Текст книги "Агент на месте"
Автор книги: Марк Грени
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
Корт медленно кивнул. «Я понимаю».
«Я все слышал о вашем моральном кодексе. Я уверен, что в прошлом это дорого обходилось вашим кураторам. Если ты выполнишь работу в Каракасе, это может больше соответствовать твоему чувству справедливости и…
«Я буду работать на сирийский режим. Мне насрать. Больше нет».
Клосснер почесал свои белоснежные волосы. «Я бы хотел услышать историю о том, что превратило тебя в черную шляпу».
В комнате по-прежнему царила тишина, и Клосснер быстро понял намек. Он сказал: «Тогда неважно».
«Расскажи мне о работе».
«Вы бы работали с милицией».
«Ополчение?»
«На Западе принято считать, что Аззам руководит своими вооруженными силами. Это выдумка. Сирийский режим больше не является по-настоящему централизованным государством; это союз полевых командиров, в центре которого находится политик-военачальник. На самом деле, там очень раздробленный, очень племенной уклад. Множество различных формирований, ответвлений вооруженных сил, все под эгидой коалиции режима Аззама. И они также сражаются между собой. Одна из самых коррумпированных наций на Земле, потому что Аззам должен позволить всем этим военачальникам и вождям экономически насиловать нацию, чтобы они продолжали оказывать ему свою поддержку. Я был там три раза за последние три года, и могу вам сказать, что это сумасшедшее место, полное сумасшедших людей. Ополченцы, поддерживающие режим, но также связанные с организованной преступностью, и теперь вы добавляете иранцев и русских, которые бегают повсюду, как будто они хозяева этого места». Он принюхался. «Обычные гражданские лица оказались в центре событий».
«Если там русские, почему ополченцы нанимают у вас рабочую силу?»
«Русские в воздухе, проводят специальные операции в сельской местности, что-то в этом роде. У них там также есть чеченский и ингушский мусульманский спецназ. Но они сами по себе, не сотрудничают с местными жителями, которые поддерживают Аззама. Все ополченцы пытаются стать профессионалами, чтобы они могли сохранить некоторую власть, когда война закончится. Сунниты помогают Аззаму сейчас, но борьба действительно начнется, когда повстанцы вымрут, ИГИЛ исчезнет, а внешние враги Аззама сдадутся».
Корт изобразил небрежность в своем следующем вопросе. «Кто клиент?»
«Ты будешь работать на одно из самых жестоких подразделений, ориентированных на режим, там, внизу. Их зовут Лива Сукур аль-Сахара. Слышал о них?»
Кислота выстрелила в желудок Корта, но он даже не моргнул. «Бригада «Ястребы пустыни».
Немец снова ухмыльнулся. «Ты профессионал, Нарушитель. Конечно, ты знаешь всех игроков, даже в этой трясине. У меня есть сорок три подрядчика, размещенных там прямо сейчас на разных базах «Ястребов», и что-то вроде дюжины различных ЧВК, торгующих там с другими группами. Большая часть того, что делают мои мальчики, – это тренировки. но. появляется и внеклассная работа. То, что мои ребята из бригады «Пустынные ястребы» делают в нерабочее время… Это дерьмо, к которому гребаные чеченцы даже не притронулись бы».
Корт почувствовал неловкость внизу живота, но не подал виду. Он притворился, что обдумывает это, затем сказал: «Это подойдет. Мне нужно добраться до места, где за мной не будут следить».
«Ну… вы не можете получить гораздо больше автономии, чем зона свободного огня на Ближнем Востоке. Ты хочешь эту работу, она твоя».
Корт медленно дышал, стараясь ничем не выдать своих истинных чувств.
«Я в деле».
«С уважением,» сказал Клосснер, кивнув. «Парню из Австралии, работающему на базе бригады «Ястребы» в Баббиле близ Дамаска, только что прострелили коленную чашечку в результате нападения ИГИЛ на его конвой в понедельник, и у меня был парень, готовый заменить его завтра, когда он погибнет. Я могу связаться с ним и отправить тебя вместо себя, если хочешь. Или у нас есть пара вакансий на других базах по всей стране, но я подумал, что вы предпочли бы быть поближе к цивилизации.»
