СТАРОСА

посвящается

ПРЕДИСЛОВИЕ

WHALE JUMP

“Whale Jump” is an extremely complex emergency surfacing manoeuvre, which can save a submarine in distress, provided that its captain and crew have courage, experience and determination. An action taken in extreme circumstances by a talented and brave leader and his team to save the day can be called a “Whale Jump”.

“Whale Jump” is the name of this book, about the creation of the command system of Soviet submarine Project 877 (Kilo class) also known as “Varshavyanka”.

“Whale Jump” is a historical account of how the submarine’s combat and navigation system “Usel” (Russian for “The Knot”) came into being.

“Varshavyanka” and “Usel” are still deployed in the 2st century by the navies of Russia, India, China, Iran, Algeria and other countries.

Their creation 40 years ago has tied an incredible «destiny knot» of many peoples’ lives – a Leningrad team of young and enthusiastic developers and their forever to be loved teachers and leaders: Philip Staros and Josef Berg, talented American engineers of amazing and tragic fates. More than once they had to execute a “Whale Jump”, was luck always with them?

Intelligence service conflicts, daring scientific endeavours, collaboration with the great creators of submarines, aircraft and spacecraft, the emergence, development and downfall of Soviet microelectronics, all formed the destiny knot described in this book.

The author, Mark Galperin, was born in Leningrad and educated at LITMO University. He joined the design bureau headed by Philip Staros as a student and worked under his guidance for 14 years. Mark was the first deputy to Philip Staros in the “Usel” design and was awarded the State Award of the USSR for his part in the Varshavyanka project. He now resides in Australia.

Создание боевой информационно-управляющей системы «Узел» является гигантским прорывом в двух принципиальных направлениях:

– техническом, поскольку габариты, объём, вес и энергопотребление были значительно уменьшены, а функциональные и эксплуатационные возможности серьёзно увеличены во много раз относительно тех систем, которые разрабатывались в то время в Министерстве судостроительной промышленности;

– политическом, так как впервые подводникам разрешили выйти за отраслевые барьеры и работать с фирмами другого министерства, т. е. заглянуть и перепрыгнуть через высокий ведомственный «забор», укреплённый секретностью.

В дальнейшем этот прецедент, который можно приравнять к подвигу, позволил создать и внедрить на неатомной подводной лодке IV поколения «Лада» десятки новинок, значительно опередивших время.

Создавался БИУС «Узел», как любая принципиально новая система, с большими трудностями, в итоге успешно преодолёнными.

Об этом книга Марка Петровича Гальперина.

На подводных лодках II поколения проекта 641 Б («Танго» класс) и III поколения проекта 877, 636 («Кило» класс) система «Узел» прошла апробацию и модернизацию, позволившие достичь исключительно высоких результатов.

Общее количество неатомных лодок, построенных с использованием этой системы, превысило 75 единиц. Заслуги создателей БИУС «Узел», как это часто бывает, до сих пор не оценены по достоинству.

Мои доклады на коллегиях МСП о том, что БИУС «Узел» состоит всего из 2–3 стоек, а количество решаемых задач соответствует гигантским по размерам и энергопотреблению системам других разработчиков, вызывало в те годы бурное сопротивление в Министерстве и директорском корпусе судостроительной промышленности. Дело в том, что внедрение БИУС «Узел» приводило к очевидному уменьшению водоизмещения кораблей и, как следствие, к резкому сокращению потребления финансовых и трудовых ресурсов.

В Минсудпроме бытовало мнение, что если на подводной лодке электронное оборудование занимает менее 30 % объёмного водоизмещения, то корабль не способен решать все необходимые задачи. Эта «самовозгонка» БИУСов, акустических и навигационных комплексов привела к созданию подводных мастодонтов III и IV поколений, уступающих по сумме качеств кораблям вероятного противника, и к неоправданным затратам.

Преодолевать консерватизм невероятно трудно, но несмотря ни на что у российских специалистов имеются разработки, отвечающие не только сегодняшнему дню, но и будущему».

Ю. Н. Кормилицин,

Генеральный конструктор неатомных подводных лодок

Доктор технических наук, профессор

Дважды лауреат Государственных премий СССР и России

НАЧАЛО «УЗЛА»

Старос и Берг. Эти люди появились в Ленинграде в середине пятидесятых годов.

