Текст книги "Медь в драгоценной шкатулке (СИ)"
Автор книги: Мария Архангельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
– По заслугам? Ей угрожали, шантажировали, вынудили… – я осеклась. Кей усмехался, иронично и снисходительно, и видно было, что с его стороны Усин сочувствия не дождётся.
– Вынужден признать свою неправоту, – сказал он. – Когда-то мне казалось, что вы – хитрая ловкачка. Но теперь я понимаю, что вы наивны и судите о людях слишком хорошо.
– И в чём же это выражается?
– Ну, хотя бы в том, как вы до сих пор оправдываете эту девицу. Хотя, если бы вы слышали, как она порой о вас отзывалась, вы бы трижды подумали, а нужно ли было ей угрожать и её шантажировать?
– А как она обо мне отзывалась?
– Вы думаете, что слухи о вашем скверном характере, жадности и жестокости ходили просто так?
– Эти слухи ходили, ещё когда я была наложницей принца-наследника, – буркнула я. – Хочешь сказать, что и тогда это она их распускала?
– Не знаю, тогда я этим не занимался. Но как она разрывала оконную бумагу, рассказывая о вас во Внутреннем дворце, я слышал сам. Скажите, вы и правда заставляли слуг лизать вам туфли?
Я замолчала, впечатлённая. Кей снова усмехнулся, оперся локтями о перила и посмотрел куда-то в сторону.
– Она и правда такое говорила?!
– Угу.
– Но… почему?
– Почему? А вы вспомните. Когда-то вы обе были комнатными девушками, правда? Но потом вы стали сперва наложницей наследника, потом императорской супругой, а там и Драгоценной супругой, а она? Осталась комнатной девушкой.
– Я предлагала ей стать управительницей… – я снова запнулась. Ну да, офигеть какое повышение рядом с моим.
– Зависть – порок распространённый, – Кей больше не улыбался. – Никто не осмеливался доложить вам, учитывая, что она главенствовала над вашей прислугой, но когда её место заняла эта… Мейхи, так? Я сразу почувствовал разницу. Вот уж из кого словечка было не вытянуть. Хоть и не могу сказать, что одобряю ваш выбор, не могу также не признать, что с ней вы не ошиблись.
Я сглотнула.
– Я уеду после полудня, – Кей выпрямился. – У вас нет каких-нибудь поручений?
– Да. Когда доберётесь до его величества, пришлите мне весточку. Я хочу знать, где он и что с ним, и что с моей дочерью.
– Договорились, – просто кивнул княжич. Хоть он и говорил мне «вы», но почтительности в нём не прибавилось.
– Я перед тобой в долгу. Береги себя.
– А вы – себя.
А жизнь в монастыре оказалась не так уж плоха, хотя и скучновата. Мне не досаждали службами, молитвами и прочим богословием, зато предоставили в моё распоряжение монастырскую библиотеку, содержавшую отнюдь не только теологические книги. Я снова взялась за изучение хроник и составление хронологии, искренне надеясь, что мои предыдущие труды не пропали зря, а вместе с моим багажом доедут до места назначения остального двора. Нашлась у меня и компания. Как оказалось, я была не первым беженцем, нашедшим приют под гостеприимной кровлей монастыря Яшмового Цветка. Причём принимать к себе постояльцев монастырь явно мог с разбором – в соседнем дворике жили семьи достаточно высокопоставленных чиновников и парочки богатых торговцев, а простых людей не было вовсе. В свете этого жалобы настоятеля на бедность начинали выглядеть особенно пикантно, но я была не в том положении, чтобы обличать и морализаторствовать.
Кей выполнил своё обещание, и вскоре в монастырь прибыл десяток вооружённых до зубов цзяранцев, поселившихся в кельях первого этажа на моём дворе. Никаких проблем они не создавали. Их командир почтительно передал мне короткое письмо, в котором лаконично сообщалось, что после моего исчезновения мятеж выдохся, император со свитой благополучно достигли лежащего южнее монастыря Цветущего Леса, что с областной госпожой Лиутар всё в порядке и заботы о ней взяла на себя госпожа Благородная супруга. Я вздохнула с облегчением – госпоже Тань я доверяла.