«Дамаск прекрасно справится. Я ценю это.» Это было лучше, чем нормально. Суд был готов без обиняков потребовать, чтобы его разместили недалеко от столицы на случай, если его отправят в какое-нибудь захолустье. Он не мог поверить в свою удачу.
Клосснер посмотрел на свои часы. «Gut. Я должен заставить своих людей работать над вашими бумагами всю ночь, но мы можем это сделать. Вы вылетите из Мюнхена в Бейрут утром. У нас есть договоренность с чартерной авиакомпанией, которая совершит короткий перелет до Латакии. Это на сирийском побережье, и авиабаза там контролируется российскими ВВС, поэтому мы не нарушаем запретные для полетов зоны внутри страны». Теперь Клосснер подмигнул. «Ненавижу, когда тебя сдувает с неба по пути сюда. В любом случае, плохая новость о базе в Дамаске заключается в том, что, чтобы добраться туда, вам придется ехать на грузовике через всю страну. и это точно не самая спокойная поездка в эти дни. Другая военная компания недавно потеряла пару парней на шоссе, но нет ничего такого, чего бы такой человек, как вы, раньше не видел».
«Со мной все будет в порядке», – сказал Корт, но он уже сомневался в этом своем верном способе проникновения в Сирию.
Клосснер пожал плечами. «Я был бы сукиным сыном, если бы не посвятил вас в процент потерь. Они высоки, но, полагаю, в других кинотеатрах вы сталкивались с чем-то похуже».
«Скажи мне».
«Позвольте мне сформулировать это так. Я отправлял операторов в Дамаск в течение трех лет, и за это время восемь из десяти моих ребят выбрались оттуда целыми и невредимыми».
Потрясающе, подумал Корт. Его обложка удостоверения имеет встроенный двадцать процентов от несчастных случаев ставки. Он был еще менее оптимистичен в отношении шансов своей реальной операции, которая, без сомнения, была бы на несколько порядков опаснее.
Клосснер встал и пересек комнату, направляясь к корту. Здоровяк держал руки подальше от тела, и Корт был уверен, что это делалось для того, чтобы успокоить своего опасного посетителя, но Корт забеспокоился, что Клосснер попытается заключить его в медвежьи объятия. Вместо этого он остановился в нескольких шагах от Корта, у стены. «Обычно было бы медицинское освидетельствование, но, на мой взгляд, ты выглядишь довольно хорошо. Хотя должен спросить… Ты ведь не употребляешь наркотики, не так ли?»
«Никаких наркотиков».
Клосснер оглядел Корта с ног до головы, как будто тот был домашним скотом на распродаже. Через несколько секунд он сказал: «Ты другой. Не физически. Я просто имею в виду… браться за эту работу, зная, что ты будешь работать на режим Аззама. Ты уверен, что ты не под чем-нибудь?»
Корт сказал: «Осмотрите меня, как мула, но вы не получите кровь или ДНК».
«Боже, нет. Конечно, нет. Я понимаю, что вы – другой случай, чертова знаменитость, и с вами будут обращаться соответственно». Он поднял брови, когда ему в голову пришла новая мысль. «Я бы хотел воспользоваться этим в финансовом плане. Скажите сирийцам, что вы особенный, требуете особых тарифов».
«Нет», – авторитетно заявил Корт. «Я не хочу выделяться. Особенно не там, внизу».
Клосснер взмахнул рукой в воздухе. «Серый человек. Я понял. Забудь, что я упоминал об этом. Парень, на которого я натыкаюсь, чтобы отправить тебя вниз. Он канадец. Ты заберешь его документы, представишься его личностью.» Клосснер снова пожал плечами. «В любом случае, это вымышленное имя. Все мои ребята используют псевдонимы в своих операциях. Безопаснее для всех. Я попрошу своих людей прийти сюда сегодня вечером и сфотографировать тебя, чтобы сопоставить с документами. Я достану больше бумаг для моего канадского подрядчика и отправлю его в Каракас». Клосснер пожал плечами. «В любом случае, он был трусом, не хотел ехать в Сирию».