Известно о них было немногое. Оба инженеры, приехали к нам из Праги, поэтому про них и говорили: «чехи». Однако уже при первом знакомстве становилось ясно, что родной их язык – английский. Вскоре ты узнавал, что оба вынуждены были бежать из Америки, где они работали, в связи с разгулом маккартизма и членством их в коммунистической партии США.

Проработав рука об руку с этими людьми несколько лет, ты узнавал от случайных собеседников, что были они дружны с Юлиусом и Этель Розенбергами, которых американский суд приговорил к смертной казни за участие в атомном шпионаже в пользу СССР. Для нас не являлось секретом, что вскоре после приезда в Союз оба «чеха» были награждены орденами Красного знамени. А за какие труды можно было получить эту боевую награду через пару лет после приезда в нашу страну – каждый мог домысливать самостоятельно.

Уже в середине 1960-х, когда Йозефа Вениаминовича Берга принимали в партию, десятки хорошо знавших его людей, затаив дыхание, слушали вдохновенную ложь, что он родом из ЮАР, потом жил в США. А когда ещё через тридцать пят лет, в середине 90-х, Джо вдруг сказал, что его родители были выходцами из еврейского местечка на западе России, у меня случился приступ хохота, и Джо хохотал вместе со мной!

Первый из наших любимых учителей ушёл из жизни в 1979 году и был похоронен под именем Филиппа Георгиевича Староса. Берг пережил своего делового партнёра и близкого друга почти на двадцать лет. Ещё при его жизни стали известны и подтверждены документально все основные события их непростой судьбы до приезда в Россию.

Старос и Берг были необычайно одарёнными инженерами – именно такими их любили и продолжают почитать многочисленные ученики и ученики их учеников. Наиболее плодотворными для них стали годы с 1956 по 1973, из них мне в этой команде довелось проработать четырнадцать счастливых и победных лет! Успехи именно этого периода вызывали восхищение у сторонников Староса и Берга и зависть, порой переходящую в ненависть, – у их оппонентов. Безразличных людей просто не оставалось!

Эти неповторимые годы, наши общие взлёты и падения, являются основным содержанием книги. Особое внимание уделено работе, ставшей главной в жизни коллег, соратников и моей лично, – созданию Боевой Информационно-Управляющей Системы «Узел» для дизель-электрических подводных лодок. Работа, длившаяся с 1965 по 1973 год, объединила успехи и опыт коллектива, начиная с первых шагов Староса и Берга в 1956 году в области элементной базы, системных решений и программного обеспечения. Система «Узел» заслужила практически единогласное и неоспоримое признание даже у самых непримиримых противников Староса и Берга.

Главным конструктором проекта был Филипп Георгиевич, я же являлся его первым заместителем. История создания этой системы и есть основная тема книги «Прыжок кита».

Вторая тема – это история рождения отечественной микроэлектроники, в которой Старос и Берг сыграли важнейшую роль. Я никогда не был, а, главное, и не считал себя специалистом в областях схемотехники, физики и технологии полупроводников, однако входил в самый узкий круг людей, работавших со Старосом и Бергом. Нас всех порой в шутку называли «старосятами» за необычно молодой вид и возраст. Однако это не помешало нам принимать участие в подготовке основополагающих документов – проектов решений ЦК КПСС и Совета министров СССР, определивших создание и развитие советской микроэлектроники на многие годы. Теперь я остался одним из немногих живых участников и свидетелей этих событий.

В последние годы появилось много публикаций в общедоступных средствах массовой информации, да и в профессиональных журналах, где обсуждается роль Староса и Берга в важнейших событиях истории советской электроники. Убежден, что я просто не имею права обойти вниманием подобные дискуссии и поэтому считаю эту тему важнейшей в моей книге.

В процессе работы над книгой, благодаря открытой и доброжелательной позиции оппонентов, мне посчастливилось найти документы о роли упоминаемых в дискуссиях людей, которые давно ушли из жизни. Все они внесли свой посильный и весомый вклад в создание отечественной микроэлектроники. Надеюсь, что новые публикации, которые выйдут в ближайшее время в свет, будут носить характер спокойный и уважительный к их памяти.

В том, что память меня не подводит, я имел возможность убедиться, читая воспоминания ещё одного «старосёнка», Генриха Романовича Фирдмана. Именно он впрямую отвечал перед Филиппом Георгиевичем за работы в направлении микроэлектроники вплоть до 1973 года, когда их творческая биография в этой области была безжалостно и несправедливо разрушена.