С соседями я перезнакомилась довольно быстро. Монастырь был невелик, и невозможно было, живя в нём, не столкнуться с другими жильцами, разве что запереться в келье и не выходить вовсе. Правда, инициативу пришлось проявлять мне – что ни говори, а я была особой первого ранга, в то время как самый высокопоставленный из чиновников носил лишь пятый. Торговцы с их семьями и вовсе были в этом обществе париями, они держались в стороне, общаясь только между собой, а остальные их демонстративно не замечали. Зато знакомство со мной было воспринято как дар Небес и, кажется, даже искренне. Во всяком случае, в первый же раз, когда я намекнула, что хотела бы не просто беседовать на прогулке, а обменяться визитами и выпить чаю, завязался жаркий спор, кто примет меня во вторую очередь. Первая была без разговоров отдана семье пятого ранга, а вот шестых оказалось аж трое. В конце концов я разрешила этот спор, предложив кинуть жребий. Тогда же меня спросили, где моя прислуга, и узнав, что никого нет, пришли в ужас и тут же предложили свою – со всяческими расшаркиваниями и уверениями, что ничтожные недостойны. Я с благодарностью согласилась. Уже несколько странно было вспоминать те времена, когда я обходилась без слуг и не очень понимала, зачем они вообще нужны. Так что пара расторопных девушек пришлась весьма кстати.
А беженцы всё шли и шли. На севере страны продолжали свирепствовать кочевники, и люди бежали не только из занятых ими районов, но и из прилегающих, и даже многие, вроде бы никак не затронутые вторжением, предпочитали хотя бы на время убраться подальше. Мобильность кочевников была известна всем, и уже несколько раз случалось так, что их отряды возникали там, где их совсем не ждали. И пусть сейчас основные силы варваров сосредоточились у столицы, рейды продолжались во все стороны. Хотя бы потому, что орде, в которой, по слухам, было больше сотни тысяч человек, хотелось есть и кормить лошадей каждый день. А с уже изрядно ограбленного севера брать было особо нечего.
Но столица всё ещё держалась. Я знала это от беженцев – пусть монахи больше никого не пускали на постоянное проживание, однако иногда разрешали проезжающим мимо провести у себя ночь-другую. От них-то мы и получали достаточно достоверную информацию. Оборону Таюня возглавил Великий защитник Руэ Чжиорг, гун Вэнь. Это имя невольно заставляло меня морщиться. Ещё одна гирька на весы его притязаний на трон, ведь если город удастся отстоять, то он получит заслуженную славу спасителя отечества. Или, во всяком случае, человека, не давшего ему пропасть. Пусть кочевники редко берут города, и у них мало опыта, осадных орудий и прочего необходимого инвентаря, но их много, они злы, и они четыре местных месяца протоптались под стенами, отрезав Таюнь от внешнего мира и любых поставок и периодически пытаясь штурмовать. Пусть в столичных амбарах было полно зерна, но и едоков в городе прибавилось, так что призрак голода уже нависал над защитниками, когда неожиданно пришло избавление. С юга подошла ещё одна армия, давшая варварам бой и вырвавшая у них первую в этой войне победу.
Моё сердце забилось чаще, когда я услышала, что возглавляет эту армию принц Тайрен.
Отныне я с двойным нетерпением ждала новостей и выспрашивала их у приглашённых ко мне на беседу гостей во всех подробностях. Конечно, никто не мог объяснить, как запертый в крепости в глубокой провинции принц оказался вдруг под стенами Таюня, да ещё с целым боеспособным войском. Правда, когда кто-то упомянул, что приказ собирать из разбросанных по империи гарнизонов армию на смену разбитым войскам был отправлен ещё императором, кое-что прояснилось. И всё окончательно встало на свои места, когда я узнала, что ближайшее окружение Тайрена и ядро его армии составляют отряды цзяранских горцев. Я вспомнила, что Кей ухитрялся поддерживать связь с принцем даже в обход прямого запрета императора, посмотрела на карте, что провинция Сачжену граничит с Цзяраном, а крепость Тамчи находится почти на самой границе, и перестала удивляться окончательно.