«Работает на меня».
Клосснер протянул руку и пожал ее Корту. «Гребаный Серый человек», – сказал он, все еще удивляясь тому факту, что легенда была здесь, в его присутствии.
* * *
Корт лежал, свернувшись, в маленьком шкафу в комнате для гостей в пентхаусе Клосснера, дверь была приоткрыта, а его пистолет лежал рядом. Он разобрал постель, затем включил свет в ванной и закрыл дверь. Если бы кто-нибудь зашел к нему в комнату сегодня вечером, они бы подумали, что застали его за тем, как он отлить, и это дало бы ему немного времени для контратаки.
Он уставился в темный потолок, думая о предстоящей операции. Менее чем через четыре часа ему нужно было быть в машине на пути в аэропорт, но прямо сейчас нервы не давали ему уснуть.
До сих пор все шло по плану. Он давно знал, что Ларс Клосснер перебрасывал наемников в Сирию и заработал на этом небольшое состояние. Он также был достаточно уверен, что Ларс не упустил бы возможности отправить его вниз, если бы ему дали шанс сделать это. Корт надеялся, что он будет в пути через два или три дня, но был поражен, узнав, что он сядет на самолет в течение восьми часов. У него не было много времени на изучение карт, но быстрое проникновение в Сирию было одним из первых положительных моментов, которые произошли с шансами маленького Джамала Медины за последние три дня, поэтому он сказал себе, что должен просто попытаться расслабиться и плыть по течению, вплоть до того момента, когда ему пришлось нарушить свою легенду прикрытия и сбежать за ребенком.
Корт задумался о предстоящей работе. Не похищение ребенка; вместо этого он размышлял о том, что ему, возможно, придется делать в качестве члена ополчения сирийского режима по контракту.
Он не знал, что Клосснер работал с бригадой «Ястребы пустыни», и это было отстойно, потому что он знал все о них и о том, что они делали в Сирии.
На самом мрачном этапе войны для Аззама он подписал указ, который позволял бизнесменам создавать собственные отряды милиции для защиты своих капиталовложений. Это действие одним махом превратило контрабандистов, мошенников и клептократов нации в полевых командиров.
Бригада «Ястребы пустыни» стала одной из самых успешных и жестоких проправительственных армий в конфликте. Независимо от сирийского военного командования, они помогали режиму, сражаясь с его врагами, но они также могли тратить свое время на воровство и контрабанду, убивая своих соперников в преступном мире.
Работа на «Ястребов» в Сирии была немного похожа на работу одновременно и на нацистов, и на мафию.
Бригада «Пустынные ястребы» пользовалась дурной славой. Они регулярно пытали и убивали мужчин, женщин и детей, и теперь Корт будет плечом к плечу с этими монстрами. Костюм для «Дезерт Хоукс» означал, что Корта, вероятно, попросят сделать какие-то ужасные вещи, но если он хотел сохранить свое прикрытие, ему пришлось бы подчиниться.
И был еще один недостаток в использовании этого средства для проникновения в Сирию. Как только он оторвался от «Дезерт Хоукс» и отправился за ребенком, Корт понял, что приветливый, но импозантный немец, спящий неподалеку в хозяйской спальне, вероятно, станет заклятым врагом. Но это была проблема другого дня. Вывести из себя президента компании, которая сдавала в аренду наемников для обучения и убийства для эскадронов смерти третьего мира, не казалось отличной идеей, но Корт решил, что отправиться в Сирию в одиночку, с хорошей легендой о том, что он там делал, стоило риска.
Это была, мягко говоря, сложная операция, и тот факт, что он не знал, сколько времени у него было, прежде чем Ахмед Аззам решит устранить компрометацию своего ребенка и просто переместить его или убить, только сделал операцию Суда еще более неуверенной.
Он закрыл глаза и приказал себе отдохнуть пару часов, потому что знал одно – прямо здесь, прямо сейчас, лежа в шкафу в Мюнхене, он ни блядь ничего не мог поделать с тем, что произойдет завтра в Сирии.