Г. Р. Фирдман, уже многие годы живущий в США, выпустил там книгу «MAVERICK FOR LIFE WITHOUT PAROLE By HENRY ERIC FIRDMAN», с которой я сверил всё, что знал и помнил сам. По ней же я и воспроизвёл те моменты и встречи, в которых, в отличие от него, не участвовал. К сожалению, эта книга недоступна русскоязычному читателю. А в архивах удалось найти фотографию, где мы вместе с Фирдманом участвуем и уж наверняка присутствуем при обсуждении рабочих вопросов с государственными чиновниками самого высокого уровня.

После визита Н. С. Хрущёва. На первом плане: Ф. Г. Старос, министр А. И. Шокин, В. Е. Панкин и зампред Военно-промышленной комиссии Г. А. Титов. На втором плане: Э. Фирдман. М. Гальперин и А. Писаревский. Июль 1962 года.

На этой же фотографии мы видим ещё одного человека из команды Староса, Владимира Ефимовича Панкина, он стоит справа от Староса. Он не только участник всех системных разработок в команде Староса, он не только продолжал работать в этом качестве ещё много лет после ухода Староса из своего коллектива, не только один из создателей системы для Белоярской атомной станции и Лауреат Государственной премии. Он и сейчас продолжает работать, поражает всех своим удивительным интеллектом, спортивным задором и работоспособностью. И уж, конечно, кто как не Панкин прекрасно помнит все события тех судьбоносных дней.

Дальше в книге есть ещё одна фотография, сделанная во время визита к Старосу первого лица государства в начале 60-х годов – Н. С. Хрущёва. На этом снимке вы увидите нашего сверстника и товарища – Евгения Ивановича Жукова, вместе с которым довелось проработать практически всю нашу активную жизнь в электронной промышленности. (См. фото на стр. 37). Он принял непосредственное участие в обсуждении материалов этой книги, предоставив, в том числе, стенограммы встреч, проходивших под его руководством в 90-е и 2000-е годы. И речь на этих встречах велась как раз об истории рождения микроэлектроники и роли Староса и Берга в важнейшем для страны событии. Стенограммы этих встреч можно найти в электронной версии книги.

Лишь через много лет стала известна подлинная история и настоящие имена наших шефов. Их судьба стала третьей темой моей книги. Появились подробные материалы из раскрытых архивов американских спецслужб, вышла книга советского резидента в США Александра Феклисова, описавшего все подробности своей работы с двумя американскими инженерами, которые приехали в Союз и стали жить и работать с новой биографией под именами Староса и Берга.

Наибольшее доверие вызывает книга Steven Т. Usdin: «Engineering Communism. How Two Americans Spied for Stalin and Founded the Soviet Silicon Valley», особенно та её часть, которая написана им на основе архивных документов. С разрешения автора, мы воспользовались этими документами и вместе с моим другом Рафаилом Лашевским подготовили сокращённую версию детективной истории, которая, казалось, завершилась для «чехов» в 1956 году приездом в СССР. Но, как выяснилось, у истории имелось продолжение: почти в полном составе семьи Староса и Берга уехали из России и живут теперь в США или в Чехии. Мы проследили эти неожиданные и, в то же время, вполне понятные перемещения. Скажу, что удалось связаться со всеми родными наших героев и получить согласие на публикацию, столь болезненную для них и требующую крайней деликатности от авторов.

Эта глава называется «Их судьбы». Она состоит из двух частей. Первая восстанавливает подлинную историю жизни Староса и Берга до их «бегства в Россию», вторая часть завершает её.

Во второй части содержатся также и мои личные воспоминания о непростой судьбе Берга в период с 1973 года до его смерти. Наши отношения в эти годы стали ещё более трогательными и близкими, и я сожалею, что не удалось описать их более подробно. Последний раз я встретился с ним в московской больнице, за два дня до его смерти. Джо уже понимал, что его часы сочтены, но продолжал оставаться оптимистом, сохранял присущее ему чувство юмора.

Только в этой главе я использую и те фамилии, под которыми мы знали своих учителей в течение долгих лет, и те, с которыми они родились, но расстались на долгие годы после своего бегства из США. Для всех, кто прошёл вместе с ними основную и, бесспорно, самую плодотворную часть своей жизни, они, конечно же, навсегда остаются Филиппом Георгиевичем Старосом и Йозефом Вениаминовичем Бергом, хотя частенько в кругу своих сверстников мы называли и продолжаем называть их Фил и Джо.