Тайрен вдохнул новую жизнь в уже, казалось бы, павших духом защитников империи. Варвары покатились назад. Война не кончилась так быстро и просто, они огрызались, победы несколько раз сменялись поражениями, но каждый раз после этого имперские войска собирались с силами и атаковали неприятеля. После прихода осени стало ясно, что наступил перелом. Врага гнали обратно все уверенней, и, возможно, справились бы ещё быстрее, если бы на юге было тихо. Но южные соседи зашевелились ещё летом, явно прикидывая, не отщипнуть ли кусочек от Северной империи, или даже, чем чёрт не шутит, не подмять ли по себя всё, что останется от варваров. Первые попытки отбили приграничные гарнизоны и лично князь Гюэ – отец Кея. Однако осенью Южная империя не то собралась наконец с силами, не то испугалась, что так, чего доброго, северяне выиграют свою войну и момент будет упущен, но задержать армию южан приграничники уже не смогли.
К счастью, людские ресурсы Северной империи были велики, а Тайрен, оказавшись меж двух огней, не стал паниковать и кричать: «Усё пропало, шеф, усё пропало!» Оставив недобитых кочевников на гуна Вэня, покорно признавшего его главенство ещё с боя под Таюнем, принц, взяв цзяранцев, помчался на юг, на соединение с князем. Его путь пролёг как раз через горы Белых Облаков, и я, услышав об этом, поднялась на стену монастыря и долго смотрела на дорогу, хотя отряд со своим предводителем должен был проехать по ней как минимум несколько дней назад, если вообще выбрал этот путь.
Говорили, что принц не покидает седла ни днём, ни ночью, даже ест и спит, не сходя с коня. Говорили, что армия готова молиться на него. Говорили, что солдаты спорят за право быть рядом в бою и своими телами закрыть его от вражеских стрел. Говорили, что он сдирает с врагов кожу и поедает их сердца и печени… но тут я оборвала рассказчика и сердито потребовала не пороть чуши. Возможно, рассказчик, пожилой человек, потерявший дом и семью, просто приписал Тайрену то, что хотел бы сделать сам. К этому времени я уже достаточно наслушалась рассказов об ужасах, творимых варварами. И про целые сожженные города, и про людей, угнанных в рабство или запытанных в попытке выведать, где спрятаны ценности, и про резню, устроенную без смысла и цели, как волки, опьяневшие от крови в овечьем стаде… Надо ли удивляться, что вся страна, приподнявшись на цыпочки и затаив дыхание, следила за тем, кто их побеждает?
Интересно, что бы сказал так трясшийся над моим душевным спокойствием император, если бы узнал, какие истории я слушаю теперь?
Однако, кроме приносимых беженцами историй, война больше ничем не давала о себе знать в этой мирной, словно отгороженной от всей остальной империи долине. Здесь было тихо, и если не знать, что это за люди едут проходящим мимо трактом, вполне можно было бы принять их за мирных торговцев и прочих путников. Теперь поток беженцев хлынул в обратную сторону – кто-то возвращался по домам, освобождённым от захватчиков, а кто-то бежал на казавшийся теперь более безопасным север от южной войны. Ночи стали длиннее и холоднее, листья деревьев раскрашивались в осенние цвета, радуя глаз разнообразием и красотой. В принадлежащем монастырю саду вызрели фрукты, и я за три дня съела столько мандаринов, что на руках у меня, как в детстве, высыпали цыпки. Хотя, может, дело было не в мандаринах, а в гормонах. На полях в долине, видимых со стен, невозмутимые крестьяне убирали второй урожай риса. Пшеница, ячмень и просо уже были убраны и увязаны в скирды. Тянуло дымком с кухни, и уже потихоньку начинались приготовления к празднику Любования луной, который монахи праздновали, как и миряне.