ГЛАВА 25
Джамал Медина начал плакать.
В доме было тихо с тех пор, как четырехмесячный ребенок, наконец, отправился спать двумя часами ранее, но Джамал дал понять всем в пределах слышимости, что пришло время для позднего ночного кормления.
Хозяйка дремала на коврике возле кроватки – у ребенка была более роскошная обстановка, – но она быстро села и посмотрела на часы. Было одиннадцать пятнадцать вечера, немного раньше обычного, чтобы Джамал снова захотел есть, но единственное, что помощница по хозяйству сочла подходящим для ребенка, – это непоследовательность, поэтому она нисколько не удивилась.
Ясмин была единственным человеком в доме, которому разрешалось ухаживать за ребенком, но она была не единственным человеком в доме. Она была окружена пятью сотрудниками службы безопасности: все алавиты и все члены специально проверенного подразделения партии Баас, отобранного за их мастерство и поддержку режима Аззама.
Ясмин Самара была двадцатичетырехлетней сирийкой-сунниткой и внучкой бывшего спикера Сирийского народного совета, чиновника партии Баас, который служил как Ахмеду аль-Аззаму, так и его отцу до него. Она работала помощницей по хозяйству во Франции в течение трех лет, затем вернулась домой, чтобы устроиться няней к богатой женщине-экспатриантке, которая жила в Меззе.
Только когда ее привели на встречу с очень беременной Бьянкой и заручились ее одобрением, ей сказали, что отцом ребенка, за которым она будет присматривать, является президент страны. Бьянка подчеркнула, что не может упомянуть об этом ни единой живой душе, но только после того, как Ахмед Аззам сам заглянул к своему новому ребенку, она поняла весь масштаб опасности, в которой находилась. Аззам был добр к ней, но когда он уходил, он оставил одного из своих сотрудников службы безопасности на минутку, чтобы напомнить ей о необходимости хранить молчание, и что любое невыполнение этого требования будет уголовно наказуемым деянием.
Ясмин была подходящей девушкой для этой работы, потому что она была отличной няней, и она никому не сказала ни слова, даже своей семье.
Бьянка должна была вернуться ранее в тот же день, но Ясмин не слышала от нее никаких новостей. Она задавалась вопросом, нашла ли красивая испанская модель какой-нибудь предлог, чтобы остаться в Европе подольше, но она сомневалась в этом, потому что Бьянка призналась ей, что Ахмед Аззам вообще едва отпустил ее, и пребывание за границей было верным способом разозлить его.
Ясмин смертельно боялась Ахмеда Аззама, хотя он был в ее жизни всю ее жизнь. Бьянка, с другой стороны, казалось, совсем не боялась. Женатый мужчина, очевидно, был влюблен в свою испанку; Бьянка рассказывала Ясмин истории о его неловких романтических поступках, которые заставляли молодую помощницу по хозяйству краснеть.
Сегодня вечером, когда она несла Джамала на кухню для очередного кормления, она потрепала его по темным волосам на макушке и спела ему небольшую песенку усталым голосом. У подножия лестницы она увидела, как на кольцевой подъездной дорожке перед домом зажегся свет. Ясмин была уверена, что это Бьянка, наконец-то вернувшаяся из поездки, и она была рада, что искупала Джамала перед сном.
Пока Ясмин стояла в гостиной, сотрудник службы безопасности поднялся с дивана, снова надел пиджак, чтобы прикрыть пистолет в наплечной кобуре, и выглянул в окно в прихожей.
Но только на секунду. Затем, широко раскрыв глаза, он развернулся и посмотрел на Ясмин.
«Это он!»
«Он» могло означать только одно. Президент Сирии наносил необъявленный визит в дом, где жили его любовница и его сын.
Теперь Ясмин была вдвойне рада, что искупала мальчика.
* * *
Ахмед Аззам выглядел совершенно опустошенным, когда он прошел через дверь вслед за четырьмя телохранителями.