Упомянутые выше произведения А. Феклисова, С. Уздина, Г. Фирдмана помогли собрать фактический материал для этой книги. Есть ещё книга Даниила Александровича Гранина «Бегство в Россию», также посвящённая судьбе Староса и Берга. Написанная талантливым и опытным писателем-биографом, она стала первым произведением, позволившим узнать о наших учителях широкому кругу русскоязычных читателей. Не претендуя на соавторство, замечу, что Даниил Александрович успешно использовал материалы, которые получил от всех нас, включая И. В. Берга. В этом романе Старос и Берг приобрели литературные имена и фамилии, достаточно созвучные с уже известными нам. Я думаю, что те, кто прочитал книгу Гранина, с интересом воспримут подлинную версию творческой судьбы Староса, Берга и их команды…

За последние 10–15 лет на российском телевидении прошла серия телевизионных программ, посвящённых истории Староса и Берга. Они содержат много интересных видеоматериалов, но в то же время грешат рядом спорных утверждений, которые вызывают неоднозначную реакцию научной общественности. Тем не менее, это отличные журналистские работы, и они, безусловно, подогрели интерес к обсуждаемой нами теме. Отдельные кадры из этих репортажей мы включили в состав электронной версии книги.

Замечу, что ни в одной из этих книг и передач нет практически никаких сведений об истории создания «Узла». Только в книге С. Уздина кратко, но убедительно дана оценка этой работы – некий «Взгляд от подножия Капитолийского холма»:

Если Иран решает отправить нефтяной танкер на дно Персидского залива, если китайская субмарина атакует тайваньское судно, если Индия вздумает торпедировать пакистанские сухогрузы – а это вполне возможные сценарии, – торпеды будут нацелены системой „Узел”.

Пусть это и звучит немного напыщенно, но ведь всё так и есть на самом деле, и это в течение почти сорока лет!

МИКРОЭЛЕКТРОНИКА – ПУТЬ К «УЗЛУ»

Я уже продекларировал, что основная линия книги – это история двух американцев, приехавших в СССР по не очень понятной причине, организовавших маленькую лабораторию, которая быстро выросла и, среди всего прочего, оказалась причастной к рождению советской микроэлектроники и к созданию весьма успешной вычислительной системы для подводных лодок.

Мне суждено было преодолеть многие препятствия, прежде чем стать сотрудником, а потом и соратником этих двух необычных инженеров с удивительной судьбой. Этот бег с препятствиями начался прямо со студенческой скамьи, а растянулся на тридцать лет. Оказалось, что мои студенческие годы во многом способствовали успешности этого научно-производственного марафона, поэтому начну я свою историю тоже прямо с последней стадии студенческих воспоминаний.

Самое трудное дело – это написать в любой книге первую фразу. Если это первая фраза в твоей первой книге, дело становится ещё сложнее. Если это не просто книга, а книга воспоминаний, а фактически – книга твоей судьбы, в дополнение ко всему тебя сковывает ощущение, что эта первая фраза может искалечить всю твою жизнь, что ты никогда не сможешь её заменить, переписать заново. Кажется, что это первая ступенька твоей судьбы, и как ты на неё вступишь, на эту, первую, так и будешь потом спотыкаться всю жизнь.

Забудь об этом, жизнь-то уже прожита, и поменять в ней ничего нельзя, да и кроме воспоминаний в ней тоже мало что осталось. И всё же, с чего начать?

Не буду начинать с первой страницы, начну со второй, нет, с двадцать второй, а может… Да ладно, начну вот с чего.

Я ещё студент. Но завтра распределение. Сейчас многие молодые не знают, что это такое, а значит это, что государство, которое считает, что оно тебя выучило за свой счёт, вот сейчас и отправит молодого специалиста трудиться туда, где ты нужней всего, и там ты будешь привязан по крайней мере на три года. Только не думайте, что я считаю такую систему порочной, вовсе нет, всё очень даже справедливо, а для людей пассивных и не очень знающих, чего они хотят, так ещё и гуманно. Но главное, что есть простой способ позаботиться о своей судьбе: если у тебя в зачётке всё очень даже красиво, то ты имеешь право выбора. У меня как раз всё хорошо, право выбора полное, но тут-то и начинается занимательная часть истории. Я, естественно, хочу заинтересовать читателя с первых строк, поэтому надо объяснить, что я заканчиваю, где живу и куда могу распределяться.