В одну из этих холодных предзимних ночей у меня начались схватки, и перед рассветом я родила мальчика. Хотя роды были недолгими, чуть больше трёх с половиной местных часов, но они дались мне тяжелее, чем в прошлый раз, и немудрено – ребёнок был заметно крупнее, чем моя Лиутар. Да, его величество, когда б не императрица, мог бы дать жизнь множеству здоровых сыновей… Помогали мне приглашённая из деревни внизу повитуха да одна из чиновниц, сама родившая пятерых детей и, такое впечатление, знавшая процесс лучше повитухи. А, может, та просто тушевалась, будучи вынужденной принимать такую высокопоставленную персону – аж цельного принца. Имя для мальчика уже было готово, и мне не пришлось ломать голову, как его называть до того, как император соберётся наконец выбрать день для наречения сына.
А спустя несколько дней пришли известия об его отце. Оказалось, что Тайрен не просто проскакал перевалом через горы. Он сделал крюк и заехал в монастырь Цветущего Леса. И пока грубые воинственные горцы наводили страх на утончённую свиту, в одиночестве поднялся в комнаты, занятые его величеством.
Никто не знает, о чём они говорили наедине, отец и сын, но после того, как Тайрен вышел из императорских покоев, Кан Гуанли зачитал указ императора. Его величество Иочжун объявлял, что снимает с себя оказавшееся слишком тяжким бремя державных дел и хочет провести остаток жизни в монастырском уединении, в молитвах и размышлениях. Придворные всё поняли правильно, и после того, как первый шок прошёл, принялись просить принца занять опустевший престол. Принц трижды отказывался, утверждая, что недостоин и что это противно долгу почтения к живому отцу, но, поскольку он делал это, стоя лицом к югу, как положено императору на церемониях, все понимали, что отказы – не более чем дань традиции.
Новый император умчался прочь, делать то, о чём мечтал годами – наводить порядок в своей империи, а мои дни потекли так же размеренно, как и прежде. Отношение ко мне окружающих ничуть не изменилось от того, что мой супруг перестал быть императором, и я теперь была… А кем, собственно, я была? Нет, я, единственная из всех императорских жён и наложниц, могла не бояться отправки в женскую обитель. Я оставалась Драгоценной супругой и матерью принца, но всё остальное было туманно и неопределённо. Слишком мало внимания уделяли хроники женщинам, если в них и фигурировали императорские вдовы (хотя я не совсем вдова, но всё же…), то это были вдовствующие императрицы. Только иногда, когда всё же мелькали братья царствующего императора, а это случалось редко, порой глухо упоминались и их матери. Настоятель, когда я поделилась с ним своей тревогой, уверил меня, что ничего из того, чем я владела, у меня не отнимется, во всяком случае, пока жив мой сын, если император хоть как-то будет помнить о долге почтения перед отцом. Шэйрен был здоровым, крепким ребёнком, достаточно было послушать, как он орёт, требуя грудь или сменить ему пелёнки, и если Небо будет к нему хоть сколько-нибудь милостиво, ничего с ним не случится. А Тайрен… Должен же он понимать, что у меня не было выбора. И он не станет вымещать на единокровном брате обиду на его отца. Ведь не станет же, правда?