Он прошел мимо охранников, уже работающих здесь, в доме, и подошел к Ясмин. Он вообще не смотрел на своего сына, когда смотрел на нее сверху вниз. «Ты что-нибудь слышал от нее?»
Ясмин покачала головой. «Ла, сайиди». Нет, сэр.
«Она ничего не говорила вам о своей поездке?»
Ясмин не встретилась взглядом со своим работодателем. Она только смотрела в пол. «Она сказала, что нервничала».
«Нервничаешь?»
«О возвращении на взлетно-посадочную полосу. Это было так давно. Она беспокоилась о том, как она присмотрит за ребенком. Возвращаюсь в форму… Что-то в этом роде».
«Вела ли она себя странно перед отъездом? Были ли звонки на дом от людей, которых вы не узнали?»
Огромные глаза Ясмин метнулись к Аззаму, затем снова опустились на пол. Что происходит? «Ла, сайиди». Нет, сэр.
«Она пропала», – сказал Аззам. «Я не знаю, когда она вернется. Пока ее не будет, я усилю охрану здесь, вокруг тебя. Вы не должны выходить из дома. Вы не должны разговаривать по телефону».
«Нем, саиди». Да, сэр.
Он положил руку на голову своего мальчика, погладил ее на мгновение, и снова Ясмин украдкой взглянула на своего работодателя. Выражение разочарования, гнева и… было ли это страхом?
Ахмед отвел взгляд от своего сына и снова посмотрел на Ясмин. «Если она каким-либо образом свяжется с вами, я буду знать об этом».
«Конечно, господин президент».
Аззам протянул руку и коснулся щеки Ясмин. «Твой дедушка был великим человеком, дочь. Он долгое время был другом моей семьи. Я скучаю по нему каждый день».
Она начала благодарить его, но голос застрял у нее в горле, когда его рука опустилась с ее лица, провела вниз по шее, через плечо, снова вниз, а затем на грудь. Он остановился там, слегка распахнул ее халат и скользнул холодной рукой внутрь и обхватил одну из ее грудей.
Она беспокоилась, что он мог чувствовать ее сердцебиение; беспокоилась, что ее учащенное сердцебиение из-за ее почти панического состояния разозлит его или заставит думать, что она лжет.
Ясмин сказала: «Для семьи Самара всегда было честью служить семье Аззам».
Аззам посмотрел на нее еще мгновение, затем убрал руку, как змея, скользящая обратно в высокую траву. Он отвернулся, не сказав больше ни слова.
Ясмин наблюдала, как он подошел к начальнику охраны дома. «Сколько у вас здесь людей?»
«Пятеро, сэр. Круглосуточно».
«Пусть будет десять. И найдите способ удвоить меры безопасности по всему району».
«Конечно, господин Президент. Есть ли какая-то конкретная угроза, о которой я должен знать, сэр?»
Аззам повернулся к двери. «Да. Я, если вы не сможете защитить моего ребенка».
* * *
Когда Ахмед аль-Аззам забрался обратно в свой внедорожник, он снова подумал о том, чтобы просто приказать расстрелять Ясмин и Джамала и избавиться от них. У него были большие планы на мальчика, верно, но если бы его сын был разоблачен, если бы Бьянка проговорилась и скомпрометировала ребенка, тогда планы на будущее его сына как наследника мужского пола стали бы недействительными.
Но он не отдавал приказ своим людям убить этих двоих. Он сказал себе, что даст Себастьяну Дрекслеру время добраться до Франции, найти свою любовницу и выяснить, что, черт возьми, произошло. Если бы она смогла доказать, что не имеет никакого отношения к ее исчезновению и что она была осторожна в том, что говорила тем, кто ее похитил, тогда его план на будущее – новая жена, новый сын, новый наследник, новые отношения с Россией и Ираном и новая сила дома с полной победой над его внутренними врагами – остался бы нетронутым.
Если нет… если у него остались хоть какие-то сомнения относительно виновности Бьянки во всем этом… тогда он не позволит проявить свою слабость. Вместо этого он бы просто стер все доказательства того, что Джамал когда-либо случался.