Итак, действие происходит в Ленинграде. Я сам – коренной ленинградец и прожил там всю жизнь за исключением военных лет, когда с родителями был в эвакуации в Новосибирске, да вот ещё на старости лет, закончив дела к 70 годам, перебрался с женой в Австралию, в город Мельбурн, где уже много лет живут моя дочь и мой внук.

Весна 1959 года, до последней сессии остаётся чуть больше месяца. Я женат уже почти три года, подрабатываю, где и как могу, и вообще очень серьёзно отношусь к своей будущей судьбе. В то время я был уверен и сохранил эту уверенность на всю жизнь, что учусь в самом лучшем институте города, в Ленинградском Институте точной механики и оптики. Там же учился и преподавал мой отец, за мной потянулась моя дочь, ЛИТМО сыграл очень важную роль в судьбе моего внука, да и моя судьба неоднократно возвращала меня в родной институт и как профессора, и как начинающего, но уже немолодого бизнесмена.

Мой факультет точной механики славился великолепной кафедрой приборов точного времени, практически монопольно готовившей конструкторов, производственников и руководителей часовых заводов по всей стране, снабжавших всё население весьма достойными часами, включая такие громкие будильники, под которые могли спать и просыпать лекции только студенты ЛИТМО. Однако нельзя забывать, что в те «доэлектронные» времена часики тикали не только на руке или на ночной тумбочке, но и в составе взрывателей снарядов, мин и торпед. Были ещё кафедры сопротивления материалов, теории машин и механизмов, деталей машин, соединённые в последующем в единую кафедру с аббревиатурой ТММиДМ, что расшифровывалось как «тут моя могила и детей моих». А ещё были кафедры технологии приборостроения, станков и другого оборудования, режущего инструмента.

Основное здание ЛИТМО (пер. Гривцова, 14), в котором в 1930 году был организован Ленинградский Институт точной механики и оптики, а в 1937 году разместилась кафедра счётно-решающих приборов и устройств.

Все кафедры вели очень насыщенные программы для всего факультета и в целом закладывали прекрасный общеинженерный фундамент подготовки инженеров широкого профиля, к сожалению, во многом утраченный в последующие годы в связи с появлением многих новых дисциплин. Как правило, это было объективно необходимо, но порой носило и конъюнктурный характер.

Особо выделялась кафедра гироскопических приборов, в послевоенные годы это был взлёт гироскопического направления как для традиционных целей навигации кораблей и авиации, так и для разнообразных систем стабилизированных платформ в ракетостроении и космонавтике, а потом и в маркшейдерском деле.

Ну а наша кафедра была совершенно удивительной. Называлась она «Кафедра вычислительных и счётно-решающих приборов и устройств». Попасть на неё при переходе на третий курс было необычайно трудно, нужно было иметь не только высокий средний балл за предыдущие годы обучения, но и почти обязательно – успешную работу в студенческом научном обществе (СНО), причём неважно, по какой специальности, лишь бы имелось желание и умение шлифовать собственные мозги и заставлять их напряжённо работать. Известно было, что активно приветствуется работа на кафедре, в том числе и финансовой поддержкой, а также прохождение факультативных курсов, которые вели ведущие специалисты профильных НИИ города. Были, например, ребята, которые начинали работать сразу после возвращения первокурсников с первой месячной поездки «на картошку», и, конечно, к таким ребятам преподаватели относились особенно трепетно и готовили их по отдельной программе. Таким студентом был Гена, а в дальнейшем профессор Геннадий Иванович Новиков, в течение многих лет – блестящий лектор, заведующий кафедрой, любимец студентов, да ещё и ректор института, да ещё и в самые тяжёлые девяностые годы.

Г. И. Новиков

Он, кажется, в первый же день на первом курсе пришёл в институт с собственным паяльником, был усажен в уголке и всегда что-то паял, чертил – словом, был допущен к самому святому, к участию в разработке первой собственной ламповой ЭВМ для оптических расчётов Л ИТМО-1, которая много лет активно эксплуатировалась проектировщиками оптических систем. И хотя она мало отличалась от универсальных ламповых ЭВМ первых поколений, но, во-первых, БЫЛА, работала при большом дефиците машинного времени в те годы, а, главное, обеспечила возможность и даже неизбежность глубокого понимания архитектуры ЭВМ, машинной арифметики и многого другого.