Одно я знала точно – дворец Объединения Добродетелей придётся освободить. У нового императора будет своя Драгоценная супруга, которой нужно где-то жить, и своя императрица, которая после всего, что было, едва ли захочет видеть меня рядом. Но если у меня останется дворец Успокоения Души, то это уже неплохо. И даже очень хорошо. Пожалуй, я успела полюбить это обустроенное по моему вкусу гнёздышко, моё убежище от внешнего мира и интриг Внутреннего дворца. Тихо, спокойно, можно больше не бояться за себя, не подозревать всех и каждого, без опаски есть, пить, вдыхать ароматный дымок благовоний, устроить свою жизнь так, как я того хочу. Мечта, а не жизнь. У себя на родине я и не надеялась жить в роскоши, иметь больше денег, чем тратишь… Что, говорите? С тоски подохнешь? Ну, до сих пор же не подохла. Найду себе занятие. Займусь, наконец, вплотную своими владениями. Начну писать исторический труд, в котором сведу воедино все разрозненные хроники до Великой империи – между прочим, первой в этом мире. И пусть будущие учёные мужи кусают локти, что такую работу проделала женщина. Попутешествую, в конце концов. А Тайрен… Я буду видеться с ним время от времени. Может быть, он иногда будет приезжать меня навестить. Может быть, позовёт погостить в столице. Единственно, чего я действительно боялась, это того, что он, как и его отец, решит, что место принца – во дворце Полночь. Тогда и мне придётся переселиться в Таюнь, во Внутренний дворец, будь он неладен. И каждый день если не видеть, то слышать про Тайрена, у которого будут другие женщины и которому я мачеха во веки веков, аминь. Потому что взять себе женщину отца, не важно, жену или наложницу, здешние законы однозначно приравнивают к кровосмешению.
На подставке у стены горел фонарик, на столе трепетали на сквознячке огоньки свечей. Сгущались сумерки, я встала, чтобы закрыть дверь поплотнее, преграждая путь холодному ночному воздуху. Внизу слышало довольно стройное, но заунывное мужское пение – это цзяранцы коротали наполненные бездельем вечера. Чаще всего это раздражало, как раздражает радио, которое ты не можешь выключить, но у меня язык не поворачивался запретить: в конце концов, они и так из-за меня болтаются тут, пока их товарищи воюют, хотя я видела, как тяжело им даётся вынужденная бездеятельность. И сегодня я приостановилась, невольно прислушавшись:
Кто из встречавшихся мне на пути
О родных не думал в печали?
Ветер осенний угрюмо свистит,
Мысли о доме меня истерзали.
Машут деревья устало листвой,
Бури сильнее в чужой стороне.
Дальше и дальше дом мой родной,
И все просторнее пояс на мне.
Плачу в тоске, и не счесть моих слез,
Сердце – дорога, разбитая сотней колес.
Глава 25
Вдоль плотины иду я над водами Жу.
Там я ветви рублю и побеги у пней.
О супруг благородный, я вижу тебя!
Ты вернулся, не бросил подруги своей.
Ши Цзин (I, I, 10)
Дни шли за днями. С юга приходили противоречивые вести. Если на севере война, пусть и замедлившись слегка после отъезда Тайрена, но всё же явственно близилась к завершению, то справиться с Южной империей оказалось не так-то просто. Новую армию набирали наспех, больше половины в ней были новобранцами, и пусть князь Гюэ сам спустился со своих перевалов, да и Тайрен показал себя неплохим военачальником, одним ударом разбить врага у них не получилось. Путники говорили разное, пересказывая прошедшие через десятки рук слухи. Наши гонят врага к границам. Нет, на самом деле наши проиграли, и это враги гонят их. Было дано большое сражение. Северяне его выиграли. Нет, проиграли. И теперь укрепились на самом-самом последнем рубеже обороны.
Я прокляла отсутствие нормальных коммуникаций, гадая, чем вызван такой разнобой и почему раньше все, хотя бы в общих чертах, говорили одно и то же, а теперь не способны договориться хотя бы об исходе генерального сражения. Утешало хотя бы то, что Тайрен точно был жив. Жив и всё ещё сражался. И к празднику дня Зимнего солнцестояния стало ясно, что в центральные районы страны южан удалось не пустить. Все ободрились и стали ждать реванша, но обнадёживающих новостей не было. Пугающих, впрочем, тоже. Похоже, война застопорилась: зима выдалась хоть и не особо холодная, но мокрая, дороги раскисли, одинаково мешая обеим сторонам. Гун Вэй, вышибив наконец кочевников в степи и оставив половину своих войск стеречь границу, с оставшейся половиной двинулся на помощь, но распутица и ему диктовала свои условия. Я настроилась на долгое ожидание и впервые в жизни искренне молилась Небу и здешним богам. Не знаю, есть ли они, не знаю, слышат ли, но если всё же есть и слышат, то пусть помогут тем, кто воюет не за деньги и не за славу, а за правое дело, защищая свою родину.