ГЛАВА 26
Тюрьма Сайдная находилась в горах в двадцати милях к северу от Дамаска, недалеко от одноименного городка на склоне холма. Это был массивный огороженный комплекс с двумя основными сооружениями: большим квадратным белым зданием и еще большим трехкрылым красным зданием.
Первоначально тюрьма была построена для обработки и содержания нескольких тысяч заключенных, но с началом войны численность населения резко возросла. Теперь более пятнадцати тысяч заключенных были заперты в тесных, грязных и жестоких условиях внутри, в основном в ужасающих камерах вдоль гулких коридоров, которые тянулись вдоль длинных крыльев Красного здания. Камеры без окон, первоначально построенные для одиночного заключения как в Красном, так и в Белом зданиях, теперь вмещали одновременно девять человек, а в групповых камерах размещалось во много раз больше.
Смерти от избиений, недоедания, обезвоживания и отказа в медицинской помощи были обычным делом, но это не были основные причины смерти здесь, в Сайднае. Нет, большинство людей, которые умерли здесь, были убиты во время массовых казней, проводимых глубокой ночью в подвале Белого здания, где группы из двадцати-пятидесяти мужчин с завязанными глазами, осужденных судом кенгуру, одновременно вешали за шею, затем их тела загружали в грузовики, как мешки с мукой, чтобы сбросить в безымянные братские могилы на близлежащих холмах.
Убийство врагов режима, будь то комбатант, протестующий, журналист или другие, было единственным реальным ответом режима на любые угрозы правлению Ахмеда Аззама. Десятки тысяч были повешены с начала войны, в основном здесь, в Сайднае, и Международная амнистия назвала этот комплекс человеческой бойней.
* * *
Себастьян Дрекслер подъехал к нижним воротам тюрьмы в восемь утра и припарковал свой белый Mercedes E-Class у будки охраны. Он не в первый раз был на объекте, так что он знал распорядок. Он передал свой идентификационный жетон и правительственные полномочия охране, получил бейдж посетителя территории, подождал, пока его встретит джип, затем последовал за джипом вверх по холму. Вместе две машины поехали по длинной извилистой дороге по бурой земле к комплексу. Здесь Дрекслер припарковался на обсаженной деревьями стоянке, расположенной между Красным и Белым зданиями, достал чемодан на колесиках и кожаный портфель, забрался в джип со своим багажом и вместе с тремя офицерами разведки из Управления политической безопасности въехал в главные ворота Красного здания.
Джип припарковался у главного входа, и четверо мужчин вышли и показали свои удостоверения через пуленепробиваемое стекло, а затем их впустили и разрешили свободно передвигаться по основной части объекта. Во время всех своих предыдущих посещений Красного здания Дрекслер заходил через главный вход, затем шел по коридору направо к отделению для допросов, где он либо допрашивал заключенных, либо встречался с дознавателями, чтобы собрать разведданные; сегодня он и его сопровождающие повернули налево у пункта обработки посетителей и направились к лазарету.
В половине девятого он и три офицера разведки пили чай в конференц-зале, и здесь Дрекслера представили темнобородому мужчине лет пятидесяти и более высокому мужчине с седыми волосами лет шестидесяти. Оба они были сосудистыми хирургами из военного госпиталя Тишрин в Дамаске, и старший из них, доктор Куреши, был доставлен в Сайднайю накануне, чтобы взять на себя руководство сегодняшней процедурой.
«Все готово?» – встревоженный Дрекслер спросил седовласого хирурга.
Куреши обратился за ответом к директору тюрьмы.
Директор сказал: «Да. Заключенный содержался в Белом здании, которое в основном предназначено для кратковременного содержания политических заключенных. Но медицинские условия здесь, в Красном здании, превосходны, поэтому мы перевезем его сюда, к нам».
«Отлично», – ответил Дрекслер. «Мы не должны начинать процедуру, пока вертолет не приземлится. Все зависит от времени. Я не могу терять ни минуты, как только мы начнем».
«Понятно», – сказал доктор Куреши. «Со мной еще восемь врачей и медсестер. Все они знают свои роли. Я был ведущим хирургом в тестовых случаях, которые проводились в прошлом году. Мы прибудем быстро, как вы и просили».