Кафедра существует с 1937 года, очевидно, это первая кафедра вычислительной техники в СССР. За словом «вычислительной» скрывались многочисленные модели оборудования для машинно-счётных станций, перфораторы, табуляторы, которые послужили серьёзным фундаментом для освоения и создания периферийных устройств для электронных ЭВМ, а также механические счётнорешающие машины: калькуляторы типа «Феликс», которые ещё можно видеть в музеях, а, главное, машины для сложнейших инженерных расчётов, без которых, я думаю, лет на десять задержалось бы развитие современной ракетной техники, космонавтики и ядер– ной физики различного назначения. В контексте данной книги очень важно подчеркнуть, что при создании этих машин и их эксплуатации были разработаны изощрённейшие методы выполнения арифметических операций в десятичной системе счисления, что гораздо сложнее, чем в двоичной системе. Это очень помогло созданию многих поколений ЭВМ, а со мной сыграло довольно злую шутку на первых порах работы – слишком много знал в этой области. Но об этом – немного позднее.

Абсолютным корифеем в этой фантастической механике и в методах машинной арифметики был удивительный человек, доцент Федосий Яковлевич Галкин, поразительно деликатный и, мне помнится, немного беззащитный человек.

Второе направление кафедры составляли аналоговые счётно-решающие приборы. В те годы мы изучали преимущественно механические приборы, они были, как мне сейчас представляется, каким-то загадочным соединением коноидов, каждый из которых преобразовывал угол поворота вокруг своей оси и перемещение механического щупа вдоль оси, повторяющего конфигурацию поверхности этого коноида – в сложную функцию двух переменных.

Коноид. Мы называли его «стальной беременный конус»

Тогда мы всё это видели не только на картинках или в лабораторных работах: на занятиях военно-морской кафедры мы изучали сложнейшие аналоговые устройства для расчёта углов наведения корабельных орудий и торпед, а на выпускном экзамене должны были в течение нескольких минут находить и устранять неисправности в этих устройствах и системах. Никогда не забуду это ужасное испытание, которое началось ещё на военно-морской практике в 1957 году на красавце-эсминце 56-го проекта. И какое счастье было вскоре познакомиться с системами, решающими те же задачи с помощью функциональных потенциометров, вращающихся трансформаторов, а уже не за горами было время, когда те же главные конструкторы реализовывали те же сложнейшие задачи цифровыми методами, с помощью универсальных вычислительных структур, в корабельном, самолётном и ракетном исполнении.

Заведовал кафедрой совершенно необычный человек, с которым мы ещё встретимся на страницах этой книги. Пока лишь немного заинтригую читателя необычным сочетанием его наград и званий: профессор, барон, кавалер орденов Св. Анны двух степеней, Св. Станислава двух степеней и Трудового Красного знамени. Это был Сергей Артурович Изенбек.

С. А. Изенбек

Я рассказываю читателю все эти подробности отнюдь не из ностальгических настроений, свойственных моему возрасту. Все герои повествования, которым сразу будет дана краткая кадровая характеристика, окажутся причастными к основному содержанию книги и встретятся нам ещё не один раз, порой в самой неожиданной обстановке, когда уже не будет возможности знакомить читателя с их биографиями. Так и с профессором Изенбеком: я никогда бы не подумал, что этот скромный человек являлся основоположником важнейшего направления в отечественной промышленности, направления, в рамках которого предстояло родиться и прожить успешную жизнь главной работе моей жизни, – системе «Узел».