А потом война закончилась. Как-то вдруг. Известия о соединении гуна Вэня с императором, новом сражении объединённой армии с южанами, победе в этом сражении и заключении мира привёз один гонец. И это был не беженец, а именно гонец, развозивший официальный императорский указ по городам и весям. Можно ли было считать войну выигранной? Да, если вспомнить, что само существование Северной империи совсем недавно висело на волоске. Нет, если посмотреть на итоги беспристрастно. Южной империи всё-таки удалось оттяпать у нас кусок территории, две области отошли нашим соседям, и граница сдвинулась на север, проходя теперь по Хэалльскому хребту и Парчовой реке. Цзяран оказался почти отрезан от империи – почти, но, к счастью, всё же не совсем. Видно, дорого обошлось Тайрену последнее сражение, если он согласился на такие условия.
Так или иначе, война кончилась. Можно было перевести дух и начать снова думать о будущем. Теперь, когда молодой император вернётся в столицу, оно должно было определиться, так или иначе. Но в любом случае, я не ждала вестей быстро – Тайрену и без меня должно хватать забот. И если я думаю о нём куда чаще, чем положено добродетельной мачехе – или, как тут говорят о не доводящихся матерью жёнах отца, «тётушке» – так то сугубо мои личные проблемы. Хорошо, что заботы о подрастающем Шэйрене занимали львиную долю времени, не давая всяким глупым мыслям разгуляться в моей голове. Ещё я тревожилась за Лиутар, которую не видела уже больше полугода. Теперь, когда Тань Мэйли должна была отправиться в монастырь вместе со всеми остальными бездетными жёнами императора, кто заботится о моей дочке? Скорее всего, её отправили обратно в Таюнь, как только это стало безопасно, но что с ней, здорова ли она? Я вдруг поняла, что даже не знаю, кому можно написать, чтобы узнать о положении дел во Внутреннем дворце. Вся знакомая мне прислуга выехала из него вместе со своими хозяйками, и я понятия не имела, что сейчас хотя бы с моим штатом. И даже не попыталась это выяснить, хотя времени прошло предостаточно. Да, госпожа из меня вышла так себе. И я-то ещё возмущалась, что остальные хозяева смотрят на слуг как на мебель, а сама забыла о них, как об оставленных в моих покоях столиках и шкафах. С глаз долой – из сердца вон.
В конце концов я всё-таки написала старшей из нянь, и отдала письмо тому из соседей, кто собирался ехать к месту своего проживания через Таюнь. Нашедшие приют в монастыре беженцы потихоньку разъезжались: кое-кто уехал ещё зимой, но и самые медлительные не могли больше откладывать – как-никак, люди находились на службе и были обязаны вернуться к своей работе. Разъехались и торговцы. Признаться, я всё-таки свела знакомство с женой одного из них и даже пригласила к себе на чай, но женщина очень смущалась и твердила, что негоже это – так ронять себя такой особе, как я. Тем не менее она забежала ко мне перед отъездом и подарила мне стрелу из персикового дерева для отпугивания злых духов от ребёнка. Я с благодарностью взяла, служанки промолчали, но всем своим видом выразили неодобрение. Когда речь зашла о том, чтобы вернуть их отъезжающим хозяевам, то хозяева лишь замахали руками, а сами девушки повалились мне в ноги, голося, чем они прогневали госпожу, что она отсылает их прочь. Мне оставалось лишь махнуть рукой. Если девицы мечтают о дворцах, то пусть их.
Так я осталась в одиночестве, если не считать монахов, прислуги и охраны. Новый год – первый Новый год нового правления – уже минул, и в монастыре потихоньку готовились ко дню рождения нового императора и к следующему за ним Дню Поминовения усопших. Я опять поднималась на стены и смотрела на дорогу – это стало моим единственным развлечением, кроме чтения, хотя Тайрен по пути в столицу мог выбрать любой путь. И всё равно прибывший одним весенним днём гость застал меня врасплох. Он, должно быть, приказал ничего мне не говорить, или, быть может, бежал так быстро, что опередил тех, кто мог бы меня предупредить. Я как раз в одиночестве стояла у колыбели, когда дверь в мою келью рывком распахнулась, и я в первый момент не узнала выросшего на пороге высокого воина в доспехах. Но потом он сорвал с головы шлем, и я лишь тихо ахнула.