Другой хирург сказал: «Мы обучены этому процессу. Предоставленные вами заметки и проведенное вами исследование процесса были очень полезными. Но это будет моя первая реализация в полевых условиях. Мы провели вчерашний день, отрабатывая операцию. Мы готовы».
Дрекслер фыркнул. «Я придержу свои аплодисменты, пока не пройду иммиграционный контроль в Европе».
Темноволосый хирург сказал: «Конечно, сэр».
* * *
Тридцать минут спустя вертолет советской эпохи Ми-8 приземлился на вертолетной площадке перед Красным зданием, и багаж Дрекслера был погружен на борт. Вскоре после этого его вызвали в комнату без окон, расположенную дальше по коридору от главного операционного блока лазарета.
Двое тюремных охранников стояли у дальней стены, заключая в скобки мужчину в тюремной форме, стоявшего там, прикованного к стене.
Дрекслер оглядел его с ног до головы. Это был здоровый мужчина среднего роста с очень светло-каштановыми волосами, всего на несколько тонов темнее, чем у Дрекслера. Заключенный просто молча смотрел на него в ответ, не уверенный, кем был этот неарабец и на каком языке он говорил.
Дрекслер обратился к нему по-английски. «Тебя зовут Вити Такала. Вам тридцать шесть лет, и вы из Финляндии.»
Мужчина энергично закивал головой. «Да, это верно. Я видеооператор, работаю в ITN. Меня забрали из моего гостиничного номера прошлой ночью. Все мои документы в порядке».
«Я знаю, что это так, и я ценю это».
«Я не шпион!»
«Я тоже это знаю. Если бы это было так, тебя бы здесь не было».
«Кто… кто вы такой?»
«Что ж, я скажу вам, кем я не являюсь. Я не тот спасательный круг, на который вы надеялись».
Брови заключенного нахмурились. «Я не понимаю. Я требую поговорить с моим посольством».
«Боюсь, что это будет невозможно. Могу вам сказать, что у местных не самая лучшая консульская система в округе. И, к сожалению, здесь, в тюрьме Сайдная, нет отделения финского консульства». Дрекслер усмехнулся своей шутке и посмотрел на охранников, но они не говорили по-английски, так что юмор был ими утерян.
Заключенный просто склонил голову набок, рассматривая Дрекслера как сумасшедшего.
«Проблема в том, – продолжил швейцарец, – что у вас есть кое-что, в чем я отчаянно нуждаюсь».
«Что у меня есть? В моем гостиничном номере был со мной рюкзак. Проверьте это. Ты можешь получить все, что угодно. Камеры, компьютер… деньги. Все, что ты».
«Что мне действительно нужно, на самом деле, так это ваша личность. Я должен пробиться в Европу, и это проблема. Видишь ли… когда-то я был очень плохим мальчиком». Он поднял руку и исправил свое последнее утверждение. «Более одного раза, если быть предельно откровенным, поэтому я не нравлюсь европейцам. На самом деле, они охотятся за мной. Два года назад я перенесла небольшую пластическую операцию на лице, поэтому их камерам и компьютерам сложно меня распознать. Но попасть в Европу… это сложнее. Однако с вашей личностью я могу путешествовать свободно».
Финн медленно кивнул, думая, что понял. «Я понимаю. Вам нужен мой паспорт». Теперь он был заговорщиком. «Это правда. Мы с тобой похожи. Мы примерно одного роста, одного возраста. Ты можешь им воспользоваться. Просто отпусти меня».
Дрекслер на мгновение кивнул вместе с финном, они оба улыбнулись, а затем Дрекслер продолжил улыбаться, но его покачивание головой вверх-вниз внезапно превратилось в покачивание головой влево-вправо.
Все еще улыбаясь, все еще счастливый, насколько это было возможно, Дрекслер сказал: «Но ты не понимаешь этого, чувак. Ты не понимаешь».
Вити Такала перестал улыбаться. «Что не понимаю?»
«Один паспорт не сработает».
«Тогда чего ты хочешь?»