Но вернёмся к распределению. В курилках, в аудиториях студенты, а порой и с участием преподавателей, с которыми у нас сложились весьма доброжелательные, почти товарищеские отношения, бурно обсуждали возможные варианты. Есть несколько институтов и КБ, где выпускники кафедры идут нарасхват, так как все начали срочно разрабатывать свои модели машин. Там везде работают наши бывшие студенты, уже успевшие достаточно окрепнуть, чтобы после распределения никто не перехватил подобранных кандидатов в другое, непрофильное подразделение. Заранее согласовывались кандидатуры с фамилиями, «не очень приятными» для кадровых служб закрытых предприятий. Ребята и девчата из общежития тоже заранее подобрали себе места в других городах или заблаговременно переженились и повыходили замуж. Я, кстати, сделал это после 3 курса – очень боялся остаться «в девках». Было несколько заявок из очень непопулярных предприятий, которые всегда запрашивали места и почти никогда не получали или брали народ с других кафедр – всё как-то заранее утрясалось. Начиналось всё с ознакомления с имеющимися запросами, работники кафедры и отдела кадров помогали советами, на предварительном распределении можно было познакомиться с представителями нанимающих компаний… Процесс простой и, как правило, без неожиданностей.

Но при моем распределении уже в течение нескольких месяцев по городу ходили слухи, что есть какая-то спецлаборатория, где занимаются совершенно новым направлением работ, но невозможно узнать, каким (это ещё можно стерпеть, хотя и любопытно!). Что руководят этой лабораторией какие-то два чеха (ну и что?), а говорят они по-русски очень плохо, с каким-то не чешским акцентом (ну подумаешь!), на работу принимают только после собеседования лично с ними (и это можно стерпеть), но берут людей независимо от национальности (не может быть!) да ещё имеют право любого молодого специалиста выпроводить на улицу, если он оказался дураком, бездельником или подлецом, или всем одновременно. И тут с воплем: «Хочу к чехам!» – я решил свою судьбу…

На самом деле не решил, хоть и серьёзно призадумался. Отцу сказал, он начал отговаривать: он-то хлебнул в жизни всякого. Поэтому я место себе на всякий случай закрепил. И вдруг на предварительном распределении встречаю недавнего выпускника нашей кафедры Виталия Валькова, которого я помнил как весьма серьёзного парня, немного излишне амбициозного, немного «понтового». А с ним вместе человека намного старше, в форме офицера морского торгового флота. Виталий меня с ним знакомит, мы говорим несколько минут ни о чём и расходимся.

В. М. Вальков

Этим человеком был Николай Иннокентьевич Бородин. В моей судьбе он сыграл большую роль, а ещё большую – в судьбе тех разработок, которые составили славу нашего коллектива, в том числе, и в создании основных узлов и блоков системы «Узел», в обеспечении её надёжности. Во время нашего знакомства он был доцентом, а вскоре стал профессором Высшего Мореходного училища имени Макарова. В последующие годы нас особенно сблизили общие друзья, которые сначала были его курсантами, а после окончания курса становились его аспирантами, а потом и коллегами по преподавательской работе в высшей мореходке.

На фото вы можете увидеть Николая Иннокентьевича в неплохой компании, жаль только, что он не всегда носил свою морскую тужурку с галунами, она делала его совершенно неотразимым.

Как веселы мы были!

На снимке он записывает что-то очень важное. Справа от него – смеющийся Филипп Георгиевич Старос, вдалеке мелькает лысина Йозефа Вениаминовича Берга, он всегда на что-то отвлекался. А на стуле сидит поистине легендарный человек: академик, адмирал, в прошлом первый на советском флоте командир подводной лодки, бывший заключённый сталинских лагерей, бывший заместитель министра обороны и много ещё кто. Но к этим его ипостасям мы ещё вернёмся при многократных встречах с Акселем Ивановичем Бергом. А сейчас только скажем, что это большой и верный друг Староса и Берга, а ещё и необычайно весёлый и остроумный человек. Очевидно, очередную шутку Акселя Ивановича и записывает в своём блокноте Бородин.

Николай Иннокентьевич был блестящим радиоинженером, крупнейшим специалистом по теории распространения радиоволн. В коллективе, который создавал первые образцы отечественных управляющих машин, он сумел воспитать большую плеяду инженеров, специалистов по схемотехнике, логическому проектированию вычислительных устройств и устройств памяти ЭВМ. Многие из моих сверстников, пришедшие на работу в одно и то же время, составили костяк его команды, став прекрасными специалистами в этой области. Я до сих пор немного им завидую, потому что, проработав несколько лет под прямым руководством Николая Иннокентьевича, я так и не стал радиоинженером и всё время старался уйти из-под его опеки. Мои интересы изначально, ещё со студенческих лет, находились в неотрывно связанной, но всё же другой области проектирования – это построение систем, программирование, а в более широком смысле – применение управляющих машин в различных областях техники.