Секунду мы с Тайреном молча смотрели друг на друга, а потом он стремительно сделал два шага вперёд и сгрёб меня в объятия. Его губы горчили, и от доспехов пахло пылью и конским потом. Не знаю, не помню, сколько длился этот поцелуй, помню только, что у меня закружилась голова, и в ногах появилась странная слабость, так что, не держи меня Тайрен, я могла бы упасть. Но потом Шэйрен, словно встревоженный маминым невниманием, подал голос, и сделал это достаточно громко, чтобы его крик дошёл до моих затуманившихся мозгов. Император не стал меня удерживать, когда я дёрнулась к сыну, а вместо этого и сам шагнул к колыбели и заглянул внутрь.
– Значит, это и есть мой брат? – с улыбкой спросил он, и у меня отлегло от сердца.
– Да. Познакомься, его зовут Шэйрен. Ну… так его хотел назвать прежний император.
– Здравствуй, Шэйрен, – с забавной серьёзностью сказал старший брат. Младший швырнул в него погремушкой и издал ещё один пронзительный крик. Пришлось взять его на руки и начать укачивать.
– Он не привык к чужим, – сказала я Тайрену, и тот кивнул. Казалось, он почти не изменился за те два с половиной года, что мы не виделись. Только взгляд стал жёстче, да глаза запали чуть глубже, хотя это могло бы следствием обычной усталости.
– Как же я по тебе скучал… – жарким шёпотом произнёс он. – Соньши…
Колыбель, конечно, преградой не была, он обогнул её, и мужские руки опять сжали мои плечи, а твёрдая чешуя доспеха вжалась в спину. Чужие губы скользнули по волосам, по виску…
– Тайрен… – начала я, но слова как-то сразу кончились. И даже недовольный сын на руках не спасал. Да, наивно с моей стороны было думать, что Тайрен вот так возьмёт и оставит меня в покое. Возможно, когда-нибудь о нас напишут роман. О порочной любви императора к супруге его отца. И выведут меня в нём роковой соблазнительницей, пьющей душу и силу лисой-оборотнем. Или, быть может, Тайрена – распутным и развратным, поправшим ради похоти добродетель и приличия. Хотя первое вероятнее.
Все же знают, что всё зло от баб.
Однако прямо тут секса у нас не случилось, хотя видно было, каких трудов Тайрену стоило удержаться. И, ей-богу, я не стала бы возражать. Правду говорят, что разлука обостряет чувства, не помню, чтобы раньше я отвечала на его поцелуи с такой пылкостью. Однако он глубоко вздохнул и отодвинулся первым.
– Собирайся, – сказал он, – мы едем в Таюнь.
– Ага, – кивнула я, пытаясь прийти в себя. – Мои слуги…
– Я велел никого не пускать, – он снова вздохнул и посмотрел на распахнутую дверь. – Их сейчас позовут.
– Ага, – опять кивнула я, но ни один из нас не тронулся с места. Даже Шэйрен, как ни странно, притих, и я положила его обратно в колыбельку.
– Ты оставишь мне дворец Успокоения Души?
– Оставлю. Мой отец был щедр, да?
– Да, был, – я поколебалась. – Он любил меня, Тайрен.
– И я его понимаю. Одна из немногих вещей, в которой я его понимаю и разделяю. Но как в империи может быть только один император, так у женщины только один муж. И теперь настало моё время. Собирайся, мы возвращаемся во дворец.
– Подожди… Что ты имеешь в виду?
– Я беру тебя в жёны, Соньши. И пусть хоть кто-то попробует мне помешать.