«Это не то, чего я хочу, друг; это то, что мне нужно. Мне нужно…» Дрекслер сунул руку под куртку, вытащил из наплечной кобуры пистолет FN и снял его с предохранителя. «Мне нужны ваши отпечатки пальцев, и просто нет приятного способа забрать их у вас, пока вы живы, поэтому я сделаю вам любезный жест, облегчающий вам задачу».
Лицо финна побелело, и его взгляд остановился на пистолете.
Себастьян Дрекслер направил пистолет мужчине в сердце. «Не знаю, любопытно ли вам, но врачи сказали мне, что в тот момент, когда этот пистолет выстрелит, у меня будет меньше тридцати шести часов, чтобы попасть в Европу, прежде чем отпечатки начнут распадаться».
У финна началось учащенное дыхание. Однако, благодаря этому, он смог прохрипеть: «Сэр… Я умоляю вас».
«Не надо умолять. Теперь я – это ты, а ты – это я, и я бы никогда не опустился до попрошайничества». Дрекслер сделал шаг назад и выпустил одну пулю в грудь мужчины.
Взрыв в маленькой комнате был оглушительным. 5,7-миллиметровый снаряд пробил сердце финна с расстояния менее трех метров. Охранники, стоявшие рядом с заключенным, держали его за плечи, когда он рухнул вперед, затем прижали его обратно к стене, когда Дрекслер сам помогал освобождать запястья Такалы от кандалов. Затем Дрекслер отошел в сторону, двое санитаров-мужчин вкатили каталку прямо в комнату и вместе с другими положили заключенного. Жертва лежала на спине, и ее выкатили из камеры предварительного заключения, прежде чем его глаза дрогнули и закатились, а последний вздох вырвался из легких. Когда они толкали его по коридору к операционной, Дрекслер крикнул по-арабски: «Часы тикают! Следите за руками! Берегите пальцы! Теперь они мои».
Дрекслер не мог наблюдать за процедурой на теле; ему нужно было подготовиться, поэтому, пока хирург и его команда работали в операционной, Дрекслер разделся и быстро принял душ. После этого он зашел в другую операционную, сел на ожидавший его там стул и протянул руки над столом, покрытым синей хирургической драпировкой. Медсестры расположили его руки так, чтобы ладони были обращены вверх, а вокруг запястий были обернуты кожаные бинты, чтобы он не мог ими пошевелить.
Некоторое время спустя доктор Куреши вошел в комнату, неся стопки взаимосвязанных металлических кастрюль. Все было разложено на столиках с подносами рядом с Дрекслером, и пока он смотрел на часы, Куреши и его команда приступили к работе.
Хирургическая бригада начала с мизинца на левой руке Дрекслера. Они нанесли едкий растворитель на кончик пальца, чтобы придать ему шероховатость, и пациент застонал от боли, но убедил хирурга продолжать. Силиконовую жвачку тонким слоем нанесли на кожу, чтобы защитить ее, а затем Куреши пинцетом достал из миски с соленой водой намокший кусочек живой натуральной губки. Это хирург вырезал до размера кончика пальца Дрекслера, не торопясь, чтобы сделать точный маленький овал.
Некоторые устройства для считывания отпечатков пальцев высокого класса оснащены функцией, позволяющей убедиться, что отпечатки не являются силиконовыми отпечатками или взяты с трупов, с помощью программного обеспечения для сравнения пространственной структуры влажности пор пальца для обнаружения естественных выделений. Но Дрекслер знал, как это подделать. Маленькая органическая губка, смоченная соленой водой и небольшим количеством глицерина и аккуратно помещенная под отпечаток трупа, дольше сохраняла влажность мертвой кожи и позволяла сохранить достаточную влажность на поверхности.
Как только губка была приклеена латексным клеем, который приклеился к коже, хирург опустил на глаза хирургические лупы, чтобы увеличить пальцы Дрекслера. Он очень осторожно опустил набор щипцов с прямым лезвием в тарелку, на которой по-арабски было написано «L-Рука, 5» для обозначения мизинца, и извлек розовую плоть Вити Такалы.