М-да, когда-то он говаривал, что я не устаю его удивлять. Сегодня он, похоже, решил взять реванш за всё разом. Я была готова к продолжению отношений, я ничего не имела против, я, скорее, была очень даже за… Но я-то думала, что нам предстоит тайный роман! А вот так, в открытую…
– Ты хочешь… Но постой, так же нельзя! Это же…
– Можно. Я не собираюсь отказываться от тебя. Ты была моей, и он отнял тебя у меня, но сейчас я верну своё. Назло всему миру!
– Но постой!..
– Нет. Тебя послало мне Небо. Это его воля, и кто я такой, чтобы ей противиться? А если вздумает кто-то другой, то пожалеет.
На мгновение мелькнула неприятная мысль, что если бы я сама была против его чувств, то и моё «против» он отмёл бы с такой же лёгкостью, как и все остальные. Но я прогнала её. Какой смысл размышлять, что если бы да кабы?..
– Тайрен… – я слегка запнулась, сообразив, что впервые в жизни обращаюсь к нему просто по имени. – Послушай. Ты только-только взошёл на трон. Тебе нужна поддержка двора и народа. Разумно ли начинать царствование с такого противопоставления себя вековым обычаям и приличиям?
– Двор сделает то, что я ему скажу, – с железной уверенностью отрезал Тайрен. – А если кто-то вздумает возражать, то моя армия быстро объяснит ему, как он не прав. Солдаты и офицеры преданы мне. Что до народа… Я спас его от варваров и южан, не дал превратить их в мертвецов и рабов. Думаю, я имею право на некоторую благодарность с их стороны.
– Прости, но значение имеет не то, что думаешь ты, а то, что думает народ. Да, да, вспомни пословицу насчёт воды и лодки. И при чём тут вообще благодарность? Разве она заключается в разрешении воровать, убивать или ещё как-то нарушать закон? Ты отлично знаешь, что взять себе женщину отца – это вопиющее попрание закона, – он открыл рот, и я поторопилась добавить: – Пойми, я не отказываюсь от тебя. Я тебя люблю. Но зачем так открыто? Меня и так-то не слишком обожают, и твоё доброе имя я тоже испорчу.
– А при чём здесь ты? – Тайрен вдруг усмехнулся. – По империи будет объявлено, что Луй Соньши осталась в монастыре по примеру своего супруга. Или умерла родами, не важно. Я нашёл человека, готового тебя удочерить. Входящий в новую семью порывает с прежней, былые узы больше не имеют над ним власти. Я возьму в жёны не супругу своего отца, а скромную и добродетельную дочь рода Фэй.
– Тайрен, – я совершила жест, в моём мире именуемый «фейспалм». – Кого ты надеешься обмануть? Да достаточно просто посмотреть на меня, чтобы всем всё стало ясно!
– Да пусть будет хоть трижды ясно. Ты тревожилась о нарушении закона? Так вот, я поступлю в полном соответствии с законом. Я говорил со знатоками. После принятия в новую семью все обязательства в старой перестают иметь значение.
– Думаю, это только потому, что никому до сих пор не приходило в голову удочерять мужних жён!
– Но ведь не приходило же, – Тайрен пожал плечами. – Как ты сама говорила – что не запрещено законом, то дозволено.
Я открыла рот – и закрыла. Нужно будет самой поинтересоваться этим пресловутым законом. Неужели он действительно столь… категоричен? Вошёл в другую семью, и с прежними родичами уже чужие? Впрочем… должно быть, согласие прежней семьи обязательно, но в моём случае возражать некому. У меня родных нет, муж со всем мирским порвал, уж не знаю, по своей воле, или любящий сын пригрозил чем-то (и знать не хочу, если честно). Единственный, кто подходит на роль моего родственника и, следовательно, опекуна, это Тайрен, а уж он-то сам себе разрешит всё, что захочет. Мнением женщины закон, разумеется, не интересуется. Впрочем, справедливости ради, и мнением мужчины тоже, пока над ним есть отец или дед.
Оставался последний аргумент.
– Знаешь, Мекси-Цу… Я не хочу создавать тебе проблем в твоей собственной семье, а мы с ней едва ли уживёмся.
